Текст книги "...Для того, чтобы жить"

Автор книги: Юрий Дьяконов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

КОНЕЦ ВЕЛИКОГО НЕМОГО

Еще в прошлом году Олег услышал потрясающую весть. В канцелярии молодой физик рассказывал, что где-то в Москве или в Ленинграде появилось звуковое кино!

Олег помчался к друзьям.

– Брешут! – убежденно сказал Ванька. – Кто-то пустил баланду, а ты и уши развесил.

– Как это – звуковое?! – вытаращил глаза Толька. – Это значит, чтобы музыка играла?

– При чем тут музыка! – перебил Сенька. – Музыки хватает. Сидит эта тетка в углу зала и так на пианино наяривает, что аж в ушах звенит. Звуковое – это, наверно, совсем без пианино. Ну, например, даст Чарли полицейскому затрещину – и аж на весь зал слышно. А тот как затурчит и по ступенькам за ним – ду-ду-ду-ду! Аж пол задрожит… Только как же это сделают?!

– А может, как-нибудь радио присобачат? – сказал Олег.

– Куда? – насмешливо скривился Феодал. – Ну, Чарли раскрыл рот, а ему туда радио?.. А если побежит? И радио за ним скакать будет?..

Спорили азартно и в школе и дома, но так ни к чему и не пришли. Спокойным оставался только Алешка Немтырь. Ему звуковое кино никаких выгод не сулило.

Слухи о звуковом кино появлялись снова и снова. Говорили, что самый большой в городе кинотеатр «Рот-фронт» переоборудуется – ставят какую-то новую аппаратуру. Но шел месяц за месяцем, а кино все еще оставалось немым. За другими делами мальчишки постепенно стали об этом забывать.

***

Под выходной перед уроками они собрались дома у Сеньки, чтобы посмотреть картинки в книге «Три мушкетера», которую Олегу удалось выпросить на несколько дней.

– Ребята! – крикнул Сенька, глянув в окно. – Руль бежит!

В комнату влетел раскрасневшийся Ванька:

– Завтра в «Рот-фронте» кино звуковое! Про беспризорных!:

– Врешь ты! – вскочили ребята.

– Да чтоб я сдох! «Путевка в жизнь». Афиша вот такая!

– А ты говорил – баланда! – ехидно напомнил Феодал.

– Мало ли что я говорил… Откуда ж я знал!

– Ладно, Феодал. Нам бы попасть туда! – сказал Олег.

– Попадешь тут! Билетов, говорят, дешевле трояка нет!

– Тры карбованця! – ахнул Сенька, как всегда в минуты волнения переходя на родной украинский. – Очманиешь!..

Вывернули карманы. Денег не хватало и на два билета.

– Если б цветной металл был, – тихо сказал Сенька.

– Если б да кабы… А где его взять? – фыркнул Иван.

Цветной металл давно был их постоянной статьей дохода. Был да сплыл! Потому что на приемный пункт Цветмета они перетаскали его уже несметное количество. Теперь на свалке у трамвайного депо не отыщешь и куска медного провода. А что касается медных дверных ручек, так они давно уже открутили все, что поддавались отвертке, на три квартала вокруг.

– Может, все-таки свинец… – неуверенно начал Олег.

– Умник!.. С луны свалился?! Шарахнет так, что и костей не соберешь! – накинулись на него все трое.

Олег и сам знал, что за свинцом можно идти только в выходной. Но свинец нужен сегодня. И он повторил:

– Сходим?.. Если нельзя – вернемся и в школу успеем.

– А-а, ладно! Пошли! – согласился Иван.

Немтырь замычал и сунул им под нос хлебные карточки.

– Еще за хлебом не ходил?! – удивился Олег. – Тогда дуй в магазин, а то мать тебе голову оторвет!..

А остальные зашагали по Лермонтовской туда, где виднелась красная кирпичная стена Покровского кладбища.

***

Не было другого места в округе, где бы мальчишки так привольно себя чувствовали, как на Покровском кладбище. Часами играли они тут в разведчиков и в буденовцев. Совершали лихие атаки, рубились деревянными саблями, фехтовали на шпагах.

С весны до глубокой осени кладбище – как огромный зеленый сад. За кустами и деревьями, в зарослях трав почти не видно могил. Можно целыми днями бегать босиком по мягкой траве – и нигде не напорешься на стекляшку или гвоздь. Можно кричать и петь во все горло – и никто не прогонит. Можно, улегшись кружком, голова к голове, читать какие угодно книжки, рассказывать любые истории – и никто не потревожит, не позовет домой. Можно охотиться за воробьями и дикими голубями, а потом сварить на костре такой суп, что только пальчики оближешь!.. Чего только там нельзя делать!.. Но сейчас мальчишек интересовало совсем другое.

К южной стороне кладбища примыкают огромные владения двадцать седьмого стрелкового полка. Военные нарастили тут кладбищенскую стену вдвое, а по ту сторону ее вырыли широченный ров длиной метров триста. В этом рву с первого по пятый день шестидневки грохочут винтовочные выстрелы, гремят пулеметные очереди. Тут стрельбище.

Красноармейцы располагаются на огневом рубеже в западном конце рва, а в восточном установлены большие деревянные щиты. На них прикалывают бумажные мишени с черным яблочком и белой цифрой «10» посередине.

Перед щитами вырыты окопчик и блиндаж, где прячутся телефонисты, которые в перерывах осматривают мишени и передают на огневой рубеж результаты стрельбы.

Когда стреляют с короткой дистанции, со ста метров, в окопчике никто не сидит, и красноармейцы сами ходят смотреть результаты. Станут в двух шагах от мишеней и, вытянув шеи, смотрят, как командир красным карандашом отмечает пробоины. Ни один к щиту рукой не притронется. Дисциплина!

За деревянными щитами – мешки с песком и глинистая насыпь. Это не насыпь, а золотое дно: пробивая доски за мишенями, пули заседают в глине. Тут свинца этого!..

Четырехметровая стена только с виду кажется неприступной. Мальчишки бывали тут столько раз, что успели, где надо, отбить кусок кирпича, чтобы образовалась крохотная ступенька, а где вогнать в щель старую подкову или чугунный колосник от печки – тоже неплохая опора для ноги.

Подошли. Прислушались. За стеной, на стрельбище, тихо. Взобрались наверх. Во рву никого.

– Красота! – обрадовался Сенька. – Ты, Олег, как знал!

– Погодь! Не ори, – остановил его Иван. – А в окопчике?

Олег, цепляясь за выступы, спустился. Крадучись, подошел к окопчику перед мишенями. Пусто. И замахал кепкой.

Друзья, как спелые груши с дерева, посыпались с забора и мигом оказались на насыпи за мишенями.

– Явор! Ты копайся у щитов и следи за огневым рубежом! – тоном приказа сказал Иван.

– А что ж я тут насобираю? – обиженно начал Сенька.

– Не ной! А если застукают? – поддержал Ивана Феодал.

– Сень, ведь надо кому-то, – жалея младшего друга, просительно подтвердил Олег, – ты же сам понимаешь.

– Как что – сразу Явор! – прогудел Сенька, но подчинился.

Работа шла любо-дорого! Лопатой без черенка, старым косарём и железками, припрятанными тут же, ребята прокапывали в насыпи маленькие траншейки и выбирали пули. Целенькие, в блестящих мельхиоровых оболочках, и изуродованные, сплющенные о попавшийся на пути камень.

Вместительные карманы разбухли. Штаны под тяжестью свинца стали сползать. Пришлось подтянуть ремешки.

– Тут мы не только на кино, а черт те сколько насобираем! – обрадованно сказал Толька. И будто сглазил.

Бах! Бах! Бах – захлопали винтовочные выстрелы. Из мешков, что за мишенями, потекли струйки песка. Фью-у-у-у! – взвыла и прошла где-то над головами отрикошетившая пуля.

– Тикай! Стреляют! – заорал Толька, вскакивая.

– Ой, лышечко! – тонким голосом вскрикнул Сенька.

– Ложись!.. – еще громче их закричали Олег с Иваном.

Но Феодал и Сенька продолжали метаться, ища укрытия.

Tax! Tax! Tax! – щелкали пули в доски щитов и, разбрызгивая щепки, взметнув рыжие фонтанчики пыли, впивались в глину. Справа! Слева! У самых ног!..

Сколько это продолжалось? Наверно, несколько секунд. Но мальчишкам показалось; что прошла вечность, пока там, на огневом рубеже, заметили мечущиеся между щитами фигуры и. приглушенная расстоянием, до их ушей долетела команда:

– Пре-кра-тить огонь!..

Наступившая вдруг тишина означала: «Всё! Спасены!» Но в то же время мелькнула и вторая мысль: «Бежать!» Она мигом поставила их на ноги, толкнула вперед, на штурм стены.

Скорей! Скорей!.. Первым забрался наверх Феодал, за ним – Иван с Олегом. И тут с середины стены сорвался Сенька.

По рву, топая сапогами, приближались красноармейцы.

Чувство опасности снова вскинуло Явора вверх. – Давай, Сенька! Давай! – закричали Олег и Ванька и, свесившись насколько возможно, схватили его за ворот тужурки.

И вовремя. Потому что нагруженные пулями карманы выпирали вперед, не давали Сеньке вплотную прижаться к стене, и он вот-вот снова сорвался бы вниз…

***

– Что вы принесли?.. Думаете себе, я с этим горохом возиться буду?! – поправив на тонком носу очки, ошарашил их приемщик ларька Цветмета. – Так нет. Я не буду!

– Почему?! Вы же сколько раз у нас пули принимали! – возмутились мальчишки.

– Ха! Принимал. А теперь НЕ принимаю! – отрезал приемщик. – Сдавайте целым куском.

– Значит, все нужно переплавить?! – ахнул Олег. – Но ведь на это сколько времени надо! А в четыре вы закрываете.

– Не в четыре, а в три, – уточнил приемщик, отворачиваясь. – Перед выходным мы работаем без перерыва. До трех!

– А после выходного можно? – спросил Явор.

– Мальчик. Ты же грамотный. Читай объявление!

На листке, приколотом кнопкой, печатными буквами было написано: «С 25-го ларек будет закрыт на переучет».

Как побитые собаки, возвращались мальчишки на Лермонтовскую. Сенька нырнул во двор. Оказалось, все в порядке. Мать еще не вернулась с дежурства в больнице.

Молча высыпали из карманов пули в чугунный котелок. Сенька хотел разжечь примус. Олег остановил его:

– Не надо. Все равно переплавить не успеем…

***

Олега настойчиво толкали в бок.

– Ну чего ты, Мишка? – не открывая глаз, спросил он.

– Лёль, почему ты всю ночь ворочался и кричал?

Сон сразу слетел с Олега, как шелуха с луковицы. Вспомнил вчерашний такой неудачный день.

– Ничего я не кричал. Приснилось тебе. Спи.

– А вот и не приснилось! – Мишка подмигнул ему темным лукавым глазом. – Ты кричал: «Ложитесь, дураки! Всех перестреляют, как куропаток!» А кто это – куропатки, Лель?

– Птицы такие, маленькие. Да спи ты!

– Не в куропаток стреляли, а в людей! – не унимался Мишка.

– Каких еще людей?! – испугался Олег: а вдруг маме скажет? – Если не перестанешь болтать – дам по шее!

– По шее, – обиделся Мишка. – Сам врет, а мне по шее!.. «Сенька! – ты кричал. – Толька!..» Я слышал. И про пули…

Олега так и подбросило на кровати: «Вот паршивец! Все знает». Он улыбнулся, похлопал братишку по плечу:

– Молодец, Мишка! Тебя не обманешь. Ладно уж. Расскажу. Кино мы такое видели. – И сочинил такую удивительную историю, что Мишка только восторженно ахал.

– Котики-братики! А ну-ка вставайте да мойте лапы! – весело крикнула из коридора мама. – Завтракать будем.

Олег быстро прибрал кровать, на которой спал вместе с Мишкой. Умылся до пояса холодной водой в коридоре и, фыркая, вбежал в комнату. Мишка и мама уже сидели за столом.

Олег окинул взглядом стол. Ого! Завтрак-то ради выходного дня праздничный. Не какой-нибудь свекольник или осточертевший жидкий супчик из сушеной картошки, который почему-то всегда пахнет старым деревом. Отварная рассыпчатая картошка с горьковатым сурепным маслом, солью и луком. На селедочнице – крупные куски отсвечивающей оранжевым рыбы.

– Откуда рыба? – удивился он. – И картошка такая мировая!

– Ты же позавчера сам ее принес. Я вымочила, распарила. А на одну рыбину у Филипповны картошки выменяла.

Ну и ну! Олег всю дорогу ругался, когда в магазине получил на талон № 16 эту рыбу. Такая сухая да костлявая, хоть гвозди забивай. А теперь одно удовольствие. Чуть солененькая. И кости мама вынула.

Картошку Олег ел как следует. Рыбу экономил. Может, еще на обед останется. А хлеб откусывал маленькими кусочками. Не то что Мишка. «Надо будет ему так объяснить, чтоб навек запомнил, – думал Олег, наблюдая за младшим братом. – Свои триста граммов готов в один присест умять. А потом что? Мамин же хлеб есть будет. И не подавится. А ей работать целый день на фабрике. Да дома: то стирать, то готовить, то в очереди стоять. Пора Мишке понимать уже… А как чай пьет! Сахар зубами так и крушит, как мельница. Будто у нас еще про запас два килограмма спрятано. – Всерьез разозлиться на Мишку он никогда не мог. Всегда находил для него оправдание. – Да ладно. Маленький все-таки. Пусть мою долю сахара лопает…»

После завтрака Мишка хотел сразу бежать на улицу.

– А посуда? А вилки? – остановил его Олег.

– Ну, Ле-оль! – капризно протянул Мишка. – Ребята зовут.

Мама подмигнула: пусть бежит. Но Олег был неумолим:

– У всех свое дело есть! Ты, мама, его не балуй. Мы же не заставляем его что-нибудь тяжелое. А это он прекрасно сделает… Мишка! И примус неделю не чищенный…

Олег заглянул в двадцативедерный бак для воды и увидел, что он почти пуст. Схватил ведра, коромысло и пошел к бассейну – громадной шестиугольной башне на перекрестке Покровского и Красноармейской улицы.

Мишка, вымыв посуду и почистив ножи с вилками, забыл уже свои огорчения, жеребенком скакал рядом. Пока Олег наполнял из трубы ведра, он с гордым видом отдавал в окошечко плату: одну копейку за два ведра воды. Обрадованный вниманием старшего брата, он рассказывал о делах своих сверстников и порой задавал такие вопросы, что Олегу приходилось, призывать на помощь все свои знания, чтобы не потерять, авторитет.

С каждым разом ведра с водой становились все тяжелей. Коромысло больно впивалось в плечо. Путь в полтора квартала от бассейна до дома казался бесконечно длинным.

– Отдохнул бы, Олежек, – предложила мама, оторвавшись, от корыта, где стирала его и Мишкины вещи.

– Не-е, мам! Если сядешь – после идти не захочется.

Он присел лишь тогда, когда бак наполнился до краев. Потом они с Мишкой натерли кирпичной пыли и так надраили примус, что в нем заиграло солнце и отразились их физиономии, став маленькими и уродливо растянутыми. Мишка корчил рожи: и смеялся.

За воротами послышался свист. «Это Сенька!» – узнал Олег.

– Давай живей! Немтырь проведет нас в «Рот-фронт».

– Немтырь? – удивился Олег. Но мешкать не стал и, крикнув в калитку: – Мам, я скоро! – поспешил за Сенькой.

Все уже были в сборе. Немтырь с помощью ручной азбуки и знаков объяснил, что его знакомая билетерша тетя Люба из клуба «Медработник» перешла в «Рот-фронт». Алешка уже был там и уговорил тетю Любу пропустить его с товарищами из школы глухонемых на сеанс в шестнадцать ноль ноль.

– Разве мы глухонемые? – удивился Сенька.

– Не хочешь – можешь оставаться! – прикрикнул на него Феодал. – Подумаешь, глухонемым прикинуться! Спросят – мычи. Или шпарь на пальцах по азбуке.

До начала сеанса оставалось чуть больше часа. Они немного потренировались в разговоре с Немтырем и пошли.

***

У кинотеатра народу, как на демонстрации. Особенно много мальчишек. На кассах объявления: «Все билеты проданы».

Тетя Люба у входа была не одна. Рядом стоял высокий мужчина, который все время повторял:

– Не напирайте, граждане!.. Не напирайте… Все успеете пройти… Предъявите ваши билетики!..

Они стали сбоку почти у самой двери. Тетя Люба узнала Алешку. Олег видел ее испуганный жест: подожди! Не до тебя! Но нахальный Немтырь ничего не хотел понимать. Расталкивая людей, он лез вперед, пока Олег с Иваном не оттащили его за полу тужурки и не объяснили, в чем дело.

Когда народу у двери поубавилось, мужчина, сказав билетерше: «Я на минутку», исчез.

– Быстро, быстро… Ой, как вас много! Ты же говорил, трое! – упрекнула Немтыря тетя Люба, пропуская их в фойе.

Но Алешка замычал, заулыбался. Остальные поддержали его, как могли. Билетерша безнадежно махнула рукой:

– А ну вас! Разве я что пойму…

«У-ух! Прошли! Теперь главное – остаться незамеченными, пока начнут пускать в кинозал», – подумал Олег и стал тянуть друзей в тень, за пальмы в громадных кадушках. Но Немтырь уперся. Издавая гортанные, нечленораздельные звуки, размахивая руками, стал объяснять, какой он молодец и что без него в кино они ни за что бы не попали.

На них стали обращать внимание.

– Перестань, дурак! Нас же выгонят! – просигналил Олег ручной азбукой и потянул Немтыря за рукав.

Алешка обозлился и стал ругать Олега. Отвечая ему, Олегу пришлось тоже жестикулировать, мычать. И вдруг в нескольких шагах от себя от увидел круглые от удивления глаза их учительницы по литературе Марии Дмитриевны. Стало ужасно стыдно, душно. Он отвернулся, зажмурился. Хотелось стать маленьким-маленьким или провалиться сквозь землю, чтобы никто уже не смог его увидеть…

Тем временем Иван, надеясь образумить Немтыря, тихонько ткнул его в спину. Алешка так и взвился, полез на него с кулаками. Семен и Толька пытались оттянуть Немтыря за пальму, подальше от людских глаз.

– Они, кажется, ссорятся! – вскрикнула пожилая женщина.

– Хулиганьё! Добычу не поделили! – тотчас откликнулся толстяк и вдруг пронзительно закричал: – Ми-ли-ци-я-а!

Откуда-то появились два милиционера.

– Безбилетники! – безошибочно определили они. Схватили Алешку с Иваном и Тольку с Сенькой за воротники курток и сквозь расступающуюся толпу повели к выходу.

Олег, хоть его никто не вел, пошел следом, нагнув голову, чтобы не видеть удивленных, вопрошающих людских глаз…

***

Всю шестидневку во время уроков русского языка и литературы, чтобы не видеть Марии Дмитриевны, Олег отсиживался на подоконнике в туалете. Когда под конвоем Ильи Андреевича он появился в классе, Мария Дмитриевна, ничего не спросив, посадила его на место. И на этом, и на последующих уроках она вела себя так, будто и не видела его там, в кинотеатре.

Литература всегда была любимым предметом Олега. Других отметок, кроме «оч. хор.», у Марии Дмитриевны он никогда не зарабатывал. А теперь, переполненный благодарностью к учительнице, он старался вовсю…

Феодал спрашивал в школе у каждого встречного:

– Звуковое кино видел?.. Ну и слабак! А я два раза!

Деньги он у отца выклянчил. Немтыря пропустила-таки на сеанс тетя Люба. Через неделю Сенька и Иван попали в кино вместе с матерями по коллективным заявкам с производства. Только Олег с Абдулом не видели «Путевку в жизнь».

Неожиданно выручил Валя. Зашел вечером к Олегу:

– Тут такое дело. Завком сеанс закупил. Ну и я три билета взял. А Катюшка с Тоней не могут: во второй смене работают. Так что бери с собой одного кореша и пойдем. Только быстро. Сеанс в девять!..

Олег сбегал за Абдулом, и в половине девятого они уже были в «Рот-фронте». Народу в фойе полно. И все с Ростсельмаша. Со многими Валя здоровался, а ребятам говорил:

– Это знаменитый монтажник… Это Герой труда…

– Что у вас, все герои да знаменитые? – спросил Олег.

– Не все, конечно, но многие. – Валя улыбнулся и предложил: – Выбери сам, о ком рассказать.

– Вон про того армянина, с усиками, что у колонны.

– Знаменитый токарь Симонян, – с готовностью разъяснил Валя. – На станке недельную норму в одну смену дает!

– Да разве это можно?!

– Можно. Если сердце горячее, а голова шурупит, как надо!

– А тот, высокий, в кожаной фуражке? – спросил Абдул.

– Это Петр Васильевич, мастер из кузнечно-прессового. С ним такой случай вышел. Представитель немецкой фирмы Шварц готовил восьмисоттонный пресс «Вейгартен» к сдаче. Но видит Петр, что немец резину тянет. Нам тракторные плуги выпускать надо. Колхозам они позарез нужны! А пресс стоит. Вроде что-то еще в нем не налажено. Ну, один раз пошел Шварц обедать. Петр Васильевич и решился. Включил пресс и с помощником за час отштамповал больше двух десятков железных колес! Вернулся Шварц и глаза выпучил: «Колоссаль! О, колоссаль!» А теперь Петр Васильевич приспособление такое придумал, что один, без помощника, этим прессом управляет!

– Здорово! – восхитился Олег. – Ну а вон тот старичок, что стоит под фикусом? Тоже Герой?

– Павел Трофимович? Ого! Когда зимой в нашем цехе устанавливали тяжелое оборудование, вдруг отказал кран «Штольберг». Что делать? «Детальки» в двести – триста пудов на руках не поднимешь!.. А Павел Трофимович говорит: «Ишь ты, мороз ему русский не понравился! Врешь, «Штольберг»! Заставим тебя работать!» И что ты думаешь? Сшил он своими руками ватную шубу для двигателя. И кран пошел!..

Едва потух свет и заиграла громкая музыка, Олег с Абдулом напряглись: вот сейчас начнется. И началось. На экране появилась квартира. Но что это? Как будто послышались звуки шагов. Мальчишка подошел к женщине и вдруг сказал: «Мама!..».

– Говорит!.. Как человек, говорит! – выкрикнул Абдул. Впервые в жизни они не только увидели, но и услышали с экрана, как цокают копыта лошадей, звенят трамваи, разговаривают люди, поют птицы… Великий Немой заговорил!

Ребята забыли о времени, о том, где находятся. Они были там, в той жизни, что разворачивалась на экране. Вместе с бывшими беспризорниками учились ремеслу, строили железную дорогу. И когда Мустафа сошелся в последней смертельной схватке с Жиганом, вскочили, чтобы помочь ему, отбросить финку от ищущей руки бандита.