Текст книги "Кодекс ведьмы"

Автор книги: Юлия Галанина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

   Эти силы не даются просто так – за бурлением любви приходят дети, приходят заботы и трудности. И человек сполна возвращает долги за яркий праздник, отдавая своим детям то, что в свое время он получил от родителей. Но вместе с трудностями приходят и новые радости, брошенное в землю зерно приносит всходы.

   А если первая любовь оказалась неразделенной – человек умирает от невыносимой боли. Иногда – до конца, до ухода. И это мучение – тоже неотъемлимая часть любви, оборотная сторона наслаждения, такая же острая, такая же пряная.

   Влечение манит и отталкивает, оно способно действовать в обход нашей воли, нашего разума, оно запускается, когда тело готово к размножению, глаза видят, ноздри ощущают, а кожа чувствует возможную пару. Не обделенная вниманием женщина всегда знает, кто из десяти вроде бы одинаково невозмутимых мужчин к ней неравнодушен.

   Взрослый человек учится сосуществовать со своим влечением, то полностью отдаваясь его власти, то пытаясь обуздать с помощью рассудка. И постепенно приходит к пониманию, что с древними силами шутить опасно. Их нужно уважать.

   Но люди-то все живые, и частенько ходят по очень тонкой грани, играя с притягивающим огнем. Поэтому-то давным-давно и выработали негласные запреты, правила, уловки, которые позволяют, впуская в жизнь влечение, сбрасывать напряжение в песнях, танцах, приличных и неприличных шутках. Потому что совсем без любви тоже нельзя, может пропасть интерес к жизни. Живые люди очень тонко чувствуют ту грань, до которой еще "можно", а за которой уже "нельзя".

   Этого знания нет у неживого.

   Оно не размножается, оно перебирается с жертвы на жертву. Неживому нужно проникнуть за цепи костров, за рвы, за крепостные стены. Просочиться вовнутрь любыми способами. Добраться до беззащитной плоти, до еды.

   Но живое всегда защищает себя. Напрягая мышцы, напрягая слух, напрягая внимание.

   Люди живут семьями. В семье младшие слушаются старших, старшие защищают младших. В наших семьях мама заботится о детях, а папа добывает еду и охраняет жилище.

   И неживое говорит: я несу вам свет, любовь и новые знания. Я несу вам здоровье. Доверяйте мне. Ведь мы как одна семья. Духовная семья – прибавляет неживое, зная, что врет и главное слово здесь СЕМЬЯ. Расслабляйтесь, говорит неживое, вам нечего бояться. Не надо быть напряженным. Напряжение – это плохо.

   Мы – люди Зимнего Города – кормим своих коней мясом. Нам нравится, когда нас сравнивают с волками.

   И вот на границе волчьей стаи появляется чужак.

   Он пришел с миром, он хочет в стаю. Всем своим видом он говорит мужчинам: я сильный, я сильнее вас. Но я мирный. Я вас научу быть сильными. Такими же, как я. Мы – братья. Только я старший, раз я буду вас учить. Я ничего не требую, только уважения.

   А потом он начинает обнюхивать женщин. Всем своим видом он говорит: я ваш защитник, я сильнее ваших мужчин. Я несу вам любовь. Только движениями рук я могу дарить вам такое наслаждение, какого вы никогда от них не дождетесь.

   Он знает: он не может попасть в чужую семью. Он никто. Он может ее разрушить, предложив себя в качестве пары. Только так он может добиться доверия волчицы, ослабления защиты. Женщины чувствуют неприкрытый интерес к себе. Они чувствуют напряжение, возбуждение, которое идет от чужака. Они чувствуют запахи, видят его позы, его движения, ту сеть мелких знаков, которая говорит их женским древним силам без слов: этот мужчина меня хочет.

   Но умная женщина знает, что мужчина не тот, кто поет тебе песни о любви, и не тот, кто обещает страстные ночи, и даже не тот, выполняет обещание. По большому счету это все пустое. Настоящий мужчина тот, кто кормит тебя и детенышей. Кто бережет ваш дом. Как может, как умеет. Он отдает тебе силы и время, дни и годы, молодость свою и зрелость. Он отдает тебе.

   А чужак ничего не отдает. Он только манит. Исподтишка.

   Он не соблюдает правил, он не соблюдает расстояний, он не знаком с приличиями. Он приучает тебя к себе, к своим рукам, к своим словам. Он сажает тебя на цепь, имя которой наслаждение. Он исподволь показывает мужчинам – женщины ко мне тянутся, а к вам нет. Я умею управлять людьми.

   Если в жизни у человека все в порядке, она чувствует эту ложь, и отходит. Таких не удерживают, неживому, как падальщику, нужны добровольные, слабые, не брыкающиеся жертвы. Чужак говорит заготовленные слова: у этих людей закрыто сознание, они не могут понять собственного счастья, они не склонны к учению, пусть идут.

   Зная, что "склонных к учению" он всегда найдет. Ведь за здоровьем не приходят здоровые люди. И многие просто не способны отличить наслаждение от любви – в их жизни любви не было, им не повезло. Им нужна радость, нужно расслабление, пусть такое, оно лучше, чем никакого. Ведь в их жизни, действительно, очень мало настоящей радости, настоящих друзей, настоящей любви. А если не знаешь настоящего, легко согласишься на подделку.

   А неживое, добившись доверия тела, начинает просачиваться людям в голову.

   Оно говорит: ваши знания неверны, выкиньте их. Только у меня настоящие знания.

   Оно говорит: будьте как дети, познавайте мир самыми разными способами и мир откроется вам во все красе.

   На самом деле оно говорит: ваши знания врут, только я знаю, что правильно, что не правильно. Выкиньте свои знания и будьте как дети. А детям нуждаются в защите. Взрослых. Тех, кто знает. А только у меня правильные знания. Ведь я уже открыл вам правду, которую от вас скрывали: ваши знания никчемны. Я лучше знаю, что для вас лучше. Я же несу вам свет, любовь и здоровье. Вы и сами чувствуете, как вам хорошо на моих занятиях.

   Потому что я несу вам счастье.

   Неживое говорит: моя цель – счастье для вас, я не посягаю на вашу веру, верьте, люди, во что угодно, вы все мне одинаково дороги.

   Такое говорят только пище. Какая разница, во что верил баран, если мясо у него нежное, а шкура теплая?

   Если человек верит во что-то одно, ему сложно, почти невозможно поверить в другое, почему сторонники разных вер никак не могут заговорить на одном языке, хотя и пытаются на протяжении тысячелетий. То, что для одного белое, для другого либо черное, либо кислое. Но внутри каждой веры есть свои ответы на общие вопросы, увязанные в единое учение.

   Неживое это не знает. Оно выдает за свое учение трупик, составленный из разных кусков. Эти куски чужие друг другу, они вырваны с мясом из разных вер, покрыты запекшейся кровью, между ними нет связей. Они похожи на живое с очень дальнего расстояние. Нежити и не нужно правдоподобия – человек может верить во что угодно, радуясь, что нашел знакомый кусочек, лишь бы он подошел поближе, снял защиту и доверился. И подставил шею. И все вопросы у него закончатся, ему будет некогда, он будет наслаждаться жизнью, отдавая наставнику силы, время, средства.

   Неживое знает, что вопросы для него смертельны. Те, на которые не заготовлены ответы. Неправильные вопросы, заданные без уважения. Оно искренне не понимает – какие могут быть слова, сомнения и расспросы. Человек должен быть счастливым и не рыпаться. Ему очень скоро объяснят, что такое добро и зло. Объяснят так доходчиво, чтобы понял: любой вопрос считается оскорблением наставника, которого надлежит уважать. Все, что скажет наставник, надлежит воспринимать с вниманием, почтением и восторгом. Потому что это истина. Истину нельзя обсуждать.

   Но такое поведение не присуще людям, это больше подходит для кукол. Потому что уважение не насаждается, оно зарабатывается делами. Как и доверие. Как и понимание.

   Неживое не знает, что когда чужак подошел к стае, его приветствовали со всем возможным уважением, к нему применили все положенные в семье приветствия и знаки внимания.

   А он их не заметил: у него не было семьи. Он не знал, как ведут себя при таких встречах. Он не знал, как ведут себя при таких встречах те, за кого он себя выдает. А ведут они себя не так, как он. По-другому. Совсем по-другому.

   Но неживое, управлявшее чужаком, не почувствовало разницы.

   А чужак был занят, ему было не до таких тонкостей. Он выполнял указания свыше.

   Набросив с помощью древних сил поводки, управляющие людьми, он должен был подменить понятия, выдать красное за зеленое.

   Ведь невозможно бесконечно обещать себя всем сразу как пару. Тут уж вопросы начнут возникать у многих, что за странные силы в них разбудил наставник, почему им, этим силам, требуется расслабленная поза, почему колыхание телом во время движения приносит столько нечаянной-нежданной радости.

   Чтобы глупых вопросов не возникало, чужак должен выполнить вторую часть задуманного.

   Ему нужно резко, жестко и четко объяснить всем, и в первую очередь женщинам, что они ошиблись.

   Он им не пара. Он им отец.

   А они дети. И должны подчинятся. Тогда их не лишат удовольствия. Тогда их не накажут.

   Легче всего это сделать, прилюдно сломав кого-нибудь. Чтобы все сразу поняли. Картинка доходчивее слов.

   А потом рассказать, на самом деле то, что ученики чувствовали, это особая, сугубо духовная сила, а не то, что они подумали, гадость какая!

   Люди, большинство людей, боятся говорить об этом, они плохо знают себя, не знают, что ими движет, готовы принять любое объяснение, лишь бы оно было в рамках приличий и не мешало наслаждаться дальше.

   Именно поэтому наставник, убежденный, что ведьма плотно сидит на крючке и мучил ее, добиваясь от нее вспышки мести и ревности. Ему было нужно публичное укрощение, назидание другим. Всячески разжигая в женщинах чувство влечения, на словах он заявлял: "Многие меня ревнуют. Но я не могу любить всех!"

   Но слова должны соответствовать делам. Ведьма не требовала от чужака любви, как бы ему этого не хотелось. У нее нет недостатка в любви.

   Она требовала подтверждения звания наставника.

   Как мастер требует у мастера.

   Ведьма работает с влечением так же, как и с другими сильными чувствами. Она стоит на границе тьмы и света и пристально всматривается в древние силы. И в тех, кто будит их без нужды.

   Она открыла свой дом перед наставником, чтобы посмотреть, как поведет себя человек, чьи руки обещают защиту, а движения завораживают. Она подпустила его к своим волчатам.

   И чужак выдал себя. Дети чувствуют ложь, они чувствуют напряжение, страх, ненависть. Они знают, кто их любит, а кто нет.

   Этот человек, чьи руки обещали так много, а слова рассказывали о правильном воспитании малышей, не прошел проверки. Он был из чужой стаи. Он пришел не с миром.

   Неживое, которое управляло им, ничего не заметило. У неживого нет своих детей, оно крадет чужих.

   В свое время оно пообещало наставнику власть над самим собой, над раздирающими душу несчастного человека страстями, власть над другими людьми, власть над страхом смерти и большое человеческое счастье.

   Потребовав взамен всего лишь свободную волю.

   Получив послушного раба, неживое обмануло его по всем статьям договора.

   Оно дало ему постоянный страх. Постоянный голод. Постоянное напряжение.

   Оно забыло предупредить, что нельзя играть с природой-мамой. Нельзя обмануть природу, которая всех нас родила и всех нас похоронит.

   Ведьма знает – нельзя просто так поднимать древние силы. Если уж протянулась между людьми ниточка влечения, она связывает двоих в равной мере, они одинаково беззащитны. Они оба поют от наслаждения. Или умирают от сердечной боли. Оба. Таков закон.

   Ведьма знает: если уж ворошишь этот костер – играй честно, не перед кем-нибудь, перед собой. Расцветай от согласия, полыхай от страсти, превращайся в пепел, если ниточка порвалась, если любовь ушла. Только так и никак иначе. Люби от всей души. Если ты посмеешь использовать эти силы не по назначению, тебя медленно будет душить та самая удавка, которую ты приготовил для других. Лук любви превратится в змею, которая опутает тебя с головы до ног, потому что ты променял свой огонь на горсть поддельных монет, с которых очень быстро сползет позолота.

   Мертвые глаза человека в черных одеждах прямо говорили, что внутри у него не Расширенное, а Расшатанное Сознание. В них не было ни радости, ни участия, ни малейшего отсвета обещанного другим счастья. Такие глаза бывают у людей, которые час назад похоронили всех своих родственников, друзей и злейших врагов, а вернувшись, застали вместо дома пепелище. И теперь некуда идти, нечему ни радоваться, ни печалится. Это не было бесстрастием: ведь бесстрастный Будда стоял на перекрестке дорог и спокойно улыбался людям, радуясь им, радуясь вместе с ними и не теряя при этом своей мудрости. И рядом с ним людям было светло и спокойно.

   Человек в черных одеждах не был Буддой.

   Чтобы получить власть над людьми, на занятиях ему было нужно находиться постоянно в напряжении. В возбуждении. Это чувствовалось – хотя он и уверял, что спокоен особым спокойствием посвященного в тайные знания человека. Это было лживое спокойствие, пальцы выдавали его: они дрожали, их трясло от внутреннего напряжения. Сердце учащенно билось, гоняя кровь по телу.

   Чувствуя это возбуждение, мужчины убирались с его пути, а женщины внимательно приглядывались. Не понимая, в чем дело, действуя неосознанно, по-звериному. Это и была духовная власть над людьми, обещанная неживым.

   Разновидности подобного возбуждения есть и в других ремеслах, из той же семьи вышло вдохновение поэтов и музыкантов. Эта та внутренняя сила, которая отличает вроде бы похожие слова, песни об одном и том же. Но поет один – и слушатели встают и замирают, поет другой – остаются спокойны и равнодушны. Люди чувствуют внутреннее напряжение. Те, кто работают с вдохновением, знают – кинешь всего себя в топку, быстро сгоришь. Есть время пылать, а есть время, неторопливо остывая, набираться новых сил. Подбавлять дров в костер вдохновения нужно разумно и бережно.

   Но штука-то в том, что вдохновение от возбуждения отличается так же, как домашняя корова от дикого горного яка.

   Древняя сила, к которой прибегал наставник, была куда грубее вдохновения, с помощью которого парят в небесах поэты. Эта сила сама могла кого хочешь взнуздать и оседлать. Чтобы усмирить поднятое возбуждение, нужно было постоянно выполнять успокаивающие упражнения, жестко осаживая поднятых из глубины драконов.

   А потом снова возбуждаться – чтобы управлять людьми. И снова загонять свои страсти в клетки, сажать на цепи, надевать намордники.

   Маятник этот раскачивался все больше и больше. Делая западню все глубже и глубже: надо хотеть всех, чтобы быть возбужденным, чтобы сердце стучало с необходимой быстротой, чтобы тело пахло так, как должно пахнуть, чтобы мужчины убирались с пути опасного тигра, а женщины с блестящими глазами выходили на его тропу. И строго запрещено осуществлять свое желание. Видеть пищу, но голодать.

   По мнению ведьмы, такой изощренной пытки самому лютому врагу не пожелаешь.

   А неживое говорило: это только начало, когда мир делится надвое, на мужское и женское, где царит страдание. Опытные послушники уходят в измерение, где нет мужского и женского, нет страдания, все едино. И единым становится круг инь-ян, без разделительной черты. Там можно все.

   С точки зрения ведьмы эта значит одно: окончательно лишенное мозгов тело расширило свое сознание до таких размеров, что теперь для возбуждения и наслаждения уже не нужны посторонние. Можно прекрасно ублажать себя самостоятельно, усилием воли сокращая и расслабляя мышцы до победного конца, и воображая при этом, что ты равен с богам и покинул полную страданий земную юдоль.

   А неживое, выжрав истощенную наслаждением шкурку, отправляется на поиски новой жертвы.

   Возможно, для кого-то именно в этом и заключается счастье. В конце концов, люди все разные.

   Но для ведьмы – нет!

   Это не ее судьба.

   Корни нашей судьбы спрятаны в детстве.

   В детстве мы узнаем, что такое счастье, дружба, любовь. Или не узнаем. Кому как повезет.

   Не всем достаются счастливые семьи.

   Не всем достаются семьи, где детей не отталкивают, не обижают, не наказывают по любому, самому пустяковому поводу, не унижают. Где на детях не срывают свою злость, свою обиду на окружающий мир, свою неуспешность.

   Не всем достаются семьи, где с детьми разговаривают, как со взрослыми, честно отвечают на все их вопросы.

   Ведьма появилась у своих родителей тогда, когда люди их возраста уже радуются внукам. Она выросла на руках у отца, она папина дочка. Она впитала то, что невозможно узнать другим способом, то, что бережет и защищает.

   Она знает, как бьется любящее сердце мамы. Она знает, как бьется любящее сердце папы. Она не знает, как это – когда тебя не любят.

   Ей и в голову не придет, что отец может отказаться отвечать на вопросы ребенка. Она со всеми своими вопросами всегда шла к отцу.

   А для человека в черных одеждах это было более чем нормально, видимо, в его семье так было принято.

   И когда он сгоряча объявил себя духовным отцом ведьмы, не понимая, насколько он при этом смешон, ему и в голову не пришло, что семьи-то бывают разные. Не такие, к каким он привык.

   А то, что он пытался выдать за семью, называется совсем по-другому.

   Это не семья, основанная на любви. Это союз, основанный на силе. Именно так, когда во главе союза стоит суровый, подавляющий всех вождь, а властвует он над мужчинами, обычно молодыми. Потому что он сильнее. Так сбивается в стаи буйная молодежь, отправляющаяся на поиски славы и добычи. Так объединяются шайки разбойников. Такие порядки могут быть в воинских дружинах. Везде, где во главу угла поставлена сила. Грубая сила.

   Но любовь и насилие, все-таки, отличаются.

   Хотя для неживого разницы нет.

   Но именно знание этого отличия и позволяет людям почувствовать неживое. Узнать его сердцем, значительно быстрее, чем это сделала ведьма.

   А, разобравшись, закрыть перед ним двери своего дома.

   И это надежное знание.

  Глава шестнадцатая

  ЗАВЕРШЕНИЕ

   Когда снова зазеленели в Зимнем Городе листья на деревьях, мне приснился сон.

   В этом сне мы мирно, плечо к плечу, бродили ночью по степи с человеком в черных одеждах, что пришел к нам из-за Реки, когда листья из зеленых стали алыми и золотыми.

   Не с наставником с неживыми глазами, а тем мальчишкой, что иногда выглядывал из него. Мальчишкой, который помнил, как открыто и счастливо улыбаются, когда на душе хорошо. У которого от улыбки возникали славные ямочки на щеках. Который искренне радовался, глядя на нас, когда мы старались сделать все так же правильно, как и он.

   Во сне было возможно все: достучаться до него, рассказать ему и показать, что такое на самом деле доверие и понимание. Что такое радость. И чем настоящая любовь отличается от того мертвого пепла, что он принес нам вместо пламени. Какая между ними пропасть. И как немного нужно, чтобы ненастоящее превратилось в настоящее.

   И там, во сне, когда светили мягко далекие звезды и пряно пахли вольные, жесткие, непокорные травы, когда дышалось полной грудью, безудержно распускались цветы на моих шелках, и степь ложилась под ноги на все четыре стороны света, потребовалось совсем немного, чтобы неживое стало живым.

   Там, во сне, всего-то было нужно сделать то, чего наставник в черных одеждах боялся, как огня: соединить руки так, чтобы чувствовать, как бьется чужой родник. Чтобы оба стали одинаково беззащитными и уязвимыми. Ведь только тогда понятно, какие слова не врут и куда ведут дороги.

   Во сне я верила, что смогла бы убрать въевшийся в наставника страх, который застилал ему глаза, мешал видеть себя, мешал видеть людей, жить мешал хуже самого лютого недруга. Для этого даже слова не нужны на самом деле, достаточно поделиться биением своего сердца, течением своих рек – именно так матери успокаивают детей, именно так идет от человека к человеку знание "все будет хорошо, все уже хорошо". Это умение дано мне вместе с рождением: вплести в чужую песню немножко своей мелодии, чтобы человеку стало легче жить.

   Но страх порождает страх.

   И встает непримиримой стеной на пути у людей.

   Я знала, что наяву наставник никогда не сможет преодолеть этот страх, впитавшийся в него, страх будет выгрызать его.

   Потому что человек в черных одеждах станет все глубже и глубже загонять его в себя, пытаясь чужими способами избавиться от удавки, что сделали его собственным поводком. Которую он добровольно накинул на себя в поисках счастья, даваемого кем-то другим. А средство снять с себя путы ему никто не дал, ведь он кукла в руках тех, кто управляет им.

   Страх же – это хитрый оборотень, рано или поздно он неизбежно перекинется в ненависть и гневную ярость, грызущие владельца еще сильней, от которых не спасают ни заклинания, ни ритуальные телодвижения.

   Потому что если человек принимает жизнь, как страдание, он неизбежно принимает вместе со страданием и его ближайших родственников, невозможно закрыть перед ними дверь, если их родная сестра безнаказанно хозяйничает в доме твоего мироощущения.

   Ведь все это – разновидность наслаждения, от которых невозможно отказаться, если ты не знаешь, что такое обычная радость, обычная любовь, обычная жизнь, с ее мелочами, горестями и приятностями, такими мелкими и неприметными с виду, но которые, как упрямые травинки, трепещут себе на любом, самом лютом ветру, сгибаясь, но не ломаясь. И зеленеют, чуть только солнышко погладит их теплой ладонью, и начинают цвести по весне.

   Ведь когда ночь неспешно окутывает тебя, а ты стоишь босиком в жестких травах, запрокинув лицо к звездам, то чувствуешь, что звезды танцуют на небе тот же танец, что и ты на земле. Ты чувствуешь, как реки крови твоей несут свои воды в согласии с земными и подземными ручьями. Что пульс твой бьется в такт с дыханием ветра. Что время и пространство беспрепятственно текут сквозь тебя, что-то унося, что-то принося.

   Именно так мы, ведьмы, ощущаем себя частью чего-то очень большого, которое включает в себя и небо, и землю, и мир вокруг нас, и мир внутри нас.

   И мы знаем, что смерти нет.

   Там, где есть жизнь.

   Мы – в каждой своей частичке.

   И мы – часть чего-то большего.

   И это чудо, что жизнь дает жизнь. Это – самое главное чудо из всех, что есть вообще.

   И это счастливое знание!

   КОНЕЦ

   Галанина Юлия

   Иркутск, Гора, Нора

   2009