Текст книги "Лик Марса. Лунная пехота. Схватка за Европу"

Автор книги: Йен Дуглас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 73 страниц) [доступный отрывок для чтения: 26 страниц]

– Не думаю, – отвечала Жубер. – Вам, Дэвид, более всех прочих следовало бы соблюдать осторожность в оглашении полученных вами результатов. – Она развела руками. – И – я ведь вовсе не настаиваю на постоянном сокрытии этих данных. Просто, в порядке любезности, воздержитесь от их оглашения, скажем, в течение сорока восьми часов? Дайте мне время проконсультироваться с моим начальством в Женеве, а после того, как я получу ответ, поговорим снова. Всего лишь двое суток на сбор дополнительных данных и обзор участка, разве это много? Особенно – учитывая важность находки.

Грейвс обменялся взглядом с Александером.

– Как полагаешь, Дэвид? Мы можем на это пойти? Как раз примерно столько времени уйдет на составление отчетов и проверку всех результатов съемки.

– Думаю, да, – мрачно ответил Александер.

«Да, подумал Гарроуэй, – замечание этой бабы насчет профессиональных ошибок явно зацепило парня за больное».

– А прочие? – спросил Грейвс, обращаясь к остальным. – Уже поздно, все очень устали. Можем мы подождать с объявлением о нашем открытии двое суток?

Собравшиеся зашумели, большей частью соглашаясь. Руку поднял полковник Ллойд.

– Да, полковник?

– Я просто хочу сказать, что мое замечание не имеет отношение к науке, но я хочу сказать, что факт подчинения членов американской экспедиции персоналу ООН, не имеющему здесь никакой юридической власти, нахожу настораживающим. Это создает нежелательный прецедент…

– Во-первых, полковник, – отвечала Жубер, – я не прошу вас подчиняться мне. Мне нужно лишь немного времени на то, чтобы проконсультироваться с начальством. Скорее всего, оно согласится с доктором Александером, однако, на случай каких-либо затруднений, им следует предоставить возможность поделиться с нами своими соображениями, разве не так? Что касается прецедента – напомню лишь, что все последующие экспедиции на Марс, по всей вероятности, будут международными и, как таковые, будут проходить под юрисдикцией и управлением ООН. Ваше сотрудничество с теми, кому подчиняюсь я, в самом деле может создать прецедент. Но – очень даже желательный.

Вскоре после этого совещание закончилось как-то само собой. После ухода Жубер и прочих служащих ООН, Гарроуэй обратился к Александеру:

– Я полагал, между вами и Жубер что-то такое есть.

– Больше нет, – ответил археолог. – Эта женщина еще доставит всем неприятностей.

– Похоже, вы были готовы отвесить ей затрещину.

– Нет. Хотя и очень хотелось, но… нет.

– А что за треп о прошлых ошибках? Конечно, если не хочется – не рассказывайте…

Александер покосился в сторону двери, сквозь которую покинула зал Жубер.

– Да нет, тут никакой тайны, но и ничего особо важного. Скажем так: некогда мне пришлось воевать с высокопоставленными людьми по поводу нежелательных для них открытий. Видимо, она заранее провела расследование и выяснила, на чьи мозоли я наступил. Думаю, она ищет рычаг, какой-нибудь способ манипулировать мной.

Гарроуэй хмыкнул:

– Я слышал поговорку «археологи откапывают мусор, оставшийся после других». Но не думал, что сюда следует включить и скелеты в шкафу.

– Совершенно верно. Мусор этот обычно очень древен, и никогда не скажешь заранее, где можешь наткнуться на шкаф со скелетом. Археологи, майор, – это землекопы. Но иногда то, что мы выкапываем, оказывается неприемлемым – по соображениям политическим. Или культурным.

– Я до сих пор не совсем понимаю, из-за чего ей было так бесноваться.

– Э-э-э, в самом деле, трудно сказать. Да, на Земле наше открытие многим придется не по вкусу, это правда. А кое-кто действительно ухватится за него, как за доказательство того, что Бог был древним астронавтом.

– А, вот еще о чем я хотел спросить. Что это такое – насчет древних астронавтов?

– О, просто разнообразные писатели конца двадцатого – начала двадцать первого века выработали мнение, будто загадочные предметы, постройки и монументы, обнаруженные по всему миру во множестве, не могли быть созданы примитивными людьми прошлого по крайней мере, самостоятельно. Им должны были помогать инопланетяне, владевшие антигравитацией или еще чем-нибудь в этом роде.

Гарроуэй захохотал.

– Серьезно?

– О да. На этом спекулировало множество писателей Эрих фон Даникен был лишь одним из самых нашумевших. Его готовность приписать любую культурную странность или загадку инопланетянам замечательно послужила неприятию научным сообществом всей этой идеи в целом. К несчастью, подтверждение искусственного происхождения Лика вновь возродило его теории к жизни, придав им достоверности. И, вероятно, породило еще полдюжины сект «детей звезд».

– Вы верите в эту ерунду?

– Скорее нет. Как и большинство серьезных ученых. Эта идея была популяризована в ряде книг, но основывалась она не на научных данных, а, скорее, на слухах, вдобавок большая часть приведенных в них «фактов» на поверку оказались вымыслами. Черт возьми, в семидесятых из мышления фон Даникена придали всей этой теме оттенок столь неблаговидный, что большинство археологов вот уже полвека старается держаться от нее как можно дальше.

– То есть, все это – не наука, а сплошное пустозвонство?

– С большинством таких книг беда в том, что в них, как правило, игнорируется самый простой из возможных ответов. И даже – свидетельства местных жителей, которые и сейчас могли бы продемонстрировать, как именно их предкам удалось построить то или се. Великолепный тому пример – остров Пасхи.

– Я слышал. Огромные каменные головы на берегу. Даже не думал, что и сюда приплели инопланетян. Ну да, большие, но не настолько, чтоб без антигравитации было никак не обойтись. Всегда считал, что величайшей загадкой было то, для чего их вообще сооружали.

– Но для последователей теории «древних астронавтов» все далеко не так просто, – язвительно сказал Александер. – Порой они доходят вовсе черт знает до чего! Один увидел взлетно-посадочные полосы там, где туземцы просто расчистили слой темной гальки, обнажив камень более светлый. Те самые рисунки Наска, в Перу. Да, это невероятно – огромные изображения животных и геометрических фигур, которые можно увидеть целиком лишь с воздуха. – Он хмыкнул. – Но упаси вас бог сажать там авиалайнер!

– Вот уж чего мне и в голову не пришло бы.

– Во всех этих теориях мне больше всего не нравится безоговорочное отрицание нашей, человеческой природной изобретательности, творческой смекалки. Мы, знаете ли, создали на Земле множество замечательных вещей и при этом прекрасно обошлись без какой-либо помощи от пришельцев с антигравитационными лучами. Большинство же доказательств, на коих строится эта теория, в лучшем случае допускают двоякое толкование.

– Да. Но на мой вопрос, верите ли вы в это, вы ответили «скорее нет». Значит, в какую-то часть этой теории – все же верите?

– Ну, как вам сказать. Порой я думаю: не заходим ли мы слишком далеко, безоговорочно отметая все предположения этих писателей. На Земле есть несколько монументальных построек, которые, вполне вероятно, были созданы не теми народами, которым их принято приписывать, и до сих пор не имеют достоверного объяснения. Одна из таких – Храм Солнца у озера Титикака. Другая – Баальбекская платформа в Ливане. И, наконец, комплекс Гизы, Великие пирамиды и Сфинкс… Все это, если не построено инопланетными пришельцами, то, по крайней мере, могло быть инспирировано, скажем так, визите рами из каких-то других краев. Если бы мне было предложено назвать конкретные сооружения на Земле, которые я мог бы счесть доказательствами того, что нас посещали в далеком прошлом, я назвал бы эти три. – Александер неожиданно улыбнулся. – Конечно, это – не для разглашения моим коллегам. Услышь они об этом – тут же лишат меня членства в Почетном Братстве Гробокопателей и Охотников за Осколками Горшков. Перед строем отнимут форменные лопату и метелку и выпрут из корпуса под барабанный бой.

– Печать лежит на устах моих. Но скажите, не для протокола. Есть хоть какая-нибудь вероятность, что все это построено пришельцами?

Александер вздохнул:

– Если бы я мог вам ответить… Хотелось бы мне это знать. Будь я археологом прошлого века, сказал бы, что шанс… ну, не знаю. Пять процентов из ста. Сейчас, когда доказано, что Лик – не случайная игра света и тени, как полагали, когда впервые сфотографировали его с орбиты, шансы выросли. Словом… Быть может, пятьдесят на пятьдесят. А то и выше.

Гарроуэй моргнул:

– Откуда же так много?

– Теперь нам точно известно, что некогда, в незапамятные времена, поблизости были пришельцы из иных миров. Известно, что мы не одиноки во Вселенной, и это знание, само по себе, уже в корне изменило наши взгляды на самих себя, на наше прошлое, на то, кем мы являемся и к чему идем.

– Вот уж не знал, – заметил Гарроуэй. – Все это, конечно, интересно… однако лично я не собираюсь ни в какие секты, поклоняющиеся инопланетянам, создателям нашим. Думаю, в большинстве своем люди просто… Ну, не знаю. Примут это, как данность, и будут жить, как жили.

– Может быть. – Судя по интонации, Александер вовсе так не считал. – Вот я, скажем, теперь, глядя на звезды, не могу удержаться от мысли, что между ними и нами существует некая связь. Нечто большее, чем просто факт нашего существования.

– На Земле некоторые из этих групп заявляют, что люди – потомки инопланетных колонистов, потерявшихся в космосе сотни тысяч лет назад. Может быть, ваша сегодняшняя находка подтверждает эту точку зрения.

Александер рассмеялся:

– Господи, надеюсь, что нет! Это – одна из наиболее глупых на данный момент теорий! Место человека в эволюционном древе Земли весьма твердо установлено. Вам известно, что ДНК человека отличается от ДНК шимпанзе менее чем на два процента?

– Нет, не знал.

– А это так. Хотя факт сей, конечно, не означает, что мы произошли от шимпанзе. Просто мы с ними – родственники по какому-нибудь общему прапрапрадеду. Вдобавок мы слишком уж хорошо приспособлены к земной экологии… начиная от употребляемой пищи и заканчивая симбиотическими отношениями с бактериями в наших кишечниках. Будь первые люди пришельцами из иного мира, они, скорее всего, не могли бы даже питаться местной пищей. Будь даже химизм их тела основан на сахарах и аминокислотах, всего один шанс из четырех – за то, что они были бы способны переварить земную растительную пищу. Изомеры…

– Изомеры? – Гарроуэй недоумевающе развел руками. – С чем это едят?

Разговор заметно оживил Александера, пробудив в нем энтузиазм. Похоже, он с успехом избавлялся от досады и раздражения, накопленных за время совещания.

– Некоторые молекулы имеют свои собственные «зеркальные» версии. То есть молекула – точно такая же, из тех же самых атомов, но – структурально реверсированная. Биохимики называют такие молекулы лево– и правосторонними. Вот, например, сахар – сахар мы употребляем правосторонний. Отсюда, кстати говоря, и термин «декстроза». Переварить же сахар левосторонний мы не способны. Он пройдет сквозь пищеварительный тракт без какой-либо пользы, потому что для нас эволюцией отведен правосторонний. Но в то же время аминокислоты, употребляемые нами, – левосторонние, и переварить правосторонние мы не в состоянии. А, насколько известно современной науке, зависимость всякой данной планетарной экологии от правосторонних или левосторонних изомеров – исключительно дело случая. Все равно, что бросить монету.

Гарроуэй кивнул:

– Поэтому вы и говорите, что найти правые сахара плюс левые аминокислоты на новой планете у нас – всего лишь один шанс из четырех.

– Верно. И это – только начало. Далее, существуют еще сложные белковые молекулы, которые…

– Стоп-стоп-стоп! – Гарроуэй поднял руки, словно сдаваясь в плен. – В химии я так и не продвинулся дальше школьного курса. И перед органикой – пас. Но общий смысл понятен. Люди могли пользоваться советами и подсказками инопланетян, но сами мы – никак не инопланетного происхождения.

– Совершенно справедливо, майор. Остается только надеяться, что нам удастся точно выяснить, какое именно отношение ко всему этому имели инопланетяне.

– Может быть, разгадка у нас под боком, – заметил Гарроуэй.

– Я уверен, майор. Мы только-только коснулись ее, – Александер указал пальцем в пол. – Ответы – здесь, у нас под ногами. И я собираюсь отыскать их.

Решительность и непреклонность в его тоне впечатлили Гарроуэя.

– Да, доктор. Думаю, у вас получится.

– А Мирен Жубер и вся треклятая ООН со всеми своими бюрократами могут катиться к черту!

Из зала они вышли вместе.

10:39 по времени гринвичского меридиана.

Коммуникационный центр;

база «Сидония-1», Марс;

22:53 по марсианскому солнечному времени.

Коммуникационный центр «Сидонии-1» располагался в отгороженной переборками части ГОУ. Любоваться здесь было особенно не чем – компьютеры, обеспечивающие связь между компьютерами в скафандрах или в кабинах марсоходов, главный сервер с аплинком на ареостационарный спутник связи и еще один, обеспечивавший, опять-таки через спутник, постоянно открытый канал связи с «Марсом-1». В течение дня, когда на поверхности работали исследовательские группы, коммуникационный центр был местом весьма оживленным, но ночью, когда температура снаружи падала до минус ста двадцати по Цельсию, наружу никто не выходил. Ночью связь поддерживалась, согласно вахтенному расписанию, силами персонала НАСА и морских пехотинцев.

В этот вечер вахту нес морской пехотинец, но это не смутило доктора Жубер. Она улыбнулась молодому человеку, подавшему ей распечатку со словами:

– Вот это вам, мэм.

– Благодарю вас, капрал.

Она вошла в помещение центра управления, где находились, занятые беседой или работой, еще трое-четверо человек и полковник Бержерак, ожидавший ее у двери. Жубер передала ему распечатку.

– Полковник, похоже, мы получили ответ.

Бержерак взглянул на поданный лист, и густые брови его слегка приподнялись. На бумаге было напечатано лишь. " АЛЬФА ОДОБРЯЮ НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО".

– Быстро, – отметил он. – Чуть ли не опередили свет.

Земля и Марс в данный момент находились на расстоянии пяти световых минут друг от друга. Шифрованный запрос был отправлен вместе с обычной исходящей почтой в 21:36 и достиг Земли в 21:41. Чтобы принять решение и передать его на Марс едва ли не менее чем за час, Валле и прочие должны были ждать вестей прямо в коммуникационном центре в Женеве.

– Завтрашнее время сол, – сказала она. – К тому моменту наши в Кандоре успеют подготовиться.

Бержерак кивнул:

– Определенно, без путающейся под ногами морской пехоты здесь будет лучше.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Экспедиция на Марс/Обеспечение связи: Жизненно важной для безопасности, эффективности и производительности экспедиции была надежность коммуникаций, в силу чего к целям и задачам экспедиции был адаптирован Spacenet. Основанный в 2024 году как продолжение уже имевшегося Internet, Spacenetобеспечивал передачу данных как в широком, так и в узком диапазонах, включая взаимодействие в графическом и видео– режимах через WorldWideWeb. Среди главных земных узлов – системы искусственного интеллекта космопортов Кеннедии Вандерберга, а также – космических центров Маршал, Джонсони Гринбелт. Космические сетевые узлы – системы искусственного интеллекта всех укомплектованных персоналом космических станций с главным узлом на МКС, а также узлом FraMauroна Луне. Вся связь с Марсом в данный момент идет через спутник связи PV-10K на ареостационарной орбите. Дублирующую линию (в данный момент – неактивна) обеспечивает устаревшая система MSC-1, расположенная на одном из спутников Марса, Фобосе.

Выдержка из Всемирной Сетевой Энциклопедии;

vrtp://earthnet.public.dataccess

Воскресенье, 27 мая,

11:59 по времени гринвичского меридиана.

База «Сидония-1», Марс;

сол 5636-й, время сол + 13 минут по марсианскому солнечному времени.

Было немного за полночь; наступило так называемое «время сол», те самые лишние сорок одна минута с секундами, добавлявшиеся к каждым суткам для того, чтобы согласовать земную систему отсчета времени с более долгим периодом обращения Марса. Гарроуэй замышлял отправиться на боковую пораньше, однако нервы его были взвинчены до предела, и он никак не мог заснуть. День выдался напряженный. Большая часть его прошла в долгой диагностике скафандров, в которые были облачены Александер, Кеттеринг, Поль, Дружинова и Вандемеер в момент своего вчерашнего открытия. Для всех пяти скафандров была назначена внеочередная проверка. Выход на двенадцатый участок был полностью запрещен – до окончания всестороннего дистанционного обследования участка, поскольку не исключена была вероятность (пусть и ничтожно малая) влияния на скафандры со стороны окружающей среды. Впрочем, Гарроуэй не нашел в скафандрах ни малейших неисправностей.

Александер был в ярости, он не сомневался, что Жубер или кто-либо из ее подчиненных сфальсифицирует результаты, дабы воспрепятствовать продолжению работ в Крепости.

Вероятность раскола в экспедиции по причине интернациональных трений или даже саботажа со стороны ООН представляла собою серьезную опасность. Рост психологического напряжения внутри любой группы враждебно настроенных друг к другу людей, собранных вместе вдали от всего остального человечества, уже не однажды приводил к катастрофе.

Отчаявшись заснуть, Гарроуэй отправился в коммуникационный центр и надиктовал длинное письмо Кэтлин. Забросив его в Спейснет, он налил себе кофе и подсел к доктору Грейвсу и капралу Филу Хайесу, несшим ночную вахту Хайес, завидев Гарроуэя, вскочил.

– Вольно, вольно, – махнул рукой Гарроуэй. – Что слышно хорошего?

– Привет, майор, – сказал Грейвс. – Капрал как раз рассказывал мне о проблемах, с коими морские пехотинцы столкнулись на Марсе.

– У вас проблемы, капрал? – спросил Гарроуэй.

– Никак нет, сэр! – рявкнул в ответ Хайес, умудрившись и сидя держаться «смирно».

– Все в порядке, сынок, – пояснил Гарроуэй. – Я – не твой непосредственный начальник и не кусаюсь. Что стряслось?

– Ну, сэр, песок здешний для винтовок – смерть. Прямо не песок, а как обычная мелкая пыль или, скажем, мелкие песчинки в песчаную бурю, понимаете? Проникает всюду. И ко всему прилипает, хуже, чем грязь.

– Вот на этот случай и упражнялись в сборке-разборке всю дорогу. Ясно?

– Роджер вас, сэр. Но хуже всего какой-то умник на Земле перенастроил все винтовки так, что мы на стрельбах на прошлой неделе ни хрена никуда не могли попасть. Их должны были настроить на марсианскую гравитацию, понимаете? А начали с ними здесь работать – все бьют выше. Я думал, старичок Ллойд… э-э, то есть…

– О’кей, о’кей. Продолжай.

– Я думал, полковник всех съест с говном. Нас ведь, понимаете, отбирали как лучших спецов, а вышло, будто мы – худшие стрелки во всем Корпусе.

– Но вы все исправили?

– Конечно. Это же – сразу ясно, что произошло. Сами знаете эти новые электронные винтовки ни в Корпусе, ни в прочих частях – нигде не любят. Слишком много всяких сложных устройств, понимаете? Вот как в старые времена – это другое дело.

Гарроуэй хмыкнул. Хайес был явно слишком молод, чтобы помнить эти «старые времена».

– Я так и сказал, – вмешался Грейвс, – кто-то на Земле допустил ошибку в расчетах.

– И я того же мнения, – сказал Гарроуэй.

М-29 были сконструированы так, чтобы при прицеливании и подготовке к стрельбе пользоваться данными ПАДа атмосферное давление, высота, количество боеприпасов, земное притяжение и т.д. Что якобы являлось серьезным преимуществом в сравнении с оружием старого образца, где прицеливание и подготовка к стрельбе осуществлялось вручную.

– Гравитационное ускорение на Земле, грубо говоря, девятьсот восемьдесят сантиметров в секунду в квадрате. А на Марсе?

– Триста семьдесят один и еще около трети, – ответил доктор Грейвс.

– Тогда все понятно. Какой-то снабженец увидел триста семьдесят один сантиметр в секунду в квадрате, сказал «Э-э, непорядок!» – и поменял.

– За собственным оружием всегда и во всем должен следить стрелок, – сказал Хайес тем же обыденным тоном, каким говорит любой профессионал о своем инструменте. – А доверься какому-нибудь снабженцу на Земле – вон что выходит. Если есть хоть какая-то возможность нагадить, они ее наверняка найдут.

Хайес не уточнил, кто имелся в виду под словом «они», однако Гарроуэй вполне понимал его чувства. Именно так солдаты всех времен и народов относятся к тыловым бюрократам.

– Припоминаю, – добавил Грейвс, – я читал нечто подобное о первых конструкциях космических станций. Например, «ЮС Скайлаб» в семидесятых… думаю, ее персонал испытывал значительные трудности, так как земные конструкторы упорно забывали о том, что в космосе нет «верха» и «низа». Господи, и таким людям доверяли конструирование космических станций!

– От земных предрассудков не так-то просто избавиться, – согласился Гарроуэй.

Хайес рассмеялся:

– И не говорите, сэр! Вы о башмаках уже слышали?

– Не-ет.

– Какой-то идиот – небось тот же самый козел-ОБОСник, который устроил нам геморрой с винтовками, – видать, углядел, что мы отправляемся в «пустынный район», и теперь у нас тут – тридцать пар обуви модель 1, пустынная, стандартная, для морской пехоты.

Гарроуэй выпучил глаза:

– Обувь для пустыни? На Марсе?!

– Разрази меня гром, сэр! Как будто мы можем их носить с бронекостюмами первого класса! Полковник, когда услышал об этом, чуть не рехнулся от злости. Я считаю, именно поэтому Слай с Фулбертом вызвались лететь в ущелье Кандор. Чтобы помочь капитану Барнсу с подобной ерундой.

– Уверен, капитан Барнс оценит их помощь, – усмехнулся Гарроуэй. – Честно говоря, я…

Он оборвал фразу на полуслове: входная дверь с лязгом распахнулась, и первым на пороге возник один из солдат ООН, в полной боевой броне и со «штурмгевером» СГ-32 наперевес. Магазин винтовки был примкнут к гнезду позади пистолетной рукояти – прямое нарушение внутреннего распорядка базы.

– Что за черт… – начал было Гарроуэй, но легионер тут же направил на него зрачок кургузого ствола.

– Пожалуйста, оставайтесь сидеть, – сказал вошедший.

Голос его из внешнего динамика бронекостюма звучал резко. Акцент был похож на немецкий. Гарроуэй знал, что большинство солдат Иностранного легиона, приданных группе наблюдателей ООН, – немцы, под командованием офицеров-французов: Бержерака, Ла Салля и Дютетра.

Бержерак, узнаваемый лишь по оттиснутой на груди бронекостюма фамилии, вошел следом за солдатом, держа в руке «зиг-зауэр П-940».

– Будьте любезны встать и медленно отойти от консоли, – сказал он, указывая стволом пистолета в угол. – Руки держите на виду.

За Бержераком вошли еще двое, занявшие позицию по обеим сторонам от двери, в то время как первый держал на мушке Гарроуэя, Хайеса и Грейвса.

– Пожалуйста, не делайте резких движений, – объявил Бержерак. Повинуясь его кивку, один из легионеров повесил винтовку на плечо, подошел к американцам и быстро обыскал их.

– C’est libre, – доложил он, закончив.

– Что все это значит? – возмущенно спросил Грейвс.

– Спокойствие, доктор. Никому из вас ничто не угрожает, пока вы подчиняетесь моим приказам.

Из рекреационного помещения появилась еще одна персона в униформе ООН – Мирей Жубер.

Ее появление Гарроуэя ничуть не удивило.

– Вы…

– Весьма сожалею, майор. Но упрямство Дэвида вынудило нас прибегнуть к крайним мерам.

Она подала Бержераку маленький ювелирный футляр. Французский полковник вынул из него десятигигабайтный модуль памяти и подключил к разъему на консоли компьютера связи. После этого он начал отстукивать на клавиатуре команды.

– Минутку! – Грейвс шагнул вперед, однако молодой плотный солдат ООН остановил его, ткнув стволом в живот. – Но он не имеет нрава!..

– Напротив, доктор, – возразила Жубер. – Мы имеем право и воспользуемся им. В данный момент все американцы и русские на базе взяты в плен.

Гарроуэй сощурился. Эта баба вполне может говорить правду. Да, морская пехота должна была обеспечивать безопасность американской научной группы, однако задание было сформулировано весьма смутно. Время за полночь, находиться в полной боевой готовности вроде бы не было причин. Большинство морских пехотинцев, должно быть, спят в казарменном помещении. За исключением тех, что несут вахту – вот как Хайес. То есть восемь человек из тридцати. Нет, из двадцати семи, трое – в ущелье Кандор. И из этих восьми снаружи – только двое…

Быть может, эти двое заметят, что что-то не так? Гарроуэй припомнил вахтенное расписание на эту неделю. Кто же сегодня снаружи? Да, Камински и Гроллер. Он взглянул на пульт радиостанции. Если бы кто-нибудь смог передать сообщение на аварийной частоте.

– Даже не думайте поднимать тревогу, – сказал Бержерак, проследив за его взглядом. – Я только что задействовал новые коды для связи. Теперь вы не можете связаться друг с другом… и с Землей, кстати сказать, также.

Гарроуэй обратился к Жубер:

– Как же вы, должно быть, озабочены всеми теми пертурбациями в политике, о которых говорили…

С этими словами он как ни в чем не бывало заложил руки за спину. Бержерак, отдавший приказ держать руки на виду, не сказал ни слова.

Гарроуэй продолжал:

– Что вы намерены сделать? Полностью похоронить открытие Дэвида? Или просто все подгрести под себя?

– Вы, американцы, слишком заботитесь об индивидууме и его достижениях, – отвечала Жубер, – в ущерб благу всего сообщества. В данном случае – мирового сообщества. Мы не можем позволить, чтобы эта информация дошла до широкой публики. Пока публика не будет к ней должным образом подготовлена.

– По-моему, вас заботит кое-что другое, – возразил Гарроуэй, держа руки за спиной и положив ладонь правой на свою «манжету» – Вы увидели шанс получить монопольный доступ к инопланетным технологиям.

– Да, это также весомая причина. Но заключается она в том, что мы можем позволить вам, американцам или русским, пользоваться лученными здесь знаниями единолично.

– А вы, значит, пытаетесь захватить их не для себя?

Гарроуэй нажал на застежку «манжеты», и мини-компьютер упал в его ладонь. Осторожно, стараясь не выдать себя выражением лица или движениями плеч, он спрятал манжету за пояс на пояснице. Захватчики наверняка постараются лишить пленников доступа к компьютерам. Возможно, таким образом ему удастся сохранить свой.

Других планов и мыслей на данный момент у него не было.

– Все, что мы делаем, – заявил Бержерак, – делается для всего человечества. А не только для эгоистичных и развращенных американцев.

Он явно здорово разозлился, и Гарроуэй решил не продолжать эту тему. Мобилизуя против Америки весь остальной мир, пропагандистская машина ООН вовсю внедряла в умы образ «жадного и развращенного американца». Что не могло не тревожить. Стоит навесить на человека ярлык – хотя бы «жадный и развращенный» – и можно не волноваться никто не усомнится в правомерности его уничтожения. Если войска ООН выступили против всех американцев, находящихся на Марсе черт возьми, что же они собираются делать с пленными? Пленных – слишком много, чтобы их было легко охранять.

Положение сложилось предельно скверное.

12:11 по времени гринвичского меридиана.

Пост № 1, за пределами жилых помещений;

база «Сидония-1», Марс;

время сол + 25 минут по марсианскому солнечному времени.

Капрал Фрэнк Камински понял, что пора двигаться ноги совсем за мерзли. Изо всех нарядов на «Сидонии-1» наружная вахта была самым худшим.

«Какого хрена, – мрачно подумал он, – с чего я здесь морожу задницу, пока Бен со Слаем дрыхнут себе в Кандоре за милую душу?»

Ответ нашелся тотчас же да потому, что – сам дурак, не догадался вовремя вызваться. Но, честно говоря, дело было даже не в этом. Камински просто опасался, что Слай опять что-нибудь отчебучит и попадется на этом.

«Все, – подумал он. – Больше я с этими козлами не разговариваю».

После долгих месяцев, проведенных взаперти, на борту «Полякова», Камински думал, что будет рад снова попасть на настоящую планету с настоящим небом над головой, где есть место, чтобы хоть немного пройтись. К сожалению, планета оказалась немного не такой, как он ожидал. Конечно, жилые модули базы были просторнее корабельных кают, однако все они были одинаково однообразны и предельно утилитарны. Наверное, проектировал какой-нибудь архитектор, считавший, что людям нравится жить внутри топливных баков.

Однако снаружи было еще хуже. С базы нельзя было выйти иначе, как в бронекостюме первого класса, при полной выкладке, включая пятидесятикилограммовый ранец и портативную энергоустановку. Ну да, на Марсе этот ранец весил от силы пятнадцать кило, но инерции-то все равно имел на все пятьдесят так что, ежели идешь и хочешь остановиться – не забудь упереться изо всех сил, потому что ранец будет продолжать двигаться и, того гляди, уволочет тебя за собой. Конечно, перед полетом Камински успел привыкнуть к броне первого класса, но все равно на учениях это было совсем не то. Дисплей шлемофона с поступающей на него информацией, спору нет, хорош, только чувство – все равно такое, точно играешь в видеоигры, сидя в консервной банке.

Хуже всего было по ночам – небо такое темное. Камински вырос в пригороде Чикаго, и там, между огромным городом и чудовищным ультраплексом в Вудфилде, на небе по ночам не видно было ничего, кроме Луны. А здесь чернота над и под линией горизонта была совершенно одинаковой. Знаешь только, что горизонт – там, где кончаются частые, яркие, бело-голубые звезды. Прежде он никогда не видел даже Млечного Пути, а тут – вот, дугой тянется через все небо, точно длинное облако с уймой прорех… Картина эта заставляла чувствовать себя совсем маленьким и всеми покинутым.

Но все-таки хуже всего оказался холод. Бронекостюмы первого класса вполне могли служить космическими скафандрами, однако были куда хуже утеплены, чтобы выиграть в весе и маневренности. Арсено-галенидные батареи и топливные микроэлементы обеспечивали достаточно энергии, чтобы обогревать бронекостюм в течение дня, а также – переработку воздуха и воды, но ночью, когда температура порой опускалась до ста пятидесяти ниже нуля, почва промерзала настолько, что, казалось, высасывала тепло из подошв. Все морпехи надевали под бронекостюм термоноски, чего для долгой, четырехчасовой вахты в ледяной непроглядной тьме этого явно не хватало. Согреться можно было только непрестанно двигаясь, да по очереди отпуская друг друга минут на двадцать отогреться в шлюзовой камере главного жилого модуля.

Задачей часового было патрулирование участка вокруг главного модуля и ГОУ и – через каждый час – проверка автоматической крекинговой установки к востоку от периметра базы, взлетно-посадочной площадки для шаттлов и водяной скважины с резервуаром, находившейся на юге. Черт побери, как будто ожидают нападения марсиан, ожесточенно думал Камински. Хотя та черная громада, которую называют Крепостью, и пустая оболочка Корабля, заслоняющая звезды к северу от базы, нагоняют достаточно жути, чтобы уже минут через десять поверить во все, что угодно.