Текст книги "Что, если? (СИ)"

Автор книги: Юлия Резник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Глава 25

– Сидеть! Ай, молодец… Ну какой же ты молодец, Волк!

Бесшумно ступая, Герман подходит к поляне, на которой Имана играет с Волком. Но разве для этих двух он может остаться незамеченным? Да ни за что. Имана оборачивается, стоит ему подойти чуть ближе. С распущенными по спине волосами да с льнущим к ногам Волком она походит на настоящую лесную фею. Только ее наряд немного выбивается из общей канвы. В обычной жизни женщина Глухова предпочитает довольно неженственную одежду.

Герман останавливается в паре шагов, чтобы просто на нее полюбоваться. Запомнить ее такой. Этот момент. Это на удивление жаркое лето… На солнце вековые сосны истекают смолой, наполняя воздух пряным ароматом хвои. Отфильтрованный утренний свет ложится на мшистый изумрудный ковер. Набежавший ветерок подхватывает белоснежные пряди и резко бросает ему в лицо, добавляя к запахам леса присущего только ей одной аромата. Имана, улыбаясь, безжалостно стягивает волосы резинкой…

– Твой кофе.

Стоит Глухову отдать чашку, как у него звонит телефон. Имана сводит брови. Да-да, он обещал сегодняшний день провести дома. Извиняясь, виновато пожимает плечами.

– Да, Катерина Михайловна… Как едут? К нам?

Одной рукой Глухов на автомате чешет за ушами подбежавшего к нему Волка. Другой прижимает к уху телефон. С каждым словом своей заместительницы его взгляд, обращенный к Имане, становится все мрачнее.

– Я понял. Конечно, буду. Как такое проигнорируешь?

– Что? – взволнованно переспрашивает Имана, когда Герман заканчивает разговор.

– К нам на праздник высокие гости из столицы пожаловали… Надо быть.

– Как? – хлопает ресницами Имана. – Разве так делается? Это же надо все подготовить, охрану там, то да се…

– Эй! Ты чего? Будет охрана. Конечно, будет. Да такая, что мимо комар не пролетит. Ты чего волнуешься?

Имана обхватывает горло ладонью. И соскальзывает на грудь. Ее беспокойство почти осязаемое. Глухову ужасно жаль. Он ведь обещал ей никуда не ездить, а теперь придется нарушить слово.

– Извини, не обращай на меня внимания.

Она его утешить пытается! От этого Герману становится только гаже. Имана осторожно ставит чашку на пень и ныряет в его объятья. Ее тонкое, но сильное тело немного вибрирует под его ладонями.

– Я постараюсь быстро. Покажу им там все, наверное, проведу совещание и…

– Хорошо.

– Снежочек, ну ты чего? Сама же знаешь, сколько охраны для таких встреч нагоняют. Там и снайперы высоты займут, и на месте целая армия будет…

– Точно. Герман, а можно мне с тобой?

– Нет.

– Почему, если это безопасно? Ты меня стесняешься? Так я затеряюсь среди твоих…

Имана не успевает произнести «людей», потому что Глухов накрывает ее губы пальцами. И припечатывает строгим, каким-то даже… разочарованным взглядом.

– С хрена ли мне тебя стесняться?

– Вряд ли я подхожу тебе по статусу.

Глухов растерянно хлопает глазами. Не знай он, что Имана физически к этому неспособна, подумал бы, что девочка таким образом набивает себе цену. Но ведь нет… А значит, она реально думает, что не вписывается в какой-то стандарт.

– Ты единственная подходящая мне женщина.

– Да, но…

– Без «но». И чтобы пресечь любые разговоры на эту тему, нам лучше бы пожениться, – выдает Герман, только со временем понимая, как по-идиотски сделал ей предложение. Другая на месте Иманы наверняка бы на такое обиделась, а эта невозможная женщина просто моргнула… Закусила губу и вниз уставилась, растрогавшись до слез.

– Так ты пойдешь за меня, Снежочек?

– Если так надо, пойду. Да…

Глухов понимает, что они едва шепчут. Голос сел у обоих, эмоции перехватили горло – громче не получается, да и зачем? Все ведь и так понятно. Герман накрывает ладонью затылок теперь уж своей невесты. Привлекает к себе. Вслушивается в ее эмоции.

А может, не так уж и плохо он справился? Нежность топит, в груди щемит. И почему-то кажется, будто не будет момента лучше…

– Что значит – надо? Разве ты этого не хочешь?

– Я уже с тобой. Я твоя. Эти бумажки – обычная формальность, которая ничего не изменит.

– Тогда тем более, что нам терять? Соглашайся.

– Так ведь уже.

Имана впивается пальцами в его плечи. Трется носом за ухом. Глухова переполняет блаженство. И предвкушение. Кажется, что может пойти не так? Когда вот она. Все, что он ни попросит, любую его мечту исполнит.

– Если хочешь поехать со мной, придется поторопиться, – дает слабину Глухов. Имана откидывается в его руках. Внимательно глядя в глаза.

– Спасибо.

– Пожалуйста. Сестре позвони. Вдруг она сможет выбраться? Повеселитесь.

– А ты?

– А я буду возиться с гостями. Чтоб им пусто было. Пойдем?

Идут рука об руку. Волк послушно семенит рядом. А потом так же послушно заходит в вольер. Привычным жестом Имана закрывает за ним дверь, проворачивает защелку. Глухов не вмешивается. Просто стоит рядом. А когда они возвращаются в дом, вдруг интересуется:

– Слушай, а у тебя вообще есть платье?

– Одно. Но я не очень люблю их носить.

– Почему?

– Потому что под платьем неудобно прятать оружие.

Ответ Иманы его и веселит, и восхищает.

– Надень!

– Платье?

– Угу. Праздник же.

– Ладно.

Она выходит минут через пять. Белоснежный сарафан в мелкий голубоватый цветочек, волосы по плечам. О последнем он не просил, но его сверх меры наблюдательная женщина, видать, заметила, как он по ее волосам фанатеет.

– Такая красивая, – сипнет. – Ты под ними, никак, пистолет прячешь?

Привлекая Иману к себе, ведет руками вверх по спине, будто и впрямь досмотр проводит. Имана смеется.

– Пистолет я прячу под юбкой. Будешь проверять?

Щеки ее розовеют. Не приучена она к таким разговорам, стесняется. Но в то же время чувствуя, что его это заводит, старается. Девочка… Да он ведь и без этого всего уже полностью в ней! Полностью, с потрохами…

– Нет, – сглатывает. – Боюсь, тогда мы точно опоздаем. А нам нельзя.

В городе их дороги расходятся. Глухов едет встречать высокопоставленных гостей из столицы, а Имана договаривается пересечься с сестрой прямо на площади. До официального начала празднества остается чуть больше часа, поэтому народа еще немного. Но палатки со снедью уже работают, и музыка гремит. А еще туда-сюда снуют люди в национальных костюмах, бегают дети из понаехавших танцевальных коллективов, готовятся к соревнованиям лучники и жокеи. Все как в калейдоскопе.

Сердце Иманы все сильнее и глуше стучит. Восприятие органов чувств обостряется. Со стороны кажется, что она с сестрой просто бесцельно слоняется вдоль трибун, установленных вокруг импровизированной сцены. Но это не так. Имана дотошно изучает позиции, вычисляет силовиков, тех, что не прячутся, и тех, что маскируются под простых зевак. Методично выстраивает в голове расстановку, выискивает слабые места.

– Девушки-девушки, а можно с вами познакомиться?

– Девушки заняты. Иди своей дорогой, – отвечает вместо сестер мужской голос. Айна, шагающая рядом с Иманой, сощуривается. А та, напротив, с трудом скрывает охватившую ее радость. Новый начбез Глухова нравится ей больше прежнего. И то, что он применяет ту же тактику, что и сама Имана, а именно идет в толпу, явно выискивая слабые места в организации безопасности, вселяет в нее оптимизм. Может быть, у них что-нибудь и получится? Вместе. Может быть, сны Айны действительно ничего не значат? Может быть, они с Германом не обречены? Что, если?

Надежда щекочет под ребрами. Но и страх не отпускает.

– Спасибо, Андрей Валерьич.

– Все хорошо?

Их взгляды встречаются. В вопросе начбеза гораздо больше смысла, чем может показаться на первый взгляд. По факту он признает, что ее, Иманы, авторитет ничуть не уступает его собственному. А ведь перед ней матерый мужик. Прошедший столько, что… Ладно. Главное, что она в нем не ошибалась.

Щекотка прокатывается вверх по горлу и носоглотке. Останавливается в носу. Только разреветься не хватало! Удивительно, как так вышло, но только теперь Имана вдруг понимает, в каком нечеловеческом напряжении жила все это время. В противовес всем другим чувствам, ее охватывает странное облегчение от мысли, что все близится к развязке, которая может быть абсолютно любой. Потому что считается, в этот праздник у людей появляется уникальная возможность прорыва своей судьбы. Вдруг ей удастся переиграть ее заново? Прошлые попытки не стоит брать в расчет. Видения Иманы, в отличие от видений ее сестры, обрывались на самом интересном месте. И это давало ощущение хоть какого-то контроля над ситуацией. Способности на нее повлиять. Во сне же Айны не было никакой двусмысленности. И этот детерминизм хоть и обострял все ее чувства, делал каждый миг рядом с Германом ярче, ценнее, вместе с тем будто вел в ее голове обратный отсчет. Вам остался месяц, двадцать один день, неделя. Час…

– Просто будь к нему поближе, ладно?

– Почему ты без броника?

Имана окидывает себя удивленным взглядом. Растерянно заводит за ухо волосы. Кто-то толкает ее в спину, и приходится отступить.

– Герман попросил меня надеть платье, – слабо улыбается Имана.

– Эй! Вы про что? – влезает в разговор Айна, видно, уловив возникшую напряженность. – Имана?

– Слушай, а ты ничего не узнаешь?

– Что я должна узнать?

– Эти места. Тебе никогда не снились?

– Ты, блин, опять?! Имана! Прекрати, пожалуйста. Я же с ума сойду.

– Прости, – отступает девушка. – Все хорошо, Андрей Валерьич. Все хорошо, правда… Мы пойдем. Айна, хочешь мороженого?

– Да, давай, – с облегчением выдыхает та.

Сестры покупают себе по рожку и садятся на трибуну, пока там еще есть места. В импровизированный круг выходит шаман в белоснежных праздничных одеждах. Все начинается с ритуала окропления кумысом огня и земли.

– Думаешь, он правда шаман? Ну, типа, у него есть какие-то способности?

– У этого? Нет. Но шоу он устраивает отменное.

Айна улыбается. Красивая у нее сестра. Андрей Валерьич к ней явно неровно дышит. И это хорошо. Что она не одна останется…

– А наш дед был настоящим шаманом, да?

– Не знаю, наверное, – ведет плечом Имана, слизывая подтаивающую массу с рожка.

– Почему же тогда он…

– Что? Не принимал участия в шоу на площади? Знаешь, я даже не уверена, разрешали ли подобные празднества в те времена. При совке шаманизм как таковой не приветствовался.

– Надо же. А мне такое и в голову не приходило.

– Немудрено. Кстати, ты Андрея Валерьевича так и не расколдовала? – усмехается Имана, внимательно следя за оживлением, наметившимся у импровизированной стоянки.

– Почему же? Я сделала то, что ты мне рекомендовала.

– И как? Помогло?

– Наверное, – хмурится Айна, – с тех пор он ко мне не заглядывал.

– Тебя это расстраивает?

– Да ты что? Я только рада. Ты мне не веришь, что ли?

– Верю-верю. Пожалуйста, подержи…

– Эй, ты куда?

– Я? Поближе к сцене. Забыла сказать кое-что важное Герману.

Начинается приветствие. Ведущий оглашает имена прибывших на праздник из столицы гостей. Первым берет слово премьер.

Продвигаясь вперед, Имана мечется взглядом по трибунам. Когда дед ее тренировал, она порой страшно на него злилась. Особенно когда пошла в школу и поняла, что далеко не всех детей воспитывают так, как ее. А теперь, вот, она нарадоваться не может возможностям, которые обрела благодаря дедовой школе. И все равно этого как будто бы недостаточно. Она что-то упускает. Она упускает…

Речь премьера финалят громкие аплодисменты. На сцену вновь выскакивает ведущий. На противоположной стороне пьедестала Имана выхватывает стремительное движение. Андрей! Кажется, его губы шевелятся. Он что-то говорит в гарнитуру, но из-за мелькающих туда-сюда людей она не может прочитать по губам. Да и что это даст? Имана выбегает за оцепление. Земля под ногами горит и будто бы исчезает… Она в невесомости. Р-р-раз, и взмывает вверх на возвышение сцены.

– Герман!

В колонках гремит музыка, люди смеются и шумят, жужжат генераторы, питая холодильники и печи полевых кухонь. Шум такой, что ничего не разобрать. Но он слышит. Может быть, сердцем… И оборачивается в момент, когда она в прыжке валит его на дощатый настил.

Эпилог

Кажется, кровь повсюду. Она пропитывает насквозь его пиджак и гребаную рубашку и проникает куда-то под кожу. Прямо в черную дыру, что образовалась в груди. Глухов качает Иману в руках. И то чуть отстраняет ее, чтобы в стеклянные глаза глянуть, то снова прижимает к себе. Осторожно, так нежно, чтобы не дай бог не потревожить металлический наконечник торчащей из ее шеи стрелы.

– Снежочек мой, девочка моя любимая… Ты чего это? Ты чего, а? А я как? А свадьба? Ты зачем это сделала? Мне зачем это без тебя?

– Герман Анастасыч, разрешите пройти врачам.

Глухов отступает. В ушах шумит. Кровь и испуганные люди, сирены скорой и какой-то идиот, через громкоговоритель призывающий толпу не паниковать и не создавать давку. Реальность идет рябью, колеблется, как линия горизонта в жаркий день. Опрокидывает за грань…

Он выныривает из небытия. Все так же мокрый, но уже от пота. Садится резко. Делает глубокий вдох и с опаской скользит по простыне ладонью, чтобы нащупать руку Иманы. Но ее нет. И простыни давно остыли.

Вдоль позвоночника проходится волна ужаса. Обрывки сна липнут к влажному от испарины телу щупальцами.

– Волк! – зовет Глухов. Но из сжатого спазмом горла вырывается лишь приглушенное сипение. И тут же вновь образуется тишина, в которой слышно лишь его надсадное свистящее дыхание. – Кто-нибудь!

Он сползает с края кровати. Ватные от страха ноги подворачиваются. Чуть не упав, Герман все-таки исхитряется включить свет. Взгляд выхватывает из общей картины детали: букет цветов на тумбочке, свадебную фотографию в рамке, флакончик женских духов…

Ему опять приснился кошмар! Всего лишь кошмар. Со временем они стали к нему приходить гораздо реже. Но не сошли на нет. Может быть, потому, что Герману до сих пор сложно поверить, что все последовавшее за покушением – не бред его больного воображения. Когда становится совсем невмоготу, он находит в интернете запись тех событий.

На празднике велась съемка. Кадры того, как Имана бежала, чтобы закрыть его своим телом, в то лето облетели новостные каналы по всей планете. И, конечно, все, что последовало за ними – тоже. Теоретически Глухов мог избежать распространения нежелательных записей, но сначала ему было совершенно не до них, а потом стало поздно – репортаж местного телевидения перепостили, кажется, все на свете. С тех пор история их любви, обросшая совершенно идиотскими подробностями, превратилась в миф. А каждый совместный выход становился событием отнюдь не регионального масштаба. Рейтинг Глухова подскочил до небес, и с каждым годом только увеличивался. Имана шутила, что ради такой пиар-кампании можно было и умереть, а Глухов страшно ругал ее за эти шутки. Он бы отдал все на свете, чтобы им не пришлось переживать те страшные минуты, часы, дни, которые Имана провела между жизнью и смертью. А он ничего не мог сделать.

Цена, которую ей пришлось заплатить за то, чтобы помочь ему навести порядок в крае, оказалась слишком высокой. Да, благодаря задержанному преступнику им удалось распутать довольно сложную схему, по которой за бугор вывозился лес, и кое-что более интересное. Но если бы не Волк, сиганувший в момент выстрела на спину нападавшего, тот бы мог запросто уйти! Местный лесник, не без помощи которого лес здесь валился так, что только щепки летели, знал тайгу как свои пять пальцев и умел замести следы. А еще он понимал, как пройти через кордоны охраны с оружием. Учитывая, что программа праздника предполагала состязания лучников, не зря именно лук был выбран орудием убийства. На самом деле простой лесник спланировал все гораздо лучше начбеза губернатора. К этому покушению последний не имел никакого отношения. Люди, которым Бутов все эти годы помогал, слили его, как только того арестовали. И дальше действовали в одиночку. До тех пор, пока их не выловили. На это у Германа с Мериновым ушло долгих три года. Три долгих года у него забрала месть, да. Наказание всех виновных и наведение порядка в крае. А ведь и непосредственных обязанностей с Германа никто не снимал. Порой он так уставал, что только мысли о жене и спасали. С другой стороны, а о ком еще ему было думать? Детей-то им бог не давал… Год даром, два, три. И тут он тоже себя винил. Ее же били… С его молчаливого согласия били. Когда он, придурок, решил, что это Иману по его душу послали. И хоть тому, что это как-то повлияло на ее репродуктивную функцию, не было никаких подтверждений, Германа ничто не смогло убедить в обратном. Он ненавидел себя, да… Он не мог отыскать в себе прощения, сколько ни пытался. Поначалу казалось, вот сейчас они выловят всех плохих парней, накажут виновных, и станет легче. Но когда состоялся последний суд, стало только хуже. Глухов начал задаваться вопросом – если Алтанай знал, какая незавидная судьба ждет его внучку рядом с ним, почему доверил ему свое самое главное сокровище?

И однажды Имана не выдержала и сказала то, что в какой-то момент взорвало его сознание:

– Невозможно одной рукой что-то созидать, а другой – рушить. Держась за прошлое, ты просто не позволяешь нашему будущему случиться.

Глухов выходит на веранду. Одуряюще пахнет смолой, мхом и грибами. Грибов в этом году так много, что они вчера за час набрали несколько ведер. Нажарили сковородку. А остальные засолили на зиму. Казалось бы, ну и что в этом такого? А Герман каждый момент их жизни помнит и ценит. Он может отмотать назад ленту памяти и в деталях воспроизвести каждую минуту рядом со своей девочкой. Нет, каждую секунду, проведенную с ней… Глухов очень старается помнить только хорошее. И только сны иногда опрокидывают его в кошмар.

Тряхнув головой, Герман идет к вольеру, который пришлось значительно расширить вглубь леса, когда Имана случайно нашла в лесу двух оголодавших волчат. Их мать, похоже, пристрелили браконьеры. Его жена не смогла пройти мимо беды зверей. Теперь у них целый зоопарк, о котором как-то очень быстро прознали местные и стали свозить им всех покалеченных и убогих. Глухов не против. Глухову что? Лишь бы Имана не скучала, когда он занят, а с таким хозяйством заскучать сложно.

Он замечает ее у высокой вековой сосны. Имана улыбается. Серебристый лунный свет мягким ластиком стирает контуры ее тела. Герман бесшумно подходит ближе, обвивает тоненькую талию ладонями и крепче сжимает руки, боясь, что она целиком растворится во тьме.

– Гер, ну ведь кости трещат… – улыбается Имана.

– Все равно не отпущу.

Ему кажется, если он разожмет руки, чуть ослабит контроль, она растает, исчезнет как дым. Уйдет за грань, за которую тогда, шесть лет назад, он ее не пустил, вцепившись зубами. И ведь смог! Исхитрился как-то, удержал. Стоит вспомнить те страшные минуты, как Глухова опять накрывает. Он ловит хрупкое запястье жены и, будто нуждаясь в каких-то подтверждениях тому, что это происходит в реальности, ведет по ободку на безымянном пальце.

– Опять плохой сон?

Не отрывая лба от ее виска, Герман качает головой. Это лето гораздо холодней того, когда ее жизнь чуть не оборвалась, поэтому он плотней запахивает на своей девочке куртку.

– Нет. Просто проснулся, а вас нет.

– Твоя дочь опять захотела прогуляться, – замечает Имана с тихим смешком и кивает куда-то в сторону. Имане смешно, да… Ему – вообще нет. В первый раз, когда только-только научившаяся ходить Алана ушла из дома, на ноги были поставлены все. Теперь-то они почти привыкли к тому, что ей может захотеться… погулять.

Глухов вновь прижимает Иману к себе и делает жадный вдох, прежде чем двинуться дальше. Алана сидит на ступеньках беседки со своим верным стражем Волком. Тот свернулся вокруг нее, согревая так, что только розовые пальчики и видны. А еще нос и две куцые растрепавшиеся во время сна косицы. Сердце Глухова сжимается. Уже привычно. Уже почти можно дышать… Не то что в тот момент, когда ему впервые положили дочку на грудь. Вот когда Германа в хлам размазало. Алана пришла к ним в тот момент, когда он смирился с мыслью, что они с Иманой будут одни. Когда научился быть благодарным за это. Когда осознал, что жизнью жены он обнулил возможность просить у неба что-то большее сверху, и… перестал.

А она пришла. Может, чтобы научить его, глупого, чему-то, а может, без всякой цели. Просто в благодарность за былые заслуги.

Как бы там ни было… Сидит, вон… Пижамка с мишками, резиночки, пяточки эти… Хоть бы кроксы надела, ну! Так нет. А на улице, между прочим, холодно, хоть и лето.

– Ну, иди уже к ней, иди, – усмехается Имана, откидываясь в руках Германа. Тот криво улыбается, но идет, да… Не терпится. Волк открывает желтый глаз. И сладко зевает, вывалив розовый длинный язык, чтобы тут же с удовольствием облизать маленькие ушки Аланы. Та, встрепенувшись, начинает тихонько хихикать.

– Папа! Папа!

– Привет. Ну вот скажи, ты чего опять по ночам бродишь?

Глухов поднимает дочь на руки. Волк вскакивает на лапы. За прошедшие годы он вымахал о-го-го как. Не волкособ, а теленок какой-то. Одной рукой Герман придерживает дочь под спинку, другой чешет зверя за ухом.

– Так нузя было, – авторитетно заявляет Алана. – Я узнала сикетики.

– Секретики, значит? А ты не забыла случайно, что мы утром собирались в гости к тете Айне?

С дочкой на руках Глухов подходит к жене и, закинув той руку на плечи, неспешно идет по направлению к дому. Тетку Алана обожает едва ли не больше, чем двоюродных братьев. Айна все же сдалась под натиском его нового начбеза и теперь, насколько Герман может судить, вполне счастлива.

– Неть. Не забила.

– И проспать не боишься, да? Вдруг мы без тебя уедем?

Глухов ловит осуждающий взгляд жены. Да-да, на чувствах ребенка играть нельзя, тем более что она не может контролировать эти побеги из дома, но ему-то как быть прикажете?! Подбородок Аланы переходит в виброрежим. На это представление без слез не взглянешь. Глухов, конечно, тут же сдувается. Чмокает дочку в лоб:

– Я пошутил, малыш. Ну куда папочка без тебя, да? Расскажешь, что ты за секретик узнала?

Маленькие ручки с силой сжимаются вокруг его шеи. Губки-бантики касаются уха, звук льется прямо в слуховой проход, отчего не сразу можно понять, что его малышка нашептывает. А еще ведь щекотно… Герман ежится и смеется. Прижимает ухо к плечу:

– Давай еще раз. У мамы что? А? – брови взмывают вверх, когда доходит. – Опять будет ребеночек?

Ошарашенный взгляд соскальзывает с дочери на жену. Не менее удивленная Имана заводит белую прядь за ухо. И неуверенно ведет плечом под пытливым взглядом Германа. Если честно, он знать не знает, с кем общается его дочь. Он просто верит Имане, которая утверждает, что в этом ничего такого нет… Что это не болезнь, просто их малышка необычная девочка.

– Угу. У меня будет блат.

Глухов сглатывает. Берет короткую паузу, а потом, будто ничего не случилось, ровным голосом замечает:

– Тогда тем более нам всем нужно поскорей отдыхать.

– Это плавда. Когда он лодится, отдохнем мы не сколо.

Алана вздыхает, сползает с рук отца и убегает вглубь дома по коридору.

– Ну и что это было? – хмурится Глухов.

– Похоже на угрозу, – смеется Имана.

– Думаешь, он… хм… тоже будет особенным?

Тот факт, что у него даже мысли нет поставить слова дочери под сомнение, доходит до Германа не сразу.

– Думаю, да.

Герман прижимает Иману к себе. Кладет на живот руку в попытке осознать, что она снова беременна! Нежность топит, уносит куда-то ввысь. На этой высоте ни одному кошмару его не достать.

– Ну что ж. Тогда нам остается просто позволить будущему случиться.

***

От автора: друзья, вот и закончилась еще одна история. Восемьдесят пятая, да?)) Подписывайтесь на автора, чтобы не пропустить новинки и пройдитесь по старым книгам, если вы еще не прочитали их все – обязательно найдете что-то по душе. Ну и по традиции приглашаю вас в новинку (вторую книгу данного цикла) Это будет история Меринова.

«По-другому» https://litnet.com/ru/reader/po-drugomu-b483585?c=5762027p=1

Что может случиться, если без приглашения припереться к мужу на корпоратив? Можно узнать, что у него другая и приуныть. А можно тут же сравнять счет… да хоть бы с его начальником. Жизнь, как говорится, череда выборов. Хочешь терпи, оставайся в своем болоте: дом, ребенок, работа, быт, а хочешь поступи… по-другому.