Текст книги "Падшие в небеса. 1997"

Автор книги: Ярослав Питерский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Нет, дед, ты уходишь от ответа. Ты лгал? А? Я тут поймал себя на мысли, что вообще ничего не знаю о твоей прошлой жизни! Просто ничего! Ты ничего не рассказываешь! Ничего! Так. Пару фраз. Что ты сидел при Сталине. И все! А за что? И как! Рассказал бы! Ты стесняешься или не хочешь лгать? Ты лгал мне? Дед? Ответь?

Павел Сергеевич тяжело вздохнул и грустно улыбнулся. Он посмотрел на Вилора с жалостью и тихо сказал:

– Ты опять не позавтракал, как следует. Опять пойдешь в пивнушку похмеляться? А? Сел бы лучше поработал. Скоро мы с тобой будем жить лишь на мою пенсию. Ты ничего не пишешь. Гонорар от последней книги уже кончается. А от пьес твоих, что ставят в театрах, тоже доход не большой. Как жить-то будем внук?

Вилор разозлился. Он яростно затушил в пепельнице горящую сигарету. Искорки от тлеющего табака разлетелись по столу.

– Знаешь дед! Ты начинаешь меня раздражать! Так нельзя! Надо жить по-другому! Ты живешь в параллельном мире! Слишком добром! Не бойся я твоих денег не трону! Прокормлюсь! И денег себе на пиво тоже найду! Кстати скоро у меня много будет! Я вообще собрался в иммиграцию! На хрен! В иммиграцию! Поеду в Париж!

Павел Сергеевич вздрогнул. Он внимательно посмотрел Вилору в глаза. То не выдержал взгляда и потупился в пол.

Клюфт тревожно спросил:

– Ты правду говоришь или просто болтаешь очередную выдумку. А?

– А если, правда? – виновато пробубнил Вилор.

– Ну, тогда ты предатель. Будешь им. Станешь.

– И кого же я предал?

– Ты, предал и меня и свою женщину. И страну нашу, – спокойно и как-то издевательски, сказал Клюфт.

Вилор еще больше распалился:

– Ха! Женщину! Лидию? Так она со мной поедет! А если не поедет, сама виновата! А страну нашу… так пусть она горит ярким пламенем. И народец ее горит! Злой и завистливый! Народ, который сам не хочет хорошо жить!

– Ну, это я уже слышал! – отмахнулся Клюфт.

Он разозлился на внука. Павел Сергеевич встал и, собрав со стола грязную посуду, положил ее в раковину. Включил воду и принялся мыть тарелки. Вилор молчал. Остыл и успокоился. Вспышка гнева прошла. Быстро и бесследно. Он смотрел на спину деда и виновато вздыхал. Ему стало стыдно. Он понял, обидел ни за что по сути дела единственного родного человека, который хочет ему лишь добра! Обидел, потому что сам обижен на всех! А это мерзко и низко.

– Ты Вилор прежде чем принять решение сначала все взвесь. А потом. Говоришь, уедешь, значит, бросишь меня тут одного умирать. Мне уже восемьдесят четыре. Я прошу тебя, ужу умру, похоронишь меня рядом с бабушкой и матерью и тогда можешь ехать, куда тебе угодно!

– Прости дед! – Вилор извинился искренне.

Фраза получилась не банально-дежурной, а именно искренней. Клюфт это почувствовал. Он повернулся и посмотрел на внука. У того на глазах блеснули слезы. Павел Сергеевич выключил воду, так и не домыв тарелки и чашки, сел за стол. Вилор покосился на его мокрые руки.

– Пойми внук. Я тебя люблю. У меня никого больше нет. Как и у тебя. Береги эту любовь. Береги. Это очень дорогая любовь. Поверь мне старику.

– Я верю тебе дед! – Вилор протянул ладонь и погладил старика по мокрой руке. Капельки воды остались на кончике пальцев. – Расскажи мне, как ты там мучался?! В лагере. Расскажи, что это такое страдать ни за что? Расскажи мне, как тебя арестовали! – грустно спросил Щукин.

Клюфт, вздрогнул. Он не ожидал такого вопроса, поэтому ответил не сразу. Помолчав, старик тяжело вздохнул и вымолвил:

– Зачем тебе это? Это было так давно? Что кажется, было в другой жизни!

– Мне надо! Мне надо! Я хочу написать пьесу! Такую, что бы дух захватило! Такую, что бы люди поняли, что такое подлость и предательство! На современном материале вряд ли напишешь! А вот на твоем! Это находка!

Клюфт покачал головой. Ему стало страшно. Как будто сейчас он вернулся на шестьдесят лет назад. Он вздрогнул и закрыл глаза.

С трудном выдавил из себя:

– Я, наверное, не смогу. Слишком давно было.

– Да, но это не забывается. Это слишком глобально для человека, чтобы забыть. Я не верю, что ты не помнишь. Кстати, кем ты тогда работал? Тогда в тридцать седьмом? Ты работал в газете? Ты был журналистом?

Клюфта словно ошпарили кипятком. Лицо запылало. Он вскочил и, уронив табуретку, гневно посмотрел на Вилора. Тот испугался рывка деда. Опешив от неожиданности, он даже пригнулся. Щукин подумал, что Павел Сергеевич сейчас запустит ему в голову всем, что попадется под руку. Но Клюфт стоял как монумент, неподвижно. Он лишь тяжело дышал.

Вилор сглотнул слюну и испуганно спросил:

– Что я такого сделал?

– Кто рассказал тебе это? Кто?

– Что рассказал? – не понял Щукин.

– Про газету? Ты рылся в архивах? Ты ходил в библиотеку и смотрел подписку? Ты смотрел? Ты искал? Что ты нашел? Что? Я должен знать!

– В каких архивах? Про какую газету? – недоумевал Щукин.

Клюфт немного успокоился. Ему стало лучше. Подняв кружку, он глотнул уже остывший чай. Медленно поднял поваленную табуретку и сел на нее. Посмотрел на все еще испуганного внука и грустно ухмыльнувшись, попытался улыбнуться:

– Извини, я подумал, что тебе кто-то, что-то наговорил.

– Нет, мне никто ничего не говорил. Просто приходил один мужик. Он к тебе. Тебя спросил. Я его пустил. Мы с ним тут поболтали. Он странный, какой-то. Он мне и сказал, мол, что ты журналистом раньше работал. Вот, я и решил, что ты в газете подрабатывал в молодости. Ведь телевидения и радио тогда в Красноярске не было. Вот и все. Я тебя и спросил. А ты вон! Как с ума сошел.

Клюфт опять насторожился. Он стал суровым. Покраснел и испуганно посмотрел на внука:

– Какой еще мужик? Когда?

– Да дня два назад заходил. Он такой лет сорок. Обычный мужик. Рожа нормальная. Только вот одежда какая-то странная, как у рыбака.

– Он был в плаще? В грязно-зеленом длинном плаще? – испуганно перебил Вилора Клюфт.

– Да…

– Он назвал свое имя?

– Да,… – Щукин подозрительно посмотрел на деда.

Старик расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и ловил ртом воздух. Вилору показалось, что дед вот-вот рухнет в обморок.

– Он назвался, значит, он пришел. Значит он тут. Значит, жди беды, – бормотал Клюфт.

Ничего не понимающий Вилор молча ждал, когда Павел Сергеевич придет в себя. Тот допил холодный чай и покосился на внука. Он спросил, вернее, приказал ему ответить:

– Ты должен был запомнить его имя! Его имя! Как его зовут?

– Да, но я не запомнил, он назвал какую-то странную не то фамилию. Не то имя. Толи Иболь, толи Оволь. Он сказал, что он богослов. В общем, нес какой-то бред. Я так понял он из секты какой или мошенник, какой. У тебя денег хочет срубить.

Клюфт рассмеялся. Он смеялся почти беззвучно, лишь дрожали его скулы. Рот растянулся в немой улыбке, оголив ровные вставные зубы.

– Дед! Ты что? Что это за тип? Что ему от тебя нужно? – Вилор был не на шутку испуган.

– Нет-нет. Все нормально. Все нормально. Он не из секты. Он не из секты. Ему не нужны мои деньги.

Щукин нервно закурил. Получилось не с первого раза. Зажигалка дрожала в руках. Огонек плясал странный танец. Клюфт покосился на руки внука.

«У него уже трясутся пальцы. Он болен. Он болен. Мой мальчик болен. Нужно, что-то делать. Господи, что-то нужно делать. Помоги мне! Он вернулся. Помоги мне!» – горестно подумал Павел Сергеевич.

– Дед, я боюсь. За тебя. Что случилось? Что? Кто это человек? Что за реакция?

– Ничего. Тебе не надо его бояться. Он пришел ко мне. Я ему нужен. Он пришел, чтобы, что-то сказать, – отрешено и тихо ответил Клюфт.

– Что сказать? Что?! – не унимался Вилор.

– Он пришел мне сказать и напомнить. О прошлом. Он что-то хочет.

– О каком прошлом? Что ты говоришь? Кто это такой? Как его зовут?

– Его зовут Иоиль! Запомни это имя! Запомни! И я прошу, никогда с ним не разговаривай! Никогда! И не пускай его больше в нашу квартиру! Не пускай! Прошу тебя! Прошу! Нет, даже приказываю! Это человек из прошлого. Прости Вилор, прости, но мне нужно побыть сейчас одному. Прости. Я хочу полежать. Мне что-то не хорошо! – Павел Сергеевич встал из-за стола и направился в свою комнату.

Он шел тяжелой походкой. Вилор с тревогой смотрел, как дед удаляется по коридору.

– Может скорую вызвать? А? – крикнул он ему вдогонку. – Или за лекарством, каким, в аптеку сходить? А? Дед? Не молчи!

Клюфт остановился у своей комнаты, посмотрев на силуэт внука, спокойно и ровно ответил:

– Нет, ничего не надо. Мне нужна тишина и покой. Просто тишина и покой. На пару часов. Извини.

Старик потянул ручку двери. Скрип и он исчез внутри комнаты. Вилор остался один. Он покосился на початую бутылку водки, но наливать себе спиртного не стал. Помотав головой, поплелся в ванную комнату. Долго плескался умываясь. Чистил зубы, временами прикрывая воду и прислушиваясь, не зовет ли его дед. Но в квартире висела угнетающая тишина.

Клюфт, лежал на широкой кровати, закрыв глаза. Он разбросал в сторону руки и сдвинул ноги. Получился человеческий крест. Сколько прошло времени, он не знал. Он даже не понял, спит или нет. Он попытался пошевелиться, но ему не хотелось. Сознание вновь обволакивало воспоминание. Воспоминание. Мучительно нудное воспоминание.

Как прошла его долгая жизнь? Как? Она прошла бездарно, или все-таки она была полезна? Полезна!

«Она была полезна, но кому? Кому нужна такая жизнь? Жизнь, которую нужно стесняться? Жизнь, которую нужно скрывать? Что у меня было в жизни? Что? Что такое, за что теперь вот не стыдно? За что теперь вот гордость испытываю?» – с горечью подумал Клюфт.

Перед глазами пронеслись, какие-то картинки. Память выбрасывала их в сознание, словно цветной многосерийный художественный фильм.

Тогда после побега в тридцать восьмом. Тогда, он умер тогда? Он перестал быть Павлом Клюфтом? Тогда в суровой сибирской тайге? Фельдман! Фельдман! Кто он стал для него? Человеком, который его спас или человеком, толкнувшим его на предательство перед самим собой! Да он – Клюфт выжил. Да он прошел по этой суровой жизни до самых седин! Но какой ценой? Он потерял там, в сибирской тайге, в том истребительном лагере НКВД под поселком Орешное самого себя! Он потерял там самого любимого человека – Верочку Щукину! Он потерял там свою еще не родившуюся дочь Лизу – мать Вилора! Там в Манском районе он потерял свое счастливое будущее!

Но так ли это? Был ли у него другой шанс? Что бы изменилось, если бы он не предал себя и не пошел с Фельдманом? Если бы он попросту погиб? Там в общей мерзлой яме! Кто бы знал, как он погиб? И где его могила? Кто бы мог это узнать? Верочка? Лиза? Вилор? Они бы даже не знали о его судьбе!

Так было ли предательство? Самого себя?

Стоп! Но кто ему помог? Кто вывел его из той мертвой февральской тайги? Кто? Фельдман? Нет!

Клюфт вновь и вновь вспоминал их побег! Их десятисуточный путь по этой заснеженному лесу! По этому океану холода и голода! Чудо! Лишь чудо их спасло! Их не искали энкавэдэшники, тогда в суматохе видимо никто даже не мог понять, а кого искать! Каких беглецов? Под какими фамилиями? Скорее всего, начальство лагеря и лесозаготовок попросту списало бежавших как умерших от голода или расстрелянных! Кто сейчас знает! Скорее всего, начальство попросту испугалось! Ведь за побег двух врагов народа и самим можно было пойти под трибунал и оказаться в бараке в качестве ЗК! Два погибших солдата? Какая ерунда, их наверняка сделали героями, приписав им мужественный поступок пресечения попытки побега! Причем массового!

А потом? Что было потом? Они заходили в маленькие таежные деревушки, попадавшиеся им по пути, представлялись геологами! Люди им верили! Люди в Сибири очень добрые и доверчивые! Там в сибирской глубинке они далеки от верховной власти и людской толпы! Там в глубинке они чище душой и сердцем! Они не озлоблены и наивны!

Фельдман! Это он знаток человеческих душ! Этот мастер убеждения! Как ему удавалось, уговаривать местных жителей, Клюфт не знал. Но Фельдман сотворил чудо! Им давали еду и пускали на ночлег! Они выжили! Более того, они выжили и стали другими людьми!

Фельдман оказался и человеком слова! Все, о чем он говорил, вернее, о чем обещал Павлу тогда в том холодном и прокуренном вагоне, когда они ехали по этапу – выполнил.

Правда вместо Одессы была Ялта. Павлу Сергеевичу Клюфту предстояло стать жителем этого южного города! Но другого выхода не было! В Ялте у Фельдмана оказались обширные связи в рядах городского руководства и управления НКВД. Им выдали паспорта! Им выдали и другие документы! Причем Фельдман настоял, что бы им выдали паспорта на их настоящие фамилии! Это было дерзко, но оправдано! Ведь Фельдман и Клюфт – Клифт погибли под Красноярском! Их списали в архив! Да и кто бы стал в то суровое время, в ту неразбериху кого-то искать на другом конце огромной и несчастной страны?

Так Павел Сергеевич Клюфт родился заново. Павел Сергеевич Клюфт житель Ялты вновь стал полноправным гражданином самой великой и могучей родины на свете страны под названием СССР!

Потом был симферопольский институт, который Павел Клюфт не успел закончить по специальности экономиста – началась война. Но попасть на фронт Клюфту не довелось. Его, третьекурсника, в приказном порядке приписали работать в Москву в наркомат нархоза. Он вынужден был четыре года копаться в бумагах, отправляя в тыл сотни и тысячи эшелонов с оборудованием с эвакуированных заводов. Назад приходилось оформлять миллионы тонн грузов для фронта. Эта бумажная работа угнетала. Павел не раз писал рапорта с просьбой отправить его на фронт, но, увы, все они шли в корзину. В народном комиссариате, где он работал, начальство кадрами не разбрасывалось, ведь так точно и скрупулезно оформлять, и выбивать нужные грузы, как Павел, в его отделе не умел никто. Так Клюфт стал опытным экономистом-снабженцем. После войны он вернулся в Ялту, доучился в институте и поступил работать на ялтинский рыбзавод. Но это все была лишь нехитрая биография.

А душа! Как же душа?! Клюфт, страдал! Все эти годы он мучился, порой плакал по ночам в подушку! Он страдал и понимал, что бессилен. Вернуться в Красноярск он не мог! Вернуться в Красноярск было бы самоубийством!

Павел ночами представлял лицо своей любимой Верочки, представлял образ своего ребенка, даже не зная, кто у него родился сын или дочь. Но это было не так важно! Главное он был он просто должен быть – его ребенок! Павел представлял себе его милое личико и…и дрожал! И панически боялся, что реальность могла оказаться страшной! Ведь Павел понимал, что они его любимые и дорогие люди, могли тоже попасть в страшную мельницу сталинских лагерей!

Решиться на поездку в родной Красноярск он не мог даже после смерти Сталина и ареста Берии. Даже тогда, он все еще боялся.

Боялся!

Он боялся и ненавидел за это себя. Он ненавидел за это окружающих его людей, он ненавидел за это весь мир!

Женщины, а как же женщины?

Да, они были в его жизни. Да он был близок с несколькими дамами. Но все они не смогли войти в его судьбу надолго. Павел пытался полюбить, но не мог. Самая отчаянная попытка была во время войны в Москве. Он встретил в столице красавицу, умную и самостоятельную Надежду Петровну Егорову! Она была начальником у него в отделе! Она была старше его на десять лет! Вдова (ее муж погиб в сорок первом под Киевом) которая полюбила Павла, полюбила его всем сердцем и хотела ему лишь одного, счастья! Но он, он так и не смог ответить взаимностью. Даже в самые жаркие от ласк ночи он непроизвольно шептал имя Веры! Он не мог забыть Верочку Щукину! С надеждой Егоровой они расстались в сорок шестом.

После войны в Ялте он несколько лет жил с еще одной женщиной. Ира Петренко, наивная и немного растерянная блондинка, ровесница Павла была словно ребенок. Она тоже потеряла мужа. Он погиб на фронте в сорок третьем. Ира привязалась к Павлу всей душой и сердцем. Она так хотела стать его женой. Но… Павел не мог! Не мог себе позволить этого! Он не мог пустить ее к себе в сердце! Он верил, верил, настанет день, когда он встретит Верочку Щукину! Встретит и все будет и у них хорошо…

И это день пришел. Этот день настал. Летом пятьдесят девятого он все-таки решился на поездку! Он взял билет и сев на поезд, поехал в Сибирь. Родной Красноярск он не узнал! Это был совсем другой город – большой и суматошный. Но самое главное в нем жили совсем другие люди!

Павел, с тревогой и трепетом попытался навести справки о Вере Щукиной в привокзальной «горсправке». И о чудо! Молоденькая девчонка в будке заверила его, что Вера Петровна Щукина тысяча девятьсот восемнадцатого года рождения проживает, причем нигде ни будь, а на одной из центральных улиц города в престижном доме.

Сначала Павел засомневался, но все же других вариантов не было и он, рискнул…

В старом массивном здании еще царской постройки он нашел нужную квартиру. Когда позвонил в дверь, чуть не лишился сознания, такое было напряжение. Долгое время никто не открывал, а потом дверь распахнула молодая девушка как две капли воды похожая на его любимую Верочку Щукину.

Это была его девятнадцатилетняя дочь Наталья!

Павел ожидал всяких раскладов, но такого он даже не мог себе представить. Оказалось, его любимая Вера Щукина работает вторым секретарем в крайкоме партии. Причем работает там уже не один год! Живет вместе с дочерью! Живет и, тоже веря в чудо, ждет своего любимого Павла Клюфта…

Судьба Верочки оказалась не менее чудесной удивительной! Она рассказала Павлу, как ее приютил, никто ни будь, а офицер НКВД и следователь, который вел дело Павла – Андрон Маленький. Он помог ей выжить в то нелегкое время перед войной, когда у нее на руках появилась маленькая Наташа – дочь Павла! Более того! Андрон помог оформить документы на ребенка так, что в разделе отец стоял неизвестный солдат, который погиб во время военного конфликта с Японией на озере Хасан. Вот так Наталья лишилась своего настоящего отца, но спаслась от спец детдома для детей врагов народа.

А потом, потом Вера неожиданно для себя сделала партийную карьеру. Потом она стала… партийной функционеркой, сначала инструктором горкома партии, а затем ее позвали и в крайком. Павел слушал свою любимую и не мог поверить – она, Верочка Щукина, так ненавидевшая эту власть, сама стала частью этой власти!

Павел всего это так и не смог понять! Но это было лишь мелочью по сравнению с той радостью, он нашел своих самых родных людей! Павел Клюфт был счастлив! Был! Был! Он переехал из Ялты в Красноярск и поселился в доме у Веры! Он боялся, что дочь Наташа его не примет, но и тут все оказалось гораздо проще и лучше! Наташа искренне привязалась к Павлу Сергеевичу! Привязалась и полюбила его! Так они прожили в любви и радости почти три года, но в начале шестидесятых вновь начались мрачные и скорбные времена.

Беда пришла неожиданно, словно буря в пустыне, словно метель в тундре, словно тропический дождь на берега Амазонки. Первым он потерял Наташу. Дочь, ушла неожиданно. Это было удар! Наташа поступила в политехнический институт. В группе познакомилась со своим любимым. Андрей Борзов был ее одногодка. Парень воспитывался в интеллигентской красноярской семье и искренне любил Наташу. Но как часто бывает у молодых, они, не успев пожениться, родили ребенка – краснощекого карапузика, которому сам дед и дал имя, решив лишить мальчика возможности политической неблагонадежности. Павел назвал его Вилором! Ну, кто же будут преследовать человека с революционным именем вождя пролетариата, ведь Вилор складывалось из начальных букв – Владимир Ильич Ленин Октябрьская Революция?!

Но никто не мог предположить, что уже через год Вилор останется сиротой. Летом шестьдесят третьего, в канун официальной свадьбы Натальи и Андрея случилось страшное. Будущие молодожены и родители годовалого Вилора погибли во время прогулки по местному заповеднику «Столбы». Залезли на скалу под красивым названием «Перья» и оба сорвались вниз. Очевидцы рассказывали они так и летели, держась за руки.

Павел и Вера непроизвольно стали родителями маленького Вилора. Но беда не приходит одна. Через пять лет Клюфт потерял и свою любимую. Вера Петровна Щукина скончалась скоропостижно. Эта смерть была настолько нелепой, что Павел в нее долго не мог поверить. Щукина во время одной из командировок по северу края заболела воспалением легких. Потом была пневмония и стремительный отек легкого. Верочка умерла через сутки пребывания в крайкомовской больнице. Павел не верил в это полгода. Он вновь остался один. И его от смерти, от тоски и одиночества, спас шестилетний Вилор, которого, не смотря на трагедию, нужно было воспитывать. Вот так и остались они жить одни в большой квартире внук и дед.

Клюфт, вспоминал все это лежа на кровати. Вспоминал и тихо плакал. Слезы катились, по его морщинистым щекам оставляя влажные дорожки в старческих бороздках.

«Эти люди! Эти люди! Фельдман и Маленький. Кто они? Как они поступили с моей судьбой? Виновны ли они в том, что все так произошло? Кто виноват, что жизнь моя получилась такой? Фельдман и Маленький! Господи их уже нет!»

Павел вспомнил, как умирал Фельдман. В сорок третьем он встретил его в Москве, прямо на улице Горького. Борис Николаевич был не в себе. Он брел по главной улице Москвы с опустошенным взглядом. Это был дряхлый разбитый старик, который искал, как показалось Павлу одного, своей смерти. Как оказалось, Клюфт навел справки. Фельдман был инструктором в наркомате пищевой промышленности. Но в сорок втором врачи обнаружили у него рак желудка. Оперировать себя он не дал, так и умер в сорок третьем в мучениях, тоске и одиночестве.

Клюфт долгое время пытался навести справки и о еще одном ненавистном ему человеке, молодом следователе красноярского управления НКВД – Андроне Маленьком. Кто был этот тип? Почему он помог Вере и за что он так поступил со своим ровесником тогда, в далеком тридцать седьмом. Павла долгое время мучила одна и та же мысль, вернее идея – найти и отомстить этому человеку. Как, он не знал? Но найти его хотел, с какой-то маниакальной настойчивостью.

Но, увы! Навести справки в НКВД, а затем в КГБ, о сотруднике этого секретного ведомства просто невозможно рядовому гражданину СССР. Три попытки Клюфта розыска Маленького вызвали у представителей госбезопасности лишь раздражение. Павла пару раз вызвали в кабинеты серого дома на проспекте Маркса в Красноярске, (там находилось управление местного УКГБ) каких-то странных людей в штатском и давали настойчиво понять, что ворошить прошлое не желательно. И если гражданин Клюфт продолжит свой поиск – то последуют ответные меры. Что это за меры Клюфт не знал. Но испугался! Он вдруг представил, что его и Фельдмана побег из истребительного лагеря поселка Орешное может открыться. А вместе с побегом может открыться и убийство двух конвоиров. Может вскрыться и вся эта история с путаницей его имени и дела Клюфта – Клифта. А это ничего хорошего не сулило. И Клюфт отступил. Он понял, что никогда уже не сможет найти своего мучителя Андрона Маленького.

Но сейчас Павла волновало совсем другое. Этот загадочный визит человека из прошлого. Этот гость из прошедшей жизни. Этот человек-фантом, богослов Иоиль! Неужели он вернулся. Неужели он вновь появился в его жизни, чтобы принести беду! Тогда в тридцать седьмом он стал предвестником трагедии! Он стал черной меткой в судьбе! И вот опять! И вот он появился. Появился! Он есть! Он существует, если его видел и говорил с ним внук Вилор! Значит, он не был видением или сном! И это пугало Павла! Он боялся! Он ощущал ужас!

«Господи! А я ведь совсем забыл о нем! Господи! Неужели ты мне вновь послал этого человека! Зачем? Зачем? Он не нужен мне! Его речи! Они разрушали мое сознание! Тогда шестьдесят лет назад! Он сломал меня! Морально! Он заставил меня стать другим! Господи! Ты вновь даешь мне новое испытание!» – мучительно рассуждал Павел.

Он вдруг вспомнил, что давно не ходил в церковь. Он вдруг понял, что ему обязательно нужно сходить к священнику! Обязательно поставить свечку у алтаря!

«Когда, когда это началось? Я стал забывать о нем! Я вычеркнул его из своей памяти после тех страшных десяти дней после побега! Но он вновь, вновь пришел!»

Павел понимал, что пытается специально заставить себя ненавидеть Иоиля. Он пытается вселить в своем сердце жестокость и отвращение к этому человеку-фантому.

«Но зачем? Почему! Ведь он говорил очень правильные вещи, которые меня раздражали!»

Павел вдруг поймал себя на мысли, что они неизбежно встретятся с Иоилем. И это неотвратимо, и это произойдет, как бы он Павел Клюфт этого не хотел.