Текст книги "Огненное сердце (СИ)"

Автор книги: Юлия Резник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Глава 15

Оказывается, местечко с заезженным названием «Сосновый бор» – вполне современная гостиница с теплым круглогодичным бассейном и неплохим спа. А еще тут есть вертолетная площадка. Вот почему я лечу к месту, не упустив возможности попрактиковаться в пилотировании.

А весна шепчет… Под конец даже жаль, что полет выходит таким коротким. Так бы и летала, взбивая винтами низкие редкие облака над родной землей.

Избежав пробок, появляюсь в числе первых. Отдыхаем по-простому. Столы накрываем сами. Получается слаженно. Каждый находит себе работу. Мы не в первый раз выбираемся на пикник, но мне все равно непривычно видеть своих сотрудников в настолько неформальном виде. Потому я развлекаюсь тем, что тайком их разглядываю.

Женщин в нашем коллективе немного, желающих за ними поухаживать – миллион. Особенно, конечно, Димка старается. Рыжий сердцеед. Обхаживает всех, улыбаясь, ну точно чеширский кот. А потом, правда, надолго отвлекается. Потому как мужики наши, усомнившись в эффективности работы мангала, решают доработать его конструкцию. Так всегда, знаете? Вот если ты хирург, так дай чего-нибудь отрезать. А если инженер – то что-нибудь усовершенствовать.

– Хороший, да?

– Кто? – сделав вид, что не поняла, продолжаю намазывать бутерброды крем-чизом.

– Дмитрий Ярославыч, – мечтательно закатывает глаза Татьяна. Вытаскивает из пучка зелени веточку укропа и сует в рот. – Достанется же кому-то!

– Мне беспокоиться? – смеюсь.

– По поводу чего?

– По поводу беспорядков в офисе. Наши дамочки, я так понимаю, уже взяли Дмитрия в оборот? Того и гляди начнутся бои без правил.

– О, я тебя умоляю. Наши девочки, конечно, хороши, но это же совершенно другая лига.

– Ну почему? Даша ничего. Из коммерческого. И семья у нее хорошая. Папа, кажется, в министерстве на высоких должностях. Подай-ка мне вон ту рыбку…

Мы сплетничаем. А Димку прям плотно окучивают. Сидя у себя в кабинете, я и не подозревала, как ему нелегко приходится. Только он, значит, речь возьмет, или в спор какой-нибудь с другими мужиками вступит, как его тут же перебивает очередная мадам.

– Ой, Дмитрий Ярославович, а помогите открыть банку.

– Дим, давай в бадминтон сыграем.

– Дмитрий Ярославыч, а вон те лодки можно ангажировать, или они для антуража? Можно? Тогда не хотите ли прокатиться?

– Какой прокатиться? Давайте-ка все за стол! – командует Татьяна. Разогретый аперитивом народ радостно гудит. Скрипят по полу ножки стульев. Хлопают пробки от шампанского и булькает коньячок. Приходится брать слово для первого совместного тоста.

С реки тянет ветерком и яблоневым цветом. Крутой берег порос мать-и-мачехой и одуванчиками. Ивы клонят косы к воде. Ели макушками касаются синего, как Димкины глаза, неба. Вокруг – дорогие сердцу люди. Мои единомышленники. Со многими из присутствующих я бок о бок работаю долгие годы. И оттого это щемящее чувство родства в прямом смысле распирает ребра. И да, было страшно. Но ведь оно того стоило. Примерно эту мысль я и озвучиваю, необычно растрогавшись под конец. Наши тоже сидят, носами хлюпают. Юрий Иваныч даже глаза вытирает старомодным платочком, который ему в обязательном порядке кладут в карман.

Меня затапливает любовью и благодарностью страшной силы. Это ведь на самом деле невероятно – участвовать в таких великих, по-настоящему важных проектах. А уж тем более их возглавлять. Многие ли менеджеры вообще могут похвастаться тем, что им удалось из ничего создать продукт мирового уровня? Или даже просто в нем поучаствовать. Нет, конечно.

Я – большая счастливица. Стоит почаще себе об этом напоминать. И своей команде тоже.

После нескольких бокалов, когда разговор и споры становятся еще более оживленными, кому-то приходит в голову идея позвонить моему папе. Не вижу причины, почему бы этого не сделать. Он будет только рад лишний раз убедиться, что дело всей его жизни процветает. Да и опять же со многими присутствующими он работал. Разговор выходит очень душевным. Папа много смеется. Мы тоже. Вспоминаем какие-то случаи из прошлого. Потихоньку рассказываем о проблемах, с которыми столкнулись в настоящем. Отец посвятил нашему делу более пятидесяти лет. Я пока только пятнадцать. И знаете что удивляет? Насколько сильно раскрутился маховик прогресса. Все ускорилось просто до нечеловеческих скоростей. И я вроде бы поспеваю, да… А все равно ловлю себя на мысли, что так не может продолжаться долго. Человеческая цивилизация вот-вот выйдет на плато, а что потом? Неизвестно. Но очень интересно.

Особенно, конечно, активничает академик. Они-то с отцом – не разлей вода. Нахваливает Димку на все лады. А тот, блин, так трогательно смущается. По крайней мере, я думаю, что смущается. Не зря же у него горят кончики ушей, пусть и держится он весьма уверенно, а его улыбку, кажется, не сотрет и половая тряпка.

Постепенно разговор в обязательном порядке перетекает на характеристики наших движков, что неизбежно приводит к спору. Я не участвую. Просто прикрываю глаза и позволяю себе унестись в детство. Где было все то же самое.

– Шевроны на соплах снижают шум!

– …Тяга до четырнадцати тонн силы уже сейчас. В новом поколении мы стремимся к пятнадцати-шестнадцати. А на супертяжелые самолеты – тридцать пять.

– Ага. Мечтайте. Когда это будет? Лет через двадцать?

– Нам бы композитные лопатки, а не пустотелый титан!

– Так ведь нет подходящего материала, а титана у нас – хоть жопой ешь!

– На небольшие двигатели – это вообще бессмысленно!

– Погодите, друзья, не будем забывать, что уже есть прототипы и композитных… Не все так плохо в нашем королевстве.

– Да чего это плохо?! Никто и не говорит. Топлива больше жрет, да. Но благодаря лучшей аэродинамике мы можем поддерживать заданную скорость полета при меньшей тяге, что автоматом сокращает расход. Амалия Станиславовна! Вы почему молчите?!

Открываю один глаз. Боже, как же хорошо! Улыбаясь во весь рот, замечаю:

– Если буду с чем-то не согласна, скажу.

В итоге разговор заканчивается лишь тогда, когда заряд в моем смартфоне критически падает. Наливают еще. Поспевает шашлык. И овощи прямо с гриля.

– У тебя замечательный батя, – говорит Дима, когда все опять разбредаются по территории.

– Ты тоже ему понравился.

– Это мой бич. Почему-то я нравлюсь всем.

Смеюсь, откинув голову.

– Самомнение у тебя, Димочка, размером с Эверест.

– А что я такого сказал? Знаешь как это иногда бесит? Я тот самый сын маминой подруги, которого ставят в пример. Из-за этого я однажды лишился друга.

– Серьезно?

– Угу. Оказывается, Дана всю жизнь доканывало, что его мать чуть что – меня в пример ставила.

– И что?

– Ничего. Накипело у чувака. В один момент он некрасиво меня кинул. Мы с ним в одном проекте были задействованы, ну и…

– Ужас какой.

– Да нет. Обычный жизненный урок. А учусь я быстро.

– Это заметно. И вообще я восторге от того, что ты делаешь. Очень рада, что мы в одной команде.

– А я рад, что ты сформулировала это именно так.

– Как? – вскидываю брови.

– Не в моей команде, а в одной. Вроде одно и то же, на первый взгляд, а если присмотреться – нет.

Димка с шипением открывает баночку пива и с удовольствием к ней присасывается. И наши взгляды опять притягиваются. Всего на секунду. А потом у меня опять телефон звонит. Муса! Будто что-то почуял мой волк. Мажу пальцем по экрану и бросаю короткое:

– Да, дорогой… – прежде чем отойти. Пусть Димка слышит.

– Дорогой?

– Эм… У тебя какие-то проблемы с этим словом?

– Просто так ты меня еще не называла.

– А-а-а. Ну, у нас все впереди. То ли еще будет.

– Избавь меня от котиков и солнышек. Терпеть этого не могу.

Закатываю глаза. Если честно, в подобной бесцеремонности имеются и свои плюсы. Например, он прямо говорит о том, что ему не нравится.

– Принято к сведению, – усмехаюсь я, Гатоев недовольно сопит:

– Вы там еще не нагулялись? Может, за тобой заехать? У меня выдался свободный вечер.

– Как? Разве я тебе не говорила, что планирую здесь заночевать? В баню сходить. И в бассейн под открытым небом. Теплый!

– Тогда не буду отвлекать. Спишемся позже.

Связь обрывается. И вроде ровно он это все сказал. А можно не сомневаться – не одобрил. То ли мои планы щеголять перед посторонними мужиками в купальнике, то ли сам факт, что я его компанию предпочла другой.

Ну и флаг в руки, как говорится.

Иду к себе в комнату, чтобы переодеться. Как директору мне полагаются отдельные апартаменты. Другие сотрудники живут по два-три человека в номере. Переодеваюсь в скромный сдельный купальник. Накидываю банный халат, заранее захваченные с собой сланцы и иду в баню. У народа она почему-то не пользуется популярностью. Может, следуют правилу, что выпившим туда лучше не соваться. А я-то не пила. В первый заход долго не сижу. Чуть пропарив кости, иду смыть с себя первый пот и поскрабиться. Во вторую ходку сижу чуть дольше, жалея о том, что меня некому поколотить веничком. Выхожу к бассейну. И вот там зависаю уже надолго.

– Амалия Станиславовна, там Северянин с Бушиным щук наловили. Ставят варить уху!

– Мр-м-м, – мурчу что-то невнятное. Так хорошо в водичке. Сверху кожу прохладный ветерок холодит, а под водой разгоряченному телу тепло и комфортно. Когда остываю, бегу в последний раз погреться. Сижу, пока голова не начинает кружиться.

– А в реку окунуться не желаете?

– Не-е-ет, я пас. И вам не советую. Мало ли какое тут течение.

Накинув халат, поднимаюсь к себе. Дверь какого-то черта приоткрыта. Меня в секунду окатывает ледяным ознобом. После парилки это та еще встряска! Сердце лупит так, что желудок карабкается вверх по пищеводу. И в его грохоте мне не сразу удается распознать весьма характерные звуки. Напряженная до того, что вот-вот услышу хруст собственных позвонков, делаю шаг к двери. Чмоканье, хрипы – срамные, пошлые... А картинка еще грязней. Девка в фирменном костюме администратора рецепции сидит между широко расставленных Димкиных ног и со вкусом ему отсасывает.

Я отворачиваюсь и отхожу, с ужасом понимая, что сама виновата. Повернула налево, тогда как мой номер по правую сторону. Дрожащими руками достаю ключ-карту. Прикладываю к замку.

– Амалия! Стой… Погоди. Ты… что-то хотела?

Димка догоняет меня, придерживая за пояс сползающие с задницы джинсы. Пипец. Просто пипец. Он еще меня и заметил. Провалиться бы под пол со стыда. Но это было бы слишком просто. И потому надо как-то спасать ситуацию. Как-то надо, но как?

С глупым смешком оборачиваюсь:

– Нет, Дим. Я просто двери перепутала. Прости, пожалуйста. Ужасно неловко вышло.

В подтверждение своих слов касаюсь ладонями горящих щек. Хрен я покажу, что в груди скребет. Хрен я даже себе в этом признаюсь. Я же сама Димку отшила! И он имел полное право делать все, что угодно. Так какого черта кажется, будто я увидела что-то ужасно неправильное?

Отворачиваюсь и ухожу. Сбрасываю Гатоеву координаты пансионата и вдогонку строчу: «Если еще не нашел чем занять вечер, бери такси, обратно вернемся вместе».

Не только же ему со мной в приказном тоне разговаривать, не так ли? Дорога займет часа полтора, даже если Муса выедет сразу же. Так что мой отъезд не будет выглядеть побегом. Наверное…

Распахиваю дорожную сумку. Начинаю складывать вещи.

– Только не говори, что ты из-за этого уезжаешь.

Резко оборачиваюсь. Оказывается, Димка увязался за мной, а я не заметила.

– Не прямо сейчас, но вообще да.

– Нам надо было закрыть дверь, – хмурится он.

– Дим, дело молодое. Крышу сорвало, я что – не понимаю? Расслабься и иди уже закончи начатое.

Голос звучит бодро. Я молодец. Отправляю в сумку зарядное, кое-какую косметику, что успела вытащить. Когда его пальцы смыкаются на моем запястье.

– Ты же сама сказала, что между нами ничего не будет! – возмущается он.

– Ну, да. Дим, слушай, я вообще не в обиде. Ты чего?

– И именно поэтому бежишь, ага, я так и понял, – закатывает глаза.

Сейчас его самоуверенность откликается болью в груди.

– Я уезжаю потому, что у моего мужчины неожиданно освободился вечер. Если у тебя все, я закончу, ладно? Там уху варят, хочу успеть попробовать до отъезда.

Димка пятится, пожирая меня странным болючим взглядом. Дверь хлопает. Я без сил оседаю на высокий матрас. Ну и встряска, блин. Просто на ровном месте!

Пока Гатоев добирается, я получаю разрешение на полет и ем злосчастную уху в компании раскрасневшихся под майским солнцем подчиненных. И только когда Муса сбрасывает «Я на стоянке», чуть перевожу дух. Выхожу к нему. Маню пальцем. Он удивленно вскидывает брови, но послушно идет за мной к вертолетной площадке, на которой стоит мой Робинсон.

– Только не говори, что мы полетим.

– Только не говори, что ты трусишь, – растягиваю губы в улыбке. И конечно, как я и ожидала, Гатоев, вызывающе подобравшись, выпячивает грудь колесом. Эти мужики – такие мужики, боже. Посмеиваясь, киваю на дверь. Уже сидя в вертушке, провожу предполетный инструктаж и связываюсь с наземными службами, каждой своей клеткой ощущая при этом, что Гатоев внимательно за мной наблюдает.

И все-таки он боится. Его страх выдают судорожно сжавшиеся пальцы, когда мы взлетаем.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, женщина. – бросает он. А я игриво веду бровью. Хорошее настроение возвращается. Хорошо, что я его позвала. Приезд Мусы зафиналил этот день лучшим образом.

Летим в закатном солнце. Пролетаем зеленый только-только оживший лес, черные заплатки полей, разлинованные артериями дорог. И по большей части молчим. Но это так правильно… Просто он. Просто рядом. Как и должно быть.

Глава 16

– Амалька, – зовет отец, на коленях которого я практически задремала.

– М-м-м?

– Мама говорит, что у тебя кто-то появился. Это правда?

– Может быть, – морщу нос и чуть приоткрываю глаза. Ресницы фильтруют проникающий сквозь ажур липовой кроны свет. Но тот все равно слепит. Перед глазами расплываются пятна. Лето в разгаре. Мы с Гатоевым, считай, три месяца вместе. Отрицать очевидное глупо.

– А ты вообще как, собираешься нас знакомить? Гляди ж, помру, и не узнаю зятя.

– Пап! Перестань. Знаешь ведь, как я не люблю эти разговоры.

– Любишь – не любишь, а против фактов не попрешь. Мне уже лет сколько! – ворчит отец, перебирая узловатыми пальцами мои влажные от испарины волосы.

– Неважно. Потому что ты у меня – бессмертный. Точно тебе говорю.

Папка хмыкает. Я потираюсь щекой о его бедро.

– Не обманывайся, Амалька. Иначе потом будет невыносимо.

– Ну пап! – хнычу жалостливо. Мне на физическом уровне претят такого рода разговоры. Я не хочу, не могу думать о том времени, когда мои родители тихо уйдут. Что бы там ни говорил папка – к этому просто невозможно быть готовым.

Отец тяжело вздыхает, но, следуя моей просьбе, все же меняет тему:

– Помнишь, в детстве ты вся помещалась на эти качели? А теперь гляди как вымахала, ноги волочатся по полу.

– Ты б еще вспомнил, когда я у тебя на сгибе локтя лежала! – фыркаю и снова блаженно жмурюсь.

– Что вспоминать? Я и не забывал, как ты на меня пускала слюни... и не только их, надо заметить.

– Фу, пап.

– Так ведь я ничего не придумываю. Что было, то было, – смеется тот.

– Мр-м-м.

– Ты погляди на нее… Глаза закрываются. Похоже, этой ночью тебе кто-то явно не давал спать.

– Это точно, – хохочу. – Не давал. А знаешь кто? Твой Лисовский! Мы с ним вчера проводили испытания надежности силовой установки в условиях воздействия вулканического пепла. И не на шутку увлеклись.

– И как? – в отце будто по щелчку пальцев просыпается профессиональный азарт. Глаза загораются, лицо просветляется. Ох, как же я его понимаю!

– Отлично. Только в горле першит до сих пор.

– А пепел где брали? У нас?

– Ага. Столько навезли! Ты бы видел. Кстати, пап, все забываю спросить, как ты смотришь на то, чтобы поехать вместе на авиасалон в Дубай? Я там, конечно, занята буду под завязку, но если прихватим маму, скучать тебе будет некогда.

– Он когда? В ноябре, кажется?

– Да-да. В первых числах открытие. Как раз жара спадет, будет комфортно. Что скажешь?

– А зять туда тоже примчит? – бросает на меня хитрющий взгляд.

– Ты опять за свое! – смеюсь. – Ну зачем нам там какие-то левые мужики? Я с вами хочу побыть. Да и вообще…

– Что?

– Не сможет он, – свожу брови я. – Пап, давай не будем?

Мой голос звучит чересчур жалостливо. Я не хочу в это углубляться. У нас с Мусой все хорошо. Нет, не так…У нас все прекрасно. И я так боюсь разрушить эту хрупкую близость, что не спрашиваю, почему мы до сих пор ото всех таимся. Впрочем, глупо отрицать, что чем дольше проходит времени, тем назойливее становится этот вопрос. Если бы я не знала, что Гатоев живет один, подумала бы, что у него где-то точно семья припрятана. Но он не женат. И у меня нет ни одной идеи, почему мы с ним продолжаем изображать из себя шпионов.

– Так, драгоценные мои, – выглядывает мама из дома. – Кто-то обещал мне помочь с консервацией. Напомните, кто это был?

Мы с отцом переглядываемся и синхронно вздыхаем.

– Что, уже рассол закипел? – ставлю ноги на выложенную плиткой дорожку.

– Давным-давно! А огурцы до сих пор в банки не сложены.

– Сейчас мы это исправим, – вздыхаю я.

– Вот и ладненько. А то как есть, так все горазды…

Готовкой мама увлеклась уже на пенсии. В мое детство она и близко к плите не подходила. Всеми домашними делами занималась наша домработница Люся. А теперь вот – у мамы новое хобби. Хочешь не хочешь, а помогай.

Вымытые предварительно огурцы подсыхают на полотенце. Банки здесь же. Мама их простерилизовала. Так что мое дело нехитрое – уложить на дно зонтики укропа, хрен и прочую зелень, добавить чеснок, набить банку огурцами, и все. Под конец не упускаю случая сделать фото.

«Ну разве я не хозяйка?» – отсылаю Мусе. Я не готовлю, не убираю, не глажу… В общем, не делаю ничего из того, что в его понимании должна делать женщина. Не знаю, насколько это беспокоит Гатоева, но сама я на этот счет откровенно парюсь. И потому, наверное, не упускаю случая продемонстрировать, что не настолько уж я безнадежна. Хотя это, конечно, бред.

«Кто ты? Почему у тебя телефон моей женщины?» – шлет в ответ.

«Ха-ха, очень смешно».

Закатываю глаза. Вот уж динозавр. Не знаю… Пока это нам не мешает, но что будет потом? Мы в том возрасте, когда старые установки ломаются очень сложно. И по уму – мы совершенно не подходим друг другу. Слишком в разной культуре мы воспитывались. Слишком разные у нас ценности.

Чувствую на себе папин взгляд. Откладываю телефон, усилием воли «утюжу» тревожную складку между бровей и берусь за следующую банку.

Через открытое окно на кухню забирается кошка Дуська. Ведет розовым носом. Принюхивается. Распрямив хвост, проносится по комнате, сигает на кресло, следом перепрыгивает на диван. Пульт щелкает, включается висящий на стене телевизор.

– Дунька, сатана! – шикает мама. – О, Яра показывают…

Отец делает погромче – привычка, которая, очевидно, в нашей семье не изживет себя никогда. Когда сюжет заканчивается, растерянно переглядываемся с родителями.

– Ты слышала то же, что и я? Сидельника хотят отправить в отставку? – изумляется отец.

– Похоже на то. Не удивлюсь, если это и для Ярика неожиданность.

– Еще какая, – вставляет свои пять копеек мама. – Слышала, как по нему прошлись? Не помню я, чтобы кто-то раньше позволял себе в таком тоне говорить о премьере.

– Значит, они уверены, что это сойдет им с рук.

Да! И я пока не понимаю, как к этому относиться. По большому счету мы с Сидельником разошлись тысячу лет назад, но в умах сильных этого мира я до сих пор значусь в его команде. Ввиду последних событий это может выйти мне боком. Или нет… Заменить-то меня все равно некому. Хотя, если постараться, как знать? Не зря ведь говорят, что незаменимых людей не бывает.

– Черте что.

– Может, позвонить ему?

– Не надо. Думаю, Ярославу сейчас не до этого.

«Ты знал, что его будут снимать?» – пишу Мусе.

«Не по телефону».

Да блин! Я ведь даже фамилию не называла! Как меня задолбали эти шпионские игры. Уже и телефон для связи у меня новый, казалось бы – говори не хочу, а он все шифруется.

«И когда я тебя увижу, чтобы это обсудить?»

«В воскресенье. Не забивай глупостями голову».

Ничего себе глупости! Все только более-менее успокоилось после предыдущего раза, я немного пришла в себя, а тут опять назревает что-то нехорошее.

Чтобы отвлечься, возвращаюсь к злосчастным огурцам. Сникшие родители пытаются бодриться. Я развлекаю их рассказом о своем последнем удачном рейде с поисковым отрядом. На этот раз мы нашли семидесятилетнюю женщину после тридцати восьми часов поиска, который сильно усложнялся тем, что лес в месте пропажи оказался очень густым. К счастью, наша потеряшка не растерялась. Залезла на дерево и вывесила белый флаг – свои огромные панталоны.

Димка ржал как сумасшедший, когда я ему рассказала об этом случае. Примкнувший к волонтерам поискового отряда, в тот день он был чем-то занят, так что поиски обошлись без него.

А Гатоев недолюбливает мои поисковые рейды, и даже этого не скрывает. Чтобы ему угодить, я как-то пропустила один, хотя была абсолютно свободна. Потом долго не могла отделаться от мысли, что предала. Мало того, что себя предала, так и других, тех, кто мне доверял. Тех, кому я могла помочь. Больше такой слабости я себе никогда не позволяла, но тот случай все равно как будто навсегда въелся в память. Что-то изменил во мне. Преподал урок. Заставил по-новому взглянуть на наши отношения с Гатоевым.

– Может, все-таки позвонить Яру? Ему наверняка нужна поддержка. Если он зашатается, к бабке не ходи, останется с проблемой один на один. Все его нынешние прихлебатели побегут как крысы с тонущего корабля… – замечает мама, когда я уже собираюсь домой.

– Как хотите, мам. Это ваше дело.

– А ты?

– А я точно никому звонить не буду.

Мама ничего не спрашивает. Лишь кивает. Мне нравится, что родители не берутся меня осуждать или причислять к тем же крысам, хотя и не знают всей правды. Крепко обнимаю маму, отца, забираю пакет с овощами, что выросли на даче, и возвращаюсь в город. На воскресенье у меня никаких планов нет. Вволю выспавшись, скролю ленты новостей. И неизбежно все больше нервничаю – против Сидельника разворачивается продуманная и явно спланированная кампания по дискредитации. Я не верю, что такие вещи случаются спонтанно. На том уровне, где он обитает, в принципе не место случайностям.

Гатоеву не звоню принципиально. Он сам набирает меня ближе к вечеру.

– Какие планы?

– Очевидно, ты приедешь, мы опять поужинаем, потом потрахаемся, и ты уедешь, – психую я, а вот Муса, напротив, ведет себя более расслабленно, чем обычно. Даже мою отповедь в кои веки спускает с рук.

– А вот и не угадала. Я как раз звоню пригласить тебя в ресторан. Что скажешь, поужинаем где-нибудь в городе?

Абсолютно не готовая к такому повороту, теряюсь.

– Я только за. – замечаю, откашлявшись. – Есть какой-то повод?

– Просто мы давно никуда не выходили. Вот и все.

Справедливости ради стоит отметить, что мы вообще никуда не выходили. И потому мое дерьмовое настроение резко меняет градус. На свидание собираюсь, как в первый раз. Волнение шарашит в виски, голова немного кружится, а руки дрожат. Да так, что я никак не могу обвести карандашом губы.

Надеваю красивое платье. Летнее, воздушное. Купила его во Франции еще два года назад, да все как-то не было повода выгулять. Капелька духов за уши. Волосы на браш… Ну, ведь хрен кто скажет, что мне тридцать пять! Девчонка…

Просовываю ступни в открытые босоножки. Застегиваю ремешки ровно к приходу Мусы. Дверь он открывает самостоятельно. Ключом, который я ему между делом выдала. Чувствую, как жадно он на меня смотрит, но не спешу оборачиваться. Так и стою в полупрофиль, делая вид, что страшно занята макияжем. А когда оборачиваюсь – внутри все сладко сводит.

– Идем?

– Идем. Но ты была буквально в шаге от того, чтобы остаться дома голодной и хорошо оттраханной.

– Ты такой романтик, – ухмыляюсь я, а голос дрожит, выдавая, что я была бы не против… Муса хмыкает. И глядя на меня из-под тяжело опущенных век, подает мне руку. Ну что ж, завистники и любопытные, кем бы вы ни были, вот вам однозначный ответ – мы вместе. Сколько же я ждала! Три месяца, а как будто бы вечность.

Спускаемся вниз, Гатоев открывает для меня дверь. И садится рядышком.

– М-м-м… Как ты пахнешь.

– Это все овуляция.

– Что?

– Говорят, в овуляцию самка приобретает особенно притягательный для самцов аромат.

– Вот так, да? Во множественном числе?

– Я же не о себе говорю, а в общем.

– Лучше говори о себе.

– Уверен, что этого хочешь? – Гатоев кивает, изогнув бровь. – Тогда как насчет того, чтобы не пользоваться сегодня презервативами?

Ч-черт! Он в лице меняется. Я жалею о собственных же словах. Но они уже вырвались. Их не затолкать обратно. Как и не вычеркнуть из памяти его реакции на мое предложение. Взгляд невольно стекает на ручку двери. Мне хочется убежать. Испариться к черту…

– Ты куда-то спешишь?

– Вообще-то да. Мне тридцать пять и…

– Я о сегодняшнем вечере. Мы же никуда не торопимся, правда? – Муса ласково касается моего подбородка двумя пальцами, заставляя выше поднять голову.

– Правда.

– Ну, так и наслаждайся моментом. Что толку обсуждать это сейчас? Или ты собираешься перейти от слов к делу незамедлительно?

Мои глаза широко распахиваются:

– Нет. Конечно, нет.

– Вот и славно. Прикинь, как бы охренел Юрий Степанович, – Гатоев кивает на водителя, – если бы мы начали прямо сейчас.

– Муса! – округлив глаза, тычу его в бок.

– А я даже крошками тебя не готов делиться.

На дне его взгляда – геенна огненная. Я в ней горю. Дыхание сбивается. Секунда, и я уже не помню, с чего вообще начался этот разговор.