Текст книги "Редакционное задание (СИ)"
Автор книги: Яся Белая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)
Глава 15
Всё завершается даже слишком быстро. Врывается полиция, ОМОН. Зорина окружают, просят пройти с ними. Говорят, правда, с ним предельно вежливо, всё-таки известный в городе юрист.
Когда он проходит мимо меня, всё ещё стоящей в объятиях Ираклия, и, чуть приостановившись рядом, по-доброму, как сказочный волшебник, улыбается мне:
– Блестящее расследование, Олеся Николаевна!
Я пожимаю плечами:
– Разве?
– Вне всякого сомнения. Всех фигурантов вывели на чистую воду. Можно сказать, из-за вас все здесь и собрались. Рад, что не ошибся в вас.
Он с горячностью трясёт мою руку, а потом сам, гордой походкой победителя, направляется к двери. И я понимаю: партия ещё не сыграна до конца, будет ещё ни один тур.
Марта убегает следом за дедушкой, что-то крича про то, что она – известный писатель и всем устроит. Лариса, пользуясь случаем, сдаёт Павла правоохранителям. За то что получает от него гневный взгляд.
– Ещё одна стерва! И снова разбитое сердце!
Лариса хмыкает, в её льдисто-голубых глазах стоят слёзы:
– А ты много думал обо мне, когда влезал в эту авантюру с квартирой?! – она почти кричит.
– Я думал о нас! Мне было не потянуть такую квартиру, а тут удача сама в руки!
– Так думал, – со слезами кричит Лариса, – что не вылезал из букмекерской конторы?!
– Да! – огрызается Пашка. – Я хоть пытался зарабатывать!
Полицейский, наблюдающий эту картину, наконец, устаёт слушать препирательства и встревает между ними:
– Так, гражданочка, если у вас есть, что предъявить этому парню, – едемте в отделение, и вы там всё понятно изложите в своём заявлении.
– Ты же не напишешь на меня заявление? – бледнеет Пашка.
– Ещё как напишу! – решительно заявляет Лариска. – Все твои тёмные делишки, которые покрывала, на белый свет вытащу!
– Вот же сучка! Я же ради нас!
В результате их обоих уводят из зала.
Ещё раньше мимо нас проносят жреца и Правова. С ними тоже теперь будет разбираться правосудие.
Расходятся и остальные «идеальные». Не слежу – кто куда. Мне не до того. Я теснее прижимаюсь к Ираклию и устало шепчу:
– Поехали домой.
– Обязательно, детка, – говорит он, – но не сейчас.
Удивляюсь, слегка обижаюсь, бормочу:
– Почему?
– Потому что в моей машине этот парень… выбраковка… мне нужно отвезти его в один реабилитационный центр. Кажется, чуваку так промыли мозги, что он окончательно крышей поплыл.
Киваю: мне не хочется расставаться, но я понимаю, что дела прежде всего, я и сама так бы распорядилась своим временем.
– Я позвоню тебе, – спешит успокоить Базиров. Наклоняется и целует меня в губы, обдавая жаром.
– Я буду ждать.
Он отрывается от меня, нехотя выпускает из объятий и идёт к двери.
– Ираклий, стой! – кричу вслед, опомнившись. – А как я доберусь отсюда?
Он бьёт себя ладонью по голове:
– Вот я лох! Идём, попрошу Кирилла тебя отвезти.
Тихомирова мы находим в соседней с залом комнате. Его ребята пакуют в коробки кипы бумаг. Сам Кирилл пролистывает одну, довольно толстую, папку.
Когда мы появляемся в поле зрения, он отрывается от своего занятия и сверлит Ираклия тяжёлым взглядом. Так обычно смотрят перед тем, как сообщить неприятную новость. И Тихомиров сообщает.
– У тебя была сестра?
Ираклий вздрагивает.
– Да, Лейла. Мама сказала, что она прожила лишь один день и умерла в роддоме. Мне как раз исполнилось десять, и я уехал в нашу школу… ну ты помнишь…
Кирилл вытаскивает несколько страниц из папки и протягивает моему визави.
– Лейла не умерла. Над ней тоже поставили эксперимент, но другой. Твоей матери отдали труп не того ребёнка.
Ираклий пошатывается, прижимает бумаги к груди.
– Прочту… разберусь… – бормочет он, явно не желая показывать посторонним, даже друзьям, даже мне, очень глубинных и интимных эмоций. И, взяв, наконец, себя в руки просит друга: – Кир, ты можешь подкинуть Олесю домой?
– Хорошо, подвезу.
Ираклий уходит, а Кирилл просит меня следовать за ним.
Их машины – наверное, невидимка на улицах города. Она замаскирована под фургон для доставки цветов. Забираюсь внутрь. Тут уже Лис, его я видела раньше, и сейчас он приветливо машет мне рукой. И ещё один – огромный, массивный, настоящий шкаф.
Он протягивает мне руку, больше похожую на лапу животного – такими густыми чёрными волосами она покрыта.
– Станислав Мишутин, – рокочет он. – Можно просто Медведь.
Улыбаюсь: это прозвище ему очень подходит. И когда мужчина улыбается мне в ответ, в его янтарных глазах пляшут смешинки.
Устраиваюсь между ними, рассматриваю оборудование: как в каком-нибудь шпионском фильме!
– Круто! – выдаю наконец.
– Ещё бы! – самодовольно ухмыляется Лис.
Вскоре в машину запрыгивает и Кирилл.
Протягивает мне руку:
– Мы так и не познакомились поближе, – он протягивает мне изящную мужскую руку, такая может принадлежать принцу или аристократу; пожимая её, я вспоминаю все гадости, что говорила про него Марта и вдруг понимаю: она просто завидовала Дарине! А, может, тайком мечтала о её муже. Уж слишком бурной была сегодняшняя Мартина реакция на Кирилла.
Он достаёт из кармана – на его униформе их множество – изысканную визитку и протягивает мне:
– Это – координаты Дарины. Позвоните ей напрямую, думаю, она не откажет вам в интервью. Разумеется, если оно будет касаться сугубо её профессиональной сферы.
Я обещаю – всё, что касалось не профессиональной, уже узнала. Копать дальше – лезть в личную жизнь.
… дома, едва добираюсь до дивана, так сразу вырубаюсь. И, конечно же, пропускаю, как приезжает тётя Лида…
Утром, ещё сонная и растрёпанная, я выползаю на запах блинчиков. Такую вкуснятину может готовить только один человек на земле – моя тётя Лидочка.
Обнимаю её со спины, прижимаюсь к такой родной, мягкой и тёплой.
– Олеська! Ну ты чего? – вяло отбрыкивается она. – Мешаешь же!
Я отлипаю, ворую с блюда один блинчик, жирно обмакиваю в варенье и, слизывая с ладони сладкие капли, заталкиваю лакомство в рот.
– Ммм! Вкустнятина!
– Небось прозябала тут без меня на дошиках и пельмешках? – подмигивает тётя.
– Как угадала? – закатываю глаза в притворном ужасе.
– Нехитрая инспекция кухни сдала тебя с потрохами.
Я сажусь за стол, поджимаю одну ногу под себя, наливаю чай.
– А ты чего так рано? Тебе ж ещё неделю отдыхать? И ты ж говорила, что мужчину встретила, роман у вас…
Лида горько вздыхает.
– Лучше бы никакого романа не было. Так, только душу мне вынул.
– Как обычно – женат и двое детей? – с грустью уточняю я.
– Хуже, – вздыхает Лида, – четверо! Когда его жена со всем выводком заявилась ко мне в номер – я не знала, куда бежать. Она так орала, как только не обзывала меня – и падшей, и разлучницей. В общем, я в тот же день собралась и уехала… Деньги за непрожитые дни им оставила… Пусть…
Лида падает на стул и плачет.
Блин скворчит на сковороде и явно подгорает.
У меня звонит телефон.
И я не знаю, куда кидаться: обнимать и утешать тётю, спасать её кулинарный шедевр или бежать к телефону, потому что может быть что-то важное.
Лида вытирает слёзы, берёт себя в руки и говорит мне:
– Иди, ответить, – а сама, ругаясь под нос, отскребает пригоревший блин.
Я бегу к телефону.
Ираклий! Надо же!
– Ну как у тебя утро? Надеюсь, доброе? – чуть ехидничает он, и от низких нот в его бархатном голосе по телу, которое ещё слишком хорошо помнит его ласки, бегут мурашки.
– Добрее видали, – отмахиваюсь я.
– Тогда позволь задобрить хотя бы твой вечер…
Так, начало разговора мне сильно не нравится! Прямо скрещиваю пальцы, чтобы он не похерил то, что зародилось между нами, какой-нибудь романтической чушью.
Но вселенная сегодня меня не слышит.
– Сходишь со мной в ресторан?
О нет! Ну почему нельзя просто встречаться! Жрать вместе пельмени, заниматься любовью и расходиться? Зачем кому-то нужны эти серьёзные отношения. Тёть Лида, вон, вечно ищет их и вечно страдает.
Но мне приходится согласиться – я не хочу потерять Ираклия сразу же.
– Хорошо, – со вздохом соглашаюсь я. – Где и во сколько?
– Истинная журналистка, – бархатно смеётся Ираклий. – В восемь, в ресторане «Красный шар».
Ну да, что-то менее понтовое мы выбрать не могли! Разумеется, я это не произношу, лишь проговариваю название вслух.
Ираклий уточняет:
– Всё правильно, – и отключается.
И тут в дверях комнаты появляется Лида.
– А ты мне ничего не хочешь рассказать?
Пожимаю плечами:
– Да особенно нечего пока рассказывать.
– Да уж прям! Тебя сегодня пригласили в «Красный шар», где обычно делают предложения. А когда я закидывала твою куртку в стирку нашла у тебя визитку крутого флориста… Дарина Тихомирова, кажется? Мы как-то заказывали у неё букет для одной нашей клиентки. Получилось, конечно, роскошно…Но цены!
И тут в моей голове складывается цепочка. Так вот, значит, зачем Кирилл дал мне визитку своей жены! Хитрый жук Ираклий уже всё просчитал, всё решил… только упустил одну маленькую деталь – спросить меня. Потому что замуж я точно не хочу! Мне ещё доучиться надо! А потом – карьера! Профессия журналиста вообще плохо сочетается у меня с семейной жизнью. Нет-нет, о пелёнках-распашонках точно не может быть и речи в ближайшие пять-семь лет. А дальше – посмотрим.
Прости, Ираклий, но мне придётся испортить тебе вечер!
И вот тут вселенная меня слышит и присылает сообщение от Мироныча: «Давыдова! Срочно дуй в редакцию с вещами – поедешь в командировку».
И в этот момент я понимаю, что очень люблю своего шефа. Улыбаюсь до ушей и начинаю закидывать вещи в дорожную сумку…
Вместо эпилога
Едва переступив порог шефовского кабинета, решительно иду к столу, кладу перед редактором папку с надписью «Проект “Идеальные”» и сразу обозначаю:
– Статьи не будет.
– Докопалась, значит, – мурлыча, как сытый кот, склоняет голову набок Мироныч.
– А вы, значит, знали? – беззлобно пеняю я.
Он не отвечает, лишь указывает на стул. Я сажусь и ловлю осознание: конечно, знал! Лучший в истории журналистики «разгребатель грязи» и не в курсе?
– Это была проверка? – уточняю.
– Почему же проверка – боевое крещение, Давыдова. Считай, экзамен…
– И я его провалила… – говорю, холодея.
– Отнюдь, – Мироныч привычным жестом сбивает пепел на особенно наглого паука в своей пепельнице, – ты сдала на «отлично». Многие бы не справились…
– А Базиров? – меня начинает осенять догадка.
– Ну, должен же был тебя кто-то охранять. Я же знал в какое дерьмо тебя толкаю. А он, тем более, один из них… этих… идеальных…
Пренебрежительные нотки в голосе начальника мне не нравятся. Никогда бы не подумала, что он страдает ксенофобией.
– Так вы всё сразу просчитали? Продумали? – продолжаю выяснять я.
– Нет, на самом деле всё просчитал и продумал Лев Аристархович, а я стал лишь исполнителем его воли.
Хмыкаю. Мне хочется закурить, и, наверное, я бы удовлетворила эту потребность, но стрелять сигарету у шефа как-то неловко.
– Но ты хоть скажи: тебе легче? Отпустило? Когда узнала о своих родителях?
Пожимаю плечами.
– Это не то знание, которое можно легко принять…
– Верно. Но ты молодец. Примешь, разберёшься. Я знаю. И статью напишешь. Не сейчас – позже, сильно позже. Но такую… ух…
– Вы что меня увольняете? – на всякий случай пугаюсь я.
Он смеётся:
– Вот же глупая! Я тебя в командировку отправляю. На фестиваль пиццы. Отдохнёшь, развеешься, наделаешь ярких снимков. Глядишь, мрачняк, что сейчас у тебя в душе, просветами пойдёт.
– Откуда вы знаете? – я всё-таки наглею и вытягиваю у него из пачки сигарету. Он не обижается, наоборот, галантно прикуривает мне – пламя в его зажигалке вырывается прямо из головы американского президента. – Про мранчяк? – заканчиваю я, затягиваясь и выпуская дым.
Мироныч подвигает мне свою хэллоуинскую пепельницу – знак высшего расположения! – и вздыхает:
– Давыдова, я не всегда был старым и занудным. В твои годы тоже любил сунуть любопытный нос туда, где могли ой как по этому носу дать. И давали. А я всё равно совал. Так что, как говорится, плавали, знаем. Иди, Давыдова, оформляй командировочное. Выезд через два часа. С тобой ещё телевизионщики поедут с пятого канала и наши конкуренты из «Русского поля». С ними держи ухо востро.
Киваю, поднимаюсь со стула и тут вспоминаю:
– Ну, если материала про идеальных не будет, будет другой – про Дарину Тихомирову, ведущего флориста нашего города. Сделаю разворот в «Лица города».
– Два! – говорит Мироныч, хватая визитку Тихомировой.
Удивлённо пялюсь на него, не понимая о чём речь.
– Два разворота, Давыдова! Это же цветочки-рюшечки! Материал как раз в целевую аудиторию. У нас журнал с руками оторвут.
Улыбаюсь и довольная отправляюсь в бухгалтерию – выправлять документы для командировки.
… звонок застаёт меня уже в дороге, в стареньком микроавтобусе до отказа набитом журналистами.
Подношу телефон к уху, затыкаю другое, чтобы хоть что-то слышать в царящем в салоне гвалте.
– Сбежала, – с лёгким ехидством пеняет мне бархатный мужской голос, – я думал, ты смелее.
– А я думала, ты честнее, – огрызаюсь. – Но ты не сказал, что шеф приставил тебя приглядывать за мной.
– Это нормально. Наставничество старшего товарища.
– Стукачество это, Ираклий, и подлость.
– Насочиняла себе… – немного устало произносит он. – Ну да, докладывал. Но лишь сначала. После той встречи в кафе. А потом… – тяжёлый вздох и пауза…
А потом – мы переспали…Вспоминаю и краснею. У него появилась эмоциональная заинтересованность, и он не стал больше доносить. Ну что ж, благородно!
– Ты мне нравишься, Олеся… Очень…
Моё сердце, кажется, сейчас выпрыгнет из груди, а глаза почему-то щиплет.
– Зачем ты позвал меня в этот пафосный ресторан?! – злюсь я. – Зачем всё испортил? Мы бы могли просто сходить в кино, погулять в парке, посидеть в кафешке какой-нибудь…
– Могли бы, – эхом отзывается он. – Но я хотел, чтобы сначала ты стала моей невестой.
– Зачем? А с не-невестой нельзя?
Он грустно усмехается:
– Я старомоден и воспитан в другой ментальности. Мне нужно, чтобы статус моей женщины был виден всем. Чтобы никто больше на неё не зарился.
– А разве я – твоя женщина?
– А разве нет?
Мне хочется плакать. Но почему он такой? Почему с ним всё сложно? Но я, всё-таки, за честность и открытое обсуждение планов.
– Прости, мы как-то не так поняли друг друга…
Он усмехается:
– Нет, Олесь, это я всё понял неправильно и решил за тебя. Прости и ты.
Камень падает с плеч. Так-то лучше – я всё-таки за отношения без обязательств.
– Ну а на пельмени я по-прежнему могу заглядывать? – разряжает обстановку Ираклий.
– Конечно, – улыбаюсь я, – в любое время.
Не говорю ему, но додумываю: и почаще. И тогда, может быть, я решусь расстаться со своей свободой.
… Дарине Тихомировой звоню с фестиваля. Договариваемся о встрече сразу по возращению. И поэтому, едва смыв с себя фестивальную пыль и наградив тётю Лиду тремя коробками пиццы, скорее спешу на интервью.
Шеф прав – материал должен получиться яркий. Я как сейчас помню тот салон – настоящую обитель цветочной феи. А если добавить к этому ещё и внешность Дарины – журнал действительно с руками отрывать будут…
Только вот побеседовать мне с лучшей в нашем городе цветочницей видно не судьба: у входа в салон я вижу карету скорой помощи… Чуть поодаль стоит та самая принцесса Жасмин, которая когда-то весьма невежливо выставила меня прочь. Её обнимает Лис, и девушка рыдает у него на груди.
А потом я вижу Кирилла – бледного, озабоченного, испуганного – выносящего из магазина Дарину… Тонкая девичья рука безвольно свешиваются, голова запрокинута, и длинная коса едва ли не метёт асфальт, а светлые одежды – в крови…
Журналистское нутро вопит и требует вмешаться, разнюхать, разузнать, но я осаживаю себя – этим людям сейчас явно не до общения с посторонними…
Поэтому разворачиваюсь и ухожу. Это – их личная история. Не моя. Не для прессы.
Может, это непрофессионально, скажет кто-то.
Пусть, отвечу я, зато по-человечески.
А редакционных заданий ещё на мой век хватит…
