Текст книги "Цветок забвения (СИ)"
Автор книги: Явь Мари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Его бы отец за такое убил. Даже не стал бы довозить до пустыни.
– Что это?
– Дневник, который вёл мой мастер.
Представив, о чём можно писать в пустыне, Илай пришёл к выводу, что дело тут не в насыщенности жизни, а как раз наоборот. Им это было необходимо, чтобы следить за временем. Поэтому в тетради оказалось больше цифр, чем букв: если ничего примечательного не происходило, он просто обозначал день. Старцы мерили жизнь не годами, а сутками.
– Вот смотри. – Мастер открыл первые страницы тетради. – Я появляюсь здесь. Вот здесь я начал обучение. А тут мои волосы поседели. Тут начал меняться цвет глаз.
Илай нахмурился, подсчитывая в уме его приблизительный возраст.
Его мастеру, самому сильному мужчине на свете, великому отшельнику, Старцу было семнадцать лет.
* * *
Вода. Доброе божество. Илай не пил её, он ей причащался. Однажды, доведённый до отчаянья, он слизывал капли конденсата с камней, которыми те покрывались на рассвете.
Вода, вода, вода. Где вода?
Она перестала быть для Илая чем-то относящимся к трапезе, чистоте или погоде уже через неделю. Она стала валютой. Мастер одалживал ему воду «под проценты».
– Так, кажется, это делается у вас, богатых? Я даю тебе флягу, ты вернёшь мне наполненной вот эту чашу.
Это было бессмысленно, он не мог выдавить из того дьявольского сооружения даже плевок. Хотя исправно пытался. Занимался только этим, пока плечи не начинали гореть от усилий и солнца.
– У тебя хорошие данные, – задумчиво заметил однажды мастер, наблюдая за ним. – Твой отец – потомственный военный? Тебе нужно есть больше мяса и овощей.
Мяса? Он так и не вытащил нож. А даже если бы вытащил: живность здесь либо слишком быстро бегала, либо носила броню, либо была ядовитой.
Овощей? Земля здесь только поглощала. Она была жадной, жестокой и бесплодной, как сам первый Старец.
Как-то раз Илай даже высказал своё мнение по поводу этого отшельника вслух, за что получил не удар, но взгляд такой, что почувствовал вполне физическую боль.
– Может, Старец не красив, как Дева, не силён, как Калека, и не полон жизни, как Дитя, но он хитёр, вынослив и настойчив. Он всегда добивается своего. Он не впадает в отчаянье, как Калека. Он не прельщается красотой Девы. Он не плачет даже перед Дитя. Он как камень, в нём нет ничего мягкого, ни капли воды. Ему она и не нужна. – Мастер прищурился. – Пусть я и сказал, что наш клан считается слабейшим, ты же не решил сдуру, что все его презирают?
– Нет?
– Пошли.
Это уже напоминало обучение, поэтому Илай направился за ним охотно, хотя «пошли» мастера звучало угрожающе. Но в итоге его невежество наоборот поощрили.
Через пару часов они дошли до ближайшего жертвенника, что стоял на торговом пути. Караваны использовали их, как ориентиры, и, когда проходили мимо, оставляли в них подношения. В основном чернила, зерно и сушеные фрукты.
– Старец считается покровителем торговли. Окажешься во Внешнем мире, с тебя даже деньги не будут брать за еду и постой. Нам нельзя отказывать в гостеприимстве, – пояснил мастер, выгребая из ящика всё добро. Не взял он только флягу. Открыв её, он нюхнул и поморщился. – О, да тут побывал какой-то шутник.
Илай поджал губы, глядя на то, как учитель выливает содержимое на землю и оно быстро просачивается в трещины.
Варварство.
– Запомни. Будешь подыхать от жажды среди вина… лучше подохни от жажды.
Да, это как раз входило в его планы.
Шли дни, недели, месяцы, а Илай так и не освоился с проклятой, выжимающей его досуха водокачкой. Всё, что он мог предоставить в уплату накопившегося долга – чашу собственного пота. Илай бы сказал, что источник попросту пересох, но он сам видел, с какой лёгкостью мастер добывает воду для готовки, стирки или мытья. Последние два пункта он совмещал, обтираясь влажной одеждой, после чего надевал её и сушил прямо на себе. Но перед этим подходил к ученику и выжимал её ему на голову.
– Ваша ванна, молодой господин. Не хватает розовых лепестков?
Да, всё так и было когда-то: роскошные купальни, мыльные пузыри и лепестки. Переплюнуть такую смогла лишь другая ванна, насладиться которой Илаю довелось лишь полгода спустя, когда разразилась гроза. Бури здесь не были редкостью, да и те, как и всё в пустыне, были сухими. В тот раз он решил, что зловещая темнота на горизонте предвещает что-то подобное, но куда более жестокое.
Улыбка мастера его в этом разубедила. Мужчина втянул в грудь воздух и задрожал от предвкушения. Раздевшись и распустив волосы, он протянул руки навстречу грозе…
Каким бы камнем он ни был, он нуждался в воде.
И пока мастер стоял под милостиво-грозным небом, Илай выносил из дома наружу все свободные ёмкости. Так он смог отдать свой долг полностью. Мастер не возражал. Он же сам говорил, что Старцы должны быть хитрыми.
Теперь, когда воды было вдоволь, Илай смог вплотную заняться ножом. Через несколько дней он вытащил его и принёс мастеру.
– Отлично, – ответил тот и, выведя его наружу, показал на гладкий белый валун. – Вот тебе новое задание. Ты должен разбить его.
– Ножом?
– Кулаком.
– Кулаком?!
– Думаешь, после того, как ты его облизывал, он обидится?
– Никто не станет просто бить камень, – проворчал Илай. – Я себе руку сломаю.
– Я не говорю, что ты должен разбить его сейчас. Пока можешь только посмотреть на него. Внимательно. Он для тебя – идеальный пример для подражания. А нож я у тебя заберу. Сломаешь ещё.
Илай уставился на седой камень – на врага и учителя, безразличного и жестокого одновременно. Потом посмотрел на свой кулак – маленький, мягкий, пульсирующий болью. Рычаг водокачки набил мозоли на его ладони. Теперь ему предстояло разбить её тыльную сторону. Но Илай знал, что если добудет воду и разобьёт камень, то сможет вытворять своими руками совершенно невероятные вещи.
Из дома начали доноситься скрежещущие звуки, которые он уже слышал по пробуждении, когда только оказался здесь. Вернувшись в пещеру, Илай застал мастера скоблящим стену ножом.
– Что это?
– Родовое древо, – ответил мастер, не оборачиваясь. – Теперь у нас всё будет в точности как у богачей. Вы ведь любите хвастаться своими покойниками? У нас тоже есть настоящие гении в роду. Например, вот этот. Учитель учителя моего учителя был самым старым Старцем. Дожил до десяти тысяч.
– Почти тридцать лет, – перевёл Илай.
– Я не знаю, с чем связано его подозрительное долголетие, но от чего он помер, сказать могу. Его убил собственный ученик. Потом этот ученик стал наставником моего учителя, и мой учитель убил его. Хочешь знать, что случилось с моим учителем?
– Его убили вы?
Он не гордился этим. Но и горя не показывал, если не считать надписей на стене.
– Все они провинились перед людьми и отшельниками. Приговор им вынесли Дитя и наш глава, но осуществлять его пришлось ученикам отступников. Странно, да? Что всех их постигла одна и та же участь. Наверное, это неизбежно, если берёшь себе ученика, а потом выходишь во Внешний мир.
Ну вот. Ученика он себе уже взял.
– Вы ведь не собираетесь больше выходить во Внешний мир? – спросил Илай.
– С чего ты взял?
– Здесь ваш дом.
– Ну да. Внешний мир отрёкся от меня, а я – от него. Я привык к одиночеству, тишине и тому, что я здесь главный, там же всё наоборот. Но так повелел Мудрец. Отшельники должны служить людям. Это завет, а я не собираюсь становиться отступником, как ты понял.
Илай с трудом представлял, что кто-то сможет управлять этим человеком. Отдавать ему приказы, а он бы в ответ покорно кланялся.
Подойдя ближе, он прочитал верхнее имя.
– Эвер. Так вас зовут?
– А что? Ты задумал что-то трогательное? Хочешь сказать мне, что ни за что не убьёшь своего дорогого мастера? – Прежде чем Илай ответил, он добавил: – Тебе не придётся. Это проклятье закончится на мне.
Жаль. По мере взросления он всё чаще задумывался о том, что хочет его убить.
Прошло три года, но Илай так и не освоился с водокачкой, а камень даже не поцарапал, что уж говорить о высшем мастерстве. Он здесь приспосабливался, а не становился сильнее. Моменты, когда он утолял жажду и наедался досыта, стали невероятно редки, быстро растущее тело требовало большего. Ему приходилось охотиться, тогда как мастер просто отпускал гончую птицу, либо обходил ловушки и собирал пойманных в них животных. Но бывали дни, когда ни его охота, ни ловушки не приносили добычи, тогда Илай начинал коситься в сторону суры и поигрывать ножом.
– Даже думать не смей.
– Всё это бессмысленно, – проворчал Илай раздражённо, кидая нож не глядя. Лезвие вонзилось в землю рядом с птицей, которая оскорблённо заклекотала. – Вы просто не воспринимаете меня всерьёз и держите здесь потехи ради. Когда ещё у вас будет в подчинении знать. Водокачка, камень, водокачка, камень – мои руки так болят, что я никогда в жизни не смогу ничего написать, что говорить о печатях.
– Дышать здешним воздухом, пить эту воду, есть плоть хищников и смотреть на солнце – это часть обучения.
– Жаренная земля. Жаренный воздух. Жареное мясо. Жареная вода. Каждый день одно и то же. Всё, что я делаю – бью камень, как идиот. Я становлюсь лишь тупее.
– Любой отшельник должен обрести гармонию со своим миром. Признаю, тебе это сделать труднее из-за того, что ты слишком долго жил во Внешнем мире, да ещё в качестве наследника рода. Это место тебя только пугает и изматывает, и ты не замечаешь, насколько оно на самом деле идеально.
– Я здесь, чтобы освоить высшее мастерство, – бормотал Илай. Крошить камни руками? Пусть этим хвастаются Калеки. А я должен камни защищать. Да, я должен научиться печатям. А вы заставляете меня страдать ерундой, хотя, как Старец, должны беречь время. А может, вы и не Старец вовсе? Я никогда не видел, чтобы вы пользовались техниками. И держитесь вы в стороне от остальных отшельников. Ведёте себя как чокнутый.
Эвер вздохнул.
– Ты так ничего и не понял. Ладно. Вставай. – У мастера в руках появилась фляга. Фляга Илая. Если бы Эвер отобрал кошель у бедняка, это было бы и вполовину не так подло. В песках чувство собственности обострялось до предела. Жадность была здесь не грехом, а способом выживания. – Сможешь из неё выпить, и я признаю, что я никчёмный учитель. Не сможешь? Признаешь, что ты никчёмный ученик.
Илай набросился на него просто потому, что это было правильно, а не потому, что ему так сказали. Вернуть то, о чём грезил днём и ночью, на чём было сосредоточено всё его существование, что он искал, бродя по пустыне, чувствуя, как кровь высыхает прямо в теле…
Моё!
Раньше Илай отрабатывал удары на камне, и тот, даже неподвижный и безразличный, унижал его и причинял боль. Старец был таким же непробиваемым, но он ещё давал сдачи, уклонялся и дразнил его: Илай слышал, как булькает вода при каждом его движении. В итоге, задыхающийся и вспотевший, он смотрел на то, как мастер, чьё дыхание даже не сбилось, открывает флягу и делает демонстративно большой глоток. Потом выливает оставшуюся воду на голову.
Варварство.
Встряхнув флягой, Эвер улыбнулся, когда услышал тихий всплеск.
– У тебя ещё есть шанс.
Илай пошёл к нему, хрипя и пошатываясь. Споткнувшись, он повалился на песок, и мастер благосклонно кинул флягу рядом с его головой. Казалось, тренировка закончена, но он не торопился уходить.
Положив на флягу разбитую руку, Илай потащил её к себе и вцепился в пробку зубами. Но та не поддалась. Вода плескалась внутри фляги. Он был так ослеплён солнцем и жаждой, что не сразу заметил крошечную, вырезанную в пробке печать, по которой мазнули кровью.
Это всё было бессмысленно изначально.
– Нет, – ответил Эвер, и Илай понял, что сказал это вслух. – Как раз без этой печати всё было бы бессмысленно. Чему, по-твоему, ты тут учишься? Разбивать камни и качать воду?
Да, именно этим он и занимался последние несколько лет.
Придурок.
– На водокачке тоже стоит печать? – спросил Илай.
– Да. – Мастер улыбнулся.
– И на камне?
– Да. – Улыбка стала ещё шире.
Несмотря на то, что он говорил раньше, Эвер сам был тем ещё философом. Он не ставил печати на дом и имущество в нём, но поставил на воду и камень. Вода – символ господина. Камень – защищающего его Старца. Тренируя всё это время силу, Илай забывал о хитрости, присущей их клану.
– Чтобы до тебя дошло, мне пришлось потратить куда больше времени, чем ты думаешь. – Эвер вынул пробку, показывая ему. – Моя жизнь сокращается в тот момент, когда я ставлю печати. Чем больше крови, тем барьер сильнее. Но чем он сильнее, тем слабее становимся мы. Хотя оно того стоило, видел бы ты свою рожу.
Он любил производить эффект. И не любил разжёвывать уроки. От этого терялся вкус победы. Сам смысл обучения.
– Ты чего не пьёшь?
– Я слушаю вас, мастер.
Довольный его вдруг обнаружившейся сообразительностью, Эвер кивнул.
– Надо бы отвести тебя в Долину и показать главе, чтобы он определил тебе срок.
Под сроком подразумевался тот необходимый минимум, который отшельник должен был провести во Внутреннем мире, обучаясь и оттачивая своё мастерство. У всех Старцев он был приблизительно одинаков – тринадцать лет. Если ребёнок был принесён в пустыню младенцем, то у него были все шансы освоить техники к пятнадцати годам, как это и было с Эвером.
Долиной он называл обиталище главы, где помимо него жили отвечающие за новобранцев отшельники, в основном женщины, и сами дети. Это было небольшое поселение в самом сердце пустыне, до которого не смог бы добраться непосвящённый человек. И из которого невозможно было сбежать…
По мере приближения к Долине Илай стал замечать в песках странные кости. Белые, крупные, никогда не встречавшиеся ему – охотнику – ранее. Когда он увидел череп и понял, чьи это останки, то почувствовал озноб. Он взглянул на мастера, но тот смотрел лишь вперёд, кажется, ничего не замечая. Над его головой низко летела птица, закрывая крыльями от солнца. Обмахиваемый опахалом вельможа на прогулке, заскучавший от вида своего сада. И чем глубже они заходили в «сад», тем свежее становились «цветы», и тем беспокойнее вела себя сура. Когда хищница, хлопнув крыльями, устремилась вперёд, Илай побежал за ней. Суры не были падальщиками, а значит, она почуяла свежее мясо.
Это была девочка, его ровесница, лет двенадцать не больше, но её волосы уже начали седеть. Она лежала лицом вниз, почти занесённая песком. Из её лёгких вырывался болезненный хрип. Осторожно перевернув её и поддерживая голову, Илай выдернул пробку из фляги и поднёс к её рту. Но мастер остановил его, перехватив руку.
– Это яд.
– Что?
– Она умирает не от жажды, а от яда. – Отпустив его запястье, Эвер наклонился и поднял бутыль из тыквы, которая была прикреплена к её поясу. – Видишь? Почти полная. А теперь на неё посмотри.
Липкий пот. Отёчность. Бледное лицо приобрело синий оттенок. Глаза закатились.
– Отнесём её в Долину. У них точно есть противоядие. – Илай поднял её на руки, удивляясь тому, с какой лёгкостью ему это удалось.
– Почему нет? Это будет хорошей тренировкой и просто отличным уроком для тебя.
Даже в такой ситуации Эвер думал только о прогрессе в его обучении? Может, из него вышел не такой уж и плохой учитель.
– Плевать на тренировки! Разве вам не хочется её спасти? Она же одна из вас! – вскричал Илай.
– Как, думаешь, она тут оказалась? Она сбежала оттуда, куда ты её собрался вернуть. Она умрёт уже через час. Ты всё равно не успеешь.
– Сбежала… – повторил глухо Илай.
– Есть дети, которые не выдерживают тренировки физически, есть те, которые не выдерживают ментально. Вообще-то, чаще всего первые – это девочки, а вторые – мальчики. Поэтому, согласен, довольно странно видеть её здесь, да ещё и одну. Девчонки если сбегают, то по двое, по трое.
– Мастер! – рявкнул Илай.
– Не смотри на меня так. Если кто и виноват в её смерти, то это ты.
– Я?!
– Ты или тебе подобные, – махнул он рукой, не видя разницы. – Те, кто прожил во Внешнем мире достаточно долго, чтобы накопить воспоминания. Когда такие дети появляются в песках, они начинают болтать всякое. Истории о Внешнем мире по понятным причинам сироты обожают. А потом наставники им говорят, что да, Внешний мир намного больше пустыни, а для них это звучит так, будто пустыня крошечная. Девчонка могла идти следом за Старцами, отправившимися в святилище, но отстала. Укусили её недавно.
– Но ведь… ведь есть какой-то способ. Наверняка существует печать, которая может остановить распространение яда?
– Если так хочешь ей помочь, не давай ей и дальше мучиться, – посоветовал Эвер.
Илай знал, на что он намекал, и настойчиво качнул головой.
– Как знаешь, – бросил безразлично учитель.
– Стойте! Почему вы сами не сделаете этого?
– Ха?
– Вы сами! Печатью. Безболезненно.
– Ты смеёшься? Смертельная печать дорого мне обойдётся. Тратить свою жизнь на то, чтобы ускорить неизбежное? На предательницу клана?
– Она не предательница. Наоборот, это её предали! Что если её родители остались там? Её настоящие братья и сёстры? Разве она виновата в том, что хочет к ним вернуться?
– Ну, раз ты её так понимаешь, вот сам и подари ей безболезненную смерть.
– Я не умею!
– Нож у тебя с собой. Чего смотришь? Как будто никогда не забивал животных.
– Это другое!
– Потому что это человек? Ребёнок? Тебе придётся убивать самых разных людей и вовсе не из милосердия. У тебя это на роду написано, ты же сын военачальника, ты унаследовал титул убийцы от отца. Если не я, то твои наставники тебя бы научили этому. У них, конечно, было бы время и хорошо подвешенные языки, чтобы тебя упрашивать, а мне уже надоело тут торчать.
Смотря в спину мастера, Илай сделал шаг. Потом посмотрел на тело в своих руках. Её дрожь – не агония, но уже её предвестница. Мягко опустив умирающую на песок, Илай вытащил нож и приставил лезвие к её груди. Он замахнулся и пробил грудину без особых усилий. Физических. Вытащив лезвие рывком, он принялся раскапывать песок руками.
– Зверьё раскопает могилу уже этой ночью. Твоё воспитание не смеет отбирать пищу у других – таковы здешние правила, – сказал Эвер, когда он его догнал, и Илай спросил:
– Вы убили своего учителя-предателя-клана безболезненно? И потом похоронили его?
Мастер промолчал и не проронил ни слова до самой Долины. Илай же растерял последний энтузиазм. Он понял, что ему вообще не стоило там появляться: он слишком отличался от остальных и боялся ляпнуть что-нибудь невпопад. Малышня окружила его сразу, с радостью приветствуя разноцветного незнакомца в своём чёрно-белом мире, дети постарше наблюдали за ними со стороны.
– Братик, ты такой большой. Я помещаюсь в твоей тени.
– А почему твои волосы до сих пор не побелели?
– У тебя глаза морские.
– Море существует?
– Ты пришёл обучаться у дедули?
«Дедулей» малышня называла главу клана, который был бы бабулей, доживи эта женщина до преклонного возраста. Она брила голову, говорила хриплым голосом и носила одежду, которая полностью маскировала те женские признаки её фигуры, которые не до конца замаскировало крайнее истощение. Мастер называл её «господин». По их разговору Илай понял, что они переписывались всё то время, что он провёл в пустыне.
– Ты обучен каллиграфическому письму, это хорошо, – обратился к нему Господин. Они сидели возле дома, у которого над землёй торчала лишь крыша. – Язык Старцев первобытен и нем, в нём нет букв, только символы. Но его простота обманчива. То, что не могут описать самые ёмкие, звучные, красивые слова, легко умещается в эти знаки. В печатях даже есть своя красота, хотя наш язык не допускает двусмысленности, свойственной поэзии. – Господин чертил на песке «алфавит». – Есть базовые печати, но каждый Старец совершенствует их по-своему. Однажды ты научишься составлять свои собственные. Одни могут убивать, другие – защищать, но все они требуют нашей крови. Ты будешь мешать её с чернилами. В зависимости от того, добавишь ли ты каплю крови в чернила, или каплю чернил в кровь, твоя печать будет слабее или сильнее.
За эти четыре года Илаю впервые дали внятное объяснение тому, что касается их техник.
– Кровь у всех Старцев разная по силе? – спросил он.
– Почему ты спрашиваешь? – улыбнулся Господин.
– Мне нужно снять печать поставленную другим отшельником. Я смогу смыть её своей кровью?
– Снять чужую печать невозможно. – Глава взглянул на Эвера, обо всём догадавшись. – Но ты можешь побить её своей печатью. Если у тебя слабая кровь, то ты можешь составить сложную, большую печать и противопоставить её технике противника. Но послушай: агрессивные методы Эвера не должны убедить тебя в том, что Старцы напропалую враждуют между собой.
Не только агрессивные методы, но и генеалогическое древо Илая именно в этом и убедило.
– Мы одна семья, – добавил Господин. – Нас вынуждают сражаться друг с другом крайние и очень печальные обстоятельства. Зачастую эти сражения заканчиваются трагически для обоих отшельников, потому что печать, способная убить другого Старца – очень сложная и опасная техника, которая обязательно ударит рикошетом по хозяину. Если не убьёт, то сократит остаток жизни больше чем наполовину. Использовать её можно лишь с разрешения Главы и Дитя.
Илай подумал, что сегодня бы она ему пригодилась. Сегодня и никогда больше.
