сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)
Вначале тот так перепугался, что невозможно было добиться от него ни слова. Силился захлопнуть дверь, но Ян просунул за порог ногу и кое-как сумел его убедить, что он не злодей, а просто заблудился и ищет ночлега. Но старик все равно упирался. Был глуховат, и шамканье его едва можно было разобрать. Повторял все время, что хозяев дома нет а он никого не может впустить. Только вид серебряных монет одолел его опасения, хотя и не развязал язык. На вопрос, куда делись хозяева и когда вернутся, пожал плечами, но почувствовав в руке талер, проводил Яна с Эльзой в маленькую чистую комнату в мансарде, оставил им коптящий светильник а сам удалился вниз и утратил к ним интерес.
Комната, точнее небольшая мансарда с одним окном, видимо использовалась главным образом как кладовая или чулан, хотя у стены и стояла узкая кровать, а в углу темнела решетка очага. Там лежали несколько тюков с пером и шерстью, висели два овчинных тулупа, целый тюк полотна белел на тяжелом, окованном медью сундуке. Но было холодно. Так холодно, что Куна решил развести огонь.
- Схожу за дровами, - сказал он. - Может быть, удастся заодно раздобыть что-нибудь поесть.
Вернувшись с охапкой ольховой щепы, развел огонь.
- Будет хлеб и горячее молоко, - весело сообщил он и опять пошел вниз.
Эльза подумала, что не сможет проглотить ни кусочка. Сняв промокшую обувь, сидела на краю кровати, стуча зубами, хотя от очага тянуло теплом. Чувство страха все не оставляло её. Перед глазами маячили жуткие картины: кровь, трупы с рассеченными черепами, дикие жестокие физиономии пьяной солдатни, багровое зарево пожаров, потрясенные, кричащие женщины, дети, раздавленные толпой...
С того мига, как все началось там на валу, у стен, не промолвила ни слова, не кричала, не отвечала на вопросы, которые задавал ей Ян по дороге. Болезненная судорога сжала ей горло и не отпускала. В голове царила полная пустота; она только хотела, чтобы Ян ни на минуту не покидал ее; даже держала его за руку, чтобы быть уверенной, что он тут, близко, иначе боялась обезуметь от страха.
Только теперь к ней возвращалось сознание того, что произошло. И что все кончилось и теперь ей ничего не грозит. Но ещё не могла с этим освоиться.
"- Мне ни за что не уснуть", - думала она.
Хотела встать, но голова вдруг закружилась и она провалилась в бездонную пропасть. А на самом деле уснула тяжелым, но глубоким сном.
Пробудил её луч солнца, который заглянул в окно и проник сквозь смеженные веки. Она не знала, где находится. Только через некоторое время вернулось воспоминание о пережитом ужасе. Теперь она была одна, в чужом доме, в чистом поле! Ее охватило беспокойство.
- Может быть я ещё сплю? - растерянно подумала она.
Оглядевшись по комнате, рядом с кроватью увидела чью-то фигуру, растянувшуюся на полу под овчинным тулупом. С перепугу ей взбрело в голову, что это чей-то труп. Но тут же заметила, что тулуп слегка приподнимается и опадает.
- Ян! - пронеслось в голове.
Склонившись над ним, увидела его большие и сильные руки, руки, которые спасли её от самого страшного...
Теперь она едва не расплакалась, но смогла сдержать слезы. Присев рядом, осторожно приподняла тулуп. Не видела лица, закрытого плечом, но зато увидела и голову, и могучую шею, и чуть вьющиеся черные волосы, хотя не помнила, когда это успела их заметить. Ей снова захотелось плакать-от нежности к этому юноше, который её спас. Медленно, осторожно, чтобы не разбудить его, легла рядом и прижалась щекой к его волосам.
Он шевельнулся, повернулся и взглянул на неё с сонным удивлением во взоре. Потом на его усталом лице сверкнула та самая ослепительная улыбка, которая с самого начала не давал ей покоя. Обняв, притянул её к себе.
В гостиницу"Под зонтиком"они вернулись только к полудню. В городе после вчерашних столкновений, затеянных взбунтовавшимися солдатами, которыми не выплатили жалования, царило настроение беспокойства и ожидания. Магистрат заседал в ратуше, гонцов отправили в Брюссель и подали жалобу на коменданта гарнизона, который правда пообещал, что виновные будут наказаны, но сразу же после этого тайком уехал в неизвестном направлении.
По улицам шагали патрули, а разграбленный и частично сожженный квартал, прилегавший к цитадели, окружил кордон войск, прибывших из Мехельна. Ворота домов и лавки были заперты, окна закрыты ставнями.
Гостиница"In den Reghen-boogh" опустела; в зале только несколько постоянных клиентов-ремесленников-попивали пиво; зато не видно было никого из заносчивых испанских офицеров.
Хозяин, невзрачный мелкий человечек с меланхолическим выражением желтоватого лица, шепотом посоветовался со своей толстой румяной женой, как обычно царившей за стойкой, и потом низко кланяясь подошел к Яну Куне, чтобы сообщить, что мастер Корнелис этим утром вернулся. И при этом добавил, что Ян, разумеется, скоро покинет Антверпен, и что уже на рассвете отправляется почтовый дилижанс, который мог бы забрать его в Бреду.
Ян заявил, что ещё не знает, когда сможет уехать. Мысль о расставании с Эльзой его поразила; до того он об этом не задумывался; не пришло ему в голову, что то, что теперь их связывало, так быстро кончится. Но ведь он знал, что взять её с собой не сможет: возвращался на корабль к отцу.
"- Пойду к Корнелису, - решил он. - Может быть, придется ещё подождать, пока он закончит квадрант."
Так и сказал хозяину, избегая его настойчивого, хотя и покорного взгляда. Печальное лицо маленького человечка вытянулось ещё больше. Украдкой взглянув на жену, заявил, что сегодня заведение закроется с темнотой. Просил, чтобы Ян вернуся не позднее четырех.
Дом Корнелиса находился сразу за рынком, на средине узкой старинной улицы. Когда после долгих переговоров Куну впустил туда недоверчивый слуга, оказалось, что заказанный инструмент давно уже готов. Тем не менее Корнелис ещё раз тщательно осмотрел и проверил его, а потом педантично пояснил, как им надлежит пользоваться. Наконец, уложив квадрант в деревянный футляр, обитый войлоком, велел подать жбан ржаного пива и начал распрашивать Яна о новостях из северных провинций и о Миколае Куне и его последних похождениях.
Ян не мог отказаться от угощения, но не принял приглашения на ужин и ночлег, отговорившись ранним отъездом. Мысль об отъезде терзала его теперь непереносимо, хоть он с старался себя утешить тем, что вскоре сможет ещё раз попасть в Антверпен, что будет приезжать сюда часто, по крайне мере зимой, пока "Зефир" не выйдет по весне в первое плавание.
Был настолько расстроен, что не заметил внезапного беспокойства хозяина. Только когда Корнелис встал и подошел к окну, услышал далекий шум и гомон, похожий на гудение пчелиного роя.
- Что случилось? - спросил он.
Лицо Корнелиса было бледнее бумаги. Прежде чем он смог ответить, на улице громыхнуло несколько выстрелов, раздался крик, топот бегущих, ругань, звон разбитых стекол, грохот ломаемых ворот.
"- То же, что вчера,"-подумал Куна.
Сквозь тяжелые шторы на окнах пробивалось кровавое зарево.
- Горит рынок, - выдавил Корнелис. - Испанцы...
Ян его уже не слышал. Ледяная рука сдавила ему сердце. Сорвавшись с места, подгоняемый злым предчувствием выбежал он на лестницу, а оттуда вниз, в мрачную тьму ...
Прошло несколько минут, пока он выбрался на улицу, но о том, чтобы пробиться к гостинице кратчайшим путем через рынок и речи быть не могло. Толпа испанских солдат забавлялась там стрельбой по окнам и мордованием любого, кто попадал к ним в руки. Отряды, присланные из Мехельна, присоединились к беспорядкам, грабили и жгли город наравне с местными, а их офицеры тоже не оставались в тени. Ян не добрался даже до рынка, когда вынужден был вернуться: заметив, кинулись за ним, как свора псов за лисом.
Вовремя поняв, что при таком перевесе сил схватка неминуемо закончится его поражением, метнулся в первый же переулок и припустил что было сил, подгоняемый свистом мушкетных пуль, пока упершись в стену не перескочил её одним махом и не оказался в лабиринте сараев, загородок, пристроек, штабелей досок, бочек, кирпича какого-то большого склада. Крутился между ними, не находя выхода, пока случайно не наткнулся на кучку перепуганных людей, которые указали ему направление.
Вылез через дыру в высоком заборе и огляделся. Стоял над глубоким вонючим каналом, в котором шумела темная, пенистая вода. Двинулся вдоль него по узкой коварной тропке, перешел кладку, снова оказался на узкой улице и вновь в её конце заметил зарево пожара.
Бродил он так с час, избегая встреч с бандами солдат, продираясь сквозь пылающие закоулки, дымящиеся пепелища и перебегая вымершие площади. Клубы дыма стелились над землей, смрад пожарищ бил в ноздри, крики вздымались и опадали, гремели колокола, раз от раза то тут, то там возобновлялась беспорядочная стрельба. Дважды ему приходилось пробиваться с боем, когда неожиданно попадал в окружение солдат. По счастью те были пьяны и уже извели все патроны, так что ему удалось с ними справиться с помощью дубины, которую отнял у какого-то головореза. Наконец добрался на другую сторону рынка, в те кварталы, где уже немного ориентировался. Но теперь их вид потряс его до глубины души: ослепшие окна без стекол, закопченные клыки труб, торчащих посреди закопченых стен без крыш, трупы на улицах...
Волна резни, грабежей и опустошения прокатилась здесь, оставляя за собой смерть и руины. Что же стало с Эльзой?
Ускорив шаги, он наконец увидел большой, приземистый дом с распахнутыми настежь воротами, над которыми дугой сверкала золотая надпись"In den Reghen-boogh".
В спускавшихся сумерках заметил, что окна целы и не заметно следов пожара. Колебался, войти вначале в ресторан, или искать Эльзу в каморке, где оставил её, отправляясь к Корнелиусу. Нигде не было ни огонька. В конце концов помчался наверх, и с замиравшим сердцем остановившись перед запертыми дверьми, постучал.
Никто ему не ответил, потому нажал на ручку и вошел. Маленькая комнатка, обычно чистая и ухоженная, была обыскана видимо наспех, а раз ничего ценного там не было, грабители убрались, оставив только раскиданные вещи и грязные следы на полу.
Удостоверившись в этом, Ян вернулся во двор и черным входом вошел в зал. Там было темно. В сенях между кухней и буфетом в луже засохшей крови лежал, свернувшись клубком, малыш-хозяин. Он уже застыл и окоченел. Куна попытался повернуть его навзничь, но застывший труп качнулся на скрюченной спине и с глухим стуком упал в прежнее положение.
В обеденном зале за перевернутой стойкой среди осколков битого стекла и глиняной посуды, на своем обычном месте сидела буфетчица. Не поникни голова её так низко на грудь, можно было подумать, что она просто ждет гостей. Если бы не голова-и если бы чуть ниже головы не торчало обломанное древко пики, которой несчастная женщина была пригвождена к стене...
Куна в тот момент не в состоянии был оценить страшную картину. Не думал, не возмущался, не испытывал никаких чувств кроме дикого ужаса-ужаса перед тем, что его ещё ждало: Эльза...
Ее он нашел в боковой нише.
Полуголые тела двух кухонных подсобниц, истерзанные, избитые, поруганные. И она...Испанцы, видимо, позабавились в своем духе, а потом перерезали им горло...
Он застыл на месте, словно врос в землю. Не замечал, как проходит время. Болезненная судорога свела ему челюсти, стянула все мышцы, сдавила сердце так, что кровь в жилах едва не перестала течь. Боль пронизывала его мозг, раскалывала череп, проникала до мозга костей, а окружавшая его тьма казалось, плывет вокруг все быстрее и быстрее, до головокружения. Тут сквозь шум в ушах он уловил какой-то шум, что-то двигалось в темноте, шуршало и бегало у его ног; какой-то мелкий силуэт тенью промелькнул мимо посиневшего лица Эльзы, замаячил на фоне её волос.
Куна наклонился. Две крысы, испуганные его движением, шмыгнули по сторонам. Он содрогнулся от отвращения, покачнулся и едва не упал.
Это привело его в чувство. Пав на колени возле тела девушки, осторожно подсунул руку ей под голову, поднялся и взяв на руки застывшее тело, наощупь выбрался с ними на двор.
Похоронил он её под кустом бузины в маленьком садике под окнами комнаты, в которой жила. При свете зарева пожаров, догоравших на рынке, засыпал могилу. Потом пешком отправился в сторону Бреды.
С той поры-уже четыре года-ни разу не был в Антверпене. В тот же год потерял отца и сам стал командовать"Зефиром". Пережил и эту утрату; в приключениях, битвах и опасностях юноша стал мужчиной.
Время шло. Воспоминания стирались, бледнели и возвращались все реже, в каких-то особых ситуациях-как в тот день, когда сеньора Франческа де Визелла вдруг улыбнулась ему улыбкой Эльзы Ленген.
Глава YI
Кофры сеньоры де Визелла нашлись в каюте"Кастро верде"и были переправлены на"Зефир"под личным наблюдением шевалье де Бельмона.
Помимо этого шевалье де Бельмон привез с португальского корабля две колоды карт для раскладывания пасьянсов. Прекрасные, рисованные вручную французские карты с портретами королей-Давида, Александра, Цезаря и Карла Великого, и дам-Минервы, Юноны, Рашели и Юдифи.
Бельмон намеревался найти им лучшее применение, а именно-заинтересовать Мартена игрой в монте, что ему и удалось.
"Ибекс","Кастро верде"и"Зефир"медленно плыли, лавируя под ветер, то восточным галсом, то северо-западным, не встречая на своем пути ни одного судна. Солнце всходило где-то в стороне африканского берега, катилось по безоблачному небу и уходило за горизонт на западе, чтобы уступить место луне и звездам. Ночи и дни тянулись над океаном, похожие друг на друга как близнецы, а Мартен и Бельмон предавались азарту.
Счастье не улыбалось капитану"Зефира". Преде чем они миновали острова Зеленого мыса, проиграл весь запас золота и большую часть своей доли в богатой добыче, какой после всех подсчетов оказался груз"Кастро верде". К Канарским островам успел частично отыграться, но когда раззадоренный минутным везением удвоил ставку, потерял почти все. И в результате на траверзе мыса Сан Винсент шевалье де Бельмон стал состоятельным человеком, а у Мартена остался только"Зефир", изящный пистолет да доля в предстоящих доходах от продажи груза.
Бельмон знал, что Мартен слишком любит свой корабль, чтобы на него играть; не принял бы игры на пистолет, который во-первых был слишком мелкой ставкой на фоне проигрыша, во-вторыхедва не подарком от него самого, и в третьих-как он думал-с самого начала приносил неудачу. Оставалась доля от продажи"Кастро верде", но эту неизвестную ещё сумму Мартен предназначал на перевооружение "Зефира".
Шевалье де Бельмон был расстроен. И даже почти искренне. Во всяком случае он предпочел бы, чтобы Ян хоть немного отыгрался. Не слишком, разумеется; лишь настолько, чтобы не возвращаться с пустыми руками. Но Мартен не хотел играть в кредит.
Тогда Бельмон припомнил о пленниках-о сеньоре де Визелла и её отце. По договоренности с капитаном Уайтом выкуп за этих двоих должен был достаться Мартену, в то время как Уайт должен был получить выкуп за Диего де Ибарру и Формозо да Лянча.
Ах, да-была там ещё та хорошенькая горничная, muj linde morenita. Она также досталась Мартену."-Душой и телом, - усмехнулся он. - Это приносит удачу!"
Решил, что если Мартен согласится сыграть на выкуп Хуана де Толосы и его дочери, то он, Бельмон, со своей стороны поставит на кон две тысячи гиней. И... - и что он проиграет! Исключительно в знак симпатии к капитану"Зефира".
Но Мартен вдруг утратил интерес к игре. Заявил, что на Франческу играть не будет, даже если Бельмон поставит весь предыдущий выигрыш.
- Ты же не рассчитываешь на ещё больший выкуп за эту даму? - спросил шевалье, удивленный его отказом.
- Я вообще не рассчитываю на выкуп, - ответил Ян. - И не намерен его требовать.
- Так что же ты с ней сделаешь? С ними троими, - поправился тот. Ведь через пару месяцев их будет трое: сеньор Хуан, его дочь и внук или внучка.
Мартен принужденно усмехнулся.
- Увидишь, - сказал он. - Скоро увидишь. Еще до того, как это произойдет. Может быть даже завтра.
Весь следующий день они плыли круто под ветер на восток, ни разу не меняя курса. Мартен почти не показывался на палубе, сдав командование Бельмону, которому выдал соответствующие указания. Только под вечер, когда как обычно "Ибекс"и"Зефир" приблизились к "Кастро верде", вызвал к себе капитана Уайта и заперся с ним на полчаса в своей каюте.
Бельмону это совсем не понравилось; он даже несколько обеспокоился, хотя и не подозревал Мартена в каких-то злых намерениях. Полагал, что знал его уже насквозь и что Ян не способен был насильно добиваться возврата денег. К тому же для этого он не нуждался бы в помощи Уайта, имея под рукой всю команду. Но не намеревался ли тот избавиться от него каким-то более жестоким образом? Нет. Насколько шевалье де Бельмон разбирался в людях, Ян Мартен был не из таких. Тут речь не шла ни о проигрыш, ни о его персоне. Но в таком случае-о чем?
Когда Уайт после этого совещания захромал через палубу к ожидавшей шлюпке, Бельмон перехватил его хмурый взгляд и заметил, что старый корсар незаметно сплюнул в сторону и украдкой перекрестился. Значило ли это, что разговор с Мартеном все же касался его персоны, или такая реакция Уайта не имела с ним ничего общего?
Пожал плечами. Что за черт!
И тут услышал, как зовет его Мартен. Увидел его могучую фигуру в дверях каюты. Машинально нащупал рукоять ножа, который торчал за поясом, и приблизившись с деланной небрежностью спросил: