Текст книги "Пираты"

Автор книги: Йен Лоуренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

23. Джентельмен удачи

Дядя Стэнли,– залепетал я. Увидев, как неожиданно он упал, я испугался и, снова превратившись в ребенка, стал растерянно толкать его в плечо.

Он трясся, как будто превратившись в желе, словно в нем не осталось костей. Кожа стала горячей, выступила испарина.

– На помощь! – закричал я, и Горн примчался первым. Дашер был ближе, но он остановился в ярде.

– Боже мой, он умер! – вырвалось у Дашера. – Дал дуба!

Горн отпихнул Дашера и опустился на колени. Он провел рукой по груди Баттерфилда, к его шее и щекам, затем положил руку на лоб. Он отверйул веко, и я увидел белок глаза -только белок – и выглядело это страшно.

– Спокойно, Джон, – сказал Горн. – У него лихорадка.

– Лихорадка! – воскликнул Дашер. Он прикрыл рот и зажал ноздри.– Как он ее здесь подхватил?

– Не здесь. Она сидела в нем с визита на Луис-Пенья.

– Значит, мы все можем ее подхватить,– пробубнил Дашер сквозь пальцы.

– Ты и Джон – нет. Но остальные – запросто. Все, кто сходил на берег на Луис-Пенья.

– Ты… сходил? – спросил я.

– Да.– От следующих его слов я чуть не лишился дара речи.– Мистер Спенсер, вы теперь на судне хозяин.

Вечером слегли еще двое матросов. Работой способными остались лишь Дашер, Горн, я и здоровенный Мадж. И к заходу солнца поднялся ветер.

– Надо взять рифы? – спросил я Горна.

– Вы хозяин, – туманно ответил Горн.

– Но надо? – Моя детская игра повторялась теперь всерьез. Молчание Горна выводило меня из себя.

– Ответь мне, – потребовал я. Он сощурился на паруса:

– Как сказать, мистер Спенсер. Если зарифить, мы потеряем ход, но, с другой стороны, шутки с ветром плохи. Это решение капитана, а не матроса.

– Тогда мы уберем грот.

– Ну да, – улыбнулся Горн. – Именно это я и сделал бы.

Дашер стоял у штурвала, пока мы боролись с парусиной. Горн справлялся с одной стороны, мы с Маджем – с другой. Лишенный своего самого большого паруса, «Дракон» встретил ночь.

Я послал Маджа отдыхать, оставив Горна у штурвала.

– Схожу к капитану, – сказал я ему.

Над столом в капитанской каюте горела низко висящая лампа. Она скрипела, раскачиваясь и бросая мечущиеся тени на переборки. После тьмы на палубе здесь казалось светло, я ясно видел капитана, зажатого за штормовым бортиком койки, в который впились побелевшие пальцы. Лицо Баттерфилда тоже было бледным.

– Кто. там? – раздался слабый дрожащий голос.

– Это я, Джон.

– Джон? Подойди поближе.

Я присел у койки. Его рука оторвалась от бортика и зашарила по воздуху. Видно было, что каждое движение причиняет ему боль. Он закрыл глаза, нащупывая мое плечо. Я взял его руку, горячую, как уголь.

– Холодно, Джон. Знобит.

Я подгреб одеял. Волосы капитана прилипли к мокрому лбу. На искаженное лицо больно было смотреть.

– Рифы взял? – спросил он.

– Да. Не беспокойтесь, дядя Стэнли. – Я пожал его руку, добавил фразу из нашей морской игры: – Судно справно несет паруса.

Я хотел развеселить его хоть немного, но ему было не до шуток.

– «Дракон» – хорошее судно. Просто двигайся осторожно, все будет нормально.

– Конечно.

– И послушай, парень, – казалось, он забыл мое имя. – Посмотри, что там делает мистер Эбби.

– Где? – ахнул я.

– За бортом. Он стучал в стекло.

– Как-к? Он же…

– Побыстрей!

Я послушался, подумав, что вреда от этого не будет. Подойдя к большому кормовому иллюминатору, по шторам которого метались тени от качающегося фонаря, я услышал шум воды, обтекающей руль, поскрипывание рулевой оснастки и деревянных конструкций. Завывал ветер, утяжеленные края занавесок стучали по раме.

– Впусти его,– попросил Баттерфилд.

Руки мои замерли у штор. Я ощутил страх. «А вдруг я действительно увижу Эбби, – пугало меня воображение. – В развевающемся погребальном полотнище, с распухшим лицом и мертвой ухмылкой».

– Поскорей,– торопил дядя Стэнли.

Я рывком раздвинул шторы. За стеклом – ничего, кроме мрачного моря с еле заметным кильватерным следом судна. Стекло орошали мелкие брызги. Я повернул задвижку и распахнул створки.

В каюту ворвался ветер. Взметнулись шторы, пламя лампы вспыхнуло ярче, затем чуть не угасло. Запах соленой воды и отдаленной земли наполнил помещение. Послышался голос Баттерфилда:

– Так лучше. Где вы были, мистер Эбби?

Я закрыл иллюминатор и обернулся. Капитан приподнялся, опершись на локоть, и уставился в сплетение теней.

– Вы такой мокрый, бледный.

Мне стало жутко от этой беседы с мертвецом. Я попытался успокоить Баттерфилда, но он отмахнулся:

– Оставь нас.

Я направился в свою каютку, но сон не приходил. «Дракон» вел себя все хуже, меня болтало. Слышалось звяканье цепей пирата из «Пещеры», фразы Баттерфилда с большими промежутками между ними, смех капитана и возгласы:

– Точно, мистер Эбби! Я того же мнения!

Наконец я не выдержал, оделся и поднялся на палубу.

Горн и Дашер вдвоем управлялись со штурвалом. Они напоминали пару колесничих, боровшихся со строптивой упряжкой. Хлопал на ветру длинный плащ Дашера.

Палуба превратилась в холм, по склонам которого пришлось карабкаться вверх и вниз, чтобы добраться до рулевых. Посмотрев на компас, я увидел, что шхуна направляется на юго-восток.

– Плевать на курс,– пояснил Дашер. – Не пойти бы ко дну.

– Все нормально,– успокаивал Горн.– Это всего лишь шквал, скоро ветер стихнет.

– А это всего лишь пруд, который надо пересечь,– язвил Дашер.– Будь я проклят, лучше сидеть в сумасшедшем доме, чем геройствовать здесь,

– И не видеть моря? – спросил его Горн. – Судно, ветер, вызов непогоды. Все это прошло бы мимо тебя, друг.

– Мне бы этого сильно не хватало, – иронизировал Дашер.– Но я и тут, похоже, в компании идиотов.

Нос «Дракона» глубоко зарылся, я посмотрел на натянутые паруса.

– Надо бы зарифить.

– Но как? – гадал Горн, – Мадж внизу, тут нас двое, этот сухопутный тип не в счет.

– Это кто сухопутный тип, я? – Но Дашер рассмеялся, не обидевшись. Он никогда не расставался с одеждой, которую носил на берегу. На нем, как всегда, были сапоги и широченный плащ, и мехи по-прежнему были прочно привязаны к его груди.

– Может быть, Грейс, – предположил я нерешительно.

– Ни в коем случае,– запротестовал Горн.– Даже не думайте об этом, мистер Спенсер. Он хуже колдуна. Если он освободится от цепей, рели только его нога ступит на палубу, он найдет способ нас угробить.

– Если он еще не захлебнулся в своей конуре, – заметил Дашер.

Волны перекатывались через палубу. Вода обрушивалась на кабестан, клокотала в клюзах. В тот день я еще ни разу не подходил к дверям «Пещеры».

– Будем держать по ветру, – предложил Горн. – К рассвету ветер стихнет.

Я кивнул:

– Ладно.

Если Горн спокоен, значит, повода для волнения нет. Я спустился на камбуз и положил в ведерко хлеб, сыр и немного вяленого мяса. Добавил бутылку воды, снял с крюка фонарь и прошел к «Пещере».

Громко постучав, л крикнул:

– Капитан Грейс! Отойдите от двери!

Брякнули цепи. Я поставил ведро и отодвинул засов. Дверь, скрипя, открылась.

Этого момента я боялся больше всего. Каждый раз, открывая дверь, я ожидал, что освободившийся от цепей Грейс бросился на меня. Каждый раз я напрягался, чтобы успеть снова захлопнуть дверь.

Я вытянул вперед фонарь и просунул его в дверь. «Пещера» воняла потом и испражнениями. В ней отдавались шум волн и скрип корпуса. Гнуснее темницы я нё мог себе представить. И качка ощущалась здесь сильнее всего. Бартоломью Грейс сидел спиной к обшивке. Лицо казалось призрачно-белым. Уже неделю он не видел солнца.

Меня всегда ужасало его лицо: разошедшиеся глаза, дыра вместо носа, сожженные губы. Но тут я сквозь ненависть и страх ощутил какую-то жалость.

– Я принес вам еду.

Он едва взглянул на ведерко.

– Мы свернули на юг, – сказал он.

Меня удивила его осведомленность.

– И парусов слишком много, значит, народу не хватает.

Казалось, он ждет ответа, но я не собирался поддерживать беседу. Я подтолкнул к нему ведерко.

Грейс вытянул свою клешню и схватил ведро. Я отошел к двери,

– Лихорадка? – гадал он. – У вас тоже?

Я покачал головой. Его ужасный взгляд задержался на мне, прежде чем обратиться к ведру. Он взял бутылку и сразу выпил половину. Потом принялся за еду, и оторвал зубами солидный кусок хлеба.

– У капитана лихорадка?

– Ведро верните, – потребовал я.

Он слабо пихнул ведро. Чтобы его забрать, надо было войти.

– Я слышал, как он толкует сам с собой. Свихнулся, бедняга. – Он видел, что я не отвечу. – Кто ведет судно? – Он схватил сыр и начал грызть с краю. – Конечно, не вы.

«Дракон» резко нырнул. Пустое ведро подпрыгнуло, за спиной Грейса заскрипел форштевень. Пират отвернулся, я вытянулся и схватил ведро. В глазах Грейса появилась злость.

– Вы несетесь, сами не зная куда. Сейчас вас гонит один ветер, потом погонит другой, а вы ни на что не отважитесь и будете игрушкой ветров. Потом вас настигнет шторм или ошибется рулевой – и вы лишитесь мачт или потопите шхуну.

– Постараемся не утопить.

– Снимите с меня эти железки. Освободи меня, парень, и ты станешь богатым человеком. Джентльмен удачи – это звучит гордо. – Он сопроводил эти слова подтверждающим жестом,

– Пират – это звучит гнусно, – возразил я.

Это слово его распалило.

– Черт тебя дери! – заорал он.– Щенок. Вы погубите судно, а когда будет уже поздно, вспомните обо мне. Все равно приползете просить о помощи.

– Всего доброго, капитан Грейс, – сказал я, отступая.

Он рванулся в оковах. Цепи натянулись так сильно, что мне показалось, он вырвет крепления из палубы. Я отпрянул со своими ведром и фонарем.

– Спасайся! – захохотал он, звеня цепями. Я запер дверь. Но из-за нее слышался голос Бартоломью Грейса:

– Я не вечно просижу взаперти, мой мальчик. И месть моя будет ужасной.

24. Гость-призрак

Перед зарею призрак нашего пушкаря покинул судно. Дух бедного Эбби, если он и посетил капитана, исчез, к тому моменту, когда мы взяли, наконец, верный курс.

Шквал миновал. Мы продолжали путь к Англии по морю, похожему на поле, покрытое валунами, такие круглые и беспорядочно разбросанные по поверхности волны вздымались вокруг «Дракона».

Горн вытряхнул из койки Маджа. Этого оказалось недостаточно, чтобы разбудить толстяка. Горн вытолкнул его по трапу на палубу и уже наверху пихнул к мостику.

Мадж запрыгал, как жаба, потом, все еще зевая, схватился за штурвал.

Мы оставили судно на его попечение и отправились спать. Но я заглянул к капитану, который лежал на спине в постели, но не спал.

– А, Джон, – обрадовался он. – Входи.

– У вас никого нет? огляделся я;

Он нахмурился:

– Что ты несешь? Кто у меня может быть?

«Слава богу, – подумал я, – капитан пришел в себя». О происшествиях минувшей ночи он ничего не помнил, полагая, что проспал до утра. Не стоило рассказывать ему о визите призрака Эбби.

– Ох, как я устал,– сказал капитан.– И все тело ломит. Но от завтрака, пожалуй, не откажусь.

Я глянул в световой люк:

– Мадж у штурвала.

– Черт. – Он вздохнул. – Ладно, подожду.

Добравшись до каюты, я мгновенно заснул, убаюканный качкой. Спал я и в полдень, когда капитан взял свой секстант и поправил курс. Проснулся я ближе к вечеру. Горн снова стоял у штурвала, негромко напевая свою песню. Он кивком показал на световой люк. Там сидел за столом капитан и наворачивал сыр и намазанные толстым слоем джема куски хлеба. С ним сидел Дашер и интенсивно жевал, как будто не ел целую вечность. Я им позавидовал.

– Капитану лучше,– сказал я.

– Пока что лучше, поправил меня Горн. Ответ меня озадачил.

– Так может протекать лихорадка. Через денек-другой капитан снова сляжет.

И действительно, те, кто сошел на берег на Луис-Пенья, выздоровели только для того, чтобы снова слечь. Вот и Мадж пополз к своей висячей койке.

Дашер подозревал, что Мадж симулирует.

– Хитрый бес,– возмущался он, тряся головой. – Я тоже так могу.

Но Дашер не отлынивал, от работы. Он то стоял у штурвала, то управлялся с парусами, всегда в своем развевающемся плаще и потешных винных бурдюках. Ему все казалось, что мы ползем еле-еле. Он часто узнавал пройденный путь и сравнивал его с чем-то известным.

– Сто пятьдесят миль, – ухмылялся он. – Ну, все-таки от Рамсгейта до Портсмута протопали. А то и больше. – И тут же: – Подумать только, я ни разу не был в Портсмуте.

Он не находил себе места в штиль и трепетал в шторм. Он терпеть не мог наши отклонения от курса, но мы всегда предпочитали идти по ветру, потому что Горн опасался за такелаж.

– Вон как трясет фок-мачту! -< озабоченно обратился он ко мне во время одного из шквалов. И был прав. Когда поднимался ветер, она тряслась сильнее, чем Дашер, вызывая вибрацию других мачт, издавая низкое гудение, которое становилось громче, когда усиливался ветер.

– Не сломается? – отращивал я.

– Нет, если идти по ветру, -~ успокаивал Горн.

Поэтому мы стали игрушкой ветров, как выразился Грейс. Крестики на карте капитана выписывали зигзаги, а однажды даже петлю, когда ветер вдруг подул с востока. И все же мы продвигались к Англии. И оставалось уже три сотни миль – от Дувра до Девона, как заметил Дашер, – когда капитан наш снова слег.

Я как раз выдал Грейсу его вечерний рацион и задвигал засов, когда услышал голос Баттерфилда:

– Что это у тебя там, Джон?

– Как, вы забыли, дядя Стэнли? Там Бартоломью Грейс

Он повторил имя, как будто услышал его впервые.

– А почему его разместили в «Пещере»?

Я взял его за руку.

– По вашему приказанию. Он с «Апостола», припоминаете?

– Да, конечно, – согласился он, хотя видно было, что ничего не вспомнил. – Экий я, однако. – Он поднял руку ко лбу. – Боюсь, я немножко не в себе сегодня.

Я отвел его в каюту и усадил на постель. А следующим утром он обрадовано встретил меня, к моему большому облегчению.

– Джон,– улыбнулся он,– хорошо, что ты пришел. У меня для тебя приятные новости.

Я присел у его ног. Он выглядел усталым, но добродушным и здоровым.

– Знаешь, Джон, у меня этой ночью был твой отец.

Сердце мое упало.

– Нет, нет, не бойся. Он был у меня лишь минутку, но успел сказать, что гордится тобой. Он пожелал тебе семь футов под килем и надеется скоро тебя снова увидеть.

Меня испугала мысль о смерти моего отца, хотя я и пытался отогнать это дурацкое суеверие. Ведь это его призрак посетил «Дракон», как и призрак покойного Эбби.

– Вы впустили его в окно? – спросил я.

– Конечно нет, что за глупости ты говоришь, Джон. Он вошел через световой люк.

Я покинул капитанскую каюту сам не свой. Но Дашер встретил меня веселым смехом.

– Эгей! Что это ты такой кислый? Смотри, не зацепись подбородком за палубу!

– Капитан, – пробормотал я.

– Что случилось?

– Посмотри сам.

Дашер пошел вниз и вернулся расстроенным.

– Совсем с ума сошел. – Он подражал голосу Баттерфилда: – «Лихой, как? Томми кто?» Можно было подумать, что он меня увидел впервые.

И вот наступил полдень, и некому определить наше местоположение. Дашеру очень хотелось узнать, как далеко мы от дома, и он подзуживал меня взяться за секстант.

– Нет, – отказывался я.– Не могу, не умею, не обучен.

– Пусть Горн попробует.

Он часто ссылался на Горна, раздражая меня, но я все же призвал его на корму и объяснил положение.

– Вы хозяин, мистер Спенсер, – ответил Горн.– Я исполню любой ваш приказ. Но этого сделать не могу.

– Но почему?

– Когда речь идет о числах, я теряюсь.– Он опустил голову, – Я простой матрос, мистер Спенсер.

– Но вы говорили…

– Приврал, мистер Спенсер. Слишком я прост для офицера.

Он вдруг показался меньше, проще.

– Но вы знаете, как прокладывать курс. Вы же направлялись в Африку.

– И я шел верным курсом?

Я пожал плечами:

– Не знаю.

– Вот и я не знаю, – Он еще уменьшился. – Я неграмотный. Читать не умею. Своего имени написать не могу.

Я вспомнил птицу в судовом журнале, изображение альбатроса, который теперь казался реальным.

– Я так же могу найти путь в Англию, как станцевать кадриль в Виндзорском замке.

Дашер засмеялся своим высоким болезненным смехом, который я слышал от него лишь в самые отчаянные моменты.

– Сначала доставь нас к нему, а потом и станцуешь.

– Уймись,– бросил я ему. Мне показалось, что все наши действия, все, что мы предпринимали во время путешествия, можно представить себе как костяшки домино, стоящие на столе рядышком. Вот Горн поднимается на борт, вот Эбби со своими пушками, работорговец на Ямайке, «Апостол» и шторм. И все они падают, сбивая друг друга, все наши усилия идут прахом.

– Кто поведет судно? – спросил Дашер, и я вспомнил Грейса: «Кто ведет судно? Конечно, не вы».

– Ну? – настаивал он.– А если Грейс?

Его вопрос повис в воздухе. А если Грейс?

– Сунуть ему секстант и показать на солнце. – Винные шкуры Дашера скрипнули.– У нас есть выбор?

Горн медленно покачал головой. Лицо его отражало мучительные переживания, как будто причиной всех наших неудач он считал тот простой факт, что он никогда не обучался математике. Он процитировал библейский стих, возможно, единственный, который знал:

– «Тогда волк будет жить вместе с ягненком…»

Я завершил цитату:

– «…и малое дитя будет водить их».

«Я больше не ребенок, хотя вдвое младше Горна или Дашера. Я должен сделать это, – подумалось мне.– Надо научиться».

Я принес из каюты секстант и хронометр, таблицы и книги. Большую карту Северной Атлантики я расстелил на палубе, прижав книгами. После этого я осторожно вынул секстант из ящика и набрался духа. Я должен определить местоположение судна.

У Баттерфилда получалось очень просто. За считанные секунды он ловил солнце в маленький телескоп секстанта и переносил его изображение на зеркало, опуская на линию горизонта. Но я пытался сделать это битый час, все вокруг мелькало и вертелось, и ничего у меня не получалось. Солнце ускользало, и приходилось начинать все снова.

Каждое движение судна удваивало мои мучения, я чуть не плакал, когда наконец удалось считать значение угла по шкале. Я повторил измерение еще два раза, как обычно делал Баттерфилд, и вычислил среднее арифметическое трех полученных значений.

Всю жизнь отец учил меня своему ремеслу. Я работал с числами и ненавидел их. Я боролся против этого, хотел сбежать в море, чтобы избавиться от конторской тюрьмы. Сейчас я благословлял его, прокладывая путь по таблицам логарифмов.

Наконец я воскликнул: «Раз, два, три, вот где мы, посмотри!» – и ткнул пальцем в карту.

Дашер уставился на мой палец, потом покосился на море:

– Я во Франции бывал. Там все выглядит совсем иначе.

Я ткнул пальцем в центр Европы!

– Ничего у меня не получится.

– Придется двигаться, пока не упремся в землю. Мы не можем проскочить мимо Европы. Куда-нибудь причалим, – обнадежил Дашер.

– Как адмирал Шовелл, – сказал я.

– Кто?

– Сэр Клоудислей. Он вел отряд кораблей в Англию сто лет назад. Его предупредили, что отряд сбился с пути и может погибнуть. Он приказал повесить предупредившего. Отряд продолжил путь и попал прямо на острова Силли. Все четыре судна погибли. Спаслось лишь два человека.

Дашер потрепал свои винные мехи, проверяя, не вышел ли воздух.

– Надо учиться, – сказал он назидательно.

Я продолжил занятия с секстантом и таблицами. «Дракон» шел со скоростью семь миль в час, семьсот футов каждую минуту. Я слышал, как вода журчала вдоль корпуса, и зрал, что должен справиться, иначе мы можем погибнуть.

25. Штормовые паруса

– Отойдите от двери, – крикнул я вечером, стоя перед входом в «Пещеру» с ведерком пищи и фонарем. Я ожидал услышать звон цепей, но изнутри не доносилось ни звука.

– Капитан Грейс! Отвечайте!

Молчание. «Дракон» шел, слегка накренившись на правый борт, направляясь на восток в северном бризе. Лампа отбрасывала причудливые тени на доски переборок и опасно наклонилась, когда я поставил ее у ноги.

Я прижал ухо к доскам и прислушался. Из-за двери доносилось дыхание, медленное и устойчивое, как будто Грейс приложил ухо с другой стороны. Сердце беспокойно забилось, когда я подумал, что нас разделяет лишь дюйм. Тут палуба накренилась, и дыхание сбилось. Оказывается, это дышало море, волны ударялись в корпус.

– Капитан Грейс, – крикнул я снова. Как можно тише я отодвинул засов и распахнул дверь. Грейс сидел там, где я его оставил, глядя на меня. Вместо носа дырка, но глаза два горящих факела.

– Почему вы не отзываетесь?

– Потому что мне нечего сказать.

Он сидел поверх своих цепей, кольца спрятаны позади, под плащом. У меня создалось впечатление, что он больше не прикован.

– Я принес вам что-то вкусное, – сказал я, запуская руку в ведро. – Апельсин.

Он улыбнулся криво и злобно.

– Ах, как вы ко мне добры!

Я поднял руку с апельсином:

– Отодвиньтесь, я посмотрю на ваши цепи.

Он едва шевельнулся.

– Дальше,– потребовал я.

Он зарычал. Ужасный те был звук, полный бешеной злобы. Но он отодвинулся, и я почувствовал запах его промокшего плаща, отвратительный запах шел от разъедаемой гнилью ткани. Я увидел цепи и кольца с болтами, все было в порядке. Грейс смотрел на меня с ненавистью.

Я бросил ему апельсин. Он жадно схватил фрукт рукой, и стал сдирать кожуру зубами.

– Кто ведет судно?

– Я.

– Где мы сейчас?

– Этого я вам не скажу.

Грейс фыркнул:

– Естественно. Чтобы сказать, надо знать. И за этот апельсин я должен объяснить, как работать с секстантом, – Он выплюнул кусок кожуры. – Глупый щенок, боишься пропустить Ла-Манш и поэтому держишь севернее.

Он был совершенно прав. Мы держались севернее, чтобы не попасть во Францию вместо Англии. И я надеялся, что он мне поможет.

– Вы выйдете на землю темной ночью. А может быть, и нет. Увидите полосу прибоя, не зная, Ирландия это, Англия или Франция.

– Как-нибудь сообразим.

– Нет. – Он оторвал дольку апельсина.– Погода меняется. Через день-другой солнце исчезнет в облаках. Северный ветер спихнет вас в Бискайский залив, к дикому берегу. – Он сжал апельсин в кулаке, брызнул сок.– Судно погибнет, парень. И мы все погибнем.

Я смотрел на апельсин. Грейс сжимал его сильнее и сильнее, пока в кулаке не осталась сморщенная кожура, которую он бросил на палубу. Комок перекатывался по палубе при качке. Ветер уже усиливался.

– Вы утонете первым.

Грейс засмеялся.

– Какая разница, первым или последним. Мы все утонем, если завтра не определим курс.

Мы смотрели друг на друга. Свет играл в его золотом шитье.

– Скажите мне, – обратился я к Грейсу, – в чем моя ошибка? Что я упустил из виду?

– Того, кто нас сюда привел, тебя и меня, вот кого ты упустил из виду.

– Горна?

– Дай его мне. – Он оскалил зубы. Дай мне Горна, саблю и минуту времени. После этого я помогу вам. Вы окажетесь дома.

– Будь ты проклят, – сказал я.

– Опоздал, паркнь, – Он дико засмеялся. – Я давно уже проклят. Мне нечего терять.

Я вывалил пищу из ведра на палубу около двери, хотя он с трудом мог сюда дотянуться.После этого я запер его в темноте и поспешил наверх.

У штурвала стоял Горн. Он держал на северо-восток, реагируя на порывы ветра и возвращаясь на курс, когда; ветер стихал. Работа эта была бы непосильной для большинства рулевых, но Горн выполнял ее механически, как будто он, судно и ветер были единым целым.

– Не беспокойтесь, мистер Спенсер, – сказал Горн, -У вас есть голова на плечах, справитесь и с секстантом.

– Но погода меняется.

– Да, меняется.– Он повернул судно, и ветер подхватил его косицу. – Придется повилять, пока добежим до дома. – Он тепло улыбнулся мне.– Хорошо, что вы это заметили, сэр. Из вас выйдет славный капитан, мистер Спенсер. У таких бывает хорошая команда.

– Спасибо, но это Грейс сказал мне, что погода меняется.

– Этот дьявол чует все даже из «Пещеры».

Я кивнул.

– Что он еще сказал?

Я чуть было не проговорился Горну о сделке, которую предложил Грейс: его жизнь в обмен на безопасность для судна. Но, глянув на него, такого сильного и надежного, доброго душою, я промолчал. Не хватало только, чтобы он пошел вниз к Грейсу и принес себя в жертву.

– Он полагает, что мы утонем. Не найдем Ла-Манш.

Горн нахмурился:

– А вы как думаете, сэр?

– Я думаю, вы были правы тогда, давно.

– Когда?

– Нет судна более безопасного, чем то, на борту которого находится старик Горн.

– Спасибо, сэр.

Меня удивило, что он покраснел. Потом он отвернулся и кратким жестом провел рукой по щеке.

Я оставался с ним до захода солнца. Мы говорили об Англии, точнее – о Лондоне. Города Горн, собственно, и не видел, лишь берега Темзы и кровли прибрежных домов. Он расспрашивал об улицах и переулках, о дворцах и парках, и я затосковал о доме, рассказывая ему обо всем. Он хотел сам увидеть все это, когда его оправдают, и он сможет свободно путешествовать, не опасаясь ни вербовщиков, ни петли палача. Он сказал, что пройдет пешком через весь город, из конца в конец, а потом к западу, через Рединг и Мальборо до самого берега и до своего дома под Бристолем.

– Я там уже сто лет не был. Наверное, все изменилось.

Небо почернело, появились звезды. Я смотрел на ковш Большой Медведицы и дальше, на широкие крылья Кассиопеи. Там, в этих маленьких огоньках, таилось все, что мне нужно для определения нашего местоположения. Я снова вытащил секстант и направил его на Полярную звезду. Справиться с солнцем я не сумел, к тому же было мало надежды свести к горизонту звезду. Но все же я смог семь раз поймать Полярную, прежде чем горизонт расплылся в темноте и небо слилось с морем в черную массу. Тогда я ушел в свою каюту и проработал с вычислениями, как мне казалось, часы, прежде чем заснул и увидел во сне Лондон.

Я снова шел по городу из конторы отца к его пристани на Темзе. Но все дома на улицах города были сооружены из чисел, громоздились дроби, возвышались фасады из римских цифр. И все они тряслись и рушились вокруг меня, пока я не проснулся, обнаружив, что меня трясет за плечо капитан Баттерфилд.

Лампа все еще горела, на постели – книги. Увидев, что я проснулся, Баттерфилд снял с моего плеча руку. Он был в выходном костюме, пахнущем нафталином.

– Вы… на берег? – удивился я. Туго я соображал спросонья.

– Мы дома, – сказал он. – Мы у причала.

Мне пришлось оторваться от архитектурно-арифметических развалин и очнуться на шхуне далеко от берега.

– Дядя Стэнли, мы в открытом море.

– Ерунда. Ты что, не чувствуешь судна, сынок? Проснись! – Он топнул. – Видишь?

Я уселся. Фонарь висел на крюке неподвижно. Чернила в бутьлке не шелохнутся. Ни шума волн, ни завывания ветра. Баттерфилд стоит так прямо, что я готов поверить в невозможное, будто я проспал весь остаток путешествия.

– Пошли,– сказал он.

Я потащился за ним. Слабый розовый свет проникал в каюту, занималась заря. «Дракон» замер посреди обширного неподвижного моря. Ни рябинки на воде. Ни дуновения ветерка. Я даже на пруду не видел такого мертвого штиля. И я испугался.

У штурвала никого. Горн и Дашер стояли у фок-мачты, подняв головы. Другие двое курили трубки у кабестана, я узнал Беттеа и Фримэна.

Бедный дядя Стэнли осмотрелся и поскучнел. Злую шутку сыграла с ним лихорадка. Он стоял в нарядном шерстяном костюме и шикарных башмаках, настолько же неуместный на судне в этом наряде, как нищий на королевском балу.

Он моргнул:

– Я слышал кареты и толпу. Запах мостовых. Лошадей.– Он прижал пальцы к вискам: – Что со мной?

«Если он опасается, что сошел с ума, значит, он не сошел с ума»,– подумал я.

– Сэр,– сказал я. – Секстант. Он погнут.

– Да? Кто это сделал?

– Мадж. Помните? Он упал с полки.

– Да. – На лице его появилось болезненное выражение. – Да, вспоминаю. Он врет на три градуса.

– В какую сторону? – тряс я его. – Дядя Стэнли, пожалуйста. В какую сторону?

Но он не успел ответить. Подошел Горн.

– Неплохо бы поставить штормовые паруса,– сказал он, не зная, к кому обращаться. – Я бы поставил трисели спереди и сзади.

Баттерфилд потер виски.

– Тихо, – сказал он. Штиль. Как в поле.

– Ненадолго. Горн указал на юго-запад. Горизонт там чернел и клубился. – Прошу вас, сэр.

– Да, конечно. – Баттерфилд закрыл глаза.– Поступайте, как сочтете нужным.

Он отвернулся и нетвердой походкой отправился вниз. Я схватил его за рукав,

– Секстант, – умолял я.

Он удивленно уставился на меня.

– Что делать с ошибкой?

– Прибавить. Прибавить ошибку. – Капитан продолжил путь.

Я повернулся к Горну:

– Я помогу с парусами.

– Нет, – сказал он. – Я думаю, извините, сэр, но я думаю, лучше заняться секстантом.

– В полдень будет удобнее.

– В полдень солнце уже не покажется.– Он мрачно глянул на юго-запад. – Солнца мы больше не увидим.

Почти слово в слово повторил он то, что говорил Грейс Каким-то образом Грейс узнал, что готовит нам погода. Я проводил взглядом Горна, направившегося к оставшейся команде, и пошел за секстантом, который ненавидел. «Дракон» не двигался и молчал. Я засек светило на выходе из-за горизонта и следил за его подъемом;

Солнце пригревало с самого появления. Я снял несколько показаний и повернулся, чтобы идти вниз, Облака уже выстроили высокие башни, тянущиеся к нам. Горн работал с парусами высоко на рее, казалось, что он ходит по облакам.