Текст книги "Баллада о неудачниках (СИ)"
Автор книги: Юлия Стешенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 15, в которой Марк рассказывает секрет
За порогом светило солнце, щебетали птицы, трепетали листья на ветру. Отец Гуго говорил, что мир есть Бог, а Бог есть сострадание. Не знаю. По-моему, мир – ужасно равнодушная штука. Да и Бог, пожалуй, тоже. Что бы ни происходило – всем плевать.
Я помог де Бов спуститься с крыльца и довел до бревна.
– Ты не сможешь идти.
Черт. Нихрена не помню, как я ее сюда тащил. Хорошо, если не волоком.
– Смогу. Надо только потуже перевязать, сустав зафиксировать, – поморщившись, ведьма вытянула больную ногу.
Можно было бы сходить в дом, там куча тряпья, вяжи – не хочу… Я вспомнил рубашечку. Нет, нахер. Отступив за угол, я задрал котту и отчекрыжил ножом подол нижней сорочки. Годится, если не привередничать.
– На ногу или поверх штанины?
– Давай сюда. Я сама, – чуть отодвинулась де Бов.
Это она зря. У меня даже в мыслях не было ничего непристойного. Не здесь и не сейчас.
– Я просто перевяжу.
– Я знаю. Просто… – де Бов замялась, расковыривая грязными пальцами кору дерева. – Моя нога – не самое привлекательное зрелище.
Ах, вот оно что. Ну да, конечно. Женщины.
– Подумаешь, немного шрамов. Не страшно. У меня такого добра сколько хочешь.
– Марк. Дай мне.
Пожав плечами, я отдал ведьме обрезки подола и повернулся спиной. Сзади зашуршало. Ведь не затянет же нормально. Как пить дать не затянет, как только тронемся с места, повязка сползет.
– Готово. Можешь поворачиваться, – подала сзади голос де Бов. – Я должна тебе новую рубашку.
– Да иди ты.
Мы сидели на бревне, почти соприкасаясь плечами. От де Бов пахло потом, благовониями и немного дымом. Наверное, потому, что в хижине здорово надымлено было.
Надо было начать разговор, но я понятия не имел, как. Я не силен в разговорах. Раздумывая, как подступиться к вопросу, я молчал, сопел и крошил в пыль кусок колючей грязной коры. Но ничего стоящего в голову не приходило, и я рубанул напрямую.
– Я много болтал?
– Когда? – повернулась де Бов. На щеке у нее опухала глубокая ссадина. Надо же, а я не заметил.
– Когда мы через лес шли.
– Изрядно, – криво улыбнулась ведьма. – Не думай об этом. Нормальная реакция на ментальное давление, так все делают.
– И что именно я рассказывал?
– В основном ерунду всякую. Восхищался пейзажами, про сестричек болтал, про праздники. Говорю же тебе – забудь.
Я бессильно ткнулся затылком в стену. Ну вот как получить конкретную информацию – но спросить так, чтобы человек не понял, о чем именно спрашивают? Будь я половчее в куртуазных беседах, наверняка бы что-нибудь придумал что-нибудь эдакое. Но сейчас в голову лезло только прямое: «А я рассказывал, что я бастард?». Такое спросить – все равно что на грудь мишень повесить. Не самое разумное решение.
– А я… я говорил об отце? – наконец-то извернулся я.
– О котором из?
Вот. Вот оно. Черт. Черт. Дьявол. Сука-сука-сука. Что же теперь делать? Что делать?!
Нахрена я вообще поперся в этот гребаный лес?!
Я втянул воздух через сжатые зубы и попытался улыбнуться – как можно небрежнее, конечно. Подумаешь, бастард. Это же такая мелочь, право слово! Совершенно не стоит внимания.
– То есть ты знаешь, что я… что мой отец…
– Не Денфорд, а принц. Да, ты рассказывал.
Да какой нахер принц…
– Не совсем. То есть, совсем не. Не хочу ничего плохого сказать про свою мать, но я совершенно не представляю, с чего бы вдруг принц… Да и не было тогда никаких принцев, ни Жоффруа, ни Гильом не дожили! – Выдвинув последний аргумент, я наконец-то осознал, что несу полную чушь, сделал нечеловеческое усилие и заткнулся. В голове было пусто, как кошеле после пьянки. Чертовы умные слова заканчиваются быстрее, чем деньги.
Я попытался еще раз:
– Леди де Бов… Вильгельмина… Я хотел вас попросить. Мы, то есть семейство Денфорд… Репутация моей матери… Если кто-то узнает…
– Ты рехнулся? – оборвала мои бесплодные потуги ведьма. – Я не собираюсь ничего никому рассказывать. Все, что было в лесу, остается в лесу.
– Клянешься?
– Если тебе так спокойнее – да.
Охренеть. Женщина поклялась хранить тайну. Ну, теперь-то точно все в порядке, могу не беспокоиться.
– Слушай, об этом правда никто не знает. Ни одна живая душа, кроме отца и матери. Даже я поначалу не знал.
– Да поняла я, поняла. У вас тут с внебрачными связями строго, я в курсе, можешь не объяснять.
– Если кто-то… если Паттишалл…
– Репутации Денфордов конец, твоей репутации конец, и Паттишалл тебя окончательно затрахает. Так?
– В общих чертах.
Кора закончилась, и я отодрал новую полосу.
– Марк, раз уж мы все равно говорим… Будет очень грубо спросить, кто твой настоящий отец?
Да, мать твою. Будет очень грубо. Хотя какая теперь нахер разница.
– Не знаю. Отца, то есть сэра Годфри, король Генрих призвал сначала во Францию, потом в Ирландию, бунт подавлять… В Ирландии он, по слухам, и пал в бою. Моя мать надела траур, но роль скорбящей вдовы ей подходила слабо. Когда сэр Годфри вернулся, его ждал сюрприз.
Вот такая она, семейная жизнь. Все только и ждут, когда ты сдохнешь, чтобы с разгону в жито сигануть. Слезами обливаться, любимого мужа оплакивать? Хер вам! Гребаные священные узы брака. Хотя, наверное, сэр Годфри тоже аквитанок потрахивал. Он не спешил, а она и не ждала. Просто-таки семейная идиллия, мать ее.
– Возможно, у твоей матери были причины.
Ага. К примеру, свербеж в причинном месте. Даже если ты не любишь мужа – прояви уважение! И не прыгай в постель с тем, чье имя потом нельзя сыну назвать.
– Возможно, были. Но мне насрать.
К глубокому моему удивлению, де Бов заткнулась. Я уж думал, она до ночи палочкой в этом дерьме ковыряться будет. Де Бов поднялась, медленно перенесла вес на левую ногу и сделала пару неуверенных шагов.
– Жить можно. Отдышался? Можем возвращаться?
А какого хрена. Раз уж у нас такой откровенный разговор пошел…
– Знаешь, у меня тоже есть вопросы.
Де Бов остановилась, склонив голову набок, отчего стала похожа на птицу, которая никак не может решить, то ли жрать червяка, то ли не надо.
– Справедливо. Задавай.
– Какого хрена тут творится?
– Пас. Следующий вопрос.
Очень мило. Просто здорово.
– Все. Закончились, – я встал, отряхнул штаны. – Пошли обратно. Завтра пришлю людей, пусть приберут это дерьмо.
– Эй, погоди, – де Бов ухватила меня за рукав. – Я не могу, серьезно. Правда. Хочешь, о себе расскажу? Такой вариант тебя устроит?
Вообще-то нет. Но ведьма предлагала справедливый обмен, тут не поспоришь.
Тяжко вздохнув, я снова опустился на бревно.
– Рассказывай.
Ведьма пригладила руками растрепанные лохмы, поглядела в небо, собираясь с мыслями.
– Ну, во-первых, я не де Бов.
Я застыл. Я даже дышать перестал.
– Что?!
И под каким кустом настоящая де Бов – та, о которой говорят верительные грамоты? Ее хотя бы закопали, или какой-то любопытный сакс уже наткнулся на труп?
– Я не де Бов. Что? И что тебя так…
– Все. Молчи. Я не знаю, зачем тебе это было нужно, и знать не хочу.Уедешь сегодня. Нет, завтра, после утреннего смотра. Займу чем-нибудь стражу на воротах, чтобы глядели в другую сторону. Ночью собери деньги и драгоценности. Книги… книги не получится. Пропажу де Бов обнаружат в любой момент, поэтому ехать придется быстро, телегу с барахлом тащить за собой ты не сможешь. У тебя есть друзья в Нортгемптоне?
– Вроде есть один. И, кажется, он только что спятил, – не-де Бов таращилась на меня, приоткрыв рот, и вид у нее был до невозможности глупый. – Что ты несешь?
Я ухватил ведьму за руку.
– Я спятил?! Да я тебе шанс уехать даю! У настоящей де Бов было письмо короля, значит, ее в любой момент хватятся в Лондоне. И я ничего – слышишь? – ничего не сделаю!
– О. Ох. Марк. Ты что, подумал, что я… Да я же не это имела в виду! Никакой другой де Бов не было и нет, письмо обо мне, просто на самом деле меня зовут иначе. И король это прекрасно знает.
А. Вот оно как. Тьфу ты, мать твою.
Я повалился на стену, дожидаясь, когда перестанет трясти.
– Да? – очень, очень спокойно спросил я. – И как же тебя зовут на самом деле?
– Ты все равно не запомнишь, – легкомысленно махнула рукой ведьма. – Аппьельмаарен. Поэтому пусть лучше будет де Бов – из гуманистических соображений.
Как скажете, моя прекрасная леди. Пусть будет де Бов.
Я сидел и дышал. Просто вдыхал. И выдыхал. И вдыхал. Твою мать. Твою, нахрен, гребаную мать.
– Аппьельмаарен. Я все отлично запомнил.
– Молодец. Но не стоит нести эти сакральные знания в народ. В грамотах написано, что я де Бов, значит, де Бов. Если не хочешь использовать фальшивую фамилию, зови по имени. Оно настоящее.
– Как скажешь.
Ведьма внимательно оглядела меня и, кажется, осталась недовольна увиденным.
– По-моему, нам нужно выпить. Как ты думаешь, это хорошая идея? – спросила эта чудесная женщина.
– Отличная идея. Просто отличная.
Господи, как же я сегодня нажрусь.
В «Золотой кабан» я ведьму не повел. Не то место, чтобы правильно нажраться. И в «Сломанный дуб» не повел. Упиться-то в «Дубе» можно запросто, но вот побеседовать получится вряд ли. Ну и дама же. Какая может быть в «Сломанном дубе» дама? Поэтому мы пошли в «Фазана и куропатку». Народ поначалу косился на девицу в штанах, но я поглядел значительно, поправил на поясе меч, и всем сразу же стало неинтересно. Вот за это я и люблю «Фазана и куропатку». За правильное понимание.
– Как думаешь, если я ногу на скамейку положу, очень неприлично будет?
– Давай, не стесняйся.
Конечно, это было чудовищно неприлично. Но у меня был меч, и мне было похер.
Вильгельмина совсем-не-де Бов пристроила ногу на лавку. Парочка зевак за соседним столиком завороженно уставилась на пейзаж. Я уставился на зевак. Мгновенно утратив интерес к чужим конечностям, парни сникли, вернувшись к прерванной трапезе. Вот то-то же.
Мяса не хотелось. Совсем – и ни в каком виде. От мысли о сладком тесте тоже мутило.
– Рыбу будешь?
– Давай, – кивнула лохматой башкой ведьма.
Я заказал копченых сомиков и пива.
– Рассказывай.
Вильгельмина помассировала пальцами висок, прикрыла глаза.
– Ужас какой. Ни одной мысли в голове. Понятия не имею, о чем рассказывать. Меня зовут Вильгельмина Аппьельмаарен, мне двадцать шесть лет, я дипломированный маг. Подающий большие надежды, между прочим. Первую категорию мне прямо по результатам выпускных экзаменов присвоили. Нас всего двое таких на потоке было – я и Шато, целитель.
Перспективы перед Вильгельминой открывались самые заманчивые: хочешь – в наемники иди, хочешь – на службу к правителю. Первый вариант обещал хорошие деньги, которой – почет и следование долгу. Вилл выбрала долг.
– Ну не идиотка ли? – взмахнула кружкой ведьма. – Убеждения! Принципы! Идеалы! Я ведь не просто так, я же за справедливость бороться должна.
Платили на службе не то чтобы плохо, на жизнь хватало. А вот откладывать деньги Вильгельмина не умела – за что и поплатилась.
– Пять лет службы в ударном отряде гвардии, больше сотни успешных операций… Ты, может, и не поверишь, сэр Марк, но когда-то я была отличным бойцом.
– Почему же. Поверю, – подлил ей пива я. И не соврал. Если отбросить мысль о том, что боец из женщины, как из курицы ястреб… Вильгельмина действительно была грамотным бойцом. Не мельтешила, не паниковала, не впадала в ярость. Била расчетливо, жестко и точно, как кузнец в кузне. Правда, медленно очень – но что же с калеки взять? Плечо и колено – это серьезный ущерб для воина, кем бы он ни был.
– Пять лет в университете, год практики, потом три года в ударном отряде… А потом – вот это, – постучала себя по колену Вилл. – Шато, между прочим, целительские ритуалы проводил, однокурсник мой. Практически по кускам собрал. Был бы кто-то другой, вообще без ноги осталась бы. Но даже так… Все. Конец. Опыт, карьера, заработки – все в ослиную жопу. Три месяца я провалялась в госпитале, потом полгода сидела без работы. Да какая нахрен работа, когда у меня скорость, как у улитки, а координация, как у пьяного медведя, – Вилл сделала последний глоток и покачала пустой кружкой. – Кончилось.
Я махнул трактирщику.
– Мне тоже под Тулузой копьем в бок ткнули паршиво. Думал, сдохну, недели три в горячке провалялся – но бог уберег. Оклемался. Правда, ногу потом пару месяцев подволакивал. А тебе обе руки для колдовства нужны? Может, только правой бить?
– Херня, – покачала головой Вильгельмина. – С одной руки удар слабый.
– С драконом неслабо было.
– С драконом по площадям было. Вот как раз то, о чем я говорю. Вместо одного точного удара – просто большой бабах. Очень выматывает, ну и довольно медленно.
– Ясно. Дерьмово, – больше у меня умных идей не было. – Давай дальше.
– А что дальше? – криво улыбнулась ведьма. – Дальше из отряда меня поперли. Деньги закончились, работу по специальности я найти не смогла, пришлось браться за артефакты.
– За что браться? – я отбросил в сторону рыбий хвост.
– Артефакт – любой искусственно созданный объект. Вот, к примеру, кружка у тебя в руке – вполне себе артефакт. Но в данном случае я имею в виду искусственно созданные объекты с магическими функциями, – лицо у Вильгельмины стало вдохновенным и отрешенным, как у ученика, вызубрившего урок наизусть. Шпарила ведьма будь здоров. – Главное в создании магического объекта – разработка и создание формулы, то есть заклинания, прилагаемого к артефакту, и расчет соответствующего количества маны. Технически есть возможность заряжать артефакты собственной силой, но это слишком энергозатратно, а потому бессмысленная процедура.
– Что такое мана? – я выдернул очередную странность из потока слов.
– О, – осеклась ведьма. – Это… Это… Внешняя магическая энергия. Неважно, не обращай внимания. Просто термин, – стремительно зачастила она, и я настороженно прищурился. – В любом случае я с артефактами провозилась всего пару месяцев, а потом вариант с поездкой в Нортгемптон подвернулся.
Вильгельмина совсем-не-де Бов явно что-то скрывала. И это что-то касалось процесса колдовства. Неприятно, но ожидаемо. Ведьмы не склонны рассказывать о своем ведьмовстве – кроме случаев, когда на горизонте уже маячит костер. Но у Вильгельмины такой убедительной причины не было, и будь я проклят, если стану угрожать соратнику.
– Неужто наша дырища оказалась выгоднее, чем работа в Лондоне? – подумав минутку, я все-таки нашел безопасный для нас обоих вопрос.
– Э-э-э-э… Да. В целом выгоднее. Платят тут очень неплохо, – благодарно вскинулась Вилл . – Да и работа интересная, в отличие от артефактов. Ну не мое это – целыми днями расчеты выстраивать, не мое!
Я сочувственно поежился. Да, расчеты – это ужасно.
– Повезло. А разве тут не требуется… – с разгону начал я и прикусил язык. Ну вот какого дьявола? Почему я вечно ляпаю что-то не то?!
– Ты про физическую форму? – неожиданно спокойно отреагировала Вильгельмина. – Требуется, но без излишеств. Полноценных сражений на должности наблюдателя не предполагается.
– Что значит – не предполагается?! – возмутился я. Плещущиеся в желудке пинты пива здорово усиливали возмущение – А дракон? А оборотень?!
– Ой, я тебя умоляю! Ну разве это сражения? Нормальный бой возможен только с магом равной квалификации. А тут стой на поляне да заклинаниями швыряйся.
– Это если успеешь, – не удержался я.
– Справедливо, – обдумала аргумент ведьма. – Если успеешь. Я очень ценю твою помощь, – Вилл легонько стукнула своей кружкой о мою. Я изобразил лицом приличествующую ситуации небрежность. Чтобы сразу ясно было, что навалять оборотню – это так, тьфу. Мелочи. Я такое по десять раз на дню делаю и успеваю до завтрака!
– Откуда ты?
– Очень издалека – но конкретное место назвать не могу.
– Кто твой муж?
– Я не замужем.
Ага! Я знал! Я знал, что ни один нормальный мужчина такого не выдержит! Утрись, Паттишалл, из нас двоих в женщинах разбираюсь только я.
– Не расстраивайся, – попытался я скрыть неуместное ликование. – Ты обязательно встретишь достойного мужчину, который…
– Иди в жопу, Денфорд. Я же в твою койку не лезу.
– Да ради бога. Поверь, я не стану тебя прогонять.
Вилл швырнула в меня рыбьим хребтом. Я отбил. Хребет облетел меня по дуге и хлопнул по затылку. Ну вот, теперь еще и голову мыть.
Напиться мне не удалось. Потому что напилась Вильгельмина. Сначала она ушла в сортир, и мне пришлось ее провожать. Вся местная пьянь думала, что я храню девичью честь Вилл. Хрен там. Настроение у Вильгельмины было шаловливое, и я хранил местную пьянь. Потом ведьма нашла котенка. Как, как можно пойти в сральню в дешевой забегаловке и найти там котенка?! Откуда?! Но нет, она его нашла, посадила на стол и начала кормить рыбой. Мелкая грязная тварь рычала, свирепо била тонкими, как ветки, лапами, и жрала, жрала, жрала. Трактирщик недовольно косился, но молчал. А котенок наелся так, что пузо трещало, и уснул в тарелке у Вилл. Поэтому она забрала мою.
А еще Вильгельмина болтала. Трещала не останавливаясь.
– С призывом всегда так. Не обращай внимания, серьезно. Мозги вырубает наглухо. Он вообще на примитивную логику рассчитан, удовлетворение базовых потребностей: еда, отдых, безопасность, комфорт, поэтому и жертвы обычно дети. Тебя потащило только потому, что мы близко подошли. Защитный механизм отработал – потенциальных свидетелей к дому приманить и грохнуть, чем по лесу за ними гоняться…
Я слушал и кивал. Кивал и слушал.
А потом я вез Вилл домой.
– Марк, смотри, там цветы! Стой, я хочу цветы!
– Подожди, мне нужно в кустики. Тут нет кустиков. Я пойду туда. Нет, туда. Марк, посторожи.
– А тут есть река? Пошли искупаемся! Сейчас жарко, пошли, ну пошли же!
– Марк, хочешь секрет? Нельзя никого превратить в жабу. Если тебе обещают такую ерунду, не верь. Врут, мудилы! А вот поджарить – это да, это запросто.
– Где мой котенок? Марк, найди котенка!
Когда мы добрались до места, я был весь в мыле, как загнанный конь, омерзительно трезвый, да еще и с котенком в руках. Мелкий засранец беспробудно дрых и дергал во сне ногами.
– Марк, пошли ко мне! У нас есть пиво? Где здесь можно купить пиво?
Я переложил котенка в левую руку, а правой поймал досточтимую леди Вильгельмину под мышки и перебросил через порог.
– Спать иди, чудовище!
– У тебя мой кот! – в темноте что-то загрохотало, послышался мягкий тяжелый шлепок. Я вошел, осторожно нашарил на полу Вилл.
– Вставай.
– Не хочу.
– Вставай, я сказал!
– Мне тут удобно.
Я зарычал, ухватил ее за пояс и закинул на плечо. Сразу так надо было, а не рассусоливать.
– Меня тошнит.
Да твою ж мать…
Я поднялся по лестнице, опытным путем нашел спальню и сгрузил обмякшее тело на кровать.
– Сапоги сама снимешь?
– Где мой котик?
– Ясно. На, – я спихнул ей на грудь блохастую тварь. – Давай сюда ногу. Так. Молодец. Теперь правую.
Босая Вилл скрутилась клубком на кровати, крепко прижимая к груди котенка. Я развернул шерстяное одеяло и укрыл ее.
– Спи, пьяница.
Комок грязного меха залез Вилл на голову и устроился в волосах, как в гнезде. При этом он рокотал так, будто размером был с хорошего пса.
В окна дома заглядывала круглая луна, заливая комнаты бледным светом. Спустившись на первый этаж, я нашел кувшин, зачерпнул из бочки воду и прихватил кружку. Когда я вернулся, ведьма уже спала. Я молча поставил кувшин на стол и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Женщинам нельзя пить.
А если женщины хотят пить, у них должна быть не приходящая, а постоянная прислуга!
На улице было прохладно. Я остановился на крыльце, глубоко, до хруста потянулся. Хмель уже выветрился, и я был трезв, как монах в пост. Можно было бы, конечно, вернуться в «Фазана». Или съездить в «Сломанный дуб». Или еще куда. Я зевнул. Вернулся, проверил, не свалилась ли с кровати Вилл. И поехал домой.
Глава 16, в которой Марк режет зелень
Сливки Колючке было нельзя, вот только Колючка этого не знала. Она упорно карабкалась по моей штанине, с колен подтягивалась на стол, болтая в воздухе короткими лапами, и с разбегу ныряла в тарелку. Я вытаскивал этот клочок меха из пирога, отряхивал, ставил на пол. И все начиналось сначала.
– Паттишалл отказал. Причем сразу. Даже слушать не стал, – я примерился к пирогу, выбирая место, куда ткнуть ложкой. Справа крема вроде побольше было.
Колючка уже лезла по штанине.
– И почему отказал? Что не так? – Вильгельмина обернулась от кухонного стола, держа на весу окровавленные руки. Ни дать ни взять палач, прервавший допрос для любезной беседы.
– Сказал, что это только развратит крестьян.
На самом деле Паттишалл сказал, конечно, по-другому. «Только в твою голову, Денфорд, могла прийти такая бессмысленная идея! Я не слышал большей глупости! Покупать крестьянам дома – что за бред! Ты не способен думать даже на шаг вперед!» Визжал, как боров.
Колючка, дрыгая ногами, заползла на стол.
– Не поняла. Ты же предлагал осведомителю дом, а не участие в содомитской оргии.
– Ну, я тоже сначала не понял, – подпустил загадочности я. Открытие того стоило. Действительно стоило. В общем, ради этого-то я и пришел. Я должен был кому-то рассказать, пока меня не разорвало к чертям! Но торопиться тут было ни к чему. Нет, тут была нужна интрига!
Колючка набрала разгон для прыжка, но я перехватил ее в полете и опустил на пол.
– Не томи, – кровь сохла на руках у Вилл, темнея на глазах.
– В общем, вчера этот гребаный Роб Малиновка потряс еще одного сборщика налогов. На этот раз, к счастью, без трупов. Как шериф вопил! Ты бы слышала. Голуби с крыши падали. А потом он написал королю письмо. И оставил его на столе сохнуть, – я неторопливо откусил пирог и замолчал. Говорить с набитым ртом – верх невоспитанности. Если, конечно, не хочешь заплевать собеседника с головы до ног. Это каждый знает!
Колючка полезла по штанине вверх.
– Денфорд!
– М-м-м-м?
– Ты это специально!
– М-м-м-м!
– Жуй быстрее и рассказывай!
– Не называй меня Денфорд. Терпеть не могу. Как на службе, – я запил пирог сладким ягодным отваром. – И убери свою кошку. Есть же невозможно.
– Пока вроде неплохо справляешься, – Вилл покосилась на пирог, ущербный, как луна в третьей четверти. Моя вина, каюсь.
– Я не обедал! – Колючка возникла на столе, неумолимая, как божья кара. – Вилл! Сделай с этим что-нибудь!
– Кис-кис-кис, – заворковала гроза драконов и поджигательница оборотней, отрезая кусок свиной печенки. – Иди сюда, девочка! Колючка, кис-кис!
Котенок заметался по столу, вступив передними лапами в крем, тоскливо заверещал и вдруг шагнул с краю – так, словно собирался пройтись по воздуху. Я едва успел подставить ладонь. Ложка загрохотала по полу, а Колючка, вытаращив бессмысленные серые глаза, рвалась и загребала пустоту растопыренными лапами. Я осторожно поставил ее на пол. Задрав короткий толстый хвост, блохастая дура рванула к куску печени и, урча, потащила его под стол, оставляя за собой густой кровавый след.
– Ну? Теперь ты готов поделиться со мной откровением?
Я поднял ложку, подул на нее и вытер об штаны. Годится.
– Я зашел к шерифу и увидел, что в комнате его нет. А на столе лежит письмо. Совсем свеженькое, песочком присыпанное. Ни одной кляксы, ни одной помарочки.
– Денфорд!
– Марк. Я настаиваю.
– Упырь ты, а не Марк!
Видел я упыря у Вилл в книжке. Уродец тот еще.
– Я не обижаюсь. Женщины чувствительны и невоздержанны. Так вот. Ни одной кляксы, ни одной помарочки. Очень мне стало интересно, кому это наш господин Паттишалл пишет – сам, лично, собственной благородной рукой. Подошел я поближе и прочитал, – подцепив пальцем кляксу крема, я аккуратно слизал ее. Вилл, прикусив губу, ждала, но смотрела крайне неодобрительно. Как бы она в меня тем ножом, что в печени торчит, не бросила. Я заторопился. – В послании написано о том, что одолели Нортгемптон разбойники. Никакой просто жизни нет. Ужасная банда, никак не справиться. Кстати, чтобы ты знала – их вообще человек десять.
– О!
– Да. Скот угоняют, людей убивают, казну грабят. Сейчас вот вообще немыслимое совершили – перехватили на тракте мытаря, забрали налог с двух деревень. И сумму Паттишалл указал. Хорошая такая сумма, большая. А я как раз сегодня с утра сборщика налогов опрашивал. И старост деревенских. И знаешь что?
– Неужели? – Вилл округлила глаза в веселом удивлении. – Вот затейник!
Ну молодец же! Быстро соображает, хоть и женщина.
– Ага. Паттишалл в докладе завысил сумму почти в два раза.
Я старался быть сдержанным. Такое вот насмешливое равнодушие, чтобы сразу всем понятно было, что если кого тут и задели, то точно не меня. У Паттишалла здорово получается. У меня, как оказалось, не очень.
– Нет, ты поняла?! В два раза! А я-то, дурак, понять никак не могу, чего ж это шайка занюханных вилланов такая неуловимая. Вот раз за разом же, раз за разом – как головой о стену! А оказывается, Паттишалл под это дело казну втихаря разворовывает! Наверняка же в обслуге имеется кто-то из знакомцев Малиновки. Возможно, Паттишалл его туда и пристроил. Сейчас, все, что от нашего уважаемого шерифа требуется, – это погромче разговаривать, обсуждая планы. Чтобы мимо нужных ушей не пролетело. В результате Малиновка отлично знает, когда облава и где засада, а я только людей зря под стрелы посылаю.
Вот так-то. Все это время шериф имел меня, как деревенского дурня. Пока я жилы рвал и людей на смерть гнал, этот обмудок государевы деньги под себя подгребал – а потом меня же об эти бесконечные провалы мордой возил, как щенка по дерьму. Денфорд тупица, Денфорд нихера не может, Денфорд никчемный олух... Сука!
Вилл покачала головой, посмотрела на свои руки и пошла к тазу.
– И что ты будешь теперь делать?
Я вдохнул и медленно выдохнул, разжимая кулаки. Когда я по-настоящему злюсь, то соображаю паршиво, но ответ на этот вопрос был ясен и полному идиоту.
– А что я могу? Ничего. Сколько было в сундуке у сборщика налогов, я только с его слов знаю. Списки плательщиков Малиновка случайно с собой прихватил – вот такое удивительное совпадение. Получается, доказательств у меня никаких. Если я сунусь Паттишалла обвинять, он в лучшем случае посмеется. И вышвырнет меня с такими рекомендациями, что даже обозы сопровождать не возьмут.
– А в худшем?
– А в худшем всплыву я через месяц в каком-то лесном озерце. И будет епископ служить заупокойную мессу по доблестному сэру Марку, сложившему голову в борьбе с жестокими разбойниками.
Вилл достала сковороду, поставила на решетку. Поскольку очаг не горел, выглядело это довольно странно, хотя я уже почти привык. Здорово быть ведьмой – на дровах экономить можно!
– Хреново.
– Это все, что ты можешь сказать?
– А что ты хочешь услышать? – она бросила в сковороду кусок масла, дождалась, пока оно разойдется, и высыпала мелко нарезанный лук. По кухне поплыл сладковатый сливочный аромат. Я сглотнул слюну. Нихера пирог не помог, жрать хотелось так, что челюсти сводило.
А действительно, а что я хочу услышать? Бедненький Марк, мне так тебя жалко? Давай вместе удавим Паттишалла, а труп зароем? Бред.
– Не знаю, что я хочу. Что-нибудь. У тебя есть какие-то мысли по этому поводу?
Вилл развернулась ко мне, задумчиво прикусив губу.
– Ну, во-первых, я думаю, что тебе повезло. То, что ты увидел письмо и прочитал его – большая удача.
Нет, если с этой стороны смотреть…
– Во-вторых, теперь ты представляешь себе реальное положение вещей. И можешь на него реагировать соответственно.
– Ты о чем?
– Я так понимаю, поймать Малиновку не столько твоя обязанность, сколько большой личный интерес?
Это точно. С некоторых пор Роб Малиновка стал моим очень личным и очень большим интересом.
Поначалу я относился к нему так же, как к любому другому разбойнику: вижу – ловлю, не вижу – не ловлю. Но потом этот сукин сын устроил на меня засаду в Рокингеме, и все стало совершенно иначе.
Толковая, надо сказать, получилась у Малиновки засада. Когда густые поросли лещины плюнули в нас залпом стрел, я только и успел, что пригнуться. Недостаточно быстро – арбалетный болт звонко тюкнул меня по шлему и вышиб из седла. Пока я пытался подняться, мотая беспамятной башкой, лесные парни перестреляли всех пеших всадников и, поднатужившись, сдернули с лошадей двух конных. Хьюго получил копьем в живот и скорчился, пятная дорогу кровью. Гастона просто опрокинули и дорезали лежащим, как куренка. В живых остался только я. Везучий, мать его, Марк Денфорд.
Все, что с меня могли взять саксы, они взяли. Боевого коня, которого я привез из Франции, сбрую, доспехи… Остался в одном исподнем и с разбитой мордой. Не помню, кому принадлежала мысль повесить злодея-норманна, но встретили ее с огромным воодушевлением. За несколько минут чертовы саксы вырубили из бревна колоду, поставили ее под деревом и перекинули через ветку веревку. Но получилось так, как оно всегда получается у саксов. Кривобокая колода раскачивалась, слишком короткая веревка врезалась в шею, и я балансировал на своем эшафоте, как гребаный бродячий циркач на пивной бочке.
Ребятам Малиновки это показалось забавным. Разложив на траве хлеб, лук и вареные яйца, они наблюдали за редкостным зрелищем – Марк Денфорд в одних подштанниках танцует на висельной колоде. Умора же! Обхохочешься!
Не знаю, сколько вся эта хрень продолжалась. Солнце проползло над лесом и скрылось за деревьями, у саксов в бурдюках почти закончилось пиво, а у меня – силы. Когда я наконец сорвался, хрипя и дрыгая ногами, как издыхающая собака, до кого-то из саков дошла очевидная мысль: живой норманнский рыцарь – это ведь тоже деньги! Меня вытащили из петли, дали пару раз по морде для укрепления духа и примотали к ближайшему дереву. А к Паттишаллу отправили гонца с требованием заплатить выкуп.
А я всегда говорил, что тупее сакса зверя нет!
Конечно, Паттишалл отказал. И выразил свой отказ весьма категорично, вздернув гонца на центральной площади. Но у меня появилось время – а рядом с деревом пьяный саксонский олух выронил наконечник стрелы. Перепилив за ночь веревку, я отвязал расседланного Ворона и сбежал. Появление начальника стражи с разбитой мордой и в одних подштанниках стало в Нортгемптоне главным событием года. Да что там года! Десятилетия!
Подозреваю, что Паттишалл заказал живописцу миниатюру «Сэр Марк в портках» и любуются на нее каждую ночь перед сном.
Я мог бы простить Малиновке собственное поражение. Мог бы простить доспехи и сбрую. Но унижение простить не могу. Унижение и стыдный, липкий страх, который я испытывал, стоя на колоде.
Этого я не прощу. И прикончу сукина сына, как только подвернется возможность.
– Ты права, интерес у меня личный, – ответил я ведьме, дожевывая ставший вдруг совершенно безвкусным пирог. – Это что-то меняет?
– Меняет. Отношение к делу. Если тебе нужно не выслужиться, а получить результат – не рвись выполнять приказы шерифа. В любом случае ты проиграешь – так хотя бы в полную силу не впрягайся. Действуй, когда Паттишалла в городе нет, не докладывай о своих планах и не делись ими ни с кем, кроме близких друзей.
