Грабители

Текст добавлен: 15 октября 2016, 00:59

Текст книги "Грабители"

Автор книги: Йен Лоуренс

Жанр:

Морские приключения

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Назад к карточке книги

5
ТРУПЫ НА БОЛОТЕ

Отец навестил меня во сне. Вот он стоит на корме нашего маленького брига, руки сложены на животе, борода развевается на ветру. Спокойно отдает он приказания, и я подчиняюсь им.

Сначала я у штурвала, затем в бочке впередсмотрящего на верху мачты, затем на шкафуте, почему-то в одиночку тяну фал. И где бы я ни оказался, отец следует за мной. Но с каждым разом он все слабее и худее. Его губы чернеют, глаза увеличиваются. Он просит воды и спрашивает о своем перстне. «Ты видел перстень, Джон? Ты видел его?»

И вот он посылает меня вниз, к самому днищу. И здесь отец следует за мной, ползет на коленях, во тьме, вокруг него крысы. Его глаза выскакивают и болтаются на кровавых жилках около щек. Он будто умоляет меня, но я ничего не могу понять. И когда он открывает рот, я вижу, что рот полон крови, а язык вырван.

Я с воплем просыпаюсь, не понимая, где нахожусь, и сразу же ощущаю на лбу чью-то руку. Надо мной склонилась Мэри.

– Тихо, – говорит она. – Спокойно, Джон. – Она гладит мое лицо. – Это только сон.

Девушка подхватила сверток одежды со стула, подошла к окну и откинула занавески. Уже утро, хотя небо еще темно-красное.

– Пора вставать. Завтрак ждет. После завтрака можем прогуляться по пустоши.

– А... дядя?

– Ускакал по делам. – И тут она изобразила своего дядю, надув щеки и пыхнув: – Можешь за ним присмотреть, Мэри? Ну, конечно, можешь. – Мэри весело рассмеялась. – Ты ему нравишься, так мне кажется. Наверное, напоминаешь ему Питера.

– Кто такой Питер?

– Он бы тебе не сказал. Питер был его сыном. – Она положила одежду на кровать. – Он для тебя нашел одежду. Штаны, свитер...

Я увидел и куртку, и шейный платок. Одежда была практически новой.

– Это одежда Питера?

– Нет. Но дядя сказал, что парень, которому она принадлежала, был не больше тебя.

Мэри отвернулась, пока я переодевался. Я спросил:

– Что случилось с Питером?

– Он утонул.

Одежда подходила по размеру, но свитер оказался прорезанным примерно на уровне плеча. Прорез по размеру подходил под лезвие кортика или кинжала.

– Я могу его зашить, – сказала Мэри, увидев, как я просунул палец сквозь дыру. И после завтрака я сел на морской сундук у окна, а она склонилась надо мной с ниткой в губах, оттягивая свитер и протыкая его иглой.

– Мэри, Питер утонул при кораблекрушении?

– Да. – Игла на мгновение задержалась.

– Он был мародером?

– Нет. – Она потрясла головой. – Он был слишком молод, Джон. Но не спрашивай об этом. Дядя не любит об этом говорить.

Она продолжила работу, а я следил за иглой. Пальцы Мэри, сильные и ловкие, казались мужскими.

Тогда я спросил:

– Кто был Томми Колвин?

Игла воткнулась мне в кожу.

– Извини, – сказала Мэри.

– Кем он был?

Она завязала узел, оборвала нитку быстрым рывком.

– Откуда ты знаешь о Томми?

– Люди в деревне говорили о нем.

– И что они говорили?

– Что его можно найти на пустоши, там, где стая ворон. Что его глаза висят, как мешочки для часов.

Мэри вздохнула. Она отвернулась от меня и посмотрела в окно.

– Он был мародером? – спросил я, и она кивнула. – Его поймали, да?

– И повесили в цепях.

Я вздрогнул. Это было ужасно, я видел, как казнили пиратов в Лондоне. Их тела оставляли гнить и чернеть на виселице. Их клевали птицы, раскачивал ветер. Они висели неделями и даже месяцами в назидание остальным.

– И он все еще висит?

Мэри кивнула.

– Но Томми повесили не за мародерство. Его поймали на болоте с лопатой в руках и еще не закопанными трупами. – У нее перехватило дыхание, когда она это произносила. Плечи Мэри поникли. – Им нужны были мародеры. Они сказали Томми: «Назови нам их имена, и ты свободен». Он не был с мародерами, но знал, кто они. Он никого не выдал. И его повесили. Он был еще совсем мальчик, но его повесили.

– Он это заслужил, – сказал я.

– Нет. – Она прикоснулась к окну. – Ты не понимаешь, Джон. Ты ничего не знаешь.

– Тогда скажи мне.

– Только не утром. Я не думаю об этом по утрам. – Ее щеки были красными. Она потянула меня за руку. – Пойдем.

– Куда?

– Через пустошь.

В конюшне были пони, и мы сели на них без седел. Смеясь, мы скакали по пустоши. Мэри оказалась лучшим наездником, чем я. Ветер трепал ее подоткнутую юбку, мы неслись через ручьи, перескакивали через полуразвалившиеся ограды, солнце пригревало наши спины.

– Сюда! – Мэри свернула на юг, на вершину холма. Она обогнала меня и уже сидела на земле, разгладив юбку, когда я соскочил наконец со своего пони.

– Это прекрасно! – воскликнула Мэри.

Это действительно было прекрасно. В сторону Лондона с холма можно было видеть далеко. На юге простирался пролив, вдали, над Францией, клубились облака, зарождался очередной вихрь. На западе виднелись крыши Пенден-ниса вокруг гавани. Церковь возвышалась над ними, как кусок серого камня. Но я смотрел на восток.

Мэри пыталась догадаться, о чем я думаю.

– Дядя посадит тебя на очередной пакетбот. Недели через две ты будешь дома.

– Дома – для чего?

– Увидишь мать, отца. Они же беспокоятся о тебе.

– Матери у меня нет. Она умерла, когда я был еще маленьким.

– А отец? – Мэри смотрела на меня, как цветок, окруженная своей юбкой.

– Отец был на этом же судне.

– О Господи, – вырвалось у нее. – Как жаль!

Мне хотелось рассказать ей правду. Я чувствовал, что должен кому-то довериться. Через две недели, может быть, еще раньше, я отплыву, оставив отца на милость безногого. И он всегда будет думать, что я погиб в катастрофе.

– А дяди и тети у тебя есть?

– Нет. – Я сел рядом с ней. Пони стояли спокойно, следя за нами круглыми удивленными глазами.

– У тебя совсем никого нет. Бедняга.

У нее были такие добрые, нежные глаза, что я решил все рассказать ей.

– Мэри, – почти прошептал я, – мой отец жив. Он спрятан где-то в деревне.

– Откуда ты знаешь?

– Безногий... Обрубок...

– Это чудовище? Нет, Джон, ему нельзя верить.

– Но у него перстень моего отца!

– Он собирает всякие вещи. Безделушки. Он похож на сороку и всегда был таким.

– Нет, я знаю, что он не врет.

Я рассказал ей, как укрылся в амбаре и как безногий появился передо мной во тьме. Я рассказал ей все, что произошло с того момента и до происшествия в дверях ее дома, когда Саймон Моган кричал на меня. Она слушала молча, обхватив колени руками.

– Поэтому я не могу никому рассказать. Или безногий убьет отца. И я не знаю, что делать.

– Дядя всегда знает, что делать.

– Но он один из них! – закричал я. Мэри засмеялась:

– Ты не знаешь моего дядю.

– Я знаю, что он мародер.

– Нет.

– Они все мародеры.

– И я тоже?

– Ну, может быть, нет. Но Томми Колвин...

– Перестань! – Мэри вскочила на ноги. – Дело не в людях, Джон. Дело в стране. В этой бесплодной пустыне.

Я выжидающе смотрел на нее.

– Люди в Пенденнисе были когда-то шахтерами. За шиллинг в день они спускались под землю, так глубоко, что море плескалось в шахте у них под ногами. Когда шел дождь или случалось наводнение, они вообще не могли работать и неделями не получали ни гроша. Некоторые выходили в море, чтобы ловить рыбу. Целые дни проводили они в открытом море, в шторм и туман, чтобы поймать ведро рыбешки. Богатый выбор: утонуть в шахте или утонуть в море! Она нервно перебирала складки юбки.

– Ты видел эту землю. Мало где можно даже картофель вырастить, об овцах нечего и говорить. Некоторые от голода ходили к Надгробным Камням, чтобы отдирать от них моллюсков. Но Моганы были богаты. У них была Галилея, они владели лучшими шахтами. Моганам никогда не приходилось так туго, как остальным.

Она перевела дух. Ее глаза были такими же круглыми, как у все еще стоявших спокойно пони.

– Время от времени, очень редко, какое-нибудь судно налетало на скалы. Тогда появлялась пища, было и вино, были огромные кучи вещей, которые просто ждали на берегу, чтобы их взяли и продали, иногда за бешеные деньги. Тогда пострадавшими оказывались Моганы.

– Потому что никто не хотел лезть в шахты?

– Не только поэтому.– Мэри сжала складки юбки в кулаках. – По закону Моганы владели правом на все, что выкидывало на берег море. Мы и сейчас владеем этим правом. Любое судно, выброшенное на берег в пределах большой дуги бухты Святого Элмо, между Сморщенной Головой и Нордграундом,– законное имущество моего дяди. Это право наследственное, им владели его отец и дед. Старожилы Пенденниса припоминают, как какой-то из Моганов бегал вокруг выброшенного на берег чайного клипера, палкой колотя людей, которые хотели поживиться легкой добычей, и вопя, что все это принадлежит ему.

Мэри посмотрела на море.

– Но редко погибали моряки на Надгробных Камнях. Крушения происходили там, – она высвободила одну руку и указала на восток,– или там, или там. Люди внимательно следили за морем. Когда шторм гнал судно к берегу, вся деревня – женщины, дети и мужчины – следовала за ним вдоль побережья. Целыми днями они бродили вдоль берега, туда и обратно, повторяя движения судна. Они молились, Джон, они становились на колени и молились, чтобы несчастные погибли здесь, прежде чем их отнесет к соседней деревне, прежде чем они встретят другую такую же толпу, оснащенную – или вооруженную? – топорами и баграми.

Она уставилась на серые воды Ла-Манша. Ее голос потускнел, она передернула плечами.

– Закон гласит, что все, что выброшено на берег после кораблекрушения, может быть подобрано. Но чтобы крушение считалось полным, вся команда должна погибнуть, не должен выжить ни один человек, ни даже животное. Если хоть одно живое существо, пусть даже собака, живым попадет на берег, крушение не является полным. «Корабль не погиб», – говорят они. Так закон выпустил дьявола на побережье.

– И они убивали людей, которые добирались до берега, – сказал я.

– Да, доходило до этого. – Она снова сидела рядом со мной. – Но было и хуже. Намного хуже.

6
ПРИЗРАЧНАЯ БУХТА

Мэри сидела на траве лицом к морю. Голос ее настолько стал глуше, так изменились интонации, что казалось, она говорит из какого-то другого места... и из другого времени.

– Лишь однажды я видела, как они используют ложные огни. Ужасный шторм бушевал в ту ночь. Ветер валил с ног. И гнал к берегу судно.

– Когда это было? – поинтересовался я.

– Семь лет назад. Я еще была совсем маленькой. – Она закрыла глаза. – Мы лежали рядком на утесах и наблюдали за парусником. Волны перекатывались через его палубу, было слышно, как гулко срывались паруса: бум! бум! – один за другим. И тут Калеб Страттон сказал: «Покажите им свет». Я помню, как он стоял, когда все остальные лежали, прижавшись к земле. Он стоял прямо на ветру, под дождем, большая черная борода его выглядела маской на лице. «Мы уже так делали,– сказал он.– Покажите им свет, и они направятся прямо к вам». Дядя Саймон и слышать об этом не хотел, я помню, как он кричал. Но Калеб умеет влиять на людей, вокруг него всегда была какая-то группа. Обрубок – у него тогда еще были ноги – сбегал за фонарем. Они привязали фонарь к пони, которого повели по утесам. Я помню, как огонь ярко сиял в ночи, как они смеялись. Эти бедные моряки могли подумать, что видят мачтовый огонь парусника, направляющегося в гавань. И они послушно, как ягнята, пошли за огнем. Прямо на Надгробные Камни.

– Ты видела крушение?

– Нет. Женщин и детей они отослали по домам.

– А твой дядя?

– Он остался на утесах. – Мэри откинулась назад и прикрыла глаза ладонью. – Штормило всю ночь. Дядя Саймон пришел домой под утро, весь в крови и в синяках, пропитанный соленой морской водой. Он пытался их остановить, погасить огонь, и они напали на него.

– Это он тебе сказал?

– И я ему верю. Он налил большой стакан бренди. Стакан трясся в его руке. Он рассказал, как это произошло, как рухнули мачты, паруса и все, все... Люди на утесе, Калеб и другие, смеялись и танцевали, как дети. И дядя – он мне так рассказал – последовал за ними на пляж, взяв топор. И в темноте...– Она замолчала. Было слышно, как она тихо дышит.

– Что?

Мэри растопырила пальцы и посмотрела на меня сквозь них.

– В эту ночь Обрубок лишился ног.

День внезапно показался мне очень холодным. Я мог представить себе эту сцену. Обрубок падает, корчась и крича, после того как взвился и вонзился в него топор. Но так же точно я мог представить и летящий по ветру конец стального троса, захлестывающий обе его ноги и срезающий их, как бритвой, и Саймона Могана, размахивающего фонарем, а не топором.

– Много народу утонуло в ту ночь. И дядя Саймон сделал так, что они больше не используют фонарей.

– Но они используют фонари.

– О нет. Это невозможно.

– Я сам видел это, – с расстановкой произнес я.– Я сам видел их с судна.

– Это невозможно, Джон. Ты, наверное, видел звезды, а может быть...

– Я перед собой видел пони на утесе. С привязанными к ним фонарями.

– Ты уверен? Может быть, это были ящики. Может быть...

– Это были фонари, – отчетливо, чуть ли не по складам произнес я.

– О Боже.– Она закрыла глаза.– Дядя Саймон очень рассердится.

– Дядя? Рассердится? – Я засмеялся. – Он это сделал. Он погубил «Остров», как губил других до нас.

– Нет! – твердо сказала Мэри.

– Оглядись в своем доме. Все эти вещи...– Я вспомнил свою спальню. На стене висел квадрант, который моряки применяли, чтобы определиться по звездам. В доме Саймона Могана он использовался в качестве вешалки для носков.

– Ты судишь его слишком строго. Он не злой, он хороший человек. Действительно хороший. Он берет только то, что дозволено действующим законом. Долю от крушений, которые происходят по воле Господа.

– Это Господь, стало быть, гробит корабли?

– Но если не Он, то кто же?

– Люди погубили «Небесный Остров»!

– Но мой дядя спас тебе жизнь! Это правда! Это правда! Если он устроил это крушение, зачем бы ему тогда тебе помогать?

Я не находил ответа. Я был сбит с толку, но подозрения мои не рассеялись.

– Где он был, когда это случилось?

– У пастора Твида. Его как раз пригласил к себе пастор. – Она села и выпрямилась.– И если это тебя не убедит, то, наверное, ничто не убедит.

В этот момент я ей верил. Как могло быть иначе? Он ее дядя, и она казалась горячо любящей его племянницей... Конечно, я поверил ей.

– Пошли дальше, – сказала Мэри. – Нам еще далеко.

– Куда?

– До Надгробных Камней.

Мы поскакали на юг и вышли на дорогу в Кофейную бухту. Но когда дорога отвернула от берега, мы продолжали держаться утесов и скоро достигли места назначения.

Мы направили пони к самому краю. Высота пугала животных, они норовили отпрянуть, закатывали глаза и трясли головами. Мэри смогла сдержать своего, в то время как мой бил землю копытами и стремился в сторону, унося меня от края.

– Им не нравится это место, – сказала Мэри. – Они чувствуют запах страха и смерти.

Внизу простиралось серое и холодное море. Бесконечными рядами громоздились волны, собираясь и вырастая, накатываясь на берег и с грохотом разбиваясь, рассыпаясь тучами брызг и пены. Вода бурлила между скальными выростами, всасывая воздух и выплевывая причудливые полотнища невообразимых очертаний. От нашего бедного брига ничего не осталось, как будто и не было никакого крушения. Но на берегу, перед утесами, к которым протягивали пальцы набегающие волны, еще валялись мотки канатов и кучи деревянных обломков. И чайки по-прежнему кружили в небе.

– Они всегда собираются над местом крушения, – сказала Мэри, следя за моим взглядом. – Люди говорят, что, когда моряк тонет, его душа становится чайкой.

Красивая мысль. Я любовался птицами. Серые чайки сверкали серебром, пролетая мимо солнца. Может быть, одна из них – старик Кридж, другая – Дэнни Риггинс, которые могут теперь бороздить воздушный океан?

– Ненавижу эту бухту, – сказала Мэри. – Самое гадкое место. – Ветер растрепал ее волосы, чайки в небе кричали, как младенцы.– Здесь водятся призраки, Джон.

Ее дядя тоже говорил это, причем с той же едва заметной дрожью в голосе.

– Чувствуешь? Какая-то печаль... – Нажав на бока своего пони, Мэри отодвинула его от края. Мой резво отскочил по собственной инициативе, я не смог бы его сдержать.– Здесь можно увидеть блуждающие огни,– добавила она.

– Ты имеешь в виду привидения?

– Не в таком виде, как ты о них думаешь. – Она посмотрела на меня, и ее глаза были такими же серыми, как небо над нашими головами.– Ты видишь только огоньки. Бледные синие огни двигаются вдоль пляжа или по скалам. Ночью, в тумане. Они бредут медленно, как похоронная процессия. – Она вдруг засмеялась. – Жутко даже думать о них. Когда люди их видят, они бегут.

– Ты тоже видела их? Она покачала головой:

– Давным-давно, еще до моего рождения, люди стали свидетелями странного кораблекрушения. Светила полная луна, царило абсолютное безветрие, но жители деревни услышали вопль и после этого жуткий треск ломающихся судовых конструкций. Они все высыпали на берег и застыли на утесах. Они стояли и слушали крик, ужасный треск ломающегося дерева, грохот падающих мачт. Но бухта была пуста, Джон, ни следа какого-нибудь судна.

Я смотрел вниз на Надгробные Камни и видел, что море меняется. По волнам пробежала рябь, черные полосы сгущались и разрежались, спеша к нам. Расцветали белые гребни.

– Воздух как будто умер, море было плоским, как поле, но они слышали грохот прибоя. И вот они увидели призрак парусника, на одно только мгновение появился он, бледный, мерцающий корпус, сквозь который виднелись Надгробные Камни и отражение лунного света в воде. Один старик, он умер двадцать лет назад, крикнул: «Это „Добродетель"! Она погибла здесь одиннадцать лет назад!» И тут появились блуждающие огни. Они отошли от судна, которого не существовало, и пошли по воде. – Мэри поежилась. – Люди побежали прочь, повернулись и побежали, остался лишь один, который над ними смеялся. Он сказал, что спускается на пляж. Он не боится каких-то маленьких огоньков. И ни следа от него не осталось, Джон. Говорили, что парусник-призрак забрал его.

– А огни?

– Дядя Саймон пугал меня, когда я вечером не хотела идти домой, что синие огни заберут меня. – Мэри улыбнулась. – Всех детей здесь так путают. А месяц назад в бухте снова оказалось судно. Это было ночью, и люди ждали с фонарями. Но они увидели блуждающие огни на пляже. – Мэри указала вниз. – Это был один огонек, двигающийся вдоль берега. Калеб Страттон был там, Джереми Хейнс, Спотс и другие. И все они убежали. Калеб пытался их задержать, но не смог. К утру судно исчезло. Некоторые говорят, что его вообще не было, что это возвращалась «Добродетель», чтобы набрать команду. Они говорят, что блуждающие огни – это мертвые моряки. Ожившие мертвые.

Я смотрел вниз на море и вспоминал старика Риггинса, его рассказы о призраках и призрачных кораблях в свободное от вахты время. И мне хотелось снова пережить те дни, снова стоять на палубе брига, мчащегося сквозь ночь, заслоняющего звезды парусами. Я вспомнил, как отец говорил – а он часто говорил это: «Тебе никогда не стать хорошим моряком». Наше путешествие было уроком, который должен был показать, что он прав. «Слишком много опасностей», – говорил он, как бы предвидя то, что случилось с «Небесным Островом». Я смотрел на море и вздыхал.

Мэри потянула меня за рукав:

– Пошли, Джон. Это место слишком печально.

Мы развернули своих пони.

– Я покажу тебе садик. Мой потайной садик.

Садик оказался совсем близко, рядом с дорогой, в ложбинке между утесами, скрытой зарослями кустарника. Здесь, на участке почвы размером с дверь, Мэри посадила полевые цветы.

– Это мой садик памяти. После каждого крушения я высаживаю здесь цветок.– Она отвернулась и склонилась над растениями. – Глупо, конечно.

– Нет, – возразил я. – Вовсе нет. Цветы росли рядами, по двенадцать в ряду.

Они занимали всю грядку. Немного дальше был подготовлен еще один клочок земли, уже вскопанный, но не засаженный, напоминающий свежезасыпанную могилу.

– Они на удивление хорошо растут здесь. Я никогда их не поливаю, не пропалываю.– Она поправляла цветы на стебельках. – Не знаю, чем это объяснить. Какое-то волшебство. Как ты думаешь?

Не глядя на меня, она разглаживала каждый цветок, каждый лист, как будто они были маленькими людьми, о которых она заботилась. Она подобрала юбку, чтобы не помять ею цветы.

– Их так много. Так много цветов. Каждый раз, когда я высаживаю новый, я плачу. – Она на цыпочках прошла между ними до самого конца своего садика.– Иногда я с ужасом представляю себе весь этот утес, сколько ты можешь видеть, – она развела руки, и юбка упала, – в цветах, каждый в память об одном из крушений.

Мы вернулись к пони и, не сговариваясь, пошли рядом, ведя лошадок в поводу.

– Я больше не могу выносить этого,– сказала Мэри. – Я слышу вопли на море, не выходя из дома.

Ветер, порывами налетавший на нас, донес отдаленное ржание лошадей.

– Я хочу положить этому конец, – сказала Мэри.

– Ты ничего не сможешь сделать. Против тебя будет вся деревня.

Она покачала головой:

– Нет, Джон, не вся деревня. Только несколько наихудших, вроде Калеба Страттона и Джереми Хейнса. Без них мародерство прекратится. Без них люди будут спасать моряков, а не убивать их.

– Пастор Твид сказал мне, что Калеб зачинщик, – продолжил разговор я.

– Таким он и выглядит на первый взгляд, – возразила Мэри, – но мне кажется, есть кто-то другой, в тени. Калеб Страттон не умен, и он вроде страшной куклы, которой кто-то управляет. Мне нужно найти его хозяина.

Почему этим кукловодом не может быть Саймон Моган, дом которого набит имуществом погибших моряков? Конечно, это не Эли и не Обрубок, размышлял я. Но я никого больше не встречал, кроме пастора и самой Мэри.

– Кто же это может быть? – поинтересовался я.

– Кто-то из деревни, я уверена. Кто-то из тех, кого я знаю. Кто бы это ни был, он может появляться везде, никого этим не удивляя. Только Калеб Страттон знает его.

Я вздохнул и сорвал травинку.

– Все не так уж безнадежно. У меня есть план,– сказала Мэри.

Я взглянул на нее, а она быстро посмотрела на меня и чуть прищурила глаза.

– Открой его мне,– попросил я.

– Ты скажешь, что это глупо, – покраснела она.

– Не скажу,– пообещал я.

Мэри не произнесла ни слова, пока мы не вышли на дорогу. Здесь она постояла немного, расчесывая пальцами гриву своего пони.

– В следующий раз, когда судно выкинет на Надгробные Камни, я поплыву к нему. – Ее руки прошлись по загривку пони и легли на его спину. – Я как-нибудь проникну на борт и привяжусь к мачте. И если они захотят грабить судно, им придется меня убить.

– Они и убьют.

– Может быть, – кивнула она. – А может быть, и нет.

Не слишком удачным показался мне этот план. Но я видел по ее лицу, по строгости ее глаз, что она собирается попытаться осуществить его.

– Я знаю, Джон, – сказала она с усилившимся корнуолльским акцентом,– как бы ни получилось, это лучше, чем ничего не делать.

Эта девушка была храбрее меня. Мы стояли на краю пустоши, ветер трепал траву, и она ожидала – так мне казалось,– что я соглашусь с ней, приму участие в ее безумной затее. Но ничто на свете не могло заставить меня вернуться к Надгробным Камням, на палубу обреченного парусника и противостоять Калебу Страттону и его людям, вооруженным баграми и топорами.

Пони заржали, уздечки их натянулись. Мэри не двигалась с места, ее рука поднималась и опускалась, когда пони тянул за повод. Она не отводила от меня глаз.

Я снова услышал лошадей и скрип колес.

– Кто-то на подходе,– сказал я.

Мне сначала было непонятно, откуда доносился звук. Затем со стороны деревни показался вихрь пыли, который несло на пустошь. И через мгновение две черных лошади и громыхающая телега появились на подъеме.

– Это Вдова, – сказала Мэри.