Текст книги "Рыцари Серебряного Щита"
Автор книги: Януш Пшимановский
Жанры:
Сказки
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
– Ксендз, наверно, ещё хлеба принёс, а мы взяли до удрали, – пожаловался Андрейка. – Зачем так быстро удрали?
– А ты почему удрал?
– Как вы, так и я. А вы почему?
– Да пойми ты: он, наверно, уже заметил, что курицы нет, и дал бы нам такого дёру, что ой-ёй-ёй, – пояснила Данка. – И всё из-за этого Азора.
– Самое лёгкое – всё на пса свалить, – рассердился Здись. – А где же пан Твардовский?.. Если он ещё хоть раз использует этот Клад, то не знаю, удастся ли нам живыми вернуться домой.
– Пошли домой. Не будем ждать этого пана, – Андрейка проверил, в кармане ли коробок с жучками, и поднялся первым.
Сбоку, в высоких папоротниках, вдруг кто-то застонал. Ребята вскочили на ноги.
– Бежим?
– Нет, надо поглядеть, что это, – Здись, натянув на рогатке резинку, раздвинул ногой заросли папоротников.
На коричневой подстилке из прошлогодних листьев лежал лицом вниз пан Твардовский. В кулаке у него была зажата ручка от сундучка Тройного Клада. Ребята разжали пальцы, перевернули Твардовского на спину, приподняли голову.
– Он, наверно, умер, – заплакала Кристя.
– Дышит. Надо бы воды, да только где её взять? Может, кто-нибудь из вас добежит до того дома…
– Ой, нет, Здись, лучше уж туда не ходить, – поспешно сказала Данка. – Однако у меня мелькнула одна идея. Пусть Кристя плачет не себе на платье, а на него. Может, и я ей помогу…
Они обе наклонились и, всхлипывая, начали орошать слезами лицо чернокнижника. Солёные капли ползли у него по лбу, по щекам, а одна попала даже в рот. Твардовский облизнул губы, буркнул: «Соленое…» – и открыл глаза.
– Я боялась, что вы умерли, – сказала Кристя, и её мокрое от слёз лицо заискрилось радостью.
– Жив, только шея у меня очень болит. Видно, когда бежал, налетел на дерево. Перевязать бы…
– Всё будет хорошо, я сделаю перевязку, однако вы должны обещать мне одну вещь, дать слово… – сказал Здись.
– Всё обещаю…
– …что, пока мы не вернёмся домой, вы не будете пытаться властвовать с помощью третьей части Клада.
– Здислав, ваша милость, ведь ты сам видишь, что всё бы удалось, если бы в первый раз не та милиция, а второй раз – пёс… – начал Твардовский.
– Такое у меня условие! – твёрдо повторил Здись.
– Согласен. Очень мне больно…
– Слово?
– Слово!
Не прошло и десяти минут, а Твардовскому уже была сделана перевязка; на бинты пошла подкладка его же собственного кунтуша. Влажная тряпка немного уняла боль в шее. Он попробовал поднять сундучок с Тройным Кладом, но, оказывается, у него болела ещё и рука.
– Помогите нести! – попросил чернокнижник.
– Нет! – решительно отказался Здись. – Это тяжёлая рухлядь, а нам надо как можно быстрее возвращаться. Солнце уже всё ниже и ниже. Данка, который час?
– Десять минут пятого, – ответила девочка.
– Ну вот, видите! Поздно. Идёмте.
Твардовский выждал, пока ребята не скроются за деревьями, а потом, шепча заклятия, достал какой-то предмет из третьего тайника Тройного Клада и сунул его в карман. А пустой, хотя и драгоценный сундучок он отнёс к краю глубокого оврага и столкнул его туда. Падая, сундучок застрял между корнями, груды песку осыпались на него, и он стал невидим.
Чернокнижник внимательно оглядел всё вокруг, чтобы хорошенько запомнить место, и большущими прыжками начал догонять ребят.
– Ау, ау! Где вы?
– Ау, ау! – ответили ему девочки. – Идём!
– Быстрее! – крикнул Здись.
Одновременно с Твардовским появилась и вторая пропажа – из кустов тихонечко выбежал пёс Азор. На морде у него было написано нечто неопределённое, но глаза глядели сыто и самодовольно. Извиняясь перед ребятами, он заскулил и лизнул в щёку того, чьё лицо было ближе всех к земле.
– От него пахнет рассольником, – заявил Андрейка и вытер лицо рукавом рубашки.
– Ну ещё бы! Сперва шапку из барашка, а теперь целую куру сожрал! – Здись кулаком погрозил Азору.
Азор стыдливо опустил нос к земле, но вдруг прямо перед его носом зашелестела крыльями какая-то птица, и он немедленно бросился за ней в погоню.
– Стой! – Данка схватила пса за ошейник. – Ах ты разбойник! Где верёвка? Надо его привязать.
– Нечем. Верёвка осталась в лесу, – сказал Здись, вспоминая засаду на байдарочников.
– Я могу дать свою красную ленточку из косы, – предложила Кристя.
Пришлось привязать Азора к этому «ленточному» поводку, и они хотели было идти дальше, но дорогу им снова пересекла птица и исчезла между кустами.
– Это же та самая Сорока! Что ей от нас надо? – приостановился Здись. – Может быть, дорогу показывает?
– Тррь! Тррь! – громко застрекотала Сорока.
И только теперь разглядели её все – она сидела на молодом дубке и многозначительно стрекотала.
– А я знаю, я узнал её! – восторженно воскликнул вдруг Здись. – Она живёт в Ковалике и доведёт нас до дома!
– Тррь! – обрадовалась вместе со всеми и Сорока и полетела впереди.
Все двинулись гуськом за нею, уходя всё дальше от негостеприимной поляны.
ГЛАВА XIV,
в которой здравый смысл прекращает начавшуюся было битву, весело пылает лагерный пионерский Костёр, но последняя часть Тройного Клада снова путает все Карты, мешая Рыцарям Серебряного Щита благополучно вернуться домой
Заросли становились всё реже, под ногами перестала хлюпать болотная жижа. Разлапистый сырой ольховник и ивняк сменили могучие, высокие сосны, устремлённые ввысь, как мачты огромных кораблей. Сорока, обрадованная тем, что отыскала затерявшихся человечьих птенцов, по-прежнему летела впереди, рассекая косые нити солнечного света.
Ребята двигались быстро. Увлёкшись наблюдением за таинственной птицей, которая неожиданно сделалась их проводником, они немного забыли о голоде, мучавшем их, и о гудящих от усталости ногах. Только Твардовский, плетясь позади, беспрерывно охал. Он пытался призвать на помощь верховного чёрта, но тот не соизволил даже отозваться.
Андрейка долго слушал его заклинания и наконец, повернув голову в сторону чернокнижника, сказал:
– Вы на него, пожалуйста, не кричите. Он, наверно, на каникулы уехал или, может, на какое-нибудь собрание ушёл. Моя мама тоже иногда звонит, звонит папе на службу, но ничего не помогает. Я уже спать ложусь, а папы всё ещё нет…
Ветер, оживлённо болтающий с верхушками сосен, скакнул вниз и лизнул ребят в щёки своим холодным, влажным языком.
И вот путешественники увидели между стволами небо. Здись сразу же приостановился, а за ним и все остальные.
– Что случилось?
– Она нас не туда ведёт, – сказал он. – Мы находимся сейчас недалеко от берега озера, надо свернуть немного вправо, – и Здись рукою показал нужное направление.
Сорока вернулась, описала круг над ребятами и начала недовольно стрекотать.
– Поглядите! – воскликнула Данка.
На мху, выложенная из сухих веток, виднелась стрелка, которая показывала то же самое направление.
– Ну и что же? – спросил Андрейка.
– Да, видно, пионеры здесь где-то поблизости живут. Пошли быстрее, посмотрим. – Кристя с любопытством огляделась по сторонам.
– Ну ладно, пошли тогда, – принял решение Здись и, недоверчиво скосив глаза на Твардовского, пошёл вслед за Сорокой.
Они обошли поваленное ветром дерево, наткнулись ещё на два знака, сложенные из веток, и вдруг увидели впереди огромную красно-белую птицу, сидевшую высоко на стволе сосны. Она трепетала крыльями, словно хотела вот-вот взлететь в небо, однако не трогалась с места.
– Я никогда не видала такой, – призналась Данка. Здись насупился.
– Дай мне бинокль.
Только теперь он вспомнил, что они тащат его с собой в кожаном футляре.
– Я сама погляжу.
– Дай мне! – строго потребовал Здись, и Данка, хоть и не очень-то довольная, послушалась его.
Здись приложил бинокль к глазам и рассмеялся.
– Да это же флаг на мачте!.. А внизу видны палатки. Их только трудно заметить, потому что они зелёные.
– Бежим! – крикнул Твардовский. – Наверно, это всё то же самое дикое племя байдарочников!!
– Это пионеры. Пошли. Они ничего не сделают нам плохого.
– Только осторожно, чтобы не рассердить их, – пробурчал чернокнижник, двигаясь следом за ребятами.
Они подходили к палаточному городку всё ближе и ближе. Уже отчётливо были видны четыре больших шатра-палатки, трос, идущий наискосок от земли к сосне, на которой трепетал флаг, входные ворота из берёзовых столбов, украшенные нарисованной на полотне пионерской эмблемой. Никто, однако, не вышел им навстречу, никого не было видно, кроме Сороки, которая уселась на гребне одной из палаток.
Удивлённые тишиной и пустотой, ребята остановились у ворот.
– Эй, кто тут есть? – громко спросил Здись. В ответ – тишина.
– Оп, оп! Мы пришли сюда с Азором! – крикнул Андрейка.
Сорока застрекотала, склонила голову. Ветер уцепился за брезент, приоткрыл палатку. И в ней – пустота.
– Давайте разойдёмся, проверим, нет ли кого. Может, все спят?.. Только ничего не трогать – ни лапами, ни чарами…
– Нет, нет… – заверил Твардовский.
Они обошли весь лагерь. Койки в палатках были аккуратно заправлены зелёными одеялами. На сучках сосен висели блестящие, отчищенные песком котелки. Под сосной, служащей флагштоком, ребята увидели орла, выложенного из шишек на желтом песке. Но кругом – ни души.
– Ну, и что же дальше? – спросила Данка, когда все снова встретились у ворот.
– Подождём немного, пока эти пионеры вернутся. – Кристе очень хотелось хоть капельку отдохнуть. – Может, дадут нам что-нибудь поесть…
– А если весь этот лагерь – только чародейская штучка, как тот Замок, в котором мы были на пиру? Где Твардовский? – забеспокоился Здись.
Огляделись вокруг, однако мастера чёрной и белой магии и след простыл.
– Он пошёл в кустики, – показал Андрейка. – Может, захотел…
– Туда? – переспросил Здись. – Пойду погляжу, чтобы снова какого-нибудь скандала не было.
Неожиданно с противоположной стороны лагеря до них долетел голос:
– Ко мне! Ко мне! Все вместе, что есть духу! Вот где истинное-то сокровище!
Ребята бросились бегом на этот зов. За палатками им преградил дорогу молодой густой сосняк, однако они не обращали на него внимания и продолжали быстро пробираться вперёд, отгибая в сторону пружинистые ветки.
– Сокровище из сокровищ! – торжествующе выкрикивал Твардовский.
– Что же это такое он там нашёл?! – вслух удивлялась Данка.
– Наверно, ничего хорошего, – буркнул Здись. Выскочив из зарослей сосняка, они наткнулись прямо на пионерскую кухню. Под навесом, на плите, обмазанной глиной, стояли большие кастрюли. Твардовский поснимал с них крышки и, мешая что-то половником, весь сияющий, восторженно расхваливал:
– Гороховый суп с дичью… Картофель из-за океана… Цомбер жареный… Ваши милости, садитесь, ничего не говорите и ешьте, – он показал рукой на столы, сбитые из простых досок. – Со мной, друзья, не пропадёте.
– Очень хороший обедик, – сказал Андрейка и вежливо присел на скамейку возле стола, ожидая, когда ему подадут.
– Тут вон висят котелки, как раз пять, – обрадовалась Данка.
– А ложек только четыре, но можно есть и большой… этим… как его… половником, – добавила Кристя, раскладывая ложки на столе.
Здись нахмурился, насупился, засунул руки в карманы.
– Это не наше – и трогать ничего нельзя.
Воцарилась тишина. Андрейка тяжело вздохнул, губы Кристи начали выгибаться и принимать форму подковки. Данка умоляюще смотрела на Здися.
– Берите, ешьте. Никого ведь нет, – подталкивал Твардовский.
– Вот потому-то мы и не можем. Это не наше.
– Что там ваша милость околесицу какую-то несёт! – рассердился не на шутку Твардовский. – Поедим, пока они ещё не вернулись, и дадим стрекача в лес. Скоро уже начнёт смеркаться. Вызовем чертей, и они помчат нас, куда только душа пожелает.
– А вдруг пионеры поймают нас, когда мы будем есть… – начала Кристя дрожащим голоском.
Однако Здись перебил её:
– Поймают или не поймают – это неважно. Чужое нельзя трогать – вот в чём дело.
– Святым хочешь прослыть, ваша милость? – хихикнул Твардовский. – Ну, я берусь за жратву, а вы как хотите…
Он налил себе полный котелок горохового супа, зачерпнул одну ложку, другую, третью…
– Прелесть… – Твардовский даже посапывал от удовольствия.
Запах съестного ужасно щекотал ребячьи носы. Девочки отвернулись, чтобы не смотреть на Твардовского, с таким аппетитом уплетающего суп. Азор сидел на задних лапах и просительно скулил. Несмотря на то, что он не так давно уплёл курицу, пёс нервно позёвывал, и у него текли слюнки.
Здись, не вынимая из карманов сжатые в кулак руки, со злостью глядел на Твардовского и чувствовал, что к горлу у него, затрудняя дыхание, подкатывается клубок гнева. Кто знает, что произошло бы через минуту, если бы не раздались тонюсенькие всхлипывания самого младшего из Рыцарей Серебряного Щита.
– Что с тобой? Ты чего плачешь?
– Я хотел бы попросить тебя, Здись, – Андрейка с трудом владел своим голосом, – попросить, чтобы ты позволил мне… съесть одну… только одну ложечку этого супа. Никто даже и не заметит… – слезинка, выкатившаяся у него из левого глаза, со звоном упала в пустой котелок, а слезинку из правого глаза он успел слизнуть языком.
«Чужого брать нельзя, – размышлял Здись. – Однако, по правде говоря, этот чародей вылакает один целую кастрюлю, а потом все шишки всё равно свалятся на нас. Пусть уж, что ли, мы все поедим…» У него громко забурчало в пустом животе, и Здись почувствовал вдруг такую слабость, что, не говоря больше ни слова, только утвердительно кивнул головой и отвернулся.
Кристя толкнула Данку в бок, а та спросила:
– Нам тоже можно?
– Угу… – буркнул Здись.
Он слышал, как поспешно наливают они себе суп, постукивая ложками. «Глупый, – подумал он. – Не надо было артачиться. А теперь вот ты один только и останешься голодным…»
В эту минуту Здись почувствовал, что кто-то положил ему руку на плечо. Он быстро обернулся. Данка протягивала ему котелок, а Кристя – ложку.
Здись почувствовал растерянность, он заколебался, тяжело вздохнул, но не нашёл в себе сил отказаться. Первую ложку горячего супа он проглотил вместе с солёной слезой, однако у следующих ложек был вкус только гороха и мяса. Здись чувствовал, как с каждым новым глотком к нему возвращаются силы и бодрость. Вот поедят они немного и тут же отправятся дальше. До дома уже недалеко. Если Сорока снова поведёт их, то они будут у цели через какой-нибудь час…
Здись осмотрелся: за молодыми сосенками виднеются крыши палаток, но Сороки не видно нигде. Начал прислушиваться: не застрекочет ли где-нибудь… Тишина. Только позвякивают ложки да со стороны озера долетает какой-то гомон.
Твардовский встал, подошёл к плите.
– Попробуем, вкусна ли эта свиная грудиночка…
Здись в один прыжок подскочил к нему, схватил чернокнижника за руку.
– Прошу вас – ни с места!
– Почему? Ты и сам ведь ел, ваша милость…
– С голоду.
– И я с голоду.
– Достаточно с нас супа.
– Отпусти рукав, ваша милость, – дёрнулся Твардовский. – Мне недостаточно…
– Достаточно!!
– Нет!!
Они пристально смотрели друг другу в глаза.
– С голоду иногда можно, – Здись сдержал свой гнев. – Но чтобы у чужих людей всё слопать – это уже свинство…
– Пусти, ваша милость! А то не сдержусь. Никто тут мне не волен приказывать. Прочь!
Они отскочили друг от друга. Чернокнижник схватился за рукоять сабли, Здись – за рогатку.
– Левой, левой! – неожиданно совсем близко, где-то возле ворот, услышали они зычный голос, шум шагов и команду: – Отряд, стой! Все – за котелками и бегом на кухню!.. Разойдись!..
Раздался весёлый гомон, смех, шутки.
– Ну и здорово сегодня было! Мы притаились в «секрете», а они идут, ничего не видят…
– Как это? А кто же подошёл к вам с тыла, как к слепым котятам?
– Если бы не я, то вы бы…
– Не хвастайся, кухарь-глухарь! Беги первый, готовь свои горшки-кастрюли…
– Что у тебя сегодня?
– Гороховый суп и свиная грудинка на второе.
– А добавка будет? Может, у тебя уже какие-нибудь звери всё съели…
– Помчался к нам навстречу, вместо того чтобы сторожить кухню…
– По-твоему, я должен был сидеть в тылу, как настоящий обозник…
– Пошли быстрее, я проголодался, как волк зимой.
Позвякивая котелками, они, словно гудящий рой, двинулись к лесной столовке.
– Ребята! Там кто-то есть! – воскликнул вдруг повар, шедший впереди. – Я получил шишкой в ухо.
Все подбежали к нему и остановились как вкопанные. Вход на кухню, окружённую с трёх сторон густым сосняком, преграждала баррикада из перевёрнутых столов. И, будто знамя, над баррикадой развевалась красная ленточка, привязанная к пруту.
– Кто туда забрался? – воскликнул повар и в ту же секунду отскочил назад, потому что в него снова угодила большая еловая шишка.
– Вперёд, ребята! Это какие-то грабители!
– Надо прогнать шалопаев!
Пионеры двинулись к баррикаде, но их остановил громкий и грозный окрик:
– Ни шагу, ваши милости, а то поплатитесь головой. Ни один живым отсюда не вернётся!..
Наступающие попятились, не столько перепуганные, сколько поражённые. Кто-то предложил обойти кухню с тыла, через заросли, однако из молодого сосняка до них донеслись дикий волчий вой и гневное ворчание. Пионеры отступили ещё на несколько шагов.
– Вот так номер! Что это за типы там засели?
– Всегда так случается, когда лагерь остаётся без охраны.
– Если бы я вовремя не бросился к вам на выручку, то было бы уже поздно, – возмутился повар. – Слышали? Они головы хотят нам поснимать.
– Что делать? Стоять на месте, как сейчас стоим?
– Друзья! Что тут толковать? Мы имеем дело с явно выраженной агрессией. На нашей независимой территории находятся посторонние элементы. За оружие – и вперёд! Возьмём кухню приступом!
– Ура! Возьмём! Мы не из заячьей породы!
Все, кому попались под руку, схватили еловые шишки и бросились на штурм баррикады. Над досками поваленных столов, словно щиты, появились крышки от кастрюль. Засвистели, рассекая воздух, шишки, с ворчанием полетели камни, пущенные из рогатки, в воздух взвились куски дёрна, засыпая сухим песком глаза атакующих.
Не выдержав столь решительного ответного огня, шеренги идущих на штурм дрогнули, сломались, пионеры разбежались по сторонам и спрятались за стволами деревьев. Охали «раненые», шла ленивая перестрелка с невидимыми защитниками баррикады.
– Что здесь происходит? – обеспокоенный шумом и криками, прибежал вожатый отряда. – С кем вы сражаетесь? Все живо ко мне!
Пионеры отошли за пределы досягаемости шишечного выстрела и, перебивая один другого, начали объяснять вожатому: какие-то паскудные агрессоры завладели кухней.
– С кем вы сражаетесь? – спокойно повторил свой вопрос вожатый.
Но никто не мог дать на него вразумительного ответа.
– Ну, видите, ребята! Затеять войну – не хитрость. Всегда надо взвесить сперва, с кем воевать и нельзя ли решить спорные вопросы мирным путём. Я пойду выясню ситуацию. Двое будут сопровождать меня, а остальным стоять на месте!
Здись, наблюдавший за полем боя через щёлку в досках стола, с удивлением обнаружил, что в сторону баррикады спокойно идут трое пионеров. Один барабанил пальцами в пустой котелок, другой нёс на палочке почти белый носовой платок, а тот, что шёл посредине, самый высокий, дружески махал рукой.
– Парламентёры, – шепнул Твардовский.
– Пальнём по ним?
– Что ты говоришь, ваша милость! Нельзя. Международные правила не позволяют. Они идут на переговоры, будут договариваться с нами…
Тройка парламентёров остановилась в пятнадцати шагах от кухни, и тот, что шёл посредине, самый высокий, крикнул;
– Мы прибыли к вам с миссией мира. Выходите на переговоры!..
По ту сторону баррикады послышался шёпот: началось совещание военного совета.
– Нет, пусть лучше Здись останется, – советовала Данка.
– Надо идти, – настаивал Твардовский.
– А если его изобьют? – спросила Кристя.
– Даже дикие народы – и те уважают белый флаг. Может быть, они разрешат нам отступить на почётных условиях?
– Однако где взять белый флаг?
Миссия от пионеров снова нетерпеливо забарабанила в котелок.
– Эй, выйдете вы или нет?
– Сейчас! – крикнул Андрейка. – Ищем чистый носовой платок.
– Можете выходить и без платка, – сказал вожатый. Девочки торжественно застучали крышками от кастрюлек, а Здись перелез через столы и грозно сказал:
– Если вы не станете нас бить, мы уйдём восвояси.
– А почему мы должны вас бить?
– Потому что мы – враги.
– Почему – враги?
– Потому что мы съели у вас суп. Мы были голодны.
– Гм, – вожатый на минуту задумался. – И очень вы были голодны?
– Очень, с самого утра.
– И съели весь гороховый суп?
– Нет, не весь. Но порядочно.
– Сколько же вас человек?
– Трое, и две девочки. И пёс.
– И пёс ел из котелка?
– Нет.
– Теперь вы наелись?
– Наелись, – неуверенно сказал Здись и добавил: – Почти наелись, потому что мы не пробовали грудинку. Вы отпустите нас?
Пионеры посовещались, и вожатый сказал:
– Нет, не отпустим.
– Ну что же, тогда будем сражаться дальше, – вздохнул Здись.
– Не отпустим вас одних, потому что уже поздно. Требуем, уважаемые враги, чтобы вы съели с нами грудинку, а уж потом мы проводим вас туда, где вы живёте. Согласны?
– И вы не будете нас ни бить, ни щипать?
– Нет.
– И пса не тронете?
– Дадим ему костей.
– Ну, тогда согласны…
Руководители государств, ещё минуту назад объятых враждой, подошли друг к другу и, как пишется иногда в газетах, «завершив переговоры, протекавшие в дружеской, сердечной атмосфере, обменялись крепким братским рукопожатием».
Не буду описывать вам, читатели, того, что происходило потом. Никто не был бы в состоянии записать и передать сотни разговоров и бесед, ведущихся одновременно, прерываемых на полуслове то смехом, то вопросами, то остротами. Когда люди задумаются на минуту, поразмыслят и вдруг поймут, что те, кого до сих пор они считали врагами, на самом деле очень симпатичные ребята, товарищи, тогда становится на душе как-то особенно хорошо, весело, тепло. И все начинают говорить наперебой. Это очень приятно – быть разумным и благородным человеком. Гораздо приятнее, чем вести войну, и даже – чем победить, водрузив на развалинах дымящейся баррикады своё боевое знамя…
Правда, среди пионеров было несколько таких, которые ворчали, что им мало супа, потому что «непрошеные гости заглянули в кастрюлю». Однако когда вожатый попросил поднять руку тех, кто никогда не ел втихаря у мамы варенье и не сорвал ни одного яблока в чужом саду, то они, эти ворчуны, сперва умолкли, а потом начали угощать девочек конфетами, извлечёнными со дна рюкзаков.
Уже смеркалось, и потому было решено, что при первых же лучах утренней зари пионеры проведут ребят к посёлку Ковалик, а теперь в честь «врагов» и битвы, завершившейся заключением пакта о дружбе, следует зажечь Большой Костёр.
Доводилось ли вам хоть раз присутствовать на лагерном пионерском костре? Поверьте, его ни с чем нельзя сравнить. Ни с кино, ни с цирком, где выступают настоящие львы и медведи, ни даже с самым первоклассным театром, на сцене которого играют великие актёры. Лагерный костёр – это тоже прекрасное, но совершенно иное, неповторимое зрелище.
…На поляне вокруг груды сухих веток и поленьев рассаживается отряд. Вверху, над пиками сосен, шатром раскинулось тёмно-синее полотнище неба, расшитое звёздами. Ветви и верхушки деревьев словно вырезаны из чёрной бумаги. Ты садишься в темноте на пружинистое кресло из мха, рядом чувствуешь локоть товарища, а в сердце у тебя тишина и покой. Все почему-то говорят шёпотом, будто боятся раньше срока разбудить ночь и пущу.
Но вот уже вспыхнул огонёк спички, лизнул лучину, ставшую сразу похожей на красную свечу, озарил лицо Хранителя Очага – того из отряда, кто в любом сражении всегда впереди. Огонёк уменьшается, прячется в груду сухих веток и поленьев, исчезает в ней. На какую-нибудь минуту снова водружается над поляной темнота, но в глубине груды уже занимаются огнём мелкие ветки и берёзовая кора, уже золотые языки лижут толстые поленья, и вдруг фонтаном взлетает вверх пламя, унося к небу искры, и змеями струится, пританцовывая, дым. Костёр горит! Круг света ползёт по земле, захватывает в плен отряд, приближает стволы деревьев. Сосны, берёзы и дубы склоняют свои вершины, чтобы лучше слышать Песнь пионерской дружины…
Песни и песенки сплетаются в сплошную цепь. То целый фонтан искр брызнет из костра, то шутка и смех взметнутся к чёрно-синему небу, то новая песня…
Данка, Кристя, Здись и Андрейка сидят на почётных местах возле, вожатого и утирают слёзы, застилающие им глаза. Вы думаете, что это слёзы от тоски по дому, от сознания того, что их папы и мамы ужасно встревожены? Ничего подобного. От смеха! Возле пионерского костра они забыли обо всём на свете. Они кричат «браво», хохочут, поют во всё горло. Какие замечательные мальчишки в этой пионерской дружине! Весёлые, энергичные, дружные, храбрые. С такими можно пойти в огонь и в воду. Гори, гори ярче, пионерский костёр!
Сидевший в кругу ребят Твардовский размышлял о том же: «С такой дружиной можно сделать всё что угодно… Надо только иметь над нею власть – и можно двинуться на завоевание всего мира. Однако как обрести эту власть? Не будут же они слепо повиноваться моим приказам. Разве что…»
Он нащупал в кармане шаровар продолговатый твёрдый предмет – тот самый, который хранился в последнем тайнике Тройного Клада, дающего власть над людьми, – и задумался.
Наш чернокнижник задумался всерьёз, глубоко, и были думы его очень и очень печальны. Нет, явно не удался ему этот визит на Землю. Несмотря на всю его осторожность, несмотря на то, что не взрослым, а детям преподнёс он свои чародейские штучки, они не вызвали ни страха, ни особого удивления. Лампой Аладина их не удивишь, у них есть электрические лампы. Сапогам-скороходам они предпочитают мотоцикл. Они запанибрата с чудовищем, которое называется фабрикой. Мало того, Тройной Клад, перед которым когда-то на колени, лицом в грязь падали короли и герцоги, до сего времени не принёс ничего утешительного.
Достал Твардовский из кармана тот таинственный продолговатый предмет. Это была старая, замшелая фляжка из толстого-претолстого стекла. Воспользовавшись тем, что никто на него не смотрит, он сделал из неё большой глоток. В горле зажгло, защипало, огонь проскользнул в желудок и начал бушевать там.
Твардовский вспомнил, как четыре века назад, окончив университет в Кракове, а затем в испанских городах Толедо и Саламанке, начал он свои труды, на пользу людям направленные: открыл серебряные жилы в Олькуше и соорудил там копи, мост на реке Ниде построил, плотину-запруду от деревни Викторово до Корчмы Выгоды за деревней Неклоп насыпал… Не принесло это ему ни славы, ни богатства. Лишь езда на петухе, битьё горшков на краковском рынке, пьяные выходки в трактирах и прочие чудачества прославили имя его. А теперь вот и разные штучки с дьяволами никого не удивляют.
Твардовский незаметно глотнул из фляжки ещё разок, другой, и посветлело у него перед глазами, печали съёжились, помельчали, растворились в ночном мраке. Крепким был этот чародейский напиток из последнего тайника Тройного Клада. Люди слишком глупы, чтобы уразуметь всё могущество золота, за которое можно купить власть и наслаждения. Люди слишком умны, чтобы, отказавшись от силы разума, довериться бессильным символам веры, на которых держится религия. Но нет ещё в мире такого человека, который не поддался бы соблазну опрокинуть шкалик. А если уж выпьет, то безумие, растворённое в напитке, просочится в его кровь, возбудит, а затем замутит мозг, заглушит совесть. Кто хоть раз испытал удовольствие, пригубив эту бездонную фляжку, обойтись без неё уже не может и за один глоток волшебной жидкости готов выполнить любой приказ…
«Не будем терять время попусту», – шепнул самому себе Твардовский и тронул юного соседа в пионерском мундирчике.
– Выпей, это хорошее…
Мальчишка машинально взял фляжку в руки, поднёс её ко рту, однако в последнюю минуту остановился.
– Вода? – спросил он.
– Вода.
Но пионер втянул носом воздух и с усмешкой вернул фляжку Твардовскому.
– Молочко от бешеной коровки… Такого мы не пьём, мудрая твоя голова.
– Попробуй, ваша милость, лучшая из наилучших…
– Благодарю! – и пионер вернул Твардовскому его фляжку.
Чернокнижник повернулся в другую сторону и шепнул пухлощёкому толстяку:
– От костра так и пышет. Жарко…
– Да, да, – кивнул тот головой.
– Пить хочется.
– Ага… – Пухлощёкий задумчиво глядел на своего товарища, который в это время как раз декламировал у костра стихи:
Раздался взрыв смеха, послышались крики «браво». Твардовский не понимал, о чём идёт речь, но аплодировал вместе со всеми, а потом снова наклонился к соседу:
– Прополощи, ваша милость, себе горло. Прохладительный напиток.
– Спасибо, – вежливо сказал толстяк, доверчиво опрокинул фляжку и сделал несколько глотков.
– А-а-а-а! – завизжал он. – Тьфу, что за подлость! Жжёт, печёт…
Все оглянулись на него.
– Что случилось?
– Тише ты, тише! – крикнул на толстяка Твардовский.
– Горло так и жжёт. Ой, ой, ой! – продолжал вопить мальчишка.
Вожатый поднялся, подошёл к нему, вынул из его рук фляжку.
– Кто тебе это дал?
– Этот пан. Сказал: «прохладительный напиток». Ой, в голове у меня мутится!..
– Проводите его, ребята, в палатку.
Произошло замешательство. Двое пионеров взяли толстяка под руки и повели его в сторону лагеря. Возле костра воцарилась тишина.
– Зачем вы это сделали? – спросил вожатый. – Мы приняли вас, как братьев, в круг костра. Мы не спрашивали вас, откуда и куда вы идёте, кто вы такие. Почему вы хотели напоить одного из нас? – он с упрёком посмотрел на чернокнижника и пришедших вместе с ним ребят.
– Прошу прощения у пана товарища, – начала Данка. – Это не мы, это он… Мы, значит, хотели властвовать над миром… Это, значит, он знал, где находится Клад… А мы, чтобы людям было хорошо, стали Рыцарями Серебряного Щита…
Данка запуталась в своих торопливых и сбивчивых объяснениях и неожиданно умолкла.
– Рыцарями, которые хотят властвовать над миром с помощью водки?
– Отдай, ваша милость, это моё, – грубо сказал Твардовский и протянул руку.
– Зачем?
– Какое ваше дело?
– Вы находитесь в лагере нашей дружины, и наши порядки распространяются также и на вас.
– Мы можем отсюда уйти. Не нужны нам ваши милости.
– Если не нужны, то скатертью дорога. Но дети останутся здесь.
– Они – со мною.
– Они – гости нашей дружины и останутся тут до утра.
– Ну, ещё посмотрим!
Твардовский вырвал фляжку из рук вожатого и швырнул её с проклятиями в костёр.
Пламя взметнулось вверх, поленья зашипели, как сто огромных змей, и костёр вдруг потух. Чёрная, пушистая темнота опустилась на лес, ослепила пионеров.
– Куда бежишь?
– Стой!
– Дайте свет!
– У кого есть фонарик?
– Развести огонь!
Вспыхнули фонарики, беспокойно рассекая темень узкими лентами света, кто-то чиркнул спичку и поднёс её к горсти сухой хвои. Перепугавшийся было костёр понемногу разгорался, неохотно расширяя круг света, но наконец снова взметнулся вверх, начал трещать и шуметь.
