Текст книги "Дом для непрощённых (СИ)"

Автор книги: Юлия Удалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Ладно, надо взять себя в руки. Эта Гретхен наверняка вернётся с минуты на минуту.

–Хорошо, Элька, а что это за дом такой, что здесь делают?

И если на все предыдущие мои вопросы девчонка отвечала с трудом, подбирая слова, то на этот откликнулась с лёгкостью:

–Здесь? Здесь заслуживают Прощение.

Элька отвернулась, принявшись с энтузиазмом намывать полы. Она почувствовала то, чего не уловила я: бесшумное возвращение Гретхен.

Носительница немецкого имени оказалась высокой костлявой старухой лет семидесяти с лицом тюремщицы. Так… чёрное, наглухо закрытое платье, тонкие губы, точно сжатые в ниточку, чёрные острые глаза и причёска, вышедшая из моды лет как сто назад. При одном взгляде на эту мегеру я поняла, что ничего хорошего меня от неё не ждет.

Увидев, что я проснулась, она сделала Эльке знак, чтобы та выметалась. Девчонка подчинилась беспрекословно, покинув комнату тихо, как мышка.

С опозданием я заметила у старухи в руках небольшой облезлый чемоданчик. Не глядя на меня, она положила его на стол и расстегнула застёжки. На потертом алом бархате в специальных углублениях лежали инструменты, похожие на арсенал средневекового врача. Отвратного вида щипцы, трубочки, скальпель, плоскогубцы какие-то, ржавый гребешок.

Но это же несерьёзно. Не собирается она меня резать по кусочкам! Скорее всего, старушенция будет проводить подобие медицинского осмотра. Надеюсь, он будет не особо углубленным, и, соответственно, болезненным. Хотя старуха с таким лицом вряд ли способна делать это наоборот.

Если та сторона комнаты, где находилась я, больше напоминала, ну, не знаю, подобие медкабинета, то противоположная – что-то вроде кухни, с многочисленными буфетами, шкафчиками, старинной плитой и даже самой настоящей печью. На одной из конфорок уже вовсю кипел медный тазик с водой. Гретхен положила туда некоторые инструменты из чемоданчика, подержала некоторое время таз на огне, а потом поставила его на большой деревянный стол, монолитно занимающий место посредине комнаты.

Кажется, я не ошиблась. Гретхен собирается оценить степень моего здоровья. Ну, или нездоровья. Она вытащила инструменты из кипятка, вместо этого кинула в медный таз два пучка каких-то трав, что достала из небольшой шкатулки, лежавшей в специальном отделении чемоданчика.

После проделанных манипуляций милейшая старушка приблизилась ко мне и рывком заставила подняться с пола, после чего пинками подтолкнула к столу.

А она не так проста, эта старушенция. Несмотря на почтенный возраст, сила в ней недюжинная. И откуда, интересно, у такой мумии?

Гретхен схватила меня за руки, и опустила их в медный тазик с травами. Кипяток успел немного остыть, но все равно было очень больно.

Перед походом на День Рождения Полонского я сделала себе маникюр, покрыв ногти красивым тёмно-зелёным лаком. Когда я совладала со старушенцией и вытащила обожженные пальцы из горячей воды, маникюра на ногтях как не бывало. А, это, видимо, такое народное средство для снятия лака. Сильно, ничего не скажешь.

–На тебе были серьги. Где они?

Упс! Что бы такое соврать, чтобы не выдать Эльку? И разговаривает старуха со мной, как будто я шваль подзаборная.

–Они упали в щель между полами, – нашлась я. – Там замочки слабые были.

Гретхен ничего не сказала на это маловразумительное оправдание, а по её непроницаемому лицу было непонятно, поверила она или нет. Хотя я знаю, что, конечно, не поверила. Если бы Элька не спрашивала её про моё платье, то ещё куда не шло. А так – и дураку ясно, куда ушли мои серёжки.

Старуха между тем толкнула меня на скамью и схватила за волосы. Больно раздвинула непослушные пряди, почесала железным гребешком с редкими зубьями. Я догадалась, то так она проверяет, нет ли у меня вшей. И не только.

–Крашенная.

Гретхен сообщила это таким тоном, будто, по меньшей мере, уличила меня в одном из смертных грехов. Незадолго до собеседования в доме Полонских я действительно покрасила свои кудрявые волосы в иссиня-пепельный цвет. Это абсолютно изменило внешность, сделав мой образ более спокойным и даже, в какой-то мере, внушающим доверие.

После процедур с моими волосами, Гретхен не успокоилась и с помощью допотопной ложечки, которую она вынула из кучки инструментов, полезла ко мне в рот. Делала она это бесцеремонно, будто зубы лошади оценивала. Догадываюсь, что была для неё созданием, более низшим в иерархии живых существ, чем лошадь. Я так и ждала, что старуха объявит: «Зев чистый, зубы в отличном состоянии», но этого, конечно, не произошло.

–Платье снимай, – буркнула Гретхен.

Так, начинается. Я искренне надеялась, что до этого не дойдёт, но старая ведьма, очевидно, решила провести осмотр по всем правилам. Насколько это, конечно, возможно, в условиях полуподвальной полукухни, имея в распоряжении заржавелый арсенал врача времён бубонной чумы.

Но спорить с неё я не стала. Выскользнула из приятного шёлка платья, оставшись в одном кружевном белье. Бельё, кстати, хоть и имело скромный бежевый цвет, при этом было весьма фривольным. А уж в сочетании с чёрными чулками – так вообще.

Мне было страшно неприятно стоять перед этой неприятной старухой, обращающейся со мной, как с последней проституткой, в таком виде.

–Остальное тоже снимай.

Чёрт, черт, черт! Ладно, я не трогательный цветок. Хрен с тобой, старая ведьма!

Старая ведьма скатала все мои вещички в комок и брезгливо бросила на пол у печки. Сомнений относительно её намерений у меня не было. И, правда, сожгет.

Гретхен внимательно осмотрела мою кожу, больно помяла все лимфовые узлы. Она, что, реально боится обнаружить у меня признаки чумы? Меня очень тяжело смутить по-настоящему, я бывала в разных переделках… Однажды даже в подпольном казино я вскочила на стол и принялась танцевать на нём, сметя все карты. Если бы я этого не сделала, мы с Кириком неминуемо проиграли огромную сумму денег. Но никогда прежде я не чувствовала себя унизительнее, чем стоя голышом перед этой старой ведьмой.

Но она, похоже, считала, моё унижение недостаточным. После всех манипуляций Гретхен схватила меня за руку и подтащила к тёмному углу, в котором стоял деревянный стул непонятного назначения. Одного беглого взгляда мне хватило, чтобы с ужасом осознать: гинекологическое кресло. Старинное, больше похожее на орудие пыток, чем на медицинскую мебель.

Ну, уж нет, ни за что в жизни я не буду раздвигать ноги перед этой полуграмотной знахаркой! Пусть попробует уложить меня силой.

Кажется, я прокричала это вслух. Наверное, сказался запоздалый шок от пережитого, ужас перед двумя монстрами, абсолютное непонимание происходящего. Впервые в жизни я не могла трезво оценивать ситуацию, впервые в жизни поддалась дикой панике, впервые в жизни почувствовала себя беззащитной семнадцатилетней девушкой. К тому же, совершенно нагой, и от этого во сто крат более беззащитной.

–Пошла к чертям собачьим, старая мегера! – орала я. – Ты не заставишь меня, поняла? Убери свои грязные руки! Все у меня там в порядке, можешь поверить на слово! Я не больная, не заразная, и даже не беременная!

Гретхен попыталась подтолкнуть меня к креслу, но куда там. Я зашипела и пхнула её босой пяткой, да так, что старуха налетела на острый угол деревянного стола.

–У тебя не получится, гарпия! – уже спокойнее проговорила я. – Только через мой труп.

Старая ведьма окинула меня ненавидящим взглядом и, ничего не говоря, неожиданно скрылась за маленькой дверкой, находящейся на «кухонной» половине.

Я заметалась по комнате в поисках выхода. Так, две двери и окно. Одна из дверей ведёт, как я понимаю, в дом, другая, скорее всего, на улицу. Будем надеяться, что так. И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться какая дверь куда ведёт.

Конечно, я и не ожидала, что массивная деревянная дверь на той половине, где стояло гинекологическое кресло, будет открыта. Но, может, замок не такой уж и сложный. Я не эксперт в замках, по этой части у нас гуру Кирик. Но кое-чему он меня успел научить.

Я вытащила из основательно помятой причёски шпильку, разогнула её и приступила к знакомству с замком. То, что это знакомство вряд ли будет плодотворным, поняла я минуты через три. Такой странной системы я никогда не видела.

Ладно. Оставив в покое замок, я всем телом налегла на тяжёлый деревянный стул, пропихнув его к окну. Ох, и паршивое оконце: прямоугольное, узкое, почти под самым потолком. Спасибо, хоть решёткой не забрано. Используя стол как взлётную площадку, может быть и проскользну.

Только вот далеко ли я убегу, голая?

Чертыхнувшись, принялась перетряхивать содержимое всевозможных ящичков и буфета. Хорошо бы найти какую-то одежду, не бросающуюся в глаза, как моё зелёное вечернее платье. Может, какой-нибудь плащ...

Нет, бесполезно: это кухня. Правда, странная. Кухня ведьмы, я бы сказала. Какие-то банки, склянки, приправы, медная посуда… А вот джинсов и куртки моего размера, тут никто, к сожалению, не припас.

Окей. Хорошо хоть, ведьма не успела сжечь мои вещички. Я схватила комок, сиротливо лежащий на полу у печки, и ринулась к своей импровизированной лестнице, ведущей на свободу. Я вскочила на стол, одновременно распахнула оконце, пытаясь найти у платья перед. Как обыкновенный человек мог проделать эти три дела одновременно? Да запросто, если он хочет сбежать подальше от странной ведьмы, собирающейся устроить гинекологический осмотр.

Промозглый ветер ворвался в комнату. Я запоздало выглянула в окно, чтобы посмотреть, куда, собственно собираюсь бежать.

Руки опустились сами собой.

Дом стоял на краю обрыва. Внизу простиралась пропасть. Напротив чернели глухие мрачные скалы. В холодном сером небе навязчиво кружила маленькая тёмная точка. Приглядевшись, я узнала грифа, хищно растопырившего огромные крылья.

Господь всемогущий, куда это меня занесло?

Куда бы не занесло, сбежать отсюда практически невозможно. По крайней мере, не из этой комнаты. Я бессильно прислонилась к стене.

Вдруг послышался звук резко открываемой двери. Я приготовилась увидеть старую ведьму. Возможно, она прихватила ружьё, чтобы я была более сговорчивой. Напрасно.

Но это была не Гретхен. В комнату зашел парень. Я пискнула и прикрылась платьем.

Какая-нибудь романтически настроенная барышня, наверное, сочла бы его красивым. Этакий голубоглазый блондин, высокий, и явно не пренебрегающий качалкой. Герой популярного среди девушек бестселлера, прячущий за мужественной внешностью тонкую ранимую душу.

Я оценила его секунд за пять: глаза, хоть и красивые, но недобрые, и губы слишком тонкие, а это говорит о скрытой злости. В общем, очень интересный персонаж появился в этой комнате. Я бы предпочла держаться от такого типа подальше.

Он пристально разглядывал меня, застывшую на столе в неудобной позе и неловко пытающуюся прикрыть тонким зелёным шёлком свою наготу. Под этим взглядом я почувствовала себя так, будто куска ткани в моих руках и вовсе не было. Не укрылись от него и элементы моего нижнего белья, бессовестно валяющиеся на полу.

–Гретхен говорит, ты не даёшь ей закончить осмотр, – произнёс блондин бесстрастно.

–Отвернись, я надену платье, – отозвалась я спокойным голосом.

Счас! Он продолжал стоять неподвижно, при этом пялясь на меня.

–Отвернись! – повторила я, чуть-чуть повысив тон.

Странное дело, но он повиновался. Наверное, потому что увидел уже достаточно. Я натянула своё многострадальное платье и легко спрыгнула со стола. Блондин обернулся прежде, чем мои босые ноги коснулись пола.

–Гретхен говорит, ты не даешь ей завершить осмотр.

Да слышали уже!

–Абсолютная правда, – кивнула я. – Эту полуграмотную знахарку я к себе на метр не подпущу.

–Гретхен должна убедиться, что ты не больна.

Какой у него монотонный голос. Точно передо мной робот, а не человек. Впрочем, робот не стал бы пялиться так откровенно. Или я просто принимаю абсолютное отсутствие смущения за бесстыдство?

–Пусть Гретхен черканёт в моей санкнижке «Здорова», – нагло изрекла я. – Придется поверить мне на слово.

–Ты не должна перечить, непрощённая, – сказано это было безо всякого выражения, но меня оторопь взяла.

Он надвигался, будто взаправду был роботом, бездушной машиной без чувств и эмоций.

–Я уже все сказала, но для особо непонятливых могу повторить: никакая старая мегера ко мне не прикоснётся, – сказала я негромко.

Я умела говорить с угрозой, так, что это не звучало смешно или по-детски. Моё ремесло требовало, чтобы я всегда претворялась. Чаще всего это была роль юной трогательной девушки, которую и пальцем-то тронуть страшно. Поэтому после моих последних слов в глазах блондина мелькнуло нечто вроде удивления. В моей жизни, повторюсь, было всякое, но я всегда могла за себя постоять.

–Ты должна выполнять все, что тебе велят.

–Я ничего никому не должна, усек?

Мы стояли друг напротив друга, и я понимала, что если сделаю ещё хотя бы один шаг назад, то он загонит меня в угол. И в прямом, и в переносном смысле. Я не желала смиряться с тем, что сопротивление этой бездушной машине бесполезно. Я была слишком наивна, слишком самоуверенна.

Блондин быстро вернул меня с небес на землю. Я попыталась отпихнуть его, но он поймал мою руку за запястье и принялся выкручивать.

–У нас не терпят непослушания, – все тем же бесстрастным голосом сообщил блондин.

Ещё немного, и он вывихнет мне руку. От сильной боли на глазах выступили слёзы. Вырваться было нереально.

–Да правда что ли? – прошептала я, поскуливая.

–У нас не терпят непослушания, – с этими словами блондин швырнул меня об стенку.

Я стукнулась головой об деревянную полку. В глазах потемнело. Кажется, я даже на несколько мгновений потеряла сознание, потому что очнулась уже на полу. Блондин сидел рядом на корточках, разглядывая меня, как диковинную зверушку.

Едва я открыла глаза, он тотчас перешел к нежностям: скомкал на моей груди платье и снова хорошенько приложил меня об стенку.

В черепе ярким фейерверком взорвалась боль. Перед глазами прыгали всякие точки-закорючки, за которыми стояло хладнокровное лицо жестокого блондина. Во рту ощущался медный привкус крови. А, может, меня просто сильно тошнило. Если он повторит свой трюк со стенкой, то сотрясения мозга не миновать.

Если блондин уже мне его не обеспечил.

Сил и желания сопротивляться больше не было. Пусть делают, что хотят, лишь бы оставили мою бедную головушку в покое.

–Теперь ты будешь послушной, непрощённая?

–Буду, – прошептала я, с трудом сдерживая рвотный спазм.

Блондин кивнул удовлетворённо, поднялся с корточек, пружинистой походкой пересек комнату и скрылся за дверью.

Держась за стенку, я поднялась. Вокруг все плыло. Я сделала пару неверных шагов, и меня, наконец, вырвало. По иронии судьбы прямо на обтянутое дермантином сидение кресла. Зато после этого полегчало, вернулась способность соображать.

Ну, как, не то, чтобы совсем вернулась, но в голове под яркой красной лампочкой замигала надпись: «Если хочешь выжить и не остаться калекой, надо сменить тактику!».

Вернувшаяся почти сразу после блондина Гретхен довольно спокойно отреагировала на учинённые в комнате изменения. Стол от окна в центр комнаты она передвинула сама. Увидев безобразие на кресле, швырнула мне половую тряпку.

Я аккуратно все убрала, а затем безропотно легла на это орудие пыток. Так же безропотно я вынесла произведённый грубой старухой гинекологический осмотр, хотя она так резко мяла мне низ живота, что я чуть не вскрикнула. Думаю, Гретхен специально хотела причинить мне боль.

После долгих минут на кресле, Гретхен жестом заставила меня снять платье и для надёжности швырнула его в печь. Хоть печка и не была разожжена, но в очаге было полно золы и зелёный шёлк тут же окрасился в чёрный. Чёрным стало и моё безумно дорогое нижнее бельё. Вот теперь я уж точно никогда это не надену.

Старая ведьма распахнула дверку и велела мне следовать за ней. Я осталась на месте. Я же была нагишом. Вдруг там полная комната людей?

Судя по тому, что со мной обращаются, как с куском мяса, судя по этому странному медосмотру и бесстрастно-жестокому блондину, такое ощущение, что я попала в бордель, где меня заставят проработать до самой смерти.

Эта мысль вызывала отвращение, и я попыталась отогнать её. Единственное, что немного радовало – строгое темное платье Эльки. Проститутки в таких явно не ходят. Я не должна падать духом. Если потеряю надежду – они смогут меня сломать. Правда, они думают, что уже сломали. Пусть думают. Пусть считают, что я готова подчиняться. Но их ждет большой-большой сюрприз.

–Мне снова позвать Ганса? – сухо промолвила старушенция.

За полуоткрытой дверью виднелись стены какого-то длинного коридора. Я покачала головой и последовала за ней. Стены на четверть белёные, остальное выкрашено синей краской. Такой колер скорее навевает мысли о тюрьме, чем о борделе.

Босыми ногами я чувствовала каждую неровность деревянного пола. Пыталась запомнить дорогу. Несмотря на то, что я изо всех сил пыталась себя успокоить, мне было страшно. Такое ощущение, что стены были живыми, что зло и внимательно наблюдали за мной.

Мы прошли совсем немного. Слава богу, хоть по дороге никого не встретили. Гретхен распахнула ещё одну дверь, крашенную краской одного цвета со стенами, и втолкнула меня вовнутрь.

Я оказалась в большом помещении, выложенном мелкими кафельными плитками грязно-розового цвета. Из стен торчали латунные головки душевых приспособлений. Перегородок здесь никто не предусмотрел.

Кафельная глазурь на полу была ледяной. Я поджала пальцы ног. От стоп холод разлился по всему моему телу. Кожа мгновенно покрылась пупырышками.

Я подошла к одному из душей и покрутила ручки кранов. Ничего. А я уж понадеялась, что сверху на меня польётся тёплая вода…

–Ничего не трогай!

Ну, конечно же, эта чёртова тюремщица даже в душе не могла оставить меня без надзора. А мне так хотелось хотя бы на пару минут остаться в одиночестве, смыть с себя страх, усталость, неприятные впечатления. Возможно, монотонная боль в затылке тоже утихла бы.

–Встань у противоположной стены.

Я повиновалась. Но не успела пересечь душевую, как в меня сзади ударила струя горячей воды. Она сбила меня с ног, я поскользнулась и упала, больно ударившись коленкой о пол.

Струя была настолько мощной, что я никак не могла подняться с ног, и оставшееся до стенки расстояние преодолела только ползком.

Вода била в грудь, заливала глаза, рот и уши. Я ослепла и оглохла. Волосы мгновенно превратились в непослушную мокрую массу, и я никак не могла откинуть их со лба. Слепо шаря перед собой, я пыталась найти опору. Наконец пальцы нащупали стенку, и, держась за неё, я попыталась подняться.

Получилось только с пятой попытки. Когда я приняла вертикальное положение, поток воды стал ещё более сильным и обжигающе-горячим. «Хватит!» – пыталась прокричать я, но куда там... Держу пари, эта старая сука ещё наслаждается, мучая меня.

Какое же это унижение, господи! Она заплатит, клянусь, когда-нибудь она заплатит. Так же, как и блондин.

Вода прекратила литься так же резко, как и начала. С трудом разлепив глаза, я увидела Гретхен с розовой кишкой шланга в руках. На её лице читалось нечто вроде удовлетворения.

Меня трясло.

Старая грымза сунула мне сложенные стопочкой вещи и подтолкнула к неприметной дверке в углу. А разве там была дверь? Странно, могу поклясться, что до моего приятного «купания» её там не было.

Наконец-то одна! Хоть на пять, хоть на три минуты! И наконец-то я могу одеться!

В стопке данных Гретхен вещей я обнаружила тонкое синтетическое полотенце, которое совсем не вытирало, комплект нижнего белья и серое платье.

Разложив бельё на деревянной лавке, я не удержалась от смешка, хоть он и был в данной ситуации неуместен. Трусы и лифчик из грубой тяжёлой ткани больше походили на вещички из гардероба почтенной матроны, чем молодой девушки. Полностью закрытые и, я бы сказала, аскетичные. К тому же, принюхавшись, я уловила терпкий запах дешевого порошка. Точно так же пахло и серое бесформенное платье, по покрою – копия платья Эльки.

Я добросовестно натянула на влажное тело всё это неудобоваримое тряпье и подошла к небольшому зеркальцу, висевшему над лавкой. Оттуда на меня смотрела осужденная, лет пять просидевшая в тюрьме строгого режима. Я, как могла, расчесала пятернёй волосы. Без расчёски мне это, что мертвому припарка. Высохнут, и распутывай их потом. Внимательно приглядевшись к мокрым прядям, я увидела, что краска сошла с волос и они приобрели прежний медно-рыжий цвет. Вообще отлично! Довершая картину, на запястье наливались синевой отпечатки пальцев Ганса.

Да, прежде, чем мы вышли из кухни, старуха назвала блондина Гансом. А ведь это имя я слышу здесь не в первый раз. В подслушанном разговоре Эльки и Гретхен о нем была кое-какая информация.

Но додумать я не успела. Проклятущая старуха бесцеремонно зашла в раздевалку. Она осмотрела меня с ног до головы, и проверила надела ли я то страшенное нижнее бельё. Видимо, результатом Гретхен осталась довольна.

–Следуй за мной, непрощённая.

5.

Кирилл.

Раньше в нашей семье был особый ритуал. Отец находил какой-нибудь хороший фильм, а чаще всего – мультик. Мама делала в микроволновке попкорн, затем высыпала хлопья в огромное стеклянное блюдо, расставляла на журнальном столике высокие стаканы под кока-колу. В каждом непременно была трубочка. Мы все рассаживались на синем диванчике в нашей уютной гостиной: Мишка между родителями, а я с краю. И отец запускал кино. Когда Мишка не понимал что-нибудь на экране, папа начинал объяснять ему, и так у него это выходило забавно, что мы с матерью хохотали без умолку. Вскоре к нам присоединялся и Мишка. И отец. Однажды он так смеялся, что опрокинул блюдо с попкорном, который хлопьями солёного снега разлетелся по всей гостиной. Пришлось останавливать фильм, и все это убирать. Но мама совсем не ругала тогда отца.

Эти семейные видеопросмотры казались мне чем-то незыблемым. Если бы я знал, что совсем скоро они прекратятся, я бы, наверное, больше ценил время проведённое вместе.

Когда отец ушел, наша семейная традиция извратилась. Нет, днём мы, конечно, смотрели мультики с Мишкой, пытаясь продлить для него иллюзию полного семейного счастья. Был и попкорн, и кола, и смех в нужных местах. Только всё было не по-настоящему. Мишка это чувствовал, но ради нас с мамой делал вид, что всё в порядке. Мы делали вид, что все в порядке, ради него.

Настоящие, не фальшивые видеопросмотры начинались вечером, когда Мишка сладко засыпал в своей кроватке. Никакого попкорна. Никакого смеха. Лишь темнота, в которой загадочно мерцал экран телевизора.

Мы с матерью смотрели фильмы ужасов. Вообще-то после ухода отца из семьи увлеклась ими она. Но смотреть одна боялась. Я к таким фильмам, в принципе, равнодушен. Я детективы больше люблю. Но бросить маму я, конечно же, не мог. Она у меня впечатлительная очень. Охи и ахи на каждом напряжённом моменте. До предательства отца мама терпеть не могла ужастики.

Думаю, так она заглушала боль. Каждый справляется по-своему. Моё хладнокровное отношение к супермегакрутым триллерам, наверное, тоже немного успокаивало маму.

–У тебя железные нервы, Кирилл, – говорила она.

Но, по-моему, дело было не в этом. Просто я не верил в происходящее на экране. Мама – немного верила, я видел. Магия кино и всё такое. Хоть на чуть-чуть, на самую каплю, но создатели фильма заставляли её поверить. И испугаться. Пережить эффект саспенса.

Я не верил в мистику. Ну, вот вообще никак. В этих вампиров, оборотней, всякие злобные сущности, переселение душ… У меня всегда было очень ясное ощущение реальности. Уроки, учителя, школа, футбол, Мишка, мама, детективы, которые я читал по вечерам – это было моей действительностью. В ней не было места всякой чертовщине.

И вот сейчас два человекоподобных монстра везли меня в своей допотопной машине в никуда, а я был спокоен. Абсолютно спокоен. Ни тебе истерик, ни воплей «Мама, забери меня отсюда!». Может, потому что я не до конца осознаю происходящее со мной?

Может, я вообще сошел с ума? Пересмотрел ужастиков? Впечатления копились, копились, а потом у меня – бац! – и резко съехала кукушка?

Я знал, что мама чувствует себя немного виноватой за то, что просит меня смотреть ужастики вместе с ней. Типа, я же подросток и у меня ещё не окрепшая детская психика. Только бред это все. В свои семнадцать я мужчина. По крайней мере, по сравнению с моим сорока пятилетним отцом. Я бы никогда не поступил так, как он. Не бросил своих детей. Не воткнул нож в спину жене.

Вот главный ужастик в моей жизни. Я слишком сильно переживаю предательство отца. А ещё за маму и Мишку я боюсь намного больше, чем за себя.

Автомобиль между тем миновал просёлочную дорогу и выехал на широкое асфальтированное шоссе. Оно было абсолютно пустым. Рыжий прибавил газу, и старый фольц разогнался до очень приличной скорости.

Только через некоторое время я обратил внимание, что мы едем прямиком по двойной сплошной полосе. Потом до меня дошло, что дорога не серая и вся в ухабах, а черная и идеально гладкая. И разметка не белая. Жёлтая.

Может они как-то в обход погранзаставы вывезли меня за границу? Бредятина полная! Мы едем-то от силы часа четыре.

Я внимательно пригляделся к пейзажу за окном. Был он довольно неприглядным. Мы ехали мимо кукурузных полей. Пожухшие стебли скрючившимся частоколом возвышались по обеим сторонам от дороги. Своим видом они напоминали кости странных мертвецов, торчащие прямо из земли. Кукурузное кладбище.

Высохшие колючие листья шевелились на ветру, как будто помахивали мне: «Эгей, скоро ты будешь с нами! Эгей, скоро ты станешь одним из нас!». Мне даже стало казаться, что сквозь рев мотора я слышу навязчивый монотонный звон.

Именно тогда к сердцу подкатила леденящая волна первобытного ужаса, возникшая из-за жёлтой разметки, но, в особенности, из-за проклятущей кукурузы.

Жёлтая разметка и кукуруза. Кукуруза и жёлтая разметка. И два монстра – рыжий и черный, куда-то ведущие свой допотопный автомобиль с красным кожаным салоном.

Куда?

И почему на таком огромном шоссе нам не попалось ни одной машины? Будто в ответ на мой вопрос впереди показалась какая-то точка. Она медленно двигалась нам навстречу. Рыжий лже-полицейский соизволил занять правую полосу.

Чёрный «Бентли» полз со скоростью черепахи, что само по себе было довольно странно. Будь у меня такая машина, уж я бы разогнался! Но другая машина на этой странной трассе успокоила меня. Значит, это вполне рядовая дорога. Ну, не совсем рядовая, конечно, но здесь есть люди помимо нас. Вернее, меня. Сидящие впереди существа, как я понял, людьми не были.

Я внимательно разглядывал проплывающий мимо «Бентли», благо его скорость позволяла: новенький, блестящий, ни единой царапинки. Увлекшись привлекательным видом машинки, я не сразу обратил внимание на салон. А когда обратил, от окна я отпрянул.

Водительское место было пусто. Машина ехала сама по себе. Медленно, но ехала. Самый настоящий ужас меня пробрал, когда я рассмотрел девушку на сидении рядом с водительским. Одетая очень празднично, она спокойно сидела, пристёгнутая ремнём безопасности. Светлые волосы были забраны в замысловатую причёску, блестящая ткань платья туго обтягивала красивую высокую грудь. Но, приглядевшись, я заметил тонкую струйку крови, стекающую по виску.

Она смотрела прямо перед собой, будто разглядывая что-то, мне невидимое. Однако, когда «Бентли» поравнялся с нами, девушка повернула голову и обратила свой отстранённый взгляд на меня. Это был взгляд человека, которого уже нет в живых. Взгляд мертвеца.

Я изо всех сил сжал кулаки, пытаясь унять дрожь во всем теле. Вот когда я испугался по-настоящему. Вот когда мне захотелось в панике метаться по салону машины, и может быть, даже открыв заднюю дверцу, вывалиться из неё на полном ходу.

Лишь только «Бентли» проплыл мимо, его скорость резко увеличилась, будто кто-то невидимый дал по газам, и он быстро превратился в точку за задним стеклом машины.

Однако вскоре в поле моего зрения показалось кое-что настолько интересное, что глядеть назад я перестал. По левую сторону от дороги прямо посреди иссушенных стеблей кукурузы показался огромный пассажирский «Боинг». Совсем диким я не был, и самолёты не были для меня редкостью. Ну, по крайней мере, в прошлой жизни. До ухода отца мы дважды в год летали отдыхать за границу, так что, можно сказать, к самолётам я привык.

Но он выглядел настолько чуждо и нелепо в этом поле, вдали от аэропортов с их удобными взлётными полосами, что я даже моргнул несколько раз, проверяя, не мерещится мне. Откуда здесь взяться самолёту? Как он вообще мог приземлиться в поле? Где все пассажиры?

Самолёт был белый, за исключением раскрашенного в жёлтые подсолнухи на зелёном поле, хвоста.

Но, несмотря на веселенькую расцветку, что-то зловещее было в этом воздушном судне. Слишком яркими были его краски, слепыми глазами на исполинском теле выглядели закрытые иллюминаторы… Слишком свежим и привлекательным казался этот гигант на фоне унылого осеннего поля.

Я хотел поинтересоваться по поводу самолёта у чёрнявого монстра, который казался мне более отзывчивым, но вспомнив известную поговорку, раздумал. Любопытной Варваре на базаре нос оторвали. А в моём случае это может оказаться не только нос.

Заглядевшись на проплывающий мимо самолёт, я не сразу заметил на обочине фигуру человека. Он был в чёрных брюках и ослепительно белой рубашке с чёрными нашивками на плечах. Блестящий козырёк фуражки капитана воздушного судна полностью закрывал лицо. Завидев нас, он поднял руку.

Но рыжий водитель, переглянувшись с чернявым, лишь увеличил скорость. Тут уж я не выдержал:

–Почему вы не остановили? Может быть, ему нужна помощь?

Молчание.

–Эй, вы слышите?

–На этой дороге останавливаться нельзя, юноша, – смилостивился до ответа водитель.

После такого охота задавать вопросы у меня отпала. Снова накатил страх. Нет, даже не страх. Тёмный безмолвный ужас. Насколько, должно быть, опасна эта дорога, что даже монстры не рискуют останавливаться здесь? И насколько страшным должно быть место, куда они везут меня?

Помимо своей воли я оглянулся, чтобы кинуть последний взгляд на пилота. Но обочина была абсолютно пуста. Лишь покачивались на ветру серые стебли кукурузы.

Я не хотел ни о чём думать, хотел освободить своё сознание, прогнать страшные мысли прочь, но ничего не мог с собой поделать.

Этот самолёт разбился, и все пассажиры вместе с экипажем погибли. Точно так же, как попал в аварию чёрный «Бентли». Водитель выжил, а девушка на переднем сидении погибла.

И девушка, и пилот были призраками. Девушка – вполне безобидным. На первый взгляд, безобидным. Пилот – сомневаюсь. Он голосовал, он чего-то от нас хотел. И я не хочу додумывать, чего.