Текст книги "Смоленская Русь. Княжич 1 (СИ)"

Автор книги: Янов Алексей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Чую я, много кровушки железка эта попьёт, – тихо проговорил восседающий на коне рядом с Малытью десятник Аржанин, – хорошо бы не русской … – чуть слышно закончил он.

– А ты, что думаешь, Злыдарь? – обратился князь к своему дружинному воеводе, – Сгодится, на что придумка ента, как её … «пищаль»? – с явной гордостью за сына спросил князь своего главного воеводу.

– Ну,что ж, – солидно начал воевода, – для ополчения али обороны в крепостях, пищаль княжича сгодиться, а для дружинников она не к чему, пока ты ея полдня заряжать будешь, не успеешь оглянуться, как голову с плеч снесут! Да и тяжкая она очень, вот ежели бы полегче была, то любо было бы с десятка шагов вражину в доспешном облачении с коня свалить, а далее уж по привычке действовать – сулицей, да мечом.

– Одна такая пуля может даже двух доспешных за раз завалить – донесся до княжьих ушей возглас кого–то из дружинников, плотной толпой скопившихся возле поверженных лат.

– Не ожидал сыне, молодец, – наконец князь обратил внимание на скромно восседавшего на коне подле него сына, – насчёт ополчения не знаю, а вот крепостицы, правильно Злыдарь сказал, оснастим, сынко, твоей пищалью. Добрая помощь сидящим в обороне выйдет.

– Как далеко она у тебя бьёт? – спросил князь у сына.

– Прицельно, в ростовую мишень, шагов на пятьдесят, а далее уж можно попасть только по большим скоплениям противника.

– Ничего, и то хлеб, теперь я посмотрю, как они будут, укрывшись щитами брать мои города – со злой улыбкой и с явными нотками торжества в голосе во всеуслышание проговорил князь, отчего вызвал в дружине ликование и громкий, слегка нервический смех.

– Только батюшка, – проговорил я, опомнившись от недавней «минуты славы», – всё это дело надо засекретить, особенно состав пороха, а то и у наших врагов похожие пищали могут появиться!

– Твоя правда, – согласился князь, – дай Бог Смоленск у стрыя твоего заберём, а там уж я выделю тебе верных людишек для выделки пороха.

При этих словах я во второй за сегодняшнее утро раз, поздравил сам себя с хорошо проделанной работой.

– Напомни сыне, что ты там говорил про обрушение крепостных стен, – окружающие князя воевода, сотники и десятники, мигом замолчали, заинтересовавшись темой.

– Сделать подкоп под стену или башню, заложить побольше пороха, да подорвать. – Заявил я как о само собой разумеющемся деле.

– Ха! Всего–то и делов! – обрадовался князь, уже мысленно примеривая на себя роль своего любимого предка–полководца Святослава, покорившего множество племён и государств, включая Булгарию и Хазарию.

Я, словно прочитав во взгляде Изяслава Мстиславича, блуждавшие в нём мысли, тут же резко его окоротил.

– Только пороха для подрыва укреплений очень много потребуется, наверное, десятки или даже сотни пудов! А самое главное, порох зреть будет в земле несколько лет. Особые ямы для его созревание делать надо.

От прозвучавших слов Изяслав Мстиславич тут же спустился с небес на грешную землю.

– Ладушки, как только столицу Кривицкой земли возвернём, заложим твои пороховые ямы. Если не мне, так тебе они службу ратную сослужат! – с некоторою грустью в голосе проговорил князь. Тут же он залихватски свистнул, обращая на себя всеобщее внимание, а затем приказал всем седлать коней и возвращаться в детинец.

Я остался очень доволен собой, мой план начал потихоньку претворяться в жизнь. По крайней мере, Смоленские земли, монголам просто так, за здорово живёшь не достанутся. Если та же Литва через век станет собирательницей западнорусских земель, то что сможет помешать Смоленску проделать то же самый трюк столетием раньше? Главное выдержать первые, самые мощные удары монголов. А после того, как их тумены уйдя из Восточной Европы и берегов Адриатики, в своих диких степях изберут на курултае себе нового великого хана, то назад, к границам Руси, монголы вернутся намного более слабыми. Потому как основные усилия они приложат к окончательному покорению Азии – будут «резвиться» на всём пространстве от Вьетнама до Египта. Во всяком случае, я так считал, исходя из своего знания истории Средних веков.

Шумная, возбуждённая увиденным зрелищем толпа дружинников вместе с князем и остальными свитскими удалилась. Внезапно повалил крупный снег, заметая конские следы и скрывая из вида лесную опушку, на которой расположился наш импровизированный полигон.

Вместе со мной остались лишь Перемога с дворянами. Да рядом ещё «маячила» переминающееся с ноги на ногу чумазая пятёрка юных химиков, помогавших не только раздобыть производные пороха, но и активно участвовавшие в приготовлении конечного продукта.

– Ко мне в услужение, в младшую дворню пойдёте? – окликнул я их.

– Ежели родители отпустят, то пойдём, княжич, – ответил самый бойкий из них, – а кем служить возьмёшь?

– «Пороховщиками», кем же ещё!? – недолго думая придумал я для них новую придворную должность. – Пусть ваши родичи с Перемогой переговорят. Служба у вас будет тайная и очень важная. Идите, думайте. – Взмахом руки я отпустил озадаченную открывшимися перспективами ребятню к родителям.

К слову сказать, уже через пару дней «пороховщики» в полном составе переехали на княжий двор. К тому же, все они оказались родными и двухродными братьями, впрочем, нечто подобное я от этой пятёрки и ожидал. Остальные «дворяне» к новичкам отнеслись спокойно, так как за ровню себе они их всё равно не считали. Будущий дружинник, ближник князя, в их понимании, заниматься ручным трудом ну никак не мог! Меня такое отношение «старослужащих» к новичкам тоже устраивало. Так как лишней конкурентной борьбы, в своём сложившемся подростковом окружении, мне, в данном конкретном случае, явно не требовалось. Наставник Перемога, на все эти забавы княжича хоть и хмурясь, но глядел сквозь пальцы. А голову Изяслава Мстиславича всё больше занимали мысли о Смоленске, и всё, что с ним связано.

После вербовки юных химиков я долго думал, как уже в Смоленске организовать ямчужную службу. (То, что Изяслав Мстиславич возьмёт обратно Смоленск сам он ни на миг не сомневался, особенно после произошедшего мора в дружине захватчика. Этой своей уверенностью он заразил и меня). Наконец, я додумался до простой формулы «навоз в счёт податей». По идеи местные жители, не только без всякого принуждения займутся самовывозом столь ценного сырья, но ещё и соседское «добро» будут подворовывать. Переговорил я на этот счёт с Изяславом Мстиславичем, тот, после долгих раздумий и уговоров, нехотя согласился с таким оригинальным предложением, ведущим к оскудению княжеской калиты. А смоленскому вече, эти изменения в податях, мотивировать тем, что в городе станет чище. Не забыть при этом упомянуть и про недавно разыгравшейся в столице мор, случившийся от излишней грязи. Тем более вывоз навоза и так практикуется некоторыми городскими жителями с целью удобрения окрестных полей. Поэтому особо ничего не изменится, только появятся особые специализированные пункты приёма "органического сырья". Там же будет вестись учёт кто, когда и сколько по весу сдал навоза, эти данные впоследствии будут учитываться при налогообложении смолян. Кстати говоря, кроме навоза аналогичную процедуру надо будет провести и с печной золой. Зачем зазря разбрасываться таким ценным сырьём! Ведь золу можно настаивать и выпаривать с целью получения поташа.

Юные химики–«пороховщики» должны будут выполнять роль не только главных технологов производства, но и заняться учётом сдаваемого населением сырья. Поэтому я недолго думая составил новый алфавит и цифирь для счёта. Это должно коренным образомупростить не только сами, как таковые, счёт и письмо, но и весь учебный процесс в целом.

Накарябанный на восковых табличках деревянной палочкой алфавит, а заодно и цифры от нуля до девяти, был роздан всем дворянам. Подростки с интересом рассматривали поделки своего княжича, первым не выдержал «конюший»Усташ.

– Изяславич, а что это за буквицы такие странные?

– Это, други мои, новый, измысленный мною упрощённый алфавит и цифирь. С помощью этих букв можно писать слова, а при помощи цифр вести любые подсчёты.

– Цифирь – это верхние закорючки? – влез с вопросом «спальник»Тырий.

– Да. Слушайте задание: за седмицу новые алфавит и цифирь вы должны будете не только перенести на деревянные дощечки, но и выучить написание и произношение букв и цифр.

Дворяне несколько недоумённо покивали головой, дескать, что делать, если княжич приказывает, то придётся выполнять, никуда не денешься. Энтузиазма на большинстве лиц от полученного задания не проглядывалось.

– А теперь слушайте и запоминайте, какими звуками обозначается какая буква. Если кто забудет, как буква произносится или называется цифра, то ко мне сразу спрашивать не бегите, а друг у друга интересуйтесь. Итак, поехали …

Если «пороховщики» взялись за предложенное княжичем дело с энтузиазмом, то старослужащих дворян удалось заинтересовать новой наукой только с помощью хитрости. Я заявил им, что новый алфавит и цифирь – это помимо всего прочего, ещё и специально изобретённая мной тайнопись, и что приказы своим будущим воеводам я буду отдавать как устно, так и письменно, при помощи нового алфавита. Кто же сей наукой не овладеет, то выше десятника пусть не рассчитывает подняться. В итоге все дворяне, с невиданным ранее усердием, принялись грызть гранит науки, при этом помогая и подстегивая, друг дружку.

Обучение моих подопечных продвигалось на удивление быстро. Оно и понятно, здесь не было развлечений 21 века, и значительную часть своего свободного времени они или что–то зубрили, или размышляли над услышанным материалом.

Ранее, сам княжич, а также большинство из его дворян получали в Смоленске кое–какое начальное образование. Поэтому учебный процесс проходил довольно быстро, тяжелей всего пришлось, понятное дело, пороховщикам. По–настоящему всеобщее затруднение вызвала на первых порах новая цифирь. Каких трудов мне стоило объяснить концепцию нуля, знают лишь миллионы моих безвременно погибших нервных клеток. Тем не менее, лёд тронулся! Занятия проводились ежедневно, сразу после утренней тренировки и перед обедом. Ещё до отъезда в Смоленск большинство дворян могло бегло читать по слогам и оперировать (вычитать и прибавлять) цифрами до ста. Изяслав Мстиславич к новой выдумки сына отнёсся индифферентно, ни поддерживать начинание сына, ни порицать не стал. Вероятно он следовал ещё не придуманной народной мудрости «чем бы дитя не тешилось …»

Попутно удалось выяснить, что в Смоленске, по нынешним временам, образование можно было получить в таких образовательных учреждениях, как монастыри и церкви, в светских училищах, заведённых, ещё в начале века, при Мстиславе Романовиче, а также у частных репетиторов (называемых здесь «мастерами грамоты»). Образование стоило весьма дорого, выучиться могли, главным образом, только зажиточные классы: князья, бояре, купечество и духовенство.

Не стоит забывать, что в это время ещё не было резкой грани между отдельными группами населения, существовало вече, во время которого боярину было совсем не зазорно обсудить или даже поспорить о чём–то с самыми обычными ремесленниками и другими представителями городского низа – «мизинными людьми». Сословные границы оставались размытыми и проходимыми, а сама Русь ещё не успела напитаться монголо–китайским деспотизмом и чинопочитанием. Русь всё ещё оставалась страной неограниченных возможностей. К примеру, чтобы не быть голословным, крестьянин, переехав в город, мог легко стать ремесленником (жёстких цеховых гильдий не существовало), начать торговать и со временем превратиться в купца, начав изучать воинское искусство, мог со временем попасть в княжью дружину, выслужиться перед князем, проявить себя, и превратиться в боярина, с земельной вотчиной. Конечно, за одно поколение из деревенского смерда превратиться в боярина сложно, но теоретически всё же возможно, но уж за два–три поколения – вполне осуществимо!

В перерывах между своими «забавами» я внимательно и с большим интересом слушал отца своего физического тела Изяслава Мстиславича. Князь, при каждой выпадавшей у него свободной минуте, продолжал настойчиво просвещать своего «запамятовшего» сына о социально–политической жизни Смоленского княжества, да и Руси в целом, в первой трети 13 в.

– Отец, так как же так получилось, что Святослав Мстиславич Полоцкий сумел Смоленск захватить? – спросил я.

– Предательство сыне, смоленские бояре, – он начал перечислять имена изменников, – крысиные хвосты, открыли ворота «окольного города» дружине Святослава. А с такой воинской силой Святославу ничего не стоило заручиться поддержкой своих неправедных действий на городском вече. В итоге Смоленское вече меня изгнало, выбрав себе нового полоцкого князя. А теперь все они плачут, что сила Смоленска стала в Полоцк уходить. Во главу угла при всех решениях полоцкий князь в первую очередь своих, полоцких бояр, да купцов ставит.

– А вообще, на вечевые сборы собираются все вольные мужчины–горожане?

– Только главы семейств могут голосовать! Взрослые, но не отделившиеся сыновья в вече не участвуют.

– Понятно с этим. А те бояре, что к нам иногда заезжают – перебежчики? – уточнил я.

– Не все, но многие. – Подтвердил Изяслав Мстиславич. – Начинают прозревать, что не на того скакуна они сели! Если так дальше пойдёт, то Смоленск из столичного града скоро превратится в удельный полоцкий городок – вроде Витебска. А глад и мор, что напал на город, только этому в ещё большей мере способствует. Население городское уже в два–три раза сократилось, и люди стали задумываться о том, что их покарал Господь Бог за их вероломное предательство. Хотя мизинных людей тут по большому счёту винить нечего. Несколько боярских клик провели к власти моего брата, а простому люду всё равно, что хрен, что редька, они особой разницы между нами не видели. А вот теперь, когда их глад и мор как следует пронял, то некоторые из них начинают эту Божью напасть связывать с неправедным вокняжением твоего стрыя, что нам только на руку.

– А что ты намерен делать с боярами–переметчиками, казнишь их?

– Нет, я уже через доверенных людей пообещал их простить, коли они помогут мне вернуть великокняжеский стол. Они клянутся мне в верности и сознаются в том, что посадили на Смоленский стол Святослава по собственной дурости и неразумению.

– И ты им веришь? – спросил я, с иронической улыбкой на губах.

– В их кошкины слёзы о съеденной мышке я не верю. Просто бояре почуяли урон своим прибылям и влиянию от действий Святослава. Поняли, что он принялся полоцких бояр, да купцов возвеличивать в ущерб смолянам. Ну а мне–то что? Какая мне разница, каким путём они ко мне возвернулись? Главное – они осознали, что ошибались, что лучше иметь собственного князя, чем отдаваться под власть Полоцкого, Минского, Черниговского, Новгородского – да какого угодно любого другого князя, уже имеющего собственное коренное княжество.

Отпив своего любимого ромейского вина, на мой взгляд, весьма сомнительного качества, Изяслав Мстиславич продолжил.

– А вообще, сыне, запомни, что смоленское боярство – это огромный клубок со змеями, и каждая из них, ради собственной выгоды, готова тебя укусить. Если одна–две будут тебе досаждать – то не смертельно, а вот если они объединятся промеж себя – жди беды, вроде той, что со мной произошла.

– А бояр никак нельзя из города изгнать, пускай бы в своих сёлах сидели, да там бы и кукарекали, а несогласным – шею свернуть, – изложил я, казалось бы, очевидное решение боярской проблемы.

Изяслав Мстиславич весело рассмеялся, по привычке потрепав меня по голове.

– Да … Как же их изгонишь? Это сделать так же легко, как выловить всех блох с бродячей собаки! Хотя бы взять их воинскую силу – они имеют собственные дружины, которые в совокупности куда как по более моей будут! Только если ещё и всех смолян ополчить – то тогда можно будет попробовать одолеть бояр. А всех смолян ты, опять же, не сможешь ополчить, потому как чуть ли не половина «чёрных людей» живёт в боярских усадьбах, либо их труд, так или иначе, связан с боярами невидимыми с первого взгляда нитями. Множество тех же ремесленных мастерских находится прямо в боярских подворьях, туда приходят вольнонаёмные мастера и работают на боярина, при этом сохраняя свои вечевые права. И вот подумай, на чьей стороне эти мизинные люди будут, на моей или на стороне своего боярина?

– Если боярин своих людей сильно не неволит, не принуждает к непосильному труду, то будут на боярской стороне. Если, конечно, им князь лучшую долю не предложит …

– Правильно сыне! А что я им лучшего могу предложить? Сманить к себе, да больше гривен платить? В таком разе я быстро разорюсь, а бояре себе новых людишек найдут, со своих же собственных земель, да над князем–дурнем посмеются.

– У них ещё и своя земля? – спросил я, поддерживая беседу.

– А ты думал! Все смоленские бояре – богатые землевладельцы, с собственническими сёлами и смердами в них проживающими. Вот как раз оттуда они людей и найдут, чтобы заселить свои усадьбы, вместо сманенных мною людишек. Не забывай и о том, что через своих торговых людей бояре сбывают продукты со своих владений, а ну как перестанут это делать – и смолянам жрать нечего будет! Да ещё вдобавок в возникшем голоде и росте цен, во всеуслышание, на городском вече, князя обвинят! А ты говоришь их скинуть … Если враждующие меж собой боярские кланы объединятся, то не они под мою, а я под их дудку буду плясать. Только на вражде меж боярами и можно выплывать и являть самостоятельную волю. – Грустно закончил свою речь князь.

А я–то умник думал решить боярскую проблему одним кавалерийским наскоком, а тут оказывается, что князь связан по рукам и ногам, реальной власти у него намного меньше, чем у Английской королевы! Там её самостоятельность ограничивают не столько законы, сколько сложившиеся традиции невмешательства в политическую жизнь страны, по крайней мере, такая картинка складывается от просмотра телевизора, а как там на самом деле – доподлинно неизвестно. А в Смоленске первой трети 13 в. всё кристально ясно – князь выступает реальной декоративной фигурой, с полутора сотнями дружинников. Как впоследствии я узнаю, смоленских князей даже изгнали из собственного детинца! По официальной версии в 1150 г. князем Ростиславом Мстиславичем он был передан Смоленскому епископату. Не думаю, что это произошло добровольно, чувствую, здесь не обошлось без нажима со стороны бояр. А теперь смоленский князь со своими дружинниками вынужден жить даже не то что не в Детинце, но и вообще за пределами «окольного города», за городскими крепостными стенами. И, как оказалось, дружина князя – это пшик, по сравнению с объединёнными боярскими дружинами и смоленским ополчением. Хотя сейчас, из–за приключившегося в северо–западных Русских землях глада и мора, баланс сил сместился в пока ещё неизвестную точку и нарушен. Ну а про Смоленск и говорить нечего, тут в моём лице пребывает огромный неучтённый фактор, масштаб которого, потенциально может сравниться с целой бомбой, причём атомной. Хе–хе! Ещё посмотрим, чья возьмёт!

Первого марта, точнее говоря первого бересня, так здесь назывался март месяц, отметили наступление Нового года (До 1492 года новый год считался с 1 марта, а с 1492 года – с 1 сентября ст. ст. По указу же Петра Великого – с 1700 года новый год начинается с 1 января ст. ст.). Отпраздновали этот праздник скромно, так как уже на следующий день выехали в путь–дорогу, в стольный град! А началось всё с получения из Смоленска давно ожидаемой князем вести.

В тот день, по случаю наступления нового года, князь устроил традиционное застолье, которое, ещё не успевши толком начаться, оказалось прерванным. Я сидел подле князя, когда услышал громкий разговор в сенях. Разговаривали стоящий на страже дежурный десятник Бронислав с каким–то незнакомцем. Князь, прислушиваясь, тоже заинтересовался незваным гостем.

Не прошло и минуты, как дверь в гридницу распахнулась, в проходе появился десятник, а за его спиной выглядывал мужчина лет двадцати пяти. Его одежда была покрыта изморозью и в то же время источала крепкий запах конского пота. Говор в гриднице тут же смолк, все обернулись в сторону вошедших.

– Княже, гонец к тебе от боярина Дмитра Ходыкина, – громко произнёс Бронислав, с трудом, подавливая на своём лице довольную улыбку и отступил на шаг, освобождая тому дорогу.

Гонец вышел из–за спины десятника, поклонился князю. На нём была шапка из волчьего меха, в сером ворсе еще блестели нерастаявшие серебристые льдинки.

– Гонец из Смоленска я, от боярина Ходыкина, – прошипел он своим простуженным горлом, переминаясь с ноги на ногу.

– Давай послание от боярина, – князь повелительно потянул вперёд руку.

– Велено есчо на словах сказать, княже!

– Ну, реки, что там тебе велено?

– Святослав Мстиславич сбежал из Смоленска вместе со всей своей дружиной, а люд смоленский на собранном Вече выкрикнул, твоё, Изяслав Мстиславич, имя! А вот и грамоты от бояр, мои слова подтверждающие! – с последними словами он подошёл вплотную к князю и протянул ему опечатанные берестяные свитки.

В ту же секунду гридница буквально взорвалась громогласным ором. Все присутствующие повыскакивали с лавок, смеясь и улыбаясь, начали обниматься друг с другом. Князь же, читая про себя переданные ему послания, восседал на своём стольце с блаженной улыбкой на устах.

Ещё только–только занималось морозное утро и над Зароем в небо поднимались столбы белого печного дыма, а весь княжий двор уже был готов к немедленному отъезду. Открытые настежь ворота детинца и посада выпускали наружу груженные неповоротливые возы. Отстояв благодарственный молебен в церквях, казалось, весь Зарой вышел провожать отбывающего в столицу князя.

Впереди, под княжеским стягом двигалось дружинное войско, подпираемое сзади длинной цепочкой обоза. Во время всего похода оружие вместе с доспехами везли на возах. Меня такая беспечность сильно напрягала всю дорогу, но от моих слов и попыток исправить такое положение дел князь лишь отмахивался. Несложно догадаться, что произойдёт, случись в дороге засада. Дружинники князя были вооружены по минимуму – мечами, саблями, топорами, стрелами и ножами–засапожниками. Да, ещё с собой на конях везли трубы и бубны, намереваясь их использовать по назначению в случае тревоги и т.п. А островерхие шлемы с забралами и личинами, кольчужные железные сетки для защиты щёк и затылка, брони, кольчуги, щиты, копья, рогатины, сулицы, оскепы и топоры путешествовали отдельно от своих хозяев. Свою безалаберность князь мотивировал тем, что, дескать, так завсегда было принято ходить в походах.

Кроме оружия и доспехов на возах везли прихваченный в дорогу съестной припас, в возках же передвигался и весь «гражданский персонал» – княжеские служащие, челядь, немногочисленные женщины и дети.

Вечером, прямо на опушке леса, облитой мертвящим лунным светом, разбили лагерь. Вместе со своими «спальниками» я зарылся в возке, словно мышь, укутавшись с головой шубами. Но к своему удивлению переночевал вполне нормально, ничуть не замёрз!

[1] Автор сознательно вводит анахронизм, так как современное летосчисление от Рождества Христова было принято на Руси только в 1700 г. До этого же вели счет «от сотворения мира». Тогда это – «лютень (сечень) 6741 года от сотворения мира».

[2] Гульбище – аналог балкона.

[3] Стрый – родной дядя, брат отца.

[4] Тьма – десять тысяч.

Глава 2

Глава 2.

Смоленск. Весна 1233 г.

Путь из Зароя до Смоленска пролегал по замёрзшим руслам и берегам рек Ипуть и Сож. Конный авангард дружины с трудом пробивал путь в рыхлых сугробах. Затишья в лесах сменялись воющими ветрами на равнинах. Редкие безлесные оазисы, занимаемые городками, погостами да весями (деревнями), сменялись на всём протяжении пути абсолютно непролазными лесными дебрями.

У меня складывалось ощущение, что мы пересекаем не обжитую человеком местность, а какую–то глухую, дикую тайгу. Среди пород деревьев доминировали ель, берёза, сосна и дуб. В этом, не тронутым человеческой деятельностью лесу, особенно колоритно смотрелись старые, достигшие колоссальных размеров деревья, поскрипывая и раскачиваясь на сильном ветру, они могли под собственной тяжестью обрушиться на головы путников в любую секунду. Из–за этого я ощущал себя крайне неприятно, постоянно ожидая обрушения ближайшего на пути следования, угрожающе раскачивающегося исполина. Остроту восприятий добавляли то и дело попадающиеся на пути следования уже сваленные природными силами деревья–гиганты, частично прогнившие и проросшие молодняком.

И в то же время такая буйная растительность не могла не радовать. Монгольская конница по территории княжества сможет передвигаться не там, где ей захочется, а лишь вдоль немногих, строго заданных маршрутов. Большинство сухопутных дорог проходило вдоль берегов рек летом, а зимой по их замёрзшему руслу. Стоило лишь перегородить засеками угрожающие направления – и уже полдела считай сделано, враг задержан и локализован. А далее к наметившимся местам прорыва подвести мобильные резервы ставки ВГК – и всё, монголы встанут, даже без использования огнестрельного оружия. Главное не выходить биться с их войском в чистое поле, как наши князья, по дурости, привыкли делать. А если к тому времени удастся создать аналог «гуляй–городов» с артиллерией и стрельцами, то можно будет от монголов не только обороняться, но и успешно их атаковать.

Подобного рода размышления занимали меня всю дорогу. Но вот, наконец, пред моими глазами предстала столица княжества, один из древнейших город кривичей, Смоленск! Главная часть города («окольный град») лежала на левой стороне Днепра, она была окружена глубоким восьмиметровым рвом и высоким, тоже, примерно восьмиметровым валом, с деревянными стенами и башнями на его вершине. Из–за этих громоздких фортификационных конструкций, едва просматривались верхушки внутригородских зданий, и лишь только старый детинец был хорошо виден, гордо возвышаясь на Соборной горе куполами храма. В нём красовалась церковь Успения Божьей Матери – духовный центр и кафедральная церковь княжества.

Деревянные стены на вершине вала были сделаны из дубовых брусьев, уложенных срубом в виде четырехугольников («городен»), набитых глиной изнутри и ей же обмазаны снаружи. Стены имели ширину от двух до шести метров, высоту от трёх до пяти метров, и наверху снабжались боевым ходом, прикрытым снаружи бревенчатым бруствером. Как чуть позже выяснилось, бруствер на Руси обзывался «забралом». В «забрале» были сделаны бойницы, через которые защитники могли расстреливать штурмующих. Сверху стены покрывали двускатной крышей, опиравшейся на бруствер с внешней стороны и на столбы с внутренней стороны. Бруствер–забрало был сделан чуть выступающим вперед, за плоскость стены, на подобие европейской «машикули», которая здесь называлась по–русски просто и доходчиво – «обломом». Этот «облом» позволяла стрелять не только вперед, но и вниз, к подножию стены.

Подобные этим укрепления, как я предполагал, будет весьма трудно разбить выстрелами из малокалиберных орудий. Здесь потребуется самая настоящая осадная артиллерия, желательно, века так–этак, из семнадцатого–восемнадцатого. Интересно, как сейчас умудряются такие укрепления брать? Если отбросить предательства, подкуп и иные подобные хитрости, а исходить только с чисто военной точки зрения? Стены эти на высоком валу тараном не возьмёшь (если только одноуровневые с окружающей местностью ворота), подрыться под них тоже проблематично и сжечь весьма трудно, т.к. они все обмазаны глиной. Сейчас, при первой прикидке, мне приходило в голову пока лишь три способа. Первое – многомесячная осада на измор. Второе – сжечь город изнутри, при помощи метательных машин, забрасывающих за городские стены горящие снаряды. Третье – штурмовать самое слабое место в обороне – крепостные ворота, при помощи хорошо защищённого от внешних воздействий (стрел, камней, огня) тарана.

Окольный город для князей с дружиною был закрыт. Уже чуть ли не полвека в стены окольного города, по возможности, горожане старались, не допускались крупные воинские формирования. Князь мог свободно посещать город, но лишь при сопровождении его персоны небольшими отрядами воинской свиты. Поэтому мы, двигаясь по Пятницкой дороги, въехали не внутрь самого города, а в одноимённый Пятницкий острог. От Старого окольного города его отделяла крепостная стена и овраг с ручьём. При этом внешние крепостные стены острога были ничуть не слабей стен окольного города. И вообще для внешнего наблюдателя Пятницкий острог и Окольный город сливались в единое целое фортификационное сооружение.

Сегодня с утра, с места последней ночёвки на расстоянии поприща (поприще – длинна дневного пешего перехода, равна примерно 25 км.) от Смоленска, дружинники наконец–то облачились и вооружились согласно «штатам военного времени», нацепив на себя все имеющиеся у них доспехи и вооружившись до зубов. Хоть Святослава с его войском в Смоленске не было, но Изяслав Мстиславич желал произвести со своей дружиной хорошее впечатление на горожан.

Князь нарядился в фиолетовый кафтан на меху, стянутый широким золотым поясом, обулся в сафьяновые, с серебряной насечкой сапоги, красное корзно заколол на груди большой запоною, на голову одел кунью шапку с красным верхом.

Как только замаячил над Днепром стольный град князей Ростиславичей, по большаку стали попадаться крестьянские возы. Мужики, уступая дорогу, торопливо съезжали на обочины, снимали шапки, кланяясь проезжавшему в голове отряда князю, со страхом разглядывая вооруженных воинов.

У ворот окольного города князя с искреннем, а скорее всего с напускным радушием, встречали пёстро разодетые бояре.

– Со счастливым прибытием, княже! – с угодливыми улыбками приветствовали они Ростиславича.

Дружинники, привстав на стременах, высматривали в толпе встречающих знакомые лица, здоровались и громко смеялись.

Толпы смолян с приветственными криками встречали Изяслава Мстиславича и его дружину. Бил в набат вечевой колокол на Торгу – главной вечевой и рыночной площади города. И Торг и набережная с причалами у Днепра располагались обособленно от остальной части города, находясь сразу за Пятницким острогом, за пределами мощных городских и острожных стен. Торг был отделён от совсем никак не укреплённой набережной лишь линией хилого тына (частокола). Именно сюда и стекался народ на общегородское вече по случаю повторного вокняжения на отчем столе Изяслава Мстиславича.

Горожане с интересом разглядывали старого–нового князя, его воев, значительная толика общественного внимания досталась и юному наследнику князя. Сразу, первое, что бросилось мне в глаза – это тотальная милитаризация горожан. Становилось понятным, почему полоцкий князь, с ослабленной из–за болезней дружиной, столь скоро и без всякой попытки решить дело удержание своей власти силой, покинул город. Сражаться сотней дружинников против нескольких тысяч вооружённых горожан – то ещё удовольствие, можно запросто и головы лишиться. Все половозрелые лица мужского пола – «мизинные люди»: кузнецы, кожемяки, шевники, мясники, котельники были обряжены в самые разные доспехи (от кожаных до металлических), а в руках сжимали копья, рогатины, луки, стрелы, колы и топоры. Теперь становилось окончательно понятно, почему князья, даже имея собственные дружины, были вынуждены считаться с мнением народа.