Текст книги "Цветок забвения (СИ)"
Автор книги: Явь Мари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
Продолжая разговор об изъянах? Мои волосы похвалили лишь однажды, когда я обрезала их почти под корень. Сейчас они были заплетены в простую косу, которая доставала почти до ягодиц. Топорная мужская работа.
Распуская её, я вспомнила, как другие, умелые руки мастерили причёски из моих недостойных такого старания волос, украшая их цветами в счастливое время Песни и Танца.
Пропустив пальцы сквозь густую копну, я придирчиво себя осмотрела. За исключением этих недостатков, я была истиной Девой. А значит, дело в золоте.
Повернувшись к мужчине, я поняла, что всё это время он наблюдал за мной. Казалось, смотреть на меня тайком привычно для него. Он делал это на протяжении десяти лет. Но, в то же время, стоило мне взглянуть на него, и он торопился отвернуться.
– Встань на колени, Старик, – приказала я мягко. Он даже не подумал. – Не сопротивляйся. Твоя гордость ничего не значит для меня. Твоя сила ничего не значила для Девы, даже когда принадлежала первому из вас. Признай это, склонись.
Я уловила напряжение в его лице. Он нахмурился и стиснул челюсти, и я подошла ближе, снимая на ходу цепочки, кольца и браслеты. Мужчина следил за тем, как украшения со звоном падают на пол.
– Да-да, там твоё место. Ты падёшь, как и это твоё золото, ценность которого ты преувеличиваешь так же, как и собственную силу. – Я кинула ему под ноги последнее кольцо, приближаясь почти вплотную. Он был очень высоким. Он возвышался надо мной. – Встань на колени и почитай меня. Может быть тогда, я тебя помилую.
Его взгляд скользнул по моему телу, сверху вниз, и остановился между ног. Его почтительность, вернее, само то, что он вообще знает, что это такое, вызывало сомнение. Но стоило мне собрать силы для нового удара, как его колени подогнулись, и он наклонился.
ГЛАВА 2
Илай хотел встать на колени ещё до того, как от него это потребовали. Потому что такова была сущность Девы. Очевидно, отшельник чувствовал это даже острее, чем обычный мужчина. Поэтому, как только она вылезла из ящика как самая искусная танцовщица, он понял, что пропал. Он готов был выразить ей почтение. И не только потому, что весь её гордый вид призывал к этому, а потому что он был ей обязан слишком многим.
Вот только сейчас это не добавило бы ему чести. Его вид совсем не подходил ситуации. В грязной комнате, обдолбаный и с шлюхой у бёдер… Что сказать: он представлял момент их официального знакомства иначе.
Илай собирался сделать всё идеально, он готовился к этому «десять грёбаных лет» – достаточно для Старца, который не должен был дожить и до тридцати. Но, желая показать себя с лучшей стороны, он в итоге показал себя таким, какой он есть – "убийца, мародёр и из-вра-ще-нец".
Хотя кто бы говорил. Если бы он не выпроводил ту шлюху, она бы трахнула ещё и другой его «меч», при том что явно подобным не увлекалась. Будучи профессионалкой, она краснела, как девственница. Тогда как сама Дева удивительно быстро освоилась в незнакомой обстановке. Ему бы у неё поучиться, потому что сам он застыл в полной растерянности. А всё, что приходило в голову было похоже на:
«Твои глаза прекраснее, чем я представлял. Твой голос прекраснее, чем я представлял. Ты сама прекраснее, чем я представлял, ведь то, с чем я провёл эти десять лет – твоя тень, но я был покорён ею, как никогда и никем до этого».
Но Илай промолчал. Банально говорить такое Ясноликой, едва ли это прозвучит как комплимент. Это характеризовало каждую из них, насколько он слышал, хотя уже никогда не узнает этого наверняка. Никто не узнает.
Проклятье! Смотря на неё, Илай не понимал, как Датэ смог убить их всех. Речь не о силе. Просто лично ему бы разорвал сердце один только вид её слёз. Крик агонии? На такое способен только бессердечный. И это не просто пафосная метафора.
Ненависть к ублюдку проснулась с новой силой. Из умеренного пламени разгорелась в пожар, как и всегда до этого, стоило только Илаю взглянуть на Деву. Пусть она выглядела отлично – в своём уме, здоровой и полной сил, ярость была всепоглощающей, невероятно мучительной. Не попытайся Илай уже однажды убить его, то он отправился бы за ним сейчас.
Почему-то теперь, когда она очнулась, это уже не казалось местью. Он почувствовал реальную угрозу от Датэ. Намного сильнее, чем когда сам пришёл к нему. Когда принёс с собой её. Даже отдалённо не представляя, какой опасности её подвергает. Он был так наивен…
Всё потому, что Илай чувствовал себя непобедимым. Он был молод, свободен и силён, как никогда. Ему принадлежала последняя из Дев, а это само по себе вдохновляло на подвиги. Прекрасный символ борьбы, она так же служила неиссякаемым источником жизненной энергии, необходимой ему – отшельнику, практикующему проклятые техники… И – всего важнее – являлась хранительницей самых смертоносных техник, его сильнейшим оружием, "третьим мечом".
Как тут не почувствовать себя всемогущим?..
* * *
Он проник в расположение войск Датэ незамеченным и то, как легко ему это удалось, сделало его ещё более самоуверенным. Илай помнил, как беспечно вёл себя, оказавшись в его шатре. В отсутствии хозяина он побродил вокруг да около, пошарил в его вещах. Его поразили белые ковры из драгоценного меха, который никто бы не додумался так варварски бросать под ноги. Торжество убийства во всём. Но ни золота, ни выпивки Илай не нашёл.
Похоже, Датэ соблюдал заветы отшельников, поэтому не прикасался к деньгам, алкоголю и женщинам… в том смысле, в котором бы стоило к ним прикасаться.
Стоило ему так подумал, как полог в шатёр качнулся. В глаза бросился алый – совершенно невероятный цвет для волос и совершенно немыслимая их длина для мужчины.
Илай даже не сразу понял, что вошедший человек и есть грозный предводитель Калек. Пусть даже крепкий и рослый Датэ всё равно был сложен не по меркам Калек – непревзойдённых бойцов, мастеров физических атак. Огнепоклонники с Севера – они были единственными из отшельников, кто тренировал тело с большим усердием, чем сущность. Все Калеки были сложены так, будто их отлили из металла боги, а не выносили в чреве женщины.
Поэтому Илай удивился их встрече даже сильнее самого хозяина шатра, хотя казалось бы…
– Старец, – сказал Датэ так, будто почувствовал его появление в лагере давным-давно. В отличие от караула, который заметил его за секунду до смерти.
– Пламя погребальных костров, – отозвался Илай, на что Калека утомлённо вздохнул.
– И ты туда же. – Он скинул с плеч тяжёлую меховую мантию, угольно чёрную, ещё более чёрную на фоне белых ковров. Присутствие чужака не смущало Датэ. Настолько что он открепил ножны с мечом и оставил их в стороне, на подставке. – Оказывается, меня предпочитают называть так не только люди, но даже отшельники.
– Разве тебя прозвали так не свои же? – Илай настороженно следил за ним взглядом. – Вы же там у себя на севере поклоняетесь огню.
– Но не я. Я земной огонь презираю, – признался Датэ. – И это прозвище оскорбляет меня.
– Почему? Ты ведь делал всё, чтобы его заслужить. Стольких прикончил…
– А скольких я помиловал? Скольких я спас? Я пощадил всех, кто впускал меня в города добровольно. Я объединил самые безнадёжные империи, раздираемые междоусобными войнами, под властью единого правителя. Положение в них если не улучшилось, то хуже после моего «вторжения» точно не стало. – Он задумчиво нахмурился. – «Пламя погребальных костров». Это где надо было так опозориться?
Посмотрев себе под ноги, на ящик, который принёс с собой, Илай предположил:
– Может, когда ты перебил весь клан Ясноликой Девы? Или ты думал, что война с женщинами добавит тебе чести?
Датэ прошёл мимо него, подставляя спину. Это был идеальный момент… Но Илай ждал ответа.
– Чести? Нет. Но это меня и не опозорило. На самом деле, никому кроме тебя до этого нет дела.
– Чего? – оскорблённо проворчал Илай, потянувшись к мечу на поясе.
Этот ублюдок рассуждал об убийстве Ясноликих так же хладнокровно, как и совершал его…
– Девы умерли для Внешнего мира и его жителей давным-давно. Они отгородились от людей, превращаясь из отшельниц в затворниц, а после и вовсе стали легендой. Они перестали спускаться даже в собственные святилища за сиротами и подношениями. Не показывались на глаза храмовым жрицам. От гордости, может. Или чрезмерной многочисленности своего клана. Такие проблемы возникают, если ты не стареешь, – проговорил Датэ, разглядывая географические карты и изучая донесения.
– Так вот в чём дело? Вы, Калеки, свихнулись от страха, решив, что ваш непримиримый враг превзойдёт вас численностью?
– Вечное противостояние Калеки и Девы, ну да… – Он вяло усмехнулся. – Ещё одна ничего не значащая выдумка. Сказка, придуманная людьми. Странно, что она так популярна у суровых отшельников с Юга.
– Эта "сказка" закончилась далеко не сказочно.
– Как бы она ни закончилась… и как бы она ни началась… никто и никогда не был более жесток с Девам, чем сами Девы. Даже я. Называя меня Пламенем погребальных костров, ты обвиняешь меня в том, что я убил их и сжёг их прекрасные сады? Ты просто не знаешь, что эти самые сады – бескрайние кладбища уже сами по себе. Ведь если Калеки сжигают своих павших, то Девы хоронят их с косточками плодовых деревьев.
– Да? А я думал, что до того, как ты там появился, никаких похоронных обрядов у них вообще не существовало.
– Ты точно Старец? Не дитя? Такой наивный, – улыбнулся Датэ. – Половина девочек, которых Девы забирают из святилищ, погибают, осваивая высшее мастерство.
Почему-то Илай почувствовал гордость – бессмысленную, неуместную, но такую безудержную. Его Дева оказалась из сильной половины. И даже когда эта сильная половина погибла, она выжила.
– А ты много о них знаешь.
– В отличие от тебя, собирающегося призвать меня за их убийство к ответу, – сказал Датэ, не оборачиваясь, но при этом видя его насквозь. – Ты ведь для этого пришёл?
– Вообще-то, я хотел к тебе присоединиться. – Илай сам удивился тому, с какой лёгкостью ему далась эта ложь.
– Думаешь, я позволю тебе примкнуть к нам после того, как ты убил моих людей?
– Конечно. Калеки ведь именно так и демонстрируют свои способности – убивая друг друга.
– Демонстрируя свои способности, ты показал только лишь свою глупость. – Датэ медленно повернулся к нему. – Ведь будь ты умнее, ты бы сюда не сунулся.
Илай напал ещё до того, как смог заметить его атаку. Но, даже учитывая это бесспорное преимущество, именно Илай упал на землю, устланную мехами. Дело не в его неуклюжести. И не в том, что он пропустил удар, ведь удара не было. Прозвучал лишь тихий приказ:
– На колени.
И он рухнул, подставляя руки, чтобы не разбить себе лицо при падении.
Недоумение сменилось ужасом. Никогда прежде он не сталкивался с силой, которая бы покоряла так быстро и абсолютно. Он не смог заметить, предугадать, противостоять ей. Эта техника превращала его собственное тело в первоочерёдного врага, а что касается Датэ – до него ему не добраться даже с учётом того, что тот стоял всего в шаге от него.
– Что за?.. – прошипел Илай. Он был готов к какому угодно яростному бою. Но не к тому, что его обездвижат парой ничего не стоящих противнику слов.
– Для человека, который пришёл покориться, ты слишком удивлён тому, что тебя поставили на колени. Хотя для того, кто пришёл убить меня, тоже, – проговорил Датэ. – И уж точно ты слишком удивлён для того, кто так почитает Ясноликих. Разве ты ещё не понял, что это их техника?
– Ты не можешь…
– Помолчи, – приказал Датэ, доказывая, что – да, может. – Просто поразительно, каким неподготовленным ты сюда явился. – Он приблизился к ящику, и Илай перестал дышать. – Возможно, здесь находится то, что, по-твоему, должно компенсировать твою слабость?
Нет. Наоборот. Это Илай должен был компенсировать слабость той, что заперта в этом ящике. Он исполнял её волю, придя сюда. Пусть Дева не могла попросить его об этом лично, но он знал наверняка: она хотела, чтобы Датэ сдох и желательно, у неё на глазах. Это единственное, чем он мог ей помочь. Что ещё могло спасти её, если не это?..
Но теперь Илай признал, что единственное её спасение – держаться как можно дальше от этого кровожадного психа.
– Интересные печати, – заметил Датэ, коснувшись пальцами исчерченной символами бумаги. Но тут же отдёрнул руку, словно обжёгся. – Я изучил все существующие техники. Старцев, в том числе. Так что я знаю, что снять печати может только тот, кто их поставил. Ты ведь снимешь их, чтобы показать мне, что ты прячешь внутри?
– Чёрта с два, – выдавил из себя улыбку Илай. И Датэ ответил ему тем же, указывая себе за спину.
– Тогда мне придётся использовать меч. Он может взломать любой барьер. – Реакция Илая на это заявление Датэ позабавила: – На такое не каждый Старец способен, да?
Не каждый? Нет. Это просто невозможно.
Как он мог постичь их техники и не поседеть? Как он мог использовать техники Дев будучи мужчиной? Как он собрал и уравновесил эти извечно противоборствующие сущности внутри себя? Такое не под силу ни одному человеку… да что там – ни одному отшельнику.
– Я Калека с рождения. Даже больший Калека, чем наш основатель, – сказал Датэ, будто мог ещё и читать его мысли. – Мне было суждено стать их предводителем, пусть многие из них так до последнего не считали. Мне пришлось через многое пройти, чтобы доказать это.
– Например, вырезать клан невинных женщин? Лучших из отшельников!
– Невинных… Лучших… Ну да. – Датэ не стал его переубеждать, хотя явно имел своё мнение на этот счёт. – Это не похоже на обычное почитание. На влюблённость, скорее. На страсть. – Он присел перед ним. – Ты видел их, по-другому твой героизм не объяснить. Конечно, Дева способна прельстить даже Старца. Тебе нечего стыдиться.
– Я и не стыжусь!
– Тебе нечего стыдиться, – повторил Датэ, – потому что я был прельщён тоже.
Илай понял, что, не стой он уже на коленях, его ноги подкосились бы в этот самый момент. Он не мог заглянуть ему в глаза, чтобы узнать наверняка, но этот урод ведь не хочет сказать, что…
– Я сделал это, – подтвердил он шёпотом. – Но в своё оправдание могу сказать, что нарушил этот запрет лишь единожды. Знал, что нарушу. Но, в конце концов, с кем ещё, если не с Девой? Повторить подобное не стоит даже пытаться, ведь это было… это было…
Мужчина замолчал, не доверяя собственному голосу, и Илай решил, что это лучший момент, чтобы сломать контроль. Судя по всему, Датэ вообще о нём забыл.
– Вот ты сейчас сдохнешь и так и не узнаешь, каково это, – пробормотал предводитель Калек через минуту, и вся сосредоточенность Старца полетела к чертям. – А ведь узнать об этом ты можешь только из моих слов. Даже не потому, что Девы вымерли, а потому что ты бы сам не выжил, реши поиметь одну из них.
Его взгляд – столько удивления, отчаянья и злости – заставил Датэ насмешливо улыбнуться.
– Она бы тебе так просто не отдалась, – продолжил он со знанием дела. – Она бы сопротивлялась до последнего, и, учитывая, какой ты ментальный слабак, ты бы сдох уже на этой стадии. Если бы не сдох на этой, то сдох на следующей. Тебя бы убило её собственное тело. Её сущность противится всему мужскому и уж тем более насилию. – Он наклонился ближе, вкрадчиво шепча: – Но если бы ты каким-то чудом пережил и это… вот тогда бы ты понял, почему вообще это затеял. Боги, всё стало бы таким предельно ясным. Экстаз, который бы ты испытал, окупил бы всю боль, что была в твоей жалкой жизни. Одиночество, злость и страх – они просто исчезли бы из мира. А она бы лежала под тобой, податливая и покорная, позволяя насладиться ей так, как ты захочешь. А ты захочешь медленно и нежно, потому что даже я – самый злопамятный и жестокий ублюдок на свете – захотел именно так. Не важно, были у тебя женщины до этого или нет, ты поймёшь, что никогда не видел и не прикасался ни к чему подобному. Твои руки – как бы осторожно ты её ни ласкал – будут слишком грубы для её кожи. Этой кожи могут касаться лишь ветер, вода и свет, поэтому самые нежные твои ласки останутся всё тем же жестоким насилием, от которого удовольствие получишь лишь ты. Да – даже будь ты праведным отшельником, верящим, что от насилия получать удовольствие невозможно, от этого ты получишь. И даже будь ты насильником, незаинтересованным в прелюдиях, ты кончишь от самого обычного поцелуя. Ты попробуешь её рот и будешь верить, что в мире нет ничего слаще до тех пор, пока не окажешься между её ног. Ведь именно там находится рай, о котором мечтают мужчины, ты поймёшь, что он не имеет никакого отношения к географии, потому что скрыт между её бёдер.
– Ты просто *баный псих, – прошептал Илай, тяжело дыша.
– Погоди, я ещё не договорил, – сказал Датэ, давая понять, что продолжение впечатлит его куда сильнее. – Я был с ней долго… насколько хватило сил. Эта совершенно безучастная к моим стараниям женщина истощила меня. Я ослаб. Но что намного хуже, я размяк. Блаженство – опасное состояние для Калеки. Привыкшие к боли, мы, оказывается, совершенно не устойчивы к наслаждению. У меня в голове начали появляться разные мысли… сомнения… жалость… Мне нужно было срочно смыть с себя последствия этой безумной войны и ещё более безумной любви. Я не хотел никого видеть. Но мои солдаты думали иначе, они всё это время ждали, когда я освобожусь и скажу, что делать с мёртвыми. С мёртвыми… Они словно говорили на непонятном мне языке. Они называли меня по имени, а я его не узнавал. Я перестал понимать своих собственных людей… И вот мы снова подошли к теме громких прозвищ, – заявил он мрачно. – Когда они спросили меня, что делать с телами, я сказал отнести их к купальням. Я сказал наполнить эти купальни их кровью. Такая ванна способна исцелить даже Калеку, и я погрузился с головой в это благоухающее, сладкое озеро. Только так я мог очиститься от своего главного греха, искупить вину за нарушение запрета и смыть с тела ощущение, такое настойчивое вопреки нежности её кожи.
Илай промолчал, не только потому, что в отличие от Датэ не мог похвастаться красноречием. Просто не знал, как назвать его теперь. Его и себя.
Он принёс ему последнюю из Дев, иначе говоря, с порога предложил изнасиловать её, убить, выпустить кровь и искупаться в ней. Отличный вступительный взнос, ничего не скажешь. После такого подарка Датэ пересмотрит своё решение и поставит его по правую руку от себя.
Косясь на ящик, у которого сидел предводитель Калек, Илай чувствовал себя чертовски слабым. Впервые таким слабым рядом со своим главным «оружием», и дело не в его собственном параличе. В тот раз Илай ясно осознал, что она его слабость в большей степени, чем сила. И что эта месть нужна была ему в большей степени, чем женщине, которая бы не захотела видеть кровожадного ублюдка ни под каким предлогом.
Ведь это и не месть даже, а обычная показуха. Он хотел убить Датэ, потому что все вокруг говорили о нём. Шепотом, несмело, но с раздражающим постоянством. Его называли сильнейшим отшельником за всю историю существования великих кланов, а ведь сильнейшим Илай до последнего считал себя.
Старец? Не дитя? Такой наивный.
Это про него, точно.
Теперь, смотря на него, Илай понял, что если каким-то чудом выберется, то тоже будет говорить о нём в той самой манере, которая так раздражала его в людях раньше.
– Похоже, я тебя впечатлил, – проговорил Датэ, замечая его дрожь. – Этого тебе тоже не стоит стыдиться. Это всё техника голоса, я применяю её неосознанно. И хотя я презираю всё, что с Девами связано, в твоём случае я сдерживаться не буду. Есть какая-то поэзия в том, что ты умрёшь от техник женщин, которых так почитаешь.
Илай зарычал, от усилия и злости. Как будто то, что ублюдок пользуется силой Дев – их главным сокровищем, взбесило его даже сильнее, чем живописание насилия и убийств. Датэ не просто уничтожил клан, он осквернил и расхитил его во всех возможных смыслах.
– Но за то, что я к тебе так милостив, – продолжил Калека, – ты тоже должен меня порадовать. По лицу вижу, что ты приготовил мне отличный сюрприз.
О, в этом можешь не сомневаться.
– Снимай печати, – приказал он, – только осторожно, не порви, я собираюсь их изучить.
Руки дрожали от напряжения, когда Илай положил их на деревянную крышку. Она должна была стать нерушимой крепостью, а не обёрткой подарка, который он будет распаковывать перед самым недостойным этого подарка человеком.
Подцепив клочок бумаги, он потянул его на себя медленно. Изменение, которое Илай заметил в себе, как только бумага отстала от дерева, было незначительным, едва ощутимым. Что-то вроде мимолётного облегчения. Это можно было счесть последствием выполнения приказа: связавшая его сила ослабила захват на долю секунды.
То, что сделал Илай в следующий момент, было продиктовано скорее инстинктом, чем логикой. Только позднее, анализируя случившееся, он вспомнит, как Датэ отдёрнул руку, прикоснувшись к барьеру на ящике. Потому что тот сдерживал силу Девы. Блокировал её.
Сорвав первую печать, Илай прижал её к собственной груди, и сковавшее его напряжение схлынуло так внезапно, что он отпрянул назад. Пытаясь отдышаться, он продолжал вдавливать печать в грудь изо всех сил, словно хотел вплавить её в своё тело, хотя того, что она пристала к одежде прямо над сердцем, было вполне достаточно.
Всё ещё не веря своей удаче, Илай поднял взгляд на Датэ… и позволил себе злорадную улыбку. Конечно, это нельзя было назвать победой. Но Датэ выглядел проигравшим. Чересчур много шока, неверия и ярости для бессердечного.
Однако Илай совершенно напрасно принял их на свой счёт. Датэ вывела из себя отнюдь не его выходка.
Посмотрев на ящик, командир перевёл взгляд на меч, что оставил на подставке… и рванул туда со скоростью молнии. Он почувствовал то, что лежало под крышкой, как только Илай нарушил целостность барьера. Даже той незначительной трещины в защите Калеке хватило, чтобы уловить сущность Девы.
И, конечно, первым делом этот ублюдок схватился за меч.
Тогда как Илай схватился за ящик, собираясь сбежать.
– Стоять! – взревел Датэ, настигая его у самого полога. Вцепившись в лямку, накинутую на его плечо, Калека втянул его обратно вглубь шатра. – Разве ты принёс его не для меня? Это моё!
Его обнаружившаяся с новой силой одержимость Девами показалась Илаю даже более тяжёлой и болезненной, чем его собственная. Что так взбесило Датэ? Осознание, что свой великий карательный поход он так и не закончил? Или… ревность? Наверное, думать о том, что после устроенной им кровавой резни кто-то выжил было сноснее, чем то, что другой мужчина владеет тем, чем владеть может лишь он.
– Дай сюда! – вопреки барьеру приказ обрушился на Илая сокрушительным дополнительным весом. Он едва успел уйти в сторону, как лезвие просвистело в миллиметре от плеча: техника голоса и ящик за спиной сделали его неповоротливым. – Пади! Кем ты себя возомнил? Ты просто сопляк по сравнению со мной! Неужели ты думаешь, что эти жалкие печати остановят меня?
– Жалкие? – Уклоняясь, Илай сорвал с крышки вторую.
На этот раз он подпустил врага ближе намеренно, зная, что сильно рискует, но ставя всё на эту атаку. Когда Датэ сделал новый выпад, Илай сместился в сторону. И в ту секунду, когда ладонь, сжимающая меч, оказалась рядом с ним, он прикрепил на неё сорванную печать.
Бумага впилась в кожу мужчины, будто тысяча ядовитых жал. Взревев, Датэ выронил меч, лезвие воткнулось остриём в землю. Но когда Илай дёрнулся к оружию, веря, что боль от печати Старца сковывает надёжнее, чем давление от техники голоса, Датэ откинул его ударом ноги.
Получить удар от Калеки… Казалось, что его живот разорвало.
Меч замедлял Пламя, он ему не давал сражаться в полную силу, вот что понял Илай. И пока он пытался прийти в себя, хватая ртом воздух, Датэ обхватил рукоять меча левой рукой и проткнул правую насквозь. Стон боли сменился вздохом облегчения.
– Мразь, я очень любил этот шрам, – прошипел мужчина, демонстрируя ладонь. Заляпанный ковёр, похоже, ему не было жалко и вполовину так сильно. Кровь стекала по лезвию, повторяя контуры узора, выгравированного в металле. – Ты хоть можешь себе представить, как трудно оставить следы на этом теле?
Да, теперь Илай это представлял отлично. Стоило только увидеть, как размокшая от крови, разрезанная бумага сползла с ладони, а рана затянулась в считанные секунды, нарушая рисунок рубцов участком новой гладкой кожи.
– Мне приходится комбинировать техники Калек и Старцев, подавляя регенерацию в течение нескольких дней, чтобы добиться такого результата.
– Не за что, мазохист чёртов.
– И кто мне это говорит? Когда ты сюда лез, то должен был понимать, чем это всё закончится… – Датэ недовольно прищурился, глядя на то, как Илай сплёвывает на ковёр. – Хотя стоит отдать тебе должное. Среди Старцев тебе равных нет, это правда. Жаль, что мы не встретились с тобой раньше. Если бы ты, правда, присоединился ко мне, я потерял бы намного меньше людей, а ты сам… ты мог бы выбрать себе любой трофей. Я умею быть щедрым при дележе. Но не когда у меня крадут то, что я уже определил себе!
– Завидуй молча, мудила.
– Завидовать? – Он вытер правую руку об рубашку, после чего перехватил в неё меч. – Тебе не к лицу быть таким заносчивым, Старец. Чему мне завидовать? Твоей силе? Ваш клан слабейший из всех. Вашему «богатству»? Вы живёте в выжженной пустыне, где кроме вас никто не додумался бы обосноваться. Вашему «долголетию»? Да, наверное, умирать сейчас для тебя не так обидно, ведь ты всё равно подохнешь через пару лет. Или зависть у меня должна вызвать ваша грёбаная импотенция?
– Наша грёбаная импотенция, точно. – Илай тихо рассмеялся, поднимаясь на ноги. – Ты ведь жалеешь… жалеешь больше остальных о том, что Дев больше нет. Потому что ты – как там? – «побывал в раю». Думаю, после такого весь мир будет казаться выжженной пустыней. Ты бы точно предпочёл стать импотентом, чем мечтать, вспоминая о том, каково это было, и понимать, что такого с тобой не повторится никогда.
– Повторится, ещё как. Может, ты проживёшь достаточно долго, чтобы самому в этом убедиться.
– В одном ты прав: что я проживу долго. И эта женщина, кстати, тоже.
– Как странно это слышать от того, кто носит её в гробу.
– Как странно, что именно тебя это удивляет. – Илай следил за тем, как он обходит его по кругу, готовясь напасть.
– Удивляет? Ничуть. Я даже рад, что ты такой практичный. Достав её оттуда, я уложу в него тебя.
За свою не слишком долгую, «старческую» жизнь Илай часто балансировал на краю гибели, был даже момент, когда он поверил в то, что уже умер, но только сейчас он понял, что действительно подошёл к грани вплотную. Никогда раньше сражение не выматывало его так. И это при том, что главным своим врагом Датэ считал не его даже, а крышку ящика. Поэтому в итоге лезвие застряло в дереве, а не в его теле. Хотя боль, которую он при этом испытал, опровергала это.
Всё замерло.
Илай уставился на меч, по рукоять ушедший в крышку. Лезвие пробило последнюю печать четко пополам. Десять из десяти, безупречная меткость.
– Ты… ты что… использовал её как щит? – прошептал Датэ с обескураживающей паникой. – Ты убил её, жалкий, неуклюжий, трусливый сукин сын. Ты убил её…
А?!
Илай перевёл взгляд на его ладонь, до сих пор сжимающую рукоять.
Да что с этим придурком не так? Речь даже не о том, что всё это время именно Илай был её щитом, старательно подставляясь под его меч. То, что Датэ так «удачно» промахнулся, шокировало даже меньше, чем его попытка оправдать промах. Какого чёрта он обвинял его в том, в чём сам преуспел, и совсем в других масштабах? Почему он был так напуган теперь, не видя тела, ведь ещё год назад купался в крови сотни подобных ей Дев?
– Дай… я излечу её… только я смогу… – забормотал он, не глядя на него, и Илай, собрав всю свою силу и ненависть, ударил его. К чёрту приёмы мастеров и техники отшельников. Он просто хотел причинить ему как можно больше боли в том месте, где он чувствовал блаженство, говоря о Деве.
Чёрт, ему нужно было догадаться прикрепить ублюдку печать на яйца. Меч, взламывающий барьеры, ему бы тогда вряд ли помог. Хотя судя по тому, как Датэ рухнул на колени, сжимая себя между ног, он и так добился нужного эффекта. Пусть попробует излечить это.
Илай вылетел из шатра. Он пронёсся по просыпающемуся лагерю и остановился лишь на минуту, чтобы открыть ящик. Вытащив застрявший в древесине меч, он поднял крышку и задержал дыхание, хотя лёгкие горели от быстрого бега. Она лежала там, спелёнатая в мягкую ткань и прикованная ремнями. Крови не было, но, прикоснувшись, он не почувствовал её… Илай успел испугаться прежде чем понял, что всё из-за печати на его груди. Сорвав бумажный клочок, он отбросил его себе за спину.
– Жива.
Он повторял это снова и снова, заклиная её, а не убеждая себя, потому что даже без лезвия в груди она не выглядела живой. Илай не слышал ни её дыхания, ни сердцебиения, но, прижимая к себе, чувствовал, как отступает боль, а собственное тело наливается силой. Раньше этого было вполне достаточно, чтобы верить в её пробуждение, вряд ли скорое (после того, через что она прошла по вине Датэ, она должна как следует отдохнуть), но всё же непременное.
В конце концов, столько благодарности, привязанности, одержимости не может вызвать то, чего уже вовсе нет.
Но что если это правда? Что если именно так выглядит мертвая Дева? В то, что даже после смерти они остаются молодыми, прекрасными, источающими свет, тепло и аромат цветов было легко поверить. Невесомость её тела лишь подтверждала его страхи. Разве живой человек может весить так мало?
Кроме того, рассказывая о своём кровавом омовении, Датэ дал ему понять, что Девы способны исцелять даже будучи убитыми, даже убийц. Не только исцелять, а делать бессмертными, ещё более могущественными. Именно так Датэ и овладел их техниками: лишив девственности одну и искупавшись в крови всех остальных. Он впитал в себя их сущность, поэтому сдерживающая печать, которую Илай прилепил на него, не просто блокировала его способности, а жгла. Если бы он вырезал те знаки прямо на его коже над сердцем, как ещё один из его вечных узоров, может тогда ублюдок понял, что именно испытывает Илай постоянно.
Заслышав лай спущенных гончих, он поднялся на ноги. Прикрепил меч к поясу. Закутал женщину потеплее.
Он знал, что всю оставшуюся жизнь будет убегать, изо всех сил спасая то, что в спасении уже, возможно, и не нуждается. Эта мысль сводила его с ума год за годом… как и то, что она справляется с его спасением куда успешнее, при том что не давала громких обещаний и вообще не знала о его существовании.
Но вот теперь узнала. И решила убить. Логично, хотя Илай не мог в это поверить всерьёз: слишком долго она была самым верным его союзником. Единственным союзником, вернее.
