Текст книги "Редакционное задание (СИ)"
Автор книги: Яся Белая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
Глава 9
Ираклий оказывается рядом раньше, чем я успеваю прийти после этого звонка. Обнимает меня за плечи, заглядывает в глаза и строго спрашивает:
– Кто?
Меня окутывает теплом, ощущением силы, но оберегающей, а не разрушающей. А его внимательный взгляд – уверенного в себе мужчины, воина, защитника заставляет меня чувствовать себя слабой, нежной и беззащитной. И что странно, мне нравится это ощущение.
Не будь здесь Марты, я бы обняла его и склонила голову на грудь.
Сейчас лишь отвечаю, утопая в озёрах тёмно-зелёных глазах:
– Всё тот же псевдо-Качинский… Они забрали Лариску… Грозят моей тёте.
Ираклий, наплевав на свидетеля, осторожно прижимает меня к себе.
– Мы с ним разберёмся. Не волнуйся.
Марта покашливает, привлекая внимание.
– Я знаю, где искать этого вашего недопрофессора. Думаю, и мой дедушка, и твоя подруга, Олесь, там, у него.
– Постойте, – отпуская меня и оборачиваясь к ней, говорит Ираклий, – вы сказали – дедушка? Профессор Зорин?
– Да, – гордо вскидывает голову Марта, – он мой родной дед по материнской линии. А вы его знали?
– Знал, – кивает Ираклий, – он читал у нас лекции по праву.
– О, так вы учились в нашем универе? – уточняет она.
– Нет… это был специальный учебный центр.
Я осторожно касаюсь руки Базирова, потому что пока не знаю – позволено ли мне касаться его?
– Ираклий, Марте можно рассказать… Она вправе знать.
Он соглашается:
– Да, думаю, да. Марта, – говорит он, полностью поворачиваясь к нашей рыжей писательнице, – я – участник «Проекта “Идеальные”».
Она подпрыгивает в дедовском кресле:
– Да ладно! Эти «идеальные» что, правда, существуют? Я-то думала, это выдумка больной фантазии Правова.
– А кто у нас Правов? – Ираклий переводит взгляд с меня на Марту и обратно.
– Тот самый псевдо-Качинский, – поясняю я. – И Марте подсказали его адрес.
– Тогда чего мы сидим? Помчались! – командует Ираклий, и мы моментально собираемся и выскакиваем.
У порога стоит его внушительный «Хаммер», который Марта осматривает, присвистнув:
– Зверюга?
Ираклий улыбается:
– Да, ещё и бронированный.
Сам прыгает за руль, мне говорит садиться рядом, на пассажирское сидение. И из-за этого в душе разливается тепло. Словно он определил моё особенное положение.
Марта располагается на заднем сиденье. Она называет адрес, Базиров вбивает его в навигатор, и мы едем.
GPS выводит нас за город – в старый коттеджный посёлок. Он давно заброшен, поэтому видок – жутковатый: дома с пустыми глазницами стёкол, покорёженные деревья, скрипучие ворота… Антураж прямо для фильма ужасов.
– Марта, – оборачивается к ней Ираклий, – вы уверены, что правильно записали адрес? Мне кажется, мы попали в какой-то постапокалипсис…
– Уверена! В чате предупреждали, что местность сначала может показаться необитаемой и пугать.
– Хорошо, – соглашается Ираклий, и мы едем дальше.
Я комкаю край холщовой ветровки, чтобы хоть как-то скрыть волнение и страх. А ещё отвлекаюсь тем, что смотрю на руки Ираклия на баранке. Любуюсь чёткими выверенными движениями, которыми он ведёт машину.
Дальше окрестности посёлка становятся всё более запущенными. И для пущей антуражности из зарослей терновника, что окружают теперь дорогу, по которой мы движемся, выползает густой туман. И лижется к бокам нашей мощной машины.
Кажется, будто «Хаммер» плывёт в нём.
– Что за господня срань… – тихо ворчит Марта на заднем сиденье.
И тут же – вместе со мной – взрывается криком.
На капот машины прыгает беловолосое зомбиподобное существо и начинает фигачить по лобовому стеклу топором…
И только Ираклий остаётся совершенно спокойным. Нет, не так – его красивое лицо искажает гримаса брезгливости.
– Идиот! – презрительно произносит он, комментируя действия «зомби», который продолжает лупить машину. – Стекло бронированное. – И совершенно убивая инфернальность момента, говорит: – Девочки, посидите спокойно, я пойду, разберусь.
На какой-то миг мне хочется крикнуть: «Куда ты? Против зомби с голыми руками?!», но потом понимаю, что навыдумывала себе – откуда здесь взяться ожившему мертвецу?
Ираклий даже несколько лениво выходит из машины, за ворот куртки стаскивает зомбяка с капота, парочкой чётких движений выбивает у того из рук топор и начинает тузить бедняжку, повалив того в кювет с бок дороги. До нас доносятся только глухие звуки ударов и едва слышные стоны – «зомби» попался крепкий.
Вскоре Базиров приоткрывает дверь и, просунув голову, говорит:
– Олесь, там, в бардачке, скотч. Подай, пожалуйста.
И так буднично, словно не он сейчас выскакивал в ночь сражаться с каким-то исчадием ада.
Я дрожащими пальцами открываю бардачок, нахожу рулончик липкой ленты и подаю Базирову.
Через какое-то время он открывает заднюю дверь и вежливо просит:
– Марта, вы не могли бы подвинуться?
Та фыркает, поджимает губы и двигается.
Ираклий засовывает на сидение упелёнатую в скотч мумию. Мумия лупает совершенно нереальными красными глазами. Смотрит зло и ненавидяще, хотя мы ничего ему не сделали. А салон моментально заполняет тот характерный запах, который обычно окружает лиц без определённого места жительства. Марта кхыкает, закрывает рот и нос ладошкой и прижимается ещё ближе к двери.
– Ну, простите, девочки, – извиняется Ираклий, – баня тут, видимо, не предусмотрена, а оставить этот субъект я не могу. Нужно вывести его на белый свет и как следует отмыть. Сдаётся, мы знакомы.
И действительно – такую внешность перепутать сложно: «зомби» – природный альбинос с красными глазами. А ещё он настолько уродлив и неприятен, что меня передёргивает от одного только рассматривания этого типа.
Поворачиваю и перевожу взгляд на Ираклия – чтобы дать глазам отдохнуть на красоте.
Ираклий говорит:
– Ваш чат, Марта, не соврал. Здесь, чуть дальше, есть одно обитаемое здание. Ваш визави, – «зомби» начинает недовольно мычать, – подтвердил. Проедем ещё немного вперёд, а дальше, увы, придётся пешком. Дороги нет – там насаждения.
Рассказав нам о пути следования, он заводит машину.
От лёгкой тряски – а дальше едем по бездорожью – меня подступает к горлу тошнота, Марта тоже чувствует себя не лучшим образом. А всему виной «зомби», который мычит что-то недовольное через заклеенный рот, источая просто феерические ароматы.
Наконец, Ираклий останавливает машину. И помогает нам с Мартой выбраться наружу.
Марта судорожно хватает ртом воздух, я, впрочем, тоже.
– Уф! Хоть дышать можно! Ираклий, вы – изверг!
– Благодарю за комплимент, – изящно раскланивается он, а потом находит мою руку, крепко сжимает и тянет за собой.
Марта семенит следом.
«Бомж» остаётся в машине один.
Мы пробираемся через небольшой лесок, и действительно оказываемся возле вполне себе обитаемого дома, точнее, особняка.
Видимо, учитывая безлюдную местность, хозяева не стали заморачиваться с оградой. Низенький забор преодолеваем даже мы с Мартой.
Мы оказываемся с задней стороны здания и сейчас стремительно и движемся к фасаду.
Выглянув из-за угла, имеем возможность наблюдать странное шествие – люди в серых одеяниях, похожих на рясы, с красными поясами, ходят с факелами по кругу и что-то бормочут.
– Что за господня срань? – возмущается Марта. – Секта какая-то, что ли.
Ираклий кивает.
И вправду, происходящее похоже на некое ритуальное действо. Значит, скоро должны появиться и жертвы.
Они и появляются, и я затыкаю себе рот, чтобы не заорать: какие-то амбалы – в этот раз в коричневых рясах – тащат троих. И я узнаю профессора Зорина, Лариску и её парня.
Но, к моему удивлению, его узнаёт и Марта:
– Надо же, и Пашка здесь. А он-то им зачем?
– Ты знаешь Пашку? – удивляюсь я.
– Ну да, это ж мой сильно бывший, – шипит она, – Пашка «Дохлый огурец».
Да, земля и впрямь круглая – раз на ней так много совпадений и внезапных встреч.
– Стало быть, ты и есть та писательница, что разбила ему сердце?
Услышать ответ я не успеваю, потому что Ираклий цыкает на нас:
– Смотрите! Сейчас начнётся!
И оно, действительно, начинается…
Глава 10
… действо, напоминающее сходку религиозных фанатиков.
На середину круга выходит невысокий лысоватый человек. Тёмная хламида на нём похожа на одеяния монаха ордена иезуитов. Блёклое лицо в неровном свете факелов кажется безобразным – по нему мечутся тени. Седые волосы – в отсветах огня выглядящие рыжими – короной окружают крутой покатый лоб.
Мужчина воздевает руки к небу и начинает напевно вещать на неизвестном языке.
Видимо, комментарий про «неизвестный язык» я отпускаю вслух, потому что Ираклий, который словно нависает надо мной, выглядывая вместе из-за угла, произносит:
– Это арамейский.
Марта, стоящая рядом, тихо и восхищённо тянет:
– Оу! Круто! Я думала, его никто не знает! И вообще этот язык – придумка авторов фэнтези.
Просто фейспалм! Кровавый притом!
Нет, она, конечно, училась в колледже, а не в университете, как я, но такие перлы выдавать?
Так и хочется спросить: «Чем ты на лекциях занималась?». Но, боюсь, ответ я знаю: «Писала романы».
Ираклий, однако, милосерднее меня.
– Арамейский действительно малоизвестный. Просто я – лингвист. Специализация как раз была «Древние и исчезнувшие языки».
– Вау!!! – отзывается Марта.
А меня не хватает даже на это – я просто задыхаюсь от восторга.
Какой же ты у меня…идеальный!
– Можешь перевести?
– В общих чертах, – говорит он, внимательно прислушиваюсь. – С такого расстояния не очень хорошо слышно. Он призывает некие силы снизойти и принять жертву – мудрого старца, невинную деву и славного воина. А взамен – послать им то, что они просят.
Марта над моим ухом закашливается:
– Ой, чёй-та лоханулись ребята. Ну ладно – мудрый старец, мой дедушка соответствует. Но Пашка «Дохлый огурец» – славный воин? Кхм…
Я тоже усмехаюсь:
– Ага, а Лариска – невинная дева! Она уже вроде с третьего курса не невинная…
– Тсс! – приказывает Ираклий. – Слушаем и смотрим дальше. А что касается девы – невинность бывает разной. И в таких ритуалах не всегда имеется в виду девственность. Чаще наоборот – невинность души. Вряд ли Лариса за всю жизнь совершила поступок, марающий душу.
Тут Ираклий прав, и от этого внутри ощущается неприятный холодок. Что они собираются сделать с Ларкой, гады?
Но тут влезает с комментариями Марта:
– Хорошо… Про невинность души соглашусь. Но из Пашки – какой воин-то?
– Видимо, славный, – совершенно спокойно поясняет Ираклий. – Взгляните, он весь избит, но даже в таком состоянии пытается подать Ларисе сигнал, чтобы та держалась, не паниковала…
И, действительно, Пашка, зажатый между двумя амбалами, пытается подмигнуть Ларке. Это единственный доступный ему сейчас способ поддержки. Лариса в ответ бледно улыбается, подбадривая его.
– Так что, девушки, на счёт славного воина вы тоже ошиблись. Славный воин – вовсе не тот, кто может одной левой отметелить десяток противников. Славный – тот, кто даже будучи избитым, шатаясь, находит в себе силы встать, чтобы принять бой снова. Славный – тот, кто бьётся за дорогое ему, до конца, до последней капли крови…
Я нахожу ладонь Ираклия – чуть шершавую, твердую, горячую – и пожимаю её. Не хочу, чтобы мой славный воин сражался за меня до последней капли крови. Вообще сражений не хочу.
Но тут весь трепет момента портит Марта, влезая со своим замечанием:
– Значит, бить слабого и беззащитного бесславно?
Её голос сочится ехидством, глаза прищурены.
– Вне всякого сомнения.
– Тогда почему вы, такой крутой и явно тренированный, набросились сегодня на бедного беззащитного бомжа?!
Ираклий хмыкает:
– Помнится, в машине вы питали к нему меньше дружеских чувств?
– Возможно, – соглашается она. – Но это не отрицает того факта, что вы сильнее и подготовленнее.
– Ваше замечание, безусловно, имело бы право, если бы на нас напал реальный бомж. А это – безумная тварь, поверьте, обученная и подготовленная ничуть не хуже, чем я. Мне пришлось изрядно попотеть, чтобы скрутить его. Это – побочный продукт «идеальных». Их называют «выбраковка». И более опасных монстров представить трудно. А ещё… – Ираклий засовывает руку за пазуху и вытаскивает всю потемневшую от вязкой блестящей жидкости, – …он…кажется…меня достал… Прости, Лесь…
Сказав это, Базиров медленно оседает, а потом и вовсе заваливается набок, теряя сознание.
– Ну звездец! – взрывается Марта.
Она оглядывается в поисках какого-нибудь оружия и поднимает лежащую неподалёку корявую ветку. Я сжимаю в кармане ветровки газовый баллончик: всегда ношу его с собой на всякий случай.
И он, кажется, представляется – в нашу сторону движутся чёрные мрачные тени. И это явно – не сектанты…
Они надвигаются, а нас буквально пригибает к земле. Я не верю во всю эту хрень про ауру и энергетику, но сейчас ассоциации рождаются именно такие.
Движения у теней смазанные. И я понимаю – скорость. Такая, за которой трудно уследить человеческому глазу. В голове некстати всплывают рассказы Ираклия о «выбраковке», что они – самые опасные твари.
Начинает лихорадить.
Позади себя я слышу сдавленное шипение. Оборачиваюсь, вижу, что Ираклий приходит в себя, садится, а потом, держась за стену, встаёт. Сейчас, в отблесках факелов, видно, что его защитная куртка вся пропитана тёмной жидкостью.
Господи! Да ему же в скорую надо!
Ко мне медленно подбирается паника.
И когда я подскакиваю к нему, намереваясь поддержать, он лишь злобно зыркает на меня и хрипит:
– За спину!
Я едва ли успеваю юркнуть за него, походя думая, как бы удержала такую махину, как на Ираклия налетает чёрная тень.
Вторая – хватает Марту, закрывая ей рот рукой.
Ираклий принимает первый удар на согнутую в локте и поднятую вверх руку.
Пошатывается, но не падает, лишь удивлённо тянет:
– Лис?! – и опускает руки.
– Ирий?
К моему вящему удивлению противники обнимаются, как старые друзья.
Тот, кого Ираклий назвал Лисом, чуть ниже его ростом, и во всполохах факелов его шевелюра будто горит.
– Брат, да ты ранен! – взволновано говорит и помогает Ираклию опереться о стену.
Тот отмахивается:
– Так. Пустяковая царапина. С «выбраковкой» сцепился.
– Вот мрази! Они что этих упырей на свободу выпустили?
– Похоже, тот сбежал… – Ираклий тяжело дышит и втягивает воздух сквозь зубы, – совсем дикий… грязный…
Ираклий прикрывает глаза и приваливается плечом к стене, видимо, собираясь с силами.
Обнимаю его за пояс, утыкаюсь в мокрую куртку.
Чёрт! Надо бы скорую вызывать! Только что здесь за адрес?
От печальных размышлений меня отвлекает голос Марты:
– Кирилл! Ты идиот! – вопит она и лупит того, кто её держал, по чём достаёт.
– Взаимно не рад тебя видеть, – отвечает ей высокий мужчина в чёрном камуфляже, уклоняясь от ударов. – И хотел бы знать, что ты здесь делаешь?
– Они моего деда забрали! – со слезами в голосе выкрикивает Марта.
– Профессор Зорин – твой дед? – удивляется мужчина.
– Да! – зло кричит она и топает ногой. – Чурбан ты бесчувственный! Не зря тебя жена ненавидит!
Он игнорирует её выпад и отвечает с лёгким ехидством:
– Воистину, природа отдыхает не только на детях, но и на внуках, – пренебрежительно резюмирует её собеседник.
Голос у него низкий, но не мягкий – наоборот, стальной, властный. Таким обычно отдают приказы. Примерно такой голос и у генерала Воравских. А дальше цепочка встраивается сама: Воравских – его дочь Дарина Тихомирова – её муж Кирилл Тихомиров.
Так вот ты какой, Кирилл.
А он тоже – более чем идеальный. Девичья мечта. Высокий, стройный, широкоплечий, темноволосый. Красивый, но холодной надменной красотой потомственного аристократа.
Мысленно рисую рядом с ним хрупкую белокурую Дарину.
Обворожительная пара получается.
Вот они и впрямь истинные – потому что даже в представлениях удивительно подходят друг другу.
Но додумать не успеваю… Позади нас раздаётся почти радостный голос:
– Ну, вот и «идеальные» пожаловали! Мы только вас и ждали.
Оборачиваюсь, чуть отлипая от Ираклия, и теряю дар речи.
Перед нами тот самый тип с фотографии в газете – лже-Качинский, или Правов, или как его там ещё.
Ухмыляется он сейчас самодовольно и неприятно.
И, несмотря на то, что рядом – высоченные «идеальные», на фоне которых он – плюгавый хлюпик, от него исходит нехилая угроза…
А угрозы за сегодняшний день я научилась не игнорировать.
Глава 11
Кирилл Тихомиров выступает вперёд и буквально нависает над невысоким Правовым. Тому приходится задирать голову. Однако и при этом он вовсе не выглядит подавленным. Наоборот, на тонких губах змеится торжествующая улыбка.
– Кирилл Владимирович, какая приятная встреча, – говорит Правов и раскрывает объятия, как дорогому другу.
Тихомиров отшатывается от него.
– Я так не считаю, – отзывается он. – И, полагаю, что вы заигрались.
– Что вы, – тянет Правов, – представление только начинается. Как раз вас и ждали! Идёмте, – он машет узкой ладонью в сторону поляны, где адепты движутся по кругу, выкрикивая фразы на арамейском и поднимая в воздух чаши, напоминающие усечённые человеческие черепа.
Ну и мерзость!
Я вижу, как недобро сужаются глаза Кирилла, как полыхает яростью рыжий Лис, ощущаю, как сильно сжимает мою руку Ираклий.
Чёрт, у него просто ледяные пальцы! Он же теряет кровь! Он недавно в обморок падал!
Мне хочется вопить, трясти всех, требуя оказать Базирову немедленную помощь.
Правов, как стервятник, чует кровь – замечаю, как трепещут его ноздри.
Урод, как он меня бесит! Больше всего на свете я желаю, чтобы он сгорел в аду заживо, но…
Но я хочу знать, что задумал этот безумец. Зачем он затеял этот спектакль?
Видимо, не одна я.
Потому что Кирилл переглядывается с ребятами, кивают друг другу, и вся наша группа двигается в сторону шабаша, творящегося на поляне.
Мужчины выстраиваются так, чтобы мы с Мартой оказались между ними.
Кирилл и вовсе берёт Марту за руку и командует:
– Держись рядом!
Она взвивается:
– Женой своей распоряжаться будешь! – и пытается выдернуть руку.
Но Кирилл держит крепко.
– Не беси! – рычит он. – Я же о тебе забочусь.
– С чего вдруг? Ты же меня терпеть не можешь!
– Считай, что у меня приступ альтруизма. А ещё потому, что Дарина, всё-таки по тебе, стерве, скучает. И шкуру с меня спустит, если узнает, что я тебя не сберёг.
Марта фыркает, но замолкает.
Когда мы приближаемся к участникам действа, их дикий хоровод замирает, расступается, и нас пропускают в середину.
И тут я замечаю, что профессора Зорина успели раздеть, а на плечи ему водрузили толстую перекладину, привязав к ней его руки.
Огромный брус гнёт старика к земле, но он всё равно старается гордо держать голову и смотрит на своих обидчиков чуть презрительно.
Я сглатываю слёзы и сжимаю кулаки.
Марта бросается вперёд с криком:
– Дедушка! Уроды! Ублюдки! Отпустите его!
Тихомиров перехватывает её в полёте, удерживает. Она бьётся, кусается, брыкается, но Кирилл не ведёт и бровью.
Зорин вскидывает и смотрит на неё нежно и с жалостью:
– Мартуша! Ты зачем здесь? – ворчит он беззлобно, будто действительно журит внучку, которая нашалила. – И вы, барышня? – это уже ко мне…
Я проглатываю ответ, а Марта отзывается рыданиями:
– Дедушка, деда…
Зорин поворачивается к Правову и говорит, спокойно, будто увещевая:
– Костя, отпусти девочек. Они ж дети ещё совсем. К тому же об «идеальных» почти ничего не знают.
– Я знаю, – вопит Марта. – И я везде вас пропесочу. И Олеська тоже, она журналист!
– Вот видите, друг мой, – разводит руками Правов, – девушки слишком много знают, я не могу их отпустить.
– Можете, – неожиданно выступает вперёд Ираклий. – Если я правильно понял суть вашего обряда, то вам нужна не просто жертва, а добровольная жертва. Такую с куда большей охотой примет тот, кого вы призываете?
Глаза Правова расширяются от удивления и предвкушения:
– Ты прав, «идеальный».
– А эти девушки, – он кивает на нас с Мартой, – если я их попрошу, не станут придавать увиденное огласке.
– И почему я должен тебе поверить, «идеальный»? – ухмыляется Правов.
– Потому что одна из них – моя истинная.
Взгляд Правова мечется от меня к Марте, потом к Лариске, которая сейчас будто в прострации и смотрит на нас остекленело и безжизненно. Как и её Павел. Не иначе, как недавнее хождение с черепами привело их в такое состояние.
– Старика, девушку и её парня вы тоже отпустите. Добровольная жертва перекроет жертвы насильственные.
Тот, кто проводил обряд и вызвал к высшим силам, кивает и шепчет что-то на ухо Правову.
Тот соглашается – это видно по довольной улыбке – и говорит:
– Хорошо. И кто же у нас эта добровольная жертва?
И Базиров отвечает, смело глядя ему в глаза:
– Я.
Мне хочется орать, топать ногами, бесноваться. Хочется стукнуть его чем-нибудь. В голове – будто дятел долбит: нет-нет-нет…
Спиной чувствую взгляд Тихомирова, оборачиваюсь, он едва заметно отрицательно качает головой. Понимаю: не вмешивайся, не лезь, доверься.
Мне сложно, мне страшно, у меня всё клокочет внутри, но я беру себя в руки.
В конце концов, здесь – друзья Ираклия. Наверное, они даже больше чем друзья. Как там сказал этот Лис? Брат. Пожалуй, они и есть братья – все плод одного эксперимента. Значит, они должны спасти. Встать стеной. Что Ираклий там вещал про славных воинов?
А Базиров, между тем, начинает раздеваться.
Меня трясёт – на улице же осень, не тепло, руки у него и так ледяные. Но вскоре застываю, завороженная. Любуюсь им, каждым отточенным движением, каждым жестом.
Похоже, не я одна.
Марта томно вздыхает:
– Охренеть! Кажется, я только что кончила!
Тихомиров косится на неё с таким видом, будто желает вытереть руки, которыми держит её.
Базиров же стягивает через голову водолазку, и я уставляюсь на его широченную мускулистую спину, ещё хранящую следы моих ногтей и нашей страсти.
Но не вид столь привлекательной части тела шокирует меня, а чёрная клякса – она буквально опоясывает его правый бок и затекает на спину шерстистыми ложноножками.
– Что за срань? – комментирует чересчур эмоциональная Марта.
И Кирилл шипит на неё:
– Да ты уймёшься сегодня!
Она бросает на него недовольный взгляд и фыркает, как рассерженная кошка.
Правов же, осмотрев «жертву», качает головой.
– Хороший был план, молодой человек, но не сработал. Ваша кровь отравлена.
До меня доносится хмыканье:
– Ну вы же знаете, как её очистить. У вас же есть антидот.
Правов ухмыляется:
– Дать антидот «идеальному» и упустить возможность видеть, как он корчится и подыхает в мучениях на глазах у своей истинной? Лишить себя такого удовольствия?
– Вы же всё равно убьёте меня, причём, полагаю, не менее медленно и мучительно. Так что вы ничего не теряете, единственное, что моя истинная, – он опять указывает рукой в нашу с Мартой сторону, – этого не увидит.
Жрец, мысленно я окрещиваю так человека в рясе иезуита, оказывается рядом с Правовым и снова что-то шепчет тому на ухо, косясь на Ираклия, которого уже заметно шатает. Он прижимает руку к раненому боку, и тёмная густая кровь стекает по тонким аристократическим пальцам.
– Хорошо, мы согласны, – выдаёт, наконец, Правов, – только девушки уйдут после того, как вы получите антидот. У нас должны быть гарантии.
Ираклий кивает.
Жрецу подносят саквояж, из которого он извлекает шприц и пробирку с мутноватой светящейся жидкостью.
И теперь уже дёргаюсь я, как давеча – Марта.
Меня перехватывает Лис. Легко скручивает, но при этом очень вежливо извиняется.
– Отпустите! – вырываюсь я. – Я не позволю вколоть ему эту гадость!
– Тссс! – шипит Лис мне на ухо. – Только «гадость», как вы выразились, его и спасёт.
Жрец набирает жидкость в шприц и впрыскивает Ираклию в вену.
Несколько мгновений ничего не происходит. Наоборот, всё замирает, останавливается. Кажется, даже глохнут звуки.
А потом… Ираклий начинает меняться. Тьма, что марала его идеальное тело, словно выползает наружу и начинает завиваться вокруг него в чёрный кокон.
Базиров сжимает руки в кулаки и хохочет. Так, что у меня все волосы становятся дыбом.
Жрец и Правов меняются в лице, пятятся и едва не крестятся.
Тихомиров поворачивается к нам с Мартой и рявкает:
– На землю! Лицом вниз!
Марта злится, но выполняет, бормоча:
– Я тебе припомню. Я тебя в следующем романе импотентом сделаю!
Кирилл продолжает инструкции:
– Чтобы вы не увидели – не орать, не дёргаться, вообще не подавать признаков жизни! Ясно?
Мы киваем, хотя лёжа на земле это не очень удобно.
А потом… Кирилл и Лис тоже «одеваются» в чёрные энергетические коконы… и начинается светопреставление.
Разобрать, кто кого бьёт, кто побеждает, а кто проигрывает, невозможно. Факела погасли, луна сегодня блеклая и прячется за тучами.
Марта приподнимается на четвереньки и говорить:
– Олеська, ты как хочешь, а я забираю деда и валю отсюда.
– Ты слышала, что сказал Кирилл, – шепчу я, тоже приподнимаясь и становясь на колени.
– Срать я на него хотела. Он мне не командир. Даринкой пусть командует. Ну, бывай, я пошла.
Пригнувшись, она направляется прямо туда, где кипит бой. Но даже дойти до места не успевает: громадная чёрная тень перехватывает её, вопящую, бьющуюся…
И хриплый, будто полупридушенный голос, заявляет:
– Босс! Я поймал его истинную!
И картинка вокруг замирает вновь.
