Текст книги "Сальмонельщики с планеты Порно"

Автор книги: Ясутака Цуцуи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Если не поступил – значит, не поступил. Мы как только что-то получаем, тут же доставляем адресату. Иначе у нас всё было бы завалено посылками. Как только – так сразу. У нас такой порядок. Мы ничего не задерживаем.

– Понимаю.

В трубке что-то лязгнуло, и хрипун отключился. Похоже, чемодан действительно до них не дошёл.

Я попросил, чтобы меня в третий раз соединили с отделением «Дайцу» в Сибуя, и стал ждать. Тут из задней комнаты появилась жена, облачённая в купальник.

– Что это ты так вырядилась? Не по возрасту, – спросил я, – К чему бикини? Купаться собралась? Одна?

– Не-е… Студенты, которые сегодня приехали, поставили на берегу палатки. Меня пригласили. Схожу посмотрю.

– Ну уж нет! – закричал я. – Муж между жизнью и смертью болтается, а ты вздумала перед молодыми парнями полуголая расхаживать?!

– Ого! Ревнуешь!

– Это не ревность! Просто для моего состояния самое страшное – когда между мужем и женой нет доверия. Подозрения в неверности и всё такое. Ты никуда не пойдёшь!

– Точно, ревнуешь! – засмеялась жена. – Притащил меня на этот чёртов остров, да ещё хочешь мной командовать! Ишь разбежался!

– Тогда и ребёнка с собой захвати.

– Ни за что! Мне он ни к чему. – И она ушла.

Я буквально дрожал от ярости, когда прозвенел звонок.

На линии был Мураи, я сразу напустился на него:

– В Симидзугаве сказали, что чемодан к ним не поступал. Что у вас, в конце концов, творится?

– Хм-м! Да… проблема… – протянул Мураи, хотя было понятно, что никаких проблем для себя в этом деле он не видит. – Конечно, надо бы разобраться, как отправили ваш чемодан – грузовым вагоном или автотранспортом. По железной дороге он должен прийти в Ябуки, а если на грузовике, то в Итагаки. Именно так. Почему бы вам не позвонить в наше отделение в Итагаки и не справиться у них? Если там нет, значит, чемодан отправили по железке, в отделение Ябуки. Номер в Итагаки…

– А почему вы не можете всё это узнать? – воскликнул я. – Должна же у вас быть какая-то ответственность!

– Ну что вы кричите? Ха-ха-ха!

– Что здесь смешного! Если вы не разберётесь с этим делом, я обращусь в полицию. Пусть объявят розыск!

– Конечно, конечно. Но чемодан, скорее всего, просто застрял где-то по дороге.

– Вот я и прошу вас выяснить где.

– Алло! – вмешиваясь в разговор, вдруг по-старушечьи засипела жена деревенского старосты: – Вы ещё долго будете говорить? Другие люди тоже хотят позвонить.

– Погодите вы! Я же разговариваю! – закричал я.

– Не могли бы вы закончить поскорее?

Мураи разбирал смех.

– Прекратите это! Прекратите! – орал я во всё горло, – Я разговариваю! Разговариваю! Разго-го-го… – Вдруг у меня перехватило дыхание, я схватился за грудь.

– Что случилось? – занервничала старушка. – Алло? Что с вами?

Я бросил трубку и стал лихорадочно искать коробочку с лекарством. Я совсем не мог дышать. Глаза выкатились из орбит, меня скрутило и выгнуло назад. Раскрыв трясущимися руками коробочку, я, не запивая, проглотил последние три таблетки.

Вечером я плачущим голосом пожаловался жене:

– Лекарство кончилось. Что теперь делать? Я пригрозил «Дайцу», что попрошу полицию заняться расследованием, но им, по-моему, всё равно.

– Вот именно. Плевать они хотели, – усмехнулась она, – Вся компания прогнила насквозь, сверху донизу.

– Да… – Мне вспомнился случай, происшедший несколько лет назад.

В ту ночь жена опять меня домогалась. Возбудилась даже сильнее, чем обычно. Верно, флирт со студентами так на неё подействовал.

– Нет, нет и нет! – кричал я, – Теперь я вообще без лекарства остался. А вдруг приступ? Это же верная смерть!

– Ну смотри! – истерически завопила жена. – Завтра же я тебе изменю с каким-нибудь пареньком. Из тех, что приехали. Вот молодцы хоть куда!

– Зачем ты это говоришь? Пытку мне устраиваешь?! – взмолился я фальцетом, – Не говори так. Пожалуйста! Знаешь же, что для сердечников сексуальная активность – смерть. Хочешь убить меня?!

– Не хочешь – не надо!

– Но ты же уйдёшь и сделаешь это с другим!

– Ха! Какой же ты мужик?!

– Хорошо! Если ты так говоришь, я согласен. – Я протянул к ней руку.

Жена оттолкнула её.

– Ты мне ничего не должен. Можешь не переживать.

– Я не переживаю. Ты не думай, я действительно тебя хочу. Честное слово.

«Эх, была не была!» И я заставил себя обнять её.

Всё получилось как-то слишком быстро. Из-за большого перерыва, наверное.

– Что? И всё? – разочарованно спросила жена, – Ты нарочно так быстро кончил. Сердце бережёшь? Нет, я так больше не могу. Завтра я точно тебе изменю. С пятерыми сразу. Тогда узнаешь!

– Не надо! Пожалуйста!

Я натянул на голову простыню и в полном отчаянии разрыдался. От повышенной нагрузки и её слов сердце снова пустилось в галоп. Я даже не мог закричать на жену, как обычно.

– Кажется, я умираю, – простонал я, – Правда, умираю. Точно.

На следующий день чемодан опять не привезли. О работе не могло быть и речи.

Я снова позвонил Мураи в Сибуя:

– Это Суда с Гранатового острова.

– Ага! Алло! Ну как ваш чемондан? Приехал?

– Нет, конечно. Поэтому я вам и звоню.

– Ага! Да, конечно.

– У меня лекарство кончилось.

– А? Лекарство? Какое лекарство?

– Лекарство от сердца.

– Вот как?

– Теперь случись у меня приступ, а я без лекарства.

– Сочувствую.

– Вы знаете, где мой чемодан?

– Нет.

– Вы выясняли?

– Ну…

– Выясняли?

– Что?

– Где чемодан?

– А кто выяснял?

Я тяжело вздохнул:

– Ладно. Я сам выясню. Дайте мне телефоны ваших отделений в Итагаки и Ябуки.

Записав номера, я позвонил в оба места. Ни там, ни там чемодана не оказалось.

Я заказал ещё один междугородний звонок, на сей раз в клинику Каваситы.

Трубку взяла сестра:

– Клиника Каваситы слушает.

– Моя фамилия Суда. Я ваш пациент.

– Что? Алло? Очень плохо слышно.

– Могу я поговорить с доктором Каваситой?

– Его нет.

– Как же так! Где же он сейчас?

– Уехал на конференцию.

– О! На конференцию? Куда?

– В Саппоро.

– Саппоро? На Хоккайдо?

– Совершенно верно.

– Знаете… тут такая ситуация. Доктор выдал мне лекарство, но оно потерялось. Не могли бы вы срочно выслать мне ещё?

– Связь прерывается. Я вас не слышу. Алло?

– Алло! Это очень срочно! Серпентина алкалоид. Прошу вас!

– Целлулоид?

– Нет-нет. Серпентина алкалоид. Лекарство так называется.

– Лекарство? Какое лекарство?

– Не могли бы вы срочно послать мне это лекарство?

– Я не могу. Без распоряжения доктора.

– Да, понимаю.

– Что вы говорите?

– Алло! Вы не скажете, где доктор Кавасита остановился в Саппоро?

– Что?

– Какая гостиница?

– Это не гостиница. Это клиника Каваситы. Больница.

– Да-да. Знаю. Доктор… В какой гостинице остановился доктор?

– Ага! Подождите минутку. Э-э… «Саппоро-Куин-отель».

– А номер телефона не подскажете?

Сестра продиктовала мне номер, и я попросил соединить меня с Саппоро. От постоянного кричания в трубку я стал задыхаться, всё тело покрылось потом.

– «Саппоро-Куин-отель» на линии.

Слышимость была отвратительная, пришлось надрывать голос. Наконец меня соединили с портье.

– A-а! Вам того самого доктора Каваситу? – послышался слабый мужской голос, разобравший в конце концов мои слова. – Терапевта? Он в полиции.

– Как? При чём здесь полиция?

– Вы что, газет не видели? Здесь, у нас в гостинице, прошлой ночью зверски убили женщину. Врача. Доктор Кавасита и ещё двое медиков, прибывших на конференцию, уехали в полицию как важные свидетели. Мы не знаем, когда они вернутся.

На острове не было ни телевидения, ни газет, поэтому о происшествии в Саппоро я понятия не имел. Доктор даёт показания в полиции, ему сейчас точно не до моего лекарства, даже если мне удастся до него дозвониться. Я решил больше не тратить на это время и положил трубку.

Новый день известий о чемодане не принёс. Следующий день тоже. На десятый день после того, как мы отправили чемодан, мне позвонила жена старосты и намекнула, что о поведении моей жены говорит вся деревня. Она пустилась в распутство и в открытую крутила с приезжими студентами.

Прошло ещё пять дней. Я забросил работу и целыми днями только и делал, что звонил по телефону. Терпение жены в конце концов лопнуло – ей опротивело выслушивать моё нытьё, жалобы и упрёки, она взяла сына и вернулась в Токио. Студенты уехали вместе с ней. На пароме.

Всякий раз, когда я начинал выяснять с кем-то отношения на повышенных тонах, мне казалось, что настаёт мой последний час. Восемь раз у меня было сильное сердцебиение, четырежды останавливалось дыхание, и трижды сердце пронзала такая острая боль, что я почти лишался чувств. И каждый раз я валился с ног и корчился на полу в страхе перед заглянувшей мне в глаза смертью.

На семнадцатый день раздался звонок из Симидзугавы: они получили мой чемодан! Я просил их позвонить, как только это случится.

– Ну как? Сегодня он будет здесь?

– Сегодня паром уже ушёл. Так что только завтра, – проскрипел голос в трубке.

– Почему же так долго?

– Потому что его отправили машиной.

– А почему не железной дорогой?

– Откуда мне знать? – На том конце бросили трубку.

На следующий день я появился на причале за час до прибытия парома. С Кюсю на запад, через Корейский пролив, прокатился тайфун, море штормило. Дождя не было, но ветер, пока я стоял на причале, всё набирал силу.

Наконец показался паром. Опоздал на полчаса.

– Ура! – При виде судна я начал приплясывать на самом краю пирса, – Вот он! На пароме моё лекарство!

– Вряд ли он к нам причалит, – произнёс у меня за спиной староста.

Он и ещё несколько деревенских пришли на причал, встревоженные ненастьем.

– П-почему это? – удивился я.

– Ветер, – отозвался один из местных.

– Точно. Вон какие волны. Попробуй-ка пришвартуйся. Как шибанёт о пирс! Так и перевернуться можно.

– Но это же чёрт знает что такое! – воскликнул я, – Я уже на пределе! Не могу я больше ждать! Ладно! Если он не может причалить – я сам туда поплыву! – С этими словами я скинул пиджак.

– Стой! Куда?! – Староста вместе с земляками поспешили остановить меня. – Ты что?! Утонешь! Нет, тебя раньше о берег расшибёт! Сердце откажет!

– Плевать! Сердце пусть как хочет! А я без этого лекарства не могу!

Я вырвался из державших меня рук и, подняв тучу брызг, нырнул в бушующие волны.

Так началось моё невероятное, безумное приключение. Я бросил семью, наплевал на работу, пересёк семь морей и шесть континентов в погоне за коробкой с лекарством. Переплыл Ла-Манш, пробежал босиком всю Сахару, спасался в непроходимых джунглях от аборигенов, плевавшихся ядовитыми стрелами, отбивался от белых медведей в арктических льдах, попал в перестрелку между секретными агентами сразу нескольких стран, которые устроили охоту за моим лекарством на Транссибирской железной дороге. И всё потому, что для меня это единственная возможность выжить.

Лекарства я пока не нашёл.

Сальмонельщики с планеты Порно

Известие, что шеф собирает на срочное совещание, принёс Ёхати. Он у нас был на подхвате, «подай-принеси». Оказалось, доктор Симадзаки, большой авторитет в ботанике и единственная женщина в нашем исследовательском отряде, беременна.

– И из-за этого надо совещание собирать? – спросил я Ёхати, отрываясь от микроскопа.

– А я откуда знаю?

Потоптавшись в нерешительности в дверях лаборатории, он пошло хохотнул, показывая редкие зубы. Ему наверняка было не больше, чем мне, но выглядел он лет на десять старше.

– Скажи, сейчас приду, – проговорил я, оборачиваясь к окулярам прибора, и услышал безразличный голос Ёхати.

– Шеф сказал: если сразу не пойдёт, волоки его насильно, – нахально заявил он.

– Что это ему приспичило? – Я нехотя поднялся.

Лаборатория экосистем, служившая мне и жильём, представляла собой сборно-разборное сооружение площадью около тридцати метров. Она притулилась на самом краю научно-исследовательской базы, развёрнутой у подножия горы Ночного Плача, где рассыпалось с десяток похожих домиков. В центре располагался штаб – в два этажа и вдвое большей площади. Хотя какой штаб – одно название: самое простое строение, где помещались только жилой отсек шефа и комната для совещаний. Невысокая гора Ночного Плача состояла из тёмно-серого андезита. Такое название ей присвоила первая японская экспедиция на эту планету. По ночам, когда дул сильный ветер, впадины и выбоины на склонах горы рождали звуки, похожие на женский плач.

Я вышел наружу вслед за Ёхати, заперев лабораторию на ключ. Предосторожность не лишняя – не от воров (у нас их не водилось), а от кишевших вокруг диковинных растений и животных.

– От кого она залетела-то? – спросил я по дороге у Ёхати.

И без того невысокий, Ёхати при ходьбе выгибал колесом спину и от этого казался ещё ниже. Он покосился на меня и ухмыльнулся:

– А кто знает? Может, от вас?

– Не от меня, – серьёзно проговорил я и призадумался. Нет, точно, я ни при чём.

Оранжевый шарик солнца неудержимо катился за гору Ночного Плача. В это время года на планете день и ночь сменяли друг друга каждые два часа. Планета Накамура входила в солнечную систему Кабуки. Забавные названия. И планету, и систему открыл учёный японского происхождения Питер Накамура, большой поклонник театра кабуки. Но на Земле она была известна как планета Порно. Так её называли из-за аборигенов, живших в пятидесяти километрах к западу от базы в стране Мамардасии. Они как две капли воды походили на землян, только круглый год ходили голыми.

– Так вот от кого! – вдруг осенило меня, – От тебя, Ёхати.

Тот сразу переменился в лице. В уголках глаз появились скабрёзные морщинки, рот сладострастно скривился. Неприятная картина.

– Если бы так! – с невыразимой мукой отвечал Ёхати, – Я тебе скажу: она мне нравится. Эх, кабы от меня! – Судорожно дёрнулся, облизал толстые слюнявые губы и повторил чуть не плача: – Да! Кабы от меня!

О неистребимой тяге Ёхати к слабому полу знали на базе все. Ему кровь из носу нужна была женщина как минимум два раза в день. Свой крошечный «вигвам» он делил с дамой средних лет, которая приехала с Земли вместе с ним. Я всегда думал, что она его жена, но, видимо, ошибался. Ёхати ещё раз тяжело вздохнул:

– Кабы от меня!

– Значит, не от тебя?

– Если бы.

Если не Ёхати – тогда кто? От кого забеременела доктор Суйко Симадзаки – тридцатидвухлетняя, незамужняя, полная женственности, светлокожая пухленькая красотка? Не находя ответа на этот вопрос, я распахнул дверь штаба. Ёхати почему-то метнулся к своему домику.

– Я как раз занимался повадками многоухих кроликов. Почти разобрался с их питанием, – пожаловался я шефу, входя в комнату, где он нас собирал на совещания. – Мы что, будем теперь обсуждать подробности личной половой жизни членов экспедиции?

Кроме меня, пока больше никто не появился. Только шеф по обыкновению сидел во главе стола, его толстая шея тонула в плечах.

– Во-первых, это вопрос далеко не личный. А во-вторых, мы ещё не можем утверждать, что в данном случае имел место половой контакт.

Обалдело глядя на него, я хотел было поинтересоваться, как можно забеременеть без полового контакта, но тут в комнату вошли доктор Фукада и бактериолог доктор Могамигава.

– Она с яичком. Это не ложная беременность, – отрапортовал Фукада. – Но что там – одним рентгеном не разберёшь. Четвёртый месяц.

– Что же, она четыре месяца не замечала, что беременна? Что за человек?! – Я почти кричал. – Может, она нарочно скрывала?

Не обращая никакого внимания на мои слова, доктор Могамигава, старик, сухой педант, не признававший ничего, кроме естествознания, с кислой гримасой выложил на стол несколько листьев, похожих на папоротник.

– Вот эта гадость была вместе с образцами растений, собранных доктором Симадзаки. Я это нашёл в её коробке для гербария.

– Что? Вдовье чрево?! – подскочил я, – Откуда здесь эта трава? Она растёт только к западу от Мамардасии!

– Должен вас поправить. К западу от озера Подлости. – Могамигава бросил на меня сердитый взгляд. – Доктор Симадзаки собирала растения, дошла до болота и, не обратив внимания, прихватила и эту дрянь. Её микроспоры проникли в организм. Как известно, андроспоры этого жуткого растения раздражают яйцеклетки высших позвоночных и вызывают непроизвольное развитие в утробе новых организмов.

– Но ведь доктор Симадзаки не вдова, – заметил шеф.

Могамигава пренебрежительно отвернулся, говоря всем своим видом: «При чём здесь это?» За него ответил доктор Фукада:

– Название «вдовье чрево» пошло от первой экспедиции. На самом деле не важно – вдова, не вдова. Это растение стремится к партеногенезу с любой женщиной, исключая девственниц. Вообще-то у партеногенеза есть ещё другое название – девственное размножение, но в данном случае мы имеем дело с явлением, которое, видимо, следует называть недевственным размножением. Почему оно не воздействует на яйцеклетки девственниц, пока не ясно. Возможно, это как-то связано с количеством вырабатываемого эстрогена. Что касается доктора Симадзаки, то это скорее естественно, что она не девственница. – Он иронически улыбнулся, – Всё-таки ей уже тридцать два. Было бы слишком строго обвинять её в легкомысленном поведении на том основании, что она не девушка.

– Что вы! Я же её ни в чём таком не обвиняю, – заёрзал в своём кресле шеф, – Ну что же, пока нас только четверо, но всё равно начнём. Сама доктор Симадзаки отказалась присутствовать на совещании. Конечно, она чувствует себя неловко – ведь мы знаем, какой это застенчивый и скромный человек. Геоминералогическая группа отправлена в район горы Арасатэ на перевал Хокомака для изучения жуткой липучей скалы.

– Дело не терпит отлагательств, нужно действовать немедленно. О! Что-то я повторяюсь. Неловко как-то! – сказал Фукада, кичившийся своей причастностью к литературе; в порядке хобби он накропал три десятка макулатурных романов, – Итак, переходим к основному вопросу. Беременность, вызванная вдовьим чревом, длится десять земных дней. Так что, Сона-сан, разрешите вас поправить: доктор Симадзаки не замечала беременности всего четыре дня, а не месяца. До сих пор имели место два подобных случая с земными женщинами: у одной участницы первой экспедиции на седьмой день случился выкидыш, а врачиха, которая была приписана к отряду, занимавшемуся устройством базы, на третий день, не задумываясь о последствиях, сама сделала себе аборт. Но в случае с доктором Симадзаки это уже не пройдёт, будет выкидыш или нет – мы тоже не знаем. Выходит, велика вероятность родов. Однако Симадзаки говорит, что не хочет рожать.

– И это понятно, – отозвался я, – Ещё бы: признать, что отец ребёнка – какой-то сорняк, да ещё с таким названием – вдовье чрево, – значит опозорить всю семью, несколько поколений выдающихся учёных.

– Давайте всё-таки пользоваться научным языком. – Могамигава бросил на меня недовольный взгляд. – Невозможно представить, чтобы андроспоры вдовьего чрева, проникнув в организм дыхательным путём, прямиком попали в матку. Скорее они просто каким-то образом – например, путём кислотного воздействия – сыграли роль возбудителя неоплодотворенной яйцеклетки и вызвали рост нового организма. То есть оплодотворения доктора Симадзаки вдовьим чревом не было, поэтому как можно говорить, что она зачала от этого растения?! Надо подождать родов, но я считаю, что у нового организма будут только хромосомы матери. Как пишет в своей «Истории транспарентных эмбриогенов человека» профессор Ёсинович Сано, отсутствие репродуктивной функции у индивидуума, рождённого в результате партеногенеза, – это норма.

– Ну, по идее так и должно быть, – решил возразить доктор Фукада, – Однако на этой планете далеко не всегда происходит так, как должно быть. Точнее, у неё такая особенность, если хотите: здесь часто происходят дикие вещи, выходящие за рамки здравого смысла. Споры вдовьего чрева вполне могли достичь матки – через дыхательную, пищеварительную или кровеносную систему, – не утратив при этом своих качеств, и каким-то образом проникнуть в неё. Партеногенез – весьма распространённый способ воспроизводства в животном мире, даже на Земле. Тем более нельзя исключать, что на пресловутой планете Порно мы можем столкнуться с такими невероятными и абсурдными явлениями, как оплодотворение спорами растений. Говоря о «яичке» в матке доктора Симадзаки, я не имел в виду, что это должен быть непременно человеческий эмбрион.

Гримаса будто приклеилась к лицу Могамигавы.

– Вы называете эту планету дикой. В принципе согласен. Но о выкидыше, случившемся у женщины из первой экспедиции, я слышал, что плод был человеческий.

– Однако…

– Однако, – вмешался я, чтобы придать ускорение завязавшейся дискуссии, – проблема не в природе беременности доктора Симадзаки и не в том, кто у неё родится, а в том, как предотвратить роды. Разве нет?

– Я так скажу, – кивнул в мою сторону шеф, – Думаю, есть два пути. Первый: извлечь это – кем или чем оно бы ни было – из матки кесаревым сечением.

– У нас нет для этого оборудования, – тяжело вздохнул Фукада, – Не скажу, что это невозможно, но мне бы не хотелось делать такую операцию. Вскрывать брюшную полость у доктора Симадзаки… Слишком велика ответственность.

Фукада, как обычно, уходил от ответственности. Одарив его пренебрежительным взглядом, Могамигава обратился ко мне:

– Не знаете ли вы, как мамардасийцы предохраняются от беременности, вызываемой вдовьим чревом? И какие меры они принимают, если беременности избежать не удалось? Ведь они наверняка тоже страдают от вдовьего чрева.

– Думаю, да. В районе Мамардасии очень много вдовьего чрева. Целые колонии. Но поскольку доступ человеку в Мамардасию закрыт, нам пока не известно, как они справляются с этой проблемой.

Шеф подался вперёд:

– Так вот, второй путь, о котором я думал, – послать туда кого-нибудь, чтобы выяснить у аборигенов, что они делают в таких случаях. От этого будет и научная польза, так что сможем убить как бы двух зайцев.

– Так они к себе и пустят! – покачал головой я, вспоминая, как мамардасийцы в прошлый раз наотрез отказались пропустить нашу экспедицию, – Если только ты не человек с приемлемым для них устройством психики. Они же здорово читают наши мысли, – Я повернулся к Фукаде: – Быстрее вам будет кесарево сечение сделать.

Фукада тут же всполошился:

– Раньше, в эпоху варварства, такие операции делали голыми руками, а теперь только на современном оборудовании, с компьютерными системами. То есть я… как врач… в университете нас не особенно этому учили.

Могамигава закатил глаза к потолку, будто хотел сказать: «Не можешь, значит?» Я тоже был разочарован.

– Несколько участников первой экспедиции проникли в Мамардасию и видели, что это такое. Есть доклад на эту тему, – проговорил шеф, чтобы оживить разговор. – Как им удалось?

– Ну, это же были первые земляне. Наверное, аборигены не предполагали, что мы такая дикая раса, и расслабились – пустили. Дикая – с точки зрения мамардасийцев, конечно.

– Это мы дикие? Вот они-то настоящие дикари! – сморщился Могамигава. – Как я слышал, они совокупляются в открытую, средь бела дня. Им всё равно с кем – с мужчиной, женщиной… где – на улице, на площади, в общественном месте. Где угодно, и одновременно несколько пар!

– Вот именно! – кивнул я, ткнув пальцем в его сторону. – Вот это и кажется им диким. Что мы так к этому относимся: считаем секс дикостью, думаем, что с этим делом надо куда-то прятаться. Мне кажется, они смущаются от такого отношения, это их отвлекает, не даёт сосредоточиться.

– Уж не хотите ли сказать, что вы это дикостью не считаете? – Могамигава с неприязнью уставился на меня.

Я почувствовал, что краснею:

– Нет, не считаю.

– В таком случае почему вы не можете получить туда доступ?

– Потому что я сам дикий. Э… лично мне было бы интересно и приятно наблюдать за такими вещами со стороны. Назовите это как хотите – извращением, страстью к подглядыванию… Но если у меня спросят, смогу ли я заниматься тем же самым на людях… Не смогу. То ли из-за стеснительности, то ли из-за неумения быть естественным, а может, самосознание не позволяет… Не знаю. Но мамардасийцы сразу просканируют, что у меня в голове, и не пустят к себе.

– Другими словами, – задумчиво проговорил шеф, – в Мамардасию может попасть лишь тот, у кого самые прогрессивные взгляды на секс?

– Ну… как сказать? Может статься, аборигенам эти прогрессивные взгляды покажутся вовсе не прогрессивными. То есть люди, о которых говорят, что у них прогрессивные взгляды на секс, связывают сексуальную свободу с борьбой против существующей системы, восстанием против «старой власти», критикой правительства и полиции. Похоже, что с точки зрения мамардасийцев такие люди на самом деле совершенно не стремятся к сексу и не превозносят его, он для них не предмет поклонения. Говорят, в составе первой экспедиции была одна женщина – активистка Союза за сексуальное раскрепощение. Она хотела было использовать поведенческий стереотип аборигенов для поддержки заурядного общественного движения, но это им не совсем понравилось. Как я слышал, дело кончилось тем, что активистка бежала оттуда со всех ног, когда какой-то медвежьего облика мамардасиец подошёл к ней.

– Так кто же всё-таки может к ним проникнуть? – небрежно бросил шеф.

– Тот, кто не воспринимает секс как нечто метафизическое и в то же время испытывает неиссякаемое сексуальное влечение, причём бескорыстное.

– Это что же получается? – округлив глаза, с нескрываемым отвращением рявкнул Могамигава. – Нужен тип, которому только бы потрахаться. Всё равно с кем?! – Он ожесточённо поскрёб голову. – Что это я так разорался? Вот до чего меня довела эта планета!

Шеф вдруг подскочил в кресле и поглядел в потолок:

– Хм! Есть у нас такой человек.

Я кинул на шефа изумлённый взгляд:

– Вы что, хотите Ёхати послать?

– А кого ещё? – уставился на меня шеф, – Кто ещё подходит к мамардасийскому менталитету?

– Ну, это не вариант! – тряхнул головой Могамигава, показывая, что тут и разговора быть не может, – Он же тупой. Даже если проберётся, что он сможет разузнать?

– Не говорите, Могамигава-сан, – тут же начал переубеждать его шеф, – В медицине и биологии он, конечно, не разбирается, но спросить, как избавиться от беременности, наверное, сумеет.

– Если Ёхати попадёт в Мамардасию, только мы его и видели, – усмехнулся я, – Помимо всего прочего, мамардасийки, говорят, исключительные красавицы. Наши женщины по сравнению с ними никуда не годятся. Недаром в отчёте было сказано: «Местные женщины – сущие ангелы».

– Как это банально! – проговорил доктор Фукада и отвернулся.

– Тогда надо будет послать с ним ещё кого-нибудь, – стоял на своём шеф, – Чтобы он, не проникая в Мамардасию, был где-то наготове и оттуда давал Ёхати указания. Если Ёхати притащит муть, его можно будет отправить обратно, и не один раз, пока не добудет вразумительную информацию.

Я пожал плечами:

– Хотите меня послать?

– Точно, – холодно заявил шеф и обернулся к Могамигаве, – Думаю, знание бактериологии здесь тоже пригодится. Не могли бы вы их сопровождать, доктор?

Могамигава с готовностью кивнул:

– Не возражаю. На экспедиционном катере мы через час туда доберёмся.

– Однако, – шеф обеспокоенно шевельнулся в кресле, – у нас всего один катер. Сейчас он в распоряжении геоминералогической партии.

– Вы можете связаться с доктором Ниямой и приказать ему немедленно возвращаться.

– Я уже говорил с ним по телекому, – Шеф не скрывал огорчения, – Он сообщил, что они смогут быть на базе только через два дня. Вы же знаете, что это за человек. Упрямец! Для него моих распоряжений не существует.

– Но вы сказали ему, что ситуация с доктором Симадзаки не терпит отлагательств?

– Разумеется, сказал. Но ему как об стену горох. Знаете, что он ответил? «Пускай рожает, потом выбросим куда-нибудь, и все дела».

– Ну что за человек! – вздохнул Могамигава. – Тогда поедем на турбоходе.

– Что?! – чуть не задохнулся я, – На нём мы доберёмся только до озера Подлости. Над водой эта кроха не пройдёт. Обойти озеро невозможно, потому что на севере оно выходит прямо к Мамардасийскому морю, на юге, за мысом Самоудовлетворения, тоже море.

С каждым произнесённым словом я всё сильнее злился на Фукаду, который как в рот воды набрал. Мог бы он сделать кесарево сечение – не было бы никакой проблемы. В последнее время появляется всё больше врачей, не способных ничего сделать руками – даже самую простую операцию; как они сами говорят, во всём виноват прогресс медицинской науки. Кому такой прогресс нужен?

– Так вот, до Мамардасии такой маршрут, – продолжал я. – На турбоходе до озера Подлости, там сооружаем плот из того, что растёт в округе, переправляемся, потом на запад по болотам и ещё километров двадцать пешком.

– А полегче маршрута нет? – простонал доктор Могамигава, похоже, разделявший мои мысли в отношении доктора, и недобро покосился на Фукаду.

Фукада чувствовал себя неловко и, оправдываясь, заёрзал на месте:

– Вообще-то надо бы мне пойти, но вы же знаете: у меня ноги слабые, хронические болезни…

– Никто вас туда не посылает, – отрезал Могамигава.

Фукада бросил на него полный негодования взгляд и сердито умолк.

В комнате повисло молчание.

Его прервал Фукада. Сделав вид, что ему надо идти, он поднялся со стула:

– Ну я пойду. Работа.

Когда наш никчёмный коллега вышел, шеф громко вздохнул. Мы с Могамигавой тоже устали от Фукады. Говорить не хотелось.

С горы Ночного Плача ветер принёс наполненный восторгом женский стон.

– Вот это вопль! – сказал, как плюнул, Могамигава. – Гора, издающая такие звуки, должна называться по-другому. Какой уж тут Ночной Плач! Это Волна Экстаза, – Он округлил глаза и, почесав в затылке, заключил: – Что я такое говорю?! О боже! Как же низко я пал.

Я глубоко затянулся сигаретой и стал рассказывать, стараясь говорить как можно спокойнее:

– Поделюсь своим опытом – однажды мне пришлось добираться от озера Подлости до Мамардасии и обратно. И постройка плота, и пешие переходы – это всё не так страшно. Главная причина, почему мне не хочется идти туда снова, – разная тамошняя кошмарная живность. По идее, мне уже давно следовало привыкнуть к удивительным условиям, в которых обитают внеземные формы жизни, кажущиеся нам невероятными. И всё равно встречается такая гадость, что невозможно оставаться безразличным, даже с точки зрения чисто научного интереса.

– Может, не стоит сейчас об этом? – встрял шеф.

Я покачал головой:

– Нет. Нужно заранее предупредить доктора Могамигаву. Хотя бы в общих чертах. Чтобы смягчить шок.

– Неужели это в самом деле такие чудовища? О них чего только не говорят…

– Почти все эти животные и растения встречаются и здесь. Но там они существуют в форме особого биоценоза, отличающегося большой перенаселённостью. Растения образуют многоуровневые колонии; в этой биомассе формируются сообщества представителей фауны, мирно уживающиеся друг с другом. Например, некоторые виды водорослей, почти не встречающиеся в наших местах, расплодились в озере Подлости. Видимо, в физиологическом плане это оптимальное для них место. Водоросли-липучки, кровавые, ласкающие водоросли…