Текст книги "Авиатор"

Автор книги: Йон Колфер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 16
Змеи в траве

На следующий день Конор и Линус не перекинулись и словом, если не считать произнесенных ворчливым тоном приветствий. Американец несколько раз сознательно натыкался на мебель, надеясь, что это хоть немного обеспокоит Конора, но безрезультатно. Конор или не слышал его стонов, или просто игнорировал их.

«Возможно, Малый Соленый ожесточил его сердце», – думал Винтер.

Но нет; это сделало созерцание маленького брата.

Ночь ничего не изменила между ними, но когда Конор начал заправлять двигатель аэродинамической трубы, Линус почувствовал, что больше молчать нельзя.

– Ты не можешь лететь сегодня ночью, Конор. Ветер неподходящий.

Конор даже не повернулся.

– Вы мне не отец, помните? И ветер вполне подходящий, лишь на несколько градусов больше к югу, чем хотелось бы, но я сманеврирую.

– А луна? Сегодня должно быть полнолуние.

Застегивая черную куртку, Конор оглядел раскинувшуюся перед ним панораму. В небе ни облачка. Отражение сверкающей луны дробилось на волнах океана. Ночь на диво ясная.

– Небо затянуто облаками, – отрывисто бросил он, занимая позицию под планером, свисающим с портала подъемного крана. – Можете опустить планер?

Линус, уже знакомый с оборудованием на крыше, пошел, отсчитывая шаги, к укрепленной на стене рукоятке ворота.

– Готов?

Конор поднял руки.

– Опускайте. Пять поворотов рукоятки.

– Помню. Все, как вчера. Стоит ли мне готовить обед?

– Да. И простите за прошлую ночь. Мне не хотелось есть.

– Ну, значит, и готовить ничего не придется. Я просто подогрею вчерашнюю еду.

– А горячий шоколад будет? Жаль, что я не выпил его. На крыше было так холодно.

Линус улыбнулся.

– Иногда приступ гнева дорого обходится.

Планер опустился Конору на спину, он застегнул ремни на груди и продел ноги в петли. Нащупал пальцами раскрывающую крылья рукоятку, словно стрелок, который проверяет, на месте ли пистолет.

– Я закрепил пропеллеры, – сказал Линус.

Конор щелкнул резиновой лентой.

– Хорошо сделано.

– Мною овладевает беспокойство, – сказал Винтер. – Может, обождешь, Конор? Ветер неподходящий. Я чувствую запах соли.

Конор застегнул до подбородка куртку и надел защитные очки. Едва его облик изменился, вся манера поведения тоже стала другой. Он больше не был мальчиком, стал как будто выше ростом и чувствовал, что, если понадобится, способен применить силу.

– Я не могу ждать, Линус. Хочу скорее получить свои алмазы и покончить с этой жизнью. Америка ждет. Мы можем вместе открыть там дело. Я буду пилотировать планеры, а вы следить, чтобы все шло как надо.

В улыбке Винтера сквозила печаль.

– Я пока не готов к возвращению домой, мальчик. Николас привез меня сюда, чтобы сделать кое-какую работу, и я намерен довести ее до конца. Рискуя показаться сентиментальным, скажу: я не успокоюсь, пока Бонвилан процветает. Он погубил лучших людей, которых я когда-либо знал. Боюсь, сегодня ночью он может лишить меня еще одного.

Конор вытащил саблю и подержал на ладони, как бы взвешивая.

– Не бойтесь за меня, Линус. Бойтесь за того, кто сегодня ночью встанет у меня на пути. – Он убрал саблю в ножны и проверил, заряжены ли оба револьвера, – И отключите аэродинамическую трубу, прежде чем лечь спать.

Конор бросился в воздушный поток и унесся в ночь. Линус воспринимал его отлет как свист воздуха, скрип дерева и уносимый ветром вскрик.

«Возвращайся живым, мальчик, – подумал он. – Ты – их единственная надежда».

И потом:

«Может, я все же приготовлю обед. Мою знаменитую овсянку, например. Летчик заслуживает хорошей еды. И свежего горячего шоколада, конечно».

Конор задержал дыхание, пока ветер наполнял крылья и уносил его к звездам. Как всегда, в эти первые мгновения он терял ориентацию – не мог отличить море от неба, звезды от их отражений. Воздух колотил по нему призрачными кулаками, пока планер подстраивался под направление ветра.

Потом настало мгновение чистого полета; ветер подхватил его, планер заскрипел, наткнулся и понес дальше от земли.

«Момент счастья и полной гармонии с собой».

С каждым новым полетом Конор получал все больше удовольствия от этого короткого промежутка времени. Он понимал – это всего лишь затишье перед бурей, и все же, уносимый дующим в спину ветром, мог на время забыть все свои оставшиеся на земле тревоги.

Восходящий поток воздуха поднял его выше, чем когда бы то ни было. Земля раскинулась внизу, словно живая карта. Он видел извилины дорог, тянущиеся вдоль побережья светлыми ниточками. Несколько суденышек мягко покачивались на серебристо-черном море; рыбаки воспользовались преимуществом ночного прилива и спокойной воды. Конору показалось, что с судов донеслись приветственные крики. Неужели его заметили? Не важно; это последний полет таинственного Летчика. В следующий раз он поднимется в воздух как свободный американский гражданин, с новыми документами, спасибо Зебу Маларки. Летающую машину он разберет на части, увезет с собой и потом соберет где-нибудь в Небраске, или Вайоминге, или Калифорнии. Чем дальше от Соленых островов, тем лучше.

Конор надавил на рулёжную планку, разворачивая планер по широкой дуге. Пора сосредоточиться на деле, а не то он проскочит Малый Соленый. Еще две грядки сведы, еще два мешочка. Потом Отто купит себе свободу, и еще много останется. Хватит, чтобы спокойно и в безопасности жить в Америке.

Большой Соленый

Биллтоу и Пайк лежали, укрывшись за гребнем холма над мостом Себбер. Вокруг них в высокой траве были воткнуты разнокалиберные клинки.

– Вот этот секач – мой самый любимый, – с нежностью в голосе вещал Пайк. – Режет что угодно – рыбу, птицу, человеческую плоть. Даже кость может проломить.

Биллтоу, как обычно, возражал:

– Твой секач такой нескладный: приходится слишком высоко закидывать руку. По мне, чтобы пощекотать легкие, куда лучше вот эта красота.

Он постучал ногтем по длинному острому ножу для колки льда, который в ответ издал долгий звон.

– А я предпочитаю мою любимую саблю по имени Мэри Энн, – произнес за их спинами хриплый голос с ирландским акцентом.

– Тихо, ты, болван! – прошипел Биллтоу. – Летчик может появиться в любой момент.

– Ты же говоришь, – обиженно сказал человек.

– Я шепчу, – поправил его Биллтоу и спросил Пайка: – Какого черта ты привел этого идиота?

– Я смог взять с собой только трех тюремных охранников, – ответил Пайк. – А ты сказал, чтобы одолеть этого летчика, понадобится человек шесть, не меньше. Ну, я и подцепил Рози в пабе. Он успел выпить не больше литра пива.

– Ты же видел этого Летчика, – недовольно сказал Биллтоу. – Он по крайней мере метр восемьдесят ростом и вооружен до зубов. Чтобы захватить его, нам нужны зоркие глаза и быстрые руки, а не пьяные, красноносые пэдди.

Рози презрительно фыркнул.

– Ты сам пэдди,[98]98
  Пэдди – шутливое прозвище ирландца.


[Закрыть] Артур. Я могу срубить любого, кого ты мне укажешь. Давай посмотрим правде в лицо. Этот твой Летчик не реальнее, чем какое-нибудь привидение, верно?

Биллтоу так сильно закусил нижнюю губу, что щетина на подбородке задрожала.

– Привидение?

– Ну да. У тебя в мозгу. Призрак, от которого ты прятался в бочке.

– Ты разболтал ему, Пайки, – укоризненно сказал Биллтоу.

– Ты сам выболтал все в таверне. – Рози рассмеялся. – Рассказывал любому, кто хотел слушать, об этом дьяволе и несчастном маленьком Биллтоу в бочке. Нет никакого Летчика. Я здесь только потому, что мне посулили заплатить пять шиллингов. К чему все эти клинки, кстати? Одна пуля сделает свое дело.

– Нам необходимы эти клинки, ты, красномордый, отупевший от пива идиот! – вскипел от злости Биллтоу. – Потому что выстрел заставит караульных на Стене слететься к нам, как мухи на коровью лепешку. И нам не достанется ничего стоящего из того, что есть у этого Летчика.

– Если Летчик существует.

Биллтоу крепко стиснул рукоятку кинжала.

– Ну, если Летчика не существует, тогда, Рози, объясни нам, что делает в небе над нами вон тот тип? Может, это призрак, выскочивший из моего мозга?

Рози поднял взгляд уверенный, что не узрит ничего, кроме звезд. Увиденное, однако, заставило его зашарить рукой по траве в поисках любимой сабли.

– Господи, защити нас, – пробормотал он и перекрестился свободной рукой. – Человек с крыльями.

– Привидение, черт бы меня взял, – фыркнул Биллтоу и больше не проронил ни слова, поскольку стиснул зубами лезвие кинжала.

Конор сумел выкопать два последних мешочка, но это дорого ему обошлось. Серебряные лунные лучи осветили крылья, словно китайские фонари.

Караульный заметил планер над внешней стеной Малого Соленого и, как один из немногих храбрых людей на острове, решил погнаться за тем, кого посчитал альбатросом. Он преследовал свою жертву до грядок сведы и только тут понял, что ошибся, после чего выстрелил в одно из крыльев, как раз в тот момент, когда странный летчик низко наклонился и доставал из земли какой-то мешочек. Только нервная дрожь в руке караульного спасла Конора от того, чтобы пуля разнесла ему череп. Выстрел расколол камень у его ног, осколок отскочил вверх й, вызвав ощущение яркой вспышки, ударил в левую линзу очков. Конор среагировал молниеносно – двумя рывками сбросил со спины планер, повисший на прикрепленных к поясу ремнях, и развернулся к нападавшему, вытаскивая свои пистолеты.

– Сдавайся или умри, monsieur! – воскликнул он, взводя курки револьверов.

Караульный не мог сразу сообразить, чего хочет – сдаваться, умереть или что-то среднее между этим. Сдаваться было ему не по душе, но идея сражаться посреди ночи с летающим французом тоже не привлекала. Они и без крыльев народ опасный, что его дед очень хорошо усвоил при Ватерлоо.

Когда он наконец принял решение пустить в ход оружие, облаченный во все черное Летчик набросился на него, перепрыгивая с камня на камень со скоростью кота, как позднее клялся караульный, и рыча, точно голодный волк. Подумать только! Кот-волк и притом француз, который размахивает пистолетами и бряцает свисающей с пояса саблей.

– Bonsoir, monsieur,[99]99
  Добрый вечер, месье (фр.).


[Закрыть] – сказал Летчик и с силой ударил караульного по голове.

Караульный еще не успел упасть, как Конор принялся проверять планер. Правая верхняя секция оказалась пробита, но очень ровно, без отходящих от отверстия разрывов; жар пули достаточно хорошо запаял края. Планер дотянет до моста Себбер – если Конор сможет подняться в воздух.

Он сунул руки в ремни, надел упряжь, плотно затянул ее и бросился к ближайшей лестнице. Кончики крыльев с обеих сторон царапали стены, и он ругал себя за то, что не обшил их кожей. Сверху в лестничный колодец дул ветер, дребезжа в крыльях и толкая Конора вниз, но он сопротивлялся ему и продолжал подниматься.

Выстрел поднял на ноги всех караульных, и они бросились к лестнице, на ходу хватая ружья, подтягивая штаны и стряхивая с себя сон. Вид Конора убедил по крайней мере половину из них в том, что они все еще спят.

Кто-то выстрелил, но наобум и слишком высоко. Остальные тупо уставились друг на друга, сбившись в кучу. Конор воспользовался их смятением, вскочил на парапет и прыгнул в небо.

«Ветер! – взмолился он. – Один крошечный сквознячок!»

Юпитер[100]100
  Юпитер – в римской мифологии бог света, неба и воды.


[Закрыть] услышал его молитву. Восходящий поток наполнил крылья и бросил Конора вверх, высоко над головами изумленных караульных. Одни сердито таращились на него, другие кричали, третьи просто молча, пристально смотрели. Двое решились применить оружие, но одного из них, который, может, и попал бы в цель, случайно задела пуля другого, выстрелившего раньше. В мгновение ока Летчик растаял в ночи. Тьма поглотила его, словно ночное море брошенный камень.

Какое-то время никто на стене не издавал ни звука. Потом все возбужденно затараторили, каждый высказывал свою версию только что увиденного. Говорил даже раненый, не обращая внимания на стекающую к ногам кровь. Это событие им предстояло описывать еще не раз, и сейчас требовалось выработать единодушное мнение. Обернуть костяк невероятного происшествия плотью слов, до того как дневной свет сделает все совершенно неправдоподобным.

«Это был Летчик, – решили они. – Летчик».

Вроде бы на Большом Соленом ходили слухи о чем-то подобном?

«Мы видели Летчика. Двухметрового роста, с яростными, круглыми глазами».

Так родилась история и начал распространяться слух.

Слухи – вовсе не то, чего хочет человек, если он контрабандист и вор.

Попутный ветер нес Конора к Большому Соленому. Сердце бешено колотилось в груди, кровь вскипала; он понимал, какая опасность ему угрожала.

«Человек идет на неоправданный риск, когда им овладевает лихорадка боя, – когда-то говорил ему Виктор. – Я видел слишком много умных людей, умерших глупой смертью».

«Успокойся. Успокойся».

Однако времени, чтобы успокоиться, не было. Ветер внезапно задул порывами, и Конору пришлось сражаться с планером, просто чтобы оставаться в воздухе. Большой Соленый разрастался внизу, как будто земля ринулась ему навстречу. Конор опустил нос планера, чтобы сопротивление воздуха поддерживало его.

В такую ночь, как сегодня, было нетрудно поверить в то, что человеку не дано летать. Конор падал под резким углом, слишком быстро, слишком круто.

«Мне повезет, если я не сломаю ноги», – подумал он и стиснул зубы, готовясь к удару о землю.

Хотя эти бешеные рывки и поцарапанная линза ухудшали обзор, Конор разглядел на мосту Себбер ялик, но, кроме того, заметил и лежащих под прикрытием гребня людей, явно поджидающих его.

«Змеи в траве», – подумал он без тени страха, готовый к сражению.

Он повернул рулёжную планку влево, чтобы упасть прямо среди них. Может, тогда и приземление будет мягче.

Рози пытался скрыться, когда Конор рухнул на него, обеими ногами на плечи. Послышался хруст, и человек с воем покатился по скалистому склону. Остальные вскочили на ноги и окружили Конора. Никто не нападал, пока просто оценивая противника.

«Эти люди не понимают, что я такое со всей этой экипировкой, – подумал Конор. – В их глазах я призрак или какое-то непонятное создание. Однако долго это не продлится. Очень скоро они сообразят, что крылья у меня из ткани, а грудь вздымается от усилий. И тогда они застрелят меня».

А может, и нет. Никто пока не выхватил пистолет, хотя клинки имелись у всех.

«Ну конечно. Тут нельзя открывать стрельбу. Это мгновенно привлечет внимание караульных на Стене, и они бросятся сюда, а эти разбойники здесь явно не ради того, чтобы просто арестовать меня».

Один из пяти оставшихся мужчин сделал шаг вперед, размахивая ножом для колки льда.

– Ода-на-мзы, – сказал он, после чего вынул изо рта кинжал и сплюнул. – Я сказал, отдай нам алмазы, Летчик.

Алмазы! Мешочек, который выпал у него в прошлый раз! Он оставил след.

– Биллтоу… – хриплым от ненависти голосом прорычал Конор.

Тюремный охранник струсил.

– Кто ты? Что имеешь против меня?

«Биллтоу погибнет первым, – подумал Конор. – По крайней мере, этого у меня не отнять».

Его руки молниеносно метнулись к ножнам на бедрах и выхватили две боевые сабли.

– En garde! – воскликнул Конор и ринулся вперед.

Ветер подхватил планер, удлинив его шаги, и Биллтоу, полагавший, что находится на безопасном расстоянии, внезапно оказался лицом к лицу с Летчиком.

Он попытался сделать ответный ход, не единожды испытанный в пьяных драках, – коварный удар сбоку ножом для колки льда, – но каким-то образом его оружие оказалось отброшено в сторону.

– Стыдно, monsieur, – сказал Летчик. – Выходить на бой с кухонным приспособлением!

Конор нанес рубящий удар, его сабля глубоко вошла в бедро Биллтоу. Тот взвизгнул и зажал обеими руками рану, сдерживая хлынувшую из нее кровь. Больше он не представлял собой угрозы.

«Даже сейчас мне не хочется убивать его, – осознал Конор. – На свете есть лишь один человек, которого я могу убить».

Позади послышался шелест: оттуда приближались двое.

«Осторожничают. Странная одежда пугает их».

Неожиданно ветер подхватил крылья, и вдобавок Конор с силой подпрыгнул. Мужчины оказались под ним, и он обрушил на них удары сапог и сабель. Вскоре с обоими было покончено. Нет, он не стал убивать их, но уж точно отбил охоту устраивать засады в лунном свете.

Остались двое. Один трясся, другой осторожно кружил вокруг Конора, дожидаясь удобного момента, выискивая его слабые стороны. Это был Пайк; казалось, он полон решимости не отступать.

– Давай сначала ты, парень. – Он подтолкнул своего товарища в сторону Конора.

Бедняга едва успел вскрикнуть, прежде чем без чувств повалился на землю, сваленный ударом сабельной гарды.

– Только ты и я, Летчик. – Пайк вроде бы беззаботно улыбался, хотя на самом деле внимательно разглядывал Конора, его позу, мускулы, оружие в руках и на поясе. Потом потянулся к пистолету. – К черту! Придется рискнуть с караульными на Стене.

Конор опередил его; миг – и саблю в его правой руке сменил револьвер.

– Караульные могут услышать мой выстрел, а могут и нет, monsieur. Выбор за тобой.

Пайк по-прежнему не собирался отступать, и Конор выстрелил. Пуля просвистела мимо уха. Охранник упал на колени, временно оглушенный, выронив пистолет.

– Предупредительный выстрел. Следующий проделает в тебе дыру.

Пустое. Пайк не мог его слышать. Он зашарил по траве в поисках пистолета.

– Брось пистолет, – сказал Конор. – У меня преимущество перед тобой.

Однако Пайк то ли все еще не слышал, то ли не хотел слышать и вскинул пистолет. Его намерения не оставляли сомнений. Конор выстрелил ему в плечо. Обшитая медью пуля отбросила охранника, визжащего, точно сипуха, на гребень холма.

Выстрелы, крики, и все это ночью! Шум определенно привлечет внимание караульных на Стене. Конор перепрыгнул через гребень и присел позади него на корточки. Наверху на Стене погасли три лампы. По правилам так и полагалось действовать. При первых признаках беспорядка караульные должны были погрузиться во тьму, чтобы не стать мишенью для нападающих. Над Стеной взлетели с полдюжины сигнальных ракет, окрасив залив резким красным светом.

Пора уходить. И побыстрее, до того как сигнальные ракеты опустятся достаточно низко чтобы высветить ялик. Конор сложил крылья и, согнувшись вдвое, побежал к маленькому судну. Аккуратно складывать планер времени не было, и несколько нервюр с треском сломались, когда он засовывал его под сиденье.

«Не важно. В башне целый склад деревянных нервюр. Другое дело – мои собственные ребра. Их так легко не заменишь, если они пострадают от пули».

Он принялся толкать ялик к воде, царапая килем по камням и песку. Сейчас крики доносились сзади – это караульные высыпали из ворот и мчались вдоль береговой линии. Некоторые верхом. Лай охотничьих собак далеко разносился над поверхностью моря.

«Собаки! Быстро же дозорные спустили своих гончих».

Конор прыгнул в ялик; сила инерции отнесла его в море. Он вытащил мачту из держателя и положил ее на доски: так меньше заметно с берега. Холодная вода заплескивала нос судна, брызгала в лицо, и Конор был рад этому. Сердце глухо билось в ушах, словно далекий барабанный бой.

«Лучше бы я был ученым. Причинять зло не доставляет мне удовольствия».

«Даже Биллтоу? Тебя не радует, что ты ранил его?»

Конор отмахнулся от этого вопроca; еще будет время разобраться со своими сомнениями.

«Ты снова станешь ученым. В Америке. Новая жизнь, новые изобретения, новый дом, новые друзья и, возможно, новая девушка, которая не будет напоминать тебе Изабеллу».

Конор постарался сосредоточиться на гребле. Стоило ему хотя бы подумать о девушках, как в сознании возникал образ Изабеллы.

Итак, океан. Сейчас Конор был уверен, что он в безопасности. Крепкое маленькое судно быстро уносило его прочь. Ялик послужил хорошо.

Большой Соленый стал уже темным, клиновидным, быстро удаляющимся холмом. Биллтоу назвал Конора Летчиком. Ну, с этим покончено. Планер лежал под сиденьем с неловко сложенными крыльями, словно разбившаяся птица.

«Не важно. Таинственный летчик больше не будет летать».

Стала видна башня Мартелло, на верхнем этаже горел фонарь. Маяк, который приведет его домой. Конор улыбнулся.

«Линус простил меня», – подумал он.

И потом:

«Надеюсь, я получу свой горячий шоколад».

ГЛАВА 17
Запутанные сети

Два часа спустя Артур Биллтоу сидел в офисе маршала Бонвилана на ящике из-под фруктов, зажимая края своей раны. Штаны у него промокли, маленькие струйки крови в такт сердцебиению выплескивались между пальцами.

В комнату вошел маршал Бонвилан, и струйки начали выплескиваться быстрее.

– Извини за этот ящик, Артур, – сказал Хьюго Бонвилан, усаживаясь за стол. – Но, видишь ли, парча кресел мне дороже твоей жизни.

– Мм… конечно, маршал, – запинаясь, произнес Биллтоу. – Я истекаю кровью, сэр. Думаю, рана серьезная.

Бонвилан отмахнулся от его слов.

– Да, мы займемся ею позднее. Сейчас же я хочу поговорить об этом создании. – Он взял со стола блокнот и бросил его Биллтоу. Это был блокнот Пайка, раскрытый на динамичном наброске Летчика, – Его называют Летчиком, и, по-видимому, он действительно может летать.

Биллтоу знал, что в ситуациях такого рода всегда лучше притвориться несведущим.

– Мы просто гуляли, а он вдруг набросился на нас.

– Хм… Значит, все это совпадение? Вы совершенно случайно оказались на мосту Себбер, подставляя себя под удары дозорных на Стене, когда этот Летчик спустился с небес?

Биллтоу энергично закивал.

– Все так и было. Вы, как обычно, ухватили суть проблемы.

– А мистер Пайк делал свои наброски до или после того, как в него выстрелили? По правде говоря, я не понимаю, как он мог бы это сделать и в том и в другом случае. – Бонвилан наклонился вперед. Тень его массивной фигуры упала на Биллтоу. – Может быть, ты лжешь мне, Артур Биллтоу?

Кровь пульсировала между пальцами охранника.

– Нет, сэр. Никогда.

Бонвилан вздохнул. Эта игра в кошки-мышки явно доставляла ему удовольствие.

– Ты сплел очень запутанную сеть и сам угодил в нее. Думаю, будет лучше, если мы поступим так. Я расскажу, что, по моему мнению, ты затевал, а когда закончу, ты добавишь к моему рассказу колоритные детали, которые я упустил. Согласен, Артур?

Биллтоу кивнул, как будто на самом деле от его ответа что-то зависело.

– Итак, сначала ты подкинул мне идеи воздушных шаров и посадки сведы. Потом появились слухи о летающем человеке, выкапывающем что-то на грядках сведы. Пайк описывает это «что-то» как алмазы.

– Пайк бредит, – возразил Биллтоу. – У него лихорадка.

Бонвилан поднял палец.

– Сейчас не время лгать, Артур. Вспомни – ты истекаешь кровью. А я еще не закончил.

– Простите, – пробормотал Биллтоу.

– Дальше, ты слишком невежествен и близорук, чтобы самому разработать этот план с алмазами…

– Точно, – сказал Биллтоу с облегчением. – Невежественный и близорукий – это про меня.

– Выходит, тобой манипулировал тот, кто поставлял тебе эти идеи. Ну, на Малом Соленом мне известен лишь один человек, увлекающийся полетами. – Тут беспечная манера Бонвилана сменилась холодной решимостью. – Будь осторожен, отвечая мне сейчас, Биллтоу, потому что, если твои слова не удовлетворят меня, ты не доживешь до того, чтобы умереть от кровотечения… Это идеи Конора Брокхарта?

– Кого? – с неподдельным изумлением спросил Биллтоу.

– Финна. Конора Финна.

От лица Биллтоу отхлынула вся остававшаяся в нем кровь. Он всегда знал, что этот момент наступит. Осталось разыграть последнюю карту.

– Да, маршал, – робко ответил он. – Он продавал свои идеи за одеяла и все такое. Я не видел в том вреда.

– Пока во время коронации он не сбежал на воздушном шаре, – проворчал Бонвилан. – Ручаюсь, с твоей помощью.

– Нет, сэр. – Биллтоу плотнее сжал края раны. – Финн, как вы и приказали, заперт в безумном отделении. Конор Финн не может сбежать. – Биллтоу помолчал с виноватым видом. – Хотя он, конечно, сильно изменился с тех пор, как вы видели его. Годы плохо отразились на бедняге – с этими побоями по вашему приказу и работе под колоколом. Я не удивлюсь, если вы вообще не узнаете юного Конора Финна.

Бонвилан стиснул пальцы с такой силой, что их костяшки побелели, и несколько раз стукнул себя ими по лбу. Он понимал, что произошло; конечно, понимал. Это целиком его вина.

«Нужно было выбросить Конора Брокхарта из окна еще тогда, а не сохранять ему жизнь в расчете на то, что когда-нибудь он понадобится, чтобы держать под контролем его отца. Какие и впрямь запутанные сети мы плетем…»

Бонвилан признавался себе, что, кроме всего прочего, его тешила идея сохранить свидетеля своей гениальности. Насколько мучительнее было заключение для Конора Брокхарта, полагающего, что отец считает его убийцей!

Маршал натянуто улыбнулся. Нет, это был хороший план, погубленный совершенно невероятными обстоятельствами. Летчик, представьте себе! Как может человек предусмотреть возможность появления того, что еще даже не было изобретено?

Может, Конор Брокхарт и талантливый изобретатель, но Хьюго Бонвилан изобретательнее – в другом смысле. Эта ситуация стала проверкой его характера Соображать нужно быстро, и в сознании маршала уже пустил корни зародыш нового плана. Он будет включать в себя убийство, что само по себе не проблема, если не считать того, что это убийство на очень высоком уровне; и если уж решаешься на подобное, нужно выглядеть абсолютно безупречно. Европейские королевские семьи не одобряют людей, убивающих своих монархов. А королевское неодобрение обычно принимает форму приближающихся к берегам военных кораблей. Хьюго Бонвилан не собирался ни с кем делиться ни своими алмазами, ни своей властью, в особенности с близкой подругой Изабеллы британской королевой Викторией. Бонвиланы слишком много столетий боролись за ту позицию, которую он занимал сейчас, чтобы при первом появлении достойного противника начать упаковывать чемоданы.

Бонвилан вспомнил ночь, когда умирал его отец. Во время паломничества в Иерусалим он заболел проказой, бредил, и многие его речи напоминали тарабарщину, однако бывали моменты, когда его глаза становились ясными как никогда.

– Нас отодвигали, – говорил он юному Бонвилану, – Понимаешь, о чем я, Хьюго? На протяжении столетий Трюдо отодвигали нас. Они размножались, как кролики, будь они прокляты, однако это мы надевали корону на нужную голову, и Соленые острова сохраняли свою независимость. Ты должен завершить эту работу. Стань последним в ряду слуг и первым в ряду хозяев. Обещай мне, Хьюго. Обещай.

Забинтованными руками умирающий сжал плечо сына.

– Обещаю, – сказал Бонвилан, не в силах смотреть на то, что осталось от исхудавшего лица…

Внезапно до Бонвилана дошло, что он уже несколько мгновений качается в кресле, упираясь в лоб костяшками пальцев. Это может выглядеть странно. Он откинулся назад и расправил белую с красным крестом накидку тамплиера, надетую поверх военного мундира.

– В такой позе я обычно размышляю, Артур. Есть возражения?

– Нет, маршал, никаких.

– Рад слышать. Что еще ты хотел рассказать мне о нашем Летчике?

Биллтоу поискал в памяти, что бы сообщить такое приятное, что порадует маршала.

– Ну… Мм… А! Он говорит по-французски, вот так: мис-ёр.

Бонвилан с такой силой стукнул кулаками по столу, что письменные принадлежности подскочили.

Француз. Ну конечно! Зря он в какой-то момент приоткрыл свою франкофобию Конору Брокхарту. Похоже, у мальчика есть чувство юмора. Лучше как можно скорее избавиться от него. Меньше всего маршалу требовалось, чтобы какой-то жаждущий мести Летчик кружил над островами, воруя его алмазы и срывая его планы.

– Итак, Артур, этот Конор Финн по-прежнему томится в своей камере?

Биллтоу напряженно сглотнул.

– Если не считать слова «томится», в чем я не уверен, то да. Он в своей камере.

– Хорошо. Я хочу поговорить с ним.

– Что? Сейчас?

– Да, сейчас. Это что, проблема для тебя?

– Нет, никаких проблем. – Лицо Биллтоу вытянулось от боли и отчаяния. – Если не считать кровотечения, очень сильного, маршал. Рану необходимо затянуть, иначе я не доживу до парома на Малый Соленый.

Бонвилан бросил взгляд на камин. Голубовато-оранжевое пламя потрескивало, и с крюка рядом с ведерком для угля свисал палаш, используемый как кочерга.

– Ты прав, Артур, – жизнерадостно сказал он. – Пора залепить твою рану.

Бонвилан взошел на борт парома вместе со своим доверенным офицером, капитаном Султаном Арифом. Биллтоу съежился на корме, время от времени дотрагиваясь до образованного расплавленной плотью рубца на бедре и каждый раз удивляясь, что это причиняет боль. Во время недолгой поездки он несколько раз отключался, а когда приходил в себя, то плакал, словно ребенок, бормоча слово «бочка».

Бонвилан, обдумав ночные события, пришел к выводу, что тревожиться не о чем. Фактически он даже испытывал воодушевление, поскольку этот вызов должен был способствовать удержанию его позиции или даже укреплению ее. В конце концов, Конор Брокхарт всего лишь юнец с воздушным змеем, а Хьюго Бонвилан – опытный военный стратег с армией за спиной. По-видимому, юный Конор не склонен к убийству, в то время как Бонвилан рассматривал убийство в качестве освященного веками эффективного политического инструмента.

Маршал наклонился к уху Султана Арифа:

– Возможно, нам предстоит отравление. Приготовь свои снадобья.

Султан кивнул, теребя пышные усы.

– Да, маршал. Могу я поинтересоваться, кто именно, возможно, будет отравлен?

– Я сам, к сожалению.

Султан, казалось, не удивился.

– Надо полагать, будут и другие?

– О да, – подтвердил Бонвилан, устремив взгляд вдаль. – Будут и другие.

Малый Соленый

В камере Конора Финна и впрямь находился пленник, но это был не Конор Финн.

– Ну и кто это? – спросил Бонвилан, кивая на жалкого человека, скорчившегося в темном углу, куда не падал свет лампы.

Биллтоу понял, что его хитрость не удалась.

– Не убивайте меня, ваша честь. – Он рухнул на колени и вцепился в край накидки Бонвилана. – Пожалуйста, пощадите! Я не знаю, как сбежал этот негодник. Только что он был здесь, а потом вдруг исчез. Это какая-то магия. Может, он загипнотизировал меня.

Бонвилан любил, чтобы перед ним пресмыкались, и не стал сразу отталкивать его.

– Пока мне неясно, Артур, был ли ты сообщником Финна. Помогал ему сбежать, налаживал контакты с контрабандистами. А?

– Нет, сэр, – затараторил Биллтоу. – Я никогда не участвовал ни в каких заговорах. Для этого у меня мозгов маловато.

– Не знаю, не знаю… То, как ты додумался подменить узника… Может, ты уже не первый раз такое проделываешь? Просто сейчас тебе не повезло.

– Вот именно, мне просто не повезло, сэр. А с узником я никак не сотрудничал, что вы!

Бонвилан решил продемонстрировать вполне уместный в данной ситуации гнев; все-таки здесь присутствовал Султан.

– Ты лгал мне, Биллтоу! – взорвался он, и его голос загрохотал в тесной камере. – Ты воровал мои алмазы!

Маршал вырвал накидку из рук Биллтоу и нанес ему мощный удар ногой, перебросивший охранника через койку. При этом пласт грязи на стене треснул и упал. Биллтоу лежал, словно мешок, из которого вывалилось белье.