Текст книги "Господин Чичиков"

Автор книги: Ярослав Веров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Ярослав Веров
Господин Чичиков

Часть I
Мертвые души города Н

Глава 1. Он явился

Однажды июльским полднем по пыльным улицам губернского города Н. катил не новый трехсотый «Мерседес». Город казался вымершим, серые туши пятиэтажек и желтые колонны крупноблочных строений, которые назвать жилищами не поворачивается язык, тяжело дышали нагретыми на солнце боками, вперив осоловелый взор в ряды тополей, каштанов и акаций. Тянулись нескончаемые бетонные заборы, столь длинные, что пока проедешь такой, успеешь скушать дюжину пирожков с картошкой. Или, к примеру, позвонить куда-нибудь за океан и продать на тамошней бирже что-нибудь эдакое, что на нашем не привычном к экономическому порядку языке так сразу и не выговоришь. Разве что хлебнув пивка и перемежая речь свою крепким русским словечком, припомнишь иностранцам такое, о чем им во сне не снилось.

Однако городские окраины и районы, хоть и не окраинные, но все же и не вполне центральные, закончились, и пейзаж совершенно преобразился. Преображение ознаменовалось большим рекламным щитом с надписью: «Превратим наш город в образцовый европейский центр». И пошло: магазинчики, ресторанчики, бутики, да все яркое, глянцевое, умытое, приукрашенное латинской буквой и именами всемирно известных фирм. Тротуары вымощены цветной плиткой, а бордюры – сплошь гранит. Швейцария, да и только. Правда, все же не Швейцария – пыль как вздымалась из-под колес, так и продолжала вздыматься.

С центральной улицы «Мерседес» свернул на парковку пятизвездочного отеля «Гранд-централ». Отель этот стал городской достопримечательностью совсем недавно, после того как взорвали стоявшую на его месте вконец обветшавшую и потому ставшую слишком уж провинциальной гостиницу. Главный городской магнат, промышленник, гроза спонсоров, равно как и городского, и даже губернского начальства начал строительство, пообещав, что, во-первых, отель будет сверхсовременный – Швейцария может отдыхать, – а во-вторых, в точности сохранит форму взорванного архитектурного памятника. Получившееся в результате столь смелого решения четырехэтажное сооружение не имело ни наружных прозрачных лифтов, ни зеркальных панелей, ни прочих внешних признаков «люкса», являя собой опоясанный лоджиями и балконами куб с сиротливой угловой башенкой, скрывавшей в себе двухэтажные «президентские» апартаменты.

Прибывшего в город Н. человека звали Сергей Павлович Чичиков. Выглядел он вполне обычно, как и должен выглядеть средней руки деловой человек. То есть возрасту неопределенно-среднего. Дашь такому тридцать лет – и ошибешься, дашь все сорок пять – опять ошибешься. Телосложения также самого среднего – плотного, но не до чрезмерности. Одет он был в клетчатый, канареечного цвета пиджак, белую рубашку и черные, свободного кроя брюки. На шее имелась золотая цепь именно такого веса, который должен был означать, что владелец ее человек не нищий, но и деньгам цену знает. То же было и с перстнем на мизинце его левой руки. Не печатка какого-нибудь мелкого прохиндея, но и не бриллиант в пять карат. Да, бриллиантов в перстне хватало, но имели они пристойный размер, располагались рядами, стройно и аккуратно. Путешествовал Чичиков в сопровождении шофера Степана, или еще проще – Бычка, одновременно выполнявшего обязанности телохранителя и слуги.

Прибытие Сергея Павловича в город Н. прошло совершенно незамеченным. Разве только двое крепких мужчин в служебных черных костюмах, меланхолично куривших около огромного «лимузина», окинули «мерс» оценивающими взорами и обменялись парой фраз:

– А что думаешь, двести тыщ кэмэ пробега есть?

– Не-ет, вряд ли. Сто, не больше.

– А номер московский.

– Не, не московский…

И, потеряв интерес к предмету беседы, пустили две ровные струи дыма прямо в небо.

В вестибюле журчал в хрустальной чаше фонтан; бесшумно двигались вверх-вниз прозрачные кабины лифтов. Нарушал стройность картины звон, издаваемый игровыми автоматами, стоявшими здесь же, в вестибюле, напротив стойки администратора. Трое подростков азартно дергали рукоятки, пили пиво и громко переговаривались, обозначая эмоции нецензурным словом. Чичиков удовлетворенно хмыкнул – провинция оправдывала ожидания – и обратился к администратору:

– Любезный… Мне чтоб не «люкс», но пристойно. Две комнаты в номере. Больше, пожалуй, не надо.

– Любой каприз за ваши деньги, – развязно улыбнулся администратор.

Видимо, администратор этот был научен обслуживать именно местных постояльцев, а для иностранца имелся в запасе человек более подходящий, обучавшийся гостиничному делу в какой-нибудь Италии. А может, и этот обучался там, но с нашим человеком общаться на заграничный манер не решался. Для надежности, так сказать, и приятности времяпрепровождения.

– Каприз, говоришь? Хе-хе. Ну, тогда, знаешь что – организуй пару девушек мне в ресторан, чтобы сопровождали, – брякнул Чичиков первое, что взбрело ему в голову.

– У нас прекрасная служба сопровождения, – поспешил заверить администратор, а про себя подумал: «Вот ведь богатенький Буратино, а по виду хрен скажешь…» – Можем организовать по городу или для деловых встреч, презентаций…

– По городу? – Чичиков снова хмыкнул. – А что у вас здесь рассматривать?

Администратор задумался. Зачем-то стал нажимать клавиши компьютера, потом, словно бы очнувшись, выдал:

– Рекомендую посетить наш бизнес-центр.

Чичиков как-то скептически поднял бровь. Администратор сник и дежурным тоном отбарабанил:

– Ваш номер двести пятьдесят восьмой. Вот ваш ключ, от лица администрации отеля «Гранд-централ» желаю приятного отдыха в наших стенах.

– Между прочим, кому принадлежит этот отель? – внезапно спросил Чичиков.

– Корпорация «БРУС».

– А кто ж возглавляет корпорацию «Брус?»

Администратор сделал значительное лицо и, зачем-то понизив голос, сообщил:

– Господин Тесля.

– Наверняка зиц-председатель, глава совета директоров, – сам себе сказал Чичиков. – А над ним птичка позначительней. Как ее тут у вас величают – Батя или Хозяин?

Чичиков знал, что других вариантов в наших городах не водится. Разве еще какой-нибудь Председатель, но это в городах совсем уж уездных.

Администратор сделал отсутствующее лицо и уставился на экран компьютера. В это время в вестибюле появился Степан-Бычок, груженный двумя увесистыми чемоданами, и они с Чичиковым поднялись лифтом на второй этаж. Стены коридора оказались оклеены немецкими обоями. Видимо, Батя решил сэкономить на карельской березе или итальянском мраморе, или на худой конец – армянском туфе.

В номере пахло дешевым освежителем воздуха. Чичиков обладал тонким обонянием и потому, поморщившись, распорядился:

– Степан, открой окна и дверь, пускай протянет.

– Кондишн можно запустить, Сергей Павлович!

– Открой, говорю, – Чичиков как был в костюме плюхнулся на кровать, но тут же раздумал валяться: – Покушать что ли сходить? Пожалуй. Распаковывайся, Степан, а я, пожалуй, пойду. Смотри, не напивайся в первый же день. Тебе еще сегодня рулить.

В ресторане Чичиков спросил у проворного и ласкового официанта: что обычно тут едят? Тот с радующей душу готовностью распахнул было рот, и уже оттуда вырвалось «рекомендую очень…», но Чичиков махнул рукой и брюзгливо обронил:

– А, все одно, как в Макдоналдсе…

– Почему, как Макдоналдсе? – опешил официант. – У нас губернатор кушает… Замминистра приезжал. Все очень хвалят. Повара пригласили из…

– Уговорил, неси, – еще раз махнул рукой Чичиков. – И побыстрее.

– Извините, но у нас выбор… Что вы желаете?

Чичиков лишь брезгливо шевельнул бровью, и официант, понимающе закивав, поспешно удалился.

А Чичиков откинулся на спинку кресла, пригладил ладонью волосы, слегка одернул полы пиджака и принялся разглядывать зал. Отметил зеркальный потолок, зеркальные же колонны и припорошенные пылью белые шторы с золотыми лилиями. «Тэк-тэк, – подумал Чичиков, – лилии – французская кухня».

Публика в зале сидела разнообразная. Были здесь и пузатые дядьки в шортах и с молоденькими девицами, и пузатые дядьки в солидных деловых костюмах со стервозного вида референтшами, и компания тощих, словно засушенных в вакуумном колоколе, бизнес-дам, которым с их постоянной диетой делать здесь, по правде сказать, было нечего. Были молодые и поджарые, словно с рекламных обложек, энергичные деловые люди, должно быть ворочающие немалыми суммами в банках, или, может, напротив, жиреющие на контрабанде цветного металла, а скорее всего – крупье какого-нибудь казино. Были здесь и подростки, отчетливо понимающие, какими суммами располагают их родители, а потому ведущие такой образ жизни, чтобы никто не подумал, что их родители «стоят» меньше; эти выглядели скучающими и утомленными.

Официант прикатил на хромированной тележке первую перемену. Как и ожидал Чичиков, французские закуски с кислым, не любимым Чичиковым соусом.

– Улитки, – недовольно проворчал он. – Спаржу и зелень я возьму, устриц, пожалуй, тоже, а остальное кати обратно. И принеси, будь добр, водочки, граммов двести. Для дезинфекции. У вас тут, наверное, и тараканы бегают…

У официанта от негодования лицо сделалось бледное. Но он смолчал, лишь кивнул и удалился вместе с тележкой. А Чичиков подпустил ему вслед довольный смешок. День складывался удачно.

Когда с обедом было покончено, Чичиков вновь откинулся в кресле, но на этот раз умиротворенно, выкатив брюшко, для чего ослабил ремень на штанах. Ковыряя зубочисткой в зубах, стал обдумывать, с чего следует начать задуманное дело. По всему выходило, что с губернской библиотеки, которую он миновал по пути к отелю и которая находилась совсем неподалеку. Надо поработать с местной периодикой, ознакомиться с положением в городе под интересовавшим его углом зрения.

Чичиков достал мобильник и сбросил на пейджер Бычку распоряжение: «Разводи пары».

Губернская библиотека размещалась в массивном, цвета детской неожиданности здании с колоннами. С фронтона, из-под самой крыши, смотрели вниз напряженные лица деятелей культуры, словно пытаясь предупредить прохожего: «Не заходи сюда, добрый человек. Если не гонит крайняя нужда – пройди мимо». Но Чичиков оставил без внимания немые предупреждения и, отворив тяжелую деревянную дверь, вошел в гулкий, высокий вестибюль.

Такого солидного человека в библиотеке не видели давно, с того самого раза, как на крыльце отреставрированного хранилища знаний перерезал ленточку городской Голова. Внутрь, правда, Голова вошел скорее нехотя, по принуждению сотрудников, наскоро поставил росчерк в книге почетных гостей и поспешил выйти вон. Чичиков тоже не удостоил вестибюль внимательного взгляда, а со значением откашлявшись, спросил у гардеробщицы, где кабинет директора. Получив ответ, благосклонно кивнул и стал подниматься по широкой, как в Эрмитаже, лестнице.

Сойти с лестницы на третьем этаже мешал стол, почти совершенно перегородивший вход в коридор. У Чичикова потребовали абонемент. Не взглянув даже на обратившуюся к нему с этим требованием особу, Чичиков обронил на ходу: «К директору», не без труда протиснулся в узкий промежуток между перилами и столом, но вдруг остановился и спросил: «А где он здесь?»

– Вы из отдела по культуре? – уже скорее робко осведомились из-за стола.

– Это важно знать?

– Извините. Кабинет директора налево по коридору.

Директором оказалась женщина приятного возраста – лет пятидесяти, моложавая, несколько склонная к полноте, впрочем, скорее радующей мужской глаз. Одета она была в манере, пожалуй, что вызывающей. Юбка цвета спелой вишни хотя и принадлежала деловому костюму, но, во-первых, чересчур плотно обтягивала бедра, а во-вторых, заканчивалась не то чтобы совсем высоко, но определенно выше колен. Блузка с переливающейся вышивкой – тропической птичкой, имела интригующее декольте, а на чистой, не то чтобы молочной, но все же достаточно гладкой коже блистало бижутерное египетское ожерелье из больших кроваво-красных бусин, вкрапленных в массивные позолоченные звенья. На мочках ушей рдели такие же красные капли стекла. Одним словом, директриса была женщиной приятной на вид, единственное, чего недоставало, так это утонченности. Впрочем, кто сказал, что утонченность – это безусловное достоинство, иногда как раз наоборот.

Когда Чичиков вошел, она стояла у раскрытого окна и обмахивалась журналом, в кабинете было душно. Приторный запах французских духов показался Чичикову невыносимым. Но он решил держать себя в руках.

При виде Чичикова директриса кокетливо всплеснула руками, отчего журнал шлепнулся на пол. Чичиков прочитал название «Космополитен» журнал для женщин, которым в этой жизни уже делать нечего, то есть не то, чтобы нечего, просто не они, а для них делают.

– Ой, вы меня испугали, – сказала директриса, стрельнув глазами.

Чичиков кивнул, изобразив на лице приятную улыбку. Но в галантном жесте отказал – журнал с пола поднимать не стал, решив проследить, как это получится сделать в узкой юбке и декольте. Однако директриса, словно не заметив, подошла к Чичикову и, протянув руку, представилась:

– Ядвига Романовна.

Чичиков, мягко обняв ее пальцы одной лишь ладонью, пожал протянутую руку и, в свою очередь, представился:

– Чичиков Сергей Павлович. Прошу мою визиточку, – и непринужденным движением извлек из кармана карточку с золотым обрезом.

– Ну-ка, ну-ка, – Ядвига Романовна, близоруко прищурившись, поднесла ее к глазам. – Нет, без очков уже не могу. Годы.

– Помилуйте, Ядвига Романовна. Какие годы? Да вам на вид дашь лет тридцать пять, не более! – бархатно ввернул Чичиков.

– Ой, – махнула она рукой, – о чем вы говорите… Корпорация «Гадес», владелец. Номера телефонов московские?

Чичиков промолчал.

– Понятно, только с помещениями сейчас трудно. После реставрации знаете, сколько желающих арендовать?

– Я совсем по другому поводу, – замахал руками Чичиков. – На помещение не претендую.

– Ну что ж, присаживайтесь.

Чичиков с едва заметной долей вальяжности, не желая разрушить образовавшуюся легкость в общении, последовал приглашению. Ядвига Романовна уселась напротив и выжидательно сложила руки на столе.

– Видите ли, просьба моя незначительна. Интересуюсь известными аспектами жизни вашего города. Нуждаюсь в квалифицированном обзоре прессы, так сказать, ревю. Меня интересуют главным образом события последнего года.

– Ну, Сергей Павлович, – одарила его улыбкой Ядвига Романовна, – событий было много.

– Потому я и обращаюсь непосредственно к вам. Тема у меня имеется. Вот я вам запишу.

Чичиков извлек черной кожи блокнот и черный же «Паркер» с золотым пером, написал на листке: «1. Скандал вокруг городской тюрьмы. 2. Любые истории, вызвавшие интерес и удивление». Слово «удивление» Чичиков подчеркнул, затем аккуратно вырвал листочек и подал директрисе. Та наморщила лоб, припоминая, что за скандал вокруг городской тюрьмы, но не припомнила. Тогда, зацепившись за последнее слово, спросила:

– В каком смысле – удивление?

– Э-э, в самом широком, Ядвига Романовна. Вот, скажем, месяц назад в городе С. в трамвайном депо сгорело два трамвая. Само собой нашли пьяного техника, который бросил окурок в ящик с ветошью. Но, видите ли, что в этом пожаре примечательного – трамваи-то стояли в разных концах площадки. Для прокуратуры это, впрочем, пустяки. Да, так вот, кому вы там поручите составлять – пускай полагается на свою впечатлительность. Лучше, чтобы это была женщина. Насчет вознаграждения, думаю, мы с вами договоримся. Само собою, условие конфиденциальности будет первым и главным. Чтобы, знаете, коллеги не стали интересоваться, кто такой Чичиков и зачем Чичиков… – Чичиков выжидательно замолчал.

– Не ожидала, Сергей Павлович, – директриса задумчиво вертела в пальцах чичиковскую визитку. – Не знаю, что вам и ответить. Не знаю. Времена такие сейчас. Откуда я знаю, зачем вам это нужно?

Чичиков подумал: «Вот сука». Любезно улыбнулся и, понимающе двинув бровью, вытащил из кармана портмоне. Невзирая на протестующий жест директрисы, он аккуратно, бумажка к бумажке, выложил на стол триста долларов. Так же аккуратно сложил портмоне и спрятал.

– Должен заметить, это аванс. В зависимости от результатов…

Ядвига Романовна даже не дослушала, о каких результатах собрался говорить визитер, она просто сгребла купюры, встала, подошла к шкафу, достала оттуда сумочку, отправила в нее деньги, а потом, усевшись снова за стол, одернула блузку и, вздохнув, мечтательно произнесла:

– Сергей Павлович, я же все-таки женщина.

Женщины в планы Чичикова не входили. Он стал соображать, как далеко простираются женские амбиции Ядвиги, но она сама направила его мысли в нужное русло:

– А женщины любят внимание…

Половина вопросов, наиболее Чичикову неприятная, отпала моментально. И он предложил на выбор:

– Ресторан или казино?

– Ой, ну, конечно, казино. Я там ни разу не была! А вы смелый мужчина.

«Ну, уж сразу и смелый, – подумал Чичиков. – Как бы она меня под это сурдинку к себе в постель не положила».

Он изобразил смущение и спросил:

– Когда?

– Да зачем откладывать?

– Во сколько?

– В девять.

– Я вам перед этим позвоню. Так что прошу телефон.

– Сергей Павлович, почему до сих пор на «вы»? Записывай, – она продиктовала номер.

Чичиков записал во все тот же блокнот.

– Только одно – мое поручение надо начать выполнять сегодня.

– У меня есть одна «мышка». Старательная. Я ее сейчас вызову. Она нуждается, за три копейки все сделает.

Чичиков поднялся и, заглянув сверху вниз в декольте, с ноткой довольства в голосе сказал:

– Только не нужно, чтобы она меня видела. Я буду надеяться, что ваша, хе-хе, твоя «мышка» найдет мне золотое зернышко. Итак, до вечера, Ядвига Романовна, я звоню и за тобой заезжаю.

Чичиков развернулся, не дав темпераментной директрисе возможности протянуть ручку для поцелуя, и удалился.

Спустившись с библиотечного крыльца, Чичиков вдруг заволновался. Нестройно грянули выносные колокола на площадке перед все еще недостроенным губернским кафедральным собором. Чичиков забрался в машину и приказал:

– Подрули туда, и кивнул в сторону красной кирпичной коробки собора.

Рядом с долгостроем располагалась небольшая, выкрашенная голубой краской часовенка-церквушка. Чичиков неловко выскочил из машины, быстрым шагом устремился к распахнутым дверям. Навстречу ему вышли люди – невеста в фате и жених в окружении свиты. Венчались, судя по нескольким дорогим машинам, люди состоятельные. Процессия проплыла мимо фотографироваться на площади, у звонницы. Чичиков вошел в часовню. Внутри было пусто, только бабулька сидела у ящика со свечами да пахло ладаном.

Чичиков принюхался. Оглянулся на бабку и для приличия перекрестился. Потом приблизился к алтарным вратам и три раза постучал. Наклонил голову, словно к чему прислушиваясь. Будто что-то должно было откликнуться из-за врат. По-видимому, удовлетворившись результатом, он вздохнул, солидно одернул пиджак и, проходя мимо бабки, обронил:

– В яме стоите…

На что старая немедленно ответила:

– Напился, что ль?

– Тьфу, ведьма, – себе под нос пробормотал Чичиков.

Глава 2. Странная камера № 76

На следующий день Чичиков проснулся поздно.

– Степан! – позвал он.

Степан не откликнулся, потому что его в номере не было. Зная привычки хозяина, Бычок посчитал, что раньше двух тот никак не встанет. И потому спокойно сидел в баре, опохмелялся. Бар располагался напротив гостиницы. Бычок выбрал его из экономии, за умеренность цен.

Чичиков принялся искать свой сотовый телефон – под подушкой его не было, он валялся под кроватью. Чичиков вспомнил, как он уже было совсем заснул, но позвонила Ядвига Романовна и заплетающимся языком пожелала «своему пупсику» спокойной ночи. Тогда он и запулил телефон под кровать. «Ах, стервь… Вот ведь стервь…» – бормотал он, натягивая брюки. Сбросил Бычку приказ явиться в номер и в ожидании принялся размышлять, какие меры следует к нему применить. Ведь нажрался уже скотина, как пить дать, с его-то способностями, небось, всю ночь квасил. «Пускай поработает. Прокатиться что ли к морю? Сто километров – час туда, час обратно. Можно».

Затем он решил позвонить директрисе. Позвонил. Вчерашнее состояние сильного алкогольного опьянения чудесным образом оставило Ядвигу Романовну без последствий: голос был свеж и бодр, а тон – деловой.

– Ну, как там наша «мышка»? – не дослушав приветствие Ядвиги Романовны, спросил Чичиков.

– Какая «мышка», Сергей Павлович?

– Та самая. Я часа через три, – Чичиков подумал, – четыре заеду.

– Угу-угу, понятно. Я потороплю.

– Поторопи…

«…дорогуша, нет сил в вашем сраном городе сидеть», – мысленно продолжил фразу Чичиков.

На первый взгляд, обижаться Чичикову было не на что. Вчерашние триста долларов он отыграл в казино, да сверх того положил в карман еще пятьсот. Мог и еще выиграть, если бы рядом не было директрисы. После первого же выигрыша ее понесло, видимо, стойкая к действию спиртного, она оказалась беззащитной перед искушением азартом. Чичиков даже пытался заинтересовать ее мужским стриптизом, но обнаженные торсы атлетов не шли ни в какое сравнение с завораживающим бегом шарика по лимбу рулетки. Чичиков пытался научить ее азам правильной игры, мол, сперва ставь на цвет и четность и смотри удачу – если здесь не везет, переходи на игральные автоматы. Да записывай выигрышные номера, «корова». Впрочем, «корова» эта ничего не слушала и метала фишки на номера, пока все не спустила. Чичиков новых ей давать не стал. Он объявил, что и без того они много выиграли и хорошо бы эти шальные деньги прогулять, иначе удача больше не придет. Ей захотелось танцевать и пить водку. Мужской стриптиз возбудил в ней, наконец, некий интерес, она даже плотно прижала Чичикова к себе во время танца, так что у него сперло дыхание. Потом они долго пили водку, Чичиков все ждал, когда же она отключится, но, утомившись ожиданием, заскучал и вдруг заявил, что пора ехать домой. Сразу домой не получилось, но, может, оно было к лучшему: к ним присоединилась компания из двух мужиков и девицы, с которыми Ядвига успела перезнакомиться во время танцев. Они стали пить на посошок, потом на брудершафт, потом целовались; Чичиков вызвал такси и уехал.

Чичиков принял душ и привел себя в порядок. Явился Бычок. Чичиков повел носом:

– Пиво пил, скотина.

– От вас не утаишь, – покорно согласился Бычок.

– А ночью – водку паршивую. Печень надо жалеть, Степан.

– Я что ж…

– Собирайся, едем на море. Захвати в ресторане чего-нибудь. Там, на бережку поклюю… Морской ветерок, чайки, чайки… Бегом, я сказал!

Через три с небольшим часа Чичиков, освеженный, с румянцем на щечках входил в кабинет директрисы. Та, казалось, забыла о вчерашнем флирте и держалась с подчеркнутым достоинством. Чичикова, впрочем, эти оттенки совсем не интересовали. Он даже не поздоровался, а начал беседу вопросом:

– Готово?

– Добрый день, Сергей Павлович. Вот ваше ревю. Заметьте, я его даже не смотрела.

Чичиков принял папку.

– Прекрасно. Что ж, Ядвига Романовна, обе стороны, так сказать, выполнили свою часть договора, засим откланиваюсь.

– Ну ты и прохиндей, – бросила ему вслед директриса, на что Чичиков даже ухом не повел.

Впрочем, выйдя из кабинета, он довольно ухмыльнулся, вынул из папки несколько газетных вырезок и исписанных аккуратным почерком листов, наскоро просмотрел.

– «Мы-ышка». – С тем же довольством протянул он и, возвратив бумаги обратно, поспешил из библиотеки.

Удобно расположившись за журнальным столиком в гостиной и отослав Бычка – «можешь пить, но чтоб к ночи был как стеклышко», – он раскрыл папку и выложил на столик пухлую пачку бумаги. Латинской единицей были помечены все выписки и вырезки, которые относились к истории с городской тюрьмой. Чичиков углубился в изучение.

История эта началась давно, когда точно – сказать возможности не представляется. А известность тюрьма обрела после скандальной статьи в «Столичных Ведомостях». Статья называлась «Мертвые души в тюрьме города Н.» Оказалось, в городской тюрьме и смертность подозрительно высокая, и обращение с покойниками, вернее, с их личными делами, весьма странное. Мертвых заключенных как бы понарошку, на бумаге оставляли в живых, продолжали содержать на довольствии и даже освобождали, о чем составлялись исчерпывающие записи. Удивительно также, что родственники некоторых из них иногда получали письма с просьбами передать посылочку с чаем, табаком, едой и прочими нехитрыми тюремными радостями. Адресаты же давно покоились на кладбище, в казенном, пронумерованном захоронении.

Естественно, возникли нехорошие слухи, что заключенных и подследственных умерщвляли инъекциями, имитировали самоубийства, больным отказывали в помощи, впрочем, ничего такого доказать не удалось.

История вызвала немалый шум, приезжали телевизионщики, местная пресса тоже не осталась в стороне. Начальника тюрьмы сняли с должности, отдали под суд за злоупотребления и вскоре взяли на его место Григория Харлампиевича Кирияджи, до того занимавшего должность военкома в одном из районных военкоматов города К., той же Н-ской губернии. Не то чтобы Григорий Харлампиевич не брал взяток и не воровал – делал он это, конечно, но знал меру. Просто в городе К. сменилось руководство, и новый городской военком решил везде расставить своих людей. Григорий Харлампиевич, будучи далеко не глупцом, сообразил, что к чему, упираться не стал, лег в больницу, оформил на всякий случай инвалидность и, не дожидаясь, когда ему прямым текстом скажут, мол, уходи сам, пока не подставили, написал необходимый рапорт.

Помыкавшись без руководящего кресла, он решил принять должность начальника Н-ской тюрьмы. Хоть и понимал, что в свете «мертвяцкого» скандала берут его лишь потому, что никто из н-ских руководителей не зарится на такой черствый пирог. «Ничего, – положил он, – два-три года посижу, перекантуюсь, наведу связи, а там увидим, кто кого. Кирияджи еще не все сказал в этой жизни». Не знал честолюбивый грек, в какую халепу вляпался.

Приняв дела, Григорий Харлампиевич обнаружил прелюбопытный факт. Естественная смертность в тюрьме сохранялась такой же, что и при скандальном предшественнике, разве что стала на самый чуток поменьше. Кирияджи сделалось не по себе, он даже не мог уснуть две ночи кряду, притом, что употребил немало своего любимого красного вина.

К слову сказать, красное вино было его второй большой слабостью. Первой же были книги. Библиотека Кирияджи слыла одной из лучших в губернии, а сам Харлампиевич полагал себя человеком просвещенным, то есть широких взглядов, эдаким изнывающим от повседневного окружения «человеком инакомыслящим». Читал он преимущественно по утрам – привычка, выработанная за долгие годы, – вставал в пять утра, два часа читал и лишь потом собирался на службу. Кстати, прежнее, смещенное руководство города К., ценя его образованность, часто поручало ему готовить речи по разным поводам.

Итак, измученный бессонницей и нервами, постоянно имея перед глазами призрак посаженного-таки к тому времени предшественника, Кирияджи устроил внутреннее расследование. А расследовать, как оказалось, было, собственно, нечего. Первый же прижатый им к стенке, старший контролер Ковбасенко, сообщил, что причина небывалого мора всем известна и проста как пятак.

– Так в камере номер семьдесят шесть больше недели не живут, – спокойно выслушав причитающуюся ему долю крика и матюгов, сказал Ковбасенко.

– В каком смысле, мать твою, больше недели? – Кирияджи надеялся услышать, что, мол, через неделю переводят в другую камеру.

– Копытятся, – так же спокойно ответил старший контролер. – Открывается туберкулез, раз-два и на кладбище. Бывает, что и рак, но тоже очень быстро. Ну а уж если инфаркт, то труп к утру уже холодный.

– Почему не принимали меры?

Ковбасенко почесал затылок:

– Так ведь эта…

– Отвечай, мать твою!

Кирияджи добавил еще много нелестного, пока, наконец, не почувствовал, что интерес начинает перевешивать гнев. Он умолк, отер платком вспотевшее лицо и шею и буркнул:

– Докладывай все. Почему я должен клещами из тебя тянуть?

– Так все ж знают, товарищ подполковник. Все ж люди. К примеру, урка поперек горла корешам стал. Туда его. Или залупился кто на коридорного. Или куму стучать не хочет. Так туда его. А бывало, при прежнем, ненужный свидетель… Ну, вы понимаете. Тут мы этого не касались. Это сам прежний распоряжался.

– Да что ж это за камера такая, мать твою?

– Так отож… Камера как камера, в прошлом годе плановый ремонт делали. Подшпаклевали, подкрасили, матрацы новые. Все равно мрут.

– А другие помещения, что?

– Так ить… ничего. Сами удивляемся.

– Ну-ка, пойдем туда. Сам погляжу, чтой-то за причиндалы.

Странная камера размещалась на втором этаже тюремного корпуса. Контролер глянул в глазок, доложил:

– Можно.

И залязгал засовом замка.

Кирияджи в большой задумчивости вступил под своды семьдесят шестой.

– Встать! – негромко распорядился у него из-за спины контролер. И добавил для Кирияджи: – Да они тут тихие.

В камере на восемь человек находились четверо. На приказ контролера они и ухом не повели: двое спали на нижних койках, а двое играли в карты на верхних, поближе к забранному «намордником» окну. Впрочем, один из этих двоих сказал, лениво тасуя колоду, другому:

– Гляди, начальство пожаловало…

В ответ тот широко и громко зевнул, аж зубы клацнули, и сказал:

– Хорош трындеть, сдавай уже.

Кирияджи хмыкнул, пробормотал сквозь зубы: «Дисциплинка…», и обратился к заключенным вполне официально:

– Жалобы имеются?

Спавшие не проснулись, а игравшие в карты – те переглянулись и продолжили игру.

Кирияджи возвысил голос:

– Жалобы, говорю, на здоровье есть?

Один из игроков, тот, который торопил сдавать, почесал небритый кадык и лениво ответил:

– Да задолбал ты, гражданин начальник. – Послюнявил пальцы и смачно ударил картой карту партнера. – Тридцать одно! Опять ты в жопе, Вася.

– За жопу ответишь, – незлобно, впрочем, возразил тот. – Мурцуй.

Кирияджи хотел было сплюнуть, но решил, что это будет выглядеть непедагогично, да и зачем метать икру перед будущими покойниками, поэтому, соорудив на лице невозмутимую мину, покинул таинственную камеру. В коридоре спросил у Ковбасенко:

– На вид здоровые… и через сколько они того?

– Так ведь эта… Эти – коренные, они здесь все время сидят, – сообщил Ковбасенко подумав, добавил: – Их отсюда вывести невозможно.

– Как это невозможно, мать твою? – задохнулся Кирияджи от возмущения.

– Не хотят. Даже на прогулку выходить отказываются.

Кирияджи ощутил неодолимое желание врезать старшему контролеру в дыню.

– Я тебя, козел, последний раз спрашиваю, – зловеще зашипел он, – что значит – отказываются? Здесь у вас шо, мать твою – детский сад или шо?

Старший контролер поправил кобуру и, кротко глядя в глаза Кирияджи, сообщил такое, отчего кучерявые, жесткие волосы начальника тюрьмы начали распрямляться. Григорий Харлампиевич схватился за голову – нет, с волосами все было в порядке. Не в порядке было с нервами.