Текст книги "Нелюдь"

Автор книги: Юлия Латынина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Это был единственный закон в истории человечества, который нельзя было нарушить из-за законов природы, ибо шпиль императорского дворца представлял собой башню орбитального лифта и уходил вверх на высоту в четыре диаметра Митры, то есть на пятьдесят три тысячи километров, с таким расчетом, чтобы приставший к его причалам корабль мог бы по инерции уйти в открытый космос.

По приказу императора Чеслава причальные фермы были выстроены из арморпласта вражеских кораблей. Кое-где они были оплавлены до сих пор; метровые переборки внутри Триумфального Шпиля зияли тщательно вычищенными пробоинами.

Когда катер с «Астарты» пристыковался к шпилю, полковник Трастамара ступил на прозрачный кристаллопласт шлюза и увидел под ногами планету, облитую белыми сливками облаков и перечеркнутую сверкающим обручальным кольцом.

Кольцо, надетое на целый мир, тоже было искусственным.

Основатель Чеслав выбрал Митру за центральное место в Галактике и за то, что Митру не отягощал многовековой груз вольных обычаев и демократических предрассудков.

Здесь, на Митре, не было ни ядовитых животных, ни сорняков. Здесь не было крошечных государств, взаимных претензий, старых городов и древних развалин. Здесь не было юристов и независимых судов, которые могли запретить императору забрать землю под взлетную площадь дворца, потому что на этой земле было чье-то кладбище или чей-то дом.

Девяносто восемь процентов повфхности Митры изначально было покрыто водой, и дворец императора расположился на одном из немногих островов. Это было сделано намеренно, чтобы изолировать дворец от подчиненных миров и обеспечить императору максимальную безопасность.

Но слишком много дорог вело в Митру.

Еще при Основателе Чеславе во дворце обосновались Службы. Служба Войны, вобравшая в себе при императоре Валентине Службу Иностранных Дел; Служба Опеки, Служба Порядка и Служба Новостей. Службы обрастали чиновниками, чиновники – полномочиями.

Потом чиновники захотели домов, пансионатов и школ. Император Чеслав не любил чиновников и считал, что им полагается мало. А много полагалось ученым и спецтехам, работавшим в производственных центрах, принадлежавших службам.

Службы стали строить производственные центры на Митре. Строить центры было нелегко: ведь на планете не было ни сырья, ни дешевой энергии, ни рабочей силы. Сырье и спецтехов завозили; дома и пансионаты для них – строили. Дома и пансионаты, построенные для спецтехов, на самом деле утоляли чиновников.

Дворец оброс городом; мосты и туннели соединили между собой немногие острова Митры. Деловые решения тоже принимал император; бизнес стал стекаться на Митру. Частные компании стали строить искусственные острова или использовать антигравы.

Шестьдесят лет назад император Валентин приказал увеличить площадь суши, выбросив в космос триллионы тонн воды. Сила тяготения упала на два процента. На Митре появился континент. Над планетой, как над газовым гигантом, повис сверкающий пояс.

Потом операцию повторили второй раз и третий. К 130 г. э.и. суша занимала половину планеты; а города и поселения человека – две трети.

Кольцо обжили, превратив в гигантский комплекс причалов и складов. На планету построили лифты. Каждый день через двести семнадцать терминалов Кольца проходили сорок тысяч людей, полтора миллиона нелюдей и три миллиона тонн груза. Триумфальный Шпиль на всякий случай надстроили на три километра.

Орбитальный лифт, доставивший Станиса Трастамару к наземным уровням дворца, прошел сначала мимо сверкающей дуги Кольца, потом – сквозь вату облаков, а потом – сквозь белое молоко силового купола, и, когда Трастамара вышел из лифта, он вместо неба увидел белую полусферу, на которой сверкала эмблема империи: семь звезд, по числу семи секторов, и сжимающий их в когтях дракон.

Стен у дворца не было: для цивилизации, вышедшей в космос, стена как средство защиты не имела смысла, и вместо стены был Купол. Многие из тех, кто жил и принимал решения во Дворце, годами не видели настоящего неба. Они видели только небо, клейменное Семизвездием и Драконом.

Внизу, у решетчатых ферм причальной башни, начальника Оперативного Штаба уже ждали: один из его заместителей, Эвелен Дор, и служба охраны дворца. Служба была встревожена экзоскелетами на ногах Трастамары. Любая экзоэлектроника во дворце была запрещена. Впрочем, недоразумение быстро разрешилось. После нескольких звонков начальник охраны дворца генерал Терензи лично подмахнул соответствующий чип, и Трастамара вышел сквозь распахнувшийся арморпласт к ожидавшей его наземной машине.

* * *

Двери на личную половину дворца были закрыты… Ежедневный Зал был полон народу. На больших экранах красовались логотипы новостных порталов; тот, что слева у входа, показывал запись героической битвы генерала Чебиры с пиратом ван Эрликом. Тот, что справа, показывал пресс-конференцию Тино Чебиры. Тино Чебира стоял тут же, и около него стояли командующий Красным флотом адмирал Иссуф и немолодой сутулый барр, с белыми перьями и самым длинным клювом из тех, что Трастамара когда-либо видел.

Барр был Сыном Всех Гнезд. Он спешно прибыл на Митру для того, чтобы заверить императора людей в совершенной покорности его расы. Возле Сына Всех Гнезд и Иссуфа стояли трое спецназовцев. Они охраняли почетного гостя, прибывшего выражать покорность, от людей и людей – от почетного гостя.

Полковник Трастамара тепло поздравил своего друга и коллегу Тино Чебиру и поговорил с генеральным прокурором. Потом он обменялся мнениями с адмиралом Иссуфом и имел несколько слов с белым барром. Белый барр заверил его в вечной дружбе с императором Теофаном и спросил о слухах, ходящих во дворце по поводу предстоящего назначения генерала Чебиры. Говорили, что его отправят расследовать взрыв над Баррой, и Сын Всех Гнезд выразил опасение по этому поводу.

Дело в том, что генерал Чебира специализировался на предотвращении покушений на императора. За последние три года он предотвратил семнадцать покушений, и каждый раз покушавшиеся давали подробные показания. При этом из двадцати восьми совокупно задержанных террористов только пятеро были людьми, а все остальные – баррами. В связи с этим Сын Всех Гнезд выразил некоторое сомнение в объективности будущего расследования Чебиры. Он с пониманием отнесся к необходимости частого раскрытия покушений на императора, но намекнул, что если бы Тино Чебира относился ко всем расам империи одинаково, то и покушений получалось бы поровну со стороны барров, крийнов и локров.

Кроме того, Сын Всех Гнезд выразил осторожное опасение, что если послать генерала, который только что уничтожил ван Эрлика, расследовать преступление, совершенное, по словам некоторых злопыхателей, вышеупомянутым ван Эрликом уже после того, как вышеупомянутый генерал его уничтожил, то генерал может быть склонен к переоценке роли барров в преступлении и недооценке роли ван Эрлика.

Станис Трастамара поддержал собеседника в этом вопросе и двинулся дальше. Он поговорил с двумя видными промышленниками и одним из заместителей министра обороны, а потом извинился и вышел в наружную галерею.

В галерее, опоясывавшей Ежедневный Зал, было светло и солнечно, и на голографических экранах меж огромных окон снова был Тино Чебира анфас. Светлейший Ассен Ширт, очень маленький на фоне своего голографического зама, жал руку у балюстрады какому-то промышленнику. Завидев хищную фигуру с волосами цвета шкурки горностая, промышленник откланялся и был таков.

Начальник Службы Опеки и его подчиненный вежливо поздоровались. Ассен Ширт сухо поздравил полковника Трастамару с его успехом на Лене и заговорил об операции Тино Чебиры. Он говорил минут пять или шесть, и пока он говорил, полковник Трастамара чуть-чуть отходил назад и влево, и светлейший Ассен Ширт шел за ним, так что по прошествии пяти минут Ассен Ширт поднял глаза и увидел прямо перед собой, за плечом Трастамары, своего заместителя Тино Чебиру. Глава Службы Опеки слегка приостановился. Тино Чебира был в галерее на каждом экране, и так как экраны были очень большие, то голова светлейшего находилась как раз там, где у Тино Чебиры на экране сходились брюки.

Полковник Трастамара не заметил взгляда своего шефа и осведомился, правда ли, что тот собирается в отставку. Светлейший удивился и спросил, откуда такие слухи. Полковник Трастамара сказал, что он только что говорил с Сыном Всех Гнезд и что Сын Всех Гнезд был уверен, что генерал Чебира, ввиду своих заслуг, возглавит Службу Опеки и что это дело решенное между Чебирой и первым министром Хабилункой: генерал получит двести миллионов за ван Эрлика и все их отдаст Хабилунке в оплату за назначение и еще будет платить не меньше пятидесяти миллионов ежегодно.

Светлейший Ассен Ширт побледнел, а потом покраснел.

– Какой негодяй! – вскричал глава Службы Опеки. – Ведь он из этих двухсот сто обещал мне!

Станис Трастамара улыбнулся и, заметив, что его начальник смотрит прямо перед собой в точку на экране, спросил:

– Неужели вы не видите, что он метит на ваше место?

Лицо Ассена Ширта окаменело.

После этого Станис Трастамара передал главе Службы Опеки чип с расследованием, касающимся «Эдема», и другой, о базе над Баррой. Перый чип неопровержимо свидетельствовал, что Эйрик ван Эрлик угнал «Эдем» в секторе Роза через день после того, как Тино Чебира вышиб его из ваккума на другом конце Галактики, а второй чип содержал индивидуальные лучевые подписи боеголовок «Борей-М», которыми была уничтожена база над Баррой. Полковник Трастамара выразил убеждение, что Тино Чебира совершил великий подвиг, уничтожив пиратский фрегат, и, видимо, только небрежность какого-нибудь медтеха или излишнее рвение лаборанта привели к ошибочному предположению, что в этом корабле, несомненно входившем во флот ван Эрлика, находился и сам пират. И что эта небрежность ни в коем случае не должна попасть в публику, потому что иначе получится, что Служба Новостей три дня порола чепуху, а Служба Опеки существует не для того, чтобы уличать Службу Новостей в том, что та порет чепуху. И, увы иногда долг Службы Опеки – в том, чтобы снабжать Службу Новостей чепухой; но что главе Службы Опеки будет полезно иметь на руках расследования касательно «Эдема», чтобы его заместитель не очень-то зарывался.

– Истина, как и власть, должна быть доступна немногим, – почтительно процитировал полковник Трастамара слова Основателя.

Глава Службы Опеки сжимал в руках чип так, как будто это была шпага, на которую он намеревался насадить генерала Чебиру.

На вопрос о том, что делать с базой над Баррой, полковник Трастамара посоветовал сообщить в новостях, что надобность в базе отпала в связи с установлением полного мира и дружбы между баррами и людьми, и база была эвакуирована и распущена еще несколько месяцев назад; слухи об этой эвакуации враги государства и переделали в не имеющие перед собой никакой почвы слухи о взрыве.

Напоследок Станис Трастамара передал главе Службы Опеки чип с полным расследованием касательно нарколаборатории на Лене. Станис Трастамара не был настолько наивен, чтобы думать, что губернатор Эрад Тарета может быть уволен из-за такого пустяка, как производство аклозина, но и получать с него деньги сам он не собирался. Он предоставил эту возможность своему начальнику.

Он знал, что за это его и ценят. Станис Трастамара постоянно раскапывал такие дела, которые другие починенные Ассена Ширта заминали за миллион или два. По самым скромным подсчетам, деятельность Станиса Трастамары приносила его непосредственному начальнику не меньше трехсот миллионов эргталеров в год. Даже Тино Чебира с его раскрытыми покушениями и убитыми пиратами имел гораздо более низкую капитализацию. «Честность окупается», – часто повторял светлейший Ассен Ширт по поводу полковника Трастамары.

Глава Службы Опеки взял чип и заверил, что примет все меры к наказанию губернатора.

Начальник Оперативного Штаба, светлейший Ассен Ширт, прокурор империи, адмирал Иссуф и белый барр прождали аудиенции у императора еще часов пять. К вечеру из внутренних покоев вышел светловолосый майор и, поклонившись, доложил, что император так и не освободился.

Когда полковник Станис Трастамара опустился на сиденье служебного флайера, он потерял сознание от боли. Ведь врачи запретили ему ходить больше часа, а право сидеть в Ежедневном Зале имел только император.

* * *

Центральный офис «Объединенных верфей» поистине был грандиозен. Трехсотдвадцатипятиэтажное здание вздымалось ввысь пирамидой из тонированного стекла и дюралекса. Сбоку высился сверкающий шар автономного дельта-генератора. Мощности, вырабатываемой им, хватило бы на десяток тысяч небоскребов, и употреблена эта мощность была для непомерного хвастовства: верхние пять этажей здания, приподнятые стационарными антигравитационными установками, плавали в полусотне метров над основанием призмы, соединенные с ним прозрачной пуповиной безынерционного лифта.

Полковнику Трастамаре лифт не понадобился: его флайер сел на плавающей верхушке здания. Вышколенные охранники-локры провели его внутрь.

Не меньше десятка локров и один человек. Человек был без оружия.

Локры, разумеется, тоже были без оружия.

Вот только локр сам по себе – оружие.

Маленькие приземистые тела, на которые он смотрел, были на самом деле псевдотелами: колониями. На Локре эволюция пошла другим путем; крошечные организмы не стали усложняться в строении, а учились жить в симбиозе друг с другом. В теле – колонии жили десятки тысяч живых существ, по отдельности не обладающих даже признаками разума.

Локр мог потерять разум от страха. Локр мог потерять разум, когда приходила пора размножиться, и локр разбегался на кусочки, сплетавшиеся с кусочками другого локра и достраивавшимися до единого целого.

А еще локры могли, сохраняя разум, выметывать части тела – с начальной скоростью до ста сорока метров в секунду и безупречным прицелом. С точки зрения Трастамары, склонного, как и любой сотрудник СО, к паранойе по долгу службы, каждый локр был ходячим пневматическим ружьем, и конфисковать это ружье не было никакой возможности.

Полковника Станиса Трастамару отвели в гостевую комнату. Роскошный ковер мягко пружинил под ногами. Прямо из стен росли ветви арриолусов и атиний, усыпанные зелеными, синими и оранжевыми цветами. В комнате было абсолютно все – начиная от многочисленных закусок на низком столике и кончая водопадом, который падал откуда-то сверху, с немыслимой высоты, и превращался в скромный ручеек, текущий по выложенному камнями желобу.

У основания водопада была укреплена эмблема «Объединенных верфей» – колесо с восемью лучами. Колесо медленно вращалось под действием падающей воды. Трастамара подошел к водопаду и потрогал его рукой. Водопад был из воды, а колесо – из дерева.

– Приятный уголок, не так ли? – раздалось за спиной Трастамары.

Полковник обернулся.

Президент «Объединенных верфей» стоял у медленно закрывающейся двери. Нин Ашари был высоким, не старым еще человеком лет семидесяти, с холодными голубыми глазами и необыкновенно бледной кожей: медик предположил бы болезнь, а палеоантрополог – редкое генетическое происхождение от легендарных европейцев. Нин Ашари родился вскоре после Великой Войны и во время учебы в университете зарабатывал на жизнь чернорабочим на верфях Аркуссы. Его огромный строительно-транспортный холдинг был создан с нуля. Его корабли имели всегда самый большой выход мощности на единицу массы, его грузовики всегда приходили по расписанию, – но самую большую известность Нин Ашари получил, когда в его лабораториях создали и запатентовали локальный гипердрайв.

Именно эффект ЛГД использовали гиперпушки и гипербоеголовки – два единственных вида оружия, изобретенного после Великой Войны, и в начале войны с харитами холдинг Ашари получил изрядные военные заказы. Принц Севир был так потрясен представленными ему счетами, что оплата их показалась принцу оскорблением власти. Сначала промышленника обвинили в завышении смет; потом – в разглашении государственной тайны, выразившейся в публикации в открытой печати математических работ Ашари по обоснованию эффекта локального гиперперехода. Потом патент на ЛГП отобрали в собственность государства, и суд предъявил холдингу многомиллиардные штрафы задним числом за факт использования принадлежащего государству патента.

А затем взяли и самого Ашари. Его обвинили в том, что он работал с секретной технологией, не имея к ней допуска. Господин Ашари попал в тюрьму на Рамануссене и провел там два месяца. Слухи о «жидких гвоздях» вовсе не были слухами – полковник Трастамара лично видел запись.

Через полгода Ашари выпустили из тюрьмы и назначили помощником принца Севира по науке и технологии. Он сохранил свой холдинг, и более того – получил множество военных заказов. Но полковник не был уверен, что холдинг Нина Ашари по-прежнему принадлежит ему, и сомневался, что такой человек, как Нин Ашари, простит принцу Севиру и гвозди, и все остальное.

Нин Ашари церемонно поклонился полковнику и вдруг хлопнул в ладони. Стена за водопадом исчезла, поток разошелся, словно взрезанный невидимым ножом. Ашари протянул руку, приглашая следовать за ним, и сам прошел первым за водопад.

Полковник Трастамара шагнул вслед и чуть не споткнулся на пороге.

Огромный балкон, распахувшийся за водопадом, словно плыл в зените. Над балконом, по серебряной проволоке Кольца, катилось бело-голубое солнце, слева и справа вставали белоснежные головки зданий, и сам балкон был устроен из длинных, в рост барра, стальных балок, пересекающихся под прямыми углами.

Между балками не было ничего – ни пластика, ни стекла, – ничего, кроме совершенно невидимого плоского силового поля и крошечных стоэтажных зданий далеко внизу.

Посереди одного из квадратов над миром парил легкий столик с парой кресел, и около одного из кресел стоял Нин Ашари. С улыбкой он показал Трастамаре кресло напротив. Столик был совершенно той же конструкции – овальная рама и силовое поле внутри.

– Прекрасный вид, – сказал полковник. Подошел и сел.

Откуда-то из-за водопада вышмыгнул локр, поставил на стол небольшой поднос с дымящимися чашечками чая и свежей сдобой, поклонился, втянул чешуйки и убрался за водопад. Трастамара наблюдал за ним с изумлением.

– Вы чем-то удивлены? – спросил миллиардер.

– Признаться, да. Локры… не очень храбры, – сказал полковник, – не ожидал, что локр… может ходить над бездной.

– Локры почти не используют зрения, полковник. Они гораздо больше полагаются на радар. Мой маленький слуга не понимает, что так смущает вас в этой террасе. Она ему кажется твердой поверхностью, какова она и есть.

Миллиардер чуть улыбнулся и добавил:

– Иногда нехватка рецепторов спасает нас от многих проблем, полковник. А их изобилие заставляет нас предполагать трудности там, где их нет.

Кораллы далеко внизу казались игрушечными. Чуть-чуть не хватало кислорода. Обычно граница воздуха и силового поля слабо мерцала: здесь пол был совершенно прозрачным.

– Это поразительное изобретение, – сказал Трастамара.

– Это не изобретение. Это просто мелкий фокус.

Они помолчали. Если приглядеться, то на той высоте, на которой они были, можно было в полдень разглядеть звезды. Трастамара и Нин Ашари молча пили чай, наслаждаясь высотой и покоем. Чай кипел, но не обжигал. На такой высоте вода должна была закипать при восьмидесяти градусах.

– Знаете, что это такое? – вдруг внезапно спросил Нин Ашари, указывая за спину Трастамары.

Полковник обернулся и увидел, что водопад за ним по-прежнему падает с неба, отделяя веранду от кабинета, и под водопадом вращается колесо.

– Эмблема вашей компании.

– Что это за устройство?

Трастамара сначала не понял вопроса. Ему не приходило в голову, что что-то, сделанное из дерева, может быть техническим устройством.

– Это мельничное колесо. Вода вращала колесо, колесо вращало жернова, а с помощью жерновов мололи муку. Но прежде всего это просто колесо. Вы знаете, когда изобрели колесо?

– Нет.

– Я тоже. Но его изобрели несколько тысяч лет назад, и с тех пор его никто не усовершенствовал. К нему приделывали обода и шины, его делали из дерева и металла; однажды из него сделали турбину, потом винт – но принципиально улучшить этот дизайн невозможно. Вы помните, когда был открыт гипердрайв?

– Триста пятьдесят лет назад.

– А парус Хамачи?

– Двести двадцать.

– Двести двадцать, – как эхо, откликнулся Нин Ашари, – с тех пор человечество выиграло Великую Войну. Оно потеряло свою планету и получило полторы сотни чужих. Но странное дело – оно больше не совершило никаких фундаментальных открытий.

– А… локальный гиперпереход?

– Этот эффект предсказал Фридрих Хейзенхоффер двести сорок лет назад. Просто тогда не было накопителей Бэра и устройство весило бы четыреста тонн.

– Как можно выпить воду, которая уже выпита, – медленно сказал Трастамара, – как можно совершать фундаментальные открытия, когда все открыто?

– О, поверьте, полковник, в истории человечества уже много раз были эпохи, когда все уже было открыто и ясно. Наши с вами предки считали, что жертвоприношение козы может вызвать дождь, а гром барабанов прекратит солнечное затмение. Им нечего было изобретать – все было ясно.

– Мы не дикари, – сказал начальник Оперативного Штаба Службы Опеки. – Гиперпереход – это вам не коза.

– Вы знаете, сколько патентов регистрировалось сразу после конца войны? Две тысячи в день. А сейчас? Пятьсот в год.

– И почему же?

Нин Ашари откинулся в кресле. Его сухощавая фигурка, казалось, парила над Митрой в лучах заходящего солнца.

– Когда-то, когда человечество жило еще на Земле, у него были рабы. Рабовладельческий строй. При этом строе жили ученые, изобретавшие различные машины. Но машины не применялись, потому что рабский труд был дешевле. Вы не замечаете, что мы тоже живем при рабовладельческом строе?

– Все расы империи равны, – надменно отчеканил полковник.

– Прекратите нести чепуху. Крийны – наши рабы. Это знает любая банда подростков, которая в переулке ломает им клешни. Да и локры, если на то пошло, – тоже. Технический прогресс возможен тогда, когда усовершенствование делает производство более дешевым. А труд наших рабов – роботов, локров и крийнов – так дешев, что любое усовершенствование делает производство более дорогим. Почти половина новинок приходится на императорский дворец: тут не считаются с экономией, если речь идет о более красивой или эффективной системе. Кстати, эти террасы наш холдинг тоже разрабатывал для дворца.

Нин Ашари помолчал.

– Печальная истина состоит в том, что мы используем нашу технику в течение десятилетий практически без изменений, как использовали наши предки плуг или меч. «Эдем» был построен в конце Великой Войны. Его использовали над Крийной, над Баррой и над Харитом. Его дизайн неизменен. Единственное изменение – это «Борей-М» вместо обычных термоядерных боеголовок, а как я уже сказал – эффект ЛГП был предсказан двести сорок лет назад.

Миллиардер откинулся в кресле, поставив чашку на стол, и та застыла, как большая фарфоровая капля, в трех с половиной тысячах метров от земли. Бледные пергаментные скулы поднялись от улыбки, глаза чуть сощурились.

– Впрочем, довольно лирики. Я благодарю вас за то, то вы лично возглавили группу, расследующую угон «Эдема». Преступники бросили вызов мне и моей компании. Я рад, что вы пришли сюда. Могу я попросить поделиться теми данными, которые не являются секретными?

Полковник Трастамара молча протянул господину Ашари два чипа. Один содержал короткий официальный доклад об угоне «Эдема» «Кровавым Псом» Эйриком ван Эрликом, бунтовщиком и пиратом, голова которого была оценена империей в двести миллионов эргталеров. Другой – доклад об уничтожении базы над Баррой гипербоеголовками класса «Борей-М».

Холодные голубые глаза Нина Ашари текли по документам со скоростью сканера.

– Это точно был ван Эрлик? – спросил Ашари.

– Без сомнения.

– Вы ставите вашего коллегу Тино Чебиру в незавидное положение.

Полковник Трастамара помолчал. Потом уточнил:

– Господин Ашари, как я понял из документов, «Эдем» – первый корабль, на котором использовались гипербоеголовки класса «Борей-М»?

– Да.

Нин Ашари мягко поднялся с кресла.

– Первый и единственный? Их больше нет?

– В случае удачных испытаний ими предполагали снабдить «Киев» и «Барсук».

– Ну – испытания состоялись.

Миллиардер принялся расхаживать по террасе: он шел, заложив руки за спину, двадцать шагов в одну сторону, двадцать – в другую. Наверное, он научился ходить так в тюрьме. Только в тюрьме у него не было личного водопада и силового поля над бездной. Хотя бездна под ним была.

Они все, если вдуматься, ходили над бездной.

– Я в общем-то профан в том, что касается военного флота, – любезно сказал полковник, – но насколько «Борей-М» превосходит любое существующее оружие?

– «Борей-М» не отличается принципиально от снаряда гиперпушки или немодифицированного «Борея». Его можно сбить до ухода в гипер и остановить силовой стеной.

– Но сбить и остановить его трудней?

– Ненамного.

Нин Ашари остановился метрах в десяти от полковника Трастамары. Руки его были заложены за спиной, глаза глядели куда-то поверх собеседника, к водопаду и вращавшемуся под ним деревянному колесу с приделанными к нему лопастями. «Интересно, он может выключить поле по квадратам? – подумал полковник. – Он стоит на другом квадрате, чем я, и, если он его выключит, я буду падать с высоты в три с половиной тысячи метров».

– Господин Ашари, – внезапно спросил полковник, – что вы думаете о принце Севире?

– Принц – замечательный человек, – вежливо сказал Нин Ашари, – любящий сын и верный подданный. Не сомневаюсь, что он будет достойным наследником императора Теофана.

Длинная фраза Нина Ашари удивительно напомнила полковнику короткое утверждение ван Эрлика.

– Вы пожертвовали в этом году четырнадцать на десять в девятой эргталеров в Фонд развития имени принца Севира.

– Я сделал это добровольно, – Ашари с вежливой улыбкой развел руками, – большая честь – иметь возможность помочь такому человеку, как принц Севир.

Эту честь вместе с Нином Ашари разделили еще пять промышленников рангом помельче. Шестой, глава крупного холдинга, специализировавшегося на гравитонике, видимо, чести воспротивился. Его останки прислали с Рамануссена в закрытом гробу. Официальный вердикт гласил: «смерть от несчастного случая».

– Так, значит, – внезапно спросил Трастамара, – нет никаких шансов, что база над Баррой была уничтожена не «Эдемом»?

– Почему вы так настаиваете, полковник?

Полковник Трастамара устало потер виски.

– У нас свои источники в среде пиратов. Вероятно, они пытаются сбить нас с толку.

Нин Ашари внимательно – очень внимательно – глядел на полковника.

– Дайте-ка еще раз ваши отчеты, – сказал он, – я хочу поглядеть, нет ли в них неточностей.

Полковник молча протянул ему чипы. Глаза миллиардера были теплы, как вакуум. Пальцы, не глядя, летали по документам.

– Пожалуй, неточность есть. За голову ван Эрлика полагается триста миллионов. А не двести.

Трастамара встал, и гостеприимный хозяин тоже встал, отвешивая ему низкий поклон.

– Мне было очень приятно, – сказал Нин Ашари, – увидеть праправнука великого Ли Трастамары. Я всегда восхищался им.

Они уже прошли через водопад, когда полковник внезапно обернулся и сказал:

– Как ваши колени?

Глаза миллиардера выражали искреннее недоумение. Воздух вокруг них, казалось, похолодел.

– Ваши колени, – повторил полковник, – я слыхал, у вас были проблемы.

– Никаких проблем, – сказал владелец «Объединенных верфей».

Когда глава Оперативного Штаба ушел, хозяин «Объединенных верфей», миллиардер и пэр империи Нин Ашари вернулся на террасу и долго сидел над миром неподвижно, прислушиваясь к шуму воды и скрипу мельничного колеса.

Потом он нажал кнопку вызова, вмонтированную в ободок силового стола, и на столе перед ним появилось лицо светлейшего Ассена Ширта, главы Службы Опеки.

– Привет, Ассен, – сказал Нин, – ты будешь сегодня вечером у Райза? Да, кстати, у меня был твой зам. Этот… Трастамара. Странный тип. Вымогал у меня сто миллионов, чтобы занять твое место.

* * *

Светлейший Ассен Ширт, глава Службы Опеки, и президент компании «Объединенные космические верфи» Нин Ашари встретились через пять часов на вечеринке у министра финансов. Они потолковали минуты три, и Нин Ашари вручил светлейшему вненомерную кредитку на сто миллионов эргталеров, в знак уважения к Службе Опеки и как свидетельство того, что руководство компании никоим образом не причастно к скандальному угону корабля. Спустя пятнадцать минут Нин Ашари покинул веселую вечеринку, а светлейший Ассен Ширт остался и допился до поросячьего визга, так что утром ему меняли всю кровь.