Текст книги "Избранные произведения в двух томах.Том 1.Проза (1966–1979)"
Автор книги: Юлия Друнина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
А другие обитатели Петушков не переживали, по-моему, никаких трагедий. Даже волки, которые, как известно, «все в лес смотрят». Три здоровенных лба прыгали, ласкаясь, как собачонки, на худенькую немолодую женщину в тяжелых сапогах, пытаясь лизнуть ее в лицо и выкусить зажатое в ее руках лакомство – черные сухарики. Это волки-то!..
Невеселые, ломая голову над тем, как быть с Алиской дальше, вернулись мы в город. И тут кто-то из друзей дал мне дельный совет:
– В Уголке Дурова есть корсак. Пристрой туда свою корсачиху – пусть их поженят. Кончится и ее одиночество, и твое беспокойство. К тому же, будешь иметь очаровательных внуков.
Ну что же, я не прочь стать бабушкой! И, может быть, театральная карьера Алиски будет удачнее кинематографической: я имела в виду знаменитый театр зверей.
К тому же улица Дурова, где находится Уголок, – не Петушки, не надо тратить на путь туда и обратно целый день.
Но захотят ли еще там принять нашу невесту? Не посчитают ли этот союз неравным? – какая-то необразованная, не помнящая родства корсачиха, фи!
Сватом был делегирован Алексей. Он принес положительный ответ. Ура! Может быть, судьба нашей неприкаянной Алиски наконец устроится!
В первый же свободный день мы поехали в Петушки. Отдать-то Алиску нам отдали, но вот взять ее оказалось не так-то просто. За последние дни она превратилась в настоящего дикого зверя. Мы долго и мучительно ловили это обезумевшее от страха существо, решившее, по-видимому, дорого продать свою жизнь. Даже очутившись на руках Алексея, Алиска, в противовес прежней своей манере сразу же затихать, не переставала вырываться, царапаться и кусаться. Алексей с трудом справлялся с ней и пару раз едва успел отстранить свое лицо от ее острозубой пасти.
Неужели Алиска совсем забыла нас, неужели она так ничего и не вспомнит?..
До станции было минут двадцать ходьбы. За это время Алиска успокоилась и даже разрешила уложить себя в ту самую длинную хозяйственную сумку, которая служила ей тарой при путешествии в Петушки.
В поезде Алиска укачалась и уснула. По тому, что она вздрагивала и прижимала уши, когда я прикасалась к ее надутому, как барабан, животику, было ясно: он у нее сильно болит.
Были и другие несомненные признаки того, что у малышки разболелся живот… Я конфузилась и краснела, Алексей улыбался одними глазами, соседи вели себя по-разному, каждый в соответствии со своим характером и понятиями о приличии. Одни сидели с каменными лицами, другие подшучивали над нашим плохо воспитанным «ребенком», третьи ему сочувствовали.
Двери внутри нашей квартиры были раскрыты настежь. Сегодня Алиске разрешалось бегать, где угодно. Но она, увы, не воспользовалась этой возможностью, а снова, как когда-то, улеглась в ванной на бочок, пропустив хвост между «иксами» и тихо постанывая. Больно! Я подумала, что ее недавняя вспышка ярости тоже могла быть отчасти выражением этой боли.
А утром нам опять пришлось проделать знакомый путь в ветлечебницу – нельзя же, в самом деле, везти невесту на смотрины в таком плачевном состоянии!
Невесте поставили клизму, приласкали, расспросили меня о ее житье-бытье. И, странное дело: рассказывая об Уголке Дурова, я вдруг поняла, что мои слушатели относятся к этому проекту без восторга. Да и сама я почему-то почувствовала себя немного Иудой. Нечто подобное испытывает, наверное, женщина, сначала усыновившая ребенка, а потом старающаяся от него избавиться…
В Уголке Дурова невеста должна была два-три дня провести в карантине, то есть в отдельной клетке.
Мне показали жениха. Он был великолепен. Крупнее Алиски чуть ли не в два раза, с роскошным хвостом.
Однако «квартирные условия» были у него незавидные: клетка маленькая.
Правда, там стоял домик со снимающейся крышей и «лабиринтом» – это значит, что изнутри домик разделялся на две половины не доходящей до потолка перегородкой. Корсачок попадал сначала в первую «комнату», потом уже во вторую, и там чувствовал себя в безопасности. На воле лисы всегда строят себе «двухкомнатные квартиры».
Конечно, после Петушков Уголок Дурова казался микроскопическим. Киношным звездам жилось вольготнее, чем театральным. Да это и понятно. В распоряжении Уголка, находящемся на одной из оживленнейших столичных улиц, было только небольшое закрытое помещение, заменяющее тропики обезьянам и другим теплолюбивым животным, да прилегающий к нему маленький двор.
Алиске не предстояла жизнь в хоромах. Но, как известно, «с милым рай и в шалаше».
Когда через пять дней (грипп помешал мне сделать это раньше) я снова пришла в Уголок Дурова, то с огорчением и удивлением увидела Алиску по-прежнему одну. Она казалась похудевшей, понурой, вялой. Миска с супом была полна и даже не перевернута – Алиске не хотелось хулиганить.
Почему же все-таки ее не подсадили к жениху? А ведь февраль уже на исходе, кончается месяц лисьих свадеб…
Мне сообщили, что Алиску вообще не подсадят к корсаку, поскольку «фактом своего присутствия она сорвет всю дрессуру».
Вот тебе и на! Зачем же тогда я затеяла эту канитель с переселением из Петушков? Только для того, чтобы Алиска сменила просторную клетку на тесную?
В полной растерянности возвратилась я к Алиске. Ее не было на месте – унесли на эту самую «дрессуру».
Дождавшись ее возвращения – в специальной переносной клетушке, – я спросила юную дрессировщицу, берет ли она уже Алиску на руки?
– А зачем? – равнодушно ответила девушка вопросом на вопрос. – Я этого и не буду никогда делать.
Из дальнейшего разговора с ней я поняла, что понятие «ручная» и «дрессированная» вовсе не одно и то же. А раньше я допускала, что ручная лиса может и не быть дрессированной, но не предполагала, что дрессированная может не быть ручной.
Оказывается, может. От нее добиваются желаемых действий чисто механическим путем, путем создания условных рефлексов: дернула, например, зубами за веревочку, получай награду – кусочек мяса.
Но, должно быть, моя Алиска ничего не знала о теории условных рефлексов: хотела бы я посмотреть, как добьется от нее чего-либо человек, которого она не любит, которому не доверяет! А первый и необходимый признак ее доверия – разрешение брать себя на руки.
И затем, процесс обучения четвероногих актеров построен, в основном, на подкупе. А одна из доминирующих и, на мой взгляд, привлекательнейших черт Алиски – неподкупность.
Мне стало ясно, что и театральной звезды из нее не получится.
Но допустим, что Алиску и заставят сделать тот или иной трюк – жизнь ее не станет от этого менее грустной и одинокой. Люди не стремились установить с Алиской душевный контакт. По-своему они, возможно, были правы: звериный театр существовал и без этого.
Домой я пришла расстроенная. Мы снова оказались у разбитого корыта.
А тут еще мой грипп перешел в воспаление легких, и почти месяц выпал у меня из жизни.
Разумеется, мой первый после болезни визит «в свет» был визитом в Уголок Дурова.
С волнением втягивала я в еще покалывающие легкие острый запах зверинца. Слегка кружилась голова – то ли от слабости, то ли от весеннего дурмана.
В поисках Алиски я долго бродила между клетками по грязному подтаявшему снегу.
– Идемте, я покажу вам вашу корсачиху, – позвала меня юная дрессировщица.
Внешне Алиска мало изменилась. Разве что немного похудела да вылиняла. Но внутренне… Сказка про грустный опыт доктора Моро подходила к финалу. В клетке лежал угрюмый и какой-то погасший зверек. Он был только корсаком, попавшим в неволю, и никем больше. В нем ничего не осталось от Личности, от ни на кого не похожей Алиски. Все контакты между ней и мною были порваны. По-моему, Алиска даже не узнала меня.
Впрочем, в последнем я все-таки ошибалась. Когда, не надеясь на успех, а так, на всякий случай, я протянула Алиске сквозь прутья свой указательный палец, она, вспомнив что-то, осторожно взяла его в зубы и подержала несколько мгновений.
Потом Алиска ушла в свой домик и больше уже не показывалась. Лежала, наверное, прижав ушки во второй «комнате» и думала что-нибудь, вроде: «И ты, Брут!»
Эпизода с пальцем мои нервы уже не выдержали. К великому своему стыду, я, на глазах у несколько даже смущенной таким взрывом чувств юной дрессировщицы, разревелась, как девчонка. Только немного возьму себя в руки, опять обжигает воспоминание об Алискиной ласке и о том, как потом, словно опомнившись, она повернулась и ушла в свой домишко… А тут еще, как на грех, и носовой платок куда-то задевался!
Такой, донельзя зареванной и несчастной, меня застал Алексей – мы с ним назначили свидание около Алискиной клетки. Сначала он испугался – что случилось? – а потом, поняв все, решительно сказал: скоро лето, что мешает нам поселить ее на даче? А там видно будет: И возьми, пожалуйста, мой носовой платок…
ТЫ В ОТВЕТЕ ЗА ВСЕХ, КОГО ПРИРУЧИЛ
Ты навсегда в ответе за всех, кого приручил.
Экзюпери
Я рассказываю об Алиске, а на планете гремят военные бури и взрывы классовых боев.
На грозном глобальном фоне – хрупкий силуэт маленькой степной лисички с ножками «иксом». Стоит ли писать о ней, не слишком ли это камерно?..
Человек всегда остается человеком. Всегда живы в нем и благодарная любовь к природе, и чувство прекрасного, и рыцарские чувства – желание защитить того, кто нуждается в защите.
А если порой Человек и забывает о своей человеческой сущности – горе ему.
…Несколько лет тому назад, в один и тот же день, в один и тот же час, на всей огромной территории Китая затрещали трещотки, загремели барабаны, затрубили трубы. Все многомиллионное население страны, и стар и млад, размахивая руками и вопя, вышли из своих домов для того, чтобы привести в исполнение дьявольски остроумный и дьявольски жестокий план.
И трещотки, и барабаны, и трубы, и вопли служили одной цели – поднять с места и не дать снова сесть миллиардам «злостных вредителей» – воробьев. Они могут держаться в воздухе лишь очень короткое время.
И вот, в страшной панике заметались над головами людей насмерть перепуганные птицы. А люди все бесновались, адская какофония не утихала. И одно за другим разрывались крошечные сердца, один за другим падали на землю бездыханные взъерошенные комочки. Дети хлопали в ладоши и визжали от восторга, довольные, потирали руки взрослые.
Вскоре все было кончено. В Китае не осталось ни одного воробья.
Однако результаты этого избиения, этой воробьиной «варфоломеевской ночи» оказались неожиданными. Люди были быстро и строго наказаны за свою жестокость: обрадованные отсутствием воробьев, на поля хлынули тучи насекомых. Посевы гибли. Голод полз по стране. И пришлось завозить в Китай из другой страны маленьких верных крылатых друзей…
Наверное, точно подсчитано, какой материальный урон понесли тогда китайцы. Но кто подсчитает, какой урон понесли души их детей во время этого прекрасно организованного хладнокровного убийства?
Отношение к «братьям нашим меньшим», к существам, всецело от нас зависящим, – пробный камень для каждого. Но я совсем не хочу сказать, что всякий человек, питающий слабость к животным, – хорош.
Бывшие узники фашистских лагерей смерти хорошо знают, что изверги, некогда травившие их овчарками, часто нежно и искренне любили этих самых овчарок и вообще всяких там собачек и кошечек.
Все это так. Далеко не каждый питающий слабость к животным – хорош! Но я уверена, что каждый жестоко с ними обращающийся – плох.
Мы сняли дачу у некоей бабы Мани и переехали туда со всем зверинцем – Алиской, Тихоней и Кисой. На участке мы поставили собачью конуру – шикарный дом для Алиски и обнесли его с четырех сторон металлической сеткой – получился просторный вольер.
Через три дня после новоселья я очень удивилась, увидев внутри вольера… Тишку, увлеченно играющего с Алиской. Лисичка теребила пса за уши, шутливо покусывала его за ноги, носилась вокруг, как маленький веселый чертенок, и даже вскакивала ему на спину, как заправский кавалерист.
Надо сказать, что в жизни своей я не встречала более добродушного и общительного создания, чем Тихон. На даче он сразу же пытался подружиться со всеми – даже с ежами, ночью притопывающими из леса. Попытки эти всегда кончались для Тишки одинаково: окровавленным носом и разбитыми надеждами. Но он не терял веры, что следующий фыркающий комочек все-таки поймет его…
Первая попытка этого неисправимого оптимиста подружиться с Кисой едва не стоила ему глаз.
В дальнейшем их отношения строились так. При встречах носом к носу Киса «делала верблюда» и завывала отвратительнейшим голосом, а Тихон «не замечал» ее. Он невозмутимо шествовал своим путем с выражением достоинства на морде, отвернув ее, однако, в сторону и полузакрыв глаза. Совсем не лишняя предосторожность. Будучи в особенно дурном настроении, Киса, как фурия, вцеплялась прямо в морду бедного добряка. Но и тогда Тишка только пытался стряхнуть с себя злючку, не причинив ей вреда. Он был слишком благороден для того, чтобы бить женщин.
Киса молниеносно покорила сердца всех окрестных котов. Дача бабы Мани осаждалась влюбленными кавалерами разных мастей. Одни висели на деревьях, как экзотические плоды. Другие, подобно изваяниям, украшали изгородь. Третьи, понахальнее, через отверстия, сделанные в фундаменте, чтобы дом «дышал», проникали к нам в подпол и устраивали ночные концерты.
Однажды, при помощи самодельного «лассо», Аленка поймала там наиболее настырного Кисиного поклонника и через люк в кухне почти вытянула его из подпола. К сожалению, «лассо» захлестнулось не вокруг лапы ухажера, как это было задумано, а вокруг его шеи. Кавалер, выпучив глаза, задыхался, хрипел, а девочка не могла его отпустить: удирая с длинной веревкой на шее, бедняга мог бы зацепиться за что-нибудь и удавиться. Осторожно и терпеливо, сантиметр за сантиметром Аленка выуживала упирающегося кота, как рыбак вываживает громадную сопротивляющуюся рыбину…
Когда – еще в Москве – у Кисы появились «кисята», соседи моментально разобрали их, так как они были «все в мать». Такие же пушистые, хорошенькие.
Обнаружив исчезновение своих детей, Киса почему-то посчитала виновником этого похищения бедного Тихона. Вот тогда-то она впервые попыталась вцепиться ему в глаза.
А нежное сердце Тихони алкало дружбы. И вот судьба снова свела его с Алиской…
Но как все-таки пес попал в вольер? Перепрыгнул? Однако высота его почти два метра!
Ладно, посмотрю, как он будет выбираться обратно.
Оказывается, очень просто – как кошка, цепляясь когтями за ячейки сетки. Нельзя сказать, что это было слишком грациозно – я воочию убедилась, что такое «собака на заборе».
Теперь Тишка мог в любое время дня и ночи приходить в гости к своей подружке. Встречи эти обычно проходили по одной и той же схеме. Увидев приближающегося Тихоню, Алиска от избытка чувств начинала беспорядочно метаться по вольеру. Метание это продолжалось до тех пор, пока Тишка не плюхался на землю уже в Алискином царстве и тут же бросался следом за лисичкой, вдохновляемый честолюбивой мечтой поймать ее за хвост. Обоих охватывал невероятный спортивный азарт. Порой Алиска вдруг круто меняла курс и не успевающий затормозить Тишка врезался на полном ходу в угол вольера.
Алиска была неутомима в своих проказах, Тихон уставал: язык до земли, пыхтит, как паровоз. Он растягивался на полу и засыпал. Алиска безрезультатно теребила дружка, потом забиралась к нему на спину, как на матрац, и тоже засыпала.
На шум «битвы» часто прибегала Киса. Взобравшись на один из столбов вольера, она маячила там, как часовой на вышке, не сводя с «дерущихся» громадных желтых глаз. Она явно «болела» за Алиску и страшно волновалась, когда ей казалось, что лисичка сейчас попадет в зубы кровожадного пса. В эти моменты горб ее вырастал до максимальных размеров, шерсть вставала дыбом, завывание шло на самой высокой ноте – вот-вот бросится на Тихоню. Мне приходилось в последний момент хватать ее на руки…
Я кормила Алиску и Тишку вместе, из одной миски. Первой всегда начинала есть хозяйка вольера. Тишка, облизываясь, деликатно стоял в стороне, терпеливо дожидаясь, пока подружка отвалится от миски. Но подружка оказалась жадиной. Ее угнетала мысль, что невозможно слопать все самой, она торопилась, захлебывалась, глотала целиком громадные кусищи.
Будучи, увы, не в силах одна одолеть то, что я принесла в расчете на двоих, Алиска выхватывала из миски кусок побольше и, держа его в зубах, начинала метаться по вольеру. Дружба, мол, дружбой, а табачок врозь.
Но и закопав наконец свое сокровище, она через минуту снова впадала в панику, разрывала землю, хватала мясо и опять носилась с ним по вольеру.
А Тихон невозмутимо наблюдал за Алиской, потом так же невозмутимо разрывал лапами и носом ее кладовые.
Однажды, я чистила вольер, Алиска заигрывала со мной, хватая зубами то за полу куртки, то за брюки. Тихоня вертелся снаружи. И вдруг я заметила, что он застыл на месте, уставившись куда-то странным взглядом. Проследив направление этого взгляда, я тоже на мгновение застыла. Оказывается, я забыла закрыть вольер на задвижку. Алиска, разумеется, тотчас заметила мою оплошность и вышла наружу. Не успела я сообразить, что предпринять, как Тишка сделал прыжок к Алиске, она рванулась от него, и началась сумасшедшая гонка. С воплем «Тихон, назад!» я выскочила из вольера – испугалась, что пес загонит Алиску на чужой участок. Трудно ли ей проскользнуть сквозь изгородь? А там могут быть нормальные, не похожие на нашего Тишку собаки, которые разорвут корсачишку на клочки… И как вообще теперь поступить, как загнать Алиску обратно в клетку? И почему бы ей сейчас не броситься прямо в лес, к которому одним своим боком примыкает участок бабы Мани?
К счастью, послушный Тихоня почти сразу повиновался мне – подбежал, задыхаясь и роняя слюну. Я схватила дрожащего от возбуждения пса за ошейник и поволокла его привязывать. Потом, в ужасе, со спринтерской быстротой вернулась на место катастрофы, на ходу крикнув своим в открытое окно: «Алиска сбежала!»
Что же теперь делать, что можно сделать?.. Какой неожиданный и грустный финал! И именно сейчас, когда все так хорошо устроилось.
Я бросила тоскливый взгляд на вольер и не поверила своим глазам. Там, на крыше домика спокойно возлежала Алиска и настороженно смотрела на нас своими громадными раскосыми глазищами.
После этого я решилась выпускать Алиску на волю: я не сомневалась, что она вернется домой.
– Да, один раз Алиска вернулась, – соглашался Алексей, – но я считаю это чудом. А где гарантия, что чудо повторится?
Гарантия? Какая тут может быть гарантия? Интуиция плюс некоторое понимание Алискиного характера – вот и вся моя гарантия.
Я отодвинула дверцы вольера… Вы думаете, что Алиска пулей вылетела на свободу? Нет, она тут же предположила, что это провокация, и решила на нее не поддаваться.
Но трудно противостоять зову свободы, особенно когда знаешь ее вкус. Алиска начала колебаться. Она то выходила «за порожек», то снова заскакивала назад. И наконец…
Я никогда не видела зрелища прелестнее этого первого знакомства Алиски со свободой. Она не шла и не бежала. Она все время взлетала ввысь, как фонтан: вероятно, просто боялась, что из-за высокой травы не увидит опасности, но выглядело это как какой-то причудливый, очаровательный, ни на что не похожий танец. А траектория движения Алиски напоминала и беспорядочный полет мухи, и порхание бабочки. Это действительно был танец, славящий свободу и весну.
А весна собиралась вот-вот перейти в лето. Припекало солнце, воздух гудел и звенел, сладко пахло медом, горько пахло полынью.
Алиска старалась держаться поближе ко мне – не так страшно. А при малейшей тревоге – треснет ли сучок, долетит ли с улицы чей-то голос – опрометью мчалась «спасаться» в вольер.
Вскоре, воспользовавшись очередной паникой Алиски, я снова задвинула за ней дверь. Первая прогулка продолжалась не более десяти минут.
На следующий день Алиска чувствовала себя на воле гораздо увереннее. Теперь уже не она бегала за мной, а я за ней. И «спасалась» она гораздо реже – «акклиматизация свободой» шла быстрыми темпами. На этот раз «узница» оставалась на воле минут двадцать.
В третий раз я выпустила Алиску из вольера рано утром, нарочно не покормив ее после ночи, и решила так делать всегда. Голодная, она скорей вернется, особенно если в нужный момент я положу на крышу домика какое-нибудь остро пахнущее лакомство.
Теперь Алиска чувствовала себя на воле, как рыба в воде. Она носилась по участку за бабочками, так же безрезультатно подстерегала явно поддразнивающих ее сорок, из-за засады неожиданно «нападала» на меня. Но главным ее занятием было изводить несчастного Тишку.
Во время Алискиных прогулок пса приходилось привязывать: иначе он сразу бы загнал ее на чужой участок или в лес. Чтобы Тихон не слишком переживал свое унижение, мы натянули между двумя осинами проволоку, вдоль которой он и бегал взад-вперед, громыхая цепью, как каторжник кандалами. Этой цепью нам пришлось заменить его поводок – тоже из-за Алиски.
Дело в том, что она придумала себе веселую игру. Мгновенно поняв полную беспомощность привязанного Тихони, лисичка издали, со скоростью экспресса, мчалась прямо на него. Пес волновался, повизгивал, нетерпеливо переступал с лапы на лапу в ожидании того счастливого момента, когда он сможет схватить свою подружку. Вот Алиска поравнялась с Тихоном. Он делает стремительный рывок, поводок натягивается до предела – того и гляди, оборвется. Сейчас Алиска будет поймана. Но плутовка рассчитала все с математической точностью. Ее хвост мелькает буквально в одном миллиметре от пасти пса, и вот она уже сидит с довольным видом – провела дружка! Рот до ушей, язык высунут, глазищи смеются. А Тишка, с силой отброшенный назад натянувшимся поводком, озирается с глупым видом. Через две минуты представление повторяется снова… Конечно, никакой поводок не мог бы долго выдержать таких испытаний на прочность. Вот и пришлось заменить его цепью.
Порой за расхулиганившейся Алиской хмуро наблюдали две недоброжелательные фигуры – баба Маня и Киса. Первая как всегда поджимала губы и бормотала «не положено», вторая как всегда «делала верблюда» и завывала.
Однажды Алиска решила сломать лед в отношениях с этим сердитым существом. Весело и доверчиво направилась она к Кисе. Чем больше сокращалось расстояние между ними, тем горбатее становилась маленькая пушистая фурия, тем пронзительнее делалось ее завывание. Но Алиску это не останавливало. Вот до Кисы осталось всего три метра… два… один… Ее завывание стало походить на сигнал воздушной тревоги. В последний момент нервы мои не выдержали, и я схватила Кису на руки, так и не узнав, что было бы дальше…
Поначалу, носясь по участку, Алиска все-таки косила одним глазом в мою сторону, стараясь не выпускать меня из поля зрения. И стоило мне зайти в вольер и положить на крышу домика что-нибудь вкусное, как она моментально появлялась там.
Так продолжалось около месяца. Но потом ей стало не хватать нашего участка. Алиска исчезала на час, а порой и на три. То один, то другой сосед видел ее у себя. Я начала беспокоиться, особенно после того, как «левый сосед» сказал, что Алиска играла с его щенком. Само по себе это, разумеется, прелестно, но что, если она, например, задумает поиграть со здоровенной черной догиней, принадлежащей «правому соседу»?
Однажды Алиска вернулась позже обычного, и вид у нее был какой-то подозрительный – одновременно довольный и виноватый. Она не дотронулась до еды, быстро проскользнула в свой домик и не отзывалась на приглашение выйти.
Через некоторое время пришла всезнающая баба Маня и разразилась гневным монологом:
– Алька-то ваша что наделала! Всех курей у В. (она назвала фамилию одного писателя) передушила. Горла все перегрызла, паскудница, и положила рядком, аккуратно так. А людям-то какое разорение! Нет, ты мне скажи – разве это положено? Не по-ло-же-но!
– Баб Мань, а откуда известно, что это Алиска?
– Кто же еще? Да и видали ее! Не отперетесь!
Я и сама понимала, что «не отперусь»… Говоря откровенно, я не очень осуждала Алиску. Нечего писателям разводить кур, не их это дело. Но я боялась, что выступления Алиски против частнособственнических пережитков закончатся печально…
…И вот случилось то, чего мы так боялись: Алиска не вернулась.
Уже кончался длинный летний день, уже темнело, а ее все не было. Мы всей семьей молча бродили вокруг клетки.
Не вернулась Алиска и утром. По-видимому, случилась какая-то беда.
В полдень, как всегда без стука, вошла баба Маня и сердито сказала:
– Петровы велели, чтоб вы свою Альку забирали.
Мы с Аленой вылетели в чем были за калитку. Нужная нам дача была почти рядом, через три дома.
Хозяйка рассказала:
– Я была на террасе, когда вдруг услышала страшный лай. Вижу, к нам в сарай ворвалась целая свора собак – три или четыре, я хорошенько и не разобрала. Ну, я схватила ведро с водой и к ним. Дорогие гости уже сцепились в углу в один клубок. Я закричала и окатила их водой. Убежали. Я тоже хотела уходить, как вдруг вижу: из угла высунул морду и уставился на меня какой-то зверь. А какой – в полутьме не успела разобрать. Я испугалась и выскочила из сарая. Прибежал муж, разглядел зверя и говорит: «Да на нем ошейник! Это же соседский лисенок!»
Мы пошли в сарай. Алиска долго не хотела выходить к нам. Потом откуда-то появилась, но долго не давалась в руки, – видно, здорово ее напугали собаки. Когда глаза мои привыкли к темноте, я заметила, что левое ушко у нее было разорвано…
Другая соседка рассказала нам, что она видела, как три собаки гнали по улице Алиску, а она кричала «человеческим голосом…»
Из рассказов других очевидцев я восстановила в деталях всю эту историю.
Это была история об обманутом доверии. Началась она с того, что наша неисправимая авантюристка отправилась, как всегда, на поиски приключений. Она весело поиграла с добродушным «левым щенком» и в прекрасном настроении потопала своими «иксиками» дальше.
Она пробиралась с участка на участок, всюду находя для себя что-нибудь занимательное. И вдруг – какая удача! – она увидела трех зверей, которые несомненно были родственниками Тихона и «левого малыша», хотя внешне не походили ни на того, ни на другого.
Весело и непринужденно направилась Алиска к этой троице. Дурочку не остановило даже то, что при ее приближении собаки зарычали, как не останавливало раньше завывание Кисы. Она, уже привыкшая к доброте, просто не представляла себе, что кто-то может ее обидеть. А псы эти были обыкновенными псами и обладали нормальными собачьими инстинктами. Они видели приближающуюся лису, слышали запах дикого зверя. Сначала ее нахальство ошеломило их, они замерли. А Алиска была уже совсем рядом. Она завиляла хвостом, предлагая поиграть с ней. И вдруг маленькая пушистая собачонка бросилась на нее, собираясь вцепиться в горло. Алиска увернулась и только почувствовала, как ей обожгло левое ухо. С лаем бросились на нее и два других пса. Алиска еще не успела ничего сообразить, как ноги сами понесли ее прочь. Она бежала в ужасе и ничего не понимала – почему, за что? А за ней бежала ее смерть в образе трех разъяренных псов.
Алиска мчалась уже из последних сил, мчалась к себе домой. Вот она поравнялась с нашей дачей, но… калитка закрыта. А времени на то, чтобы найти дыру и пролезть в нее, нет. Псы вот-вот схватят ее. Тогда-то Алиска и закричала человеческим голосом, – может быть, звала нас на помощь…
После этого происшествия не могло быть, естественно, и речи о том, чтобы выпускать Алиску на волю. Ее вселенная снова ограничилась вольером.
Зато она еще теснее сблизилась с Тихоном. Друзья стали неразлучны, и мы не могли на них нарадоваться. Но вот однажды я услышала жалобный щенячий плач. Кто жалуется, кого обидели?
Оказалось, плакала Алиска, которую в самый разгар игры вдруг покинул Тихоня. Она пыталась лезть по сетке вслед за уходящим дружком. Но больше чем на полметра лисичке не удавалось взобраться. Она падала вниз, и карабкалась снова, и снова падала…
Этот отчаянный плач я слышала все чаще и чаще. Научившись одолевать Алискин вольер, Тишка использовал свой опыт и для преодоления изгороди, окружающей дачу. Удержать его было невозможно: по поселку бродили легкомысленные четвероногие дамы, то и дело раздавался многоголосый лай, вспыхивали собачьи бои.
Порой Тихон исчезал на двое-трое суток и возвращался отощавший, искусанный, несчастный.
Придя домой, Тихон виновато проползал на брюхе путь от забора до конуры. Несколько дней он отлеживался, зализывая раны, – физические и душевные. Потом все повторялось сначала.
Алиска стала вялой, угрюмой, непохожей на себя.
И вот однажды, нагулявшись, Тихоня как ни в чем не бывало снова появился в вольере. Мы ожидали взрыва восторга со стороны Алиски. Но она и ухом не повела – в буквальном смысле этого слова. Напрасно пес заигрывал с ней, пытаясь вовлечь в обычную веселую возню. Алиска только скользнула по нему пустыми глазами, широко зевнула и неторопливо затрусила в свой дом.
Раннее утро. В руках у меня миска с едой.
Завидев меня, проголодавшаяся за ночь лисичка начинает метаться по вольеру. А когда я вхожу внутрь, она прыгает на меня, как веселая собачонка, и от нетерпения дергает зубами подол моего платья.
Затем я чищу вольер, а Алиска мне мешает: с ожесточением набрасывается на грабли, которыми я выгребаю загрязненное сено, «мышкует», охотясь за моими ногами.
Потом я беру работу и, если позволяет погода, ставлю в вольер легкий раскладной столик с обгрызенными Алиской ножками и такой же раскладной стул.
Я не хочу терять ни одного часа контакта с Алиской – ведь каждый час работает на меня, сближая нас.
И затем мне хорошо думается здесь, в вольере. Странно, но факт: его сквозные стены ограждают от суеты и забот.
А корсачишка, которая требует к себе внимания, яростно набрасываясь то на ножки стола, то на мои ноги, не мешает внутренней сосредоточенности. Я рассеянно вожусь с ней, продолжая думать о своем. Мне радостно, что есть на свете существо, которое я могу защитить от всех невзгод.
(Так мне казалось тогда. Как будто можно защитить кого-нибудь от неумолимой связи закономерного и случайного, ранее называемого судьбой!..)
Иногда я брала Алиску с собой в лес. Приходилось нести ее, как младенца, на руках – к поводку она так никогда и не привыкла. Алиска обожала эти прогулки. Ведь она была любопытна, как мартышка, а в лесу на каждом шагу столько интересного.
Однажды мы отправились с ней в обычную нашу прогулку. Стоял тихий грустноватый полдень бабьего лета. Уже поразъехались дачники, лес отдыхал от транзисторов. Мы шли по прямой, как автострада, просеке. Светились стволы берез, слепило небо, оглушала тишина. И вдруг – женский крик. Я оглянулась. По просеке прямо на нас молча карьером летел громадный, ростом с теленка, лохматый белый пес. Я узнала Пирата – свирепую южную русскую овчарку.
