355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юлия Кузнецова » Помощница ангела » Текст книги (страница 7)
Помощница ангела
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 18:20

Текст книги "Помощница ангела"


Автор книги: Юлия Кузнецова


Жанр:

   

Детская проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)


Глава 18
Телефон и кусочек сахара

Во сне Джулиана так и не пришла. Сон был гладкий, чистый, как кафельная стенка ванной, без тревожащих сновидений и печальных мыслей. Пустота. Вот что ощущала Алёна на следующее утро. Она спустилась по лестнице, но остановилась на нижней ступеньке. Родители сидели в гостиной, к ней спиной. Они сидели за столом, но не как обычно – друг против друга, а рядом. Оба напряжённо смотрели в окно, словно там показывали какой-то фильм.

– Я не понимаю, – сказал папа, – но тебе какая разница?

– Есть вещи, – произнесла, слегка задыхаясь, мама, – которые делать нельзя.

– Это в книжках по фэн-шую написано?

Мама выпрямилась и опустила глаза. Папа, наоборот, откинулся на спинку стула и сцепил руки на затылке.

– Не надо смеяться, Игорь, – отчеканила она, – есть вещи… Я не знаю, как тебе объяснить.

– Ну, конечно. Куда уж нам. Университетов не кончали.

– Игорь, – всхлипнула мама, – ну зачем ты так…

Алёну словно прожгло изнутри. Зачем и правда он так её унижает? Он как раз закончил университет, а она – даже не закончила что-то в своём Орле, а приехала в Москву.

О чём они спорят, о ней? О том, как побыстрее отправить её в Англию?

– Тогда объясни, зачем тебе нужна эта дурацкая берёза? – сказал Игорь.

Алёна посмотрела в окно. Вот оно что. У калитки росла высоченная берёза. Папа не раз жаловался, что она мешает ему, когда он на машине. Не то чтобы он не мог проехать… Но ему приходится напрягаться, когда он едет мимо березы. Он может поцарапать машину.

Значит, теперь он решил её спилить…

Алёна попробовала посмотреть на это с папиной, как это говорят, колокольни. Машина дорого стоит. И царапать её каждый раз о берёзу – значит трепать себе нервы. Они тоже дорого стоят. В смысле – лечить их потом дорого. Не в смысле денег, а в смысле папиного времени. Папа ведь когда-то ходил к психологу, Алёна знает это по обрывкам разговоров.

Но как-то не получалось до конца поверить, что дорогая железяка важнее живой берёзы. Что удивительно, маме берёза тоже была чем-то дорога.

В детстве берёза была для Алёны целым миром. У неё был довольно толстый ствол, весь изрытый на уровне Алёниного роста какими-то тёмными дорожками. Алёна приезжала из школы, выскакивала из машины и бежала смотреть на жучков и муравьёв, путешествующих по этим дорожкам, перелезающих через бугорки (а для них это целые горы!) и следящих друг за другом в тёмных извилистых трещинах.

Потом Алёна подросла и поняла, что берёза толстая только внизу, а наверху она изящная, белокожая, с кудряшками листьев, и Алёна сначала всегда мысленно здоровалась с ней, когда возвращалась домой. Даже придумала ей имя – Настя.

И вот Настю собираются убрать… Из-за того, что папе неудобно вылетать из дома на свою другую планету.

– Если ты её спилишь, – вдруг сказала мама чисто и строго, как учительница начальных классов на родительском собрании, – то я скажу Алёне про Максима.

Папа не пошевелился, но его пальцы… Они схватили пучок волос на затылке и сжали его изо всех сил.

– Это, конечно, особенно актуально сейчас, – усмехнулся он, – когда теплятся следы истории со старухой.

«Теплятся следы? – опешила Алёна, – почему он так решил?! В конце концов я придумаю, как пересадить яблони, и если меня не пустят, то просто напишу об этом Лидии Матвеевне! А она напишет мне. Что, в Англии, почты нет?!»

– Я скажу ей, – повторила мама.

– Угрожаешь? – сказал папа медленно и всё равно насмешливо, – шантажируешь… Ты ведь только навредишь Алёне. Это окончательно снесёт ей крышу. С таким трудом поставленную на место. Мало того, что ты проворонила, когда её крыша стала уезжать. Так ещё и хочешь завалить мне проект с Англией?

Последние слова папа отчеканил. Громко.

У Алёны загорелись ладони. И щёки. И заломило где-то в шее.

Папа говорил ей про то, как он радовался тому, что она нормальная. Прививки в срок, ещё что-то. Тогда она даже улыбнулась. Решила, что папа радуется ЕЙ.

А она просто его проект. Который удачно продвигается. А не родное, живое, тёплое существо, которое хочется прижать к сердцу.

Алёна вспомнила, ощутила объятия Лидии Матвеевны. И неожиданно спустилась и бросилась к двери. Неважно, что она ей скажет, только…

С крыльца она увидела Вика. Он стоял за забором и делал ей знаки.

– Что? – проговорила она, стараясь набрать в грудь побольше воздуха. Почему-то его не хватало даже на улице, даже возле Насти, той самой, которую сегодня собираются убить.

– Подойди поближе, – сказал негромко Вик, прижимая к сетке пухлую физиономию.

«Родители увидят нас в окно, – подумала Алёна, – ну и пусть!».

– Алён, – торопливо сказал Вик, слегка глотая звуки, – ты не думай, а? Мы, конечно, за тобой следили… Но я против был, чтобы родилкам клепать. Честно. Я её отговаривал, но она… Ты знаешь же, умеет.

– Она умеет, – согласилась Алёна, вдыхая воздух маленькими глотками и надеясь приноровиться к тому, что его стало так мало.

– А я, короче… Скоро уезжаю я, вот.

Вик потёр щёку, смущённо улыбнулся.

– Мы сейчас домой едем. А потом, короче, меня папка брату отдаёт на весь сентябрь. Дядька в армии служит. А в сентябре в отпуске. Хочет из меня мужика сделать. Настоящего, боевого.

Алёна смотрела на толстую физиономию Вика, со стеснительной улыбкой, мгновенно краснеющими щеками, на его белые пухлые руки и думала: «Какой из него боевой мужик?!»

– Но я это… Не за этим. Я спросить пришёл. Ты тогда с лопатой шла? Тебе что-то посадить надо было?

Алёна кивнула.

– Кабанова попросила? У тебя получилось? Нет? Хочешь, я помогу? Я могу. Я умею. У нас же дома огород. Мамка у меня любит это дело. Ну и я… так. Умею немножко.

Воздух хлынул в лёгкие, словно Алёна долго плыла под водой и вдруг вынырнула.

– Чего ты? – испугался Вик, – чего задыхаешься?

Алёна покачала головой.

– Нет. Нет, наоборот. Вик! Если бы ты знал… Хотя погоди. Зачем тебе это, а? Я не сержусь на Энджи… И на тебя, конечно, ты вообще не виноват. Я на себя злюсь. Мне надо было сказать Лидии Матвеевне, что у меня не вышло ничего. А я, понимаешь… По крыше лазать не побоялась. Уколы делала. А тут… Струсила, понимаешь.

– Брось, бывает, – сказал Вик, – я вот отцу тоже стремаюсь сказать, что не хочу я в охранники. Что мне больше всего на свете хочется замки делать. И на настоящие замки посмотреть охота. Но нет такой работы – на настоящие замки смотреть… Что копать надо?

– Ох, Вик, не знаю. Я дала себе зарок, что сама это сделаю. Что никого не попрошу.

– А я сам пришёл. Если друг пришёл и помощь предлагает, чего плохого-то, не пойму! – рассердился наконец Вик, и стал похож на добрый, но сердитый паровоз.

Алёна улыбнулась.

– Ладно, не пыхти. Спасибо тебе вообще.

– Закончим, скажешь спасибо, – проворчал Вик.

Узнав о яблонях, он сказал:

– Значит, так, я за лопатой. А ты пока иди в интернете глянь, чем там эти ямы удобрять надо. Я не помню. А вечером я в Звенигород съезжу, куплю удобрения.

– Вик, – выдохнула Алёна, и протянула руку, чтобы погладить его пухлые пальцы, и повторила, – спасибо!

За спиной послышались шаги. С крыльца спустился папа. Хмуро глянул на них.

– 3-здравствуйте, – промямлил Вик.

– Алёна, ты куда? – спросил Игорь.

– Никуда…

– Вот и славно. Иди домой.

Игорь направился к машине, ещё внимательнее, чем обычно, глядя себе под ноги. Алёна вдруг заметила, что он перешагивает через трещинки на асфальте.

Она повернулась к Вику, но его у забора уже не было.

У себя в комнате она плюхнулась в кресло и схватила трубку телефона. Но, подумав, не стала набирать номер. Вдруг у Вика тоже не получится проковырять эту дурацкую твёрдую землю? Позвонит вечером.

Она поглядела на трубку и кое-что вспомнила. Про телефон и кусок сахара. У них в школе были уроки верховой езды. Перед занятиями Алёна брала в буфете белые кубики сахара и прятала в кармане – для лошадей. Как-то раз она забыла, что в кармане телефон. Сунула сахар туда. А потом принялась проталкиваться через толпу голодных школьников, осадивших буфет. Её сдавливали со всех сторон, и перед занятием Алёна обнаружила, что сахар раскрошился. Но и у телефона бок оказался поцарапанным.

Телефон и кусок сахара. Вот на что похожи её родители. Папа – телефон. Мама – кусок сахара. А раз она крошится, значит, и у него царапины? Такие невидимые царапины, которые заставляют перешагивать через трещинки на асфальте и улыбаться одним ртом.

Однако… Алёна вспомнила, что ещё недавно ей казалось, что их семья похожа на зубные щётки в стакане. А теперь – на сахар и телефон. Раньше они не смотрели друг другу в глаза и не повышали голоса, а теперь… Может быть, что-то изменилось?




Глава 19
Успение

Бывает так странно – вроде ты спишь, но слышишь голоса тех, кто в соседней комнате. Слышишь очень отчётливо. Понимаешь каждую фразу. А потом – просыпаешься.

Алёна слышала голос, но не снаружи, а изнутри. В голове кто-то говорил: «Надо сказать Лидии Матвеевне, что с яблонями всё устроилось».

Вик позвонил вчера поздно вечером и сообщил, что ямы он выкопал. И завтра едет в Звенигород за удобрениями.

«Надо сказать», – повторил голос.

Алёна открыла глаза и поняла, чей это был голос. Джулианы!

– Ты права, – сказала Алёна и протянула руку к телефону.

Но взгляд её уловил какое-то движение у окна. Она подняла голову и увидела под потолком на карнизе белого голубя! Алёна глянула на окно. Закрыто. Как он тут оказался?! Голубь смотрел очень внимательно, склонив голову набок. Белоснежный, без единого темного перышка.

Алёна поморгала – не мерещится ли? Потом слезла с кровати, подошла к окну.

– Привет, – пробормотала она и открыла форточку.

Но голубь не улетал. Он смотрел на неё. И вдруг она поняла. Даже не поняла, а… почувствовала. Как будто голубь передал мысль. Они с Алексом часто общались в Картории мысленно, но ведь голубь, он же из обычной жизни, не из выдуманной!

Впрочем, это уже было неважно… Она обхватила себя руками. Голубь сорвался с места и вылетел в форточку.

Зазвонил телефон.

Алёна не стала подходить. Вместо этого она вышла в коридор и прислушалась. Трубку взяла мама.

– Алло? Что? Да. Да, мы в курсе, я как раз хотела… О… Мне очень жаль. Сочувствую. Что? В какой день? Ну… Вы знаете, я не уверена, что это хорошо для детской психики…

Да-да, я поговорю с ней. Я понимаю, Зинаида, понимаю. Я перезвоню вам… Хорошо, не буду. А во сколько нам прийти? Да, разумеется, мы не можем отпустить её одну. Для нас и так было загадкой… Я понимаю-понимаю. Держитесь. Мне очень жаль…

Алёна опустилась на ковёр, по-прежнему обнимая себя.

– Лидия Матвеевна, – пробормотала она, – ох… Лидия Матвеевна… Я ведь так и не успела вам сказать…

Два дня подряд она ходила как во сне. То есть совершала обычные действия. Разговаривала с родителями. Кажется, что-то искала в интернете. Но чувствовала себя при этом очень странно. Как будто её переселили в другой мир. Мир, в котором не было Лидии Матвеевны. И нужно было постоянно себе об этом напоминать. Потому что она вдруг поняла, что после неудачи с деревьями и побега она не раз мысленно разговаривала с Лидией Матвеевной. Задавала вопросы. Ждала ответов… А сейчас – всё! Ей никогда…. Никогда не удастся больше поговорить… Порисовать… почитать…

В такие минуты Алёна начинала задыхаться, комок подступал к горлу. Самое ужасное, что ей не с кем было поговорить… Родители переводили разговор на другие темы. Почему? Им было стыдно, что они забрали её тогда? Или они боятся смерти? Зачем они тогда пошли с ней в церковь, куда Зина её позвала на отпевание? Да ещё и оба.

В церкви оказались люди, которые хотели поговорить о Лидии Матвеевне. Это были и её бывшие коллеги, и соседи по деревне, и, конечно, Зина со своей семьёй. Алёна с родителями остановились у порога. Наталья неловко перекрестилась. Пел хор, священник читал молитвы, и Алёна направилась к гробу, который стоял перед алтарём. Наталья шагнула следом.

– Не ходи, – прошептала она, хватая Алёну за рукав.

– Не могу, – произнесла Алёна тихо и ласково, словно успокаивая капризного ребёнка, и осторожно сняла Натальину руку.

И двинулась дальше, жадно ловя обрывки фраз, которыми шёпотом обменивались люди. «Такой сильный был педагог»… «А какая отзывчивая…», «Помнишь, как мы с Лидой тогда – смеялись…»

Вот и алтарь. Несколько женщин стояли со свечками в руках вокруг изголовья Лидии Матвеевны. «Как будто корона, – подумала Алёна, глядя на хоровод огоньков, – или венок». Кто-то дал ей свечку, и она встала рядом.

Вот и Лидия Матвеевна. Она была совсем не страшная, мёртвая. Такая спокойная, с закрытыми глазами, с руками, скрещенными на груди. В белой кофточке и синей юбке.

– На той неделе Успение, – услышала Алёна шёпот за спиной.

– Да, успела Лидочка, успела, – ответил кто-то тоже шёпотом.

Алёна посмотрела на женщин со свечками, на Лидию Матвеевну, лежащую ногами к алтарю, словно готовясь шагнуть куда-то, и вдруг поняла: они же её провожают. И рады, что она успела что-то сделать.

Может быть, уже знают, что они решили посадить деревья?

Тогда Алёна напрягла всю силу мысли.

«Лидия Матвеевна! – сказала она про себя, – не волнуйтесь! Мне помогает Вик. Мы справимся с вашим заданием». Ей очень хотелось, чтобы Лидия Матвеевна поймала эту мысль перед самым уходом. Ведь у голубя получилось что-то сказать Алёне. Может, и у неё получится?

Как бы то ни было, рядом с провожающими было очень спокойно, и Алёна ощущала, как уходит из груди страдание и печаль становится светлой.

А Игорь с Натальей стояли у прилавка с церковными книгами и смотрели не на Алёну, а в разные стороны. Оба злились.

Игорь злился, что несмотря на все усилия, второй его ребёнок снова получился странным. Не таким как все. Не так как первый, но… Нормальному ребёнку будет в церкви неловко, страшно, ну, хотя бы не по себе! А уж идти, смотреть на умершего… Что это?! Зачем?

Игорь посмотрел на потолок, прямо в тёмные глаза Иисуса Христа и мысленно спросил: «Вы мне там нарочно таких детей посылаете, чтобы на меня люди пальцем показывали? Неужели я не заслуживаю ОБЫЧНОГО ребёнка?» Но лицо Христа осталось непроницаемым, и мысли Игоря вошли в привычную колею: во всём виновата Наталья. Она упустила Алену, когда у нее поехала крыша.

Наталья же стеснялась испытывать злость в церкви (не положено ведь!) Но и радости она не чувствовала оттого, что Алёна отправилась ТУДА, да ещё так спокойно, словно они ей и вовсе не родители. Почему она такая независимая? В Игоря, что ли? Или она что-то доказывает им? Почему она ведёт себя, как хочет, и они ей не указ?

Наталье и в голову не пришло, что Алёна учится решать свои проблемы сама, и что делать это она умеет уже давно. А если бы и пришло, то наверняка не вызвало бы у Натальи радости… Какая же радость в том, что ты совершенно не нужна своему ребёнку?




Глава 20
Море чувств

Прошло две недели. Пользуясь отъездом родителей, Алёна сбегала на берег реки. Вик потихоньку начал пересадку деревьев. Две маленькие яблони протягивали ветки к реке, словно с восторгом глядели на её блестящую на солнце выгнутую спину.

– Не вздумайте засохнуть и не прижиться, – строго сказала им Алёна.

«Как можно засохнуть в таком красивом месте?» – прошелестели яблони еле слышно.

По дороге домой Алёна осматривала заборы и нижние ветки деревьев. Не мелькнёт ли где-нибудь белоснежное перо?

Белый голубь не выходил у Алёны из головы. Она его и правда видела? Или ей показалось? А если он был, то что это значит? Вдруг он и есть – помощник ангела? Значит, он прилетел ей помочь?

Внутри у Алёны… нет, не бушевал океан. Так бывает, когда входишь в море и не можешь понять – какая вода, холодная или тёплая? Вроде шагнул – у берега вода почти прозрачная и чуть ли не горячая. Чуть дальше – ощутил под ногами поток холода. Оттолкнулся, поплыл – снова тепло. А доплыл до буйков – так хо-о-о-лодно.

Вот и Алёна никак не могла понять, что она чувствует. С одной стороны, из церкви она вернулась с радостью. Радостью за Лидию Матвеевну. Что она «успела».

Другое – угрызения совести. Ведь она совсем забыла попросить тогда в церкви у Лидии Матвеевны прощения за то, что сбежала с папой, не звонила, оставила её одну.

Она всё боялась испортить их идеальную дружбу.

Алёна вдруг подумала, что на самом деле она здорово похожа на свою маму. Та тоже никогда в жизни не признается папе, что сделала что-то не так. Раньше Алёна мысленно посмеивалась над тем, как мама корчит (да! именно корчит!) из себя Идеальную Жену. А теперь, оказывается, Алёна и сама корчила из себя кого-то идеального.

Надо же, она похожа на маму… Никогда раньше ей не приходило это в голову. О-очень странное ощущение.

Вот это многочувствие очень мучило Алёну. Ей казалось, что взрослые так не мучаются. Они как-то определяются, что им надо чувствовать, и с этим живут. А лишнее отсекают.

Алёне, с одной стороны, очень хотелось определиться. Остановиться на чём-то одном. Пусть на радости. Но никак не получалось отсечь угрызения и стыд. К тому же она не была уверена, что сможет правильно выбрать, на чём ей остановиться.

Вот так, погрузившись в море чувств, Алёна и дошла до дома Лидии Матвеевны. Вчера звонила Зина, сказала, чтобы Алёна что-то забрала. Наверное, она забыла там свои вещи.

А ещё очень хотелось хотя бы поздороваться с Бэллочкой. Шепнуть ей, что Лидия Матвеевна «успела». Ведь наверняка она горюет без хозяйки.

Алёна взялась за ручку. Оказалось заперто. Алёна протянула руку к звонку. Белая кнопка, вся в грязных потёках. Нажала и услышала странный, неприятный скрипучий звук. Неудивительно, что у Лидии Матвеевны никогда не запиралась дверь.

Зина открыла резко, словно хотела крикнуть:

– Чего вам?

Но передумала, выдавила улыбку и сказала:

– А! Привет.

Зинин нос-картошка распух до каких-то невероятных размеров. Кончик его был пунцовым, словно Зина расковыряла там прыщик. Но по мешкам под глазами, по бледности кожи, Алёна поняла: не спала, плакала всю ночь.

Они молча поднялись наверх. Спальня была заперта. На столе не было лекарств, хотя запах в комнате стоял.

– А где Бэллочка? – спросила Алёна.

– Отправила в Москву, сын пока присмотрит. Мне тут убраться нужно, она бы под ногами путалась.

Зина говорила странно, как будто сквозь сжатые зубы.

Алёна промолчала. Жалко, что не удалось попрощаться.

«Надо попросить фотографию, – подумала вдруг Алёна, – наверняка ведь есть одна ненужная фотография, которую я могу взять на память».

– Садись! – сказала Зина, кивая на стул у пустого стола.

– Давайте я просто заберу вещи. Меня дома ждут.

Зина кивнула, пошла в кабинет и принесла оттуда Алёнину старую знакомую. Огромную тетрадь в коричневой клеёнчатой обложке. Алёна всё-таки села. И прижала тетрадь к губам.

Холодная. Пахнет кремом для рук. ЕЁ кремом для рук. Как будто её руки только что закрыли тетрадь. Алёна распахнула окно в Карторию. И сразу нахлынуло. Накрыло с головой. Слёзы побежали так быстро, что Алёна даже не успела понять, что плачет. Только отодвинула тетрадь, чтобы не закапать Джулиану, колыбели Больших Птиц и корабль Алекса.

Подняла глаза на Зину, а та… Та совершенно неожиданно скривилась от злости.

– Да?! – закричала она, – да? Конечно! Меня легко ненавидеть! Бросила, мол, мать! И у неё вон крыша съехала! Рисуночки ненормальные! Подписи! Чтобы ты знала! Чтобы ты знала, мы купили квартиру полгода назад! Сейчас там ремонт, но там четыре комнаты, и в одну я собиралась поселить маму! Понимаешь? Я правда собиралась это сделать! Я же не виновата, что она не…

Зина перевела дух.

– Между прочим, я ей предлагала переехать к нам уже сейчас. Мы живём в трёх комнатах, но ничего, потеснились бы. Она отказывалась. Говорила, что не хочет нам мешать. А сегодня я посмотрела ваши рисуночки… Вы ведь с ней вместе их рисовали, да? Она говорила мне, что стала рисовать. А дело-то в том, что ей на меня всю жизнь было наплевать! Она меня никогда не любила, понимаешь? Она всегда меня бросала! Всю жизнь! То командировка, то защита докторской, то студенты! И вот теперь – ты. Ты вместо меня. Тебя она полюбила за секунду. А меня – за всю жизнь не смогла!

– Вы не правы, вы не правы, – бормотала Алёна, – что вы говорите…

Но Зина уже не говорила, она закрыла лицо руками и убежала в кабинет. Алёна встала и, прижав к груди тетрадь, рванулась к лестнице. По дороге она подвернула ногу, чуть не упала. Схватилась за перила и, хромая, двинулась дальше. Когда она уже ковыляла по дороге, вспомнила, что хотела попросить фотографию. Но возвращаться не стала. Слишком болела нога. И ещё – гудело внутри. Очень больно гудело.



    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю