Текст книги "Подозреваются в любви (СИ)"
Автор книги: Юлия Комольцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
ДЕНЬ ВТОРОЙ
– Ты бы побрился, что ли, – предложил скучным голосом Славик.
Андрей крутился в своем шикарном кресле молча и сосредоточенно, до тошноты.
– Андрей Борисович, можно? – заглянула секретарша.
Славик вышел, шаркающей походкой демонстрируя равнодушие ко всему происходящему. Зазвонил внешний телефон. Одновременно вошла Лена с подносом.
– Как всегда? – уточнила.
Андрей, не реагируя на секретаршу, подхватил трубку. Но неудачно – что-то сорвалось, послышались короткие гудки. Он стер пот со лба и быстро положил трубку на рычаг. В нем тоже что-то оборвалось. Или это сказывалась бессонница, несколько часов за рулем, несуразица последних дней. Последних месяцев.
Он заметил, что секретарша изучает его щетину с меланхоличным удивлением, схожим с брезгливостью. Леночка ничего не знает, вообще в конторе никто не знает, его службе безопасности можно доверять полностью. Поэтому остальные будут смотреть на него вот так брезгливо и недоуменно. Надо взять себя в руки.
– Кто мне звонил?
Лена уткнула глаза в блокнот, словно звонков было тысяча с лишком, и запомнить все не представлялось никакой возможности.
– Максимов звонил за несколько минут до вашего прихода. И еще немецкий представитель звонит с самого утра, не мог вас на мобильном застать.
– Чего хотел?
– Перенести встречу, они уже выехали к нам.
– Кто? Кто выехал-то?
– Так немцы, Андрей Борисович. У вас же на три часа были переговоры назначены, они раньше освободились, уже едут.
Андрей провел рукой по щетинистому подбородку, задумчиво вздохнул.
– Иди, Леночка, и вызови ко мне какого-нибудь брадобрея. Немцев отправь к Вячеславу Сергеевичу. Ни с кем меня не соединяй. За исключением Дарьи Максимовны.
Леночке не удалось скрыть гримасу недовольства. Она вышла, а через минуту вернулся Славик.
– Тебе не кажется это свинством? – поинтересовался он, имея в виду немцев.
– Слава, это твоя работа, и я плачу за нее хорошие деньги. К тому же я последовал твоему совету и уже жду парикмахера.
– Я счастлив. Однако тебе не помешало бы освежиться изнутри. Извини, Андрей, но такое ощущение, что ты подгниваешь. В конце концов, ничего сверхъестественного не происходит, это можно было предвидеть, и сейчас…
– Вот именно! – заревел Андрей. – Можно было предвидеть! А я не предвидел, я прохлопал ушами и подставил собственного сына!
Слава треснул кулаком по столу, он мог себе это позволить.
– Хватит! Перестань наматывать сопли на кулак! Ребята делают все возможное и невозможное тоже, ты сейчас ничего не можешь изменить! Остается только ждать, понимаешь? Жди!
Комолов растерянно повел плечом.
– Не умею, Слава.
– Надо, Андрей. Мы справимся.
День набирал обороты, и казалось, что теплота Дашкиного тела, ее сонное бормотание и собственный скулеж, который он выдавал за пение, и небрежное, нечаянное касание родных губ – все это приснилось.
И последующий кошмар – тоже всего лишь ночной призрак.
Андрей позвонил куда-то, послушал гудки. Тошнота не отступала и была похожа на похмелье.
Кем измерена его вина, до каких пор он будет расплачиваться за ошибки, когда же перестанут собственные глупые, жестокие поступки тыкать его носом в грязь, словно нашкодившего щенка? Он и не думал об этом, лежа рядом с женой, впервые за долгие месяцы вдыхая родной ее запах, перебирая ее волосы, ощущая ее теплые губы у себя на плече. Он не думал об этом, когда зазвонил телефон, и надежда, словно мячик, подброшенный детской рукой, взлетела к сердцу. Нет, он и не предполагал, что прошлое настигнет именно сейчас и даст под зад коленом ему, уже спотыкающемуся, со сбитыми в кровь ступнями и неровным дыханием.
Он поднял трубку в спальне. И зря.
– Это ты, Борисыч? – томно уточнил женский голос.
Несколько секунд Андрей молчал в замешательстве. Он понял, что звонит одна из его случайных любовниц, но все его мысли сосредоточены были на сыне, и Андрей не сразу сообразил, что этот звонок не имеет к Степке никакого отношения.
– Я просто соскучилась, – с притворной горестью призналась женщина на том конце провода.
– Ты звонишь, потому что соскучилась? – яростным шепотом осведомился он. – В семь часов утра?!
– Я скучаю по тебе и ночью и утром.
Андрей прижал ладонь к пульсирующей жилке на виске. Казалось, голова вот-вот треснет. Нет, этот звонок не мог быть случайностью, нелепым капризом потасканной красавицы с двухметровыми ногами и пустым взглядом.
– Что тебе надо? – допытывался он.
– Я хочу тебя. Давай встретимся сегодня, Борисыч!
Ее звали Светланой, она была обладательницей прекрасной фигуры и половины акций автомобильного завода. В свое время Андрея привлекали оба пункта в этом списке. И сейчас он торопливо вспоминал все, что знал о ней, чтобы решить – могла ли эта глуповатая, сексапильная, богатая стерва быть связанной с похищением. А что? Получалось – могла. Почему нет? Кузя наверняка был с ней знаком, и это уже повод для подозрений. Ну, на самом деле, не могла же она звонить из-за его, Комолова, прекрасных глаз.
– Где? – коротко спросил он.
Светлана хихикнула и продиктовала адрес.
– Приезжай вечером, около семи.
– А раньше нельзя? – нетерпеливо заерзал он.
Она снова хихикнула:.
– Я тоже горю желанием тебя увидеть, мой сладкий, но всему свое время, правда? Целую.
– И я тебя, – автоматически ответил он.
Ее могли подослать для пущей конспирации. Чтобы Андрей наверняка пришел один, не потащит же он на свидание службу безопасности! Этот звонок – точно! – означает лишь одно – Кузя готов объявить условия, но наедине, без лишних свидетелей. Интересно, как же Светлана? Ее могли и не посвящать в курс дела, она просто позвонила бывшему любовнику, просто посюсюкала в трубку. С другой стороны, вдруг его хотят выманить из дома? Да нет, ерунда, он и так собирался в офис, сюда приедут ребята, и с Дашкой все будет нормально.
С Дашкой…
Андрей вдруг понял, что так сильно напрягает его последние несколько минут. За спиной у него была тишина. Дашкино сладкое причмокивание затихло, Дашкино ровное дыхание оборвалось.
Он обернулся.
Она лежала с открытыми глазами и плотно сжатым ртом. Она не смотрела на него и почти не дышала, ее лицо было похоже на восковую маску. Андрей в тот же момент все понял.
– Ты все слышала, да? Малыш, ты же не знаешь… Ты не так все поняла! – заорал он, видя, что она не реагирует на его слова.
Разговор со Светланой быстро промелькнул в голове. Что такого предосудительного в нем было? Из-за чего можно было нацепить на себя маску равнодушия и смотреть сквозь него безразлично, будто он – мебель или бездушная скотина.
Даже у кошки есть шанс объяснить, что не она вылакала всю сметану.
Боже, боже мой, какой бред! Нелепица!
– Даша, послушай меня! Эта женщина связана с бандитами, через нее мне передадут требования, понимаешь? Ну, что ты молчишь! Посмотри на меня!
Она посмотрела. Лучше бы он не просил об этом.
Он задохнулся от ненависти в ее взгляде, но не отвернулся, молча отвечал ее глазам и ощупывал каждую клеточку родного лица.
Брови – вызывающе гладкие, ноздри – всегда неспокойные, гневно раздутые или трепещущие от радости, раскрепощенные губы, будто вот-вот рассмеются, поцелуют, запоют – все это одновременно. Видно, что шероховатая кожа, не персик, не абрикос, что-то совсем не фруктовое, но впечатление такое, что сладкое. Вкус полузабытого детства, парного молока и пряников. Золото веснушек, словно какой-то растяпа рассыпал мелочь, по переносице и немного на щечках. Лоб хранит воспоминания о ветрянке – несколько крохотных впадинок. И две морщинки – одна о Степке, другая об Андрее. Глаза – яркие, немного зеленого, немного золотого, тонкий темно-карий ободок.
И эти глаза смотрят прямо, полыхая ненавистью.
И вся эта глубокая, беспокойная, страстная красота – единственная, что вошла в его судьбу, что тревожит его душу сейчас и всегда – трепещет от боли, корчится в судорогах недоверия и презрения, стараясь при этом казаться безразличной.
Он прислонился губами к ее виску. Дашка даже не вздрогнула, не потянулась навстречу, не отодвинулась.
Сплошное отрицание и бездействие. Бесчувственный пень, это он во всем виноват!
– Даша, я говорю тебе правду! Это звонили по поводу Степки. Я пойду на встречу сегодня вечером и сразу же позвоню тебе оттуда. Ну, пожалуйста, не молчи! Я не вру тебе, малыш! Мне никто не нужен, кроме тебя. Я люблю тебя, маленький, Дашенька, слышишь, люблю! Скажи что-нибудь…
Она произнесла единственное слово, но вложила в него всю горечь: «Уходи!» – пулей просвистело рядом с его виском.
У Дашки не было времени опомниться от утреннего звонка и очередного вранья мужа. Когда Андрей ушел, она могла только, словно болванчик, раскачиваться в кровати, уносясь мыслями в прошлое. А потом в настоящее ворвалась Фима.
Настойчиво залаял Рик, и Даше пришлось вылезать из постели, на ходу удивляться, как она попала в эту комнату и как вообще могла заснуть, искать халат, попутно возмущаясь, что Андрей раздел ее.
– Дашка, это я, открывай, – неуклюже подпрыгивала за воротами Фима.
Через минуту она оказалась во дворе и была облаяна бдительным Риком. Дашка, поеживаясь, стояла на крыльце.
– Ты чего в такую в рань? Что-нибудь случилось?
– Грубая ты, Дарья. Я проведать тебя пришла, беспокоюсь. Комолова сейчас видела. Он ведь машину не сменил?
Дашка нетерпеливо дернула плечом.
– Какую еще машину?
– Ну, у него все тот же джип? Значит, я его видела, летел на всех парах к Москве. На Рижском уже пробки… Мы так и будем на крыльце стоять? Я торт привезла.
Дашка снова пожала плечами. Все равно, где стоять. И торт совершенно безразличен. И видеть никого не хочется.
– Может, ты его одна съешь, у себя дома, а? Мне сейчас не до тебя, правда, Фим.
Несколько секунд та стояла в раздумье, обидеться или нет. Решила, что не к лицу ей – обеспеченной, одинокой, самодостаточной женщине – обижаться на молодую и несчастную.
– Дарья Максимовна, – вдруг ожил динамик в двери, – у вас все в порядке?
– Это кто еще? – сурово поинтересовалась Фима.
Даша равнодушно предположила, что муж прислал своих цепных псов. Мол, охраняет, каждый шаг бдит.
– Ну, и жизнь у тебя!
Пришлось снова открывать ворота и демонстрировать охране собственную невредимость. Ребята остались довольны, от завтрака отказались, Фиму, с которой уже неоднократно встречались, встретили благожелательно и скоро удалились в свою машину. Для внешнего наблюдения.
– Вы, главное, телефон не занимайте, хозяюшка, – напомнил один из них.
Даша возмущенно закатила глаза. Ребята ей нравились, но их послал Андрей, и это о многом говорило. Вряд ли на самом деле существовала угроза ее похищения, скорее муж приставил к ней охрану, чтобы Дашка не сбежала к любовнику. Сознание этого заставляло корчиться ее от стыда и бессмысленной злости. А тут еще поучения!
– Иди, Сережа, я знаю, что делать! – огрызнулась Дашка, увлекая за собой Фиму. – Где там твой торт?
Больше всего на свете Даша мечтала сейчас о том, чтобы оказаться у Кирилла. Извиваться от страсти, стонать от наслаждения, чувствовать рядом с собой тяжелое, потное мужское тело. Чувствовать, что не одна. И понимать, что делаешь все то же самое, что Андрей, что тебе тоже позволено, что ты тоже желанна и по тебе тоже скучают…
К черту все!
Дашка набросилась на торт, словно никогда не видела сладкого.
– Эй, аккуратней, – завопила Фима, – ты мне кремом всю юбку забрызгала! Тебя, что, не кормили полгода?!
– Плевать на юбку! Ты себе таких юбок можешь тыщу купить. Ставь чайник, я не могу оторваться.
Фима действительно могла теперь купить много нарядов. Ей несколько лет назад крупно повезло, какой-то американец нанял ее править рукопись, а потом Фиму передавали из рук в руки графоманы вроде него. Она даже организовала что-то типа литературных занятий, и среди молодых писателей стало считаться престижным появиться у нее в салоне, что называется «засветиться». Так Фима разбогатела, ушла из издательства, купила квартиру, машину, велотренажер и сиамскую кошку. Ей в отличие от Дашки нравилось иметь деньги – та предпочитала тратить, а Фима – держать в руках, складывать в солидный кошелек, прятать на черный день. Правда, она не отказывала себе в удовольствиях, но всегда переживала, расплачиваясь.
– Я слишком долго ждала богатства, – повторяла она Дашке при каждом удобном случае, – мне слишком дорого оно досталось!
– Фимка, так ведь богатство не в деньгах! – смеялась Даша.
– Господи, ты такая же дура, как была! Тебе легко рассуждать, ты приехала в Москву и сразу все получила, а мне пришлось упорно работать!
Фиме необходимо было признание ее великого подвига, ее длинного пути к благополучию и подтверждение собственной значимости. Дашка не признавала, восхищаться отказывалась, и приятельница обижалась. Они всегда были разными. Дашка так и не научилась одеваться с шиком, избегала тусовок и лишь раза два была с Андреем на банкетах. А Фима это дело уважала и неизменно появлялась на презентациях, выставках, проникала на деловые встречи и закрытые мероприятия, была в курсе всех событий.
– Так что у тебя стряслось, Комолова? – спросила она, глядя, как Дашка уминает торт. – Ты не бурчи, ты прожуй и нормально скажи. Я же вижу, с тобой что-то не то.
– Чё ты видишь? Я просто проголодалась.
– При набитом доверху холодильнике?
– Фим, ты чего пришла-то?
– Беспокоюсь, – призналась та, – у тебя вчера такой голос был… Ты с Кириллом, что ли, поругалась? Нет? А что, опять Комолов чудит? Чего ты башкой трясешь?
Даша попыталась вежливо объяснить, что не настроена общаться. Конечно, она уже впустила Фиму, уже съела половину ее торта, но от этого положение вещей не меняется – очень хочется спать и все такое.
Фима не поверила, но обиделась.
– Мы с тобой сто лет не виделись, а ты меня гонишь! У меня между прочим книжка вышла, я тебе вот привезла. На, вот. Глянь, какая обложка, какая бумага! Не то что эти романы бульварные на туалетных клочках!
– Фим, спасибо, ты молодец, у тебя все здорово получается. Но мне не до стихов сейчас.
– Дарья! Это не стихи, это – поэзия. Вот, слушай…
Даша обреченно потянулась за следующим куском торта.
В конце концов Фима действует на нее успокаивающе. И главное – она не занимает телефон и хоть грубо лезет в душу, но делает это только для видимости. Фиму всегда интересовало только собственное «Я».
Подобный эгоизм сейчас был Даше на руку.
Она могла спокойно подумать о том, что услышала утром. Собственно, что такого особенного она узнала? По ее мужу соскучилась какая-то посторонняя баба, и ему не терпелось развлечь эту бабу, и его ложь насчет сына была очевидной и кощунственной.
Но разве лживые слова Андрея принесли такую боль?
Разве не разочарование?
Даша наконец-то поняла, что все это время, запрещая себе надеяться, верить, любить, только тешила уязвленное самолюбие. Лишь гордость не позволяла ей признать, что нет виноватых и нет виновных и что любовь по-прежнему живет в сердце. Андрей заставил принять его правила игры, и потом, когда он добивался ее прощения, когда он обнимал ее, и в его глазах стояли слезы, Даша думала лишь о том, что это – игра. Она застряла на его словах о том, что он лишит ее сына. Она безумно боялась, что муж стремится создать всего лишь иллюзию счастья, вернуть ее доверие только ради Степки.
– А где Степка? – вдруг услышала Даша голос приятельницы.
– У? Так в школе.
– Так рано? – удивилась та. – Бедные дети, все их чему-то учат, учат, а получаются дурачки вроде твоего Комолова.
– Прекрати, – поморщилась Даша.
– Ты все еще не можешь решиться на развод?
– Кто тебе сказал, что я собираюсь разводиться?
– А как же Кирилл? Разве ты не хочешь быть с ним или из-за Степки боишься? Знаешь, Кирилл всегда отлично ладил с детьми. Я помню, когда мы учились в институте и была практика в школе…
Дашка движением руки прервала ее.
– Извини, мне позвонить надо.
– Ему?
Даша, не отвечая, набрала мобильный Андрея. Потом вспомнила, что он потерял телефон, порыскала в записной книжке и позвонила в офис.
Для чего она делает это, было неясно. Проверить, действительно ли он на работе? Услышать его голос? Лишний раз сказать ему, как он ей омерзителен и противен?
Абсурд! Не дожидаясь ответа, она повесила трубку и уставилась в окно.
– Что, еще спит? – полюбопытствовала Фима.
– Ага.
Дашке снова захотелось оказаться в объятиях Кирилла. Ну с какой стати она должна сидеть дома взаперти, когда муж прохлаждается, неизвестно где и с кем? На телефон можно посадить охрану. И вообще, еще раз надо поговорить с Кириллом о сыне, вдруг вчера он что-то упустил из виду…
Она знала, что обманывает себя. Но решительно прошла в комнату, переоделась под градом Фиминых вопросов и позвала ребят, которые маялись в машине.
– Я уезжаю по делам. Сидите дома, отслеживайте звонки, – стараясь придать своему лицу и голосу уверенное выражение, командовала она. – Мне необходимо уехать!
– Дарья Максимовна, нам приказано… – начал было один.
– Кем приказано? Андреем? Он мой муж, стало быть, я тоже могу вам приказывать! Логично, правда? Так что шагом марш.
– Ишь как ты их, – цокнула языком Фима, когда они вышли во двор, оставив растерявшихся охранников в холле.
Дашка только отмахнулась.
– Подбросишь меня до метро? Не хочется машину брать.
Фима кивнула, но Дашке пришла в голову мысль, что в подземке недоступен мобильный. Вдруг похитители знают ее номер и будут звонить именно ей?
– Так что, едем? – уточнила Фима.
– Нет, – Даша направилась к гаражу, – вернее, едем, но по отдельности. Извини еще раз, у меня действительно запарка.
– Да в чем дело-то? Никогда ты мне ничего не рассказываешь!
Фима обиженно надулась.
Дашке пришлось буквально выпихивать ее за ворота. Впрочем, все их встречи заканчивались примерно так же. Фима была слишком любопытна и в то же время невнимательна, обожала говорить, но не слушать, и Дашку быстро утомляли ее противоречивые высказывания.
Тот, о ком думала Даша по дороге к любовнику, сидел у окна в своем кабинете и буравил взглядом телефонный аппарат.
Он слышал, как в приемной то и дело раздаются звонки, внутренние и городские – Леночка всем с одинаковой вежливостью объясняла, что шефа нет и когда будет, неизвестно. На его личный номер никто не звонил.
Значит, все-таки Светлана. Засланный казачок, случайная ночь в чужих простынях, незнакомая женщина с умелыми пальцами и жадным ртом. Мерзко все это…
Он достал одну из пухлых записных книжек, долго искал нужную страницу. Но прежний номер Светланы не отвечал. Может, сменила мобильный. Или швырнула в кусты, как накануне сам Андрей. Придется дожидаться вечера. Бездействовать, смотреть в окно, слушать, как врет собственная секретарша.
Андрей увидел, как в здание входят двое его ребят из службы безопасности. И тут же раздался писк сотового телефона, который одолжил ему Слава.
– Андрей Борисович, это Костя, – услышал Комолов, – ваша супруга из дома только что уехала.
– Зачем? – подскочил он.
– По необходимости, – раздался уклончивый ответ.
– Почему не остановили? – взревел Комолов. – Ей же нельзя никуда выходить! Они и ее могут… Какого черта в конце концов вы там сидите!
– Андрей Борисович, – смущенно произнес Костя, – так мы на телефоне остались, ведь сюда тоже могут позвонить. А Дарья Максимовна не одна поехала, с подругой… Серафима ее зовут, толстая такая, все время очки грызет…
– Знаю, – устало вздохнул Андрей, – куда они поехали-то?
Костя помолчал, размышляя.
– Точно не сказали, наверное, развеяться просто. Да вы не волнуйтесь, мы жучок ей на машину поставили, ежели что, так мы…
– Никаких «ежели что»! Посмотри, где она сейчас, и держи меня в курсе, понял? Все, перезвони минут через пять.
В кабинет без стука влетели ребята.
– На даче Степки нет, – отдышавшись, тихо доложил один из них, – зато в город вернулся Кузьмичев. Ребята его пасут. До вас дозвониться невозможно.
– То есть как? – дернулся Андрей.
Он поднял трубку, послушал тишину, наклонился к проводу и понял, что все это время сидел как дурак у выключенного телефона. Вероятно, слишком возбужденно ходил по кабинету и двигал стульями – задел штекер, и всякая связь с внешним миром прервалась.
– А мобильный у меня на что?! – накинулся Андрей на парней.
– Так он не отвечает!
– Только что Костя звонил! – Андрей потряс маленьким аппаратом в воздухе – вот только что!
– Это Вячеслава телефон, – набычился один из охранников.
Андрей вспомнил, как запулил свой мобильный в кусты. Эти двое были в то время за городом и знать не могли, что у шефа такой бешеный темперамент.
Возникло ощущение, что он идет по болоту. Куда ни ткнешь – вязкая глубина, все один к одному, даже эта путаница с телефонами. Будто кто-то всесильный ставит ему подножки.
Андрей передернул могучими плечами.
– Поехали. Надо с Кузей встретиться, нечего ждать.
Комолов первым вышел из кабинета.
Что еще за подножки?! К черту эти бабские причитания!
Через полчаса Андрей сидел напротив лысого знакомца и порывался вцепиться в его морщинистую, похожую на печеное яблоко рожу. Только бессмысленность этого поступка была настолько очевидна, что Андрей сдерживался, сжал зубы и слушал.
– Вы еще молоды, Андрей Борисович, оттого порывисты слишком, – мелодично бормотал Кузьмичев, – если бы не ваш юношеский пыл и стремление получить все и сразу, вы не сидели бы сейчас здесь! Вы бы подумали! Пораскинули бы мозгами.
– А короче? – перебил его Николай, стоявший у дверей шикарного люкса, где охрана и задержала Кузю.
Не обратив внимания на его реплику, лысый продолжил:
– Вы бы подумали о том, что нельзя так рисковать! Мои орлы, между прочим, внизу ждут. Коли я не выйду минут через десять, такая буря поднимется – страшно сказать! Я ведь по делу пришел, молодой человек, у меня здесь встреча важная… А вы врываетесь. Ладно бы долг принесли, пусть с задержкой, я бы принял. Вы заметьте, мы ведь вас не беспокоили, хоть все сроки уже вышли, но мы люди с понятием, как сейчас принято выражаться.
– Башку ему проломить? – лениво поинтересовался Митя, один из охранников.
Виктор перевел взгляд с Кузи на Андрея, поиграл желваками и отрицательно качнул головой.
Кузьмичев опять-таки не отреагировал на хамство.
– Так вот, ладно бы вы пришли с миром, я бы перенес встречу и с удовольствием с вами пообщался. Но ваши мальчики набрасываются на меня, словно кот на сало, оскорбляют, что-то требуют! Это, Андрей Борисович, по меньшей мере, невоспитанно.
– А воспитанно детей красть? – яростным шепотом спросил Митька.
Андрей поднял ладонь.
– Помолчи, Дмитрий, пусть дядя еще скажет. Вы орлов-то его внизу куда дели?
– Так в самом низу и сидят, – хохотнул Митя, – в подвале. Дядя небось и не знал, что нам эта гостиница заместо родного дома, а?
Надо было отдать должное Кузьмичеву, он не изменился в лице, не стал причитать и падать в обморок тоже не собирался. Хотя новость о том, что его оставили без охраны, явно была печальной и неожиданной.
– Оперативно, – промолвил старичок.
И в комнате надолго повисла тишина.
– Где мой сын? – наконец разлепил губы Андрей.
– Помилуйте, – всплеснул ладошками лысый.
– Помилуем, – согласился Андрей, – говори быстро и кратко, словами, в которых нет больше пяти букв, без лишних эмоций и размашистых жестов!
Он подошел к старику, старательно сдерживая желание придушить его прямо сейчас. Но этим ничего не решить.
– Ну?!
– Да вы что, Андрей Борисович!
Комолов взял его за грудки. Еще секунда, и ребята с трудом оттаскивали Андрея от задыхающегося лысого деда. Последний дрожал и матерился сиплым, натужным голосом.
– На кого ты руки поднял, щенок вшивый? – вылетало из него. – Я же тебя, как мокрицу, раздавлю, я тебя урою вместе со всеми твоими тачками и водокачками.
– Не нарывайся, дядя, – посоветовал Николай, все еще придерживая шефа, взгляд которого был страшен.
Лысый, потирая шею, сел обратно в кресло.
– Пожалеешь, – бросил оттуда.
Митька предложил замочить старикана прямо здесь и не мучиться. Николай погрозил ему кулаком. Андрей встряхнулся и снова пошел на Кузьмичева.
– Говори, Кузя. Видишь, что не жить тебе иначе, говори! – снова подал голос нетерпеливый Митька.
Кузьмичева его слова не вдохновили, но напугало лицо Андрея. Каким может быть лицо сильного человека, если угрожают его близким? Оно хранит спокойствие, когда сам выбираешься из передряг и решаешь любую проблему, оно кривится от боли, когда подводят друзья. Но если передряги касаются не тебя, если подводят не друзья, а собственная слепота и самоуверенность?!
На Андрея действительно страшно было смотреть. Хотелось встать по стойке смирно, вывернуть карманы, перекреститься и выпрыгнуть в окно – одновременно.
– Да не трогал я твоего пацана! – взвизгнул старик, подпрыгивая на месте. – Что у меня проблем, что ли, мало? Мы Мишку нашли на юге, я лично с ним потолковал, так что теперь ты мне ничего не должен. Я без претензий, понял?
– Чем докажешь? – опять высунулся Митька, которому не видно было, как смотрит на старика Андрей.
Комолов тем временем приблизился к Кузе.
– Вставай, пошли.
– Не пойду я никуда! На фиг мне надо. Ребята, уберите вы своего сумасшедшего! Чего он смотрит, чего он вылупился на меня?
Трудно было поверить сейчас, что этот визг издает один из авторитетов города, старый вор в законе, бизнесмен, владелец заводов и пароходов, внушающий трепет своим подчиненным и конкурентам. Что-то окончательное, безоговорочное прочел он в глазах Андрея.
– Пойдем, Павел Карпович.
– Ну, подумайте, Андрюша, ну зачем мне врать-то? Я вашего мальчика в глаза не видел. Мне Мишка деньги отдал и груз тоже отдал. Всем жить хочется. Я же понимал, что груза у вас нет, я же просто попугать вас приходил.
Старик облизал пересохшие губы и бросил умоляющий взгляд на охранников.
– Ребята, ну рассудите вы логически!
– Андрей, – позвал Николай, – пойдем пошепчемся.
– Нечего, – тот дернул плечом, все еще нависая над лысым, подобно скале.
– Так, может, правда…
Почувствовав, что кризис миновал, лысый заговорил бодрее, перебивая начальника охраны:
– Давайте, Мишке позвоним. Спросите, что к чему.
– Это мысль, Андрей, – задумчиво произнес Николай.
Шеф развернулся к нему и, потрясая в воздухе сжатыми кулаками, заорал, что никакая это не мысль и что даже, если старик не врет и Мишка все подтвердит, нет никаких гарантий, что быстрые ребятки Кузи в его отсутствие не приняли каких-то скоропалительных решений.
– Ты же давал мне сроку до вечера, так? – бросил он Кузьмичеву.
Тот кивнул и снова запел жалобно:
– Андрей Борисыч, так я же просто пошутил. Ну, прости старика! Я точно знаю, что никто из моих не мог ребенка украсть. Не давал я такого приказа!
– Пошли. Проверим, кто из них занимается самодеятельностью. Пошли, я сказал.
Они покинули номер люкс. Кузьмичев понимал, что сопротивляться и поднимать шум бессмысленно, когда в бок упирается дуло Митькиной пушки.
Андрей долго не мог понять, куда он попал. То и дело оглядываясь, он топтался возле колонны в большом зале. Адрес правильный. Время верное. Однако непонятно, каким образом связаны Светлана и вечер возрождения искусства. О вечере Андрей прочитал на аляповатом стенде. Объявлялось, что некий юный художник, якобы молодое и перспективное дарование, впервые выставил на суд публики свои творения.
Было шумно и душновато.
Присутствовали: юный талант собственной персоной с мобильником на шее по последней моде, его друзья и родственники, дамы из какого-то благотворительного фонда, издатели, крупные и не очень, художники или что-то в этом духе, спонсор с женой и ребенком, официанты, несколько полотен с изображением пустых бутылок. Светланы нигде не было видно. Андрей заходил из угла в угол, прислушиваясь к разговорам. Прошел слушок, что в соседнем зале накрыт шикарный стол. Автор выставки то и дело забегал туда проверить, все ли в порядке. Возвращался он почему-то все более вихляющей походкой и с покрасневшим носом. Мама его тихонько журила.
Андрей, оглушенный разговором с Кузиными подчиненными, растерянно наблюдал за происходящим. Люди Кузьмичева не трогали Степку. Теперь вся надежда была на Светлану. Ощупывая глазами присутствующих, Андрей прислонился к стене и замер.
В центр вышел спонсор и понес совершеннейшую околесицу о том, как он наткнулся на рисунки юного художника, которые перевернули ему душу, так, что стал он, спонсор, много и упорно работать, чтобы сколотить капитал и помогать дарованиям пробиваться в массы.
Комолов усмехнулся, краем сознания уловив абсурдность рассказа.
Получалось, будто младенец – так получалось – создал настоящие шедевры, без коих не состоялась бы карьера и финансовая независимость вышеозначенного спонсора. Словом, бред. Однако – зааплодировали. Дарование, пьяно икнув, поблагодарило. Вышел низенький бровастый старичок. Этот говорил долго и связно, видно, из тех, кто подготовился к вечеру. Он торжественно объявил сегодняшний вечер датой рождения звезды. Звезда тем временем снова закатилась в соседний зал. Старичок еще долго восхищался и вздыхал в микрофон. Потом объявил какого-то поэта. Дескать, из глубинки. Тоже в своем роде талант. Тоже надо помочь. Поэт вышел.
– Стихи! – объявил радостно.
– Хочу писать, – в тон ему заявил ребенок спонсора, возившийся неподалеку.
– Где здесь уборная? – вежливо и громко поинтересовалась молодая мамаша.
Комолов снова растянул губы в усмешке. Вспомнилось вдруг, как Дашка отказывала Фиме ходить вместе с ней на подобные сборища.
– Да все они там строят из себя непонятно что! – кричала она. – В туалет без аншлага не в состоянии сходить!
Ее бесила эта манерность, Андрея только забавляла. Он всегда был более снисходительным к слабостям других. Сильный человек мог себе такое позволить.
Между тем жену спонсора провожали издатели, крупные и не очень, какие-то дамы и томный молодой человек, оказавшийся впоследствии еще одним талантом из провинции. Андрей пошел за ними следом, решив проверить, не застряла ли Света в дамской комнате. Большие настенные часы показывали десять минут восьмого.
Тем временем поэт читал стихи. Иногда он путал слова, не выговаривал отдельные буквы, но публика благосклонно прощала и просила: дальше! дальше! Бровастый старичок спал с видом человека, исполнившего свой последний долг. Молоденькие журналистки рассматривали фотографии. Издатели, те, что не очень крупные, подсовывали присутствующим свои тоненькие журналы. Особенно жене спонсора. Мол, почитайте на досуге, мадам. Мадам отдавала их на растерзание сыну, который, раздобыв карандаши, рисовал поверх рассказов и стихов самолетики. Процесс этот комментировался и одобрялся со всех сторон. Растет смена, перешептывались художники. Растет, соглашались замалеванные самолетиками писатели и поэты. Все уже порядком утомились.
