Текст книги "Огненное сердце (СИ)"

Автор книги: Юлия Резник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Глава 9

– Останься, – повторяю, облизав губы. Муса оборачивается. Под его взглядом в голове мутнеет. Все отходит на второй план. Как раз то, что мне сейчас нужно. Глаза опускаются к губам, что за время неизвестности я изжевала на нервах. Очень остро вдруг осознаю, что все это время бегала перед ним в одной футболке и трусиках. Становится мучительно жарко. Да-да, я не хотела с этим спешить. Я вообще не уверена, что смогла бы ему довериться в нормальных условиях. А тут как будто и выбора нет. Что толку что-то из себя корчить, когда я каким-то непостижимым образом отдала свое будущее в его руки?

– Тебе нужно что-то с этим делать, женщина.

– С чем? – лижу губы.

– С привычкой командовать.

– Я не командую! Я прошу тебя остаться.

– И с любовью к спорам.

– Есть один верный способ заставить меня замолчать, – сиплю я, имея в виду, конечно же, поцелуй. Но… Муса это понимает по-своему. Или же он, напротив, смотрит глубже. Зрит в корень. Понимая про меня больше, чем кто-либо еще. В конце концов, он действительно этому обучен.

Взгляд тяжелеет. Наливается силой. Он больше ничего не говорит. Одной рукой давит на плечо, другой высвобождает ремень из шлевок. А секундой спустя я обнаруживаю себя сидящей перед ним на коленях. И я даже, мать его, не успеваю осознать, как такое случилось. Мне вообще все равно. А все потому, что Гатоев действительно дает то, что мне сейчас нужнее воздуха. И речь, конечно, не об обрезанном члене, скользящем по моим пересохшим губам. А о блаженном ощущении того, что с этого момента я отдаю контроль в его руки.

Гатоев зарывается в мои волосы на затылке и легко дергает. Запрокинув голову, во все глаза пялюсь на его потемневшее лицо. И трусь щекой о его плоть. Не двадцать сантиметров. Но тоже очень даже. Пахнет сильно. Мускусом, чем-то древесным.

– Рот открой и язык мне покажи.

Все же акцент, да… Который прямо сейчас усиливается, добавляя происходящему какой-то необъяснимой запретности. Я дрожу, как прибитый дождем к земле осиновый лист. Делаю как велено, и он тут же меня наполняет. Глубоко, так что с непривычки закашливаюсь.

– Послушная девочка. Хорошая девочка, – сипит он.

За окном сигналят. В подъезде какой-то шум. Мелькает страшная мысль, а что если это за мной? С еще большей старательностью работаю ртом. Как будто если Мусе понравится, он найдет способ меня защитить. Как будто если ему понравится, ничего вообще не случится. Где-то хлопает дверь, и снова становится тихо. Только тяжелое дыхание Гатоева прорывается в тишине и пошлые влажные звуки, с которыми он проталкивается в мое горло.

Тяжело. По щекам слезы. Муса стирает их большим пальцем одной руки, а другой соскальзывает с затылка и обхватывает мое горло. Сжимает в такт тому, как входит. Мне мало воздуха. Но в этом безвоздушном пространстве такая легкость… Я растворяюсь в нем. Я как будто больше не здесь. И потому мне никто не страшен.

В чувство меня приводит его вкус, растекающийся по небу. Машинально сглатываю теплую пряность с легким оттенком садизма во вкусе. Приход у Гатоева мощный. Он даже на стол одной рукой опирается, чтобы не упасть. Меня окутывает облегчение. Ему понравилось. Он меня не оставит. И следом – боже мой. Да что со мной такое?! А разве не похрен, что, если паника и впрямь отступила?

– Как-то я присутствовал на совещании… – Муса расслабленно падает на стул, достает пачку сигарет и с блаженством на лице подкуривает. – Ты отчитывалась о работе перед какими-то тупыми мудаками… – он делает паузу, затягивается, согнув руку лодочкой, а я, все такая же взорванная, неудовлетворенная и расхристанная, до боли в ушах вслушиваюсь в каждое слово, каждый звук, в надежде как можно больше узнать и, наконец, понять, какие мотивы им движут. – Они несли какую-то пафосную хуйню про то, что мы сейчас всех сделаем. Боинг. Эйрбас. А ты встала такая вся – юбка узкая, каблуки – проткнут сердце, если потребуется, и заявила, что лично тебе не нужны никакие вау-эффекты. Что вообще глупо ждать… Да-да, так им всем и сказала – глупо. Так вот глупо ждать, что конкуренты будут рыдать от зависти, потому что передовые моторы мира – результат эволюции десятков лет, которые мы просрали. А потом добавила, что твоя цель гораздо более земная – создать конкурентный движок. Ни больше, но и ни меньше. Думаю, этих товарищей никто так до тебя не нагибал.

– Зачем ты мне это рассказываешь?

– Затем, что с тех самых пор я искал способ, как бы нагнуть тебя. Ты мне очень понравилась. Очень…

Гатоев тушит сигарету в пепельнице и подходит ко мне. На запястье щелкает браслет. Прежде чем я успеваю понять, что происходит, он просовывает свободную часть между железных прутьев изголовья и сковывает вторую руку. На долгий тягучий миг я замираю мышкой, а потом начинаю дико брыкаться. Бью ногами, но он гораздо сильней. Фиксирует так, что не пошевелиться. Наваливается сверху.

– Ну, ты чего, ты чего, девочка?

Накрывает большим пальцем губы. Взгляд… заботливый. У маньяков, наверное, такой тоже. Господи боже мой. Почему я ему поверила? Он же мог это все придумать! Заманить сюда и… В голове выстраиваются самые жуткие, самые кошмарные сценарии. Я ведь даже корочек его не видела! Я ничего о нем не знаю. Он рассказал мне страшилку – я к нему и побежала. Готовая в поисках защиты на все.

– Ты все выдумал?! Ты все придумал?! Никто меня не ищет?

И именно поэтому в новостях ни слова, ни полслова. Что же я за идиотка?

– Эй! Эй! Ну-ка успокойся. Конечно же, нет. Амалия. Посмотри на меня.

Смотрю. Губы дрожат от страха.

– Немедленно отпусти меня. Сейчас же. Или… Или я заявлю о похищении.

Он смотрит на меня пару секунд, а после, грязно выматерившись, садится на пятки.

– Отпущу. И что ты будешь делать?

– Поеду домой. Ну?!

– Вот так и признавайся бабе в своих симпатиях, – криво улыбается он. Никак этого не комментирую. Просто смотрю на него из последних сил, вызывающе вздернув бровь. А у самой внутри все заходится в истерике. Я же в самом деле не знаю, что он за фрукт. И то, что я вот так безоговорочно доверилась первому встречному, наводит на мысли, что со мной что-то не в порядке! Может, и впрямь я взяла на себя больше, чем могу унести? Может, я давно уже не справляюсь с этой ответственностью?

Жестом фокусника Гатоев извлекает из кармана ключ от наручников. У меня ляжки, блин, дрожат от страха. И низ живот сводит. Теперь то, что между нами происходило несколькими минутами ранее, кажется какой-то грязью. Мне хочется вымыться. Избавиться от обильной влаги между ног. От его запаха прямо под носом. Но времени нет. Кажется, что на счету каждая секунда. Стоит Мусе освободить мне руки, как я отталкиваю его от себя, спрыгиваю с кровати и начинаю судорожно одеваться. Краем глаза ни на миг не выпуская его из вида.

А тот, как ни в чем не бывало, возвращается на свой стул. Почему-то Муса не потрудился застегнуть брюки. Мой взгляд то и дело останавливается на красивом члене, спокойно покоящемся у него на бедре.

– Ты сейчас все портишь, женщина.

– Разберусь.

– Ну-ну, – он снова подкуривает. Я застегиваю пиджак, он наблюдает за мной из-под полуприкрытых век. Сытый довольный хищник.

Поверить не могу, что мне никто не мешает уйти! Я буквально до последнего страшилась, что вот сейчас он встанет и снова меня скует. Но этого не происходит. Я беспрепятственно покидаю квартиру и выхожу на улицу. Май забивается в легкие терпким ароматом только-только распустившихся кленов. Горчит на языке. Я иду к машине, ссутулив плечи и втянув шею. Как преступница. В колышущемся свете фонарей чудятся неприятности. Капец, просто капец. Вздрагиваю от каждого шороха. По тротуару идет мужик. Я резко присаживаюсь, прячась за машиной. Сердце бухает в горле, в животе от страха будто узлы завязываются. Господи, надо кому-то позвонить. Спросить, что происходит. А если меня сольют?! Если за мной и правда охотятся? Что, если Гатоев был прав?

Я открываю тойоту, которую он мне одолжил, и откидываюсь на сиденье. Деградация личности проходит стремительно. Еще утром моей силе и самоуверенности можно было только позавидовать. А сейчас… Я сама не своя. Я напугана до беспамятства. Господи, Руцкая, просто включи мозги! Давай. Ты отлично умеешь анализировать вводные. Могла ли в реальности случиться ситуация, которую тебе описал Гатоев? Да. Если бы он был отбитым на голову маньяком, стал бы он тебя отпускать? Нет.

Меня колбасит. Я не знаю, сколько проходит времени, может быть, тысячи лет, когда я, наконец, решаюсь выбраться из машины. Возвращаться страшно. Но уже не потому, что в этой квартире он. Как раз напротив. Я боюсь, что Муса ушел, а я не заметила. Что моя тупая истерика отбила у него охоту мне помогать. И что тогда? Я не знаю. Не знаю… Ноги просто не держат. Иду, тяжело опираясь на перила. Толкаю дверь. Я так спешила уйти, что не потрудилась ее закрыть. Почему этого не сделал он – понятия не имею. Да и неважно это. Главное, что он все еще здесь. Он здесь.

– Покажи мне свои корочки, – шепчу я, почему-то уверенная, что он меня слышит. Неподвижная фигура Мусы оживает. Он медленно, будто нехотя, лезет в карман. Достает портмоне. Швыряет на стол, заставляя меня подойти ближе. Набрав побольше воздуха в грудь, смело продвигаюсь вперед.

Он полковник. Никакой не майор. Что, наверное, ожидаемо.

– Прости. Сдали нервы, – шепчу я, он хмыкает:

– А я уж думал, что переоценил твои мозги. Хорошо, что они вовремя включились.

Прячу руки в рукава. Ежусь. На самом деле мои мозги не прекращали работу ни на секунду. Ну ладно. Если только когда я стояла перед ним на коленях. И поэтому я бы с радостью повторила тот опыт.

– Наверное, я испугалась, когда ты меня приковал.

– Могла сказать, что тебе это не нравится, – пожимает плечами Гатоев.

– Мне не то чтобы не понравилось. Я просто испугалась, что ты не тот, за кого себя выдаешь. Что ты мне зачем-то врешь.

В комнате сизый дым. Тусклый свет ночника сеет нужный настрой… Взгляд Мусы опять наполняется той самой тяжестью. Он берет в руку валяющиеся без дела наручники. Ведет по ним пальцем. И это движение каким-то магическим образом отдается точно на кончике клитора.

– Значит, дубль два?

– Если ты не растерял нужный настрой, – сиплю я. Низ живота прошивает серия мучительных спазмов. Я поджимаю пальцы на ногах. В ответ Гатоев только приподнимает бровь.

– Раздевайся. Глядишь, настрой и вернется.

– Постой… Тебе не удалось узнать ничего нового?

– Пока нет. Когда все решится – скажу, – раздражается Муса. Я покорно выставляю перед собой ладони, дескать, ладно, как скажешь. Потому как на самом деле я же понятия не имею, чем он рискует сам. Ради меня рискует.

Стаскиваю пиджак, брюки, рубашку. Он с довольством облизывает мое голое тело. Неторопливо встает, пружиня, подходит к кровати и замирает, видно, в ожидании моего хода. Я укладываюсь на спину и завожу дрожащие руки за голову, давая ему возможность вновь приковать меня наручниками к изголовью. В теле от напряжения дрожит каждая клетка. Что он сделает дальше? Отхлестает меня, как герой одного идиотского бульварного романа? Да плевать. Пусть что хочет, то и делает. Смысл в том, чтобы отпустить контроль…

Наручники щелкают. Я вздрагиваю. Муса не делает ничего экстраординарного. Просто умело ласкает. Соски, заветное местечко между ног. Погружает в меня два пальца и отступает. Гладит припухшие губы, теребит клитор. Вся острота того, что он делает, заключается в том, что я не могу ответить. И не могу ни на что повлиять. Тупо только скулить, выпрашивая больше. Еще и еще. Губы горят, так хочется его поцелуев, нежностей… Плевок между ног вряд ли можно к этому отнести. Как и резкий переворот меня со спины на живот, от которого цепочка наручников резко звякает, а я шиплю от того, как металл впивается в кожу. И еще громче, когда его пальцы касаются звездочки ануса.

– Нет. Нет. Нет… – бормочу я, и он отстраняется. Тут же, мгновенно. И уходит. Лишая меня своего тепла, защищенности, возможности ни о чем не думать, возвращая мне полный контроль над ситуацией. Когда я слабая. И у меня нет сил нести эту ношу. – Муса! Муса… – шепчу я в горячке. – Нет! Пожалуйста. Вернись… Я больше не буду…

Глава 10

Мыслей нет. Эмоции выжжены до пепла. Кожи касается что-то влажное и теплое. В моменте приятно, но когда влага остывает – знобит.

– Просто оботру тебя, – шепчет Муса, задевая губами висок. – Ты как? Было слишком?

В голосе Гатоева слышится что-то абсолютно несвойственное этому мужику. Возможно, сомнение?

– Нет. Это было как раз то, что нужно, – шепчу я с блаженной улыбкой, перехватываю его ладонь и на секунду касаюсь искусанными губами костяшек.

– Хорошо, – мгновенно меняется его тон. Мимолетно касается моих волос и отстраняется. Наверное, эта скупая ласка – его максимум. И потому она становится такой ценной. – В душ тебя не понесу. Сам еле хожу, – ворчит. Я на это лишь вяло киваю и неимоверным усилием подвигаюсь к стенке, освобождая Мусе местечко возле себя. Он хмыкает, но укладывается рядом.

– Спи.

Послушно закрываю глаза. Оргазм меня измочалил. Выжал досуха. Гатоевские игры с попкой до того все обострили, что когда он все-таки толкнулся ниже, я чуть не расплакалась от облегчения. Не удивлюсь, если он для этого все и затеял.

– Я правда тебе понравилась? – шепчу в темноте, прежде чем провалиться в сон. И, кажется, слышу, как он отвечает:

– Правда. Спи.

А утром меня будит звяканье посуды. Чуть приоткрываю глаза. Муса сидит за столом без рубашки, но в брюках. Пьет чай, ароматом которого пропиталось все вокруг, и беззастенчиво листает распечатку, которую мне выдали в центре репродукции.

Встаю. Шлепаю к нему, как есть, голой:

– Извини, это мое, – забираю бумажки. – Доброе утро.

– Сидельник с тобой развелся из-за этого? – кивает на папку. Я на миг застываю от такой бесцеремонности. Хочу налить чая, чтобы занять руки, но те дрожат от злости. Что ж, злость мне нравится больше страха.

– Во-первых, это я с ним развелась. Во-вторых, то, что ты меня вчера оттрахал, не дает тебе права задавать такие вопросы. Мы не настолько близки.

Взгляд Гатоева мрачнеет. Он убирает мои руки от чайника и разливает заварку сам.

– Почему? Если я хочу тебя трахать и впредь?

– Тогда ты не с того начал, Муса, – натурально рычу я. – Не находишь, что не мешает проявить больше уважения? Постельные игры – это одно. А жизнь – совсем другое, тебе не кажется? Твои пещерные замашки… Стой! Ты куда? – в панике наблюдаю за тем, как он встает и начинает одеваться.

– Дела.

– Но мы же не договорили!

– Поговорим, когда ты успокоишься.

– Я?! Я успокоюсь? Ты шутишь? Да это же ты ведешь себя… как… как… будто я шлюха. Да, не спорю, последние события могли тебя натолкнуть на эти мысли, но я не такая!

Господи, что за идиотизм? Возможно, моя жизнь в эти самые секунды рушится, а меня волнует только то, что этот козел обо мне подумает. Свихнуться можно. Стою, смотрю на него со слезами, блин, на глазах. Муса мрачнеет. Но отвернуться не пытается. Наконец, он вздыхает. Кивает резко и отводит черные волосы, упавшие на лоб, пятерней:

– Я знаю. Прости. И кончай орать. Я же просил не поднимать на меня голоса.

– Это эмоции!

– Как бы там ни было. У нас так не принято, Амалия. С этим придется считаться.

– Хорошо. Ты тоже прости, если что.

Подлетаю к нему вплотную и в первый раз за это утро целую. Он отвечает. Сухие губы жестко впиваются в мои мягкие и податливые. И ведь ни капли нежности. Мы с ним такие разные! Получится ли у нас хоть что-то? Как сложатся отношения? И вообще хочу ли я отношений с таким, как Муса? В носу хлюпает. Он отстраняется:

– Я пойду. Обед привезут.

Киваю, сиротливо сжав пальцы на предплечьях.

– Долго мне еще так сидеть?

– День-два, если все будет хорошо.

– А если не будет?

– Сегодня вечером возвращается Сидельник. Возможно, это ускорит процесс.

– Но ты не уверен?

– Тебе лучше знать, чего от него ждать, – хмыкает Гатоев, искоса на меня пялясь. – Почему молчишь?

– Не знаю, что ответить. Еще совсем недавно я бы сказала тебе, что он обязательно поможет. А сегодня во мне такой уверенности нет. Таким людям власть всего дороже. Ты, наверное, в курсе, какая это забористая наркота.

То, что Гатоев делал в постели, только лишний раз это доказывает. Я жмусь. Муса, стоя у порога, препарирует меня внимательным взглядом. Его глаза – орудия пыток, вот серьезно. Если бы мы были на допросе, ему бы и спрашивать ничего не пришлось. Просто вот так смотреть, и я бы выложила ему все свои секреты.

Подхожу ближе. Касаюсь лбом его подбородка, а ладонями – колючих щек.

– У тебя непростая должность, да?

– Нормальная.

– Ты из-за меня сильно рискуешь?

– А что? Хочешь меня отблагодарить?

И опять в его голосе проступает что-то нездешнее. Мой же голос превращается в шепот:

– Хочу понять. Зачем тебе это? – глажу пальчиками его красивые скулы.

– Я же сказал. Понравилась ты мне сильно. К тому же я терпеть не могу, когда женщин втягивают в мужские терки.

У Гатоева какие-то свои понятия, да, которые прямо сейчас по счастью совпадают с моими интересами.

– А что будет потом? Когда все закончится?

Муса отводит голову в сторону, избавляясь от моего прикосновения. Заставляет взглянуть на себя. Что-то там ищет на дне моих глаз, нерв на щеке конвульсивно дергается.

– Мне нравится, что ты думаешь о будущем. Оптимизм – это хорошо. А сейчас мне действительно нужно идти.

Вот так. Он ничего мне не обещает. И, глядя правде в лицо, стоит признать, что это лишний раз доказывает, что ничего серьезного он в отношении меня не планирует. Я понимаю. У горцев свои приколы. Да и по правде, это меньшее, о чем мне стоит переживать сейчас.

– Муса… – задерживаю его уже в дверях.

– Да?

– Мои родители, наверное, очень волнуются. Можно их как-то предупредить, я не знаю… Позвонить мне можно?

– Позвонить – нет. Наверняка их телефоны в разработке. Но я подумаю, что можно сделать.

– Спасибо. Cкорее всего, они в курсе случившегося. В офисе у отца куча шпионов, – вымучиваю улыбку.

– Эй. Ты поосторожнее с такими словами, да? – по-доброму кусает меня Гатоев и выходит за дверь.

С его уходом приходится вспомнить все страхи, что одолевали меня вчера. Ночью Муса так меня вымотал, что они отошли на второй план, а теперь, вот, вернулись. По новостям опять ничего про меня. Телефон тоже молчит. Какое-то время развлекаюсь тем, что разглядываю из окна улицу. Чужие окна, за которыми почти ничего не видно.

Хотела бы я, как Димка, уметь отключаться от всего, когда мне в голову приходит какая-нибудь идея, но нет. Сколько ни пытаюсь сконцентрироваться на рабочих моментах, ничего не выходит. Клетка давит мне на мозги. В неволе ничего толкового, и уж тем более гениального на ум не идет. Да и предыдущие открытия кажутся как будто бы не моими. Вся моя прошлая жизнь – не моя.

От того, что долго стою в одной позе, немеет спина. Вчера как-то легче ожидание давалось. Может, потому что я была занята делом. Перестилаю постельное. Закидываю старое в стиралку, потому что здесь всего-то и есть два комплекта. Если мы запачкаем еще один, тупо ничего не будет на смену.

А мы запачкаем? Хочу ли я этого?

И да. И нет…

Потому что в такого мужика, как Гатоев, можно запросто вляпаться. Вопрос – что потом? Вряд ли у нас есть какое-то будущее. В отношениях уже сейчас прослеживается напряженность. Гулять такие могут с кем угодно, но ни на что более серьезное рассчитывать здесь не приходится. А мне тридцать пять. И я все еще не утратила надежду стать матерью. С ним? Не вариант. Он не пойдет ни на какие ЭКО. И тем более суррогатное материнство. Потому что зачем ему?

Ну надо же… Я и впрямь думаю о будущем.

Может, зря? Что если меня не ждет ничего хорошего?

От тягостных мыслей отвлекает звонок в дверь. Ах да, курьер. На обед у нас какой-то суп и плов. На этот раз обходится без вина. А жаль.

На сытый желудок проваливаюсь в странное состояние полусна-полуяви. Психика не выдерживает напряжения, меня вырубает. И только неизвестность теребит, заставляет вскидываться, так до конца ни разу и не отъехав в блаженное забытье.

– Эй!

Выныриваю из этого дурацкого состояния.

– Привет. Который час? Есть какие-то новости? – чащу, озираясь по сторонам.

– Вопрос решается.

– Ч-ч-черт. – Я переворачиваюсь, утыкаясь носом в подушку.

– Твоему отцу шепнули, что ты в порядке. Не переживай. Насколько мне известно, Сидельник все-таки впрягся. Так что просто расслабься. Представь, что у тебя внеочередные выходные.

Я не могу этого представить! У меня куча работы. Но я также не могу ныть. Потому что Муса и так делает то, что не обязан.

– Спасибо.

Надо что-то еще добавить. Ну, или что-то сделать. Как вариант, накормить его ужином. Вот только у нас такие странные отношения, что я понятия не имею, будет ли это уместно? Да и не хочется мне с ним возиться, по правде. Даже из чувства благодарности не хочется. Мне бы забиться в угол, накрыться с головой и впасть в кому, пока все не уляжется.

– Как думаешь, почему все так долго?

– Вероятно, торгуются.

– Ты сильно рискуешь? – спрашиваю в который раз.

– На этот счет не переживай. Я взрослый дядя, Амалия. И если что-то делаю, то вполне осознаю риски.

– Неужто секс со мной этого стоит?

Вопрос вырывается неосознанно и, наверное, совсем не к месту. У меня куча проблем, мое будущее под угрозой. И прямо сейчас мне и дела не должно быть до отношений, но женская душа определенно непостижима. Ей как будто мало тревог.

Гатоев хмыкает. Опускает руку мне на поясницу. Тяжело ведет вверх по лопаткам и возвращается вниз к попке.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я прерывисто.

– Ищу ответ на твой вопрос, – ухмыляется мне в ухо. – Я в первый раз как-то не распробовал. Стоит? Нет?

От его голоса все внутри тихонько подрагивает. Я кошкой выгибаю спину, а сама поворачиваюсь, чтобы губами его коснуться. Хочется его хоть чуть-чуть расшевелить. Выпросить больше ласки. Настоящих, ничем не завуалированных эмоций.

– Давай, когда все закончится, куда-нибудь свалим? Только ты и я. – Лижу его заросшую к вечеру скулу, уголок губ, прикусываю.

– Может быть, потом. Сейчас мне нельзя рядом с тобой светиться.

– Почему?

Он нависает надо мной сверху, я, так и продолжая лежать на животе, потираюсь задницей о его стояк.

– Потому что сразу станет понятно, кто тебя прикрывал. А эту карту пока не стоит разыгрывать.

– Потому что ты не уверен, что мне не понадобится защита снова?

Поцелуй через каждое слово. Говорим о серьезных вещах, но я как будто бы не вникаю. В конце концов, это можно и потом обдумать. А сейчас концентрируюсь на Мусе. На его руках, что лениво скользят по моим предплечьям и абсолютно не спешат перебираться куда-то кроме.

– Всякое может быть.

– Значит, мы будем держать наши отношения в тайне?

– Значит, будем. Хорошо, что мы не успели нигде засветиться.

Он все-таки кладет ладонь на мое бедро и легонько его толкает, заставляя встать на колени.

– Тайные встречи. Конспиративные квартиры… Романтика…

Сколько я потрачу на это бесценного времени? Стоит ли оно того?

В ответ на мои слова Гатоев невесело хмыкает. Спиной чувствую зреющее в нем недовольство, но понятия не имею, чем оно вызвано. Чтобы его отвлечь, снова верчу задницей. И это срабатывает. Муса проникает пальцами между ног и задумчиво тянет:

– Так ждала, что даже трусов не надела.

– Вообще-то они у меня одни. Я их пос-стирала. Аа-ах. И вообще все для тебя, какие могут быть жалобы?

– Все? – он погружается одним слитным глубоким толчком. Я вскрикиваю. И выпрямляюсь, так что ударяюсь спиной о его грудь. Гатоев удовлетворенно вздыхает. Снова обхватывает рукой мое горло. – Все? – двигает бедрами, будто приноравливаясь, и срывается в дикий темп.

– Да!

– Только для меня, Амалия? Ты хорошо подумала?

– Да! Все только для тебя… Для тебя!

– Почему, девочка? Почему ты так решила?

Он останавливается, и это такой облом, что я скажу что угодно, лишь бы он только продолжил.

– Потому что ты мне нужен. Ты мне нужен… Так нужен… Я устала одна, Муса. Я… – меня прошивает иглой неслучившегося оргазма. На глазах выступают горькие слезы. Сегодня Муса ничего такого не делает. Но я снова морально выпотрошена. Он толкается, я выгибаюсь так, что еще немного, и сломается позвоночник. И уже не таясь, рыдаю: – Я так устала одна…