Текст книги "...Для того, чтобы жить"

Автор книги: Юрий Дьяконов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

На Тольку накинулись сразу Нина, Галка, Иван и Явор:

– Очумел, Феодал?! Завком же, бюро комсомола просят!..

А Оля Крашенинникова удивленно спросила:

– Неужели тебе маленьких не жалко? Им же скучно…

Итог разговору подвел Олег:

– Ты помнишь, Феодал, наш пионерский отзыв?.. Всегда готов!.. А как дали настоящее дело – сразу в кусты? Да мы в лепешку разобьемся, а задание выполним! У нас в отряде без Васи Яшнова сорок девять человек. В сводном – только тридцать. А остальные? Мух со скуки ловят. Так вот. Завтра после работы, в два часа, назначаю общий сбор отряда…

***

Отряд собрали по тревоге. Посыльные не признавали никаких уважительных причин, всех тянули в заводской клуб. Семь девчонок и четверо ребят пришли с братишками и сестренками, которых не на кого было оставить.

Олег не стал долго мудрить. Поставил вопрос ребром:

– Ребята, завком и бюро комсомола задание дали нам самое пионерское: организовать для младших братишек и сестренок летнюю площадку. Чтоб не слонялись они без дела по улице, не цеплялись на трамваи, не калечились, как Костя Семенов… Девять лет пацану, а он без ноги остался. Совет отряда решил объявить аврал! В нем участвуют все, кто не забыл, что он пионер двадцать седьмого отряда при ячейке ВЛКСМ завода имени Октябрьской революции…

Полсотни четырнадцатилетних многое могут сделать, если постараются. А они действительно старались. Побывали в каждом дворе прилегающих к школе улиц, говорили с родителями и с ребятами, собирали детские книжки, игрушки, приводили их в порядок, работали во дворе, в мастерских, копали, строили, клеили, рисовали.

Ко дню открытия детской площадки, пятому июля, часть двора между заводской стеной и школой преобразилась. Земля ровненькая, нигде ни стекла, ни камушка. Под легким толевым навесом, украшенным полевыми цветами, маленькие скамейки, столы. На них – книжки, бумага для рисования, цветные карандаши, игры. Рядом – турничок, квадратная яма с песком для игры, чуть приподнятый над землей бум и качели.

Едва кончилась утренняя линейка и бойцы сводного отряда ушли в школу на работу, как во дворе появились первые посетители – дошколята и ученики первых-вторых групп. К восьми часам их было уже тридцать пять. Нина и Галя познакомились с ними и, разбив на две группы, начали день с зарядки. Наиболее неряшливым пришлось умыться под краном. А солнышко тотчас их высушило, так что и полотенце не потребовалось.

Под присмотром пионеров дежурного звена ребятишки играли, рисовали, разучивали песни. Нина читала вслух сказочную повесть Житкова «Элчан-Кайя», рассказывала о Дальнем Востоке, о тайге и о Тихом океане.

Чья-то бабушка пришла проверить, чем занимаются на площадке. Тихонько подсела на скамеечку и заслушалась… Спохватилась, засеменила к воротам, качая головой: «Это ж надо! Такая молоденькая, а на краю света побывала. Страсть-то какая… Ой-ёй-ёй, а чайник-то, поди, уж до дна выкипел…»

Однажды Олег увидел, как дошколенок, проскользнув в раздевалку школы, боязливо озираясь, выискивал в куче обрезков гладкие чурбачки. «Ну и раззявы мы! – подумал он. – Жалуемся, что игрушек у пацанов мало. А это что?» – и тотчас сказал ребятам:

– Из столярки ничего не выбрасывать, пока я не посмотрю…

Через неделю они вручили пацанам детплощадки большой фанерный ящик, доверху наполненный гладкими кубиками, цилиндриками, треугольничками, кружочками, пирамидками, раскрашенными в яркие цвета.

Подарок имел успех, какого они и не ожидали. Мальчишки тотчас принялись сооружать из кубиков дома, возводить крепости, замки… И чем больше кубиков у них становилось, тем больший размах приобретало строительство.

Оля Крашенинникова, которую Нина сагитировала участвовать в работе площадки, оказалась прекрасной руководительницей. Вокруг нее под навесом часами сидели малышки. Она учила девчушек делать мережку, шить куклам платья, вышивать, продергивать шелковинки в носовые платочки, из цветных лоскутов делать по рисунку забавные аппликации.

Закончив работу, Ванька Руль терпеливо ждал, пока Оля проводит своих маленьких учениц, и они вместе шли домой, на далекую Очаковскую улицу.

Теперь в школьном дворе весь день не затихали голоса. Ранним утром приходили ремонтники Олега и других сводных бригад. Час спустя появлялись самые шумливые – обитатели детской площадки. Когда к четырем часам с работы возвращались родители, двор пустел. Но ненадолго.

Едва спадала жара, тут собирался народ постарше. Приходил физрук Паша Мордовченко со своими добровольными помощниками. Натягивалась волейбольная сетка, и начиналась игра на высадку. Одна команда сменяла другую до тех пор, пока можно было хоть чуть видеть мяч в сгущающихся сумерках.

***

Все члены совета отряда были в сборе, когда в кабинет химии, блестевший свежевыкрашенными панелями, крышками столов, с «Комсомольской правдой» в руках влетел Олег:

– Братцы! Все правильно! Постановление вышло!

– Что правильно?.. Какое постановление?!

– Вот! Был в бюро ячейки. Женя Стрельников «Комсомолку» дал. Прочту пока два самых важных пункта:

«Из резолюции Седьмой Всесоюзной конференции ВЛКСМ «Рост комсомольской и пионерской организаций и состояние политико-воспитательной работы в комсомоле и среди пионеров», восьмого июля 1932 года… Пункт первый.

Пионерорганизация должна понять и помочь усвоить детям, что борьба за знания, борьба за овладение основами наук есть часть общей борьбы рабочего класса и важнейший участок, на котором пионер должен проявить свою готовность к борьбе за дело Ленина».

Правда, мирово?! – сам себя перебил Олег. – Значит, наша учеба – борьба за общее дело рабочего класса! А не то что: хочу – учусь, хочу – байды бью! Ну, ладно. Там же еще пункт второй. Слушайте:

«Необходимо прикрепить базы, отряды, звенья к определенным участкам улиц, домам, садам, паркам, местам сборищ, гулянья детворы, с тем чтобы пионеры были застрельщиками и организаторами разумного использования досуга детей».

– Ох ты!.. Прямо про нас написано! – радовались члены совета отряда. – Конференция только постановление вынесла, а мы уже начали его выполнять!..

Нина и Галя рассказали о делах площадки и о ее нуждах. Совет решил: помощь усилить и работу продолжать до пятнадцатого августа. Потом Иван доложил, что ремонт через пару дней уже закончится. Осталось везде убрать хорошенько да навесить несколько недостающих кусков водосточных труб.

– Чего там закончен?! – вскочил Ленька Семин. – Вы что, про крышу совсем забыли?

– Не кипятись, – остановил его Олег. – Никто не забыл. Но, во-первых, это работа взрослых, на то их и нанимали. А во-вторых, Илья Андреевич и Коротков запретили о ней и думать. Так что пока об этом помолчим…

ЧЕРТОВЩИНА

Хотя ребятам и казалось, что всех дел никогда не переделать, ремонт успешно подошел к концу. При помощи девочек навели последний лоск: до блеска вымыли полы, окна, стекла шкафов, свежевыкрашенные панели, надраили медные ручки дверей. В школе воцарилась торжественная тишина ожидания.

За ударную работу по ремонту Олегу и его бригаде в приказе по школе объявили благодарность.

Освободившись от ремонта, ребята двадцать седьмого отряда подготовили и провели еще два пионерских костра. Получилось лучше, чем в первый раз.

На последнем костре присутствовал неожиданный гость, секретарь Пролетарского райкома комсомола. Проезжая мимо, он увидел пламя костра, соскочил с трамвая и заглянул во двор. Просмотрел все до последнего номера, а после сказал:

– С душой сделали, с огоньком. Как только начнутся занятия, пригласим вас в районный пионерский клуб. Расскажете нашим затейникам… А то они меня уверяют, что костер в городе организовать нельзя. Условия, мол, не те…

***

Теперь их детская площадка была не одинока. С пятнадцатого июля в квартале от школы, в большом жактовском дворе, отряд № 26 по их примеру открыл вторую площадку для безнадзорных пацанов прилегающего района. Казалось, все хорошо. Но Олега, как заноза, беспокоил один вопрос… Он поговорил с Иваном.

– Надо сделать самим! – без колебаний решил Руль.

– Я понимаю, что надо. Но ведь для этого бригаду или совет отряда не соберешь. Дело-то вроде незаконное.

– Зачем совет отряда? Сделаем так, чтобы никто не знал. Ты пойдешь, я, Сеньку помогать возьмем. Поговорим с Феодалом, он такие вещи любит. Да и Ленька Семин вроде парень ничего. Помнишь, как он тогда нам с кирпичами помог? И язык за зубами держать умеет. Немтырь… Нет. Немтырь для этого не годится. Может только все дело испортить. А как ты насчет Абдула?.. Ну вот. Что же мы, вшестером не справимся?

– Вшестером, пожалуй, осилим, – согласился Олег.

В тот же вечер они собрались у Сеньки Явора. Затея всем понравилась. Трудности их не испугали.

– Наконец-то интересное дельце нашли! – радовался Феодал.

Только Абдул удивленно развел руками:

– Как все достанем? Как делать, чтоб тайна был?

Олег, который потратил вместе с Иваном полдня на обдумывание плана, ответил с готовностью:

– А помните, как Том Сойер у тетушки Полли… – И рассказал о хитроумной проделке любимого мальчишками героя Марка Твена. – Вот по этому рецепту и будем действовать.

Затем вшестером они отправились на Гимназическую, к зданию сгоревшей в гражданскую войну фабрики Закштейна, где, по предложению Ивана, должны были пройти испытание.

– Зачем мы тут? – беспокойно озираясь, спросил Абдул.

– Ничего страшного, – успокоил его Олег. – Сделаешь, как я.

Внутри каменной коробки фабрики на высоте второго и третьего этажей виднелись искореженные огнем железные балки.

По уступам разбитой стены Олег влез на балку второго этажа. Спокойно прошел по ней в оба конца. Потом исчез в проломе и через минуту появился на балке под самой крышей. Там он шел уже медленней, осторожней. Высота немалая, метров двенадцать с гаком.

Когда Олег спустился вниз, по балке пошел Иван, за ним – Толька, потом Сенька.

Увидев, как побледнели Абдул и Ленька, Олег успокоил:

– Не бойтесь. Мы вас подстрахуем.

Он достал припрятанный моток веревки, перебросил через верхнюю балку. Одним концом обвязал Абдула вокруг пояса, а другой намотал себе на руку. Повеселевший Абдул, чуть балансируя руками, прошел по балке.

Труднее всех испытание далось Леньке. Стиснув зубы, решив лучше разбиться, но не отстать от товарищей, он, как в полусне, преодолел препятствие и снова повернулся лицом к провалу.

– Хватит! Слезай! – закричал ему Иван.

– А я думал, еще раз идти надо, – смущенно оправдывался Ленька, спустившись вниз.

– Сегодня не надо, – сказал Олег. – Но дня три тут потренироваться придется. Зато будем знать, что после, на высоте, голова не закружится…

***

Отчет для наробраза был почти готов. Нужно было только для сравнения указать данные об успеваемости за прошлые годы. Илья Андреевич поискал в столе, в шкафу. Нужной папки там не было. «Наверно, секретарь ее уже в архив положила», – подумал он. Дернул дверь в пристройку – заперта. И ключа нет. «Этого еще не хватало!» – начал сердиться заведующий и, увидев в окно проходившего по двору Тимошу, позвал его к себе…

Высокая узкая деревянная пристройка, примыкающая к северному крылу здания, была, по существу, крытой лестницей, которая соединяла оба этажа и служила запасным выходом на случай пожара. Лестница имела четыре площадки, на которых, за неимением другого места, хранились стопки старых классных журналов, каких-то бумаг, контрольных работ, висели географические карты, таблицы и другие учебные пособия.

– Ты не брал ключ от этой двери?

– На шо вин мени, Илья Андреевич? – удивился Тимоша.

– А папку такую, синюю, с коричневыми завязками, не видал? Может, там она? – Заведующий еще подергал дверь в пристройку. – Странно. Я ее будто не запирал. Секретарь уже третий день в отпуске… И куда это ключ запропастился?

– Папки той не бачив. А колы вона там, так я того, зараз, лом принесу, – с готовностью ответил Тимоша.

– Ну что ты! Двери только покрасили, а ты ломом… Ладно. Обойдусь как-нибудь. Да, может, она и не там…

Но еще больше удивился Илья Андреевич на следующее утро, когда нашел ту самую папку… у себя на подоконнике. Она лежала прямо перед его столом, лишь прикрытая сверху газетой.

– Стареешь, товарищ, – с упреком сказал себе заведующий, – уже под носом у себя не видишь… Нехорошо…

***

Тому, что у Ильи Андреевича исчезла и загадочным образом появилась папка с бумагами, Тимоша не удивился.

– Подумаешь, папка! – бормотал он, выйдя из кабинета заведующего. – Знав бы он, шо у мене в подвали чинится…

Подвал Тимоши был до отказан забит всевозможными ящиками, коробками, мешками, полными и пустыми бочками. К таре хозяйственный Тимоша питал особую страсть. Пустых бочек от маленьких, пятиведерных, до громадных, ведер на сорок, собралось у него не меньше двух десятков, но расстаться с ними он никак не решался. А чтобы не путаться, он перевернул их вверх дном и на каждой собственноручно написал крупными буквами: «Порожня». Позавчера, проверяя наличие материалов с подвале, он вдруг обнаружил, что исчезла бочка, почти до краев наполненная олифой. Нет. Сама-то бочка не исчезла. Она стояла на прежнем месте. Но была совершенно пуста.

Тимоша протер глаза: неужели мерещится? Потрогал рукой. Стенки бочки, покрытые прозрачным слоем олифы, были сухи. Что за чертовщина?! Подвал закрывал на замок. Ключ у него в кармане. Никто сюда не заходил. А олифы нет… Не высохла, же она за ночь?! А может, еще что пропало? Стал проверять. Так и есть! Нет бочонка с густотертой краской, суриком. Вчера вот тут стоял…

Тимоша так расстроился, что попросил заведующего:

– Пиду трохи поспаты. У глазах мутится.

Часа два крутился на кровати Тимоша, но так и не заснул.

– Что с тобой? – беспокойно спросила сестра.

Ничего он ей не сказал, умылся холодной водой и снова пошел в школу. Спустился в подвал. Снял с бочки крышку…

Господи! Да что за наваждение на него нашло прежде! Вот же она, олифа! Для верности даже палец в нее окунул. Понюхал – олифа! Никакого сомнения… Ну, а как с краской? И бочонок с краской стоял на том же месте, что и вчера.

Тимоша вытер вспотевший лоб. Засмеялся: надо же такому причудиться! Да никуда они отсюда и деться не могли!

Он аккуратно запер подвал. Походил по двору. Зашел в угольный сарай, где когда-то заперли его Уваровы. Полюбовался громадными, чуть не под потолок, горами искрящегося угля, поправил крайнюю поленницу крепких березовых дров. Подмел опавшие листья, прибитые ветром к забору. Но ему не терпелось еще раз посмотреть, убедиться, что все теперь на месте. Поставил метлу в угол и поспешил к школе.

Ноги подкосились. Он так и сел на ближайшую бочку с надписью «Порожня»… Бочек с олифой и краской снова на месте не было. За полчаса, которые он отсутствовал, они будто растворились в воздухе.

«Сказать, что черти вокруг меня хоровод водят, – не поверят! – подумал он. – А-а-а, все равно! Пойду к заведующему».

Тимоша не меньше часа топтался в коридоре у дверей канцелярии, но зайти и рассказать все Илье Андреевичу так и не решился. «Пойду морсу холодненького попью, что Глаша приготовила. А потом уж все и доложу, как есть…»

Вошел в подвал, налил из кувшина морсу, хотел присесть на бочку, на которой сидел раньше, и застыл со стаканом в руке. Бочка с олифой и бочонок краски снова были на местах.

«Ну, я тебе, нечиста сила! – рассвирепел Тимоша. Схватил молоток и заколотил гвоздями бочку с олифой. – Теперь ты никуда не денешься!..»

– Дядя Тимоша! Вас Илья Андреевич зовет! – крикнул в дверь подвала Сенька Явор.

А когда Тимоша после разговора с заведующим возвратился, бочек на месте снова не было…

– Нечистый тебя водит! Отступиться требует! – испугалась Глаша, услышав рассказ Тимоши об этой странной истории. – В краске у него интерес какой-то! Да будь она неладно! Что она у тебя, последняя?!

– Есть еще. С прошлого и позапрошлого года осталась.

– Ну так отступись…

И Тимоша отступился. О пропаже не сказал никому. Не удивился он, и когда исчез огромный, в полпуда весом, кусок замазки, завернутый в мокрую холстину. Потом задевались куда-то целая, бухта каната и четыре макловицы. Двухметровые ручки от них остались, а самих макловиц нет…

После рассказа Тимоши Глаша оставаться в школе на ночь отказалась категорически. Пришлось ему дежурить самому.

Четыре ночи прошли спокойно. А на пятую началось… В пустом здании школы слышались Тимоше то чьи-то гулкие шаги, то будто бы грохот железа над головой, то неясное бормотание.

Перекрестившись, он поднялся на второй этаж. Включил свет. Заглянул в классы – никого. Осмотрел ляду, ведущую на чердак. На ней по-прежнему висел огромный амбарный замок. Но там, за запертой лядой, кто-то был. Тимоша чувствовал это. Он погасил свет, затаился.

Над головой хихикнули. Кто-то звонко чихнул. И тотчас послышался тихий, как шелест бумаги, голос:

– Будь здоров, чёртушка…

– Геть видсиля, нечиста сыла! – громко, чтобы подбодрить себя, крикнул Тимоша и забарабанил кулаком по ляде.

Минуту стояла тишина. И вдруг нечеловеческий тонкий визгливый голос завопил так, что зазвенело в ушах:

– Уйди… Уйди!.. Уйди!.. Уйди!..

Будто подхваченный вихрем, Тимоша слетел со стремянки и опрометью кинулся на первый этаж. А сзади все звенело:

– Уйди!.. Уйди!.. Уйди!..

К утру, когда Тимоша окончательно успокоился и стал даже подремывать, из канцелярии донесся шорох, потом удар, будто упало что-то мягкое.

Теперь Тимоша ничего не боялся: все знают, что нечистая сила не переносит света. А за окном уже занималась заря. Отпер дверь. В канцелярии никого. Окна закрыты. Откуда же был шум? Может, из-за двери, ведущей в пристройку?.. «Если заведующий не разрешил взламывать эту дверь, мы откроем другую!» – решил Тимоша и, прихватив лом, вышел во двор.

От двери пристройки, выходящей во двор, ключ был давно утерян, поэтому он, не церемонясь, загнал лом в щель и так нажал, что, сорвавшись с крючков и запоров, распахнулись сразу обе половинки. В лицо пахнуло застоявшимся, пропитанным пылью воздухом. Готовый ко всему, с ломом в руках, Тимоша прошел по лестнице вниз до входа в подвал, лично им забитого три года назад и заваленного ящиками и поломанными партами. Поднялся наверх до второго этажа и еще выше – до площадки с выходом на чердак. Этот выход он тоже, чтоб не баловались мальчишки, забил когда-то крест-накрест двумя досками. Везде все было в порядке, как всегда.

«Наверно, это мне померещилось», – думал он, спускаясь. И вдруг, глянув под ноги, чуть не заорал благим матом. Попятился, крестясь и приговаривая: «Чур! Чур меня, сатана!..»

На деревянных ступеньках лестницы виднелись овальные красные следы. Только что, когда он поднимался вверх, их не было! А теперь вот они: громадные, кровавые. Будто тут только что прошел смертельно раненный гигантский медведь. У следов не было начала, не было и конца. Три кровавых отпечатка на трех ступеньках посреди лестничного марша – и все!.. Они возникали из ниоткуда и исчезали в никуда…

Боком, боком, стараясь не смотреть вниз, и в то же время боясь наступить на кровавый след, Тимоша на цыпочках спустился к выходу. Захлопнул створки двери. Подпер их ломом. Сбегал за молотком и заколотил дверь громадными пятидюймовыми гвоздями намертво. Вытер рукавом рубахи вспотевший лоб, погрозил заколоченной двери громадным кулачищем и пошел прочь, бормоча:

– Шоб я ще туды пийшов? Та пропады воно пропадом, цие проклятуще мисце!..

После того как отзвучали громовые удары молотка и Тимоша, дождавшись своей сестры Глаши, пошел домой спать, ребята собрались в закоулке двора.

– Ну что вы наделали?! – сердито говорил Олег товарищам. – Совсем заигрались. Как маленькие. Все дело испортили… Ночью Феодал расчихался на чердаке…

– А что я могу сделать, если в нос пыли с паутиной набилось?! – оправдывался Толька.

– Мог бы рубашкой заткнуться!.. А чертиком зачем пищал?

– Ну ты, Курган, совсем деловой стал! – обиделся Толька. – Уже и пошухарить нельзя?.. Сам же смеялся, когда Тимоша кубарем с лестницы загудел!

– А ну вас! – махнул рукой Олег. – Конечно, засмеешься, когда вы все заржали, как жеребцы! – Он согнал с лица улыбку и строго спросил: – Ну а ты, Сенька, какого черта сегодня раньше всех приперся?

– Так я же лучше хотел… Я краски вам приготовить.

– А на лестнице зачем наследил?

Сенька виновато хлопал белесыми ресницами:

– А ты б не перелякався, колы дверь вдруг – раз! – и настежь?! Думал, сердце выскочит… Еле успел с краской в тот ящик заховаться – Тимоша прет и лом в руках держит!..

– Ну, а наследил-то почему? – строго допытывался Олег. – Договорились же по лестнице только босиком ходить.

– Так разве ж я знал, что краска на чуни плеснулась. Надел их, ступил пару раз… как глянул – следы!.. Я бы вытер, да слышу, Тимоша сверху спускаться начал. Чего ж мне делать? Содрал чуни и босиком зачимчиковал до пидвалу. Залез в ящик и не дышу…

– Раньше надо было не дышать! И не соваться, куда не просят! – сердито прервал Сенькин рассказ Олег. – Выходит, никто не виноват, да?.. Феодал расчихался и чертиком «зауйдикал». Ленька ему здоровья пожелал!.. Абдул расхихикался, как дурачок… Сенька следы оставил… А как мы теперь на чердак попадем?.. Вы же знаете, как Тимоша гвозди заколачивает! Вшестером зубами не вырвем!..

– Слушай, Олег. А может, мы не будем выдирать эти чертовы гвозди! – прищурившись, сказал Иван. – Пусть знают, что все наглухо заколочено. А мы возьмем и…

– Филёнку?! – догадался Олег. – Ну ты, Ванька!..

– Ясное дело! Ты ж видел, она еле держится. Присобачим петельки, и будет дверца. Да мы в любую дырку проскочим…

– Так что ж, братцы, пошли? – повеселев, спросил Олег товарищей. – Не пропадать же дню. Два часа еще поработать можно, пока начнут собираться на детплощадке.

– Порядок! Пошли! – обрадовались остальные.

– Только никакой спешки, – предупредил Олег. – Безопасность прежде всего. Без веревки ни шагу… Сенька, следи за школой. Лезешь последним.

Пригибаясь, над стенкой школы, чтобы не смогла увидеть из окна Глаша, ребята проскользнули к деревянной пристройке. Повозились у заколоченной Тимошей двери и один за другим исчезли в темном проеме вынутой нижней филёнки…

***

Высоко над землей, на фоне разливающейся по небу зари, они и были похожи, если не на чертей, которых так боялся Тимоша, то, по крайней мере, на каких-то дикарей с затерянных в океане островов. Голые до пояса, в здоровенных чунях, сшитых Абдулом из рогожи, в каком-то подобии не то набедренных повязок, не то коротких рогожных юбочек. В руках, как копья, длинные ручки большущих прямоугольных щеток-макловиц. И ритмичные движения: руками, ногами, копьями, будто не спеша совершали они древний танец воинов.

Каждого за талию охватывала петлей длинная веревка, зацепленная другим концом за переплет слухового окна или за канат, протянутый между дымовыми трубами.

За неделю они научились-таки неплохо владеть своими огромными кистями. От встающего над землей солнца, от неоглядного простора над головой, от ритмичных движений и еще от чего-то необъяснимого хотелось смеяться, видя перепачканное краской лицо друга, крикнуть ему что-то озорное, запеть песню… Но вот этого-то им и нельзя. Главное в их деле – не привлекать ничьего внимания.

Потом, после семи, когда появится много прохожих, когда двор заполнят глазастые и крикливые пацаны, когда, чуть отмывши краску керосином, маляры уберутся подальше от школы, вот тогда они дадут себе волю…

А тем временем кто-нибудь из посвященных в их дела девочек – Нина Шамарина, Галя Студенцова или Оля Крашенинникова, – прихватив детское ведерце с песком, будут прогуливаться вдоль школы и незаметно для посторонних уничтожать, «следы преступления» – засыпать капли краски, упавшие с крыши.

***

Заведующий школой был ужасно расстроен. И было от чего» Еще в начале июня четверо кровельщиков отремонтировали крышу, а когда хотели уже приниматься за окраску, их неожиданно перевели на другой объект, пообещав вернуть через неделю. Но прошли июнь, июль, а крыша все еще оставалась некрашеной. Хлопоты его и Тимоши ни к чему не привели.

Наверно, уже в сотый раз Илья Андреевич возмущенно говорил инспектору наробраза по телефону:

– … Нет. Вы понимаете, что это будет? Мы столько денег ухлопали на штукатурку второго этажа… Вот-вот польют дожди. Значит, все снова потечет, посыплется на нашу голову!.. Зачем же мы ремонтировали?!.

Дверь канцелярии была открыта. Ванька Руль, Сенька Явор, Абдул Бинеев, Толька Феодал, Ленька Семин и Олег Курганов, топтавшиеся в коридоре, слышали весь разговор.

– Ну чего еще ждать?! – сказал Ванька. – Давай, Олег.

Олег подмигнул друзьям, пригладил волосы и вошел.

– Это черт знает что! – сказал заведующий, бросив трубку на рычаг. – Придется идти в горком партии!

– Не надо в горком, Илья Андреевич, – тихо сказал Олег.

– То есть как это – не надо?! – будто продолжая спор по телефону, возмутился заведующий. – Ты зачем, Курганов?

– Я пришел сказать, чтобы вы… не волновались.

– Хорошенькое дело! Столько денег, столько труда!.. Тебе что же, своего труда не жалко? Потечет крыша…

– Не потечет, – уверенно ответил Олег. – Я потому и…

– Как это – не потечет?! Не грунтована, не крашена…

– И грунтована, и крашена, – настаивал Олег.

– Кто же и когда это сделал? – удивленный его настойчивостью, насмешливо спросил заведующий.

– Мы, Илья Андреевич. И загрунтовали ее, и покрасили.

– Что?.. Крышу?.. Вы сами?! – заведующий медленно опустился в кресло. – Вы… Курганов, вы с ума сошли!.. Вы же могли разбиться насмерть!

Из сгрудившихся на пороге канцелярии ребят подался вперед Ленька Семин:

– Не бойтесь, Илья Андреевич! У нас такая техника безопасности была, что не упадешь!

– Мы на веревках к трубе привязанные работали! – гордо разъяснил Сенька Явор.

Илья Андреевич вскочил и закричал в окно:

– Тимофей! Неси сюда все ключи!..

Со связкой ключей вошел обеспокоенный Тимоша.

– Сейчас же открой чердак! – приказал заведующий, и вслед за Тимошей, торопясь, полез по стремянке.

Илья Андреевич выглянул в слуховое окно и замер. Только дней десять назад он смотрел отсюда и видел прямоугольники новых листов железа, покрытые зловещими пятнами ржавчины. А теперь не было ни старых, ни новых листов. Вся круто спускающаяся вниз громада крыши, расчерченная четкими линиями гребешков, была залита темно-красным суриком, блестевшим на солнце.

Он перебежал ко второму, к третьему слуховому окну – везде была та же картина. Прочная пленка сурика надежно укрыла железные листы от будущих снегов и ливней…

Илья Андреевич хотел все-таки хорошенько отругать Олега и его компанию за самовольное и, главное, очень уж опасное предприятие. Но когда снова вошел в канцелярию, посмотрел на чуть смущенные, настороженные и все же гордые лица мальчишек, ожидающих оценки своего труда, все заготовленные слова-упреки, слова-предостережения показались ему лишними и несправедливыми. Он вздохнул и сказал просто:

– Ну что ж, ребята. Все живы-здоровы… Говорят, победителей не судят… Спасибо вам. Большущее, важное дело вы сделали. Нужно очень крепко любить свою школу, чтобы совершить такое… Но, дорогие мои верхолазы, – он погрозил им пальцем, – на крышу больше ни ногой!

– Мы и не полезем, Илья Андреевич! – улыбаясь, ответил Олег. – Каждую щелочку замазали, закрасили. Теперь туда два года можно и не заглядывать.

– Ну, ладно, – сказал заведующий, – берите стулья, придвигайтесь поближе да расскажите, как вам удалось такое большое дело провернуть в тайне…

Слушая рассказ ребят о том, как они открыли забитые двери на чердак и в подвал, а затем поставили свои хитроумные и незаметные запоры, Тимоша, сидевший у двери, не выдержал:

– А як же ти бочки з пидвалу тягалы? Я и то не пидниму один.

– Мы их и не выносили. Они и сейчас в подвале, – сказал Иван.

– Брехня! – возмутился Тимоша. – Раз войду – бочки есть. Другой раз войду – вже нема!

– Вы не сердитесь, дядя Тимоша, – поднялся Олег. – Мы просто чуть подвигали бочки с олифой и краской в сторону и, как шапку-невидимку, надевали на них пустые бочки больших размеров, на которых было написано «ПОРОЖНЯ», и вы думали, что они исчезли… А когда мы снимали пустые бочки, вы видели и олифу, и краску снова на месте.

– Бисовы диты! – качая головой, сердился Тимоша. – Зняты б з вас штаны, та огладыты ремнем!..

– Ты уж простил бы их, Тимоша, – смеясь, посоветовал Илья Андреевич. – Такое хорошее дело ребята сделали!..

Когда рассказ уже подходил к концу, Тимоша смущенно почесал в затылке и, ни к кому не обращаясь, сказал:

– Нэвже справди нияких чертив не було?.. А хтось верешав: «Уйди! Уйди!»? То була не людына!

Наступила минута торжества Феодала. Он выхватил из кармана купленного у китайца Вана чертика, маленький резиновый шарик с намалеванной на нем рогатой рожицей. Надул его, и чертик, выпуская воздух и быстро уменьшаясь в размере, завопил тонким, нечеловеческим голосом: «Уйди-уйди-уйди-уйди!».