Текст книги "Кодекс ведьмы"

Автор книги: Юлия Галанина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

   И все дарят друг другу разноцветные листики со множеством по большей части бессмысленных слов и рисунков. Но это все равно приятно. Особенно зимой. Когда настоящие листья давно опали и уже не верится, что когда-то они были зелеными, а потом алыми и золотыми.

   Для человека, совершенно точно знающего секрет счастья, наставник оставался на удивление хмурым и угрюмым.

   Мало ведь призывать других радоваться, – чтобы улыбки не сходили с лиц учеников, нужно хоть изредка улыбаться самому.

   Мне нетрудно погладить на расстоянии и ровно так же нетрудно добавить к секрету счастья наставника и свой крохотный кусочек.

   И когда мы дарили разноцветные листики друг другу в честь праздников, с пожеланиями самого хорошего, что только есть на свете, наставник получил от ведьмы ("не женщина, а песня: вся в цветочек") особый листок.

   В нем отмечалось, что когда он хмурится, то кажется, что на земле всегда будет зимний холод, а когда улыбается, смотреть на него радостно и во Вселенной немножко прибавляется тепла.

   В переводе с языка поэзии на язык суровых будней это значило: "Улыбайтесь, пожалуйста. Не надо быть хмурым во время занятий".

   И надо сказать, наставник стал нам иногда улыбаться.

   Это было так приятно.

   ***

   Иногда в жилище становится как-то холодно и промозгло. И ничто не радует.

   Тогда нужно срочно замешивать тугое тесто и стряпать лепешки.

   Запах пекущегося хлеба выгоняет из дома тоску. Он по-настоящему волшебный.

   Очаг сытно и спокойно пахнет горячим хлебом – и все оживает вновь.

  Глава десятая

  ТЯЖЕЛЫЙ МЕЧ РУБИТ ДЕРЕВО

   Когда мы ходили на занятия с сестрой, все было чудесно. Пришли. Ушли.

   Неприятности неизменно начинались, когда я появлялась одна.

   В тот раз остальные ученики запаздывали, коврики занимали только я и Тьяна, пришедшая на занятия после Праздника Темных Дней.

   И наставник ни с того, ни с сего вдруг начал вдохновенно рассказывать, в первую очередь, конечно, ей, что наша земля – одна из многих, и на ней любят отдыхать инопланетяне, потому что здесь хорошо, она не из высших, но и не из низших, где-то посередине. И что он сам их видел, ощутил их присутствие. И рад, что легко отделался. И что о них было написано еще в древних ведах, по правилу которых он старается жить, потому что это самая старинная истинная истина и есть.

   Мне опять стало плохо, своими словами он словно грубой дубиной крушил в моей голове все, что под руку попадалось, искренне полагая, что наводит там образцовый порядок.

   Уважая безусловно захватывающий внутренний мир наставника, я не могла, не могла слушать это. Нельзя расчесываться топором!

   Ведьмы тоже знают веды, но припомнить, в какой шлоке речь идет о таких вот путешествиях существ с других планет я не могла. Там просто не могло говориться об этом в тех выражениях, что применял наставник. У него каждое слово бодалось с соседом, они не дополняли друг друга, а противоречили одно другому. Уж не говоря о том, что непонятно было, какой кудесник ему переводил с санскрита на наш обычный язык и что он вообще имел ввиду под чудесным определением "инопланетяне".

   Я опять вдребезги разбивалась об его слова.

   И не могла понять, ну почему когда про веды, чудесные силы и необычные мироощущения людей влажных долин я читаю в книгах, у меня не возникает такого отторжения, вплоть до крови из носа? А как только наставник раскрывает рот и начинает вещать об истинных истинах, проповедуя направо и налево, я захлебываюсь и тону.

   Может быть, мы о разных ведах знаем?

   Почему он так делает?! Он же видит, что мне плохо! Он знает, что я ведьма, что со мной так нельзя! У меня другие отношения со словами, не такие, как у остальных людей. Он знает, как я вижу мир.

   Мне больно. Мне очень больно. И я не могу понять, почему мне больно.

   И все те дни, которые прошли после Праздников Темных Дней, когда мы, памятуя о том взрыве, старались обходиться почти без слов, и снова восстановили чуть было не утраченное – все это было зачеркнуто опять.

   Я решила, что, наверное, все-таки уйду. Потому что скулы сводило и хотелось рыдать от боли. Мне было плохо.

   Наставник провел обычную разминку, а потом вдруг завел речь о доверии.

   О том, что мы должны доверять друг другу.

   И если там, в большом холодном мире, верить всем не стоит, то здесь-то мы одна семья. Доверие, и еще раз доверие.

   А чтобы это доверие возникло, в его учении есть чудесные игры, помогающие его выработать и закрепить.

   И самая простая игра – это нужно упасть спиной вперед. Просто упасть. А он поймает.

   Это было так нелепо, что я растерялась.

   Вообще-то, если работаешь с людьми и знаешь, что человек утратил к тебе доверие (как это произошло несколько мгновений назад у меня), самое вредное, что только можно сделать, – начать игры, предложенные наставником. Человек сперва должен хотя бы успокоиться. На него нельзя давить, совершенно нельзя! Это же самое простое из правил, его знают даже новички.

   У остальных учеников не было ни малейших поводов испытывать недоверие к кому-либо из присутствующих – они же подошли позже, да и веды им были совершенно безразличны, что Атхарваведа, что Ригведа, что Яджурведа.

   Поэтому они легко и радостно падали в теплые руки наставника.

   Я была последней.

   Я не хотела.

   Он настаивал.

   Наставник удивленно спросил:

   – Неужели вы мне не верите?

   Умом-то я, разумеется, понимала, что он меня поймает, куда он денется. Это же игра. А вот тело мое не хотело падать в его объятия. Хотя бы потому, что на земле есть только двое мужчин, которым я действительно упаду, не глядя, спиной на руки, зная, что они меня поймают во что бы то ни стало. Это мой отец и отец моих детей. И вообще я не стремлюсь падать. Я уже раз собирала себя по кусочкам. Очень больно и неприятно.

   Остальные ученики не могли понять, чего это ведьма застопорила занятия.

   Это было невежливо по отношению к людям. И вообще глупо. Все ведь ждут.

   Тихим голосом я прошелестела, почти прошептала:

   -А если я скажу, что верю вам, это что-то изменит?

   – Конечно! – бодро подтвердил наставник.

   – Хорошо, я вам верю.

   Это же только игра.

   И позади, даже если убрать наставника, мягкий коврик.

   Я смогла упасть не с первого, и даже не со второго раза.

   И отчаянно, непроизвольно кричала во время падения.

   Такого со мной никогда не было. Словно за спиной разверзлась бездонная черная бездна.

   Когда раскрыла глаза – поймавший меня наставник, склонившись, заботливо спрашивал:

   – Ну и как ощущения?

   – Страшно.

   Я не знаю, чего он добивался, но доверия ничуть не прибавилось.

   Даже макового зернышка.

   ***

   Вечер у родного очага сгладил тяжелые воспоминания о прошедшем занятии.

   Но как только я задремала, пришла новая боль. Сначала тихо, почти нежно.

   Она заполонила спину, люто вцепилась в позвонки, начала отдаваться во все тело.

   Полночи я тихо плакала от боли в спине и боялась, что у меня отнимутся ноги. И смогу ли я тогда хотя бы ползать? И что будет с моими детьми?

   ***

   Утром стало немного легче.

   Но на любой наклон спина тут же отзывалась новым всплеском боли. Ходить было можно только неестественно прямо. Если требовалось что-то взять с низких столиков, приходилось приседать. Голову поворачивать лишний раз совсем не хотелось.

   Спина была сорвана, как у нас говорят.

   ***

   Можно было, конечно, обратится к обычному костоправу. Да и нужно.

   Но все получилось иначе.

   Слух о том, что я заболела, дошел до других учеников. Он был облечен в приемлемую форму: несколько лет назад я упала и сильно разбилась. Во время упражнения тело мое вспомнило то падение. И спина болит от воспоминаний. Это была чистая правда. Только не вся. Потому что если сказать, что спина моя болит из-за Вед и инопланетных существ – вряд ли бы кто понял, что это не шутка, а действительная причина.

   Мне посоветовали как можно скорее обратиться к наставнику – ведь за Рекой он лечит спины людей. И вполне успешно.

   Совет был вполне дельный – посмотреть, сможет ли он восстановить то, что сломал. Если его лечение не поможет, позову привычного лекаря.

   Наставник встревожился, узнав, что я заболела, и пообещал заняться моей спиной сразу же после занятия.

   ***

   Ведьма знает, что большинство несообразностей в нашем мире происходит отнюдь не по злой воле. Чаще всего по совершенно пустым причинам: глупости, торопливости, невнимательности, жадности, лености и многим, многим другим.

   Часто люди, убежденные в своей правоте, тянут веревку в разные стороны, а потом удивляются, что ничего не получается. Выстроить же длинную цепочку дел, чтобы каждое новое продолжало предыдущее и работало на конечную цель, доступно немногим.

   И каким будет эхо наших дел мы, зачастую, тоже не можем предугадать. Значительно проще верить в то, что есть какое-то Злое Зло, которое ночей не спит и думает только о том, как осложнить нам жизнь.

   Но лучше в это не верить.

   Именно поэтому я крайне не люблю, когда в мой мир пытаются привнести демонов и прочих леших. И штука здесь не в том, существуют ли лешие или нет – пусть существуют себе на здоровье, но демоны тем и удобны многим, что на них очень легко свалить свою вину, свою леность, свою глупость, жадность и невнимательность. И мне это очень не нравится.

   Ну и потом даже младенец знает, что рядом с ведьмой никакие демоны не уживаются. Так уж сложилось.

   Мы, ведьмы, невыносимы и несносны, что есть, то есть.

   Зато с нами интересно.

   ***

   Вся семья была в сборе, когда наставник появился у наших шатров.

   Мы любим гостей.

   Посмотрев на человека, о котором мы с сестрой так восторженно рассказывали, все исчезли за солнечными шелками, чтобы не мешать.

   Наставник внимательно осмотрелся, попросил масла, достал маленькие сосуды необычной формы. Велел мне лечь и расслабить спину.

   Приготовления почему-то испугали младшего сына. Он встал около меня и громко заревел. И никак не хотел уходить, несмотря на все мои уговоры. Пришлось звать на помощь старшего сына – он унес отчаянно рыдающего брата на руках.

   Можно было приступать к лечению. В ход пошли и масло, и сосуды, и руки. Наставник растянул мне позвоночник, поставил позвонки на место.

   Сразу стало легче – спина как будто исчезла, то есть исчезла тяжесть, поселившаяся со времени беременности и родов.

   Наставник сказал, что за один раз, конечно, настоящего лечения не будет. Нужно десять, пятнадцать раз подряд выправлять позвонки, прочищать каналы, подтягивать телесные струны.

   Я рассказала, как делают это наши костоправы. Он сказал, что их действия неправильны. Так делать не надо.

   Распрощался и ушел за Реку.

   Я наслаждалась вновь обретенной, уже подзабытой легкостью в теле. Ровно до того мига, как младший сын выпутался из братского плена и забрался мне на руки, требуя еды и утешения.

   Позвонки быстро сместились на привычные места, вернулась тяжесть в спине. Потому что дети мои сложением удались в папу, а не в маму. А он у нас большой и красивый. Я еще и за это его люблю.

   Серьезное лечение спины пришлось отложить до лучших времен. Во всяком случае, до тех, когда я перестану кормить ребенка.

   Но теперь я снова могла нагибаться и поворачивать голову.

   И это было самое главное.

  Глава одиннадцатая

  ЗОЛОТАЯ ЗЕМЛЯ

   Занятия потекли своим чередом. Весеннее солнце пригревало все сильнее.

   Когда в созерцательные мгновения мы стояли с закрытыми глазами, ощущали солнечные лучи и вслушивались в себя, мне очень нравилось воображать, что я скала под водопадом: невидимые потоки воды падают на меня сверху, омывают и уходят. А я стою. Как скала.

   Новые упражнения были забавные, там нужно было, прогнувшись в спине, зачерпывать ладонями чудесные силы, а потом кулаками проглаживать почки. В одном исполнении это называлось "почка ян", в другом "почка инь". Человек, делающий эти движения, напоминал курочку, самозабвенно трясущую хвостиком, поэтому мы с сестрой между собой говорили "квочка инь, квочка ян".

   Длинных бесед наставник с нами теперь не вел, но сообщить что-нибудь новенькое из своего учения возможности никогда не упускал.

   Сказал как-то, что в ведах написано про чудесное лекарство, которым лечатся все болезни: топленое коровье масло. И если кто-то интересуется, он даст книгу, где подробно написано, как лечиться подобным образом. И еще у него есть книжки, где собрано много вкусных и полезных способов приготовить еду из растений.

   Многие искренне интересовались.

   Я со своими вопросами о пользе такого лечения и подступаться не стала: зачем лишать людей радости? Они ведь деньги за занятия платят. Тут царит полное согласие и взаимопонимание, и вдруг я влезу с какими-то сомнениями, явно не предусмотренными Духовными Учителями и прочими ринпоче, о которых с придыханием говорит наставник.

   Если человек верит в пользу коровьего масла, оно вполне способно ему помочь в лечении тех болезней, где требуется вера в лекарство. Правда с непривычки может и заворот кишок вызвать, но это уж как повезет. Нашему соседу на Горе не повезло, слишком много масла за один раз принял, так уж хотелось болезни прогнать. Пришлось обычного лекаря звать.

   ***

   Я знаю, что роль топленого коровьего масла в жизни людей вед была огромна.

   Они жили в жарком, влажном месте, где портилось все быстро. Мясо протухало, молоко скисало, фрукты и овощи сгнивали. И коровье масло, которое длительно вытапливали на огне, было одним из тех немногих средств, что могло храниться годами и быстро насыщало. И поэтому им лечили все, что только можно: за отсутствием других лекарств. Им хорошо было смазывать кожу. Им хорошо было подкреплять силы. И еще им лампы заправляли.

   А поскольку все хозяйство людей вед держалось на корове, корова была священной. И коровье масло тоже было священным. Люди относились к нему по-особому. Оно действительно спасало им жизнь.

   Но с той поры прошло много лет, люди узнали и другие лекарственные зелья. И снадобья. Ведь жизнь не стоит на месте.

   И приписывать топленому коровьему маслу чудодейственные свойства только на том основании, что у жителей вед не было лекарств, известных нам, я бы не стала.

   А поскольку веды звучали в устах наставника часто, мне захотелось освежить свои знания.

   Ведьмы о ведах знают так:

   Давным-давно это было. В землях, что от Зимнего Города на закат, жил народ. У него были кони и пасбища. И медеплавильные печи.

   В поисках лучшей доли часть людей этого народа покинули свою родину, и пошли вместе с табунами сначала на полдень, а потом на закатное солнце, туда, где тепло и вода.

   Там они жили долго, так долго, что почти забыли, откуда пришли.

   И там же зародилось зерно вед.

   Люди верили в мать-Землю, в отца-Небо, в космический порядок и его защитника. Верили в согревающий огонь и в священный напиток, дающий радость.

   Потом народ разделился – одни пошли на закат, другие на восход. Из одного зародыша появилось два деревца: на закате Авеста, на восходе веды.

   Космический порядок в Авесте стал называться "аша", а в ведах "рита".

   Маг-охранитель звался на закате Ахура Мазда, на восходе – Асура Варуна.

   Люди шли по земле, и стихи рождались в этом пути, в стихах хранилось все самое важное для людей и передавалось от человека к человеку.

   Стихами молились, взывая к богам, стихами лечили, черпая магию из земли и неба. И называли их мантрами.

   Время то было временем мантр.

   Веды из мантр получились не сразу. (Целое всегда больше своих частей).

   Народ, что двигался к землям, лежащим на половине солнечного пути от восхода до полудня, был народом воинов. Они шли не по пустыне, пригодная для жизни земля давно была поделена.

   И вера их была верой воинов. Им некогда было заниматься тщательным обустройством своего дома, что земного, что небесного, они этот дом только завоевывали. Жизнь их была проста, и вера тоже. Важное место в умах людей занял Индра – божественный вождь, ведущий свой народ к победе.

   Мантры создавались, накапливались, но в них не было порядка.

   И лишь когда народ Индры осел там, где текут семь рек, у людей появилось время, чтобы оглядеться по сторонам, разобрать дорожные мешки, расставить по местам домашнюю утварь.

   И жрецы решили навести порядок в разрозненных мантрах. Собрать их в своды, то есть в самхиты.

   И время то было временем самхит.

   Первая самхита получила название "Ригведа", там речь шла о вещах важных, о богах, о космическом порядке, о священном напитке соме.

   Вторую самхиту назвали "Атхарваведа", она ведала магией. Той магией, что требовалась людям каждый день.

   Ригведу разделили на десять книг (потому что не может быть не упорядоченным творение, повествующее о космическом порядке). "Мандала" – звалась такая книга.

   "Атхарваведу" не стали упорядочивать подобно "Ригведе". К "Атхарваведе" обращались, когда нужна была помощь. Ее строки приносили счастье, облегчали страдания и накладывали проклятья. Была белая и черная магия "Атхарваведы".

   Когда жизнь на новом месте стала более мирной и размеренной, у народа вед образовались свободное время, свободные силы и люди стали задавать себе вопросы, неуместные в военные годы.

   Например, как же верить правильно? Чтобы было совсем правильно – до мелочей. Чтобы красиво, завораживающе и пугающе. Как лучше всего приносить жертвы? Когда? Какие? Какую посуду использовать? Как расставлять предметы при обряде? Совершенству ведь нет предела.

   Ответы на эти вопросы искали в новых Ведах: Яджурведе и Самаведе. Там речь шла о ритуалах.

   На "Черной Яджурведе" поэзия и закончилась.

   Завершилось время мантр, началось время брахман.

   Брахманы – не люди, а книги – объясняли, как нужно правильно понимать мантры. Уже не стихами.

   Эти книги были слишком серьезны и сложны. И чтобы понять, как верить, человек теперь должен быть с почтением спрашивать жреца, который разбирался в вере, в то время как все остальные не знали тонкостей и подробностей "как правильно" и блуждали вслепую в витиевато сплетенной сети из ограничений, правил и толкований.

   Дух поэзии улетучился со страниц брахман.

   ***

   Времена брахман, великолепные (с первого взгляда), когда ритуалы были отточены и доведены до блеска, несли в себе будущее зерно разрушения.

   Так бывает с любым делом, ведь есть суть – внутреннее, и есть оболочка – внешнее. Дело живет, пока жива суть, внешние оболочки могут меняться, приспосабливаясь к новым обстоятельствам. Но как только начинают трепетно сберегать оболочки, не допуская ни малейших отклонений (чаще всего искренне считая, что только так можно сохранить дело) внешнее неизбежно окостеневает. А суть испаряется, гибнет, сгнивает заживо. Но дело все в том, что сберегать оболочки всегда проще, чем докопаться до сути, чем проникнуться духом дела, его душой. Это было, есть и будет.

   Но, покинув мертвую скорлупу, стихи начинают рождаться в новом месте, им нет преград, нет расстояний.

   Во времена брахман не разрешалось задавать вопросы, зачем делать это, а зачем то. Жрецы говорили: "так надо!", – потому что написано в священных книгах, и делается по разрешению богов. А что знают боги, известно только им, жрецам, посвященным в тайные знания.

   На самом же деле жрецам просто кушать хотелось. Вот они и стали посредниками между человеком и небом, дорогую плату взимая за свои услуги. Так петух может считать, что без его утреннего крика солнце не встанет. А оно встает – ведь петушиное пение на заре всего лишь приветствует светило, а не управляет им.

   Боги же терпеть не могут скуки и однообразия. И им важнее сердцевина.

   И, неизбежно, наступили времена бунта. Времена упанишад.

   Потому что когда людям ничего не объясняют, а говорят "так надо!", все громче в ответ люди начинают спрашивать: "А почему так надо?" И горе тому, у кого нет ясного и понятного ответа на этот простой вопрос.

   Человек, живущий по закону вед, должен об этом помнить.

   ***

   "Veda mаso dhrtavrato dvadasa prajavatah veda upajayate".

  Глава двенадцатая

  ОДИН ЦВЕТОК ДРАКОНА

   Пришла весна.

   Младший сын стал частенько приплакивать, капризничать. То ли зубы очередные резались, то ли животик болел.

   Да и я чувствовала себя не очень хорошо. Может быть, и это сказывалось на капризах сына.

   ***

   Ревностные почитатели наставника выяснили, что скоро у него будет день рождения. Все эти узнавания были обставлены таинственностью и секретностью, хотя я предлагала прямо спросить у девушки, с которой спит наставник, когда у него праздник, уж она-то должна знать. (Очень редко, но она появлялась на наших занятиях).

   Но, видимо, такой способ был слишком простым и скучным, избрали более извилистую и потому приятную сердцу тропу осторожных расспросов людей из-за Реки. (Чтобы наставник не узнал и раньше времени не обрадовался. Или, наоборот, не расстроился: ведь по его же собственным словам дни рождения – это столбы, отмечающие путешествие прямиком в могилу).

   Потом, после одного из занятий долго сообща думали, чтобы ему такое подарить. Такое же необычное и великолепное, как он сам.

   Купили суму для странников. Хорошую, вместительную.

   Я подумала, что день рождения – прекрасный повод, чтобы попытаться сделать шаг ко взаимопониманию, о котором так любит говорить наставник. И решила добавить к общему подарку свой собственный.

   В голову другому человеку сложно заглянуть, но мы состоим и из того, что прочли и приняли.

   Чтобы было понятно, какие знания и представления есть у меня в голове, в том числе и о землях, откуда принес нам учение наставник, я подарила ему свою любимую книгу.

   Книгу, рассказывающую о том, как в мире Желтой пыли стали происходить странные происшествия, расследовать которые выпало судье Бао по прозвищу Драконова Печать, приятелю мага-даоса Ланя Даосина, занятого выплавкой киноварной пилюли бессмертия.

   О том мире, где изувеченный повар монастыря, изучающего боевые искусства, не расстается с загадочным диском. О мире, где сбежала из кругов ада черно-бурая лисица с девятью хвостами, а Маленький Архат, искусный игрок на флейте, распознал в безобидном монастырском послушнике с детским именем опытного, матерого лазутчика.

   Я всегда перечитываю эту книгу, когда мне плохо по-взрослому: то есть когда нужно делать свое дело во чтобы-то ни стало. Делать бесстрастно, не радуясь победам и не огорчаясь при поражениях, потому что нужны все силы выполнить то, что надо выполнить и нельзя расходовать их на пустое.

   И обязательно надо вернуться, как возвращаются лазутчики жизни, нельзя перегореть, нельзя оказаться бессильной и устраниться.

   (А когда мне плохо по-детски, то есть совсем плохо, беспросветно, земля и небо меняются местами, и вокруг звенит пустота, тогда я достаю другие книжки, сказки про одно хвостатое семейство, которое жило на берегу северного моря в прекрасном доме, немножко похожем на круглую печку. Семейство, где любят путешествовать и принимать гостей, где не боятся наводнения и прилета кометы. Где все вокруг непохоже на то, что меня окружает – и все равно близкое и родное. Я открываю страницу, читаю: "Небо было почти черным, а снег при свете луны – ярко голубым. Под ледяным покровом неподвижно спало море, а глубоко в земле, среди древесных корней, всем мелким зверюшкам и насекомым снилась весна... – и мой мир возвращается, пустота отступает.)

   Первая книга в подарке давала представление о моем мире, о моих учителях. Вторая же книга, моя, – знакомила со мной. Это была сказка для взрослых о том, как потянулись друг к другу два одиноких человека, как были разлучены, но не нашлось во Вселенной силы, которая смогла им помешать вспомнить, что они любят друг друга и им хорошо вместе.

   Я не люблю дарить свои книги, тем более эту, – люди все разные и пути к книгам тоже разные.

   Но это не был подарок в прямом смысле этого слова – это было продолжение разговора без слов.

   Я говорила наставнику, чтобы он не боялся меня: я его не обижу, не покусаю. Я ведьма.

   Я говорила наставнику, чтобы не обольщался даже самую малость: как мужчина он мне не интересен, не дождаться ему от меня таких любовных посланий, к каким я привыкла, пожалуйста, образец прилагается. Пусть сравнит сам, какие слова я подбираю, когда пишу ему, раз за разом пытаясь достучаться до его Расширенного Сознания и объяснить, что у меня другое мировоззрение, и как выглядят мои обычные письма. Я счастлива и любима, потому что несчастные люди такие книги не создают, она вся пронизана счастьем и страстью. Я ведьма.

   И главное – своей книгой я прямо ему говорила, что работаю с теми же силами, что и он. И знаю многие вещи лучше наставника. Это азы моего ремесла. Я ведьма.

   Мое дело – собирать слова в истории. Мне нельзя слушать проповеди про чудесные лекарства от всех болезней. Даже из уважения к наставнику – мне плохо от таких речей.

   Со мной надо разговаривать отдельно – чтобы я могла свободно спрашивать, не отвлекая время других людей, чтобы его слова не кололи, не резали, не ранили меня, не дрались насмерть с теми словами, которые во мне, которые меня берегут. Я многое могу понять, я ведьма. Но мне нужна помощь. Помощь и понимание.

   И еще я подарила ему прочную цепочку, какие пришивают к зимним одеждам, чтобы можно было, раздеваясь, вешать одежды на прочный крюк, вбитый в столб, поддерживающий своды шатра у входа. Вешалка одежды наставника оборвалась, когда он пришел в мой дом. Это был непорядок.

   Вещи, которые нас окружают – это тоже наш мир. И если они в порядке – наш мир прочнее. Это же тоже пусть маленький, но кусочек счастья. Который вполне в наших силах.

   ***

   Подарки мы наставнику вручила и праздник, можно сказать, удался.

   Наставник растрогался, и мы в очередной раз услышали много интересного про людей, живущих далеко-далеко и владеющих всякими чудесными умениями.

   После праздника все потекло обычным порядком.

   Очень интересно было наблюдать, как собираются люди перед занятиями, ждут наставника. Первым приходил Дрей. У нас было двое Дреев. Этот был добрый, улыбчивый, надежный. На нем наставник любил показывать разные приемы. Второй Дрей был балагуром. И большим человеком – много людей ходило под его началом. Наставник никогда ему не тыкал, как первому Дрею. Уважал.

   Вторыми подтягивались девушки. Тьяна и Ина. И коротали время за приятной беседой с первым Дреем. Приходили мы с сестрой, включались в разговор.

   Приносилась легконогая красавица Эна, светлая и радостная. С ней мы сдружились особенно.

   Присоединялся Трий – самый молодой среди нас, как по возрасту, так и по сроку занятий. Наставнику он, что называется, смотрел в рот.

   Появлялся второй Дрей. Шутил.

   Приходила Рина, волевая и решительная женщина. Она уже занималась у наставника нашего наставника, поэтому была очень восприимчива к учению. Она тоже, как и я, добавила в общий подарок свой, коробочку сластей.

   Чтобы мы все сдружились ещё сильнее, наставник по окончании занятия выстраивал нас цепочкой, и мы разминали друг другу плечи. Как в картинке из моей любимой книжки, где хвостатые малявки, дети Мюмлы-мамы стоят гуськом и расстегивают перед купанием друг другу пуговицы на спинке одежек.

   Это было очень забавно: сначала ты молотишь кулаками по спине соседа, потом поворачиваешься, и сосед тарабанит по тебе. Или разминает тебе плечи круговыми движениями.

   Дрей первый поинтересовался как-то у наставника, кто ему плечи разминает.

   Тот махнул рукой, сказал, он же одинок и поэтому делает себе сам.

   А еще мы простукивали себе макушку и расчесывали её от лба к затылку – пальцами. И разглаживали лицо. И отряхивали с рук всякую невидимую грязь.

   А потом наставник кланялся нам.

   Мы ему.

   И расходились.

   ***

   После дня рождения наставник, видимо, убедившись в наших теплых чувствах, стал снова рассуждать про разные вещи.

   Я никак не могла решиться уходить во время этих бесед: вот только что мы махали руками и терли себе уши, все было чудесно и весело, теперь все сидят, отдыхают и слушают, и вдруг я встану и пойду, проявив неуважение к людям, неуважение к наставнику. Сестру брошу – и пойду домой одна, так что ли?

   Я старалась отвернуться и думать о чем-нибудь своем. Но получалось плохо – все равно ведь слышишь. А есть вещи, на которые очень сложно не откликаться. Например, если ты выкормила двоих детей и прекрасно знаешь, как оно и что – и тут тебе начинают объяснять, как правильно это делать, что лучше для ребенков. А ты уже опытным путем поняла, что все наоборот, и то лучшее, к чему призывает наставник, давно пройдено, ты отказалась от этой дороги с младшим сыном, потому что видела, сколько мучений она доставила старшему.

   Есть очень простые знания. Но которые многим кажутся неправильными. Их учили по-другому, а возможности сравнить у них не было. Младенца, особенно новорожденного, нужно кормить тогда, когда он хочет, а не тогда, когда ты думаешь, что ему нужно поесть. Если он хочет есть ночью – его нужно кормить ночью. Столько раз, сколько потребуется. Это не капризы, это необходимость. Когда он наберется сил, сам дорастет и до спокойного сна, и до больших перерывов между кормлениями.

   После такой беседы я не выдержала, написала наставнику, что мой личный опыт выкармливания детенышей грудным молоком, расходится с тем, что он говорит и к чему призывает.

   Он, как всегда, промолчал, не ответил.

   На следующем занятии у меня сильно разболелась голова. Так иногда бывает, когда что-то в шее зажмется. Или на погоду. Опытному костоправу достаточно пальцем нажать в нужном месте – и боль уходит. Но зачем далеко ходить, когда у нас есть наставник? В перерыве между занятиями начинающих и продолжающих, я подошла к нему и спросила, может ли он помочь: голова болит.

   Он охотно откликнулся, придерживая меня спереди левой рукой, начал проминать мои шею и плечи правой, долго и тщательно. Руки, как всегда, у него были волшебными, приносящими покой и тепло. Было слышно, как бьется его сердце.

   – Ты что, терпишь что ли? – вдруг перешел на "ты" наставник. – Я тебе болевую точку на руке продавливаю, давно орать должна.

   Боли в руке я не чувствовала.

   – Нет...

   – У тебя плечи зажаты так, словно ты мир на них держишь, – сказал наставник. – И каналы забиты. Так не надо.

   – А как надо? – спросила я удивленно. Я-то думала, что у меня наоборот, все расслабленно после занятий, мы ж только и делаем, что раскрываем эти самые загадочные каналы и расслабляемся, расслабляемся, расслабляемся.