Текст книги "Подозреваются в любви (СИ)"
Автор книги: Юлия Комольцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Юлия Комольцева
Подозреваются в любви
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Было слышно, как в кране ворчит вода, уютно пофыркивал чайник, а на сковородке шипели румяные, большие куски мяса. Звякнула микроволновка.
А потом раздался стук входной двери, и в дом ворвался свежий ветер.
– Мам! Пап! Смотрите, чему я Рика научил!
Оба возбужденно подпрыгивали в прихожей – лохматый пес неизвестной породы и мальчуган лет двенадцати.
– Ну, гляньте! – нетерпеливо притопнул он ногой.
– Иди завтракать, в школу опоздаешь, – крикнула сыну Даша, не оборачиваясь от плиты.
Андрей пошире раскрыл дверь в кухню.
– Иди сюда, покажите, – позвал он.
– Остынет все! – взметнулся сердитый женский крик.
Дашка резко повернулась к мужу.
Мгновение супруги смотрели друг на друга в упор. В глазах Андрея был мягкий упрек и усталость. Взгляд Даши был полон злобы.
Спустя минуту за столом раздавалось только постукивание вилок и обиженное сопение мальчика. И вот еще – вода по-прежнему ворчала в кране.
В полдень возле его офиса на Смоленке остановилась замызганная «копейка». Вышли двое. Тот, что помоложе, бойко подскочил к входу и замер, придерживая дверь. Его пожилой спутник достал из портфеля какие-то бумаги, тщательно спрятал их во внутренний карман пиджака, отдал портфель водителю и только тогда, удовлетворенно оттирая пот со лба, двинулся к зданию.
Андрею захотелось плюнуть сверху на его безупречную лысину.
Нет, не достать.
Это они его сейчас достанут.
Или – показалось? Может, просто клиенты. Один – молодой да бойкий, холуй при барине, гора мышц, втиснутая в безликий черный костюм. Вот запарился, должно быть… Ну, и собственно барин, тот что совершенно и окончательно лыс – степенный и важный. Приехали по делу, переговоры, то-сё. Леночка им какава подаст, Славик лапшу на уши будет вешать, а он – Андрей – просто поприсутствует, посмеется над своими нелепыми подозрениями. Мысленно. Просто обхохочется. И эта злость, и эта растерянность, и эта – черт ее дери! – тоска, – взявшись за руки, убегут от беззаботного его хохота.
– Ну, конечно, это клиенты, – сказал Андрей вслух.
Кажется, подобная чушь называется аутотренингом. Только вот не ездят его клиенты на «копейках», не поддерживают отечественного, блин, производителя. Деталька незначительная, и все же… Слишком уж гармонично вписывается в общую картинку.
Андрей выбросил окурок в форточку и отошел от окна. Включил зачем-то компьютер, пощелкал мышкой. Плюхнулся в кресло со всего размаху и покрутился до тошноты.
Ждать он никогда не умел.
Он умел зарабатывать деньги. Умел подтянуться на одной руке двадцать с половиной раз. Умел брякнуть что-нибудь совершенно не к месту. Умел не замечать времени и удивляться, что настольный календарь внезапно похудел. Умел прикипать к людям – раз и навсегда.
Но ждать Андрей Борисович Комолов не умел, и потому стук в дверь застал его врасплох. Андрей резко остановил все еще вращающееся кресло и, едва не выпав из него, пробасил:
– Входи!
В дверь просунулась гладкая голова Леночки. Андрей подозревал, что волосы у его секретарши навеки погибли под тоннами геля.
Голос ее был под стать прическе – ровный да гладкий.
– Андрей Борисович, к вам посетители.
Хоть бы раз назвала она его просто Борисычем! Ей-богу, стало бы легче! Нельзя, чтобы собственная секретарша так раздражала…
– Ну, пускай, посещают, – он махнул рукой, – ни с кем меня пока не соединяй, лады?
«Лады», – улыбнулась бы любая нормальная девка на ее месте. А эта в ответ:
– Хорошо, Андрей Борисович.
Так и не вошла.
«Уволю!» – решил он, не желая думать о том, что причина его раздражения вовсе не Леночкин безупречный слог и ее прилизанные волосы.
Лысый вошел первым, улыбаясь Андрею.
– Кузьмичев, – представился он, – Павел Карпович.
«Карпович, а улыбка-то акулья», – мелькнуло в голове у Андрея.
Второй представляться не стал, замер у двери.
– Давно мечтал с вами познакомиться, Андрей Борисович, – осклабился Кузьмичев.
– Очень рад, что ваша мечта сбылась, – пробурчал Андрей, уже четко понимая, что надежды никакой не осталось.
Предчувствия его оправдались, нюх его не подвел, сам себя Андрей Комолов загнал в угол. Сам виноват.
– Ну, ну, не надо дерзить, молодой человек, – засмеялся Лысый, не стараясь даже приглушить злобу во взгляде, – можно все уладить и без этих петушиных наскоков.
Не дождавшись приглашения, Кузьмичев опустился на диван и не спросясь закурил сигарету.
Между прочим, любимый диван Андрея. Он его первым делом купил, когда в этот офис въехал. Такой домашний, уютный диванчик. Не кожаный, новомодный, а обыкновенный, обтянутый веселенькой тканью в горошек. И плевать, что выбивался из спартанского стиля кабинета. Некогда было Андрею о стиле думать. Когда голова отказывалась уже работать, такой диванчик был весьма кстати. Подлокотники мягкие, широкие – никакой подушки не надо, – ляжешь, ноги вытянешь, послушаешь секунду-другую, как радостно скрипят пружины, словно псина, дождавшаяся хозяина, – и баиньки. Сладко, ох сладко спалось Андрею на этом диванчике. А что с Дашкой они на этом диване вытворяли! И пружины уже не скрипели, – постанывали, подлаживаясь под их тела. Когда это было? И куда все делось? Накрылось медным тазом, а сверху еще и лысый боров этот сел. Припечатал.
– Вам будет удобней здесь, – указал Андрей на кресло рядом с собой, не без труда выговаривая слова, – и что, собственно, нам с вами предстоит уладить?
Лысый покладисто пересел. Помолчал, расшатывая ладонью свой широкий мясистый носище.
– Андрей Борисович, давайте без церемоний? – наконец, словно опомнившись, предложил он.
Андрей кивнул.
– Мои люди уже приходили к вам, но вы их не поняли, – Кузьмичев по-стариковски вздохнул, – это непростительно.
– Конечно, – поспешно добавил он, – вы могли и не знать. Тогда. Но сейчас-то вы точно в курсе. Ваш бухгалтер пропал неделю назад.
Он замолчал, ожидая реакции. Андрей смотрел на Лысого с интересом, будто тот рассказывал увлекательную сказку.
– Вы будете отрицать это?
– Пропажу моего бухгалтера?
– И последствия этой пропажи.
– А какие последствия? – снова с искренней заинтересованностью подался вперед Андрей.
– Мои люди к вам приходили, – с нажимом повторил Кузьмичев, – вы игнорировали этот факт, но меня вам игнорировать не удастся. Я пришел сам, чтобы без свидетелей получить свой груз.
Андрей перевел взгляд на молодца у дверей.
– Этот парень глухонемой, – отмахнулся Кузьмичев.
– Может, он и слепой вдобавок? – хохотнул Андрей.
Настроение у него поднялось.
Лысый между тем, опять не спросясь, закурил. И молчал, стряхивая пепел на пол, глядя мимо Андрея. Будто ждал чего. Терпеливо эдак, спокойненько.
Андрею тоже говорить не хотелось. О чем, собственно? О драгоценном грузе этого хрыча, что ли? Или о том, что Миша-бухгалтер пропал? Вместе с грузом, кстати. И с деньгами Андрея. Ну, не об этом же говорить! И не о том, что Мишка последнюю неделю был какой-то странный, глаза то и дело прятал. А теперь сам, весь, целиком спрятался – и от лысого, и от Андреевой дружбы. Надоело ему, обрыдло. Обрыдло – это было его, Мишкино, словечко. А вообще-то он за речью следил, обходительный был черт, только с Андреем не церемонился. А что церемониться, если они вместе яблоки в соседском саду тырили, за девчонками в бане подглядывали, с уроков сбегали на пару?! С Андреем можно по-простому, можно свалиться как снег на голову в его общежитскую комнату, можно год без малого прожить нелегалом на его харчах, курить его сигареты и внушительно рассуждать о его никчемной жизни. Можно сидеть у него на кухне и наматывать сопли на кулак, оттого, что все не так и не эдак, переночевать на раскладушке и стрельнуть сотню без возврата. Можно напиться и приставать к его жене, получить заслуженный фингал, а потом клясться в вечной дружбе. Можно подвизаться у него бухгалтером и кинуть по-взрослому. На деньги. На ту самую дружбу. Ну не об этом же Андрею говорить.
Кузьмичев издевался, тоже молчал, потом затушил сигарету о подлокотник кресла и глянул в упор на Андрея.
– Где груз?
– Там же, где бухгалтер, должно быть, – спокойно ответил тот.
– Тебе придется его найти.
– Я не федеральный розыск, папаша, – схамил Андрей.
– Тогда отдашь наличкой, – покладисто произнес лысый.
Андрей улыбнулся, так обычно взрослые улыбаются детям, когда те сморозят очевидную нелепицу.
– Вот документы, которые подписывал твой главбух, – лысый достал из кармана бумаги, – я мог бы подать в суд, но огласка не в моих интересах. Здесь, конечно, не те цифры и не тот груз, это тебе просто для информации.
– Меньше знаешь, крепче спишь, – хихикнул Андрей, снова искренне развеселившись.
– Ознакомься, – упорствовал лысый, – а вот то, что ты мне должен.
Он черкнул что-то на бумажке и протянул Андрею. Тот даже не взглянул.
– Папаша, я тебе ничего не должен, ты с Миши спрашивай, о’кей?
– О’кей, – выдержав паузу, передразнил Кузьмичев и задумчиво добавил: – Твоему парню, кажется, двенадцать должно было исполниться?
Андрей даже не сразу понял. Просто машинально, совершенно автоматически сжались кулаки.
– До свиданья, папаша.
Так вот ради чего все. Сам пришел попугать. Рассудил, что так оно вернее, у мальчиков-качков не получилось, а дедулю никто не тронет, дадут высказаться. Высказался, гад!
Не такие пугали! За те семь лет, что Андрей в этом деле варится, и не такое слышал. А дело идет. И второй офис уже достраивается, и дома Андрей почти не ночует, и перед глазами бесконечные цифры, а в голове карта страны. Исколесил он эту страну вдоль и поперек, сначала сам, потом с напарником, потом с двумя, потом обмывал первый десяток машин. Официально его контора занималась перевозками, а неофициально – чем только не занималась. Только наркоту Андрей не признавал, никогда не связывался. Но пугать – пугали, бить – били, и воровали, и кидали, и с нуля не раз начинал.
Так что пошел ты, лысый хрен, куда подальше!
– До свиданья, папаша, – устало повторил Андрей.
Лысый, опершись на краешек стола, смотрел на него.
– А ты дурак, – решил он про Андрея. – Дите свое не бережешь совсем, ни няньки у пацана, ни охраны. Жена-то у тебя шалава натуральная, не следит за пацаном-то, все по мужикам шастает.
Ой, а куда делся благообразный старичок? Этот лысый дядька вдруг стал выражаться, будто рыночная торговка. И почему-то задергался левый глаз. У Андрея задергался, не у лысого перевертыша. Интересно, заметно со стороны? Соринка, что ли, попала?
Андрей снял телефонную трубку, Кузьмичев только удовлетворенно хмыкнул.
– Поднимись, – коротко и спокойно приказал Андрей, когда на его звонок ответили.
– Я сам уйду, Андрей Борисович, – с прежней вежливостью произнес лысый, – но ждать долго не буду. До вечера, до одиннадцати, скажем.
Лысый и его холуй вышли.
Что же глаз-то так дергается?!
– Какие проблемы, Андрей Борисыч? – заглянул в кабинет охранник.
– Уже никаких, Коля.
Оставшись один, Андрей закурил и снова поднял трубку телефона.
– Алексея Ивановича, будьте любезны, – забыв перейти на английский, быстро произнес он.
– Как вас представить? – томно полюбопытствовала девушка с едва уловимым акцентом.
– Голым в бане меня представь, детка! – рявкнул Андрей.
Через минуту он договорился с двоюродным братом, чтобы тот приютил на время Артема и Дашку.
Алекс – ха, ха, да просто Лешка, – как всегда, не задавал лишних вопросов, у них в Америке это было не принято.
Вряд ли, конечно, Дашка поедет. Она и раньше не соглашалась. «Из-за каких-то ублюдков! – обычно орала она. – Из-за каких-то ублюдков бросать дом?!» Можно подумать, этот дом был ей очень нужен. Да она его ненавидела! Как и Андрея.
Он продолжал сидеть, прижав к уху телефонную трубку, и представлял, как Дашка в очередной раз устроит скандал.
Ну, ничего, засунет ее в рюкзак в конце концов, полетит в багажном отделении. Дашка маленькая, поместится. Только орать будет крепко. Она вообще не умеет тихо разговаривать, а уж если орет – на весь город, проверено. Однажды они по Москве гуляли, только-только приехали оба, совсем ничего тут не знали, забрели в какой-то парк и о чем-то глупом, никчемном спорили. Вроде, есть ли предел человеческой возможности. Дашка говорила, что нет, а Андрей просто так спорил – чтобы спорить, спорил. Ну, она и заорала – проверить, есть ли предел. Всех собачников собрала, а из соседнего двора куча подростков прибежала.
Ох, и глупые они тогда были, что Дашка, что он.
Счастливые.
В углу на потолке висела паутина. Домработница Кирилла была не очень-то прилежной.
Даша перевернулась на живот.
– Хочу кофе, – сказала она, глядя в стену.
Кирилл послушно поднялся, прошел на кухню. Было слышно, как он гремит посудой.
Дашка знала, что вместо одной чашечки кофе он принесет поднос с завтраком. Так оно и вышло.
– Ты еще не одета? – удивился Кирилл, выставляя на журнальный столик тарелку с горячими бутербродами, салатницу, варенье, блюдо с фруктами.
Дашке хотелось пить кофе в постели, голышом, бессмысленно хихикая и дрыгая ногами. Но что она, школьница, что ли? Глупо. Кирилл ждал, пока она натянет джинсы и сядет к столу.
– Ты устала? – заботливо поинтересовался он, заглядывая ей в глаза.
Ага, устала. Сам заездил и спрашивает.
– Немножко, – согласилась Даша.
Он погладил ее по волосам, крепко прижимая ладонью. Ему нравились ее волосы – тяжелые, рассыпчатые, очень темные.
Даша потянулась за кофе.
– Ты все хорошо помнишь? – спросила она.
– Конечно, – Кирилл поморщился, – сколько можно об этом?
– Который час?
– Полпервого.
Даша вздохнула, взяла сигарету.
– Через час заканчиваются уроки. Ехать тебе минут двадцать, да?
– Почему мне? – удивился Кирилл. – А ты разве не домой?
– Я такси поймаю.
– Так ты без машины сегодня?
Она кивнула. Странно, что он вообще спросил об этом. Его не интересовало, как Дашка добирается. Главное – приезжает, и ладно.
Она посмотрела вдруг в упор на него – спокойным, оценивающим взглядом. Она всегда откладывала это на потом, а сейчас вдруг решилась. Оценить и тщательно взвесить все за и против. Молодой, здоровый, мускулистый. Подбородок, который принято считать волевым. Линия губ, которую принято считать соблазнительной. Большой лоб, который принято считать упрямым. Это, наверное, – за. В ту же кучу – его влюбленность, покладистость, старание в постели. Даша мысленно одернула себя. Насчет влюбленности был явный перебор, оба только играли в нее, старательно соблюдая все правила. Или все-таки это всерьез – глаза, в которых плескается нежность, умелые руки, трепетно встречающие ее тело, такие банальные, такие необыкновенные, такие нужные слова. Есть ли надежда, что все это – правда?
– Ты чего, Даш?
Она пожала плечами, не отводя взгляда от его лица.
– Что? У меня прыщ вскочил? – криво улыбнулся Кирилл.
С юмором у него проблемы, и это не единственный недостаток. Но у кого их нет? И почему Дашка решила вдруг, что примириться с ними будет невозможно? Она справится. Ради самой себя, ради Степки, ради нормального человеческого тепла, которым, несмотря на всякие игры и правила, окружал ее Кирилл.
– Кирюш, давай выпьем, – внезапно предложила Дашка.
Он хмыкнул и посмотрел на нее, как на ненормальную.
– Мне за руль вообще-то.
– А у меня порыв, – медленно произнесла Даша, – просто дико хочется выпить за успех нашего предприятия.
– За наше будущее, ты хочешь сказать?
– Называй как угодно, только плесни чего-нибудь, – хихикнула она.
Кирилл с тяжелым вздохом поднялся.
– Что ты будешь? Вино, коньяк?
– А водки нет?
– Даш, ты серьезно?
Главное, чтобы он не заметил ее мокрых ресниц. Быстрое движение ладони, и все в порядке. Хорошо, что она не накрашена.
Дашка усмехнулась нелепости происходящего. В час дня Кирилл ищет в баре водку, а его любовница старается незаметно смахнуть слезы. Да он и не увидел бы. А увидел бы, так не понял. А понял бы – не спросил. Сплошное отрицание. Может быть, это здорово – собираться замуж за человека, который никогда не спросит о причине твоих слез?! Может быть, это счастье – знать, что он не полезет тебе в душу и не станет нараспашку раскрывать свою? В конце концов, этот стриптиз ни к чему хорошему не приводит.
– Я с тобой сока выпью, – решил Кирилл, отыскав все-таки початую бутылку водки, – а то, что ты будешь одна, как алкоголик.
– Ну, выпей, – кивнула Дашка, чокнулась с ним и одним глотком осушила рюмку.
Не поморщилась, не содрогнулась и ничего не почувствовала. А чего, собственно, она ждала – мгновенного расслабления, неземной радости, счастливого избавления от реальности?
– Запей, – хмуро посоветовал Кирилл, когда за первой и второй Дашка торопливо опрокинула и третью стопку.
– Комолов говорит, что запивать вредно.
– При чем тут твой муж? – обиделся Кирилл.
– Бывший муж, – уточнила она и засмеялась, – вернее, будущий бывший. Как я скаламбурила?
– Меня удивляет, как ты вообще слова выговариваешь, – строго произнес Кирилл, – так пить нельзя.
– Так жить нельзя! – протянула Даша, закуривая.
Он наблюдал за ней с долей брезгливости во взгляде.
– Презираешь? – предположила Даша.
– Я люблю тебя, – возразил Кирилл, – мне просто непонятно, почему надо напиваться сейчас? Мы могли отпраздновать позже и не здесь, в этой конуре.
– У тебя вполне нормальная квартира, – отмахнулась Дашка, – только скажи Нине Ивановне, что паутину надо убирать, ну и пыль вытирать хотя бы изредка. Я, пожалуй, поем.
Кирилл остановил ее руку, намазывающую варенье на огурец, и Дашке пришлось ограничиться остывшим бутербродом.
– Хотя за те деньги, которые ты ей платишь, – рассудительно продолжала она, жуя, – я бы тоже не стала особенно выпендриваться.
– Откуда ты знаешь, сколько я плачу Нине Ивановне? – досадливо поморщился Кирилл.
– А я за тобой шпионю, – хмыкнула Даша.
– Не смешно.
– Даже грустно, – согласилась она, – мы с твоей домработницей просто разговорились однажды, вот и все. Жадный ты, Кирюша. Женщина одна трех ребятишек поднимает, а ты ей двести баксов даешь…
Она видела, что ему нелегко сдержаться. Однако Кирилл спокойно сказал:
– Двести долларов – это большие деньги, Даша. Это для тебя мелочь, с которой и в магазин стыдно выйти, а для нее это большие деньги.
«Большие деньги». Он произносил это словосочетание сквозь зубы, словно боялся выронить, выплеснуть нечаянно самое дорогое. Большие деньги.
Наверное, придется скрывать от него цену новой помады и прятать подальше купленные платья. Наверное, их домработница тоже будет плакаться случайным гостям, что платят ей мало. Впрочем, нет, Дашка просто не отдаст ему ни копейки, и все.
– Зачем вам деньги, Киса? – ухмыльнулась она, поглаживая колено Кирилла.
Он покосился на нее недоуменно.
– Ты о чем?
– Тебе ведь нужны деньги, а не я. Ну, зачем тебе деньги?
– Перестань. Ты напилась, что ли? Я так и знал, что все сорвется из-за ерунды.
Он вскочил, принялся мерить комнату шагами. Дашка следила за движениями его крепких ног. Туда-сюда. Голова у нее кружилась невероятно.
– Сядь, пожалуйста.
– Я сяду. Мы все сядем, если ты будешь вести себя как дура!
Все-таки сорвался. Дашка поймала себя на том, что все это время прикидывала – сорвется или нет. Словно испытывала его терпение.
– Ну, малыш, ну возьми себя в руки, – он сел рядом, прижал ее голову к себе, – осталось совсем немного, и мы забудем и про Комолова, и про Нину Ивановну, и про деньги эти проклятые…
Даша разглядывала узор на его рубашке. Близко-близко были эти серо-голубые причудливо изогнутые линии. Будто сплетение дорог и тропинок. Так страшно было заблудиться.
Она подняла голову, и Кирилл крепко поцеловал ее в губы. Просто изо всех сил прижался к ее рту своим, придавил.
– А ты в своей конторе что сказал? – отстранилась она.
– Господи, да какая разница? Ты думаешь, там кого-то интересует, почему вдруг младший помощник младшего менеджера вдруг не явится на работу? Да никто и не заметит.
Значит, его можно и не заметить, вот так.
– Кир, а откуда у тебя деньги на все это? – пришла к ней внезапная мысль.
Дашка обвела рукой комнату.
– Разве младший помощник младшего менеджера может позволить себе так обставить квартиру? Платить домработнице? Пусть даже двести баксов… Машина опять же. В рестораны ты меня водил…
– Что еще посчитаешь? – перебил ее раскрасневшийся Кирилл. – Раньше тебя совершенно не интересовало, откуда у меня деньги на твои прихоти!
– Мои прихоти? – вскинула брови Дашка.
Кирилл провел рукой по лицу.
– Даш, ты понимаешь, что мы делаем? Мы же ссоримся накануне самого важного дня в нашей жизни!
– Ах, сколько пафоса!!!
– Дашенька, радость моя, девочка моя, успокойся! Мы просто на взводе оба, нам трудно сейчас, очень трудно. Но мы не должны… Посмотри на меня. Ты хочешь уехать со мной?
Она быстро кивнула и часто-часто заморгала, стараясь смахнуть слезы. Она сильная, по крайней мере, она сможет казаться такой. Это просто соринка попала в глаз. Ресницы запутались, слишком длинные у нее ресницы.
Даша перевела взгляд на Кирилла. Он стал целовать ее, и в этих поцелуях не было ласки – только страстное желание успокоить, вернуть все на круги своя, привести в чувство женщину, которая пугала его теперь своим безразличием. Он целовал ее, чтобы не видеть глаз, на дне которых плескалась растерянность. Он пытался убедить ее, что все правильно и все хорошо, что будет еще лучше и она должна лишь немного потерпеть.
Дашка позволила себя убедить, даже почти отрезвела.
Однако, когда они вышли из подъезда и направились в разные стороны, Дашка почувствовала облегчение. Одной ей было проще и лучше, одной, а не с тем, кого подбросила ей, словно неожиданный козырь, насмешница-судьба. А может, и не судьба вовсе? Дашка стояла у дороги с поднятой рукой и думала о том, что Кирилл просто оказался в нужное время в нужном месте. Нужным для нее оказался. Проще говоря, подвернулся под руку.
Она тогда весила восемьдесят три килограмма, и это уже перестало быть для нее катастрофой. Каждое утро, глядя в зеркало, Дашка безразлично хмыкала: «Подумаешь!» И шла на кухню пить горячий шоколад. Потом смотрела сериалы, заказывала пиццу на дом, запивала ее пивом и сладко засыпала до вечера. Степка был в лагере, Андрей – в офисе, и Дашка в одиночестве слонялась по квартире, и жирные складки на животе били ее по бокам. Но ей не было больно. Звонили приятельницы, потом перестали. Заходили приятели, но постепенно их поток иссяк. Иногда Андрей приезжал домой, когда Дашка еще не спала. Заслышав шум колес, она запиралась в своей комнате и выключала свет. Сначала он орал, но Дашка орала громче. Он подсовывал под дверь записки и мятые букеты, пытался забраться к ней через окно. Но решетки были сделаны на совесть. Все в их доме было крепким и основательным, все, кроме их счастья. Однажды Андрей вынес эту дубовую дверь, за которой Дашка скрывалась от него и его жизни. Она не хотела вспоминать, чем это кончилось. Кажется, опять громко орала. И все ее восемьдесят с чем-то там килограммов падали и падали на Андрея. Оба потом ходили в синяках, а больше ничего и не изменилось.
Четкой границы между тем, что было, и тем, чему предстояло быть, Даша не запомнила. Она стала выходить из дома, когда вернулся Степка. Она разговаривала с Андреем, и улыбалась ему, и готовила завтрак, и предпринимала вялые попытки влезть в старые платья, полчаса в день покрутив обруч. Не обнаружив очевидных перемен в себе, Даша махнула рукой. Так тому и быть. И тут, словно черт из табакерки, возник Кирилл.
Они банально столкнулись в супермаркете, оба растеряв при этом все свои покупки. Дашка принялась орать на молодого человека так громко, что сбежались все покупатели и продавцы. Устроила целое шоу, срывая на незнакомых людях все напряжение, что накопилось за последнее время. Чтобы замять скандал, администратор быстренько усадил крикливую покупательницу в кафе при магазине, заказал целый обед и пообещал скидку на все товары в будущем. Дашка успокоилась, но чуть не подавилась салатом, когда в кафе вошел пострадавший от стычки мужчина. Каков нахал, решила она про себя и демонстративно отвернулась. А нахал сел за ее столик.
– Мне тоже полагается компенсация, – сказал он.
– Я пришлю вам чек, – кажется, так ответила Дашка, окидывая брезгливым взглядом его простенький костюм и пакеты с дешевой едой.
– О! Я не нуждаюсь, – засмеялся он и протянул ей визитку.
Любопытство победило. Дашка скосила глаза и прочитала: Белов, Геннадий Павлович, ведущий специалист, номер телефона такой-то. Чуть ниже было нацарапано карандашом: «Давайте поужинаем в более приличном месте».
– Геннадий Павлович, – пропела Дашка, – а вы в какой области специалист?
– Я специалист по красивым женщинам, но я не Геннадий Павлович, – он снова улыбнулся, – это визитка моего знакомого.
– Очень находчиво…
Дашка попыталась выбраться из-за стола, но у нее это получилось довольно неуклюже. Мужчина откровенно разглядывал ее.
– Что уставились?!
– Меня зовут Кирилл, – спокойно сказал он, – я жду, когда вы ответите на мое предложение.
– А денег у вас на обед хватит? – ехидно поинтересовалась она.
– Вполне, – не обиделся он.
Даша облокотилась на тележку с продуктами.
– Я люблю французскую кухню.
– Замётано, – обрадовался Кирилл.
Через минуту они устроились в его машине, свалив покупки на заднее сиденье. Даша бездумно смотрела в окно и курила. Ее давно никто не приглашал в ресторан, на нее давно не обращал внимания мужчина – молодой и вполне симпатичный, каким был Кирилл. Даша не пыталась посмотреть на себя его глазами, она просто приняла как данность и своего нового знакомого, и его внезапную заинтересованность. Ей было безразлично.
Правда, не настолько, чтобы пройти мимо, не оглянувшись, не настолько, чтобы не прочитать надпись на визитке. Сидя в машине, она вдруг осознала, что чувствует радостное предвкушение приключения. Это вскружило ей голову окончательно, Дашка перестала кривить губы, насмехаясь над собой и над всем миром, и замерла, боясь спугнуть неожиданную живительную силу предчувствия.
Они стали любовниками, не доехав до ресторана.
Дашка вошла во двор, и в тот же миг на нее прыгнул большой, лохматый пес.
– Рик, погоди, ну погоди у меня! Опять тебя забыли на цепь посадить, да? А ты и рад стараться, да? Ну, что ты на меня бросаешься, будто сто лет не виделись?
Дашка вдруг охнула и присела. Неожиданная мысль пришла ей в голову. И как она только могла забыть о Рике?! Степка никогда ей не простит, если ему придется расстаться с псом, да и сама Даша была привязана к этому лопоухому, ласковому существу. Что же теперь делать?
Рик, почувствовав смятение хозяйки, тихонько завыл, присев рядом с Дашкой. Она рассеянно погладила его по лобастой голове и достала телефон, набрала номер Кирилла.
– Что мы будем делать с Риком? – заорала Даша, как только он ответил.
– Даш, это ты, что ли?
– Да я, я, что делать-то? Может быть, ты успеешь заехать?
– Куда?
– Сюда. Ко мне!
– Даша, ты с ума сошла, что ли? Через пять минут Степка выйдет, мне с ним еще договориться обо всем надо. Я же тебе предлагал все вместе делать, а ты хочешь за двумя зайцами угнаться, да? Давай приезжай сюда и сама с сыном разговаривай!
Даша отодвинула трубку от уха, Кирилл так орал, что можно было оглохнуть. Она слышала, что он говорил еще о том, как она была не права и каково сейчас ему приходится, что нужно было купить билеты на сегодня, что Степка не станет слушать его, что весь их план ни к черту не годится. Наконец он выдохся и спросил спокойно:
– Ты деньги взяла?
– Взяла, – соврала Даша, почесывая Рика за ухом.
Было слышно, как Кирилл вздохнул с облегчением. Они попрощались.
– Зачем я ему звонила? – спросила Даша у Рика, тот, к сожалению, не мог ничего ответить, поэтому просто положил голову ей на колени и заглянул в глаза.
– Тебе меня жалко, да? – поняла Дашка. – И мне тебя. Останешься здесь один с этим бизнесменом чертовым! Он станет кормить тебя сухим кормом и вместе с тобой выть на луну.
Рик протяжно заскулил от такой перспективы.
– Ну что ты? Он вообще-то хороший, ты же знаешь, – задумчиво произнесла Дашка, – он добрый. Помнишь, это же он спас тебя от кошек? Ты был совсем маленьким и прихрамывал на обе ноги и идти тебе было совершенно некуда.
Дашка поняла, что сейчас в том же положении оказалась она. Ей показалось, что никогда раньше она не чувствовала такого безмерного, жуткого одиночества. И даже теплое дыхание собаки не могло ничего изменить. Рика придется оставить, как и этот дом, хранивший молчание теперь, но помнящий смех и громкие споры, эти тропки, по которым бегал маленький Степка, эти сосны, чей волшебный запах пробирался в комнаты даже при закрытых окнах.
Она поднялась и, выпрямив спину, направилась к дому. Рик путался у нее под ногами, и ей пришлось пару раз цыкнуть на него.
– Ты останешься здесь, – остановившись у дверей, сказала ему Дашка, – иначе я снова примусь рыдать, понял? Перестань, это почти новые джинсы, и нечего их облизывать!
Она вошла в дом, оставив печального Рика страдать на коврике у входа.
У нее не было никакой уверенности в том, что она поступает верно. Но обратного пути не было. Решительным шагом Дашка прошла в комнату Андрея, набрала код сейфа и достала пачку зеленых банкнот. Разделив на две – равные, на ее взгляд, половины, – она положила одну обратно, а вторую в сумку. Дамский ридикюль, явно не рассчитанный на такие суммы, тут же неестественно надулся. Дашке было не до того, она потянулась к стопке бумаг в глубине сейфа. Что она надеялась найти среди них? Письмо к Прекрасной незнакомке? Дневник мужа? Записки от его многочисленных любовниц?
Она резко захлопнула дверцу, ей хотелось поскорее уйти из этой комнаты. Однако какая-то непреодолимая сила не давала сделать ни шага, и Дашка стояла, точно пришибленная, в этой берлоге, где все вещи, каждая мелочь кричали об Андрее. Книги, оставленные у камина, – он читал всегда несколько произведений, просто открывал с любого места, и ему обязательно попадалась интересная глава. Початые пачки сигарет на камине – он постоянно забывал, что уже раскрыл одну и тянулся за следующей. Очки, пристроенные на носу Степкиного любимчика – картонного Буратино, который бесконечно путешествовал из комнаты в комнату под мышкой у Степки.
Бумаги Андрея. Почерк Андрея. Запах Андрея.
Его рубашка, небрежно накинутая на искусственное чучело медведя, Мишкин подарок с соответствующей надписью на табличке: «Этот мишка – тоже твой друг». Какой, к черту, друг?!
Даша никогда не верила в их дружбу.
Она провела рукой по столу – пылища. Домработницы у них не было, а сама Дашка в эту комнату заходила лет сто назад, в прошлом веке, который носил название «Золотой». Тогда цветы пахли цветами, а не безнадежностью, смех был смехом, а не горечью на губах, ночное небо казалось искусно сотканным полотном, звезды – счастливыми слезами ангелов. И дожди тогда напевали страстные, ласковые мотивы, а теперь стучат в окно лишь затем, чтобы напомнить об одиночестве.
