Текст книги "Огненное сердце (СИ)"
Автор книги: Юлия Резник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Глава 21
– Амаль, мы тут Димке скидываемся на день рождения, гони бабки.
– Ого! И когда? – тянусь к сумочке за кошельком.
– Сегодня! – возмущается Танюша. – В кадрах завтыкали. А теперь, вот, опомнились. Есть идеи, что ему подарить?
– Ни единой.
– Да ладно тебе, – хитро косится на меня помощница. – Я не верю.
– М-м-м. И почему?
– Ой, да заканчивай. В конторе все знают, что Геловани к тебе неровно дышит. Даже ставки делают, когда твоя крепость падет.
– Вот прям когда? – закатываю глаза, делая вид, что мне дела нет до таких новостей.
– Да-да, – смеется Таня. – Именно когда, не если. Так что он любит? Чем ему угодить?
– Тань, серьезно, я без понятия. «Когда» еще не случилось.
– А случится? – оживляется та. И усевшись на стул, расположенный чуть наискосок от моего стола, доверительно склоняет голову.
– Да шучу я! – фыркаю.
– А я нет. Ну, стоящий ведь мужик, чего ты менжуешься?
– Слушай, хоть ты не начинай. Мне уже родители весь мозг проели.
Не успеваю я договорить, как в мой кабинет вламывается Дима собственной персоной. Помяни, называется.
– Амалия, мы все решили! Вот, ты только глянь! – не обращая внимания на Таню, Димка сует мне под нос планшет. На экран выведен код, который, естественно, ни о чем мне не говорит. Удивленно приподнимаю брови. Дескать, эм-м-м… Рыжий, недоумевая по поводу моей реакции, утыкается в экран, бьет себя по лбу и выводит модель, на которой мы отрабатываем систему. Вот теперь да, теперь совершенно другое дело! Я могу, наконец, понять, почему он аж светится.
– Круто. Мы два года над этим с академиком бились. Точней, бился он, но… – выскакиваю из-за стола, недоверчиво качая головой. Ловлю Димкин переполненный триумфом взгляд и растягиваю губы в широченной улыбке. А потом, к чертям отбросив маску железной бизнес-леди, как девчонка подпрыгиваю и с визгом висну у парня на шее. – Супер. Просто отвал башки. Кощеев уже в курсе? Наверное, кипятком ссыт?! – тараторю, подпрыгивая от нетерпения.
– Не знаю, мы только закончили тестирование, – скалится Геловани. Ему меня такой видеть впервой. Обычно я более сдержанная. В мужском царстве, где мы обитаем, иначе просто не может быть. Потому как здесь не поймут иного.
За спиной откашливается веселящаяся Танюша. И потирает пальцами в характерном жесте, напоминая о том, что рабочие моменты – дело, конечно, важное, но деньги на подарок я ей так и не отдала.
– Секундочку.
Достаю из кошелька пару купюр и сую помощнице в руку. Естественно, стараясь сделать это тайком. Не привлекая внимания именинника. Вот только вряд ли у меня получается. Димка палит каждый мой жест. И лыбится, лыбится, лыбится... Такой невозможно довольный собой! И что тут возразить, да? Когда он и впрямь нереально крут. Когда он меньше чем за полгода придумал, как устранить проблему, над которой мы бились столько времени.
Получив свое, Таня мышкой проскальзывает к двери. Но прежде чем ее закрыть, демонстративно поигрывает бровями. Намек более чем прозрачный. М-да. И почему каждый человек в моем окружении считает своим долгом сосватать нас с Димкой друг другу? Дурдом какой-то. Неужели они не понимают, что это все утопия в чистом виде?
– Кстати, о самом важном я и забыла, – подхожу ближе, невольно нахмурившись. – С днем рождения, Дим.
Он улыбается, легонько постукивая по щеке пальцем. Что? Я должна его поцеловать? Ну вот еще!
– Серьезно? Боишься детского чмока в щеку? – бросает вызов. И мне, конечно, не надо вестись. Но… Я закатываю глаза, подхожу вплотную и, встав на цыпочки (Димка выше меня на целую голову), касаюсь его идеально выбритой скулы губами.
– В коллективе ломают голову над тем, что тебе подарить, – сиплю, сглотнув. Женская душа – загадка. Вот правда. Я ведь не смогла, не сумела забыть Мусу, но когда Димка рядом, что-то происходит со мной. Я откликаюсь. Тянусь к его легкости, его свету… Который он никому не позволил в себе загасить. И как будто отогреваюсь.
– М-м-м…
– Не хочешь дать нам ма-а-а-аленькую подсказку?
– Нет.
– Почему?
Кто бы мне ответил, какого черта мы шепчем?
– В мужчине должна быть загадка, – ухмыляется Димка. Его губы так близко, что я улавливаю свежесть его дыхания. Мяту, кофе, что-то еще… В груди настоящий драм-сет. Сердце выбивает затейливый бит. Отступаю на шаг от этого сумасшествия.
– В мужчине должна быть харизма, и не должно быть дерьма. А загадок мужчине не полагается, так что колись, чего бы тебе хотелось?
Теперь его палец стучит по губам.
– Поцелуй.
– Я не это имела в виду. Что тебе подарить от коллектива! – топаю ногой.
– Поцелуй.
И вот так уже, наверное, месяц. Он ни в какую не отступает. Я… не знаю, как быть. Точнее, знаю, конечно – игнорировать все эти подкаты, но что-то не дает. Вот и сейчас, пока я стою и размышляю над тем, как бы покрасивей его отшить, Димка подходит, наклоняется и… трогает мои губы своими. Это невинное совершенно касание зажигает меня так, что от моих мыслей, моих сомнений остаётся лишь пепел. Кислород тоже выгорел в ноль. Я дышу его мятным дыханием. Ощущаю ладони на талии, поддаюсь. Впускаю язык, несмело толкаюсь навстречу. Жадно хватаю ртом воздух, когда его мягкие губы соскальзывают на подбородок, втягивают кожу и замирают там, а потом опускаются вниз по шее. Чтобы опять вернуться. Губы к губам, сердце к сердцу. Отстраниться стоит всех сил. Напряженно всматриваюсь в его глаза. Он выглядит таким восторженным! Мне становится дурно, ведь… как его такого отталкивать? Как? Нельзя же так с моим сердцем. Что ты делаешь, а? Вложив этот вопрос в свой взгляд, беспомощно шарю глазами по его лицу…
– Поедешь ко мне? Мои праздник устраивают. Ничего особенного. Будет только родня. Посидим пару часов, а в девять мы с друзьями собираемся в клубе.
– Дим…
– Ты спросила, чего мне хочется. Я сказал. Потом можем поехать ко мне.
– Это еще зачем?
Глупый вопрос, да. Но ответ мог бы быть и другим. Димка же своими словами выбивает напрочь почву у меня из-под ног.
– Детей делать будем.
– Я не могу забеременеть! – шиплю, моментально вскипев.
– И когда ты пыталась в последний раз?
Самое смешное, что мне это знакомо. Почему-то каждый мужик изначально думает, что непременно наследит там, где у других не получалось. Конечно, это полный абсурд. Зло теснит грудь. Стискиваю зубы…
– Эй… Ну хоть попробовать мы можем? Нет – так нет. Сделаем ЭКО. Какие проблемы?
Проблема в том, что он говорит об этом как о свершившемся факте. И эта настойчивость заставляет меня колебаться в тех вопросах, что я навсегда для себя закрыла. Очевидно, Димка это все не со зла. Просто он вообще не понимает, что делает. В какой ад лезет. Ведь если не получится… Это очень больно. Он просто еще не знает. А я не хочу быть той, кто познакомит его с этим чувством.
– Я не собираюсь с тобой спать.
– Сегодня? – вроде шутливо, но в то же время и дерзко уточняет Димка, но почувствовав, как я рассвирепела, тут же спохватывается: – Окей. Понял. Спать не будем. Просто ужин в кругу семьи. А потом банальная пьянка с друзьями. Ну?
И я соглашаюсь! После работы едем к дому, где живет Димкина семья. Этому предшествует фуршет на работе. Димка проставляется по полной. Так что наш подарок – сертификат в мужской спа – вряд ли покрывает хотя бы половину его расходов на организацию праздника. В копилку Димкиных достоинств ложится еще одно – щедрость.
Семейное гнездышко Геловани располагается в красивой сталинке неподалеку от центра. Нам открывает маленькая худенькая женщина.
– Бабуль, это Амалия. Амалия – моя бабушка Нина Ашотовна.
– Очень приятно, – обнимает меня та. – Скорее за стол. Мы только вас и ждем.
Стол накрыт в достаточно просторной гостиной, уместившей в себя человек двадцать гостей. Среди которых я узнаю… своих, блин, родителей! Открыв рот, оборачиваюсь к Димке.
– Ну а как бы я не позвал тестя с тещей? – шепчет тот мне в ухо.
– Я тебя убью! – шиплю ядовитой змеей, с трудом нацепив милую улыбку. И следом обнимаю по очереди вскочивших со своих мест маму и папу.
– Как вы?
– Поначалу было очень неловко, но нас так принимают, что это чувство очень быстро развеялось.
– Извините, мы немного опоздали, – смущенно улыбается моим родителям Дима. – Думал, успеем вас встретить.
– Да нет, это мы приехали раньше. Все хорошо, сынок. Кстати, Стас, а где наш подарок? – вспоминает вдруг мама.
– Подарки потом! Давайте уж кто-нибудь скажет тост, – улыбается с другого конца стола…
– Мой двоюродный дядя по материнской линии, – подсказывает Димка. Отодвинув для меня стул, подхватывает бокал. Естественно, дальше следует длинный и поэтичный тост. За ним еще один, и еще, и еще…
– Если мы продолжим с той же скоростью, до клуба я не доеду, – замечаю немного пьяненько. Димка смеется. И хитро сощурившись, подливает мне компот вместо вина. За столом звенит смех, шелестят разговоры. Смотрю, и, может, потому что я выпила, а может, по какой-то другой причине, кажется, что это все не со мной. Вон как наши родители спелись. Даже Димкина мама чуть-чуть оттаяла. Обсуждает с моей то заготовки, то искусство. А еще, смешно, они поочередно нас с Димкой друг другу нахваливают. И все хорошо, пока внутри меня не рождается мысль, что с родней Гатоева таких посиделок нельзя было даже представить. Так какого же черта я на что-то надеялась, а?!
– Думаю, уже пора сваливать, – замечает Димка ближе к девяти. Я как раз только-только проводила своих родителей, выйдя в коридор вместе с Ладо.
– А другие гости не обидятся?
– Что ты. Они вслед за нами начнут расходиться.
– Тогда поехали. Но я ненадолго. Устала очень.
Димкины друзья – разношерстная пестрая толпа. С большей частью он дружит с раннего детства, что тоже много о нем говорит. Димкины приятели не спрашивают, кем мы приходимся друг другу, и вообще ведут себя предельно корректно. Мне в их компании легко и весело. Несмотря даже на то, что в местах, подобных этому, я в последний раз была… Да даже и вспомнить трудно. Это же какая-то молодежная тусовка, а я тот еще динозавр. Но что удивительно, возрастная пропасть между нами совершенно не ощущается. Мне комфортно. Пусть здешняя движуха бьет сразу по всем органам чувств. Мне очень громко, пульсирующе-ярко и пьяно. Веселье набирает обороты. Димка пританцовывает в неоновом свете и манит рукой меня на танцпол. А я качаю головой из стороны в сторону, мол, нет, не хочу, и просто тупо им любуюсь… Ноги у него длинные, мышцы проработанные, бедра, которыми он ритмично покачивает в такт музыке, узкие, задница – чистый грех. Отличный донор – зудит на подкорке. Лучший из всех возможных. Залипаю, совершенно им очарованная. Алкоголь искажает реальность, и я не сразу могу припомнить, почему же так отчаянно этому сопротивляюсь.
Сидельник… Да. Он его сын.
Гатоев. Тот просто не оставляет меня в покое. Регулярно напоминая о себе, не в силах смириться с тем, что я не собираюсь под него прогибаться.
– Пойдем, что ты сидишь?!
– Я не умею танцевать! – перекрикиваю музыку.
– Глупости. Что тут уметь? Просто закрой глаза и отдайся музыке.
Так и делаю. Пьяной себя отпустить легко… В ритм с битом, в такт сердцу. Танцую. Чувствую себя молодой и легкой. Будто ничего на меня не давит. И никто… Музыка останавливается в какой-то момент. Я улыбаясь, открываю глаза. И понимаю, что все это время Димка, не отрываясь, на меня пялился.
– Что?
– Я тебя люблю.
Вот так легко, блин. Просто посреди танцпола. Улыбка медленно стирается. Она сейчас неуместна. Но что ей противопоставить – тоже сложный вопрос. Поэтому просто смотрю на него, и смотрю, а свет пульсирует.
– Мы пьяные.
– И что?
– В таком состоянии нельзя… Хм… ну ты понимаешь.
– Значит, в другой раз, – улыбается. – У нас полным-полно времени.
Я не знаю, так ли это. Я даже не уверена, что протрезвев, не пожалею о том, что ляпнула. Но сейчас мне это кажется необходимым…
– Знаешь, я уже, наверное, поеду.
– Я тебя провожу. Сейчас только предупрежу своих.
Глава 22
– Я поднимусь с тобой!
За время дороги нас с Димкой еще немного развозит.
– Ни за что, – глупо хихикаю я, а он, наоборот, серьезнеет:
– Почему?
– Тебе домой надо, – выпаливаю первый пришедший на ум довод.
– А вот и нет. Все дело в тебе.
– Во мне?
– Ты боишься не устоять, если я провожу тебя до двери, – без тени сомнения заявляет этот наглец.
– Ну, все. Ты меня раскусил. Теперь точно можно прощаться, – чмокаю его в подбородок и вываливаюсь из тачки: – Пока!
Таксист, видимо, опасаясь, как бы наше прощание не затянулось, срывается с места, а я стою, покачиваясь на высоких каблуках, и как дура улыбаюсь вслед удаляющимся огням фар. Осенний ветер лижет ноги, проникая под тонкий капрон. Пальцы в туфлях стынут. Еще недавно казалось, что в душу уже не вместится больше горя и разочарования, емкости переполнены, а сейчас облетевшей кленовой листвой на языке горчит предвкушение. Ступая по ковру из опавших листьев, бреду к калитке. В просвете между домов ветер усиливается, рвет одежду, волосы, сдирает кожу с лица. Забегаю в парадную, хихикаю. К лифту бегу, перепрыгивая с одной плитки на другую. Тот, как назло, едет чуть ли не с последнего этажа. Наконец, захожу. Жму на кнопку, разворачиваюсь к двери и… застываю статуей. Потому что Гатоев заходит за мною следом, перекрывая все пути к отступлению. Вздрагиваю, когда дверь закрывается, и кабина плавно устремляется вверх. Мы одни, будто погребенные в этой коробке. Накрывает внезапным приступом клаустрофобии. Сделав глубокий вдох, набираюсь сил, чтобы посмотреть на него прямо. Пусть по лицу Мусы ничего понять невозможно, пусть… Не хочу выглядеть в его глазах жертвой.
Сердце срывается в бешеный темп. И словно не было ничего хорошего. Меня как в болото затягивает в осознание своей принадлежности этому мужику. Не то чтобы это было моим решением… Просто кажется, мне от него не убежать.
– Ты ко мне? – да-да, дурацкий вопрос, но нам надо с чего-то начать. Эта тишина совершенно невыносима, да и лифт приехал. А Гатоев стоит. И ни туда, ни сюда.
– Нажралась… Только посмотри на себя.
Эмоции все же проступают на его смуглом лице желваками.
– А ты что, подрабатываешь в полиции нравов?
Бояться надоело. Я делаю шаг вперед и, оттеснив его чуть вбок, просачиваюсь в коридор.
– Тише будь. Я тебя не отпускал.
– А я тебя отпустила. Так почему ты опять здесь?
Касаюсь лбом дверного полотна. Вдох-выдох. Опять дежавю. Не хочу опускаться до скандала, но его отголоски клокочут в горле. И кажется, я в момент трезвею. Пьяную расслабленность в голове вытесняют позорные мысли: он скучал, он не забыл. И от этого становится так сладко, что хочется, провернув замок, впустить его в свой дом. Как однажды впустила в сердце, так что теперь и поганой метлой его оттуда не выметешь.
Муса наклоняется. Ведет носом вдоль моей скулы. Время растягивается. Я как никогда ощущаю его бесконечность…
– Воняешь, как бордельная девка.
– Еще один довод в копилку твоей невесты. Вопрос – какого черта, почему ты не с ней?
Слова едва успевают стихнуть, как он разворачивает меня волчком. Смуглые пальцы больно впиваются в запястье. Как хорошо, что Димка все же за мной не вышел! Наверняка бы они сцепились. А так…
– Мне больно, – цежу я.
– Мне тоже! – орет Гатоев. И осекается вдруг, потрясенный, словно он сам не ожидал от себя такой вспышки. Зарывшись пятерней в волосы, с силой дергает. – Мне тоже. – Твердые пальцы касаются моего лица. Обводят черты так нежно, как, может быть, никогда до этого. А вот во взгляде нежности нет. Он огнем горит. Не знаю, сколько в этом любви, но больной пугающей ревности – через край. – Ты с кем была, девочка?
– Я же не спрашиваю.
– А я спросил.
Ласкающий скулу палец сползает на губы и настойчиво придавливает их мякоть. Чернота в глазах становится совсем уж непроглядной и вязкой. Она липнет. Заставляет пугливо ежиться и втягивать голову в плечи.
– Тебя. Это. Не касается.
Зубы стучат. Так что выходит не так твердо, как мне того бы хотелось. Давлюсь металлическим привкусом его кожи…
– Думаешь?
Он улыбается. Но в этой улыбке ни веселья нет, ни тепла.
– Уверена. Уходи, Муса. Я не приглашу в гости.
– А его?
– Может быть.
– Шлюха. С одного члена на другой скачешь…
Я сглатываю готовые сорваться с губ ответные оскорбления. И оправдания. И упреки. Если так ему будет проще со всем этим справиться – пусть. Пусть я буду шлюхой.
– Тем более зачем тебе такая?
Гатоев вскидывается в ответ на это замечание. Впивается глазами в мое лицо. Естественно, сказать ему на это нечего. Я буквально его к стенке приперла своим вопросом.
– Каким же краем ты ходишь… – сипит он. – Я же…
– Ну что? Убьешь? За то, что сам наломал дров? Валяй.
– Смелая? – кривится. Достает пачку из заднего кармана, подкуривает. В свете, отбрасываемом зажигалкой, его лицо выглядит демонически. – Думаешь, со мной можно так, да?
– А тебе? Тебе можно, Муса? Так в себя поверил, что решил, будто усидишь на двух стульях?
Мой вопрос вполне резонен.
– И не жалко тебе мальчика?
Не договаривает. Просто смотрит на меня сквозь прореху упавших на глаза волос. А мне жалко, да. Мальчика. Нас с Мусой. И себя, дурочку, которая вдруг решила, что меня оставят в покое.
– Убирайся.
– Амалия…
– Видеть тебя не хочу! Ты сам все разрушил, понял?! И не надо теперь… это все. Тоже мне, блядь, Отелло.
Я отворачиваюсь, чтобы, наконец, открыть дверь и попытаться еще раз очертить те самые границы. Гребаные красные линии… Угрозы звенят в ушах, руки ходуном ходят, страх колотится в груди вместо сердца. Если он что-то сделает Димке, я этого не переживу. Его мать это не переживет. Дед и бабка.
Только ключ не без труда попадает в замочную скважину, как Гатоев меня опять разворачивает, как куклу. От неожиданности больно ударяюсь затылком о полотно двери.
– Не дергайся! – морщится Муса, будто почувствовав мою боль на собственной шкуре. – И не матерись. Тебе не идет.
– Немедленно меня отпусти! Мне больно! Мне больно, сука, ты что, кайфуешь от этого?!
Прорывает. Поток слез, непонятно откуда взявшихся в сухих воспаленных глазах, устремляется по лицу. Гатоев отшатывается. В истерике я опять поворачиваюсь к нему спиной. Открываю дверь, просачиваюсь в квартиру и запираюсь на все замки.
Больно. Это все так нечеловечески больно! И страшно. Высыпав содержимое сумочки на пол, достаю из груды барахла телефон и трясущимися руками набираю Димку. Умом я понимаю, что Гатоев был со мной, что у него тупо не было времени ни до кого добраться, но меня, один черт, охватывает ужас. А что если… Вот что? Как потом с этим жить?
– Да-а-а? Скажи, что ты уже пожалела, что меня выгнала!
Улыбаюсь. Дурак. Игривый солнечный мальчик. Разве я могу втянуть тебя в эту грязь? Разве могу подставить под удар, а?
– Просто звоню убедиться, что с тобой все окей.
– М-м-м. Ладно. Это тоже приятно.
– Так что? – смеюсь сквозь слезы. – Ты добрался до дома, пьяница?
– Как раз захожу в парадную, – слышу, что зевает. – Может, сейчас пропаду. Тут почему-то связь всегда хреновая.
– Ну и ладно. Не перезванивай. Я узнала, что хотела. Не забудь на замок закрыться.
Замолкаю. Он молчит тоже. И в какой-то момент мне начинает казаться, что связь все-таки оборвалась. Но потом Димка спрашивает неожиданно трезвым голосом:
– Что-то случилось?
– Нет! Нет, что ты… Просто будь осторожен, ладно? Пожалуйста.
И все. Я отбиваю вызов, ругая себя за трусость. В конце концов, он должен знать об угрозах Гатоева! Обещаю себе обо всем рассказать потом. Убеждаю, что угрозы Мусы несерьезны. Ведь Димка – сын Сидельника, а тот, как это ни странно, еще в седле. Политика такая политика… Видно, Ярик нашел способ выкрутиться, несмотря на то, что уже, казалось бы, никаких шансов на это не было. И сейчас такое положение для нас, наверное, лучше.
Горячий душ и сон. Вязкий и муторный. Просыпаюсь с жуткой мигренью. Приоткрываю глаз и снова зажмуриваюсь от болевого импульса, прострелившего мозг в момент, когда сетчатки коснулся луч яркого солнца. Закидываюсь убойной дозой обезболов и возвращаюсь в кровать досыпать. Во второй раз меня будит звонок в дверь.
На пороге – преступно бодрый после такой попойки Димка. И красивый невероятно. Думаю даже не открывать, чтобы он не видел меня помятой. А потом, такая, да к черту!
– Какими судьбами?
– Не смог до тебя дозвониться! – заявляет он и без приглашения заходит, оттесняя меня от двери. – Чат, я так понимаю, ты тоже еще не видела. – Не без интереса вертит головой по сторонам.
– Какой чат? – морщусь я.
– Какой-какой… Поисковый! Собирайся. Надо помочь.
– Да ты что? Я же вчера пила. Мне нельзя за штурвал. Я не пройду тесты.
– На земле волонтеры тоже нужны. Ну, чего стоишь? Давай, одевайся потеплей. Поедем.
Я соглашаюсь только потому, что нам, один черт, придется поговорить. А в той ситуации, что мы находимся, чем раньше это случится, тем лучше.
– Сделаешь чай и бутерброды? – вздыхаю.
– Уже. Сумка в машине.
М-да. Димка уже опытный спасатель. Так что… Пожав плечами, иду в ванную. Быстро смываю с себя остатки сна и пьяного угара. Одеваюсь, как велел. Практично. Многослойно. Чтобы всегда можно было что-то снять, если упаришься.
На этот раз Димка заезжает на высоком полноприводном джипе. Меня ни в коем случае не удивляет, что у него сразу несколько машин. Мужик он молодой, довольно богатый. На что еще ему тратить деньги, как не на такие игрушки?
Надо все ему рассказать. Но почему-то откладываю… То листаю поисковой чат, то просматриваю разнарядки. То на Димку гляжу. Такого беззаботного и красивого. По понятным причинам он одет неформально. И надо отметить, что зеленая парка Colambia идет ему ничуть не меньше, чем костюм от Comme des Garsons.
Отличный донор, да. Самый лучший. Перед глазами зависшим стоп-кадром застывает лицо рыжеволосой малышки – нашей с ним дочки. Моему видению, наверное, лет пять. У видения его глаза и длинный, будто беличий, хвост, спускающийся на спину с макушки. А еще Димкина хитрющая улыбка. Мое сердце мучительно сладко сжимается.
Чтоб ты провалился, Муса. Как же мне претит это все… Мир «крутых» мужчин, которые до того обалдели от власти, что возомнили себя вершителями женских судеб.
В носу страшно жжет. Эмоции не находят выхода, и потому каждая клетка в теле вибрирует от бессилия.
В скором времени присоединяемся к поисковому отряду. Прочесываем лес. В этом даже есть свой кайф. Если отбросить тревоги и волнения в сторону, можно насладиться природой. Осень уверенно наступает, рассыпая кровавые брызги рябин. Первые два часа проходят прямо-таки бодро. Следующие за тем три – сложней. Чаще делаем привалы. Не рассиживаемся, конечно, но когда усталость берет свое, даем себе отдохнуть. Поддерживая в себе тот ресурс, что делает любые поиски эффективными. Идем линией. Прочесываем бурелом квадратами. День клонится к вечеру, когда мы решаем, что пора возвращаться – сил совсем не осталось. И тут эхом над макушками: «Я нашел! Ребят, здесь, кажется, труп»…
Все внутри холодеет. Хотя, конечно, будучи опытным волонтером, я понимаю, что такие случаи – не исключение. Что бывает и так. Но сердце болит. И о потеряшке. И о Димке, который ее нашел. Я почти уверена, что как раз он к этому и не готовился. Димка в поисках видел… ну, не знаю. Наверное, какую-то свою романтику. А тут…
Подбегаю к нему, сидящему на поваленном пне. Обнимаю.
– Дим! Димочка, ты как?
– Жесть. Просто жесть. – Не скрывает своих эмоций. В голубых глазах – детская растерянность и слезы. – Сколько ей было?
– Не помню. Пятьдесят восемь, что ли…
– Могла бы жить, если бы мы успели.
– Ну, вот еще! Не вздумай себя винить. Может, у нее со здоровьем были проблемы. И вообще, мы делали все от нас зависящее, а ведь могли и пальцем не пошевелить! Слышишь? В этом нет ничьей вины.
За спиной гомон, люди, спасатели… А он сидит, глядя перед собой, и взгляд его будто стеклянный.
– Дим, надо идти, слышишь? Мы уже ничем не поможем.
– Да, конечно. Наверное, теперь мне придется дать показания как тому, кто первый ее нашел?
– Сейчас узнаем.
И действительно, Димку опрашивают. Как в таком подавленном состоянии он что-то там объясняет – не знаю. Не отхожу от него ни на шаг, тысячу раз прокляв тот факт, что втянула его в волонтерство.
С формальностями удается покончить только ближе к ночи. Димка измучен. Предлагаю самой сесть за руль. Он отказывается. Вопрос, куда мы едем, на повестке дня не стоит. Нам вообще не до разговоров. Лишь когда тормозим у знакомого дома, спохватываюсь. Смотрю то на башню, уходящую шпилем в небо, то на Димку.
– Поднимешься? – сипло интересуется он.
