Текст книги "Цветок забвения (СИ)"
Автор книги: Явь Мари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
– Уйдя во Внешний мир, Эвер скитался в поисках лучшего хозяина. В отличие от тебя он потратил на это не один год… Ха, такой ответственный.
– Откуда знаешь?
– Из его переписки с вашим бывшим главой, которую мне любезно предоставил нынешний глава. Их общение прервалось прежде, чем стало известно, кому служит Эвер… А не так давно мне доложили о походе отшельников на Восток, что само по себе удивительно. Мы не выходим во Внешний мир группами. Это ещё больше настораживает, когда касается Калек.
– Восток и Калеки не касаются тебя. И при чём тут мой мастер?
– Твой мастер к ним присоединился, – ответило Дитя, и Илай покачал головой, не веря. – Да. Он служит их предводителю. Скажу больше, он обучает его техникам Старцев.
А вот это уже слишком.
– Присоединился к Калекам? – переспросил Илай. – Он их презирал, как и все мы. А Эвер был лучшим из нас, поэтому точно знал, что выбирать господина можно из обычных людей. Вряд ли он разочаровался в них настолько, что в итоге преклонился перед Калекой. Нет, не найдя себе хозяина, он бы просто вернулся обратно в пески. А что касается обучения высшему мастерству вне Внутреннего мира? Да ещё другого отшельника? Это просто бред.
– Да, представляю, как это звучит. Не будь я Дитя, ты бы мне не поверил.
– Я тебе и так не верю.
– Как бы там ни было, глава уже направил тебе приказ о его устранении, я уверен. Но придёт он только через несколько дней. К этому моменту может быть уже слишком поздно.
– Поздно для чего? Убить своего мастера?
– Он отступник, Илай. Он предал ваш клан, предпочтя служить вашим извечным врагам. Он учит вашим техникам чужака. Зачем? Что выйдет, если отшельник освоит мастерство двух кланов? Не почувствует ли он себя богом? Не задумает ли он подчинить своей воле все миры? Или даже Внешний мир? – Дитя говорило проникновенно и чертовски убедительно, но Илай принял это за действие его техники. Дети были мастерами в промывке мозгов.
– Мне нужны доказательства или приказ от главы.
– Я – твоё доказательство. Разве то, что я сам сюда приехал, ни о чём тебе не говорит?
– Говорит, ещё бы. Из-за тебя погибла моя мать, а отец никак не сдохнет. А теперь ты требуешь прикончить человека, который стал мне семьёй взамен той, которой ты меня лишил? – Илай мрачно усмехнулся. – Прости, может, для кого-то ты и авторитет, но не для меня.
Маленький отшельник и так это знал, поэтому не стал корчить из себя оскорблённую невинность.
– Этой ночью мне приснился страх, – сказал ребёнок, беря в руки нож для конвертов. – Знаешь, мы ведь не видим сны так, как обычные люди. Мы просто становимся более восприимчивы к этому миру. И сейчас встревожен не только я. Все Дети. Что-то грядёт, и твой мастер участвует в этом. По закону его должен остановить именно ты.
Надрезав кончик пальца, Дитя накапало крови в чернильницу. Эта жертвенность и была лучшим доказательством правдивости его слов. Проливать кровь – свою или чужую Детям было запрещено.
– Что ты делаешь? Думаешь, если напишешь приказ собственной кровью, то я ему подчинюсь?
– Нет. Эти чернила нужны не мне, а тебе. Это усилит твою печать. Прости, но твоих собственных сил может не хватить, чтобы убить бойца, которым стал Эвер. Твоя сущность истощена, ты умираешь, а он на самом пике своего мастерства. – Соскочив со стола, ребёнок протянул ему чернильницу. – Это поможет тебе не только победить, но и найти его. Ты узнаешь, когда Старец появится поблизости.
А. Знаменитая способность Детей чувствовать чужие сущности.
– Но, думаю, тебя это всё же не спасёт, – добавил гость на выходе. – Будь готов к тому, что назад ты уже не вернёшься, так что… Ох, разберись со своими делами здесь прежде, чем отправляться в путь.
Дверь за ним закрылась, а Илай так и остался стоять посреди комнаты.
Разобраться со своими делами? Для начала ему нужно было разобраться с тем, что он только что услышал. Такого бардака в его голове давно уже никто не устраивал.
Но его сосредоточенные размышления прервала Ями, которая подслушала и этот разговор. Снова запрыгнув на него, она просила его не умирать и не снимать печать.
К чёрту. Собственная смерть его вообще не беспокоила на фоне того, во что ввязался Эвер. Хотя Илай отказывался верить в это, даже когда получил официальный приказ. Но «дела» в порядок он всё же привёл, убрав из дома все следы своего присутствия. Что же касается клейма Ями, он собирался его стереть, но девчонка сбежала в день его отъезда.
Тянуть время дальше было нельзя. Илай выбрал самый короткий путь через море. Он был окружён пустыней из воды несколько недель. Романтику путешествия нарушали лишь мрачные мысли и блюющие пассажиры. После качки к твёрдой земле пришлось заново привыкать, так что люди в порту узнали, как выглядит пьяный Старец.
Восток показался Илаю изобильным и приветливым. Всё вокруг пестрело, наливалось, сочилось и благоухало. В отличие от юга женщины здесь не прятали лиц и смеялись чаще, чем плакали. Илай никогда не интересовался прошлым Руи, но, очевидно, её забрали отсюда. Не с гор, конечно. Когда Илай только начал к ним подбираться, он понял, что это место недосягаемо для простых смертных вовсе не из-за святости. Кое-что более материальное мешало любопытным потревожить покой Ясноликих Дев.
Сами горы, да. Даже пустыня не так велика, а море не так глубоко, как они вширь и в высоту. Где-то пологие, покрытые лесом, как зелёным мехом. Где-то скалистые, ощерившиеся.
Столько камня не могло не вызвать у него восторга. Их нельзя было не то что сокрушить, даже покорить. Чтобы забраться на вершину, нужно быть либо очень лёгким, либо чертовски выносливым.
И ведь это лишь первый из рубежей защиты.
Мифи.
Животные, которые обитали на границе поднебесья, славились своей силой и жестокостью, что, однако, не отпугивало охотников. Говорят, они их так избаловали, что мифи теперь не признавали ничего кроме человечьего мяса. Интересно, сочтут ли они съедобным Старца? Не в том смысле, что Илай собирался туда соваться, а в том, что там уже был его учитель.
Он понял это, когда подобрался к подножью. Печать обостряла его восприятие, но чувствовать Илай мог лишь родственную сущность, его «внутренний компас» не реагировал на Дев. Или Калек, которые там тоже были, судя по следам.
Это не беспокоило его. Только заинтересовало, потому что он никогда не слышал о межклановых разборках. Но вмешиваться в них? Пытаться предотвратить? Даже чувствительные Дети не стали бы в это лезть, хотя у них было куда больше шансов остановить Калек. Они могли прибегнуть к помощи армий своих королей. Но пока это не касалось Внешнего мира, они не имели права приплетать к конфликту обычных людей.
Направив лошадь к поросшему лесом горному склону, Илай в итоге наткнулся на святилище, в котором, однако, никого не оказалось. Наверное, жрицы сбежали, заметив мужчин.
Зайдя же внутрь, он понял, что там давно никто не жил. Но подношения всё ещё приносили. Зеркальца, гребни, нитки, ткани и прочую женскую ерунду. Он бы сказал, что им сейчас больше пригодились бы стрелы и кинжалы, но нет, когда дело касается Калек, любое оружие приравнивалось к булавке.
Наверное, это в равной мере относилось и к казни, которую ему поручили.
Илай огляделся.
Худшие обстоятельства для встречи, но он всё равно был рад увидеться с мастером. Сидя в святилище, он даже чувствовал что-то вроде нетерпения. У него не было достойных противников до этого. Подчиняясь Маяру, именно об этом он жалел больше всего: он никогда не сражался на пределе своих сил, не сдерживаясь, превозмогая, отстаивая звание отшельника. И ведь он даже собирался умереть, так и не узнав, на что способен, а просто вконец ослабев.
Погибнуть же в сражении с самым опытным из Старцев почётно. Возможно даже, это сделает ему честь достаточную, чтобы искупить бесчестье последних лет.
Когда его ладони зажгло, Илай не сразу сообразил, что это не предвкушение. Обернувшись на ворота Внутреннего мира, противоположные тем, в которые он сам вошёл, Илай прислушался. У него не было никакого конкретного плана, но он уж точно не ожидал, что Эвер сам к нему придёт. Буквально ввалится в святилище, появившись из гущи леса. И выглядел он намного лучше, чем должен выглядеть мужчина, спустившийся с этих гор – при том, что Илай вряд ли бы его узнал без печати.
Его изменил не возраст, а совершенно дикое выражение лица, покрытое маской застывшей крови. Чужой крови. Сам Эвер не был ранен, но при этом вёл себя так, словно его пытали. Его трясло, а то, что Илай сначала принял за сбившееся от бега дыхание, на самом деле было… рыданием.
Что так могло впечатлить человека, который ещё десять лет назад хладнокровно наблюдал за агонией ребёнка? Эвер был поглощён собственными переживаниями настолько, что заметил постороннего, лишь когда Илай подошёл и присел прямо перед ним. И «заметил» – сильно сказано. Мужик принял его за галлюцинацию, похоже.
– Я не трогал их! – выдал Эвер, сочтя его божеством, живущим в святилище. В том, что оно приняло вид его ученика, была своя логика. – Не трогал! Я вообще до последнего думал, что Он это не всерьёз. Что ему просто любопытно. Всем нам было любопытно, ещё бы! А кто бы отказался, будь на моём месте? Нас называли неуязвимыми, сильнейшими, но стать такими по-настоящему мы могли лишь одним способом. Взглянуть на Деву – лучшее испытание для мужчины, да? Никто не верил, что Он, в самом деле, убьёт их.
Что за чёрт?
Несмотря на внешний вид мастера и предсказание Дитя, Илаю было трудно в это поверить. Один из великих кланов уничтожен? То, что он почувствовал, было не страхом, а замешательством. Пониманием того, как сильно это напугает остальных. Пусть отшельники разных миров не ладили друг с другом, в особенности Калеки и Девы, и это знали все, их существование было необходимым условием вселенской гармонии.
Как бы там ни было, его это не должно было волновать даже в такой, незначительной степени. И Эвера тоже. Он раскаивался не в том, в чём должен был. Пусть они и находились в святилище Дев, но Илай, как Старец, хотел бы выслушать совсем другую исповедь.
– Зачем ты вообще связался с Калеками? – спросил он. – Ты говорил, что будешь служить достойнейшему. Из-за того, что это было так важно для тебя, мне было вдвойне труднее защищать Маяра. Я думал, что тебя хозяин никогда не заставит использовать своё мастерство против женщин.
– Хозяин? – нахмурился Эвер. – Нет. Я – его мастер.
– Это ещё хуже.
– Я тоже так думал. Не верил, что из этого что-то выйдет. Когда Датэ предложил обучать его, я согласился просто потому, что не хотел умирать.
– Он угрожал тебе?
– Нет, совсем наоборот. – Эвер замотал головой. – Я сам пришёл к Калекам, желая вызвать лучшего из них на поединок. Это единственное, что мне оставалось после тысячи дней скитаний по Внешнему миру. Искать себе господина было уже слишком поздно, я мог лишь умереть на своих условиях.
– Так чего же не умер? Разве быть казнённым лучше? Какого чёрта, ты поступаешь так же, как твой собственный мастер?
– Мой мастер был слабаком, – ответил Эвер, кажется, начиная понемногу приходить в себя. – Когда я явился за ним, он даже сопротивляться не стал. До сих пор не могу простить ему того, что он так жалко сдох. Хуже не придумаешь… После этого я дал себе слово разорвать этот порочный круг. Я положу конец этому проклятью. Так что тебе меня не убить. Ты ведь для этого сюда притащился?
Пытаясь разорвать порочный круг, Эвер наоборот повысил шансы быть казнённым в два раза – по числу брошенных учеников. Хотя Илай отказывался признавать в Калеке собрата. Это личное дело Старцев. Это его долг, перекладывать который на плечи чужака означало опозорить клан ещё сильнее.
Поэтому вместо ответа Илай ударил его.
Кулак в перчатке, на которой была нарисована печать, врезался в лицо Эвера, и он не успел уклониться. Удар повалил его на спину, и мужчина замер, прислушиваясь к себе. Боль и кровотечение были сильными, но уж точно не смертельными. Ухмыляясь окровавленным ртом, Эвер прохрипел:
– Последние пять лет я оттачивал навыки рукопашного боя с Калеками. Судя по всему, к тренировкам они относятся куда серьёзнее, чем ты к этой «казни». Кто тебе её вообще поручил? Дитя? Разве оно не видело, что ты уже ни на что не годен? Отвратительный удар, а печать – ещё хуже! Кто смеет осуждать меня за то, что после такого ученика, я решил найти себе нового среди Калек?
В прошлом он бы повёлся на провокацию, теперь же Илай, выпрямившись, устало заметил:
– Похоже, ты тренировался не только с Калеками, но и с Девами. Такой разговорчивый.
А вот Эвер на провокацию повёлся. С некоторых пор он очень остро реагировал на любое упоминание о Девах. А то, что сражаться приходилось в их святилище, нервировало ещё сильнее. Он хотел поскорее отсюда убраться.
Дошло до того, что в пылу битвы Эвер схватил острую шпильку с жертвенника и метнул её, целя Илаю в лицо.
– Кажется, я был прав.
– Заткнись!
Эвер хотел показать, что воспринимает его всерьёз, и что его самого тоже, чёрт возьми, нельзя недооценивать. Прожив в снегах пять лет, он, конечно, техниками Калек не овладел, но зато свои собственные довёл до совершенства.
Однако в этом бою у Эвера почему-то всё равно не было ощущения превосходства, даже просто контроля. Илай оставался спокойным, хотя понимал, что его удары бесполезны. Но продолжал атаковать с необъяснимым упорством. Это не было наивностью, но выглядело именно так, и Эвер, потеряв терпение, решил положить конец этой игре одним ударом.
На рисование времени не было, поэтому пришлось подбирать очередную острую вещицу. Прежде чем Илай снова прокомментирует его тягу к женским безделицам, Эвер рассёк кожу на правой ладони. Он сложил из рубцов смертельную печать. Её простота компенсировалась силой крови, всей крови, что была в его теле.
Тяжело дыша, Эвер продемонстрировал окровавленную руку. Их дуэль только начиналась, и то, что Илай не мешал ему ставить клеймо, означало, что он именно этого и добивался. Такой раздражающе самоуверенный. Возвращение в дом отца распустило его, выветрило из головы все жестокие уроки. Пусть Илай и вырос крупнее своего мастера, стал силён и быстр, как показала разминка, но в техниках печатей ученику никогда его не превзойти.
Сжав руку в кулак, Эвер напал. Но вместо того, чтобы уклониться, Илай поймал его кулак своей ладонью. Атака была так сильна, что стёрла печать с его перчатки, кровавые символы осыпалась пылью. Раздался треск ломающихся костей.
Эвер ухмыльнулся. Через боль. Пульсирующую, жгучую, нарастающую… Он пытался отыскать в лице напротив признаки ещё большего страдания. Агонии, быть может.
Ничего.
Эвер отшатнулся, его сломанная рука повисла вдоль тела.
– Что… что ты сделал?..
– Когда я ударил тебя первый раз, – заговорил Илай, – печать была прямо перед твоим лицом, ты должен был её рассмотреть.
Он показал ему другую, левую руку, демонстрируя символы на перчатке.
– Барьер? – Эвер прищурился. – Это же обычная… защитная… печать.
– Да. Похожие ты ставил на камень и водокачку.
– Ты решил защитить свои руки? Ты что, в самом деле, верил, что сможешь убить меня, просто укрепив своё тело? Побоялся ставить смертельную печать, потому что знал, что она тебя самого прикончит? Или ты просто усвоил лишь урок с камнем и водокачкой? На большее ты не способен?!
– У меня, действительно, нет такого опыта в создании проклятых печатей, как у тебя. Защитными я пользовался гораздо чаще.
– Но и они у тебя никуда не годятся! – заявил Эвер, хотя его сломанная рука это опровергала.
– Похоже на то, ведь я защищал не свои руки. А тебя. – Прежде чем Эвер спросит, какого чёрта это значит, Илай сказал: – Я здесь тоже ради испытания. Ты считаешь, что для этого нужно глазеть на Дев, но, на самом деле, лучшее испытание для мужчины – сразиться со своим мастером. Знаю, твой наставник тебя этого лишил, поэтому ты презираешь его и ищешь образец силы. Может, ты нашёл его в том Калеке, но убьёт тебя не он.
Он снял испачканные кровью перчатки, потом рубашку, показывая печать, которую приготовил к этой встрече: сложную, покрывавшую половину его тела, сулящую не просто смерть, а полное уничтожение.
– Защитная печать сдерживала действие этой, – пояснил Илай. – Я понятия не имел, насколько сильным человеком ты стал, поэтому совершенствовал технику как только возможно. Но я перестарался. Она способна убить простым прикосновением даже через перчатки. Я поплатился лошадью за собственную беспечность. Пришлось покупать новую.
Низко опустив голову, Эвер рассмеялся.
Он сломал руку о барьер? Это было так же нелепо, как если бы его победили мечом, не вынимая лезвия из ножен. Всё указывало на то, что с самим оружием ему точно не справиться. Эта печать была… идеальна. Чистое безумие наносить что-то подобное прямиком на своё тело, но Илай был готов к последствиям. Безупречный Старец, предан хозяину, каким бы ублюдком тот ни был, но отрекался от мастера, с которого раньше брал пример. А теперь, когда Эвер был особенно прав, парень не хотел признавать это.
– Ты такой же… такой же, как мой мастер. Вы оба сильны и талантливы, но всё равно согласились сдохнуть по чужой указке. Почему? – спросил Эвер. – Речь даже не о страхе. Неужели ты не понимаешь, как это несправедливо? Наше собственное мастерство убивает нас! А если не оно, то наши собственные собратья! Вот какое проклятье я на самом деле хочу разорвать! Проклятье непременной смерти Старцев от самих же себя! Что за чёртов абсурд? Разве это не мы должны быть долгожителями? Девы ни черта не делают для людей и других отшельников, но живут в самом изобильном из миров веками. Веками! Я… я не хотел их убивать, хотя с тем, что они должны пережить меня, я тоже не согласен!
– Твоя мечта исполнилась. Ты пережил их всех.
– Не смей обвинять меня, ты здесь не для этого! Тебя сюда прислали, чтобы ты разделил мою участь! Ты умрёшь вместе с отступником! Как отступник! Ради такого конца ты служил им всё это время, переступая через себя?! Это, по-твоему, справедливо? Моё «отступничество» – ерунда, по сравнению с тем, что делают Старцы и Калеки, исполняя свои заветы! Убийства, пытки, показательные казни! А я всего лишь хотел жить! – Он указал на ворота, из которых появился. – Датэ сказал, что Девы могли бы продлевать жизни других отшельников, так же как Дети – жизни людей! Это бы им ничего не стоило! Они – фильтры природной энергии, они не постареют и не ослабеют, если поделятся с нами тем, что у них и так в избытке!
– Какая теперь разница? Они уже мертвы.
– Хватит это повторять! Я лучше тебя знаю это! – Эвер тяжело задышал. – Да, они мертвы… Они, а не я. Я должен жить. Теперь тем более. Иначе всё это было абсолютно бессмысленным.
Его взгляд зацепился за лежащую на полу перчатку. Левую, ту, на которой осталась печать, подавляющая действие смертельной техники. Какое совпадение, у него как раз цела именно левая рука. Если он будет достаточно быстр, то сможет надеть перчатку, и тогда у него появится шанс… нет, не победить, а сбежать.
– Говоришь, у тебя лошадь есть?
* * *
Вряд ли Эвер, в самом деле, верил, что это сработает. Бедняга повидал слишком много фантастического за этот день, раз решил, что сможет противостоять ему его же печатью.
Илай вышел из святилища, весь покрытый кровью: результат не долгого избиения, а одного единственного удара. Для Эвера всё закончилось мгновенно. Илай же обречён был пройти через все «прелести» предсмертных мук. Он понимал, что умирает, теперь уже совершенно точно, но его тело, приученное выживать, отказывалось сдаваться.
Он пошёл прочь от храма: два Старца, умерших в святилище Девы – это уже слишком. Хотя какая разница? Он никогда не оказывал Ясноликим почёт, а теперь в этом вообще не было смысла: его трогательный жест самим Девам уже не оценить. Само по себе плохо, что он обречен погибнуть с ними в один день. Так ещё и в одном месте?
Нет уж…
К тому же, Илаю стало важно узнать, сколько шагов он сделает, прежде чем упадёт. Когда же это случилось, он пополз, но уже не из-за чистого упрямства, а потому что услышал шум. Неподалёку от святилища текла горная река. Он подумал, что хочет умереть там, в объятьях божества, которому поклоняются Старцы. Его зрение, лёгкие и сердце начали отказывать так же, как и ноги, но он продолжал ползти пока не почувствовал брызги на лице и влажные камни под ладонями. Подтянув тело в последний раз, он лёг на мелководье.
Вода и камень. Идеальное сочетание.
В кои-то веки чувствуя умиротворение, он полностью расслабился. Ледяной поток быстро выгонял тепло из его тела, но на фоне предсмертных спазмов это было настоящим наслаждением. Какое-то время… А потом Илай понял, что холод мешает сильнее, чем боль. Конечности немели, мышцы сводило судорогой, сердце, яростно стуча, упрямо разгоняло жар по телу.
Это так отличалось от его понимания агонии, что Илай открыл глаза… и понял, что его зрение вернулось. То, что он чётко видел, уже само по себе показалось невероятным. Но то, что именно он увидел, впечатлило его куда сильнее.
Женщина?
Нет, он видел женщин раньше. Лучших из них. В гареме Маяра были собраны прелестницы исключительной красоты, если верить реакции его солдат, слуг и гостей. Но сам Илай никогда не чувствовал в себе желание даже просто задержать на них взгляд.
Божество воды?
Она лежала совсем близко, на камнях, от чего её тело казалось таким нежным, гладким и сияющим. Её голова была повёрнута к нему, но глаза закрыты. Её невероятно длинные тёмные волосы разметались вокруг.
Ещё мгновение назад всё в нём было занято осознанием собственной смерти, а теперь Илай потянулся к ней, желая чего-то, что было важнее спасения. Он был так сосредоточен на ней, что не сразу вспомнил о печати, покрывавшей его руки. Заметив символы, Илай начал сосредоточенно их оттирать, пока на ладонях и груди не осталось чернил. Откуда-то взялись силы на это. И на то, чтобы подобраться к ней.
Это было чудом, но он не потратил на размышления о собственном исцелении ни секунды. Ему нужно было прикоснуться к ней. Он даже не думал в тот момент, что это может быть неправильным. Она была водой, созданной, чтобы насыщать его. Вода не могла упрекать его за жажду. Вода не смела его отвергать.
Илай поднял её… и едва удержал в руках, потому что она была просто невероятно лёгкой и гибкой. Буквально выскальзывала из рук.
Прижав женщину к себе, Илай вынес её на берег. Она была холодной, но мёртвой не выглядела. Он не заметил никаких следов на её теле, ни одного синяка. Опустив её на траву, Илай осмотрел её внимательнее и ощупал. Переломов нет, суставы на месте. Сердцебиения и дыхания он не слышал, но рядом шумела река. Илай впервые в жизни допустил кощунственную мысль, что вода мешает ему…
Он лёг рядом и придвинулся к женщине вплотную, обхватив руками, буквально окружив своим телом. До этого самого момента им руководили беспокойство и интерес. Жадность, но не похоть. В её красоте не было ничего эротического, а в его мыслях – ничего развратного. Прижавшись к ней, Илай отдавал своё тепло, чувствуя, как в него самого вливается её сила. Его пульс выровнялся, дыхание стало глубоким, насыщая каждую клетку крови чистейшей силой. Он впервые так остро почувствовал своё тело. То, насколько оно живое.
Но потом что-то пошло не так, потому что в нем ожило даже то, что не должно было оживать ни при каких обстоятельствах. Чье бессилие было необходимым условием его собственной силы. Неотъемлемой частью его сущности.
Изменения в своём теле Илай заметил не сразу. Блаженство, которое становилось всё невыносимее, он принял за последствия исцеления. На фоне всего случившегося именно так и должно ощущаться внезапное спасение. Высшее физическое наслаждение. Внутри стало горячо, и этот жар был ему совершенно незнаком. Руки, которыми он осторожно растирал женское тело, теперь требовали, искали, потому что инстинкты подсказывали ему, что это не всё – не всё, что она может ему дать. Он может стать ещё сильнее и ему может быть ещё приятнее.
Илай потёрся об неё, используя уже не только руки, а всё тело. Не для того, чтобы согреть её и не чтобы согреться самому. Он не мог сопротивляться необъяснимому стремлению прижаться теснее, слиться, утонуть в ней. То, что он чувствовал, не могло быть неправильным, пусть даже острее всего это проявлялась там, где… чёрт, где он ничего не должен чувствовать!
Отпрянув, Илай принялся ощупывать себя, словно теперь нуждался в спасении от этого спасения. Сердце бешено колотилось. И оно было не единственным, что дико пульсировало. Надавив на грудь одной рукой, а другой обхватив себя между ног, Илай уставился на распростёртую перед ним женщину.
Дева!
То, что сказал ему мастер, было правдой лишь частично. Ясноликие, действительно, способны делиться жизненной силой с другими отшельниками. А вот то, что они все погибли – ложь. Одна из них прыгнула в реку, спасаясь, и поток вынес её к святилищу. Но почему она голая? Неужели в их мире не существует понятия стыда? Хотя чего им стыдиться…
Илай огляделся. Если бы её нашёл кто-то другой… если бы это был мужчина, он бы точно не стал себя сдерживать. Раз Дева способна так влиять на Старца, чья выдержка несокрушима, обычный человек потерял бы самообладание при одном взгляде на неё. А если бы её увидел Калека?
Только теперь Илай понял, насколько верным было держать их в изоляции от остального мира. А их способности? Идеальны. На это лицо и тело хотелось смотреть, но стоит ей самой посмотреть на него, и он умрёт.
Какого цвета её глаза?
Бессмысленные мелочи, на которые он раньше не обращал внимания, вдруг стали такими важными. Превратились в паранойю. В какой-то момент, он подумал, что, в самом деле, готов умереть, чтобы узнать это…
Илай ударил сам себя в лицо, собрав в кулаке всю новообретённую силу. Находиться рядом с ней, не утрачивая разум, похоже, можно было лишь при этом условии. Дикая боль. В ином случае ты испытывал дикую похоть.
Грёбаные Калеки, похоже, халтурили в самобичевании, раз всё-таки притащились сюда за более острыми ощущениями.
Вернувшись к реке, Илай смыл кровь и окончательно пришёл в себя. Хорошо, пока он не смотрит на неё, то может трезво мыслить. Даже додумался до побега. Да, надо было торопиться. Датэ, как его назвал Эвер, уже должен был обнаружить пропажу мастера. Появись он здесь, увидь Деву, первого ученика Эвера и останки его самого в святилище, то ситуация примет по-настоящему скверный оборот.
Хотя Илай понимал, что встреча с ним неизбежна – но не сейчас. Пока он должен придумать, что делать с Девой. Последней из них.
