Текст книги "Звездная абитура (СИ)"

Автор книги: Юнта Вереск

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Глава 8
Полет с ранцем

– Мы приземлились!

– Нет, прицерерились!

В сопровождении все тех же стажеров, мы потянулись по бесконечным переходам между тузиками. Сейчас мне были гораздо понятнее эти перемещения. Вот лестница на другой уровень, вот переходные шлюзы между тузиками, вот коридор вдоль многочисленных кают вроде той, в которой мы летели с Алефтиной.

Силы тяжести почти не было, так что без магнитных башмаков пришлось бы вспоминать технику использования лееров.

– Гравитация на Церере составляет меньше трех процентов от земной, – ответил на мой вопрос один из стажеров. – Здесь ты весишь в тридцать четыре раза меньше, чем на Земле!

– Если мы выйдем на поверхность, то можем улететь в космос? – спросил кто-то из идущих позади.

– Нет, конечно! – возмутился стажер. – Даже первая космическая скорость составляет на Церере пятьсот метров в секунду, а чтобы улететь в космос, нужна скорость не менее шестисот восьмидесяти метров в секунду. На это не способен даже реактивный ранец…

Мне казалось, что здесь говорят на каком-то малопонятном языке. Или полузабытом. Некоторые слова я знаю, но общая картинка не складывается. Я напряглась, вспоминая уроки астрономии. Первая космическая – это, кажется, скорость аппарата или корабля, необходимая для того, чтобы выйти на круговую орбиту вокруг Земли, что-то около восьми километров в секунду. Вторая космическая позволяет преодолеть притяжение Земли и выйти в межпланетное пространство. Она больше одиннадцати километров в секунду – с такой скоростью мы улетали с Земли на Луну. Жаль, что не спросила, какая скорость нужна была нам на Луне. Это какая же Церера крошечная, если ее космические скорости совсем небольшие…

Впереди послышались радостные вопли абитуриентов и строгие окрики стажеров. Видимо, они уже вышли в здание вокзала… или порта, или как тут это называется?

Выйдя их последнего тузика, я обнаружила, что никакого вокзала не было. Мы попали в короткую, метров двадцать, соединительную трубу, которая вывела нас к стайке небольших аэрояхт. В каждую пропускали человек под двадцать, после чего яхта срывалась с места и улетала, а ее место тут же занимала следующая. Задержки с посадкой почти не было, так что мы с Алей заняли места на своей яхте уже через пару минут.

Ну конечно же! Аэропоезд… как его? Тайкун льече, кажется, не приземляется и, наверное, и не прицереривается. Как на Луне швартуется у орбитальной станции!

Перелет оказался очень коротким – несколько минут, и у меня под ногами тверда земля. Или как называют почву на других планетах? Функции космопорта здесь выполнял приземистый прозрачный купол, через стены которого виднелась поверхность карликовой планеты, испещренная холмами, ямами, кратерами… И четкая линия горизонта. Какая же крошка эта Церера!

– Мы собираемся у входа в учебный корпус, – просипел громкоговоритель. – Проходите вперед, получайте форму и реактивные ранцы, которые помогут вам добраться до академии.

Все вокруг загомонили. Какие ранцы? Как ими пользоваться? Куда лететь? Шум поднялся такой, что голос из громкоговорителя уже никто не слышал. В толпе метались стажеры, пытающиеся утихомирить взбудораженную абитуру.

Прозрачный купол заслонили многочисленные голо-экраны, на которых инструктор показывал, как надевать костюм и реактивный ранец. После множества повторов, он же объяснил, как пользоваться ранцем: надо нажать на кнопку на груди, и ты летишь. Полет выглядел упоительно – фигурки на голо взлетали на два-три, а то и пять метров вверх, а затем быстро удалялись.

– Обратите внимание, внизу, на почве вы увидите цветную разметку, – вещал инструктор, указывая на белые, синие, зеленые, оранжевые и другие линии. – Придерживайтесь красного пунктира, который приведет вас ко входу в Академию. Лететь недалеко, всего четыре-пять минут. Прошу не отклоняться, соблюдать дистанцию и не залетать слишком высоко.

Это было очень красиво и, на первый взгляд, легко. Когда смотришь на других. А как яс справлюсь? Народ вокруг клубился и вертелся, все обсуждали ранцы и возможность полета на них.

На экранах возникла схема устройства ранца – датчики положения, гироскопы, микропроцессоры… Двигатель работал на гелии-3. Чтобы запустить его и поддерживать работу электроники, нужен был аккумулятор. Для защиты человека от радиации, поверхность ранца представляла собой покрытие, блокирующее излучение.

Все было здорово. И в то же время страшно. Алька, например, смотрела на экран, шевеля губами, словно заучивая каждое слов. А я, наоборот, радовалась приключению – где еще я смогу убедиться, что создана не только для счастья, но и для полета⁈

Между тем, пассажиры, прибывшие вместе с нами, абитуриентами, уже переоделись и начали стартовать. Глядя через прозрачную стенку купола у выхода, было видно, что некоторые из прибывших держались красной линии, но большинство рассеялось по другим направлениям.

Наконец, все опытные путешественники оставили нас, и абитуру позвали на экипировку. Возникла естественная толкучка, так что стажерам снова заняться наведением порядка. Они помогали одеваться, а заодно отвечали на многочисленные вопросы.

На Луне мы получили удобные комбинезоны, но они не подходили для церерских холодов. Атмосферы на планете почти не было, и температура колебалась от минус тридцати днем до минус ста градусов по Цельсию ночью. Сейчас было утро и электронный градусник показывал минус шестьдесят.

Сутки на Церере короткие, всего девять часов, так что нужно было торопиться – через четыре часа наступит ночь. Вновь прибывшие надевали на себя легкие скафандры, застегивали шлемофоны, а затем стажеры помогали закрепить на спине реактивный ранец. Его широкие ремни сходились крестом на груди. Посреди этого креста находилась кнопка управления.

– Я не перевернусь вверх ногами? – спросила какая-то девушка.

– Нет, ранец автоматизирован и автономен, в нем есть все, что вам нужно, чтобы сохранять комфортное положение. Вы можете лишь немного ускорить или замедлить движение, чуть наклонившись вперед или выпрямившись, остальное за вас сделает гироскоп и ИИ.

Вещи нам предложили оставить в небольших тележках: «Багаж получите в Академии». Тележки бодро выезжали из купола и мчались вдоль красной линии, а затем возвращались обратно, уже с другими грузами, которые распределялись по грузовым аэротакси.

Вокруг кипела обычная вокзальная жизнь. Но выглядело все упоительно, захватывающе, интересно. Я крутила головой, пытаясь ничего не упустить.

Наконец, облачившись поверх комбинезонов в легкие скафандры, мы начали закреплять на себе ранцы. Две лямки как у обычного рюкзака, соединялись дополнительными короткими жгутами, которыми в районе солнечного сплетения на животе крепилась круглая кнопка – здоровенная, размером с блюдце.

– Смотрите, здесь четыре положения, – пояснял стажер, помогая нам закрепить ранцы. – Нажимаете и удерживаете верхнюю часть, и ранец набирает скорость. Как только поймете, что больше разгоняться не нужно, отпускаете и летите. Чтобы затормозить, нажимаете на нижнюю часть. И тоже не отпускаете до самого приземления. Если нужно будет отклониться вправо или влево, нажимаете сбоку. Понятно?

– Ага, – ответила я, слегка поглаживая кнопку.

– Она точно работает? Вдруг что-то не так нажму? – спросил кто-то.

– В ранце есть ИИ, – пожал плечами стажер. – Ничего с вами не случится. Тут и гравитация очень условная, так что не волнуйтесь!

В шлюз купола вначале прошли трое парней, видимо, самые смелые. Глядя на то, как все легко взлетают и стремительно удаляются, осмелели остальные. Перед шлюзом возникла давка. Алька ухватила меня за руку:

– Давай вместе полетим, а? Не так страшно…

Я кивнула ей. Наконец, мы добрались к выходу. Ух, первый шаг на незнакомой планете!

Снаружи стояли двое стажеров, помогающие сориентироваться и нажать на кнопку ранца.

– Ааааа! Здорово! – завопила я, когда ранец легко заурчал у меня за спиной.

Пролетев метров двадцать, вдруг заметила, что Алька уже поравнялась со мной. Она жестами показала, что хочет приблизиться, и как только ей это удалось, ухватила меня за руку.

Так мы с ней дальше и полетели, держась за руки. Увидев, что догоняем тех, кто вылетел раньше нас, мы отпустили кнопки.

Аля двигалась целеустремленно, ориентируясь на спины летящих впереди. А я все никак не могла успокоиться, вертела головой в разные стороны – благо, шлем был совершенно прозрачный. Внизу просматривался красный пунктир, значит мы ничего не напутали и летим правильно. Оглянувшись назад, поняла, что купола уже почти не видно. Далеко же мы уже залетели! Но и здание Академии не просматривалось.

Я успокоилась, перестала вертеться, и попыталась получить удовольствие от полета. По нами пролетала поверхность Цереры, усеянная мелкими и довольно крупными, с булыжник, остроугольными камнями. Поймала себя на том, что улыбаюсь: еще чуть-чуть, и щеки достанут до шлема. Это развеселило меня еще больше. Жаль, что Алька не могла разделить моей радости – шлем не пропускал звуки.

– Эгегей! Уааа! – вопила я счастливо.

Крак! Резкий рывок и меня закрутило вокруг оси.

Аля, вцепившаяся в мою руку, по инерции закрутилась вокруг меня. Я попыталась отцепиться от нее, но она не отпускала.

Я поняла, что разорвалась одна из лямок моего ранца и вместе с ней отлетел жгут, тянущийся к кнопке. Вращалась я, крутило Альку. Как молоко и мороженое в миксере. Удивительно, но мы не снижались, а оставались метрах в трех от поверхности.

Что же делать? Как остановиться?

Кнопка моталась вместе со мной. Свободной рукой я пыталась поймать ее, чтобы нажать на остановку, но это мне никак не удавалось. Я задергала второй рукой, в которую вцепилась Алефтина. Докричаться до нее невозможно. Я уже ничего не видела вокруг кроме скафандра Али.

Тут в нее кто-то врезался. Наверное, кто-то из тех, кто летел за нами. Врезался, и ушел в сторону. Хоть бы помог нам остановиться! Но нет, он удалялся от нас по широкой дуге. Только тут я заметила, что мимо пролетают другие люди. И ни один даже попытки не делает нам помочь!

Наконец, Аля разжала руку и стремительно улетела от меня. Двумя руками мне удалось усмирить кнопку и нажать на торможение. По-прежнему вращаясь вокруг собственной оси, я начала замедляться и очень плавно стала опускаться вниз. Как же хорошо, что здесь такая слабая гравитация!

Тут то меня и прихватила паника. Как медленно приближается поверхность! Я же могу улететь в космос. Истерическое состояние вынудило меня развернуться словно котенку «лапами» вниз. Хотелось одного: вцепиться во что-нибудь. Караул!

Вот, вот. Церера ближе, ближе, и ужас режет душу напополам… Я пытаюсь уцепиться за землю, но здесь нет земли. Перчатки зачерпывают мелкую взвесь чего-то, чему нет названия. Это даже не песок, а какое-то истолченное в пыль стекло. Оно не удержит меня, мамочка, пожалуйста, ну кто-нибудь! Я же улечу, улечу…

Голова почти не кружится, но я стою на четвереньках, пытаюсь ухватиться за эту стеклянную смесь, но она просачивается меж моих пальцев.

Оглянувшись, вижу, как откуда-то издалека ко мне бежит Алефтина. Нет, не бежит, а прыгает – высоко взлетая, плавно приземляясь… Несколько прыжков, и она врезается в меня. Да, трудно рассчитать свою траекторию. Я вцепляюсь в нее и вдруг начинаю хохотать. Ее испуганное лицо в шлеме постепенно успокаивается, и она начинает робко улыбаться.

Как сложно убедить себя, что я никуда не улечу, что вот здесь, Аля, в нее можно вцепиться и она удержит меня на поверхности крошечной планеты!

Минута, две, три. Аля хлопает меня по плечам, что-то говорит, потом помогает подняться. Меня подбрасывает вверх, и меня снова накрывает паническая волна. Но подруга рядом, я держусь за нее, все хорошо.

Мы осматриваем мой ранец. Он в порядке. Разве что одна лямка разорвана… нет, она не просто оторвалась. Почти по центру лямки виден поперечный надрез почти на всю ширину, а разорван жалкий остаток, что удерживал ранец на спине.

Как жаль, что у нас забрали все вещи – я могла бы скрепить чем-то эту лямку и продолжить полет.

Алефтина вдруг отступила от меня на шаг и начала… расстегивать клеммы шлема. Да она с ума сошла!

Я попыталась помешать ей, но шлем внезапно отстегнулся, она сунула мне в руки прозрачную сферу, а сама начала развязывать шарф. Делать это неудобно, высокий ворот скафандра мешал, но она потянула шарф посильнее, и он выскочил наружу. Намотав его на руку, она схватила шлем и пристегнула его.

Сквозь пластик вижу, что лицо у нее стало почти белым, ресницы и уголки губ совсем заиндевели. Но она жива. Жива! Я попыталась обнять Альку, не понимая, как можно обогреть – сквозь шлем щеки не разотрешь, а это нужно сделать немедленно.

Вдруг замечаю, что она что-то говорит, пытается вырваться их моих объятий. Мы прислоняем шлемы друг к другу, и я слышу ее слова:

– Уймись ты, давай починим твой ранец…

Аля сняла с меня ранец и привязала к ремням шарф, затем закрепила получше, завязала еще один узел…

Примерив, я поняла, что она гений, и что я вполне смогу лететь вот так, с шарфиком вместо лямки. Если бы еще голова перестала кружиться…

На сей раз мы не стали хвататься за руки. Болтающаяся у меня на животе кнопка требовала двух рук – одной держать ее саму, другой регулировать.

– Лети впереди, – кричит мне Алька, прислонившись своим шлемом к моему.

Я киваю. И запускаю ранец.

Надо же, не сломался, урчит, работает. Оглядываясь, вижу как за мной стартует Аля. Отлично.

Мы пролетели еще пару километров, когда я увидела, что впереди, на земле – этом безумном мелком крошеве – сидит человек в скафандре. Реактивный ранец валяется рядом с ним.

Показываю на него Але, и мы, не сговариваясь, начинаем замедляться. Все остальные ранцелетчики почему-то пролетают мимо.

Приземлившись, я увидела, что передо мной сидит, мерно покачиваясь, совсем маленький человек. Ничего себе, пигмей! Я узнала характерные черты лица, большие круглые уши, широкий, приплюснутый и слегка вздернутый нос. Когда я училась на первом цикле, очень похожий человек вел у нас уроки труда. Отличный был дядька, научил нас множеству полезных вещей – как ориентироваться в джунглях, как искать воду, как плести корзины и даже строить хижины. Уроки мы усвоили не до конца, но шалашик у нас получился отличный. Где-то через год мы с одноклассниками даже переждали в нем тропический ливень. Тропический, тропический, потому что вернулись мы в школьный городок лишь к вечеру следующего дня. Ох, и попало нам…

Я глянула на африканца и поняла, что у него та же проблема – надрез и порванная лямка. Показала ему жестами на свой. Он кивнул, но, похоже, голова у него до сих пор кружилась. И тоже пытался держаться за рассыпающийся под пальцами песок!

Второго шарфика у нас не было. В конце концов мы подняли его, долго объясняли жестами что хотим сделать. Наконец, собрались, и стартовали. Мы с Алей летели по бокам, а он держался за наши шеи. Ужасно неудобно. Но держать его за руку я не могла, мне нужно было как-то управляться с кнопкой.

Летели медленно. Я боялась, что мой ранец опять отвалится. Ранец пигмея болтался у него на животе на одной лямке и то и дело норовил соскочить и ударить по Альке. Пигмей отцеплялся от нее, чтобы поправить ранец, но в итоге наваливался на меня.

Хорошо, что лететь оказалось недалеко – минут через десять мы увидели такой же прозрачный купол, из которого стартовали, только намного меньше. Шея у меня уже отваливалась.

Нырнув в шлюз купола, наша тройка оказалась перед группой стажеров:

– Зачем вы спускались на поверхность? Это запрещено! Вас же предупреждали!

Попытки объяснить ситуацию ни к чему не приводили. Нас заставили пройти за ширму и снять скафандры. Потом всех троих отправили в воздушный душ.

Потом нас отпустили. Лента траволатора двигалась медленно и мы, наконец, познакомились. Парнишку, которого мы выручили, звали Малаб, он мечтал стать пилотом космофлота.

Глава 9
Командный дух

Наши рюкзаки валялись на полу в зале. По-видимому, их привезли на тележке, и свалили в общею груду. Похоже, мы добрались до нее последними.

– О, нас уже опознали, – сказала Алефтина, помахав рукой, едва мы подошли к дверям в конце зала.

Еще в каюте тузика я заметила, что у нее был браслет, соединенный с коммом. Я знаю, что большинство людей так делают, но не хотела зависеть от ИИ и всегда отказывалась от браслета. Когда была на практике в больнице, насмотрелась на самых разных пациентов и решила, что общение с коммом через браслет – удел тревожных людей, не очень уверенных в себе.

Двери, как оказалось, вели в большую, человек на двадцать, кабину лифта, который повез нас куда-то вниз. Когда он остановился и двери распахнулись, мы замерли от изумления.

Перед нами находился громадный холл, ведущий к футуристически оформленным помещениям Академии. Впереди нас ко входу шли несколько человек, видимо прибывших предыдущим лифтом, и мы последовали за ними.

Размеры академического подземелья поражали.

– Как они это сделали? – изумилась я, вспоминая подлунные коридоры и переходы.

– Дигер вырезает такие помещения за пару месяцев, – ответил Малаб. – На Церере и астероидах много полезных ископаемых, так что построить такое гораздо легче чем на Земле.

– Но это же не только техника. Главное ведь энергия!

– Ее здесь сколько угодно. Одни из самых крупных запасов гелия-3. Даже больше, чем на Луне. И добывать гораздо проще. Вот и термоядерная энергетика. Отсюда снабжаются корабли с термоядерными двигателями. «Заправка» на обратной стороне Цереры, не здесь. Надеюсь, у нас будет экскурсия.

– Откуда здесь столько гелия?

– Не гелия, а гелия-3. Это важно. Солнечный ветер здесь, скорее всего, ни при чем. Считается, что когда-то на Цереру упал крупный астероид, состоявший из гелия-3, ведь доступные залежи сосредоточены в одном месте. Здесь еще водяной лед содержит гелий-3, но добывать его не так эффективно. А астероид мог долго летать вокруг Солнца. Напитался, а потом упал на Цереру нам на радость. Запасов хватит лет на восемьсот. Если расходы останутся на нынешнем уровне.

Едва мы вошли в большой зал, услышали презрительный выкрик:

– Цирк уехал, а клоуны остались!

За ним последовал громкий хохот. Недалеко от входа стоял Дергунчик, указывая на нас, а его компашка радостно поддержала идиота.

Меня почему-то задели эти слова и я не удержалась от грубости:

– Давно тебя выпустили из детсада, Дергунчик?

В первый раз я назвала его так по незнанию. Теперь – намерено.

Его всего перекосило.

– Поговори еще, размазня, – прошипел он. – Вашу троицу, считай, отправили на Землю, – затем, заговорив громче, Дергунчик почти выкрикнул: – Глядите на них! Они не соблюдают правил!

Я дернулась, но Малаб удержал меня за локоть:

– Успокойся. Не стоит он твоих нервов.

Малаб сказал это очень тихо, но так спокойно, даже равнодушно, что я, неожиданно для себя, послушалась. Взглянула на Альку, которая выглядела напряженной и растерянной.

– Ты не думаешь, что это испортил ремни? – едва слышно спросила она, указывая глазами на Дергунчика.

– Кишка слаба, – отмахнулась я.

– Зато подлости хватит.

Малаб перевел взгляд с меня на Алю и обратно.

– О чем она?

– Этот урод не умеет себя вести. Мы с ним чуть сцепились еще на Луне…

– Он мог. Порезать. Его стиль, – задумчиво сказал Малаб, разглядывая Дергунчика. – Но это был не он. Я с ним не ссорился. А мой ранец тоже порезан. Одинаковый почерк. И он не стал бы себя выпячивать. Да, кишка тонка. Для этого.

Наверное, мы бы продолжили разговор, если бы в этот момент, в зале неожиданно не разгорелись лампы. Толпа ахнула.

Зал оказался почти круглым. В центре находилась большая платформа, вокруг в несколько ярусов стояли столы.

– Дорогие абитуриенты! Приветствуем вас в нашей Космической академии! – прогремел голос. – Проходите, рассаживайтесь. Мы начинаем!

Увидев, как Дергунчик с компанией двинулись вправо, наша троица устремилась влево. Мы поскорее сели на последнем ряду, все-таки вопли этого идиота привлекли к нам внимание.

На платформу в центре зала поднялись четыре человека. Среди них был и капитан Фреш, который отправлял нас с Луны на Цереру. Остальных – двух мужчин и женщину, я не знала.

– Это же Ката Сирт! – восторженно воскликнул кто-то.

– Кто? – удивилась я.

– Ката Сирт. Потрясающий пилот, – пояснил Малаб. – Она же вела «Кранк»! Тот, который исследовал стену Япета! Шесть лет назад!

Я поняла, что он говорит о женщине на подиуме. Похоже Ката Сирт была популярной личностью. В узких кругах. О том, что такое «Кранк» и стена Япета мне оставалось только догадываться. Может быть зря я никогда не интересовалась космосом?

– Она вытащила попавший в расщелину исследовательский бот, – кивнула Аля.

Надо же, даже увлеченный биологией человек знает об этой даме! И когда они все успевают?

Свет по сторонам зала плавно приглушили, оставив ярко освещенным только подиум. Сначала капитан Фреш представился аудитории сам (оказывается, он был директором Космической академии), а затем познакомил нас с руководителем пилотной группы мастером Катой Сирт, деканом по навигации Меноузом Персивалем и деканом факультета биотехнологий доктором Катреусом Друбом.

– Вас здесь двести человек, – перешел к делу капитан Фреш. – На этой неделе у нас планировались тесты, и мы рассчитывали, что по их окончании половина из вас вернутся на Землю. Второй половине предстояли испытания для поступления на один из факультетов Космической академии.

Зал слегка загудел, люди зашевелились и начали обмениваться довольно эмоциональными репликами. Я тоже заволновалась. Мне же хотелось получить направление на медицинский факультет, которого здесь точно нет. То есть через неделю я с сотней других абитуриентов должна отправиться на Землю? Досада какая, не удастся попасть на станцию!

Капитан Фреш сделал паузу, чтобы зал успокоился.

– Я сказал «планировались», – внезапно взревел он. – Надеюсь, здесь есть внимательные люди, которые это услышали.

В ответ зал снова зашумел, а затем словно выключился. Похоже, что все затаили дыхание. Как и я. Планы Академии изменились? Что это может означать? Мы обменялись встревоженными взглядами с Алькой и Малабом.

После томительной паузы капитан Фреш снова заговорил, теперь уже негромко:

– Сегодня произошло беспрецедентное в нашей Академии событие. Безобразное и недопустимое, – он снова замолчал, а у нас, казалось, прервалось не только дыхание, но даже пульсация крови в организмах. – Во время банального перемещения из космопорта в Академию у одного из вас вышел из строя ранец. Он покинул воздушный маршрут и прицерерился. Вас было много, и ни один даже не подумал остановиться и оказать помощь.

– Нам же запретили приземляться… Касаться почвы! – выкрикнул неожиданно громко кто-то из абитуриентов.

– Да. В этом и проблема… Мировой университет имеет множество академий и факультетов. Он готовит мастеров, ученых и маэстро искусств. Как по-вашему, кто такие мастера, ученые и маэстро?

Все молчали. Тесты начались? Нужно отвечать? Или мне следует объяснить, что «прицерерился» не один человек и вовсе не из-за сломанного ранца, а из-за надрезанного ремня? Мы снова вопросительно переглянулись с Алей и Малабом, но он, предвидя наши реакции, отрицательно покачал головой: «не нужно высовываться».

– Ну, кто из вас скажет, что их объединяет?

– Профессионализм…

– Любовь к своему делу…

– Хорошее образование…

– Умение учиться…

Ответы сыпались со всех сторон, но капитан Фреш лишь переводил взгляд с одного на другого. Наконец, наступила тишина.

– Вы правы. Все. Отчасти, – после небольшой паузы сказал он. – Это все необходимые составляющие. Но есть еще одна составляющая, без которой ничто не сработает, – возвысил он голос, рубанув рукой воздух. – Какая? Ну, кто смелый?

– Внимание?..

– Забота о благе человечества?..

Абитуриенты предлагали самые разные варианты. Мне тоже хотелось высказаться, но я молчала, повинуясь строго сдвинутым бровям пигмея. Видимо зависимость и послушание учителям слишком глубоко укоренились в моем сознании. Сейчас моим учителем был Малаба.

– Командный дух! – рявкнул капитан Фреш, перекрывая голоса аудитории. – Если нет командного духа, если вы не готовы прикрыть товарища, если вы не готовы в любой момент прийти на помощь, то грош вам цена. Никогда! Никогда из вас не получится ни мастера, ни ученого, ни маэстро! Команда помогает, заводит, выводит на новые рубежи. Команда заставляет соревноваться с другими за лучшие идеи. Командный дух движет развитие! Да, бывают гениальные одиночки. Но! Пока они не познали азов, не увидели взаимосвязей, не научились отказываться от своих идей и взвешенно спорить с оппонентами, не поняли глубинной логики и не нашли свой собственный путь среди множества других, они никогда не добьются успеха. Только в борьбе с собой и с другими можно стать гением. Чтобы не сдаться, нужен командный дух, поддержка окружающих. Тех, кто в споре находит истину. Тех, кого вовремя остановили и дали новый толчок. Если в вас нет командного духа, если у вас нет чувства локтя, если вы не готовы дружить и побеждать – грош вам цена!

Он замолчал, оглядывая пришибленную аудиторию.

– Часть из были впереди и не видели упавшего. К ним нет вопросов. Но к тем, кто пролетел мимо, вопросы остаются. Вряд ли нашей комиссии понравятся их ответы. На предварительном отборе вы получили достаточно высокие оценки по самым разным аспектам психологии и предметных исследований. Поэтому вы здесь и собрались. Но теперь мне кажется, что вы, возможно, станете неплохими специалистами, но до уровня настоящего мастера, ученого или маэстро, вам не дорасти. Очень может быть, что среди вас окажется один настоящий гений, который двинет человечество вперед, да, это возможно. Но Мировой университет не занимается выращиванием гениев. Он сосредоточен на подготовке мастеров, ученых и маэстро. Тех, кто движет общество вперед и вдохновляет его на новые свершения.

Еще одна пауза. На сей раз по залу прошла волна шепотков, люди зашевелились, замотали головами – кто отрицательно, кто положительно. Мы втроем переглядывались, но потом Аля вдруг уткнулась взглядом в столешницу и замерла. Я посмотрела на стоящих в центре зала четырех руководителей.

Капитан Фреш пробегал взглядом по рядам абитуриентов. Деканы снисходительно поглядывали на будущих студентов (как минимум половина из присутствующих). Ката Сирт, чуть прищурившись, смотрела в нашу сторону. Мы сидели в полутьме, но мне казалось, что она буравит меня взглядом. Или не меня, а Малаба?

– Идеи, рождающиеся у мастеров, ученых и маэстро – это топливо прогресса. Мировой университет, часть которого является наша Академия, провозгласил, что каждое открытие совершается во время совместного поиска истины. Если вы не знаете арифметики, вам не одолеть геометрии. Если вы проходите мимо упавшего, вам не достичь звезд. Эгоист никогда не станет звездой. Ученые, гении, маэстро, мастера всегда стоят на плечах гигантов! Кто это сказал?

Обведя взглядом зал, капитан Фреш мотнул головой.

– Ну? Не верю, что не знаете!

– Ньютон, – тихо сказал кто-то.

– Да! – рявкнул капитан. – А кто такие гиганты?

– Гении прошлых веков? – снова раздался тот же тихий голос.

– Да. Гении. Мастера. Но этого мало. Будучи маленьким и физически слабым мальчиком Ньютон стал первым учеником в школе. Чтобы учиться в Кембридже, он подрабатывал камердинером, но при этом учился столь блестяще, что был удостоен стипендии, позволившей ему оплатить обучение. Когда он стал бакалавром, Кембридж закрылся из-за чумы. Сидя дома, Ньютон за два года разработал теории по математическому анализу оптике и закону всемирного тяготения. Позже он написал книгу, которую сегодня знает каждый из вас – «Математические начала натуральной философии». Но, увы, опубликовать ее не смог, так как своих средств у него не было, а Королевское общество перед этим опубликовало иллюстрированный трактат по истории рыб, истощив свой бюджет. И тогда Эдмонд Галлей, да, да, тот самый, комету которого вы все помните, опубликовал книгу Ньютона за свой счет… Обильнейшая переписка с крупнейшими физиками и математиками той эпохи позволила гению Ньютона объединить и подняться над общей массой более робких или не так далеко глядящих ученых. То же самое можно сказать и о любых других гениях науки. Без книг, лекций и обсуждений, без яростных споров и дружеского плеча, ни один ученый не смог бы стать гением.

Громкий голос капитана умолк, оставив в зале звенящую тишину. Казалось, что абитуриенты даже выдохнуть не могли. Уставившись глазами в пол, Фреш помолчал, а потом заговорил совсем тихо:

– Великий математик Перельман доказал гипотезу Пуанкаре, но отказался от получения очень большой по тем временам «премии тысячелетия». Почему? Да потому что математическое сообщество отвернулось от него, когда трое математиков предприняли попытку представить Перельмана плагиатором, который украл их решение. Позже они отказались от своих утверждений, но Перельман был оскорблен тем, что коллеги поверили этой клевете, даже не попытавшись разобраться. Он ушел с работы, забросил науку и впал в депрессию, заявив, что его коробит, когда в изоляции оказываются не те, кто нарушает этические стандарты в науке, а те, на кого возводится поклеп. Математик потерял веру в людей, а мир потерял великого математика. Кто от этого выиграл?

Он замолчал, и в зале повисла тяжелая тишина. Мне показалось, что предыдущая пауза наполнила зал воздухом, а эта словно выкачала воздух из помещения.

– Пока вы не осознаете, что все свершения достигаются только в команде, что дружеское плечо важнее всего, что великие открытия делаются в процессе командной работы, споров, опровержений, доказательств и взаимной поддержки, до тех пор вы рискуете повторить судьбу надутых болванов.

Капитан неожиданно хлопнул в ладоши, развернулся и ушел.

– Сейчас вы разойдетесь по своим кубрикам, – негромко заговорил, шагнув вперед, очкастый декан по биотехнологиям. – Мы расселили вас по восемь человек, полагаю, это не доставит вам проблем. Вы будете делить крышу над головой в течение недели. Теперь вот что. Время и здесь, на Церере, и на орбитальных станциях, установлено по земному Гринвичу. Сейчас двадцать один час. Даем вам полчаса на обустройство. В двадцать один тридцать ждем вас на ужин. В двадцать три часа отбой. Здесь небольшая гравитация, но все равно падающие с кроватей люди не дадут спать товарищам по кубрику. Начинайте немедля заботиться друг о друге. Подъем завтра в семь утра, через пятнадцать минут утренняя зарядка, в восемь завтрак, в девять ждем вас в этом зале. К тому времени мы примем решение о том, что с вами делать и стоит ли допускать до тестов. Разобраться с кубриками, санитарными помещениями, столовой и прочим вам помогут стажеры. Все понятно? Тогда до завтра.