Текст книги "История золотого Будды"

Автор книги: Йозеф Несвадба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

VIII. Обвинение

1

В полицейском участке решили, что учитель сошел с ума.

– Успокойтесь, не кричите так, сядьте же, пан учитель! – полицейский комиссар вытер вспотевшую лысину. – Обвинить пана барона в двух убийствах и попытке отравления?! Вы понимаете, что говорите? Может быть, лучше вызвать доктора?

– Повторяю вам, что обвиняю барона Риссига, сватовского фабриканта, в том, что он сам убил или велел застрелить лавочника Павлату, принуждал рабочего Ганку отравить Альбину Павлатову, а когда Ганка выдал его, устранил вышеупомянутого!.. Пишите же, почему вы ничего не записываете, господа?

Рядом с комиссаром в комнате находился один из полицейских, что позавчера допрашивал Альбину. Тот, что поглупее.

– Ведь вы сами разоблачили Ганку, – сказал полицейский.

– Но Ганка лишь выполнял…

– Да подождите же! – обозлившись, комиссар стукнул кулаком по столу и встал. – Здесь учреждение, а не трактир все-таки! Придержите язык! Мы расследуем важные дела, преступления и не любим, когда без толку суются в наши дела! У вас есть доказательства? Предъявите их!

– Ганка сегодня утром во всем признался…

– Где он? Можно его допросить?

– Он застрелен при попытке к бегству.

– Ну вот, зачем же он сопротивлялся, если был, как вы говорите, невинной жертвой? А как его разыскали?

– Совершенно случайно!

– Странная случайность – беседовать с преступником как раз перед арестом. Не хотите ли вы впутать пана барона, чтобы спасти свою шкуру? И не говорите мне больше про какого-то Будду, которого вы не видели и даже не знаете, что это такое!

– Барон хотел купить лавку у Альбины, – тихо сказал учитель. Он уже сам видел, что поторопился с полицией. Защита всех граждан государства? Голан был прав – не это заботит полицию. Без неопровержимых улик она всегда будет на стороне Риссига.

– То, что некто хочет купить лавку, ничего не доказывает. Сама девчонка вести дело не может. Со мной тут уже многие советовались – сколько предложить за лавку – сто или восемьдесят золотых. Так что последний раз предлагаю вам спокойно все обдумать. Если мы запишем здесь все, что вы наговорили, придется немедленно вас арестовать и передать на следствие в Брод! Если вы все это выдумали, отсидите пару месяцев за клевету и ложные обвинения. Ну как? Начнем писать?

Красл медленно поднялся, чувствуя, что голова буквально разламывается от невыносимой боли.

– Нет, вы правы. Я поспешил…

– Это потому, что вы зазнались, пан учитель! – вздохнул комиссар с облегчением и перешел на отеческий тон: – Вам показалось мало раскрыть одно убийство, захотелось еще раз отличиться. Вот вы и клюнули на клевету, которую здесь сочиняют бунтовщики. Выходит, что вы за них? А ведь образованный человек!.. – Он выпроводил Красла из участка. – Я бы посоветовал вам ехать домой. Мы вам напишем благодарность от полицейского управления, ведь вы нам действительно помогли! Но больше не затрудняйтесь. У вас неподходящий для нашей работы характер. Слишком вы горячо ко всему относитесь, не умеете сдерживаться. Поезжайте домой, отдохните!

– Спасибо за совет, – сказал Красл. Ему было стыдно. Вел себя как последний дурак! И вполне мог навредить своим новым друзьям!

– Если вы не уедете, мы учредим за вами надзор, – пообещал комиссар, – чтобы вы больше не делали глупостей. А там, глядишь, вышлем вас в Прагу по этапу!

– Это что, угроза?

– Совет образумиться. Совет старшего и более опытного друга. Поезжайте-ка вы домой, любезный пан! И нигде не повторяйте ерунды, которую вы тут наболтали…

2

Хотя Красл дважды кашлянул на пороге, трижды стучался и открывал калитку дома Павлаты как можно медленнее, все же он застал влюбленных врасплох. Был уже поздний вечер, горела только свеча, они сидели в уголке, прижавшись друг к другу, забыв обо всем: что им убийства, интриги, подозрения! Голан первый пришел в себя.

– Альбина ничего не знает про Будду!

– Папа никогда не говорил о нем, – подтвердила девушка. – К Риссигу он ходил, это правда. Вот почему я так переживала: чувствовала, что они там сговариваются. Папа так готовился к этим посещениям, купил даже в Танвальде целый комплект крахмальных воротничков!..

– Но после июня прошлого года отец перестал ходить в замок?

– Помню только, что уже летом мне не приходилось без конца крахмалить ему воротнички. Однако настроение у него было хорошее, я никогда не видела его таким веселым, как перед стачкой, честное слово.

– Ну да, он был уверен, что прищемил Риссига! Не ожидал, что барон рискнет на такое…

Красл присел к столу, обхватив голову руками. Собственно, чего ради он так старается разгадать эту проклятую тайну? Видно, доктор Х. выбрал именно его за дурацкий характер: за пристрастие во всем добираться до сути. Небось разузнал и то, как любит учитель разбирать всякие свары между жителями своей деревни.

– Вы должны вспомнить, Альбинка, не было ли у вашего отца тайника, где он хранил деньги или документы…

– Но там ничего не было!

– Где?

– Деньги он хранил в коробке с шафраном. Но я нашла там только четыре золотых и какую-то ведомость на товар.

– А можно посмотреть, где хранилась эта коробка? – спросил Красл, снова взбодрясь. Альбина повела его в лавку. В ней стало уже не продохнуть: вонь кислой капусты смешалась с ароматом душистого мыла, едкими запахами старых пряностей, чеснока и гнилого лука. Возле прилавка стояла большая жестяная коробка, на которой был нарисован негр, преследующий тигра. Альбина открыла коробку, вынула пакетики с шафраном, отодвинув дно, показала нижнее пустое отделение.

– Надо искать! – решил Голан. – До утра мы должны перерыть в лавке все, открыть каждую коробку, осмотреть все свертки и пакеты!

– И товары? – спросила Альбина.

– Тоже осмотрим, – заверил ее Голан и в подтверждение своей решимости рванул мешок с крупой, которая дождем рассыпалась по комнате. Альбина только грустно смотрела на жениха.

– Я поищу в саду и перед домом, – сказал Красл, не желая мешать влюбленным. – Завтра утром я разбужу вас…

Но Альбина не согласилась с ним. Можно переночевать здесь, в лавке. Голан ночью же должен вернуться в свое убежище под Большим Холмом. А Красл пусть живет здесь. Она уговаривала его, словно близкого родственника. Польщенному учителю пришлось согласиться. Давно уже с ним девушки так не разговаривали.

Он вышел в сад. На небе показались первые звезды. Ну и денек был сегодня, подумал учитель. Утро в Либерце, потом замок, потом полиция… Но загадка осталась нерешенной. Где Золотой Будда и что он такое? Почему застрелили Ганку? За шантаж? Или, проследив, что он говорил с Краслом, просто устранили как нежелательного свидетеля? За всю свою жизнь Красл так близко не сталкивался с убийствами и другими преступлениями, как за эту неделю, проведенную в родных краях. Ни в Праге, ни в Вене понятия не имеют, что тут творится. Может, именно оттого учитель все никак не мог всерьез испугаться. Все казалось таким невероятным, выдуманным нарочно, что не ощущалось реальной опасности. Краслу казалось, что он как бы со стороны наблюдает здешние события, не участвуя в них, и, значит, застрахован от яда и выстрелов. Не совершает ли ту же ошибку и вся страна? Если бы, читая в газетах о сваговском побоище, люди чувствовали себя не просто зрителями, тогда бы они, наверное, осознали, что здешние события касаются и их, стали бы протестовать, если надо, бунтовать, добиваясь отмщения пролитой крови. Выходит, что доктор Х. не прав, призывая к спокойствию?

– Это я уж чересчур, – сказал себе учитель. У него все время болела голова. Он осмотрел сад и двор, заглянул в кроличью клетку, в покинутую собачью будку, в чисто выбеленный курятник – всюду было пусто. Красл обошел ульи в саду, отмахнулся от пчелы, которая спутала цветок с его носом. Пчел он боялся еще с детства, когда его здорово покусал пчелиный рой, вылетевший из улья. Красл торопливо закурил и направился к фруктовым деревьям. Нигде никаких признаков, что в землю что-нибудь закопали. Сад довольно большой. Перерыть его весь – изрядная работа! Сегодняшней ночью нечего об этом и думать. Да и что скажут соседи, увидев безумного учителя, взявшегося перепахивать сад? Конечно, можно достать коня и плуг. Но если Павлата закопал своего Будду поглубже, то все равно ничего не найти! Лучше сначала все хорошенько обдумать. Например, узнать, где в саду он любил сидеть. Может быть, часто подходил к какому-то дереву? Да, так будет лучше. У учителя слипались веки. Даже сигара не взбодрила его. Сказавши себе, что сегодня он должен выспаться, Красл на цыпочках обошел дом и осторожно открыл ворота. На улице его ожидала карета.

– Все-таки мы дождались пана Красла, – из кареты бодро выскочил молодой Риссиг. Кивнув кучеру, который медленно поехал по направлению к фабрике, барон подошел к учителю и взял под руку как лучшего друга. – Мы здесь уже более получаса. Я не хотел мешать влюбленным, – добавил он с усмешкой так громко, чтобы слышала старушка, сидевшая в окне на своем посту. – Я так и думал, что вы их оставите одних и мы сможем поговорить без помех.

Опять начиналось непонятное. Значит, фабриканту было известно, что Голан бежал из тюрьмы и что сейчас он здесь, в доме Павлаты? Почему же не велит задержать его?

– Альбина одна там, – попытался он солгать.

– Оберегаете ее репутацию? Я и без вас знаю, что она порядочная девушка. Поверьте, пока она с Голаном, я спокоен. Женатый бунтовщик не столь уж опасен, понимаете? Когда на нем семейный хомут, с ним проще договориться! Поэтому я и поощряю эти тайные свидания. Мало кто из моих молодых рабочих не мечтает поджечь мои владения, это я знаю. Но меня беспокоят только те, которые не довольствуются мечтами… Я, может быть, даже сделаю Голану свадебный подарок и поговорю в суде, чтобы отменили приговор…

– Не понимаю вас… – откровенно признался Красл. Он действительно не знал уже, кому и чему верить.

– Потому что вы не считаете меня человеком. Да, да, в чешских газетах изобразили меня кровопийцей, чуть ли не самим дьяволом. А ведь я просто должен защищаться от сброда, который сбежался сюда со всех концов страны. Я бы охотно дружил с ними, да они не хотят. А жить надо! Без строгости с ними нельзя. Но понапрасну я никому вредить не хочу!

Они медленно шли к фабрике, как бы прогуливаясь; карета медленно двигалась перед ними, на сей раз барон беседовал с учителем как с равным, словно забыв, как он недавно кричал на него.

– Пальме и полицейский комиссар сказали мне, что вы что-то знаете о Золотом Будде, – сменил тему фабрикант.

Красл затаил дыхание – вот оно! Вот откуда эта предупредительность. Теперь надо быть настороже. Увы, сигару он уже докурил и спать хотелось, хоть падай.

– О ком? – растерянно спросил он.

– Не притворяйтесь, мне все известно. Не знаю, как вы обошли Ганку, но получилось у вас здорово! Полиции вы неплохо помогли, но я хочу просить вас нигде больше не упоминать о Золотом Будде.

– Почему же? Почему это вас так волнует?

– Хотя бы ради Альбины.

– С чего бы такая деликатность?

– А вы хотите, чтобы ее покойный отец был пред всеми разоблачен как преступник? Все его здесь уважают, ваш доктор Х. хочет поставить ему памятник, а вы вдруг начнете публично обвинять его в воровстве… А зачем? Ну человек, ныне уже покойный, поддался однажды минутной слабости. Но как только я припер его к стенке, он вернул статуэтку тут же!

– Вернул? А когда?

– Где-то на святках, кажется. После того, как мои люди выследили, что он пытался продать ее какому-то ювелиру в Либерце.

– Не верю! Зачем бы тогда…

В разъяснениях барона что-то было не так. «Зачем же тогда вы приказали убить Павлату?» – чуть не спросил Красл, но вовремя прикусил язык.

– Что тогда? Я знаю, о чем вы говорили в полиции. Потому я и здесь. Мне отнюдь не доставляет удовольствия, когда мое честное имя треплют в полиции! Действительно, зачем мне смерть Павлаты? Статуэтка, украденная им, к моменту его смерти уже три месяца как вернулась в мой фамильный сейф. Вот, взгляните…

И фабрикант извлек из кармана золотую статуэтку смеющегося бога, который, говорят, приносит счастье. Величиной в мужскую ладонь, тонкой чеканки, украшенная бриллиантами и рубинами, на лбу большая сияющая жемчужина. Скорее целая коллекция драгоценных камней, вделанных в золото, чем произведение искусства. Сверкающие глаза Будды – огромные алмазы – окончательно разбудили Красла. Поди угадай – статуэтку взяли у мертвого Павлаты или он вернул ее добровольно.

– Ганка обманул вас, учитель, – продолжал Риссиг, как бы читая мысли. – Он боялся, что вы откроете его убежище полицейским, поэтому и выдумал, будто я его посылал к Альбине. В действительности он был соучастником Павлаты в воровстве, они вместе похитили статуэтку. Лавочник иногда заходил ко мне и, видимо, обратил внимание на коллекции моей матери, которая питает особое пристрастие к вещам восточных мастеров. Эту статуэтку я подарил ей к шестидесятилетию. Уверяю вас, это стоило немалых денег. Пришлось привлечь и родственников, хотя и говорят, что я миллионер. В комнате все эти китайские вещицы стоят на виду, незапертые. Павлата, видимо, объяснил Ганке, где что, а сам стоял настороже у дома, пока тот, уже опытный в подобных делах, разбил окно на первом этаже и унес статуэтку. И получил за это пару сотен. Можете представить, как он обозлился: лавочнику целое состояние, а ему две сотни! Вот почему, когда Павлата погиб то ли случайно, то ли по собственной вине, Ганка решил устранить Альбину и завладеть Буддой. Но статуэтка давно уже была у меня. А с Альбиной вы ему помешали. Когда же вы открыли и его убежище в Либерце, он начал изворачиваться.

Красл вспомнил, как подозрительно Ганка вел себя в ресторане и в костеле.

– Разумеется, как принято здесь, он все свалил на Риссига, – продолжал барон. – В прошлогодней засухе я виноват: мои машины движет пар, вот почему вода не может собираться в тучи и нет дождя над их полями. Я к таким разговорам привык, пан учитель, – барон несколько разгорячился. – Но меня поражает, когда такой образованный, как вы, человек в это верит, ради этого жертвует будущим этой несчастной девушки… Анархисту, взломщику и доносчику вы верите больше, чем дворянину…

Красл чуть не напомнил Риссигу, что тот не далее как вчера гордился предками – лавочниками-лоточниками, но счел за благо промолчать. Риссиг опять запутал все рассуждения учителя о мотивах и участниках преступлений. Действительно, зачем фабриканту стрелять в Павлату и травить его дочь, если Будда уже у него, а всякие документы, разные там девизы – это явные выдумки Ганки.

– Однако на суде в Млада Болеславе Ганка был вашим свидетелем, от этого вы не откажетесь. Так что в обвинениях против своего же агента…

– Моего агента? Это просто смешно! Думаете, у меня такие колоссальные фонды, что я могу содержать целую армию доносчиков? Да они сами приходят ко мне со своими доносами и клянчат, как нищие! Когда Ганка понял, что запутался и вот-вот угодит под суд за связь с Голаном, он пришел ко мне просить помощи. И сам добровольно выболтал все, что знал. Мой директор кинул ему пару монет на бедность.

– И он же подыскал ему место в Либерце?

– Возможно, я этим не интересовался. Это уж в компетенции Пальме. А Ганка не зря кланялся. Во время суда выяснилось, что в молодости за ним водились весьма темные делишки…

– Он хотел убить наместника…

– Ого! – Теперь барон уже открыто издевался. – Вы и на самом деле прекрасно информированы, любезный учитель. А вам не пришло в голову, что человеку, с юности готовому к убийству, легче стать убийцей, чем владельцу фабрики, целыми днями занятому своими производственными делами? Ну, разбирайтесь сами! Я вам что мог объяснил, показал статуэтку. Больше не могу тратить время зря. Все, что я сказал вам, чистая правда, и вряд ли вам удастся узнать что-нибудь еще. Хотите, могу всем объявить, что Павлата был вором. Альбина вряд ли обрадуется и, наверное, не поблагодарит вас. Прощайте, учитель! Думаю, мы с вами больше не встретимся… – И фабрикант поспешил к карете, которая ждала его у ворот.

«Неужто меня вправду ослепила ненависть к Риссигу?» – размышлял Красл, возвращаясь к дому Павлаты. То, что он рассказал, объясняет все без исключения. Опять все сошлось на Ганке. И все же Красла не покидало странное ощущение, будто его обыграл в карты шулер.

IX. Тайное посещение

1

Он проснулся от шума и поначалу не мог сообразить, где он: в своей комнатушке в доме возле школы или на постоялом дворе в Свагове? Постепенно он вспомнил, что вернулся вчера вечером в скверном настроении в дом Павлаты, где влюбленная пара успела перевернуть все кверху дном. Ничего похожего на Золотого Будду они не обнаружили, зато нашли бутылку мельницкого, которую Голан открыл по случаю свидания. Красл так поразил их откровениями Риссига, что даже Голан растерялся. Без всякого настроения они допили мельницкое, причем учитель почти заснул за своей рюмкой. Они уложили его на постель Павлаты, а Голан скрылся во тьме, не очень-то веря добросердечию фабриканта. И вот Альбина, мирно посапывает на своей постели, а в лавке слышны чьи-то шаги, если только это не мыши. Старые часы над постелью Красла пробили половину второго. Таинственный посетитель лавки уронил какую-то жестянку. Она звякнула об пол, и наступила тишина. Через некоторое время снова послышались неуверенные шаги, на этот раз ближе. Эх, иметь бы хоть нож! Учитель был убежден, что это не блуждающий дух Павлаты, а кто-то вполне живой, притом имеющий непосредственное отношение ко всей этой полной тайн истории. Придется вести себя героически – надо же защитить девушку! Красл схватил за горлышко пустую бутылку, решив использовать ее как дубину, и тихо направился к двери в лавку, стараясь ступать в ногу с неизвестным посетителем, чтобы доски под ногами скрипели в унисон. Невидимка в лавке, видимо заподозрив что-то неладное, остановился. Красл тоже. Было слышно, как за дверью кто-то тяжело дышит. Он заметил, что дверные щели светятся – значит, там горит свет. Вот наглость! Считает, что здесь лишь слабая девушка. Шаги возникли и тут же замерли у самой двери. Поворачивается ручка двери, просовывается голова… Красл изо всех сил ударил бутылкой, неизвестный свалился навзничь, свет фонаря залил комнату.

– Что, вы не спите? – Альбина вскочила с постели.

– Нет… – Красл выглядел весьма комично в рубахе и кальсонах с лямками, надетых на случай холодов здесь, на севере. Он быстро натянул брюки. – Меня разбудил какой-то вор… – Он показал в сторону двери, откуда послышался жалобный стон.

– Возможно, мы наконец обнаружили настоящего убийцу! Дайте скорее веревку, надо его связать, пока не очнулся!

– Но ведь это же тетя Бреттшнайдер!.. – изумленно ахнула Альбина.

Быстренько надев юбку и блузку, она склонилась к жертве Красла.

– Тетя… – она вытерла ей голову полотенцем. – Пани Бреттшнайдер. Хорошо, хоть крови немного.

– Мне и в голову не пришло, что это женщина, – бормотал сконфуженно Красл, поспешно окуная в воду еще одно полотенце.

– Вы хоть не убили ее? Это папина знакомая, он часто навещал ее в Либерце, у них были какие-то торговые дела…

Учитель вспомнил рассказ Ганки о том, как Павлата вместе с некой вдовой из Либерца обирал окрестных ткачей.

– Пустой бутылкой не убьешь. Но как она проникла сюда ночью, что искала?

– У тети есть ключи от нашего дома, – объяснила Альбинка.

– Ключи? И от ворот? Это вдвойне подозрительно!

– Что вам подозрительно? – отозвалась женщина и приподнялась охая. – Хотела бы я знать, в чем вы меня подозреваете, вы, убийца! Что здесь нужно этому мужчине, девочка? Рановато начинаешь! Да еще с таким облезлым болваном!..

– А что вам нужно? – ринулся в контратаку Красл. – По какому праву вы следите за Альбиной, да еще ночью? Или вас интересует нечто иное? – Учитель распахнул дверь в лавку. На прилавке стояла открытая коробка из-под шафрана. Товар вокруг находился в еще большем беспорядке.

2

– Что же вы здесь искали, пани Бреттшнайдер? – спросил учитель, складывая в коробку пакетики с шафраном. – Откуда вам известно, что в этой коробке пан Павлата хранил деньги? Это же воровство, любезная пани, уголовщина!

– Но, пан Красл, – запротестовала Альбина.

– А вы что, из полиции? – насмешливо поинтересовалась женщина, потирая затылок. Видимо, ей стало полегче. Она уселась на стул у прилавка, положив ногу на ногу, этакая ядреная красотка.

– Может быть, и из полиции, – впервые солгал учитель.

– Мне не хотелось будить тебя, – обратилась вдова к Альбине, игнорируя Красла, – потому что я очень спешу. Мне еще до обеда надо попасть в Танвальд.

– Спешка для вора не оправдание, – насмешливо произнес учитель, ставя банку на место.

– Но пани Бреттшнайдер не воровка, они с папой любили друг друга. Она всегда приносила мне пряники…

Альбина явно защищала любовницу отца. «Может быть, боится ее?» – подумал вдруг Красл. Он уже не раз убеждался, что не всем словам невинной девчушки стоит верить.

– Вы пришли сюда из-за Золотого Будды, – уверенно сказал Красл.

– Откуда вы знаете? – поздняя посетительница от неожиданности вскочила со стула, да так резко, что уронила повязку. – Где он?

– Это мы и сами бы хотели узнать… – сказала Альбина, испортив всю игру. Красл помрачнел.

– Мы знаем все. Но Золотой Будда уже у Риссига. Я видел статуэтку собственными глазами… – Красл следил за малейшими движениями вдовы.

– Так и я сперва думала, – возразила спокойно женщина. – Только, оказывается, никакой статуэтки Винценц не брал! Что он, совсем тронутый – брать всем известную вещь, которую нигде не продашь…

– Вы не знаете, что Павлата украл Будду вместе с Ганкой, а потом вынужден был ее вернуть… – Красл опять был сбит с толку.

– Кто вам сказал эту глупость? – Бреттшнайдер встала и уверенно направилась в угол, подошла к весам, сдвинула мешок с горохом и из ниши в стене достала бутылку водки. Одним движением она откупорила ее и хлебнула прямо из горлышка. А вчера вечером трое сыщиков полагали, что обшарили в этой комнате каждый уголок.

– Как вы узнали, что здесь есть бутылка?

– Я довольно часто бывала здесь. Пожалуйста, детка, убеди в этом пана полицейского, пока он опять не стукнул меня чем-нибудь… Или, может, выпьете со мной? – протянула она бутылку Краслу.

– Никогда! – Красл почти кричал. – Терпеть не могу водки!

– А я люблю, – сказала вдова. – Особенно когда надо взбодриться. Садитесь-ка сюда и послушайте меня, вы, оба! – прикрикнула она. – И перестаньте считать Винценца круглым идиотом! Красть эту китайскую дребедень – вот уж нет!

– Но мне сам Риссиг сказал…

– Тогда другое дело! – усмехнулась Бреттшнайдер. – Ведь Риссиг никогда не лжет! Как можно! Он и разбогател потому, что всегда говорил только правду. Вот теперь я вам верю, что вы не из полиции, любезнейший пан! Для этого вы слишком доверчивы.

– Пан Красл очень хороший и добрый… – вступилась за Красла Альбина, – вот я расскажу, как…

– Потом! Сейчас надо найти Будду, или мы потеряем десять тысяч золотых!

– Десять тысяч? А кто их предлагает? – Красл был ошеломлен.

– Какой-то иностранец. Позавчера ко мне приезжал в карете. Назвался Вальтером и говорил с каким-то акцентом…

Красл сказал, что они вчера искали везде, где только можно. Бреттшнайдер устало поднялась со стула, сдвинув доски в полу, показала, что под ней тайник, потом подошла к дверному косяку, нажала на что-то, и открылся еще один. В нем было десять золотых. Пять она протянула Альбине, пять сунула себе за пазуху, пояснив:

– Мы все делили с твоим отцом пополам, детка. Но про этого Будду он мне ничего не сказал. Что это такое, одному богу известно! Завтра в полдень я должна доставить Будду на Танвальдский перекресток и отдать пану Вальтеру. Если мы найдем его, поделим награду. Но только с тебя штраф за телесные повреждения, пан сыщик! – впервые она улыбнулась учителю. Ему тоже начинала нравиться эта решительная особа.

– Ради бога, простите, что я ударил вас! Я думал, там ходит убийца.

Он заметил, кстати, что у вдовы темные волосы.

– Какой еще убийца? – Она ничего не знала о потрясающих открытиях учителя. Надо было рассказать ей все с самого начала.

– Я хорошо знала Винценца, – сказала она, когда Красл закончил. – Уже много лет. Он такое мог придумать, что куда там Риссигу! Денег нам не хватало, а то бы мы пустили пана барона по миру. Видно, был у Винценца какой-то план, о котором он даже мне ничего не сказал. А Ганке он тем более ничего не говорил, я уверена. К Риссигу ходил, это верно. Фабрикант к его советам прислушивался. Вот тогда Винценц, видимо, что-то у него и забрал…

– Что же именно?

– Золотого Будду! – сказала Альбинка.

– Слушайте! – Вдова стала очень серьезной. – Как раз перед стачкой и этой стрельбой ко мне два раза приезжала графиня Эренберг.

– Кто? – Учитель в ужасе почувствовал, что в числе подозреваемых появляется новое лицо.

– Графиня Эренберг! Когда-то их семье принадлежало здесь буквально все. Они сами хотели делать текстиль, но плохо разбирались в коммерции: через пару лет разорились в пух и прах! И тогда их лопнувшую фабрику приобрел пан Риссиг. Она работала на воде как мельница. Про паровые машины тогда слыхом не слыхали… Ну а перед стачкой, значит, Эренберг сказала мне, будто Павлата должен передать ей какие-то записи. Я гляжу на нее как дура – с каких это пор Винценц торгует записями… Но она сказала, что твой отец, Альбинка, знает, о чем речь. Это, мол, толстая книга, переплетенная в кожу. И она, мол, за эти записи даст нам сколько мы захотим. А поскольку они разорены, говорит, готовы отдать лес или заложенное имение. Ну, рассказала я обо всем Винценцу, но он только посмеялся и сказал, что нет у него никаких записей! Ты, говорит, знаешь, что я все в голове держу. Это правда, он любую цену знал, каждый долг помнил, в голове у него было цифр, что в учебнике арифметики! На второй раз Эренбергша грозилась, что нам будет плохо, если мы не продадим ей книгу записей. Но потом началась стачка, и все забылось. И Винценца… – голос вдовы прервался – она впервые выдала свое горе.

– Эта графиня – блондинка?

– Да, как будто, а что?

Учитель рассказал о пряди русых волос, найденных Альбинкой.

– Конечно, она дура, что разболтала про эти записи. И вообще: целыми днями скачет верхом с собаками да орет на единственного слугу, как ясновельможная пани. Но все-таки мне кажется…

– Ну а зачем ей могли понадобиться записи, взятые Павлатой у Риссига? На что они ей?

– Это-то понятно! – усмехнулась Бреттшнайдер. – Она ненавидит Георга. Ведь они должны были пожениться, но, когда выяснилось, что у графини с приданым швах, Георг дал ей от ворот поворот. Теперь она целыми днями думает, как отомстить женишку. Заполучить записи, которые необходимы Риссигу как жизнь – чего уж лучше-то! Она бы уж поставила на своем: заставила бы голубчика жениться, всем бы сплетникам рты заткнула! А вот почему в этот раз она не пришла сама, а прислала какого-то Вальтера? Или он с ней не связан? Этот человек не говорил о записях, о книге, а требовал от меня именно Золотого Будду. Не понимаю… – Торговка снова отхлебнула из бутылки. Вот-вот попросит прикурить! Ну и нравы у здешних предпринимателей, думал Красл.

– А как выглядел этот Вальтер? – спросил он.

– Подождите! – Вдова возбужденно заметалась по комнате. – Подождите-ка, ведь он тоже блондин! Ей-богу, у этого парня чуб такой золотистый, какого я в жизни у мужчин не видала! А я уж повидала-таки мужчин…

– Я вам решительно не советую идти завтра на перекресток одной, – заявил Красл.

– Вот еще! Конечно, еще раз по голове получить неохота, но деньги… есть деньги. Еще и не так рисковала!

– Но ведь пока у вас ничего нет!

– Я еще мало искала. Сколько может быть еще тайников в этой лавочке и комнатушке? Вроде я все их знаю, у Винценца от меня секретов не было!

– За исключением Будды, – не утерпел Красл. Он надел пальто и направился к двери.

– Куда вы?

– К Эренберг… – произнес он и скрылся во мраке ночи, как и положено загадочным героям. Впрочем, уже светало. «Так я здесь и не высплюсь», – подумал Красл, зевая. Он и не предполагал, как был близок к истине.