Текст книги "Огненное сердце (СИ)"

Автор книги: Юлия Резник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Глава 3

Я немного удивлена. Ведь у него уже была возможность со мной поговорить. Вместо этого мы трепались о каких-то глупостях и пожирали друг друга взглядами. И нет, я не буду делать вид, будто не заметила, как он на меня пялился.

Извиняясь, что придется опять отойти, легонько пожимаю отцовскую руку.

– Не уезжайте, меня не дождавшись, – прошу, потому что просто не могу позволить себе упустить такой шанс провести с родителями лишние полчаса. Больше все равно они не высидят. Возраст. В отличие от того же Красицкого, которого папа не намного-то и моложе, он уже лет пять как отошел от дел. Сделал он это, когда понял, что уже ничему новому меня не научит. Заявил, что ученик превзошел учителя, и был таков. А поскольку папе я верю слепо, никаких сомнений в том, что я справлюсь, нет.

– Да мы только приехали! – возмущается отец. Я улыбаюсь в ответ, сую в рот еще одну канапешку и жестом показываю Яру, что теперь полностью в его распоряжении.

– Пойдем?

Мимо проносится толпа детей. Ярослав оттесняет меня к стене, чтобы малышня не сбила меня с ног. И снова задерживает руку на локте.

На его ладони я знаю каждую выемку, каждую складочку и каждый уступ. Возможно, если бы я хоть чуть-чуть разбиралась в хиромантии, сразу бы поняла, что наш брак не продлится долго. Линии у него на ладони отчетливые и глубокие. Кожа сухая как порох. И никакой уход ничего с этим не может сделать. Когда он касается возбужденной кожи, это каждый раз невыносимо…

Господи, вот о чем я думаю?

Ни в какой хиромантии я не разбиралась. И ничто меня не готовило к тому, что однажды я застану мужа с другой. Это было… Не знаю, смертью тот процесс не назвать. Скорее комой. Долгой, продолжительной комой. В которой я, очень похоже, нахожусь до сих пор.

Был ли у меня шанс забыть, если он такой был у меня первым? Да хрен там. Надо было попроще кого выбирать. А к такому если и подступаться, то с опытом. И цинизмом, который этот самый опыт несет. Я же Ярославу досталась неискушенной и впечатлительной, как молочный щеночек. Ну а впечатлять Яр умел. Этого у него не отнять. Так впечатлилась, что с тех пор ничего не трогает.

– Так что случилось? – деланно-бодро улыбаюсь я.

– Разговор есть.

– Это я поняла.

Сидельник залипает на моих губах. Недоверчиво покачивает головой из стороны в сторону.

– Совсем ты, Амаль, не меняешься. Вот совершенно.

Он неправ. Но если это комплимент тому, как я в свои тридцать пять сохранилась – ладно. Любой женщине такое приятно. К тому же Яр ничуть не кривит душой. Я до сих пор красива, стройна и всегда хорошо выгляжу. Мне до зубовного скрежета надоели клише, что красивая женщина – равно глупая. И потому я стала добровольным амбассадором всех тех, кто придерживается иной точки зрения. Это нелегко, приходится все время быть наготове, но так уж повелось.

– Спасибо. Так что все-таки случилось?

Мы уединяемся в его кабинете. Сидельник отходит к бару и наливает себе еще. Ого. Обычно он не пьет. С таким темпом жизни он тупо не может позволить себе похмелье. А тут все интереснее и интереснее.

– На днях одни «хорошие люди» раскопали кое-что… – опрокидывает в себя коньяк, – скандальное из моей биографии.

– М-м-м… А я-то здесь при чем?

– Ты моя бывшая. К тебе могут сунуться журналюги. Надо… – Яр проводит ладонью по голове. Закусывает щеку. В общем, демонстрирует все то, что при посторонних делать бы ни за что не стал. Это трогает.

– Да не переживай ты так. Что там надо сказать? Я все сделаю, – заверяю его, приглаживая ощетинившиеся нервы.

– Ч-ч-черт. Проблема на самом деле не только в этом. Я чувствую себя херово, потому что не рассказал тебе об этом раньше.

– Не рассказал чего?

Нервозность Сидельника невольно передается и мне. Скрещиваю ноги, закрываясь.

– У меня есть сын. Взрослый парень. Скорее даже мужик. Короче… Какие-то твари это раскопали и теперь хотят сыграть на том, что этого факта нет в моей биографии. Пацана я взял под контроль. Он ничего лишнего болтать не станет. Мы тупо внесем сведения о нем в мою официальную биографию на сайте правительства. Вроде как так и было. Конечно, журналюги заметят, но мы тупо спустим ситуацию на тормозах. Мелькнем где-нибудь вместе. Запилим пару фоток счастливой семьи в новом составе. И все. Твоя задача – подтвердить, что малой всегда был частью нашей семьи, если кто-то спросит. Мои политтехнологи сказали, что этот номер прокатит запросто. Давить будем на то, что мать мальчика не хотела публичности.

Я очень быстро соображаю, да. Но тут сижу просто в каком-то ступоре. Кажется, даже в венах кровь остановилась. Жизнь во мне опять замерла.

– Ты… что… ты его нагулял в нашем браке?

Когда мы пытались… Когда я по врачам ходила? Потому что ему было уже пора кого-нибудь родить, а у меня все не получалось?

– Нет. Ты что? – хмурится Яр. Отставляет стакан. Подходит ко мне. – Ему скоро тридцатник стукнет.

Все равно жесть. Потому что получается, у Сидельника был ребенок. И все, чем он оправдывал свою измену (прости малыш, я просто не справляюсь с этой хуйней, жуть как отцом стать хочется!) – хрень собачья. Потому что у него уже был сын, да, и срать он на него хотел. Эта мысль меня прошивает молнией. Оглушительной силы разряд превращает кровь в труху. Сердце разгоняется по-сухому и останавливается. Несмотря на то, что из-за двери до нас доносятся звуки праздника, меня окутывает странная тишина. Я глохну. Смотрю – его губы шевелятся, он что-то говорит. Но я не слышу. Хлопаю ресницами, как сова. Впрочем, нет… Говорят, совы мудрые. Я же… Просто дура. Потому что оно меня даже спустя столько лет трогает.

Меня утаскивает в прошлое, калейдоскопом перед глазами то время… Я и счастливая с ним, и несчастная, потому что не могу дать любимому то, что он больше всего хочет. А потом только несчастная.

Он, конечно, просил прощения. Хотел все сохранить. Давя как раз на то, что так на него повлияли мои неудачи. Почему-то мои, не наши…

– Амалия!

Сидельник меня трясет. Я, наконец, прихожу в себя.

– Какой же ты мудак, – тяну недоверчиво.

– Не новость! – огрызается Ярослав. Отводит со лба волосы. Искоса проходится по мне злым взглядом. – Тогда казалось, так будет лучше. Обидеть тебя никогда не хотел. Ты же знаешь, Амаль.

– А сейчас?

– А сейчас какая тебе разница, да? От тебя многое не потребуется. Даже не факт, что спросят. Марине в этом плане сложней.

– О, так это и для нее сюрприз? – тяжело выбираюсь из кресла.

– Нет. Ей я ей сразу обо всем рассказал. Когда пришло понимание, что надо налаживать контакт с сыном. Эй, ты куда? Мы же не договорили.

– Поговорим в другой раз, Яр. Извини, я вспомнила об одном важном деле.

По правде же мне просто нужно уйти. Не хочу сорваться. Не хочу, чтобы он понял, как мне до сих пор больно. В горле клокочет. Сидельник меня догоняет. Прижимается грудью к спине. Руками плечи обхватывает. А волос, клянусь, губами касается:

– Ну прости меня, девочка… Ну, вот так. Мне семнадцать было, когда залетели. Родители откупились, чтобы мне не портить биографию. Я же на международные отношения собирался. Будущим дипломатам такое не надо. Ну, Амалька…

И правда. Правда губами скользил по холке. И носом голодно втягивал мой аромат.

– Да пошел ты.

Как вырвалась? Не знаю. Как очутилась на улице – не помню. Трясло. Так трясло, блин. Будто на десять лет назад вернулась. В тот вечер, когда он свою помощницу на столе пялил.

Пока нахожу свою машину, пока ее выгоняют, немного прихожу в себя. Достаю телефон трясущейся рукой, отца набираю. А тот, видно, в шуме не слышит. Выругавшись, засовываю телефон обратно. Вскидываю взгляд и морщусь, потому что какой-то идиот врубил дальний – слишком серьезное испытание для моих налитых солью глаз. Рефлекторно отворачиваюсь, но вскидываюсь вновь, когда замечаю движение в стороне.

Надо же. Димочка мне не показался. Стоит, опираясь задницей на капот, аккурат между фарами. Прямо сцена из фильма. Его ровесницы, наверное, ссутся кипятком от таких приемов. А меня… меня охватывает странный детерминизм. Как будто все неспроста, все давно уже решено свыше, и ни черта не зависит от нашей воли.

Внутренняя истерика нарастает. Мне нужно как-то прикрутить интенсивность боли. Иначе просто не выжить.

– Тухлый вечерок.

– И не говори.

Чертовы пальцы дрожат. Брелок от машины вываливается из рук. Как вообще я в таком состоянии вести собираюсь?

– Как насчет того, чтобы его продолжить в местечке получше?

А что? Это вариант. Запихнув ключи в сумочку, решительно шагаю к нему. В лучах этих долбаных фар, как по подиуму. Смотрит соответствующе. Просто лижет голодным взглядом. Бедра невольно начинают раскачиваться чуть сильнее. Открываю дверь:

– Поехали, чего застыл?

Димочка заканчивает тормозить и запрыгивает за руль.

– Куда поедем?

– К тебе.

Чувствую его взгляд искоса. Тяжелый, горячий… Радостный.

– Ого.

– Только ты не придумай себе ничего, – сиплю я. – Потрахаемся и разбежимся.

– А что так? Боишься отношений?

– Просто не хочу.

– Рожей, что ли, не вышел?

– Дело не в тебе. Забей. Хреновая была идея… – касаюсь ручки, чтобы открыть дверь, и в этот момент замки блокируются, отсекая нас от всего остального мира. Запирая в этой тишине. Тесноте. Машина срывается с места. Я осторожно пристегиваюсь. В голове становится горячо и вязко. Держусь за это спасительное ощущение. Что угодно, только бы не думать о том, что на меня вывалил бывший. Перед глазами, будто на длинной выдержке, мелькают огни витрин. Мы в центре. Здесь красиво. Открыв окно, высовываю руку, ловлю ветер, он бьет в горящее лицо, забивается в ноздри ароматом весны: нежных лепестков абрикосов, ощетинившихся листвой кленов, выхлопных газов и битума. На спидометре сто пятьдесят, но мне не страшно. Земля, вращаясь вокруг оси, несется вперед по Вселенной на немыслимой скорости, и ничего. Только тонкий слой атмосферы отделает нас от холодного недружелюбного космоса.

Остановка выходит внезапной. Моргаю. Из центра мы и не выезжали. Хороший ЖК в скандинавском стиле.

– Преподам так много платят?

– Ты так и не глянула мое резюме, да? – смеется Дима.

– Мы же вместе ушли, – пожимаю плечами. И делаю пометку – глянуть.

Он снова открывает для меня дверь. Выхожу. Каблуки громко цокают по забитой парковке. Дима легко шагает следом. Потом хватает меня по-мальчишески совсем, со спины. И идет так, сунув длинные пальцы в карманы моих брюк.

– Балбес.

– А ты просто охрененная.

– Надеюсь, ты тоже, – усмехаюсь я, и только потом рождается мысль, что мне бы лучше его не нервировать лишний раз. Но Димка только самоуверенно улыбается. И так солнечно у него это выходит, что даже моя истерика на мгновение стихает. Я запинаюсь. Он хватает меня за руку и резко тянет влево. К лифтам. И вот там он меня целует. Зарывается ладонью в волосы, наклоняется и первым делом чуть прикусывает губу. Неспешно потирается носом о висок, скулу. Не таясь, голодно вдыхает:

– Пахнешь ты тоже обалденно.

Ну, не знаю. После долгого рабочего дня? Я бы поспорила. И предпочла бы для начала сходить в душ. Но стоит мне только заикнуться об этом…

– Потом, первый раунд все равно будет быстрым.

– Ты что, скорострел? – смеюсь я, пока он достаточно профессионально расстегивает пуговички у меня на блузке.

– Вообще нет. Но ты такая… У меня от тебя просто крышу сносит. – Дима толкает меня на кровать, а ведь я даже не поняла, как мы очутились в спальне, разводит полочки блузки и, вообще не таясь, громко по-мужски стонет. – Пиздец какая красивая.

Это трогает. Топит лед внутри. Наши взгляды встречаются, Димка так и пялится, когда втягивает в рот сосок прямо поверх кипенно-белого кружева. А я на миг все же зажмуриваюсь. Потому что это движение отдает в пустоте между ног гулкой тянущей болью. Нетерпеливо дергаю ремешок у себя на брюках, чтобы поскорее коснуться кожей кожи. Так ведет меня, что мысли о душе, да вообще обо всем насущном, отходят на второй… нет, даже третий план. Сильные пальцы проводят по выпирающей косточке бедра. Трогают косые на животе.

– Ого…

Да, у меня офигенный пресс. У Димки тоже. Я царапаю его кубики ноготками. Прелесть молодых жеребцов заключается в том, что им почти ничего не нужно делать, чтобы эти кубики были. Гортанно рыча, расправляюсь с пряжкой уже на его брюках. И тут он застывает. Глаза, которые еще секунду назад горели похотью, стекленеют. Димка скатывается с меня и куда-то убегает, обещая на ходу:

– Я сейчас…

Глава 4

Смешно, но его спешный побег наводит меня на мысли, что парень все-таки обкончался. Со смехом, переходящим в стон, сворачиваюсь гусеницей на кровати. И некоторое время лежу так, уверенная, что вот сейчас зашумит вода, он исправит оплошность и вернется ко мне. Но ничего такого не происходит. Тогда я встаю. Поправляю одежду, впрочем, оптимистично оставляя блузку расстегнутой, и растерянно оглядываюсь по сторонам. Живет мальчик более чем неплохо. Спальня просторная, в ней классный ремонт. Можно, конечно, предположить, что квартира съемная. Но интерьер наводит на мысли, что его делали индивидуально для Димки. Серые стены. Замечательное сочетание дерева и камня. Изумрудное постельное белье. И несмотря на то, что все очень аскетично, пространство не создает ощущения необжитости.

Ну где же он?

Веду пальцем по красивым вазам в скандинавском стиле, стоящим на консоли. В них стоят не цветы. В них ветки березы с только что распустившимися листочками. Представляю, как Димка обносит высаженные у ЖК деревья. Улыбка растягивает губы. Чувственный морок потихоньку спадает.

Смотрю на себя в зеркало. Диспозиция стремная. Я одна. В незнакомой квартире, хозяина которой вообще непонятно где носит. Решительно запахиваю блузку и выхожу из спальни. Квартира просторная, но вариантов, куда Дима мог подеваться, немного. Первая дверь – ванная, в которую я так и не дошла. Вторая – кабинет. Дима сидит ко мне спиной. Экраны компьютеров, которых я тут насчитываю аж три штуки, активны, а сам он что-то строчит на бумаге. И до того этим поглощен, что вообще не замечает моего присутствия.

– Дим…

– Секунду, – рявкает. – Мне тут кое-что пришло в голову. Надо срочно проверить.

Научный интерес берет свое. Подхожу ближе и с любопытством наблюдаю за тем, что он делает. Губы растягиваются в очередной улыбке. Я в экстазе. Если гениальные идеи приходят ему в голову даже во время секса, мне попался тот еще кадр.

И я вообще не в обиде, когда ухожу. Вот правда. Просто сую ноги в осточертевшие за день туфли, подхватываю сумочку и захлопываю за собой дверь. В трусиках мокро. Живот тянет. Господи, в последний раз я так обламывалась лет в пять, когда в яйце киндер-сюрприза мне попался не вожделенный бегемот с зонтом, а какая-то бумажная хрень. И теперь вот…

Ко всему прочему я еще и машину бросила у Сидельника. Приходится разбираться с приложением такси. То, к моему счастью, приезжает быстро и ровно в указанную точку. Не приходится блуждать. Чтобы сразу пресечь любые разговоры с водителем, втыкаю в телефон. На нем пропущенный от папы. Ну конечно! Перезваниваю. Отчитываюсь, что со мной все в порядке. Просто пришлось срочно уехать. Остальное – потом. Все потом.

Моя квартира тоже находится в центре, так что на дорогу уходит немного времени. Набираю ванну, ставлю пластинку в винтажный проигрыватель и, подумав, откупориваю бутылку вина. Я, как и Сидельник, не могу себе позволить похмелье. Любой гудеж приходится на полном серьезе вписывать в свое расписание, но сейчас это лекарство. Можно.

Откидываюсь на бортик ванны. Кайф. В горячей воде хмелею быстро. Мне больно. Поскуливаю, обливаясь слезами. Сегодня так, да… Но только сегодня. Потому что уже завтра я вновь достану из гардероба костюм железной бизнес-леди, за которым меня настоящую уже давно никто не замечает. Пусть этот самый костюм мне мал, пусть он давит со всех сторон, и, сколько ни одергивай, так и остается подстреленным, другого у меня нет. Ну не ходить же голой?

Музыка обрывается. Я погружаюсь в ванну по горло. Вода омывает заветное местечко между ног. Закусив губу, пощипываю соски, соскальзываю по животу, потираю клитор. Такого рода разрядки для меня уже гораздо привычней. Меньше минуты уходит на то, чтобы кончить. Но это как будто бы не приносит облегчения. Мышцы сжимаются вокруг пустоты…

Пить больше не берусь, но наутро все равно просыпаюсь помятой. У зеркала провожу чуть больше времени, чем обычно. Сегодня на мне маска стервы: алая помада, стрелки, гладкий хвост. И шпильки, которыми при необходимости и убить можно.

На телефон падает:

«Надо встретиться. Мы не договорили», – от Сидельника.

Наверное, надо. Да. Только я не хочу. И с ним «дружить» не хочу тоже. Да будь моя воля, я бы вообще никогда с ним не виделась! Но мы же, блядь, приличные люди. Почти родня. Наши родители пятьдесят лет дружили. Пока Сидельники старшие один за другим не ушли. Сначала мать Ярика, а меньше чем через год и отец.

«А я, знаешь ли, наоборот, думаю, что больше нам не стоит встречаться в принципе», – строчу в ответ и бросаю телефон в сумку. Пофиг, что он напишет. Бегу к такси. Пока забираю свою машину, пока до работы доезжаю. Опаздываю. Дел, как всегда, невпроворот. Текучка отнимает все силы. Звонки, какие-то встречи. Несколько раз натыкаюсь на Диму. Тот порывается завести разговор, но я делаю вид, что не замечаю этого, и тупо прохожу мимо. В конце концов, он ловит меня прямо в кабинете.

– Долго еще будешь морозиться? – набычивается. – Знаю, ступил. Но у меня это неконтролируемо. Я тебя потом обыскался. Номера-то твоего у меня нет. Даже позвонить не смог.

– А тебе еще корпоративную связь не настроили? – съезжаю я.

– Да пофигу мне на связь! Я же не к этому. – Дима горячится, зарывается пятерней в густые волосы. А потом, будто на что-то решившись, нагло выдергивает меня из кресла и… целует. Окутывает уже знакомыми ароматами: дерзкой леденящей свежестью его парфюма, наглаженной рубашки и тестостероном. Последнего через край. Он буквально из пор сочится. Дразнит рецепторы, воскрешает кладбище бабочек в моем животе. Большие руки осторожно сминают задницу. Нежно скользят по пояснице вверх к лопаткам. Зарываются в волосы. Они у меня тоже рыжие. Чуть ярче, чем у него.

Господи, как он целует… Я захлебываюсь его нежностью.

С ума сойти. Просто с ума сойти. Но я не могу позволить себе сумасшествия. История с Сидельником научила меня не давать вторых шансов. Ни себе. Ни кому-то другому.

Отстраняюсь. Дыхание приходится контролировать, чтобы не выдать истинных чувств. Внутри гадко дребезжит. И пустота опять начинает пульсировать.

– Хватит. Достаточно. Остановись… – отталкиваю от себя его руки.

– Почему? Ты из-за вчерашнего обиделась? – Дима волнуется. Злится на себя. Дурачок…

– Да нет же. Слушай, Дим, дело не в обиде. Ну, серьезно. Даже хорошо, что все именно так вышло. Нас чуток не туда занесло. А жизнь все расставила по местам. Буду признательна, если мы не станем больше возвращаться к этой теме.

Мой ответ звучит максимально твердо. Больше нечего обсуждать. Я отворачиваюсь, изображая страшную занятость. Лопатки горят. Потому что он даже и не думает уходить. Все сверлит меня тяжелым обжигающим взглядом. Ощущение утраты контроля над ситуацией танцует на кончиках нервов.

– Что-нибудь еще? – психую.

– Это такая игра?

– Нет. Никаких игр, Дима.

– Тогда почему ты то отвечаешь мне с азартом гребаной нимфоманки, то корчишь из себя полицию нравов? Моя навигация сбоит, Амаль. Слишком разные сигналы от тебя исходят. Я сейчас должен толкнуть тебя к столу и оттрахать?

– Сейчас. Ты. Должен. Уйти. И больше к этому не возвращаться, если, конечно, не хочешь вылететь с работы сегодня же. Так понятней?

Я могу быть жесткой. Точней, я всегда жесткая. Но он, конечно, этого не ожидал. Что ж. Могу понять. С нами, сильными женщинами, действительно порой трудно.

Дима слегка сощуривается. Проходится по мне внимательным взглядом. И то ли он так круто себя контролирует, то ли его совершенно не задевают мои слова.

– Ты во мне заинтересована гораздо больше, чем я в тебе, – заявляет он, складывая на груди руки. Рубашка натягивается на бицепсах. Он невероятно хорош собой. И дьявольски самоуверен. И, конечно, этим замечанием он надеется вывести меня из себя. Заставляет уйти в оборону. С этим, конечно, хрен он угадал. Я не собираюсь ничего отрицать, потому как, черт его дери, доверившись в этом вопросе Красицкому, до сих пор не удосужилась прочитать резюме парня. А если там есть чему меня впечатлить, что толку портить с ним отношения?

– Тогда тем более, Дим, – улыбаюсь я. – Оставь мне шанс сохранить крутого специалиста. Это пипец как важно.

Теряется, конечно, но тут же берет себя в руки.

Ага, мальчик. Я таких, как ты, ем на завтрак пачками. Что, удивлен?

Стоит, смотрит. Не знает, как быть. Невольно смягчаюсь:

– Дим, ну правда, ничего бы у нас не вышло. Давай, иди.

– Почему сразу – не вышло бы?

Вот упрямец! Набычился. Весь такой наглый вроде, но только на первый взгляд.

– Ты для меня слишком ванильный.

Он моргает, видно, прикидывая, что это слово может значить. Следом вспыхивает. Голубые глаза сверкают. Что-то хочет сказать, но нас перебивают.

– Привет. Не помешал?

Вскидываю взгляд на очередного нежданного визитера.

– Нет, Муса, – улыбаюсь, поднимаясь из кресла. Я-то и забыла о нем совсем, а он молодец. Явился ну очень кстати. Еще и с цветами. Встаю, подхожу к майору, плавно покачивая бедрами. Димка смотрит. Пусть. Ему давно пора протрезветь на мой счет. – Здравствуйте. Какими судьбами?

– У нас сегодня свидание. Ты что, забыла?

У Мусы нет акцента. Просто отдельные гортанные звуки, в которых есть что-то ужасно притягательное, и певучесть наталкивают на мысли, что русский – не тот язык, на котором он заговорил крохой.

А что касается свидания, то забыла, да. Столько всего произошло, что навязчивое внимание майора просто вытеснилось из моей памяти. Да и не думала я, что он всерьез.

– Дима, у вас что-нибудь еще ко мне? – оборачиваюсь на… черт. Надо хоть фамилию его, что ли, глянуть. Тоже мне.

– Нет, Амалия. Пойду, обдумаю твои аргументы, – нагло улыбаясь, облизывает меня напоследок взглядом и идет к двери. Смотрю ему вслед. Вот же зараза такая.

– Амаль? – вздергивает бровь Гатоев. – Тебя все подчинённые называют по имени?

– Только топы, – дергаю плечом. – А что?

На самом деле сложно представить, что меня будут называть по имени-отчеству люди, которые знают меня с голожопого детства. А среди моих подчиненных таких полно. И если уважать себя я заставила, то любого рода официоз никогда не значился в моих приоритетах.

– Осторожно. Я ревнив.

Улыбаюсь на все тридцать два:

– Это должно мне что-то объяснить? Или, может, предупредить о чем-то?

– Именно. Я ведь не шутил, когда сказал, что у меня на тебя серьезные планы.

Он ловит своими черными глазами мои. Утаскивает в какие-то свои темы...

Ниже Димки. Сухой, жилистый. На висках седина. Отросшая к обеду щетина тоже скорее соль с перцем. Такой… матерый волчара. Лет на пять-семь меня старше.

Серьёзные планы. Ага. Ищи дуру. Знаю я, какие порядки заведены у его народа. Вряд ли ему нужна бесплодная разведенка. Женится на какой-нибудь юной землячке, и все. Впрочем, мне-то что с этого? В худшем случае мы потрахаемся и разбежимся. Или в лучшем? Прикидываю, каким может быть секс с ним. Что-то подсказывает, что уж точно не ванильным. В голове полный сумбур.

– И какие же? Подвести под статью?

– Ну что ты. Скорей защитить.

– Как благородно.

– Скучала по этому ощущению?

– По какому? – отчего-то сипну.

– По ощущению безопасности.

У него волчьи повадки. И волчий взгляд. Я под ним нервничаю. Потому чащу, как и он, отбросив церемонии в сторону:

– Это ты мне скажи. Вас же учат читать оппонента. Или это стереотип?

– Почему же? Учат. Впрочем, это не особо хитрая наука. Люди в принципе достаточно однообразны.

– Ну вот, – дурачусь, – а так хотелось почувствовать себя особенной.

– Ты особенная, Амалия. Но это не отменяет того факта, что и ты принадлежишь к определенному типажу людей.

– Занятно. И к какому же типажу я принадлежу?

Его голос гипнотизирует. Я уже не смеюсь. Просто слушаю, слушаю, слушаю…

– Женщина-лидер, женщина-атомоход. Женщина «все смогу, все сама сделаю». Отвратительная жена. Идеальная любовница.

– Почему сразу отвратительная? – как истинная женщина, я вычленяю самое обидное и надуваю губы.

– Потому что хреново это, когда с женой приходится мериться яйцами.

– М-м-м, – улыбаюсь я, понимая и принимая такую логику. – А идеальная почему?

– Потому что в постели ломать таких баб одно удовольствие.