![](/files/books/160/oblozhka-knigi-pomoschnica-angela-192316.jpg)
Текст книги "Помощница ангела"
Автор книги: Юлия Кузнецова
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
Глава 15
Спасение Алёны
![](img44.png)
А утром было вот что. Ангелина доехала на автобусе до Рублёвской гимназии.
Путешествие далось ей нелегко, она ведь знала, что не выглядит, как человек с бабками. Хотя и постаралась надеть самую лучшую одежду, какая у неё была. И пиджак чёрный, и мокасины, которые ей Жанка оставила. И деньги в рюкзаке были. Ровно тысяча долларов. В рублях, но это неважно.
Охранник подсказал ей, как найти кабинет администрации (она гордо заявила, что приехала поступать). Энджи долго блуждала по пустынным коридорам, испытывая и зависть (у них тут было идеально чистенькое кафе, а не столовая, а ещё какой-то «Молодёжный клуб», три кабинета психолога, диваны, обитые светлой кожей, бутылки с водой бесплатные, с пластиковыми стаканчиками, и прочие прибамбасы крутой школы), и радость предвкушения (скоро-скоро и она сможет тут везде ходить и пользоваться, а главное – знакомиться с нужными людьми).
Администратором оказалась невзрачная тётка в кофте мерзкого цвета, который бабка называет фисташковым. У тётки были толстые пальцы, с которых она постоянно сгрызала заусенцы, а под столом виднелись туфли – старые, разношенные. Неясно, как такая Жужелица может работать в такой крутой школе, наверное, замещает кого-то более солидного.
– А документы привезли? спросила Жужелица.
– Ой, – вздрогнула Ангелина. Она совсем забыла про документы! Надо было их забрать из старой школы! Вот балда! Перепсиховала из-за бабок.
– А нельзя сначала оплатить? – спросила Ангелина.
– А у тебя с собой шестьдесят тысяч рублей? – удивилась Жужелица.
– Почему шестьдесят? Тридцать. За первый месяц. Может… может, мне у вас не понравится ещё, – на всякий случай добавила Ангелина.
– А вступительный взнос?
– Но я… Я же не в первый класс поступаю!
– Это неважно. По правилам все, кто переходит к нам в гимназию, платят вступительный взнос. Или оплату можно отложить. При поручительстве.
– А от кого оно должно быть?
– От родителя ученика нашей школы. У тебя есть знакомые в нашей школе?
«Алёнка, – сообразила Ангелина, – надо её мамашу на поручительство раскрутить!»
– И вообще, – продолжила Жужелица, – почему ты без родителей?
– Потому что у меня их нет, – мстительно сказала Энджи, – погибли.
Жужелица опустила взгляд, скрестила руки на груди, обтянутой фисташковой кофтой, но всё-таки сказала:
– Понимаю. Но правила есть правила. По правилам, кстати, надо не первый месяц оплатить, а первый год, но тут возможны варианты. Однако вступительный взнос обязателен.
– Ладно, – пробормотала Энджи, – ясно всё..
На пути к выходу она заглянула в зал для дискотек. Там было наикрутейшее оборудование. Она представила, как будет танцевать тут, с Алёниными одноклассниками, которых, она не сомневалась, ей удастся взять в оборот, и решение пришло к ней незамедлительно.
Вообще-то она не собиралась так поступать. Но они сами её на это толкнули. У неё просто нет выбора.
Алёнки ведь сейчас нет дома… Коротает время с Кабанихой…
…Наталья, мама Алёны, утром встала с мыслью: пора. Пора рассказать обо всём Игорю.
Уже три месяца каждый день она ходила на курсы дизайна. Ландшафтного, хотя слово это ей не нравилось, было каким-то заезженным, как из глянцевого женского журнала.
Идея родилась у Милы. Когда у них ничего не получилось с садом «фэн-шуй», ну, то есть несмотря на то, что они выстроили все дорожки так, чтобы по ним свободно текла энергия, и всё такое прочее, Игорь не стал чаще появляться дома, Мила сказала:
– А если дело в тебе, Наташка?
Без Игоря они общались на «ты».
– В каком смысле? – испугалась она.
– Ну, ты как личность его не интересуешь. У тебя даже никакого занятия нет. Всё только провожаешь на работу, ждёшь с работы.
– Так мужчине это и нужно…
– Ничего подобного. Им интересны личности. У которых есть дело. Которые чем-то увлечены. Вчера как раз в ток-шоу Малахова это обсуждали.
– Чем же мне заняться?
Милочка оглядела дорожки.
– А вот этим! Дизайном сада. Иди на курсы какие-нибудь. А если бросит он тебя, зарабатывать сможешь.
– Тьфу-тьфу, Мила! – рассердилась Наталья.
Но на курсы пошла. Игорю не говорила – решила сделать сюрприз. За Алёной, которая как раз вышла на каникулы, приглядывала Мила.
– Гуляет много, молодец, – вечером докладывала Мила, – воздухом дышит.
А Наталья училась. С непривычки ей было тяжело, но каждый раз она представляла себе удивлённое лицо Игоря. Она ведь никогда не видела его удивлённым. Он ничему давно не изумлялся. А тут ему придётся удивиться! А от удивления и до радости недалеко.
Но сегодня утром Наталья поняла, что ей уже не терпится рассказать. Игорь как раз собирался заехать домой, переодеться перед командировкой.
Наталья надела новую рубашку в крупную клетку, джинсовую юбку, коричневые туфли на низком ходу. Повязала зелёный платок. Настоящий дизайнер на своём загородном участке. Потом, подумав, всё-таки сняла платок. Он может вызвать у Игоря насмешку. Скажет, тоже мне, невеста ковбоя.
Зашуршали колёса машины. Она вздрогнула: не успела подогреть суп. Хотя он всё равно сначала переоденется. Ещё есть несколько минут. Наталья заспешила вниз.
– Ну заходи, заходи, – кому-то сказал Игорь.
Наталья замерла. Он не один? С коллегой? Тогда есть возможность произвести впечатление на обоих!
Она спустилась с лестницы и столкнулась с какой-то девочкой. Худая, тоже в джинсовой юбке, только мини и дешёвой. С короткой стрижкой. Глаза сощуренные, злые, но улыбается. Как-то ехидно.
– Добрый день, – растерянно сказала Наталья.
А вдруг это Марина, предыдущая жена Игоря?
– Это Алёнина подруга, – сказал Игорь, равнодушно скользнув по жене взглядом, – разберётесь без меня?
– Д-да…
– Нет, не разберёмся, – перебила Ангелина, – если вам на дочь не плевать, конечно…
В общем-то, Игорь был не нужен Ангелине, но она вдруг ощутила власть – власть того, кто владеет информацией, перед теми, кто ещё не знает. И ей было очень приятно заставить этого мужчину в синем костюме, в блестящих ботинках, только что вылезшего из сверкающего «Портика», слушать её, голодранку, которая только что бросила тяпку и, не вычистив грязь из-под ногтей, пришла им раскрыть глаза.
Глаза и правда у них обоих увеличились.
– Где Алёна? – спросил Игорь у Натальи.
– Н-наверху, ой, нет, она гуляет.
– Где гуляет?
– Я не знаю точно, но Мила говорит…
– Я знаю, где она гуляет, – вмешалась Ангелина, – и пришла вам обоим рассказать. Чтобы вы спасли вашу Алёну. Пока у неё окончательно крышу не снесло.
– И где она гуляет? – спросил Игорь.
– А нигде. Она сидит у Кабанихи. У Лидии Матвеевны Кабановой. Целыми днями.
– И что они там, телевизор смотрят? – спросила Наталья. Просто чтобы что-то спросить. Чтобы соответствовать моменту. Чтобы Игорь не подумал…
– Кто такая Кабанова? – перебил её Игорь.
– Бабка одна. Живёт в старой части посёлка. Больная.
– Чем она больна? – испугалась Наталья.
Ангелина не знала наверняка, но подумала, что для дела надо сгустить краски.
– До туалета дойти сама не может. Дела свои в памперсы делает. А Алёна их выносит.
Игорь посмотрел на Наталью. Очень зло.
– А ты не в курсе? – спросил он.
– Я… Я думала, она гуляет на улице. Дышит воздухом.
– Послушай, а в чём вообще смысл твоего существования? Ты не можешь уследить за дочерью, с которой вместе сидишь дома?
Он говорил, не повышая голоса, слегка улыбаясь, но мороз по коже пробежал даже у Ангелины. Беседа вдруг пошла не в том направлении.
– Она просто классно шифруется, – вступилась за Наталью Энджи, – кстати, она и сейчас там.
Игорь молча посмотрел на неё и пошел к двери. У порога он обернулся и бросил:
– Тебе собаку доверить нельзя, не то что дочь!
И вышел. А Наталья уселась на стул около лестницы. И принялась разглаживать на коленях юбку. Взгляд её устремился куда-то в окно, за которым виднелась высокая берёза.
Ангелине на секунду стало жалко её, но потом она подумала: «Ха! Кого ты жалеешь?! Богатую тётку, у которой бриллиантов полны закрома! А тебя кто пожалеет!?»
– Ну, я пойду, – сказала Энджи громко.
Наталья кивнула.
– Пожалуйста, – со значением произнесла Энджи.
– Ой, да… Спасибо… А вот…
Наталья сунула руку в карман джинсовой юбки, но та была новая, и карманы оказались пустыми.
– Мне ничего не нужно, – с удовольствием бросила в лицо богатой тётке Энджи, – но если вы хотите оказать мне любезность… Мне нужно поручительство в вашу гимназию.
Ей пришлось минут пять объяснять Наталье, что от неё требуется. Энджи торопилась, не хотелось сталкиваться лицом к лицу с Алёной, за которой поехал Игорь.
– Только не подумайте, что я это из-за поручительства сделала, – сказала Энджи, – я беспокоюсь за Алёну.
Наталья ни о чём не думала. Хотя нет, думала. О том, что теперь всё насмарку, все три месяца учёбы ландшафтному дизайну. А главное – теперь у неё никогда не будет возможности завоевать одобрение и доверие Игоря.
– А как Кабанова убедила Алёну сидеть с ней целыми сутками? – спросила она у Ангелины.
– Эта Кабанова отвратительный человек. Поверьте мне. Она нам семью сломала. Она просто умеет так действовать, чтобы заставить человека плясать под свою дудку. Вот и Алёнку в рабство загребла. Наверняка это она ей про спасение мира что-то наболтала. А Алёнка слишком доверчивая. Слишком добрая. Я ей всегда это говорила.
«Доброта – это у нас семейное, – вдруг подумала Наталья, – какое-то семейное проклятие».
Ангелина была очень довольна собой. Во-первых, она и сама уже поверила, что своими действиями спасает Алёну от рабства злой Кабанихи. Во-вторых, теперь счастье было у неё в кармане! И поручительство в школу, и денежки!
Деньги, правда, она пока вернула на место. В шкаф. В бабкино погребальное.
Бабка любит открыть пакет со своими похоронными одёжками, показать. Типа, в этом положите, этим накроете. Проживёт же ещё на Жанкиных лекарствах триста лет, зараза! А всё ноет: «Помру, помру!».
Всё показывала, а туфли белые – нет. Ангелина и заглянула в них. А там – бабки. Бабло, в смысле. Немалое. Ангелина и стащила.
Бабка молодец, столько себе на похороны скопила! И повод будет их свистнуть. Очень кстати начались грабежи в соседней Ивановке. Уже два дома обчистили. Один – дом председателя правления. Так что денежки, бабка, тю-тю! Тебе они всё равно не нужны. Пора освобождать дорогу молодым и оказывать им содействие.
Так что Ангелина, выходя из Алёниного дома, чувствовала, что просто лопается от счастья, как перезревший огурец от семян.
![](img46.png)
Глава 19
Алёнины мучения
![](img47.png)
Полдень.
Алёна сидит возле дома Лидии Матвеевны. Руки дрожат. Голова кружится: Алёна два часа пробыла под палящим солнцем. Лидия Матвеевна дала ей свой платок, но тот не спас от жары. Тёмный, он, казалось, ещё больше притягивал солнце. Алёна в конце концов сняла его и повесила на шею.
Одежда вся в песке и волосы разлохматились больше обычного. Лопата валяется перед ней. Алёна смотрит на неё с ненавистью.
Стоит на секунду прикрыть глаза и снова перед нею – берег, накрепко, просто насмерть заросший травой. Она беспомощно истыкала лопатой то место, где они хотели посадить яблони. Бесполезно. Земля не хочет её впускать.
«Слабачка», – подумала Алёна.
Но самый ужас был впереди. Надо было подняться к Лидии Матвеевне и как-то признаться, что ничего не получилось.
«Я тебе верю», – сказала ей Лидия Матвеевна. Это значит, она верит, что Алёна выполнит её просьбу. Посадит яблони. Всего-то дел…
А у Алёны оказались настолько слабые руки… Она думала, что они сильные, а выяснилось…
Алёна не могла заставить себя подняться по ступенькам. Ну никак. Ей верила и Лидия Матвеевна, и маленькая девочка в короткой синей юбке, которая сидит у нее внутри. А Алёна оказалась предательницей. В голове у нее завертелись другие предательские мысли. Бежать. Как можно дальше отсюда.
И тут вдруг, как фея в карете, как джинн на ковре-самолёте, появилась папина машина, и остановилась у дома Лидии Матвеевны.
Алёна вскочила.
Папа опустил стекло. Во рту у него была жвачка. Он смотрел на Алёну и мерно жевал.
Алёна давно заметила – если человек в хорошем настроении, он открывает рот, когда жуёт жвачку.
А если в плохом или сосредоточен на чём-то, например, решает сложную задачу, то рот держит закрытым.
Папа рта не открывал. Впрочем, как всегда. Но кое-что было не как всегда. А именно: Алёна была рада видеть папу.
– Садись, – сказал он.
Она вскочила и направилась к машине. И села бы, не задумываясь. Если бы папа не спросил, ткнув пальцем в лопату:
– Твоё?
Алёна вернулась за лопатой. Подняла её. И подумала: «Это же подло. Надо подняться к Лидии Матвеевне. Чтобы она не ждала меня. И вернуть платок».
Но тут же Алёна сообразила, что придётся признаться в проколе с яблонями. И передумала. Нет, она поедет с папой. Домой. Где можно пересидеть. Переждать. Потом прийти к Лидии Матвеевне. Впрочем, нет, пока это сложно представить…
Подумать.
Алёна ухватилась за эту мысль. Точно! Ей же всегда нужно подумать, прежде чем сказать. И Лидии Матвеевне всегда нравилось в Алёне, что она сначала думает, а потом отвечает. Значит, она одобрила бы отъезд Алёны. Или нет?
– Садись! – повторил папа.
Она послушалась.
Игорь поморщился – в машине запахло старушечьими духами.
Он глянул мельком на дочь. На шее у неё был какой-то жуткий тёмный платок.
«От него пахнет», – сообразил он, – бабкина фитюлька. Хорошо, ехать недалеко, потом эта «Красная Москва» быстро выветрится».
– Знаешь, – начал Игорь, трогая машину с места, – у тебя в шесть месяцев прорезался первый зуб. А пошла ты в одиннадцать. В год ты говорила «мама», «папа», «дай» и «мяу».
Алёна слабо улыбнулась, но отец посмотрел так, словно ей стоило заплакать.
– Все прививки тебе сделаны по общему графику, – повысил голос Игорь, – и ты ничем не отличалась от своих сверстников. До сегодняшнего дня ты была обычным ребёнком. И меня это радовало. Меня это успокаивало. Ты понятия не имеешь, что значит быть родителем необычного ребёнка.
– Ты так говоришь, как будто ты – имеешь, – тихо сказала Алёна.
![](img49.jpg)
Игорь стиснул зубы. Да. Он имел это понятие. Высасывающее душу понятие. Но рассказать об этом Алёне он не может. Об этом ей нельзя рассказывать.
– Что ты там делала? – спросил он.
– Ничего. Была с Лидией Матвеевной рядом.
– На это есть обученные люди, – сказал Игорь.
– Да, – кивнула Алёна, – сиделки. Я хочу стать сиделкой.
«Сиделкой», – мысленно повторил Игорь. Точно. Вот оно.
Игорь Сотников ненавидел сиделок.
![](img50.png)
Глава 17
Обрыв, который не перепрыгнуть
![](img51.png)
Как обычно, он ощутил этот гадкий холодок, который начинал змеиться где-то в позвоночнике, а потом постепенно сковывал шею, руки, всё туловище, добирался до сердца и всё… Трудно дышать.
Первый раз ему стало трудно дышать, когда Марина, первая жена, вынесла ему голубой кулёк. Но радости на её лице не было. Ужаса тоже. Скорее, вопрос.
– Они, – она указала подбородком на больницу, куда их с малышом перевели из роддома, – говорят, что у него голова не растёт.
– Так мало времени прошло, – пробормотал Игорь, пытаясь заглянуть в кулёк.
– Месяц? Посидел бы там с моё.
Она открыла дверцу машины и сунула кулёк в автокресло.
– А что значит – не растет? – растерялся Игорь, одновременно пытаясь прикинуть, как можно пристегнуть кулёк, не распелёнывая.
– Мозг не развивается, – ответила Марина.
«Кулёк» заплакал, но она даже не протянула к нему рук. Игорь сразу это отметил. Как дурное качество, которое отмечаешь при знакомстве с человеком. Особых выводов не делаешь, но – отмечаешь.
Он не знал, что Марина ещё как протягивает руки к «кульку», которого назвали Максимом (правда, мальчику до сих пор всё равно, как его называют: хоть Максимом, хоть Геннадием), что и пеленает, и баюкает, и вглядывается в сморщенное личико, когда его, Игоря, нет дома. Словно пытается понять – можно любить Максима или нет?
И ей очень-очень нужно было, чтобы Игорь сказал: можно! Нужно! Будем!
Но Игорь не говорил. Он не знал, как вести себя в такой ситуации. Он не знал ни одного знакомого, у кого был бы ребенок с мозгом, который не растёт. Он поискал в интернете и начитался ужасных рассказов. После них было совершенно непонятно, как относиться к странному младенцу. Он предпочёл никак не относиться.
Марина же посчитала, что получила ответ на вопрос, мучивший её ещё в больнице. И бросила их. Просто уехала из города. Позвонила из поезда, крикнула, что больше так не может и швырнула трубку.
«Это даже к лучшему», – сказал себе Игорь, пытаясь улыбнуться собственному отражению в зеркале. Улыбка выходила какая-то болезненная. Одними губами – без глаз. С тех пор он так и улыбался.
К лучшему – потому что раньше не было плохих-хороших. А теперь – всё понятно. Она, Марина, плохая. Он, Игорь, хороший. Он не бросит малыша. Просто отдаст его родителям. Своим. Ведь малышу нужна ежедневная забота, супчики там протёртые, чистые штанишки. А он, Игорь, должен зарабатывать на супчики и штанишки. Вот так. Малыша будет навещать. По выходным. Если командировок не будет.
Он отдал родителям сына с облегчением и тайной надеждой. Так сдают в ремонт поломанный компьютер. Сложная машина, много работы, но вдруг всё-таки удастся восстановить всё-всё, что было до поломки?
Родители полюбили Максима. Голова у него всё-таки росла. Но медленно. Игорь как-то решил купить ему шапку в магазинчике при аэропорте. Надо было убить полчаса.
Выбрал синюю, с самолётиком.
– Размер? – спросила продавщица.
– Сорок шестой..
– На полгода?
– На два, – выдавил Игорь, и по спине снова зазмеился ненавистный холодок.
Дальше был новый начальник. Его дочь увлекалась иностранными языками, средний сын любил футбол, младший проводил время у телевизора.
– Вашему пять, Игорь? Что он любит?
– Ничего.
– Так не бывает. Наверное, тоже фанат мультиков?
– Конечно, – соврал Игорь.
На самом деле, Максим не замечал мультиков. Он замечал только свой палец, размазывающий слюни по журнальному столику.
Игорь не выдержал, когда Максиму стукнуло десять. И отправил их в Англию. Родителей и Максима. Отец тогда уже мучился болями внизу живота, и Максиму наняли сиделку.
Мэри… Игорь её возненавидел. Потому что никто, ни родители, ни пара друзей, которые были в курсе, не посмели ему намекнуть, что он не прав, удаляя от себя сына. А в её голубых прозрачных глазах сверкало такое презрение, она так уничижающе улыбалась, обнажая крепкие белые зубы… Почему он не уволил её сразу? Максиму же было всё равно!
А Мэри понимала прекрасно, что Игорь и его родители от неё зависят, и всячески пользовалась своей властью, то требуя, чтобы им оставляли деньги на развлечения (Максиму было плевать на колесо обозрения и карусели), то покупая дорогие развивающие книжки и игрушки, которые пищали, свистели и пели песенки (Игорь подозревал, что в его отсутствие игрушки переходят к трёхлетней дочери Мэри). Но он был согласен на всё, даже на эти унижения.
– Вы уже уходите, мистер Сотникофф? Неужели так мало внимания единственному сыну?
Всё, что угодно, лишь бы отпустили, дали возможность вызвать такси и умчаться, улететь из этого проклятого пригорода Лондона.
Что было потом? Потом заболел отец. А за ним – мать.
А потом была материнская сиделка.
И вот тут Игорь возненавидел сиделок по-настоящему.
Мать оперировали в Германии. Клару порекомендовал хирург, под чьим наблюдением мать проходила лечение. Немка, в случае чего, с врачами объяснится, но и по-русски понимает, с матерью сможет общаться. Даже какое-то медицинское образование имеется.
Крепкая как платан тётка с короткой стрижкой, мощной шеей и широкими ладонями вызывала у него раздражение. Она никогда не уходила, когда он навещал маму. Он и так приходил ненадолго. А тут ещё эта баба, пахнущая чем-то медицинским, потом и вот этим отвратительным запахом старушечьих духов (не «Красная Москва», конечно, но все старческие духи пахнут одинаково гадко). Найти другую у него не было времени. Приходилось терпеть и злиться. Если бы не она, последние дни с мамой прошли бы совершенно по-другому. Он столько всего хотел маме сказать! Но не при Кларе же!
– Сиделкой? – повторил Игорь.
Выражение его лица Алене что-то напоминало… Ах, да! Ей было лет семь. Они гуляли с Милой по саду и нашли мёртвого мышонка. Точнее, то, что от него осталось. Соседская кошка отгрызла ему голову, а оставшуюся часть с болтающимся хвостиком бросила около их дома. Садовника не было. Вскрикивая от отвращения, Мила завернула мышонка в лист лопуха и перекинула через забор, к хозяевам кошки. «Не смотри, Алёна! Не смотри!»
Сейчас Игорь с тем же отвращением спросил: «Сиделкой?»
– И что такое быть сиделкой, Алёна?
– Находиться рядом с человеком. Поддерживать его.
– А обтирать его тряпкой, чтобы пролежней не было? – поинтересовался Игорь, – «Не смотри, Алёна!», снова прозвучало в голове, – если он, прости, при тебе обделается, твой человек?
Алёна промолчала. Она вдруг явственно увидела, что сидят они с папой совсем рядышком, но между ними – обрыв. И его не перепрыгнуть. Папа всегда будет на своей стороне обрыва, а она, Алёна, – на своей.
– В общем, вот что я думаю, – нарушил тишину Игорь, – тебе это ни к чему. Это тянет назад. Тормозит развитие. Я слишком много в тебя вложил. Ты позвонишь этой женщине по телефону, извинишься. И скажешь, что родители решили отправить тебя в Англию пораньше. Чтобы ты там привыкла. Это, кстати, правда.
Алёна ничего не могла ответить. Ей казалось, скажи она хоть слово – и разрыдается.
У дома она вылезла из машины и пошла в гостиную. На диване, неестественно выпрямив спину, сидела мама. Её глаза ясно говорили: она не здесь. А где? На другом конце обрыва, вместе с папой?
– Мы всё решили, – объявил Игорь, входя в дом вслед за Алёной.
Наталья равнодушно кивнула.
«Да, – поняла Алёна, – мама где-то совсем далеко… Или ещё дальше… Или высоко, в облаках, витает над обрывом».
Она поднялась в свою комнату. Но позвонить Лидии Матвеевне так и не смогла.
А ещё Алёне очень хотелось, чтобы она снова, как в детстве, превратилась в храбрую Элен, и к ней прилетела Джулиана, и посоветовала, как быть… и что делать.