Текст книги "Химеры (СИ)"

Автор книги: Ярослава Кузнецова

Соавторы: Анастасия Воскресенская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 45 страниц)

Мимо Рамиро, смеясь и беседуя, прошли трое – танцовщик Эстеве, звезда Королевского балета, незнакомая коротко стриженная дролери в тускло-красном, агрессивного цвета платье из плотной тафты, с узким, длинным, ниже поясницы, разрезом на спине (Рамиро некоторое время любовался сквозь шелковую щель, как ходят лопатки и как колеблется струна позвоночника на красивой дролерийской спинке), и еще один дролери, Рамиро не сразу узнал его. Сель вроде совсем недавно рыскал по крышам и отлавливал химерок, а теперь в сером пиджаке, белом жилете и шейном платке цвета мокрого асфальта вел под ручку приятельницу в красном. Платиновые волосы стянуты в хвост.

В толпе мелькнул День с озабоченным лицом, Рамиро он не заметил или не пожелал заметить. Несмотря на веселое оживление, музыку, праздничные наряды и улыбки, в воздухе витала нервозность.

Хотелось пить. В курительных комнатах, а также на террасе предлагают кофе, чай и горячий грог, посоветовал слуга. Рамиро двинулся к террасе, пересекая зал.

Толпа беседующих гостей раздалась, пропуская широко шагающего к выходу лорда Макабрина. Старик сверкал железными зубами и казался довольным, будто кого-то съел. Ну, или получил позволение съесть.

В спину ему смотрел король Герейн. Он сидел на троне рядом с королевой, по левую руку горелой башней возвышался Вран, за плечом у Врана – его дочь Мораг, самая рослая женщина из виданных Рамиро.

По рядам гостей, заглушая арфы и скрипки, пронеслась волна ропота. Рамиро оглянулся – высокие витражные двери отворились, на ковровую дорожку вышел сэн Тавен, королевский герольд, с бледным перевернутым лицом. Следом за ним в зал шагнули тетка короля, глава нивениток, и пепельно-золотая, словно моль, дролери, Рамиро видел ее в сопровождении агиларовского наследника, когда того передавали отцу. Дролери держала на мушке не кого-нибудь, а самого принца Алисана, идущего чуть впереди.

Что за цирк, подумал Рамиро… Сэнни вернулся, это хорошо, это значит, что все в порядке… но почему под конвоем?

Король Герейн встал.

Вран вдруг хрипло рявкнул: «Полночь!» и рванулся вперед. В тот же момент кинулась Мораг, сцапала отца и заломила ему руку. Они начали бороться у трона, рыча и шипя, как коты.

– Его Королевское Высочество… – герольд широко раскрыл глаза и побледнел еще сильнее, но голос его не дрогнул. – Нож… Холодного Господина… сэн Анарен Лавенг!

Часть первая. Глава 15

15

Рамиро пошел домой.

Объяснить происходящее было некому, День удалился вместе с королем, советниками и новоявленным королевским родственником.

Рамиро очень хотел узнать: это тот наймарэ, которого искали, или не тот? Если тот, надо забрать у него Десире. А если не тот…

Честно говоря, он всегда считал что Ножи – это сказки. Впрочем, было время, когда он считал сказками дролери.

Праздник, и без того нескладный, захромал на обе ноги. Но королева Эрмина и ее дамы не позволяли ему упасть – гремела музыка, кружились пары, сновали слуги с подносами, королева под руку со старшим сыном переходила от одной группы к другой, беседуя, подбадривая, улыбаясь.

Однако из зала незаметно исчезли дролери, меньше стало военных мундиров.

– Это инсценировка, – приглушенный взволнованный голос за цветочной шпалерой. – Они бы еще короля Халега с того света призвали. Герейн рассчитывает, что все настолько легковерны?

– Это точно не Алисан? – другой взволнованный голос.

– Это парик и грим! Аккуратная работа, но все равно видно. У меня глаз наметанный!

– А цель?

– Политический козырь. Ставка на Полночь. Дар в прежних границах, не забывай. Южный блок призадумается.

– Дичь какая-то. Сумерек нам мало?

– Полночь в союзники – это весомо, согласись.

– Но Сумерки-то союзники настоящие…

За другой шпалерой волновался другой голос:

– У них везде толстая лохматая лапа, у этих Лавенгов, везде!

Рамиро решительно повернулся и зашагал к выходу. Чем слушать всякую чушь, он просто позвонит утром Дню, извинится и все узнает из первых рук.

Обратно он пошел не через Мармориту, а решил срезать через Королевский парк, по проспекту Победы – так получалось ближе до дома. Стемнело, зажглись фонари, и музыка сделалась тише, хотя гуляющих даже прибавилось. У очередного затканного световой сетью фонтана собралась плотная толпа в белых куртках, слышался хохот, возбужденные мужские голоса, подбадривающие выкрики.

– Эй, врежь ему уже как следует, Йон. Хватит впустую кулаками махать! Вот набрался…

– Да-вай, да-вай!

– Эх, потанцуем!

– Много воли взяли, ушастые!

И спокойный холодноватый голос, который вроде показался Рамиро знакомым:

– Чтобы ваш человек по нему попал, Нокто надо связать. Нокто, что, сделаем смертным такое одолжение? Дадите взаймы пару ремней?

Дружный гогот, потом глухие звуки ударов, хаканье, из сплоченной толпы вырвалась стройная фигурка. Вскочила на парапет бассейна, пробежалась по мокрому камню не оскальзываясь, замерла, – белые волосы по плечам.

– А вот где Сель? Что, сдрейфил на танцульки прийти? Забоялся, что… – грубый голос сказал непристойность.

– Испугался, что прическу испортят.

– Сель занят делами государственной важности, болван макабринский, – еще один мелодичный нечеловеческий голос.

– Ах ты…

– В очередь, в очередь, э! Все хотят потанцевать.

Ясно, в День Коронации десантники лорда Макабрина развлекаются с Врановыми дролери – ни одна, ни другая сторона со времен войны не соглашается признать чужое превосходство. Или им просто нравится по праздникам лупцевать друг друга – вон как веселятся, будто и не ходит по Катандеране наймарэ, будто и не случилось ничего во дворце… Хотя может им и неизвестно еще наверняка – как днем начали квасить, так до сих пор и не остановятся.

Рамиро всегда удивлялся, почему дролери поддерживают эту традицию – учитывая их вечно задранные носы и презрение ко всему сущему. Разве что адреналин и выплеск подстегнутых хмелем эмоций привлекал их, как ос – варенье.

– Йо-о-он, ну что же ты… – беловолосый прогуливался по краю фонтана, заложив руки за спину. – Я же жду. Я весь извелся!

Он довольно похоже передразнил голос капризной дамочки.

– Вот твою мать перемать, не можете без ваших штучек! – здоровенный парень навалился на мраморный бортик, который был ему чуть выше пояса. – Слазь и дерись честно! Ух, мало мы вас драли!

– Это кто кого еще драл!

Беловолосый хмыкнул, не глядя протянул руку – и вынул из воздуха брошеную ему бутылку пива, большим пальцем сощелкнул пробку, на запястье хлынула пена. Закинув голову, принялся пить, роняя хлопья на черный комбинезон. Противник попробовал схватить его за ногу, дролери, не отрываясь от горлышка, легко переступил, рука поймала пустоту.

– Нокто, слазь и дерись, ети тебя через четыре колеса!

– Лучше ты ко мне.

Макабрин полез на бортик, в спину ему уперлись, помогая. Парень некоторое время балансировал, покачиваясь и сверкая белой майкой, – куртку он где-то бросил – потом попытался дотянуться до дролери, не удержал равновесие и с шумом обрушился в воду. Толпа снова заржала. Нокто церемонно поклонился и сделал добрый глоток из бутылки.

Мимо Рамиро двое дролери протащили еще одного макабринского красавца, который выбыл из общего веселья по причине алкогольных перегрузок. Один с озабоченным видом нес высокую офицерскую фуражку, держа ее тульей вниз, второй тащил самого офицера, перекинув его руку себе через плечо. Красивое лицо дролери было изуродовано знатным кровоподтеком, по подбородку стекала алая струйка, прядь волос, которым позавидовала бы любая клубничная блондинка, приклеилась к щеке. Дролери, впрочем, не обращал на это никакого внимания.

– Не-е-ет, ушастый, ты скажи – вот ты меня уважаешь? – интересовался макабринский офицер, еле перебирая ногами и мертвой хваткой вцепившись в расписной шейный платок приятеля.

– Очень, – уверенно отвечал дролери, сворачивая к ближайшей скамейке и сгружая тело. – Со страшной силой.

– Не-е-ет, п… по голосу слышу, что не… не уважаешь! Ты думаешь, я у… упал, потому что ты меня у… уронил? Я упал, потому что у… устал.

– Кав, я тебя так уважаю, просто слов нет. Большего зверюги я в жизни не видел. Снегирь, давай.

Второй дролери вознес фуражку над головой хозяина и аккуратно перевернул – в фуражке оказалась вода из фонтана.

– Вереск, сволочь, убью-у-у-у-у-у! – офицеру явно полегчало, и он попытался встать.

Дролери ухмыльнулся, отскочил от загребущей пятерни, кинул быстрый взгляд на Рамиро. В его темных раскосых глазах горел шалый огонек.

– Что, смертный, – спросил он, улыбаясь разбитыми губами. – И тебе ведома красная жажда? Иди, присоединяйся, тут на всех хватит. Прекрасный праздник, не так ли?

Рамиро отрицательно покачал головой и отступил. Праздник ему совсем не казался прекрасным. За спиной Вереска видно было, что Йон, наконец, поднялся на ноги, сцапал беловолосого и утянул в воду, как акула. Под водой началось бурление и трепыхание.

– Ну нет, так не годится – куда же ты? Только пришел – и уже уходишь? – темные глаза зажглись лиловым огнем, острые уши прижались. – Никому не позволено просто стоять и глазеть.

Вереск протянул руку и толкнул Рамиро в плечо. Рамиро молча отступил.

– Ну? Давай, разозлись. Ручка поранена? Так и я свою за спину заложу, – дролери и впрямь убрал правую руку за спину, оскалил зубы.

Рамиро вздохнул и приготовился драться, от души пожелав Вереску тяжелого адреналинового похмелья наутро.

Вдруг звуки потасовки и взрывы пьяного хохота перекрыл шум моторов и работающий громкоговоритель – по Победе подъехала цепочка грузовиков.

– Третья, Пятая и Гвардейская – по машинам, – пророкотал громкоговоритель. – Королевский приказ.

Настала минутная тишина, участники свалки остановились и заоглядывались. Вереск недовольно скривил губы, фонари и фары грузовиков бросали на его лицо плещущие отсветы.

– Третья, Пятая и Гвардейская…

Рамиро отступил, посмотрел в конец проспекта – к парку подъезжали черные глянцевые «барсы», принадлежащие «Плазме».

– Похоже, праздник не задался, – мирно сказал он выругавшемуся дролери.

Однако тот уже развернулся и, забыв о стычке, направился к машинам. Макабринские люди, пошатываясь и ворча, тоже загружались в пришедший транспорт.

* * *

– Рэнни, изолируй его! – Вран смотрел с яростью, которая пробивалась сквозь его обычно невозмутимые черты, как пламя. – Он полуночный, а Полночь опасна. Опасна! Я устал повторять это! Мне иногда кажется, что я вещаю глухим.

Вран, его дочь, День, посланник и Герейн укрылись от взглядов возбужденных и встревоженных гостей в комнате, в которой обычно сидел секретарь. Срочно послали за лордом-Тенью, который отсутствовал на празднике по болезни.

Вран хмурил брови и только что не рычал, Мораг, высокая и угловатая, неподвижно замерла у окна, не сводя пристального взгляда с посланника. Его Высочество принц Анарен Лавенг, которого уже семь сотен лет не должно быть на свете, сохранял спокойствие. На нем был светлый, сильно измятый дорожный костюм и легкомысленные кожаные сандалии.

– Изолируй его! – настаивал Вран.

Герейн облизал пересохшие губы.

– Черта с два. Это же мой родич. Это же Принц-Звезда! За него Вербена поручилась. Но вот то, что он принес…

Принц еле заметно дернул углом рта. Светлые серебристые, как ртутная амальгама, лавенжьи глаза пристально, с подозрением, смотрели на сумеречного – так смотрит кот на умышляющего дурное ветеринара.

Письмо на мягко выделанном пергаменте лежало на столе, придавленное дыроколом и герейновым кинжалом в ножнах. Текст был написан от руки, обычными чернилами. Остатки сургуча выглядели коричневой кляксой.

И тем не менее это было письмо из Полночи. Короткое и ясное.

«Король Дара стоит на границе Наших владений. Да не сделает он шага вперед».

– Я отзову Сэнни и его ребят, велю законсервировать вышку. Пожалуй, мы и впрямь увлеклись. Не стоит ворошить осиное гнездо.

– Я говорил, что море Мертвых проходит почти по краю шельфа, – жестко сказал Вран. – Я предупреждал.

– Мы же не лезем на глубину…

– С Полночью не шутят.

– Пропасть, Вран, как будто это не тебе нужны сотни тонн ископаемых!

– На твои же военные дела, Рэнни.

– Ваше Королевское Величество, – терпеливо сказал принц Анарен. – Я плохо ориентируюсь в современной политической обстановке, но велите отозвать людей как можно скорее. Вам не нужна война с Полночью. Никому она не нужна, и самой Полночи в том числе, я уверен в этом. Но если вы по неведению вторгнетесь в ее границы… кроме того, я располагаю данными о том, что сейчас в Даре находится наймарэ, не связанный приказом. Это может повлечь за собой ужасные последствия.

– Нам это известно. Мы пытаемся принять меры.

– Все-то Нож видел, все-то знает… – пропела Мораг. – Только его роль во всем этом неясна.

– Ваше Величество, а где ваша человеческая свита? – вдруг спросил Анарен. – Не слишком ли много вокруг дролери?

– В самый раз.

– Ну что же… Наверное, не полуночному судить. Хотя в мое время король обычно правил самостоятельно.

Герейн развернулся, посмотрел на легендарного Принца-Звезду.

– Любезный родственник. Если бы у вас был опыт правления государством, я бы попросил у вас совета.

Анарен опустил глаза.

– Прошу прощения, Герейн. У меня действительно нет опыта правления.

Мораг фыркнула. Анарен упрямо продолжил:

– Но прислушаться к совету Холодного Господина я бы все-таки рекомендовал.

Повисла пауза. Герейн прошелся туда-сюда по комнате.

– Почему я должен доверять этому письму? Какая выгода этому вашему Холодному Господину предупреждать меня об опасности? Я вот не вижу никакой выгоды Полночи от этой писули. Значит, это ловушка?

Он обвел глазами своих дролери, но те почему-то молчали.

– А вы что скажете, любезный родственник?

– Я был бы рад, Герейн, если бы вы звали меня просто по имени.

– Анарен, – поправился король. – Объясните позицию Полночи, как вы ее понимаете. В свете этого, – он кивнул на бумагу.

– Надо немножко разделять, – сказал принц, – Полночь и Холодного Господина. Они не идентичны. Полночь достаточно проста, Холодный Господин – загадка из загадок. Его пути неисповедимы, намерения непредсказуемы. Выгоды… выгоды у него могут быть самые странные, и могут не совпадать с выгодами Полночи. Точно сказать я могу только одно: это письмо – абсолютная правда. Подтвердите, господа дролери?

Господа дролери кислыми минами подтвердили.

– То есть, таким извилистым путем, Анарен, вы хотите донести до меня факт, что письмо ловушки не содержит?

– Вполне вероятно. Я даже убежден в этом… но мои убеждения – всего лишь мои убеждения.

– Вы хоть раз его видели вообще, вашего Господина, дорогой родственник?

– Анарен, – с легким укором поправил тот. – Не видел. Подозреваю, в лицо его не видел никто и никогда. Считается, кто видел альма, пастуха демонов, тот видел Холодного Господина. Считается, что альмы – проекции его воли, лишенные личности. Альмов я видел… хотя они тоже явление редкое.

– Поня-а-атно, – протянул Герейн и снова заходил туда-сюда.

Вран, сложив на груди руки, присел на край стола и застыл черным утесом. Мораг, в идентичной позе, устроилась на подоконнике. Лорда Тени все не было. День сжал губы и сосредоточенно тыкал пальцами в поплавок, не обращая или делая вид, что не обращает внимания на окружающее.

– День? – взмолился король.

– Рэнни, я же не из-за бесчеловечных побуждений молчу, – буркнул тот, бегая пальцами по клавиатуре.

– С Найфрагиром нет связи, – сказал король Анарену. – Если письмо опоздало…

– Вот и ловушка, которую ты искал, Рэнни, – встрепенулся Вран. – Я уверен, что этот тип где-то шлялся или отсиживался, чтобы протянуть время.

– Я… – Анарен дернулся – и опустил глаза. – Я спешил, как мог. С тех пор, как я получил письмо в руки, прошли сутки.

– Вот. – пророкотал Вран чуть ли не удовлетворенно, – Вредитель! Вчера еще связь была!

Герейн с тоской посмотрел в окно – сгущались и никак не могли сгуститься прозрачные летние сумерки; Коронада сияла, как драгоценность, принаряженные гости гуляли по саду. Макушка лета. День Коронации.

– Я должен точно знать, что там происходит, – сказал он. – Вран, ты обещал послать ската. Хватит прятать голову в песок. Недостаточно данных.

– Это не наша территория.

– Вран, связи нет, а письмо есть.

– Хорошо. Но я ни за что не ручаюсь. Я отправлю Райо.

– Какого дьявола Райо! – возмутилась Мораг. – Это мой скат, каррахна! А если с ним что случится?

– Потому и отправляю, что твой.

– Анарен, – Герейн крепко потер виски, поморщился – в голову как будто пачку гвоздей забили. А еще говорят, что дареная кровь не болеет. – Приглашаю вас в свои покои. Побеседуем… пару часов, пока скат не дойдет до нашей северной границы. День, твои люди проверяют Флавена?

– Да, Ваше Величество. Дело идет не быстро, он много ездил…

– В свои лаборатории я эту тварь не пущу, – быстро сказал Вран. – Хоть бы она сто раз была твоим родственником. Полуночные и фолари сбивают настройки аппаратуры.

– Пустишь.

– Посмотрим.

– Ваше Величество, не стоит беспокоиться, – Анарен поднялся. – Мы побеседуем, если вам того угодно, а потом у меня будет одна просьба…

* * *

По узким переулкам, минуя Вышетравский вокзал, Рамиро спустился на набережную, но улочку пересекла полосатая лента, провешенная от стены к стене. На ленте, под тусклым красным фонариком, висел плакат: «Объезд →». Рамиро подлез под ленту и зашагал дальше.

Набережная, освещенная рыжими фонарями, пустовала. На въезде от площади Вышетравского вокзала за передвижными загородками с красными огоньками стоял фургон с громкоговорителем, и там вещали:

– Проезд закрыт, пользуйтесь объездными путями. Пройти можно по Поталихе и по Светлой улице. Краснокаменная и Левобережная набережные закрыты.

Машины послушно разворачивались и ехали обратно. Пройду как-нибудь, даже если перекопали, подумал Рамиро. По той стороне, где дома, точно можно пройти. Давать крюка по Поталихе ужасно не хотелось.

Впереди, над рекой, над далекими темными холмами, за почти невидимым железнодорожным мостом, рассеченный шпилем университета, тлел бесконечный закат. На том берегу последние блики горели на крусолях Светлорецкого монастыря. По тускнеющей розовой воде ползла баржа.

Цк-цк-цк – за Рамиро трусила собака, шаркая по асфальту когтями. Остроухая, шакальего окраса, со слишком длинным для собаки хвостом. Забавно, подумал Рамиро, у фолари никогда не бывает хвоста баранкой. Ну или он не видел.

Цк-цк-цк… К первой присоединилась вторая, черная. Пасть у нее была раскрыта, болтался длинный язык. С языка капала слюна, отмечая путь темным крапом. По проезжей части вдоль аллеи, вытянув хвосты и разинув пасти, бежали еще три, за ними следовали слитные тени. И там, между деревьями аллеи, вспышками в свете фонарей, мелькали бурые и рыжие собачьи бока.

Сколько их, еклмн…

Рамиро ощутил беспокойство и настоятельное желание прибавить шагу. Вместо этого он остановился и обернулся к собакам:

– Девочки, вам что-то от меня надо?

Серая и черная, не сбавляя шагу, набежали на него и молча вцепились. Затрещала ткань, Рамиро взвыл от острой боли. Отскочил, пнул одну ботинком, другую двинул здоровой рукой по черепу. Они отпали на мгновение, но тут же у локтя лязгнули клыки третьей псины. Из аллеи выбегали собаки, еще и еще.

– Девки, вы что, сдурели?

Боль прошила лодыжку, горячее потекло в носок. Рамиро рванул правую руку, косынка лопнула, кулак врезался псице в нос. Та отлетела, даже не заскулив, Рамиро повернулся и побежал что есть мочи вперед.

Идиот, сказал День в его голове. Я тебе зачем книгу принес?

Там немало написано о том, как ведут себя фолари в присутствии Полуночи.

Ньета тебе недостаточно, придурок.

Черт! Обход по Поталихе!

Рамиро рыскнул к ближайшему переулку. По набережной не убежишь.

Какая-то прыгнула ему на плечи, сшибла с ног, они покатились. Перед глазами мелькнули клыки, черная пасть пахнула кровью и жаром, Рамиро стиснул пальцы на жилистом меховом горле, чувствуя, как ломаются ногти.

Уши вдруг заложило, по глазам ударил белый свет. Тварь вырвалась из рук и наконец завопила почти по-человечьи:

– А-а-ай-ай-а-а-ай!

Вокруг грянул многоголосый вой, кто-то пронесся по голове Рамиро, мимоходом цапнув за плечо. Спину ошпарило потекшей кровью. Он кое-как поднялся, жмурясь.

На него двигалась слепящая стена света. Ревела сирена и что-то низко, на грани слуха, гудело, и от этого гула дрожали кости и мельчало дыхание. Он попятился, зажал руками уши, но вибрировал самый асфальт под ногами.

Из света выступили черные фигуры, ближайшая выметнула руку, на плечи упала железная цепь – на такой собак держат.

– Эй, – крикнул он, – какого…

Рывок петли, чьи-то руки не дали упасть, его развернули, ловко, но небрежно обмотали цепью, перехлестнув запястья, толкнули в спину.

– Какого черта?

Его снова толкнули ростовым, обитым железом щитом. На щите сверкала, отражая свет, белая голубка, герб Катандераны.

Муниципалы.

Щиты окружали цепью, сдвигались. Выла сирена, рычали моторы. Дальше по улице оказалось полно машин, фургоны муниципалов, крытые военные грузовики, зачем-то пожарная машина. Гудел какой-то механизм, выворачивая душу. Здоровенные прожекторы, явно заимствованные в порту, лупили по глазам, не позволяя толком оглядеться.

Из-за парапета набережной поднималось белое зарево – те же мощные прожекторы врубили на барже.

Возле чугунного литого ограждения клубилось месиво тел. Обезумевшие фолари лезли друг на друга, орали, дрались, топтали упавших. Их выдергивали из месива по одному, обматывали цепями и тащили к грузовикам.

Рамиро замахал скованными руками.

– Эй! Эй! Я человек! Какого черта вы тут устроили! – он начал было стряхивать цепи, но запутался.

Его не слушали, теснили щитами к беснующейся толпе, он попробовал поднырнуть под щит, но получил такой пинок, что покатился к парапету кувырком.

Однажды Рамиро уже влетал в облаву, еще во время войны. Как они с Днем из нее выбрались – отдельная история, но ребро ему там сломали и зуб выбили. Видимо, сейчас выбьют второй – для симметрии.

В реке тоже творилось светопреставление. Вода бурлила, несколько тяжелых катеров, качаясь на дико бликующей волне, перегораживали Ветлушу поперек. На барже работал погрузочный кран, несколько железных тросов уходили в пляшущую воду. На палубе суетились люди, кто-то на мостике неслышно кричал в рупор и махал рукой.

Вцепившись в чугунные перила, Рамиро смотрел, как раздается вспененная река и на свет божий, содрогаясь, является ржавая, усаженная шипами туша размером с паровоз. Алые в нещадном белесом свете струи и бурая пена потоками лились с боков там, где железные крюки вонзились в плоть.

Стрела крана вздрагивала от рывков, вместе с ней ходуном ходил луч прожектора. Туша оторвалась от поверхности, под ней неистово забурлило, десяток щупалец хлестали по воде, стегали палубу и каменные плиты береговой облицовки. Широкий плоский хвост смел фигурку с мостика, как крошку со стола.

Господи, эта тварь сидела тут, под водой, в двух шагах от городского пляжа?

Чьи-то руки ухватили Рамиро за шиворот, за вспоротую на плечах одежду и поволокли к грузовикам. Он упирался, пытался драться локтями, выпутаться из цепи.

– Я человек, вашу мать! Слепые, что ли? Человек я!

Получил чем-то твердым по затылку, прикусил язык и примолк.

Его дотащили до машин и швырнули в крытый кузов, в воющий на разные голоса мрак. Под ним шевелилось и скулило. Сполз вбок, сел на пол, остервенело сдирая с себя витки железной цепи. Правая рука скользила и липла, в ботинке было мокро, но боль бродила где-то на периферии сознания.

В кузов тяжело влетел кулек, шмякнулся ему на ноги. В узкой полосе света, попадающего снаружи, Рамиро увидел ворох перьев и драповое старушечье пальто с цигейковым воротником. Он выдернул ногу, кулек грузно перевалился, показав совиную голову с белесыми, затянутыми пленкой глазами и разинутый клюв. Под лицевыми перьями, там, где у совы находится горло, блестели звенья железной цепи.

Черт, они с ума посходили, она же задохнется!

Рамиро сунул руку в мягкие перья, выпростал и размотал цепочку. Прямо у него под руками сова хрипло вздохнула.

Скулящее и кашляющее с другой стороны оказалось замотано проволокой. Прекрасный способ обездвижить фолари, но муниципалы, кажется, перегнули палку. Лучше бы уж сразу облили весь табор серной кислотой – честнее бы вышло.

Бессмысленно, подумал он, разматывая проволоку. Я их тут распутываю, они выбегают, их ловят, снова запутывают, бросают в кузов… скольких я распутаю, прежде чем мне откусят голову?

Но скулившая по-песьи лошадь всего лишь наступила ему на ногу, ломанувшись к выходу.

Снаружи закричал громкоговоритель, замельтешили фонари, сидящая кулем старуха вдруг встряхнулась, растопырила круглые крылья, мягко снялась и вылетела прочь через расшнурованный полог. Луч света ударил в кузов, озарив вялое копошение внутри, тут и там прошитое блеском металла. Рамиро зажмурился, прикрывшись локтем.

Кто-то впрыгнул в кузов, чертыхнулся. Схватил Рамиро за грудки, с легкостью вздернул на ноги.

– Ты что тут делаешь, идиот! Какого черта ты тут делаешь?..

Его вытолкнули наружу, Рамиро едва удержался на ногах. Свет мощного фонаря лупил в глаза.

– Э! Ну-ка, не отворачивайся! Чтоб мне провалиться, Вереск, ты знаешь, кто это? Это же Денева проблема!

– Да ну? – К первому слепящему лучу присоединился второй. – Может, зря я его из машины вытащил? Увезли бы его за сто первую милю, да вывалили бы в отстойник…

– Ага, то, что от него осталось. Его и так уже почти съели.

– Ха, этот тип сегодня торчал у Победы! Стоял, глазел, драться не хотел. Видишь, смертный, от судьбы не убежишь, если суждено быть битым, так или иначе будешь бит.

– Так что, избавим Денечку от геморроя, а, Вереск? Очень печально, но известный художник, как его бишь, проигнорировал предупреждение службы охраны порядка, проник в опасную зону и был растерзан озверевшими фолари. Искусству Дара нанесена невосполнимая утрата…

– Вам больше заняться нечем? – огрызнулся Рамиро. Лица дролери он видел смутно, но комбинезоны «Плазмы» разглядел. – Остряки. Чем калечить бедных тварей, искали бы лучше чертова наймарэ.

– Ого, Вереск, слышишь, нам указывают, что делать!

Рамиро повысил голос:

– И куда вы их везти собрались? Они в этой вашей ссылке и дня не просидят, обратно поползут, и вы это знаете. А если железки с них не снять – попросту передохнут.

– Известного художника сгубила жалость к крокодилам. Вся общественность скорбит…

– Ладно, Снегирь, придется его отпустить. – Один из дролери отвел фонарь. Стала видна шевелюра клубничного цвета. – Хотя оставить крокодилам было бы логично. Но Денечка, к сожалению, услуги не оценит. У Денечки логика хромает.

– Ты прав, жаль. Тогда топай, смертный, да поскорее. И не вздумай в машины лезть, правда ведь сожрут идиота. Нашел кого жалеть. Что смотришь, топай давай!

– Идти-то можешь, покусанный?

Рамиро что-то буркнул и поплелся прочь. Грузовики, вой сирен и белое зарево остались за спиной. Нога онемела и неловко волочилась, правая рука, напротив, действовала нормально, если не считать заскорузлого и плохо гнущегося рукава. И плечо распаханное чесалось.

Фолари, естественно, вернутся. Невозможно их выгнать с исконного места, только переубивать всех. Они, конечно, опасны сейчас, но что стоило просто оцепить набережную? Или, обезумев от близости Полночи, они разбегутся по всему городу?

Рамиро брел домой. Теперь набережная была точно пуста, ни фоларийского табора, ни прожекторов, ни муниципалов с щитами… Подходя к Краснокаменному мосту, он подлез под полосатую ленту, растянутую между передвижными загородками. Со Светлой улицы под мост тянулись машины, несколько стояло у тротуара, их пассажиры топтались тут же – на тротуаре и прямо на дороге.

Пропасть, опять какая-то облава?

Все стояли спиной к Рамиро, взволнованно перекликались и смотрели куда-то на мост. Вернее, на арку, перекрывающую проезжую часть.

Там, выше фонарей улицы и ниже фонарей железной дороги, в паутине стальных балок, исполосованная тенями, замерла светлая фигурка. Легкая, как мотылек.

Белое трико, белые волосы, черная юбочка, полосатые гетры и митенки.

Десире.

– Десире! – крикнул Рамиро мгновенно севшим голосом. – Десире, какого…

– Тсс! – к нему обернулся стоявший рядом человек в кожаном плаще. – Не кричите.

– Господи, – сказал Рамиро. – Ее мать ищет, с ума сходит.

– Лучше не кричите, – настаивал сосед. – Не тревожьте их напрасно. Мало ли. Химерок нынче велено снимать.

– Спасателей вызвали? Там, на набережной, муниципалы. Там пожарная машина есть. Вы, – он повернулся к соседу, – за рулем? Здесь пять минут, по набережной, под ленту…

– Я безлошадный. – Тот покачал головой. – Не волнуйтесь, скоро уже все закончится. – Неприятное лицо, бесцветные волосы сосульками, рот как у рыбы.

Но Рамиро уже забыл про него.

Там, наверху, еще кто-то был. По темным изогнутым балкам медленно-медленно полз паучок. До Десире ему оставалось десяток ярдов железной паутины.

В пяти минутах езды отсюда его сородичей обматывали проволокой и закидывали в кузова военных грузовиков. А он полз по железным балкам.

Медленно-медленно.

Каньявера. Или Каньета. Или Ньер. Или Ньет. Называйте как угодно.

Подползал к человеческой девушке, стоящей на краю пропасти.

Медленно-медленно.

Девушка выпрямилась, привычно расправила плечи, вскинула руки – и легко шагнула в пустоту.