Текст книги "Карелия (СИ)"
Автор книги: Юлия Гордон-Off
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)
– Сержант Государственной Безопасности Храмцов! – Чётко с прикладыванием руки к козырьку фуражки густым сочным баритоном представился он, при чём как-то именно так, что каждое слово у него прозвучало именно с большой заглавной буквы, что я не смогла не восхититься. Ему бы в театре конферансье выступать, видно умеет и, наверно даже тренировался, тем временем, он, не спрашивая, подхватил табурет присел на него и продолжал доставая из планшета бумагу и писчие принадлежности. – А вы, как я знаю, радист, старшина второй статьи, Луговых Комета Кондратьевна?
– Я про себя и так всё знаю, а вот вас вижу впервые, товарищ, возможно лейтенант…
– Я – не лейтенант! Я – сержант Государственной Безопасности!
– Возможно… Я же не спорю. Я только говорю, что вижу вас впервые, и кроме ваших слов за вашими утверждениями ничего не стоит…
– Что вы себе позволяете?!
– Вот! Уже голос повышаете. А это лазарет, здесь правила другие… Я прошу вас позвать моего врача, я её знаю, и будем решать…
– Зачем мне врача звать?
– Затем, что я подписывала разные бумаги, а вы ведь пришли вопросы задавать… И если желаете на них получить ответы иные, чем "не знаю!", "не помню!" и похожие, то сначала нужно подтвердить вашу личность и право мне эти вопросы задавать и получать на них ответы…
– А врач, что будет слушать?
– Нет, врач сначала подтвердит, что вы прибыли официально, а потом посмотрит ваши документы и пойдёт звонить майору Николаеву, который должен будет подтвердить вашу личность, в частности, передать какой-нибудь вопрос, ответ, на который знает только настоящий сержант Храмцов, а не убивший его вражеский агент. Согласны, что моё предположение не лишено смысла?
– Ну… Наверно, но это же время…
– Десять – двадцать минут – это не смертельно…
В общем, минут двадцать объясняли, что от неё требуется Полине, потом она ходила и вернувшись красная что-то шёпотом у сержанта спросила, а после торжественным голосом, как наверно объявляет о совершении таинства брака священник с амвона провозгласила, что личность и полномочия сержанта Госбезопасности Храмцова она подтверждает полностью! А сержант ещё наверно первые полчаса нашей беседы-опроса явно чувствовал себя не в своей тарелке…
А мне пришлось напрягать память и со всей возможной дотошностью вспоминать весь наш рейд и последующую лодочную эпопею. Он задавал много дополнительных вопросов, и просидел часа два, пока я не стала отключаться от усталости и его не выгнала тётя Клава, которая зашла сделать очередной болючий вечерний укол и увидела моё состояние. Оказывается, она увидела полоски от слёз и решила, что это меня такую маленькую сержант до слёз довёл, вот и выставила его, упирая в него свои немалого размера груди. В общем, продолжение опроса перенесли на завтра, чему я была несказанно рада и провалилась в сон, без обещанного кино.
Назавтра после перевязок и кормлений наша беседа продолжилась. Он исписал наверно пару десятков листов мелким убористым почерком и отстал от меня, только вечером, когда я всё это перечитала и подписала каждый лист своих показаний. Расставались мы уже почти приятелями, он из особого отдела штаба и ему по поручению-просьбе начальника разведки приказали взять показания у одного из выживших и вернувшихся из разведвыхода. О целях и сути в общих чертах его проинформировали, поэтому опрашивал он меня довольно предметно…
Глава 32. После 6-го ноября. Лазарет. Допрос
Дальше потянулись несколько дней больничного ничегонеделанья. Однажды продолжилась эпопея с Зинкой, которую я уже видела мельком в дверном проёме, такое мелкое чудо с торчащими из-под колпака рыжими косицами, и покрытое конопушками наверно целиком. Я и сама не очень крупная, но этот галчонок, или даже больше синичка была меньше меня как ростом, так и в объёме, и при этом действительно несла в себе заряд какой-то неуёмной стихийной стремительности. По её просьбе как-то пришедшая тётя Клава завела разговор:
– Дочка! Ты уж на бестолковку глупую не серчай сильно! Она девка то хорошая, халда, конечно, но по молодости это…
– Тёть Клава! Это вы про что сейчас говорили?
– Так, упросила меня это чума рыжая, чтобы я за неё у тебя попросила, как к тебе следователь то приехал и два дня вы с ним шептались, а главное, как ты его чуть не выгнала и Игнатьевну гоняла в штаб куда-то, так она тебя теперь ещё больше боится…
– Это вы про Зинку, что ли?
– Так, а про кого ж…
– Тётя Клава! Вы же сами знаете, что ничего я против неё не имею! Вы же сами решили её повоспитывать…
– Так, то оно так… Да следователя то ты чуть и правда не выгнала, а звание то у тебя совсем малое, а он и не пикнул, даже когда я его из палаты гнала… А они из НэКыВыДы своей уж дюже наглые все, я видала и чуть что не так, в морду кулаком, а тебя вон как опасается… Я уж теперь и сама то не знаю, что думать…
– Тёть Клава! Ну, вы же умная серьёзная дама, просто пришёл и представился не по форме, вот я его и поймала на нарушении. А Полину Игнатьевну не гоняли. А очень вежливо попросили сходить и позвонить, чтобы уточнить, что я могу рассказывать, а что нет, я ведь подписку о неразглашении секретов давала. А следователь настоящий и человек оказался хороший… Вы уж успокойте Зинку вашу…
Как-то зашёл разговор, про положение на фронте и Сосед в ступор впал. По его словам, окружение с юга уже должно завершено быть, а тут уже седьмое ноября на носу, а немцы кольцо блокады ещё не замкнули. Оказывается, на лужском рубеже немцев встретили подготовленные войска и даже сдерживали войска Линдемана и фон Кюхлера почти месяц, пока они не нащупали стык наших войск и внезапно не прорвали нашу оборону. Ну, не умеют ещё наши командиры вести маневренные действия. Наглухо встать в обороне, особенно с опорой на подготовленные позиции получается и обороняются стойко, но вот противостоять манёвру сил и массированному точечному прорыву с использованием артиллерии, авиации и танков не выходит никак. А когда в тылу наших порядков стала резвиться танковая маневренная группа, вся наша оборона посыпалась. А немцы после опыта первой мировой так боятся влипнуть в тупик позиционной войны, что очень шустро начинают искать уязвимые места и прорывают оборону, пока она не нарастила глубину и мощь. Но пока отступающие сдерживают натиск немцев как умеют, и сейчас тяжёлые бои идут под Чудово и Любанью, а Новгород наши оставили с тяжёлыми боями. В направлении Ленинграда бои в районе Волосово и немцы рвутся к Гатчине, но их пока сдерживают. Как сказал Сосед, в его дилетантском понимании, события разворачиваются не так как в его истории и нельзя исключить, что наши письма сыграли свою роль.
В Ленинграде за несбережение стратегических запасов продовольствия сняли Жданова, вернее его понизили до уровня зама, а первым секретарём и хозяином Ленинграда прибыл Ворошилов. Как сказал Сосед:
– Не знаю, какой уж стратег и политик Климент Ефремович, но как понимаю, Сталину и выбирать то особенно не из кого, и наверно главное, что Ворошилов предан и проверен…
Из разговоров вроде бы он в военные дела не лезет, больше занимается городским хозяйством и производством. Но с Трибуцем поругались, говорят, громко. Но и тут Сосед сказал, что в этом никакого криминала, просто оба довольно грубые и невоспитанные, вот и поорали друг на друга. Трибуца Кузнецову менять тоже не на кого, и при всех личностных особенностях командующий пользуется на флоте любовью и уважением, да и не такой трус, как черноморский начальник. А то, что Ворошилову велели в дела военных не лезть, это замечательно, хотя с энергией Красного маршала, не удержится он…
Главное во всех сводках, то, что немцы рвутся к Москве и одно то, что дивизию, к которой относится этот лазарет держат в тылу в резерве расквартированную по деревням и монастырям недалеко от Волхова, говорит о том, что положение не такое катастрофическое, как было в это же время по рассказам Соседа. Кстати, про монастыри…
Наш лазарет, да и весь штаб дивизии расположился в бывшем мужском монастыре. Лазарет в трудном корпусе. Мне все подробности доходчиво тётя Клава рассказала:
– Мы ж все живём то в кельях бывших, а здесь трудники были…
– А это кто?
– Ой, пионеры вы совсем… Это ж каждый знает, при монастырях не токмо монахи, да схимники разные. Тут ведь хозяйство ещё, всех кормить же надо. Вот на то есть прихожане-богомольцы, которые сами приходят на пажитях монастырских работают, чтобы душой очиститься и о Боге подумать, да к молитве вечерней лучше подготовиться. А есть еще трудники, это ещё не монахи, они при монастыре живут, устав блюдут, но пострига ещё не проходили. Так трудник может и в мир вернуться, если захочет, у монаха то пути обратного нет. Вот они часто не по хозяйству и огороду повинности несут, а в мастерских, во всех монастырях, хоть мужских, хоть женских мастерские, в которых дары разные делают, хоругви ткут, да и просто ткань, оклады да ризы всякие, про иконы даже и не говорю. Вот для таких мастерских тут целый корпус, в котором наш лазарет и поместили. Хотя, лазарет не развёрнут, всего две палаты и изолятор, но подготовлен для развёртывания целый этаж, но его пока даже не топят.
А морозы, к слову, ударили не шуточные. Меня дрожь пробирает, что бы было, если бы мы не успели добраться до наших… По словам тёти Клавы в Волхове развернули несколько больших госпиталей, и раненых везут очень много и госпиталя переполнены. Но их лазарет пока не задействуют. Мне же не понятно, почему меня сунули в этот лазарет, а не в госпиталь? Тоже вопрос и ничего не понятно. Ну, первые дни ещё понятно, я и встать то смогла сама только на следующий день после своего дня рождения. А теперь я уже даже в коридор сама выходила, по стеночке и очень медленно, ноги дрожат, но сделала в коридоре шагов пять, пока меня Клавдия в палату не отбуксировала, танк такой маленький и круглый, подхватила, и я понять не успела, а уже на кровати своей сижу.
Вчера пока меня купали… Ну, купали, это я можно сказать шучу так, меня мокрыми тряпочками всю обтирали и переворачивали, но вот удивительно, на чистом белье в свежей рубахе и вправду почувствовала себя как после бани. И голову снова помыли, но уже без прошлых мучений. Так, вот, когда с меня рубаху сняли, а она у меня колени закрывает, я на себя посмотрела… Лучше бы наверно и не смотрела. Я то боялась, что вся в синяках буду, так синяков нет совсем, а вот ноги все и на теле тоже пятна от марганцовки, которой все мои коросты смазаны, а пятен этих, как у гепарда, много-много. Левое колено забинтовано, там сбитая ранка воспалилась и нагноилась, вот её каждый день чистят и перевязывают, но уже вроде заживает, как и лицо, которое по секрету, с завтрашнего дня будут тоже марганцовкой мазать, а Клавдия обещает какую-то очень "пользительную" мазь принести, ей рецепт ещё от её бабки-знахарки достался, чтобы личико чистое осталось. Так вот пятна, это ещё не всё. Я такая худющая, что колени словно шары вздутые выглядят, а в промежутке между тощих бёдер футбольный мяч наверно пролетит. Груди мои превратились в два лоскуточка кожных, с тёмно-коричневыми сосками внизу, которые отвисли и плоско распластались по грудной клетке с выпирающими толстыми рёбрами над впалым животом. Хотя я уже с сегодняшнего дня фактически ем как все, только у меня ещё несколько дней еда будет на шесть приёмов раздвинута. В зеркало я всё рвалась посмотреть, теперь как-то боязно… Когда меня переворачивают и перекладывают, тётя Клава меня одна поднимает руками и держит, пока новую простыню стелют, так, что весу во мне сейчас наверно не больше пары пудов…
Вечером вспомнила во что я превратилась и до сна опять ревела. Я вообще здесь все последние дни реву каждый вечер. Вчера Сосед кино показал, как девчонки, да, какие они девчонки, все женщины взрослые, со старшиной Васковым во главе… А после сцены, как Лиза Бричкина в болоте тонет, я уже ревела до самого конца фильма… Вот и сегодня опять реву…
Клавдия, уж не знаю, с чего, вдруг принесла мне мой маленький Браунинг, долго мялась, пока я не сообразила, видя её нерешительность, спросить об этом в лоб, тогда она с явным облегчением откуда-то из под халата достала какой-то тёплый небольшой свёрток, где оказался мой пистолет. Даже угадывать не буду, где она его держала, и, наконец, отдав его ожила и сообщила, что когда меня голенькую в одеяло завёрнутую привезли, все вещи в мешках были и наган там лежал, а этот пистолет был у меня под одеялом. Вот они со старшиной и решили мне его вернуть, вот только очень уж она боится оружие в руки брать, чуть не описалась, пока мне не отдала… Теперь у меня под подушкой ещё и пистолет. Зачем он мне там, не знаю и объяснить не могу, и стрелять мне здесь не в кого, но вот то, что от его присутствия на душе как-то спокойнее, это точно!
Посмотрела я тут свою историю болезни, листочек такой смешной, мне Сосед беременные истории болезни и их времени показывал от анализов и вклеенных листочков опухшие, как тома рукописные, а тут листочек с одной стороны не до конца мелким почерком исписанный. А диагноз у меня: "Алиментарная дистрофия второй степени". Сосед не мог промолчать и заметил, что это краткость – сестра таланта, при чём, в действии. Что у них бы расписали на страницу, точно бы было ещё: "ознобление всего тела, ушибленная инфицированная рана левого колена, дерматит осложнённый стрептопиодермией, множественные пиодермии тела, конечностей и лица, подострый бронхит, нервно-психическое истощение тяжёлой степени". А если бы ко мне на консультацию пригласили узких специалистов, то каждый бы ещё написал по паре диагнозов, так, что мне фантастически повезло. А лист назначений – просто шедевр военно-медицинского искусства: "получает всё положенное лечение".
После праздника куда-то тихо исчезли оба моих охранника, вчера были, вернее один всё время возле дверей палаты дежурил, а с утра сегодня нет. И никому ничего не сказали. Я уже довольно бойко хожу, в туалет уже судном не пользуюсь. В первый раз после всего по-большому оказалось, никак. Организм хочет, а там словно пробка, пришлось идти к Полине Игнатьевне, которая не дослушав даже скомандовала:
– Клизму масляную, через пол часа, если не поможет сифонную, Клава, ты всё поняла?
– Да-к, не в первый же раз…
Наверно от страха перед страшным словом "сифонная" я и так справилась. Все мои попытки как-то прозондировать планы в отношении меня, наткнулись на лапидарное "Пока лечим!.." А в четверг тринадцатого ко мне заявился следователь прокуратуры и капитан юстиции в одном лице, который предъявил постановление военного прокурора Балтийского флота о начале расследования в отношении меня. Правда, он приехал с двумя архаровцами при винтовках со штыками, чтобы меня увезти, но тут оказалось, что плевать хотела Полина Игнатьевна на прокуроров и иже с ними, потому, что я её ран-больная и пока я нуждаюсь в излечении, буду находится в её лазарете, и она даже разрешения на мой перевод не даст, потому, как она лечащий врач и сама решает как и где лучше лечить вверенного ей пациента. Она пока не возражает, если в свободное от процедур время и, не утомляя ран-больную, следователь будет со мной общаться с рамках исполнения своих обязанностей… И это страх перед всемогущим НКВД и другими правоохранительными структурами, о котором говорил Сосед?… Вот уж испуганной Полина не выглядит… Но и помешать полностью капитану видимо не может.
И с этого дня началось, каждый день без выходных два раза до и после обеда рядом с моей кроватью сидел капитан и допрашивал меня, старательно записывая мои показания, а я их потом не менее старательно читала и подписывала, что "С моих слов записано верно".
О чём спрашивал? Да обо всём. У него оказалось уже куча бумажек, в том числе, как я поняла, характеристика из школы и мои записанные сержантом показания или их копии, мне показалось, что почерк на листах был другой.
И были вопросы, которые просто ставили меня в тупик, и особенно комментарии на мои ответы на них. Например: преследовала ли я далеко идущие цели, когда пошла учиться на радиокурсы? Я отказалась отвечать на такую формулировку, и потребовала конкретизировать вопрос. Вообще, я бы сама наверно свихнулась от общения с этим кадром, так, что они с Соседом напару выносили друг другу мозг. Но и я не смогла бы ответить на такой вопрос. А можно ли считать далеко идущей целью моё желание быть полезной своей стране в случае войны? Нет, оказалось, что единственной далёкой целью является работа на вражескую разведку…
У капитана оказалось больше пяти заключений от разных капитанов о том, что по их профессиональному мнению одна голодная девчонка не в состоянии на вёслах преодолеть в описанных условиях, а там ещё и сводка погоды за весь период приложена, путь вдоль побережья Ладожского озера, даже не учитывая враждебный характер оккупированных берегов. То есть мне предлагалось аргументировано опровергнуть мнение заслуженных морских волков. Он, что, совсем ненормальный?! Хотя, нет, там среди капитанов оказался один восхитительный субъект. Его заключение изобиловало цифрами, расчётами и формулами. Я в это даже не пыталась разобраться, а вот Сосед порезвился и разобрался, что данный великолепный образчик преклонения перед физикой, рассчитал наш путь, с точки зрения произведённой физической работы, с учётом веса лодки с грузом, сопротивлений воды, и ветрового давления встречного ветра. А также КПД вёсельного движителя и даже нормы трудового законодательства, из чего у него вышло, при пересчёте на работу выполняемую штангистом поднимающим штангу весом в шестьдесят килограммов, что этого не только я не могла бы сделать, а даже указанный штангист. И мне предлагается этот математико-физический бред опровергать? Сосед в ответ на эту просьбу согласился это сделать немедленно при одном условии, чтобы автора сначала обследовали психиатры… Но вот ведь так сказал, что и не придерёшься, а ещё и смысл такой, что психиатрам бы ещё показать тех, кто на такие неадекватные заключения ссылается… И вроде про капитана ни одного плохого слова, но капитан понял и обиделся…
Но особым местом его расспросов стало, что удивительно моё изготовление крыши нашего ковчега. И здесь упор был на то, что боцман, лично разбирал и исследовал потом нашу лодку, и не надо наверно объяснять, что боцман с "Конструктора" (Как в Остехбюро, куда он был переведён для прохождения своей военно-морской службы был переименован легендарный "Сибирский стрелок") попавшую в его цепкие лапки лодку никуда не дел, а оприходовал в хозяйстве корабля. А потому всё изучил и осмотрел достаточно хорошо и дал исчерпывающие показания капитану. Вообще, это уже какой-то роковой тенденцией становится, что встречные моряки, с которыми вроде и не ссорилась даже, дают против меня свои показания. И из этих показаний выводы были категорически против меня. Причём, никакого злого умысла против меня у боцмана, как я подозреваю не было. А по сути, крышу для лодки делал очень грамотный технически специалист, который учёл направления возможных нагрузок и очень умело использовал упоры и распорки. Ну, это ещё куда ни шло, а вот дальше, что это должны были делать не меньше трёх человек и пару дней, категорически шло в разрез с моими показаниями.
А далее, наверно объяснять не нужно, со мной только лейтенант, который шевельнуться не может, и даже если принять во внимание Архипа, то всё равно ещё один человек нужен, так как с позиций нормального мужского шовинизма (тоже фразочка Соседом сказанная) я не тяну на полноценного третьего человека, а потому нужны минимум два человека, о которых ни слова в моих показаниях, значит я скрываю контакт с кем-то на оккупированной территории, то есть контакт с врагом! А кроме того, ведь я упоминала про сводку погоды и опять показания боцмана и ещё какого-то капитана-лодочника, по мнению которых я в три из дней, когда я двигалась при большой волне находится на воде не могла. А потому график и маршрут построенные скрупулёзно по моим показаниям разлетаются в клочья, то есть один день на крышу и плюс ещё три дня непогоды… И получается, что на этих двух китах меня обвиняют во лжи, то есть мне кто-то очень хорошо помог и доставил до Видлицы или Тулоксы, откуда я возможно выгребла сама для достоверности возвращения их завербованного агента. И что противно, не он должен доказывать мою вину, а я должна на пальцах (потому, что в отличие от капитана у меня нет десятков показаний авторитетных боцманов и капитанов со стажем больше моего возраста) доказывать свою невиновность, где только мои слова, а они противоречат логике собранных капитаном свидетельств, справок и заключений привлечённых экспертов.
И этот гад смотрит на меня своими довольными оловянными глазками, потому, что видит, что я поняла, в какую логическую ловушку он меня загнал. А мне радоваться совсем не чему. Я хоть и молодая, но не дура и без комментариев Соседа отдаю себе отчёт, что для любого, кто будет читать эти материалы правда логически обоснованная и подтверждённая будет на стороне капитана, а на моей только одни слова, которые игнорируют этот могучий монолит фактов и аргументов:
– Знаете, что! И вот это будьте любезны записывать максимально точно, без допущений и искажений. Если следовать вашей логике и аргументам, то это не будет очень сильно отличаться от утверждения, что на основании того, что сто произвольно взятых жителя Москвы не могут прыгнуть в высоту выше своего роста, значит, и мировой рекорд в прыжках в высоту выше роста прыгуна не существует. Видите ли, принцип математической индукции в доказательствах тем более юридических – это ещё во времена Цицерона было признано софистикой и недопустимым.
Теперь разберём наш частный случай. Первое. Я не обычная, а особенная девушка, умная, сильная, решительная, что доказывают собранные вами материалы. Надеюсь, что возражений нет? – Молчит. Киваю и продолжаю. – Второе. Я способна на действия и поступки, которые в глазах окружающих выглядят из ряда вон выходящими, но не являются при этом чем-то не возможным в принципе. Примеры: На катере среди десятков молодых, не глупых, решительных мужчин именно я занялась оказанием медицинской помощи тяжело раненому, который без моей помощи не имел шансов выжить. Факт подтверждённый врачами госпиталя, которые осмотрели пациента. При сдаче экзамена на радиокурсах я показала уровень владения радиоделом на уровне опытного специалиста и это подтвердили вслух проводившие экзамен приглашённые специалисты. В мой адрес даже были использованы эпитеты "талант" и "уникум". Факт так же может быть легко подтверждён. Третье. В состоянии мобилизоваться и справиться с поставленной задачей, что в принципе считается невозможным, для человека моего возраста и подготовки. Пример: То, что я в одиночку на узле базы Ханко, фактически взяла на себя работу полной смены радистов-дальников, не имея опыта и наработанных навыков. Это невозможно и небывало, но я это сделала и получила звание младшего командира всего через месяц после присяги.
Считаю, что трёх приведённых отправных точек достаточно, чтобы они смогли объяснить то, что я делала во время разведвыхода и развеять сомнения в моей правдивости. Я не знаю, где и как сейчас проходит лечение мой командир старший лейтенант Викулин и вообще, как его состояние, но в первые минуты после получения ранения в грудь он был на грани жизни и смерти. И спасло его от немедленной смерти только то, что я, не имея медицинского образования и подготовки, из подручных средств: баночки с крышкой и двух кусков кембрика с проводов радиостанции, используя как направляющую винтовочный шомпол, сделала систему активного дренажа. Это позволило отсосать воздух из полости плевры, чем обеспечила раненому возможность дышать и жить. А всего то, что нам на биологии рассказывали, что дыхание происходит за счёт создания разряжения или повышенного давления в груди, а при нарушении целостности грудной клетки эту разницу давления организм создать не может и человек умирает от недостатка кислорода. То есть в моём распоряжении были минуты, как и в распоряжении того мифического финского госпиталя или медика, которые должны были это сделать вместо меня. Какова вероятность такого события, если вы так любите цифры и логику? Можете не отвечать, это сказка, вероятность ноль и куча нулей после запятой! Так, что все ваши аргументы и выкладки по этому эпизоду притянуты за уши! А проверить это не сложно. Если, к сожалению, Викулин умер, то на вскрытии всё будет прекрасно видно. Если он жив, то он и сам может сказать, ведь он видел мою самодельную конструкцию и лечащий врач по многим клиническим проявлениям тоже подтвердит по характеру ранения, по ране или что они там увидят. Я не сильна в медицинских нюансах. А если ему делали операцию, что весьма вероятно, то тем более видели, ведь им пришлось вскрывать грудную клетку. И эти заключения подтверждают мои слова, а не ваши домыслы. То, что вы в этой ситуации бы скорее всего страдали и горевали об умирающем на ваших руках хорошем человеке, вместо того, чтобы реально сделать то, что спасёт ему жизнь, это вопрос этический, а не логический. И не даёт вам права судить и оценивать мои действия и возможности по вашим. Мои больше и я умнее, уже тем, что может и небольшой объём своих знаний умею применять практически.
Дальше. Я не в состоянии по своим физическим возможностям даже просто поднять, не то, что нести взрослого не маленького мужчину, каким является Викулин, но я придумала волокуши и сумела с их помощью обеспечить его транспортировку. Если вы на такое не способны, так не судите по себе, как я уже сказала, все люди разные. Далее, ту конструкцию что так изумила вашего боцмана, я одна сделала меньше чем за день и не сидела перед этим с расчётами и чертежами. Если вы и боцман на такое не способны, это вопросы опять не ко мне. А я в деревне у бабушки видела, как дедушка работает с лозой и плетёт из неё. Если бы у ребят в мешках не было с собой верёвок, то я вязала бы лозой, хуже и дольше, но справилась бы. Если у вас остаются сомнения, можно, когда я поправлюсь провести следственный эксперимент и я повторю своё изделие в указанные сроки, в аналогичных условиях и с тем, что у меня было тогда, нож, лодка, верёвки, ивняк и моховое болотце. По поводу невозможности плавания при волне определённой высоты и силе ветра выше каких-то значений… Знаете, когда припрёт и не такое сделаешь. У меня на глазах однажды толстый неповоротливый мужичок без разбега перепрыгнул двухметровый забор, а потом не верил тем, кто это видел своими глазами. Но на него кинулся разъярённый бык и ему очень захотелось жить, наверно… Теперь я хочу всё записанное прочитать, убедиться в точности и подписать. И очень надеюсь, что больше у вас вопросов ко мне нет!..
Записал, всё верно, перепроверила, молчит в тряпочку. Я одним спичем все его построения разнесла, вернее Сосед перевёл всё в режим его слова против моих слов, то есть о доказательствах говорить не приходится! Но упрямый такой. С этого дня он приходил после обеда и мурыжил меня своими вопросами до ужина. Мы вроде уже всё обсудили, но он снова и снова задавал одни и те же вопросы и периодически возникали какие-то мелкие нестыковки по сравнению с прошлыми протоколами и он очень радовался и мне на это указывал. Но я переводила разговор в другую плоскость, что если бы я была вражеским агентом, то выучила бы свою легенду буквально и наизусть. Вот тогда бы у меня никаких нестыковок бы не было, а эти нестыковки как раз говорят о том, что я рассказываю правду, а память некоторые мелкие моменты может сохранять не очень точно.
Я лечилась, вернее, меня потихоньку откармливали. Если почти половину своего веса я потеряла за три недели, то восстановиться в такие же сроки не получится, даже если буду есть в три раза больше, в крайнем случае может удастся набрать жир, но никак не вернуть прошлую форму. И как бы мне не были противны тупые однообразные повторяющиеся физические упражнения, но по другому тут ничего не выйдет. И я каждый день в первой половине дня стала уходить в дальнюю часть коридора и заниматься физкультурой, тянулась, приседала, отжималась, делала махи, наклоны, растяжки. Много помогал Сосед, как в плане самих упражнений, так и методик и организации занятий. Попросила тётю Клаву и мне сделали две скамейки, одну ровную, вторую с наклоном, для прокачивания отдельных групп мышц. Ещё старшина принёс мне пару мешков с песком с привязанными к ним ремнями, для использования в качестве утяжелений. А после обеда приходил круглолицый капитан и продолжал меня мурыжить. По его виду я понимала, что он уже сам не горит энтузиазмом, но и бросить это дело не в состоянии. Вообще, если бы Полина Игнатьевна не упёрлась и не встала скалой на пути следователя и меня перевели в камеру, то возможно уже доломали бы, но здесь на своей и дружеской территории сила была за мной. Но видимо у него был приказ, и он честно его отрабатывал и продолжал долбиться с упорством достойным лучшего применения… Временами ловила себя на сильном желании к его приходу достать свой пистолет и выстрелить ему прямо в круглый лоб, так меня порой злила эта надоедливая докука…
Вот здесь я убедилась в наличии женской солидарности, весь женский состав расквартированного здесь же штаба и ещё каких-то служб, встал на мою сторону. Так, что в штабной столовой, где он питался его обслуживали в самую последнюю очередь, да и вообще, всячески делали мелкие гадости и мне через Клавдию докладывали. И как я не просила передать девочкам, что этого делать не нужно, да и не виноват он, работа у него такая, но это не помогало…
Тянулась эта катавасия, кажется до четвёртого декабря. Я как обычно уже готовая к тому, что ещё один вечер сейчас будет убит неизвестно на что, вернулась в свою палату, прилегла на кровать и не заметила, как задремала. Проснулась уже в темноте от тормошения Клавдии, проспала до самого ужина, а капитан не пришёл. Только на завтра девочки из штаба передали, что следователь уехал… А я на радостях пошла к доктору:
– Здравствуйте, Полина Игнатьевна!
– Здравствуй, милочка! Чего-то хотела?
– Да! Я бы хотела узнать, как долго мне ещё у вас лечиться? – Я хотела сказать "здесь лечиться", но сосед вовремя подправил, пояснив, что это несколько пренебрежительно и грубо звучит. За время общения со следователем мы с Соседом слились ещё больше.
– А что тебе не нравится?
– Полина Игнатьевна! Мне у вас очень нравится! Девочки такие хорошие, весь коллектив под вашим управлением. Но надело и война вообще то идёт, а я ведь на службе…