Текст книги "После развода. Зима в сердце (СИ)"

Автор книги: Юлия Пылаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

После развода. Зима в сердце
Юлия Пылаева

Пролог

«Паш, анализы показали беременность. Я знаю, что ты против, но так вышло. Надо будет всё обсудить дома. Я тебя очень люблю…»

Это сообщение так и осталось в черновиках. Я не смогла его отправить, даже несмотря на то, как сильно мне хотелось поделиться с любимым мужем такой новостью.

Да, эта беременность стала неожиданной, но… вдруг она нас сблизит? Ведь дети – это радость.

Весь день я балансировала между эйфорией стать мамой и страхом рассказать Паше. В последнее время он часто не в духе, да что там – срывается на мне по мелочам.

Я молчу, объясняя себе это тем, что у него работа. Он сейчас как раз помогает пожилому отцу с бизнесом. Свёкор, человек жёсткий и требовательный, наверняка Паше сейчас нелегко, отсюда и срывы.

Думать о том, как на новость о беременности отреагирует семья мужа, я откровенно боюсь. Мы с ними на ножах. Вернее, они со мной. Хотя я никогда и слова плохого не сказала…

Впрочем, неважно. Главное, чтобы мы с Пашей были на одной волне и любили друг друга.

На этом моменте становится не по себе. Я-то его люблю… А он… не знаю, в последнее время я чувствую с его стороны холод.

Откуда взялся? Ничего не понимаю и надеюсь, что мне, как человеку впечатлительному, просто кажется.

Из офиса отца он возвращается поздно. Ничего не говоря мне, идёт мыть руки и садится за стол ужинать.

Сидит напротив меня – тоже молча. Видно, что сильно напряжён.

Подойти? Помассировать ему плечи, чтобы помочь снять усталость? А потом, когда оттает, сказать о новости?

Сердце гулко ударяется о рёбра, и дыхание превращается в пунктирную линию. Я так долго не вытерплю. Да, момент не самый удачный, но выжидать, когда над нашими головами рассеются тучи, я не буду.

Меня вдруг посещает крамольная мысль: вдруг Паша меня пошлёт? В прямом смысле слова. Скажет, что ни я, ни ребёнок ему не нужны?

Представляю это – и хочется плакать. Ну и дура же я…

Так может поступить только подонок, а мой муж точно не такой.

– Говори уже, – голос мужа ощущается ударом тока. Я выпрямляюсь в неестественно прямую линию и испуганно поднимаю на него глаза. – Я по тебе вижу. Что не так? – цедит недовольно и откидывается на спинку стула, а тот впервые жалобно поскрипывает.

Или мне это кажется в практически абсолютной тишине столовой?

– Ничего, – лгу совершенно чужим голосом. – Всё хорошо, Паш. Как ужин?

– Нормально, – отвечает он, глядя мне прямо в глаза. Причём смотрит не моргая.

У меня душа в пятки уходит. Нет, я так больше не могу. Поднимаюсь с места на негнущихся ногах, мягко огибаю стол и располагаюсь за спиной мужа.

Помещаю дрожащие ладони на его просто каменные плечи. Он изначально дёргается, словно хочет стряхнуть мои руки и встать, но всё-таки остаётся сидеть.

– Таня, – он останавливает мои ладони, которыми я массирую его плечи. Обычно он это любил, подставляясь мне, как довольный кот. Но не сегодня. – Колись. Ты не умеешь лгать.

– Как будто ты умеешь, – инстинктивно перевожу всё в шутку.

И тут мне на голову выливается ушат ледяной воды, когда он говорит:

– Вообще-то да. Умею.

У меня перед глазами темнеет и наступает кромешный мрак. Густой и осязаемый. Ощущение, словно мой призрачный страх прямо на глазах обретает физическую форму и плоть.

– Паш, – голос дрожит, как будто я на морозе. – Ты так со мной не шути, пожалуйста.

Но мои слова он отзывается глухой, но тем не менее жестокой репликой:

– Если бы я шутил.

И вот теперь он натурально убирает мои руки со своих могучих плеч. Поднимается со стула и бросает на меня мрачный, пробирающий до глубины души взгляд.

Сунув руки в карманы брюк, он устало, шумно выдыхает, прежде чем сказать мне плохую новость. Я в этом уверена.

И поэтому бросаю самой себе спасательный круг. Я почему-то свято верю, что ребёнок поможет нам пережить тяжёлый период в браке.

– Я беременна, – выпаливаю эти слова быстро, скомкано.

А ведь мне хотелось красиво ему об этом сказать, сделать это признание нашим таинством. И надо же было в пылу надвигающейся ссоры буркнуть такое. Я как будто предала нашего малыша, не удостоив беременности должным уважением.

– Ещё раз, – муж мотает головой и стискивает глаза, как будто не хочет верить в сказанное. – Повтори, что ты сказала.

– У меня была задержка, – пальцами нервно стискиваю край кофты. – Я сдала анализы.

– И? – он хочет, чтобы я повторила свои слова.

Вид у мужа такой, словно я не счастливую новость ему говорю, а озвучиваю смертный приговор. Лицо пошло красными пятнами, на шее вздулись вены, глаза сузились, как у хищника перед атакой.

– У нас будет ребёнок, – смотрю на мужа исподлобья, стараясь не выдать обиду, и незаметно себя щипаю в надежде, что это всё сон.

Увы. Не сон. Горло раздирает огромный слезный ком.

Паша рваным движением руки проводит по волосам. Злится. Сильно злится…

Я уже ничего не понимаю, мне хочется под землю провалиться. Он что, так сильно не хочет ребёнка?

– Знаешь, а я ведь и не прошу, чтобы ты прыгал от радости, – не знаю, откуда у меня берутся силы спокойно говорить. – Но безразличие – это не та реакция, которую я ожидала.

– А я не ожидал, что ты залетишь накануне нашего развода.

Лучше бы он кричал, чем произносил эти слова настолько обречённо.

Я как будто получаю удар по лицу. Причём по обеим щекам сразу. Лицо вспыхивает огнём, а к горлу подступает тошнота. Чтобы не рухнуть, хватаюсь за спинку стула, на котором он сидел.

И это его реакция на то, что он станет папой? Это безразличие, граничащее с жестокостью?

Я начинаю рыдать взахлёб, и из-за пелены слёз уже ничего не разбираю перед глазами.

– Развода? – животным рёвом вырывается из меня вопрос.

Это настолько неожиданно, что у меня язык к небу прилипает.

– Да. Я сплю с другой. Она мне очень нравится, – его жестокие слова выворачивают меня наизнанку. – А с тобой я закончил. Ребёнка оставляй на своё усмотрение. От меня можешь ждать только алиментов – и всё.

Глава 1

Ровно год спустя

– Не плачь, зайка, – моя трёхмесячная доченька хнычет, в её глазках блестят первые слёзы. Красные щёчки кусает нарастающий мороз. Чувствую укол совести, потому что она не должна вот так мерзнуть посреди пустой дороги, в богом забытой деревне, пока я толкаю коляску в темноте. Но ничего лучше я для неё сделать не смогла. – Недолго осталось, мы совсем скоро придём домой. А там я растоплю нам печку, и мы быстро согреемся, – ласково обещаю ей я. – Вот увидишь.

Толкая коляску по сугробам, я сама уже не чувствую ни пальцев рук, ни тем более ног. Октябрь за один день из осеннего месяца превратился в зимний, и я оказалась совершенно к этому не готова.

Коляска то и дело застревает в снегу. Что неудивительно, ведь она старенькая, да и явно не предназначена для такой погоды.

Денег на новую у меня не было. Эту отдали родственники, за что я им благодарна, но она совершенно непригодна для снега. Тем более такого – крупного и мокрого, который то и дело прилипает к колёсам.

Я останавливаюсь под уличным фонарём и присаживаюсь, чтобы отодрать от них толстый слой грязного снега и кусочков льда.

И тут…

Раздаётся оглушающий рёв тормозов, а в глаза бьётся ослепительный свет фар. Я вскрикиваю и хочу встать, чтобы спастись из-под колёс несущейся на нас со Снежаной машины.

Но падаю! Снег забился в подошвы кроссовок, сделав их скользкими.

Зимних сапог у меня нет – те, что были, я потеряла при переезде. Да и я думала, успею сбегать в магазин в кроссовках, пока снег только припорошил дорожки.

Падаю прямо на четвереньки, колени сразу же промокают и напитываются грязной кашей.

Правой рукой тянусь к ручке коляски, дёргаю её на себя, чтобы хоть что-то сделать. Хоть как-то избежать столкновения.

Обнимаю коляску, а потом зажмуриваю глаза. Если будет удар, то пусть попадёт в меня первой.

Бампер блестящего в темноте внедорожника останавливается в сантиметрах от меня и со злым рыком сдаёт назад, разбрасывая вокруг себя ещё больше грязного снега.

Я задыхаюсь.

Снежана разрывается плачем от испуга, что неудивительно, ведь её мама кричала. Я пытаюсь встать, чтобы её успокоить, но тело не слушается, словно чужое. Ноги дрожат и не хотят выпрямляться.

Хлопает дверца автомобиля.

Ну вот, судя по тому, что я боюсь даже представить, сколько стоит такой зверь, хозяин явно на понтах и сейчас начнёт меня, как там говорят, грузить?

– Сколько надо мозгов, чтобы в такую погоду, в белой куртке и с белой коляской, переходить дорогу в неположенном месте?!

Сначала я не понимаю, почему во мне взметается ненормальная по своей силе тревога, но потом мне всё становится ясно.

Вспышками в памяти появляется мужское лицо, которое я так старалась из неё вычеркнуть. Суровое, с резкими чертами, но всё равно по-мужски красивое. Очень красивое…

Я до сих пор помню, как оно ощущается под подушечками пальцев и как колется его щетина при поцелуях. Я помню всё, и эта память отзывается в теле такой агонией, что мне хочется всё бросить и убежать.

И я бы убежала, если бы не дочь.

– Нет, нет, нет… – шепчу себе под нос, ощущая, как в ушах стучит паника.

Меня как будто ударили хлыстом. Хотя этот голос и есть тот самый хлыст, оставивший на мне уже не один десяток ран, которые до сих пор не зажили.

Я подрываюсь на ноги, мокрыми руками натягиваю на нос капюшон и что есть сил толкаю коляску вперёд.

Прям силой толкаю, потому что грёбаные колёса заело, и они вообще не крутятся.

– Девушка, вы продукты потеряли! – голос бывшего мужа ложится мне на плечи тяжёлым пологом. – Детскую смесь и мазь какую-то…

Я замираю, испытывая сильнейший укол стыда. Горло сжимает противная лапа отчаяния, а саму меня прошибает горячий пот. Сердце стучит в нездоровом, рваном ритме.

Он – последний человек, который должен был увидеть меня такой: уязвимой, униженной, испачкавшейся… Да и что скрывать, запомнил он меня другой. Из нашего брака я постаралась выйти с гордо поднятой головой.

На килограммов десять стройнее, без рыхлой кожи на животе и попе, когда у меня была толстая грива здоровых волос, а не жидкие остатки, как сейчас, после родов.

Каждая женщина мечтает подняться после развода и утереть нос бывшему мужу. Я тоже думала, что у меня непременно получится.

Но жизнь внесла свои коррективы, и как итог? товары для дочери я покупала не то, что на последние деньги, а на последние копейки. Считала мелочь и выдохнула с облегчением, когда хватило.

В этот момент мне хочется рухнуть на землю – до того сильное у меня отчаяние.

Видимо, я всё выронила из расположенной под коляской корзины, пока пыталась поскорее убежать от призрака своего прошлого.

– Девушка! – чем ближе его голос, тем хуже мне становится. – Девушка, держите! Вас может подвезти? Погода дрянь, обещают сильный снегопад, и вон ребёнок у вас разрывается…

У вас…

У тебя, Золотов! Это у тебя дочь родная разрывается. Потому что ей холодно, и она хочет есть. Но откуда тебе всё это знать? Ведь никого не интересуют дети от нелюбимых жён.

Снежана вовсе не тайный ребёнок – Павел про неё прекрасно знает.

Всё намного хуже… она просто ему не нужна.

Глава 2

Из меня облачком пара вырывается вымученный, полный отчаяния смех, который я проглатываю.

Смех над самой собой, и над тем, как со мной в очередной раз обошлась судьба.

Поднимаю лицо к небу, словно там волшебным образом появится ответ на вопрос о том, как так вышло, что через год после развода я едва не попала под колёса машины человека, который однажды уже меня уничтожил?

В тусклом свете уличного фонаря видно, как на землю нескончаемым потоком падают пушистые снежинки.

Не поворачиваясь, протягиваю руку, чтобы он отдал мне смесь и мазь. Но этого не происходит.

– У вас кровь, – сосредоточенным тоном произносит Паша. Меня выворачивает наизнанку от осознания, что он добр ко мне только потому, что не узнал. – Вы разбили колени, когда я чуть в вас не въехал. Машина долго тормозила. Гололёд.

Он неожиданно присаживается рядом со мной, под его ногами характерно потрескивает снег. Горячая рука касается тёмного пятна крови вокруг дырки на коленке. Чёрт, ещё и джинсы порвала. А других у меня нет…

– Девушка, – осмотрев мою рану и даже посветив на неё фонариком смартфона, он выпрямляется. – Вам, может, плохо?

В нос бьёт его запах. Обжигающая свежесть, которая перебивает набирающий силу мороз, и совсем немного пряностей, что распаляют внутри меня пожар.

– Нет, – слова сами вырываются наружу, и я с ужасом понимаю, что сделала фатальную ошибку.

Надо было молча уйти, и ничего бы он мне не сделал!

– Таня?! – я не слышала своего имени из его уст почти год.

Он произносит его хрипло, как будто что-то внутри него ломается от осознания, кого именно он чуть не снёс на заснеженной деревенской дороге. И как его вообще занесло в этот медвежий угол?

– Таня, это ты?.. – он обхватывает меня за предплечья и вынуждает повернуться к нему лицом.

А потом окончательно срывается с катушек, роняет в снег детскую смесь и резко убирает с моей головы капюшон, тут же впиваясь в меня ненормальными глазами. Зрачки, большие и чёрные, вытеснили радужку почти полностью.

Он молчит. И если бы не вырывающееся из его лёгких быстрыми и рваными облачками дыхание, можно было бы подумать, что его чувства под контролем.

Но нет, контролем тут и не пахнет. Бывший муж совершенно не рад меня видеть.

– Паша, – спокойно говорю я и убираю от себя его руки, которыми он намертво вцепился в мою куртку. – Привет. Спасибо, что вернул смесь, – поднимаю продукты с земли. – Я цела. Поезжай с богом.

В этот момент Снежана заходится новой волной плача, а у меня в груди появляется характерная пощипывающая боль, знакомая всем матерям.

Я как раз торопилась домой, чтобы её покормить, а смесь мне для того, чтобы по необходимости докармливать. Молока у меня немного. Нервы.

Паша больше на меня не смотрит, теперь его глаза прикованы к нашей дочери, которую он видит впервые. Как загипнотизированный, он отпускает меня и делает шаг к коляске. Я задыхаюсь от подскочившего сердцебиения и вклиниваюсь между.

Он ей не папа, а биологический отец. Разница между этими понятиями просто огромная. Он помог мне её зачать и на этом посчитал свою отцовскую миссию выполненной.

– Поезжай, говорю же… – голос предательски дрожит, зуб на зуб не попадает. – Всё нормально. Забудь, что встретил нас.

Я уже не понимаю, холодно мне или невыносимо жарко. Кофта прилипла к мокрой спине, а пальцы ног, как были окоченевшие, так и остались.

– Дай мне посмотреть на моего ребёнка… – а вот и хорошо знакомый мне голос, которым можно резать гранит. – Раз ты всё-таки родила, – со странной интонацией говорит он. – Это сын или дочь? – его вопрос ещё раз доказывает, кто такой мой бывший муж.

Поэтому я и не очаровываюсь его секундным интересом.

Паша на голову выше меня, и прямо сейчас мне в лицо бьёт жар, исходящий от его груди, что небрежно прикрыта расстёгнутой курткой.

Под ней рубашка. Брюки, туфли. Окинув его быстрым взглядом, прихожу к выводу, что он ехал на мероприятие. Но это же глушь, как его вообще сюда завело? Навигатор дал сбой?

– Дочь, – подытоживает он сиплым голосом, когда замечает розовый комбинезон, глянув поверх меня. – А я думал, что ты сделала аборт.

Слово «аборт» звучит в ушах громом и сильно меня обижает. Вот до вставших в глазах слёз, которые так и норовят выкатиться из глаз и ринуться вниз по щекам. Кусаю губы, чтобы подавить чувства.

Через ком в горле выталкиваю:

– Я не убийца.

За эту реплику он дарит мне уничижительный взгляд, потому что мои слова делают его, человека, который на аборте настаивал, убийцей.

– О как, – он еле удерживает взгляд на мне, и при первой же возможности обрушивает его на Снежану.

Его тело напрягается ещё сильнее, ткань куртки натягивается в плечах. Вижу, как дёргается его горло, когда он жадно глотает воздух. Ноздри трепещут.

– Сколько ей сейчас?

– Неважно, – мне хочется защитить её собой, словно щитом, что я и делаю, но против такой махины, как мой бывший муж, не попрёшь.

– Месяца три, да?.. Дай мне её подержать…

Бух. Бух. Бух. Сердце сейчас выпрыгнет из груди.

– Паша? Па-а-ш! – из его внедорожника выглядывает ухоженная красотка с укладкой и вечерним макияжем. Она, в отличие от меня, не в старой зимней куртке и вязаной шапке. От белизны её шубки, наброшенной поверх элегантного коктейльного платья чёрного цвета, рябит в глазах. – Ты скоро? Нас все уже ждут… Помогаешь этой бродяжке? Дай ей сто рублей догнаться и пусть идет, куда шла!

Глава 3

Ветер подхватывает слова новой женщины моего бывшего мужа и швыряет мне их в лицо. Обидно даже не за себя, а за Снежану. Материнский инстинкт страдает. Что из-за меня она в такой ситуации, из-за меня плачет.

И из-за меня у нее нет папы.

Вернее, он есть, но прямо сейчас он встал перед выбором, который точно будет не в нашу пользу. Контраст слишком сильный. Я и его нежеланный ребенок или красотка, обещающая ему приятное времяпрепровождения.

Когда я представляю их вместе, внутри разливается тупая боль. Я даже не хочу думать, почему я так себя чувствую. Он не заслуживает, чтобы я питала к нему хоть что-то кроме ненависти.

Уверена, Золотов сейчас себя проклинает за то, что поехал этой дорогой.

– Тань… – голос бывшего мужа еле пробивается через шум в ушах. Мне срочно нужно уйти. Паша окидывает местность внимательным взглядом и возвращается ко мне. – Вы тут живете с… – он смотрит на малышку. – Как ее зовут?

– Снежана, – автоматически вырывается из меня.

Я не надеюсь, что он вдруг станет сентиментальным. Просто моя дочь заслуживает, чтобы ее биологический отец знал про нее. Будь я на этой дороге одна, мой след бы уже давно простыл. Но я не одна, поэтому пусть Золотов знает.

– Снежана, – он повторяет ее имя шершаво, словно каждый звук дается ему с трудом. – Так вы с ней тут живете? – он подбородком кивает на поселок.

– Да, – резко отвечаю я и разворачиваю коляску в нужную сторону. – Как и подобает бродяжкам. Не в городе же нам глаза мозолить таким… – окидываю его говорящим взглядом с ног до головы, – таким как вы.

О сказанном я жалею сразу же. Взяла и показал ему, что меня на самом деле задели слова его пассии. Тошно и горько, надо было быть умнее. Вот так и бывает, когда встречаешь людей из прошлого и тебя напрочь выбивает из колеи.

Я сама не своя, и, кажется, еще долго не смогу отойти.

Пройдя около десяти метров в сторону своего дома, он достался мне в наследство от тети, старенький, но добротный, я слышу за собой отчетливые шаги.

И сразу же их узнаю.

Как только Паша ровняется со мной, я сразу же требую:

– Чего тебе?

– А я должен был развернуться и уехать, оставив вас на морозе? – меня поражает его искреннее возмущение. Как будто он имеет на него право. – К тому же это первый раз, когда я вижу свою единственную дочь…

Я останавливаюсь как вкопанная. Щеки кусает нездоровый румянец, вызванный всплеском боли, причиненной мне в прошлом.

– Именно так, Паша, – я изо всех сил стараюсь звучать спокойно, но голос так дрожит, что выдает меня с потрохами. – Надо было развернуться и уехать, – смотрю ему в глаза, и что-то в его взгляде мне не нравится. Слишком уж он прикован ко мне. – Не понимаю, чего ты ожидаешь.

– Я хочу узнать, как вы живете, – говорит он, как будто у него есть на это право.

– Зачем?..

Неужели хочет продолжить начатое своей дамой и принизить меня еще больше? Я не живу так, как может позволить себе жить Золотов. Не могу. А он заставляет меня этого стыдится.

– Как зачем?

Он почему-то считает, что у него есть право сократить дистанцию, и делает ровно это. Возвышается надо мной, давя внутренней силой и авторитетом.

Но и я жизнью закаленная, так что пусть не рассчитывает, что я от одного его случайного появления растекусь перед ним лужицей.

– Мне не все равно, – заявляет он.

– Ах, – я смеюсь. Зло и гортанно. – Год тебе было плевать, а теперь вдруг стало не все равно? Не верю, Золотов. Разворачивайся, тебя там в машине ждут. А тут – нет, – отчеканиваю я.

– Какая ты… – играя желваками, медленно произносит он. – Острая на язык, как и всегда.

Меня волнует его нездоровый интерес, который с каждой минутой все более походит на одержимость. Он так смотрит… то на меня, то на Снежану. Тяжелыми, долгими взглядами, словно про себя о сем-то усиленно думает.

Не нет… Это я перегибаю. Наверняка это просто любопытство. Или что-то другое.

Мало ли что может быть в голове у человека, который однажды меня беременную из своей жизни выкинул за порог.

Не зря говорят, что чужая душа-потемки. А у Паши она вообще не факт, что есть.

– Я не острая на язык. Я просто говорю тебе правду.

Снежана снова начинает плакать, и в этот раз Паше не нужно мое позволение взять ее на руки. Он просто подходит к коляске, словно я не нахожусь рядом и не пытаюсь его отодвинуть, и опускает в нее руки.

Я замираю и не дышу. Сердце пускается в бешеную скачку, от нервов я хватаюсь за голову.

– Не надо, Паш, – это единственное, что мне удается вымолвить онемевшими губами.

Он все-таки достает из коляски дочь. И несмотря на мой страх, что он не умеет обращаться с детьми, делает это бережно. Так же как бы это сделала я.

– Иди к папе, Снежана, – говорит Золотов и с непонятным мне огнем в глазах, впервые прижимает к себе свою дочь.