Текст книги "Эмигрант с Анзоры"

Автор книги: Яна Завацкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

С восьми лет, как все, мы начали работать на производстве. Два часа в день, потом четыре. Нас приняли в юные цхарниты. А потом нас стало трое – появился Таро. Вроде бы и до него мы не жили одни. Сначала в огромной спальне на сто мальчишек. Потом в четверке, наши соседи то и дело менялись. Работали раньше тоже в разных цехах. Но что-то незримое объединяло нас с Арни, потом – нас троих. Не общественная работа, не производство, не школа – а просто что-то совсем другое. Наверное, нехорошее. Неправильное. «У общинника личные симпатии не должны заслонять Дела». У нас, судя по всему, заслоняли.

Ладно, вот умру, и в загробном мире пойму, правильно это или нет.

Мы почему-то оказались на неплохом счету и в школе, и на производстве. И между прочим, даже общественной работой занимались – тут Зай был несправедлив. Арни со своим талантом рисовал все, что только необходимо общине. Таро выступал за общину на военных играх и в спорте – он и бегун хороший, и борец. Я участвовал в хоре – у меня голос неплохой выявили. Да и вообще мы от мероприятий отлынивали не больше других – и в Цхарновском дне участвовали, и в очистке территории.

Закончив школу, мы перешли в юношескую общину, ожидая направления на учебу. Конечно, большинство так и остается на производстве. Но мы, все трое, вполне могли рассчитывать на Магистерий. Арни в школьном рейтинге был первым. Я пятым, Таро – шестым. Второе, третье и четвертое места занимали девчонки, и все они давно уже получили места в Магистерии.

Арни не попал в Магистерий, потому что первые два раза отказывался сам. Места были – на педагогику и в Магистерий кинематографии. Арни – хоть и художник – рассчитывал на что-нибудь техническое, чтобы работать потом тоже на заводе, но инженером. Режиссером ему быть не хотелось, и он объяснял, почему. Я не смогу объяснять идеи, которые не мне принадлежат, говорил он. А свои там нельзя… В третий раз направление было на ракетчика, но Арни как раз заболел. Место досталось девчонке. «Тем лучше – сказал он. – Вот увидите, нам придут сразу три места». Мы промолчали. Шансы на три места, конечно, невелики.

Скорее всего, нам пришлось бы расстаться. Но все равно – Магистерий, высшее образование! Может, даже возьмут наукой заниматься после окончания, в научный городок. Ну а свобода передвижения у взрослых больше, мы могли бы встречаться время от времени…

А может быть, мы бы дожидались момента, когда дадут сразу три места. Почему бы и нет? Ведь бывает же такое…

Может быть, уже в этом году получилось бы. Пусть не самый престижный Магистерий, какой-нибудь танкостроительный.

Я знал о себе, что не так уж глуп. Почему бы и нет – я вполне могу заниматься наукой. Усидчивость у меня тоже есть, смогу хорошо учиться. Может быть, меня даже пошлют на какую-нибудь планету Федерации с разведывательными целями. Я сам не знаю, чего мне хотелось больше – послужить Цхарну и Родине или просто повидать мир. Но это совершенно не обязательно кому-то сообщать.

И вот теперь – ничего. Ничего этого не будет. Теоретически считалось, что «оступившийся может подняться». Но в самом деле, при таком обвинении – предательство, измена, кража секретных документов – какое там «подняться». Или расстрел, или штрафная Община, а это куда похуже нашей. Там и жрать не дают, и наказания покруче, и работы больше. И не сборщиком работать, конечно. И даже если когда-нибудь переведут в обычную общину, то уж ни о какой дальнейшей учебе речи быть не может. В Магистерии берут только самых-самых. Самых проверенных, самых преданных.

О Великий Цхарн, за что мне это? За что?! Чем я так провинился перед тобой?

– Ланc, ты чего?

Арни стоял надо мной и смотрел мне в глаза с некоторым испугом. Я сообразил, что, кажется, стонал вслух.

– Тебе больно? – он взял меня за руку.

– Нет… так, – я скрипнул зубами. – Жизнь веселая.

– Вот что, парни, – вмешался Таро, – пошли-ка выйдем.

Я поднялся. В молчании мы вышли из комнаты, накинув куртки. Через чердак поднялись на крышу. Благо, дождя не было и вообще потеплело.

Здесь можно было разговаривать спокойно. Мы и так-то часто уходили на крышу, а сейчас уж наверняка «жучки» в комнате установлены.

Ведь скорее всего, сообразил я, меня и выпустили именно для того, чтобы собрать улики… послушать, о чем я говорю с парнями. Не веду ли изменнических разговоров.

Я сразу же сел на шифер, подальше от края. Отсюда был хорошо виден закат. Небо уже потемнело, солнце зашло, и только сиренево-алое зарево горело на горизонте, а от него – леса, леса, темные, покрытые пятнами осенней ржавчины, и стальные лунки озер.

– Ты что-то совсем расклеился, Ландзо, – сказал Арни озабоченно. – Болит?

– Да нет, не очень. Почти прошло уже. Это все ерунда. А вообще, знаешь, мало хорошего. Ведь теперь посадят – а за что? Вы-то хоть верите, что я не брал документов?

Арни покрутил пальцем у виска, укоризненно глядя на меня, и отошел.

– Помирать не хочется, – сказал я, – не знаю, что мне делать…

– Я другого не понимаю, – заговорил Таро. – Почему – тебе? Почему в единственном числе? Ты что, – он картинно, в стиле Зая, нахмурил брови, – противопоставляешь себя коллективу?

– Правильно, Тар, – поддержал Арни. – Надо иначе вопрос ставить: что НАМ делать.

Я растерянно глядел на них.

– Вы что, ребята? Обвиняют же только меня.

– Ну да, – сказал Таро, – но копают-то под нас. Твоих показаний будет вполне достаточно. Сейчас тебя увезут в тюрьму, и сам понимаешь, что тебя там ждет. Чем с таким на совести жить, я уж лучше сам сдамся.

– Дело даже не только в этом, – добавил Арни, – ты же не брал этих документов, верно? И Зай это знает. Все это затеяно только для того, чтобы нас… ну сам понимаешь, у нас ведь дружба ненормальная, неправильная. Мещанская. Заю она не нравится.

Я опустил голову. Арни, как всегда более сообразительный, был прав. Абсолютно прав.

Теперь я понимал, чего Зай добивался от меня. И будет еще добиваться. Ему не просто надо было нас разделить. Это и само собой бы произошло – мы бы женились, уехали на учебу. Ему надо было оставить в наших душах грязненький такой, неприятный след предательства. Чтобы веры не осталось друг в друга. В дружбу. И никакой групповщины. Никаких личных симпатий. Только Община, Родина и Цхарн.

А ведь я вчера чуть было не… нет, я конечно, бы не совершил этого предательства. Но он меня уже ведь почти убедил! По крайней мере, никаких логических аргументов, почему мне не выдать ребят, у меня уже не оставалось.

Да, талантливый воспитатель нам попался. Талантливый и настойчивый. Может быть, он даже своего и добьется. Потому что есть же предел человеческому терпению.

– Так что вы хотите делать? – спросил я. – Пойти вместе со мной и заявить, что мы украли документы? Так мы же их не крали.

– А хотя бы и так, – сказал Арни, – пойти вместе с тобой и сказать, что мы тебя видели каждую минуту, что мы знаем, где ты был, когда, что делал. Что мы сами с тобой лазили за сенсаром! А они уж пусть решают… хотят – пусть тогда нас всех троих сажают. Пусть оговаривают, но всех троих! По крайней мере, я с тобой… – он нерешительно посмотрел на Таро. Тот отошел в сторонку и молчал с отсутствующим видом.

– Это глупость, – сказал я. – Заю сейчас все равно нужен козел отпущения. Он, может быть, и документы эти сам спер… спрятал. Но даже если не так – ему перед комиссией надо выслужиться. А представляете – заговор раскрыть! А если я один буду, на меня одного можно будет все свалить. Ребята, ну зачем вам-то жизнь портить! Ну мне не повезло… ну, друзья мы. Будете мне посылки посылать в штрафную. Но из-за дружбы себе судьбу ломать…

– Ты говоришь точно так же, как Зай тебе вчера, – заметил Арни. И тут вдруг заговорил Таро.

– Надо бежать, ребята…

Мы разом обернулись к нему.

Бежать! Нелепость какая. Такая мысль до сих пор ни разу не пришла мне в голову. Потому что у нас в стране никуда убежать попросту невозможно. Куда ты побежишь, когда твой номер впечатан в запястья татуировкой? Кто даст тебе еду? В Беши это еще возможно, там деньги есть. У нас же все бесплатно, по номеру – а номер показывать нельзя. Кругом глухие леса, а никто из нас в лесу существовать не умеет. Там и волков полно, и медведей, и рыси… Ну ладно, предположим, нам как-то удалось убежать и даже выжить в лесу. Но цель-то какая? Где нас примут, где мы сможем жить? Нигде.

В Беши только, разве что. Так в Беши как только нашего брата поймают – с номером, так сразу и расстреливают. Без разговоров. Это уж известно. Видел я как-то этих бешиорцев. В стычке даже участвовал на границе, во время армейских сборов.

Да и далеко до Беши. С трех сторон – океан, а по суше – несколько тысяч километров Родной Земли. Нет, нереально это.

Гораздо проще принять наказание, каким бы оно ни было. Да и безопаснее, пожалуй.

И тут Таро огорошил нас во второй раз. Я спросил:

– Куда бежать-то?

– На Квирин, – ответил Таро и видя наши выпученные глазные яблоки, добавил. – Потому что Зай про меня правду говорил. Я квиринец.

Воцарилось молчание. Обрывки нелепых мыслей бродили у меня в голове. Это был удар посильнее Заевского.

Таро – квиринец?

Хуже Квирина ничего нет. Только разве что Бешиора. Нам это рассказывали. Главное, эти квиринцы мечтают о мировом господстве, захватить всю галактику. Технически они нас посильнее, но духа у них не хватает. Рано или поздно они решат захватить нашу планету, Анзору. Тогда нам, вероятно, придется даже с Бешиорой объединяться, чтобы дать отпор Квирину.

Но Таро?!

Если он – квиринец, то я – тоже квиринец.

Я подошел к нему, взял его за руку. С другой стороны подошел Арни. Тоже, видно, решил, что Таро дороже Родины.

– Ну-ка рассказывай, – велел Арни. Таро пожал плечами.

– А что тут рассказывать? Я не агент, конечно, какой там агент. Я же с вами рос. И на Квирине я никогда не был. Тут родился, и рос… не совсем как все, правда. Я с родителями долго жил. Потом встречался с ними по выходным. Мой отец – квиринец. Мать здешняя. Потом мои родители… в общем, они погибли. Меня забрали в интернат, как всех. Мне уже было двенадцать.

– Почему же ты раньше не рассказывал этого? – тихо спросил Арни.

– Боялся, – ответил Таро коротко.

– И нас боялся, что ли?

– За вас боялся. Вам-то зачем эти проблемы… А теперь я вижу, нет другого выхода. Есть… – Таро помолчал. – Есть адрес. Он простой. Балларега, квартал Звездный, дом два. Там живет квиринский наблюдатель. Отец мне говорил: если будет туго… если не сможешь здесь жить – иди туда. Найди этого наблюдателя. Назови мою фамилию. Фамилия моего отца Энгиро. Это и моя фамилия, – добавил Таро с гордостью. – Таро Энгиро. Он тебя заберет на Квирин. Под его защитой тебя не тронут.

– Но как же, на Квирин, – сказал я растерянно. – Мы же не знаем, какая там жизнь. Может, в сорок раз хуже, чем здесь. Может, нас там расстреляют или рабами сделают.

– А здесь? – возразил Таро резонно. – Нам ведь терять уже нечего, Ланc, так что… И потом, не верю я, что там плохо. Ты бы моего отца знал… Какой он человек был! А он мне рассказывал… там хорошо, там очень хорошо. И рабов вообще нет.

Я уже чувствовал, как меня захлестнуло и понесло. Нелепая, безумная, невероятная вера… Неужели возможно спасение? Есть выход? Правда, необычный, выходящий за рамки всего привычного, очень опасный… может быть, более опасный, чем принятие наказания. Но я уже верил Таро. Я уже запомнил адрес: Балларега, Звездный, дом два, фамилия (слово-то какое! Ни у кого из нас нет фамилий, а вот у Таро, оказывается, есть!) – Энгиро.

Но это же невозможно… просто невозможно. Может быть, и этого наблюдателя там давно уже нет. Дело-то было лет десять назад. Да и потом, как мы доберемся до столицы? Это около тысячи километров по лесам. А ведь уже осень. Холодает. Если бы хоть лето было… Запасов больших у нас нет, грибов сейчас уже в лесу не найдешь, разве что на кедрач наткнемся. Холод…

– Если бы хоть лето было, – сказал я и осекся. Мы переглянулись.

Да, это произошло. Мы с Арни уже заразились и поверили. Поверили, что можно пройти тысячу аров до столицы, неизвестно где ночуя и чем питаясь, что там ждет нас какой-то неведомый наблюдатель, и что он отправит нас на настоящем звездолете на другую планету…

– Это безумие, – сказал Арни медленно.

– А здесь оставаться? – спросил Таро. И я представил. Сначала следствие представил. Очень ярко – вчера только свежие переживания были. Потом – как меня приводят в глухую комнату, зачитывают приговор, ставят лицом к стене… на самом деле я не знаю, как это делается, но уж наверняка – ничего хорошего. Или штрафная Община… уголь добывать в шахте, не поднимаясь на поверхность. Никогда. Или, скажем, стройка на севере. И так мне тошно стало от всех этих перспектив, что я понял: бежать стоит хотя бы для того, чтобы тебя просто застрелили. На бегу.

Сам по себе побег никакой трудности не представлял. Никто же Общину снаружи не охраняет, мы не на границе. Мы вышли поздно вечером, в десятину, после отбоя. До утра нас никто не хватится, и нужно постараться пройти как можно дальше. В десяти арах приблизительно от общины проходила железная дорога. Топать тысячу аров пешком – безумие. Мы собирались добраться за ночь до железки и там как-нибудь пристроиться, скажем, на товарняке. Неизвестно как – никакого опыта у нас в этом не было. Но как-нибудь… там видно будет.

Запасы мы подготовили заранее. Молча, чтобы записей подозрительных на «жучках» не оставить. Имущество наше большим не назовешь. Мешочек сухарей, та самая банка варенья, десять пачек сенсара. Спички, бинты, пара перочинных ножей, один большой, кухонный, очень острый. И самое большое богатство – фонарик на солнечных батарейках. Мы его зарядили как следует днем. Из комнаты мы позаимствовали одеяла, из спортивного уголка – компас. Вещмешки оставались у нас от армейских сборов.

Фонарик нам здорово пригодился теперь. Мы шли молча, след в след, впереди Таро с фонариком. Иначе в лесу вообще ничего не увидишь. Таро держал направление по компасу, примерно – на северо-восток, чтобы упереться в железную дорогу. Впрочем, шли мы по тропкам, следя лишь, чтобы направление приблизительно соблюдалось. Продираться сквозь чащу было просто невозможно.

Впереди шел Таро, Арни за ним, я последним. Я шел и думал, что рысь обычно нападает сзади, на последнего в цепочке. Прыгает на спину, рвет когтями и зубами, впивается в шею. Интересно, почувствую я это как-то заранее или нет? Рысь – ночное животное. Волки тоже ночью предпочитают… Это безумие – ночью идти через лес. Что мы делаем, Великий Цхарн, что мы делаем?

А может, мы и справимся с рысью. У Таро нож за поясом. Надо будет сразу орать, если что…

Все так сумбурно получилось, странно… Мы ведь так вчера ни до чего и не договорились. Не решились толком – бежать, не бежать. Наверное, потому, что вчера еще ничего не ясно было. Не стопроцентно – может, нас и не тронут больше. Все-таки бежать решиться – не так-то просто. Ведь неизвестно куда…

А сегодня, после собрания, как-то сразу стало ясно. Мы поднялись на крышу, поговорили коротко, и поняли, что уходить надо сегодня.

Послезавтра приезжает комиссия. Значит, завтра крайний срок нашего ареста. Во всяком случае, моего – но ребята считали, что нашего. А после собрания уже ясно, что просто так не обойдется.

Я шел, временами спотыкаясь о корни, мне света почти не перепадало. Шел и вспоминал сегодняшнее собрание. Наверное, и ребята думали о том же.

Присутствовали на собрании все – Лобус, и воспитатели общежития, девушки и парни, и конечно, наш дорогой Зай. Он и председательствовал.

Зай начал издалека. Рассказал о сложной международной обстановке, о нашем долге перед Родиной. Но об этом все мы хорошо знаем, поэтому нет смысла повторяться. Он, Зай, хотел поговорить о другом.

О том, что мешает нам выполнять Долг перед Родиной.

О том, что мешает нам стать Настоящими Людьми.

О МЕЩАНСТВЕ.

Мещанство в широком смысле – это предпочтение личных интересов общественным. Ведь что такое Настоящий Человек? Это Человек, живущий Великой Целью. Готовый в любую минуту отдать жизнь за эту Цель. Для него нет ничего выше и дороже этой Цели. К счастью, у нас эта цель есть, она нам всем ясна – это Всемирная Община и дело Цхарна, нашего Великого Учителя.

Конечно, все мы знаем, хотя бы из литературы, что трусам и шкурникам, лентяям и бандитам нет места во Всемирной Общине. Но есть другие проявления, гораздо более коварные. Незаметные.

Иногда мы видим образцового, казалось бы, ученика и работника. Его портрет висит в Галерее Трудовой Доблести. Он участвует в спортивных состязаниях. Он с восторгом, вроде бы, выкрикивает со всеми вместе «слава Цхарну!» Но! В душе этого работника уже завелась гниль. Она еще незаметна для постороннего глаза, а иногда и маскируется под положительные проявления.

Вот, к примеру, дружба. Все мы знаем, что дружба – это очень хорошо. Все мы читали о примерах фронтовой дружбы, о неразлучных друзьях-тружениках, которые совершали трудовые и боевые подвиги. Но вдумывались ли мы, какой должна быть суть дружбы?

И вот на наших глазах появляется такая небольшая компания. Каждый из ее членов по отдельности – очень хороший человек. Один из лучших по рейтингу, передовик производства, общественник… Но что эти люди представляют собой вместе?

Объединившись, они начинают противопоставлять себя коллективу. Что является основой их объединения? Совместные правонарушения. Собственно, это мелкие проступки, в которых можно упрекнуть почти каждого, но одно дело, когда человек совершает эти проступки один, понимая, что грешит, и позже честно раскаиваясь и принимая заслуженное наказание. И совсем другое дело, когда для этого создается компания. Внутри этой компании создается мнение, что совершать проступки – похвально и хорошо. Поэтому мнение всего коллектива, законы для этой компании – пустой звук.

И вот уже проступки становятся более серьезными. Начинается воровство. Начинаются совместные прогулы, распитие спиртного… члены компании покрывают один другого, укрепляют друг друга в убеждении, что они поступают хорошо и правильно.

И чем же заканчивается все это? Я не буду утверждать ничего, но разве не логичен такой выход – кто-то из членов компании вступает в связь с врагом, скажем, с агентами Бешиоры. И вся компания вовлекается в преступную деятельности и изменяет Родине.

Сейчас я прошу каждого, кто пожелает, высказать свою точку зрения. Хотелось бы услышать мнение старших по этажам…

Через несколько часов мы сделали остановку. Арни сразу повалился на землю.

– Замерзнешь, – сказал Таро, – хоть бы одеяло подстелил.

Арни взгромоздился на вещмешок.

– Сухари не раздави.

Таро погасил фонарик. Правильно, экономить надо. Теперь в темноте я не видел лиц, слышал только голоса.

– Вот что ребята, – сказал он, – может, мы не все дойдем. Давайте, пусть каждый из нас адрес хорошо запомнит. Даже если один кто-нибудь дойдет, и то уже хорошо будет. Ну-ка, повторяйте адрес.

– Балларега, Звездный, дом два. Назвать имя Энгиро, – сказал я.

– Слушай, – спросил Арни задумчиво. – А что, там у всех фамилии? И они наследуются от отца?

– Ну да, конечно, – ответил Таро.

– А зачем твой отец тут жил-то? – спросил Арни подозрительно. – Если на Квирине лучше?

– Этого я не знаю, – сказал Таро. – Не могу сказать. Мне ведь отец тоже не все говорил, да и маленький я был. Но возможно, – добавил он, помолчав. – Что он был агентом. Ну и что? Наши же засылают агентов в другие страны.

– Его разоблачили? – спросил Арни.

– Да, – коротко ответил Таро, и ясно было, что больше говорить об этом он не хотел.

У меня перед глазами стояла Пати. Она не была старшей по этажу, только помощницей. Сама вызвалась выступать, после своей старшей.

Даже сейчас она была очень красивой. По крайней мере, мне нравилась. Таро всегда морщился: ну чего ты в ней нашел? Ему самому нравились яркие, очень стройные блондинки. У Пати широковатый таз, но зато талия очень тонкая. Вообще ее внешность казалась довольно обыденной. Но если приглядеться…

– Я хотела сказать о том, – говорила Пати, волнуясь. – Как все мы относимся к нашей Общине. Ведь это самое дорогое, что у нас есть… что у нас должно быть. Только все вместе, спаянные воедино высшей любовью Цхарна, мы непобедимы. Только все вместе мы вообще можем что-то сделать. Неужели это кому-то может быть непонятно?

Любой член общины должен быть одинаково дорог и близок любому. Иначе любые личные предпочтения могут сказаться на всей жизни общины. Образование каких-то внутренних групп, на чем бы они ни основывались, всегда губительно. Получается, что для этой группы важны уже не интересы общины, а их личные интересы. Пока они, эти интересы, совпадают, ладно, все не так страшно. Но ведь рано или поздно они начнут противоречить друг другу.

Ребята, я хотела вас попросить – никогда не забывайте об Общине! Это самое дорогое, самое прекрасное, что у нас есть! Ведь это община дает нам и кров, и пищу, ведь без общины мы никто и ничто. И если даже кажется, что есть какая-то дружба, что какие-то отдельные люди ближе тебе, чем вся община… дружба не должна мешать Общему делу! Если она мешает, то это уже не дружба, а… это групповщина!

Пати раскраснелась. Видно было, что говорит она искренне. Я смотрел на нее в упор, и знал, что она мой взгляд чувствует. Но она так и не посмотрела на меня. Ни одного разу.

Ночь казалась бесконечной. Иногда мне думалось, что солнце уже никогда не взойдет. Что мы так и будем идти и идти во тьме, нашаривая коряги ступнями, придерживая ветки друг для друга: «Бойся!» Так и будем идти, а солнце так и не встанет. И мы когда-нибудь просто упадем… я уже не боялся рыси, я боялся просто ночи. Вечной ночи. Так боялся, что холодный пот прошибал. Но сказать об этом было бы, разумеется, глупо.

И потом, ночь все равно кончилась. Сначала я стал различать силуэты деревьев. Небо вверху посветлело. Звезды стали исчезать. Вскоре стало уже совсем светло. И тогда мы услышали шум поезда.

Доносился он откуда-то слева. Таро остановился.

– По-моему, мы шли вдоль железной дороги, – сказал он.

– Ну теперь самое время на нее выйти, – заметил Арни. Я подумал, что он прав – нас пока еще не ищут. Найти какой-нибудь полустанок, забраться в поезд…

Мы довольно долгое время шли вдоль полотна. Дорога была крайне неудобна. То канава тянулась вдоль рельсов, то густой кустарник, то колючая проволока. Мы шли по шпалам, а заслышав вдали шум поезда, скатывались вниз, прячась в высокой траве. Наконец появилась маленькая станция.

Мы спрятались в кустах – не хватало еще, чтобы нас заметил смотритель. Теперь оставалось только ждать, когда здесь остановится какой-нибудь подходящий транспорт.

Таро развязал мешочек с сухарями, выдал нам по две штуки.

– Может, хоть по одному, – засомневался я.

– Да не стоит сильно экономить, – возразил Таро, – может, вообще без мешков останемся…

– Припасы – они и в желудке припасы, – поддержал Арни. Тут раздался шум поезда. Мы пригнулись.

Шумовой ритм все замедлялся… затихал. Поезд остановился. Таро осторожно выглянул.

– Парни! Товарняк.

Мы скользнули на ту сторону поезда. Медленно шли вдоль вагонов. Поезд может в любой момент тронуться… но лезть куда попало тоже бессмысленно. Вагоны все были наглухо закрыты… цистерны – это вообще безнадежно. Вот это да! Вот это то, что нужно. Мы остановились перед платформой, на которую были загружены танки.

– Вперед! – скомандовал Таро. Мы с ним вскарабкались на платформу, подали руки Арни. По одному шмыгнули под траки. Танки были установлены на высоких платформах, так что под ними оставалось еще достаточно места, чтобы даже сидеть выпрямившись. И в то же время – совершенно ничего не видно. Свет проникал в наше убежище с одной стороны, с хвоста танка. Снаружи никаких щелей не было.

Прошло не больше минуты, и поезд тронулся. Он медленно набирал ход. Мы расстелили одно из одеял, уселись на него, ликуя…

– Интересно, куда он едет все-таки.

– Хорошо бы в столицу.

– Я думаю, он на границу едет, – рассудительно заметил Арни. – Танки новые, видите? Где еще техника нужна?

Ехали долго. Время от времени поезд останавливался. Ближе к вечеру (часов ни у кого не было, ориентировались по солнцу) мы пожевали еще сухарей. С вареньем. Осмелели и разговаривали громче. Иногда у меня мелькала мысль – неужели все так просто? Вот сели на поезд, спрятались, приедем в столицу…

Мы выкурили по косячку, воспользовавшись длинным перегоном. На остановках замирали, затаивались, молчали. Страшновато было. Ведь наверняка уже объявили розыск. После сенсара стало совсем хорошо. Мы лежали молча, глядя в черное новенькое днище танка. Я вспоминал собрание. Уже без злости, без обиды, без вообще какого-либо стресса. Спокойно вспоминалось, лениво, словно это было давно и не со мной…

После всех выступлений взор Зай-зая обратился к нам. Мы сидели в первом ряду – нас туда заботливо направили еще до начала собрания.

– Мне хотелось бы еще услышать, что по этому поводу думают… скажем, номер двести восемнадцатый. Или двести двадцатый.

Я замер. Но ладонь Таро легла на мое плечо. Мой друг поднялся.

Таро всегда был словно старше нас. На самом деле он был старше меня на два месяца всего. Арни же, как ни странно, был старше нас обоих на полгода. Но Таро был сильнее, физически сильнее, и как-то… мужественнее, что ли. Духовно крепче. Поэтому он всегда на себя брал роль главного в нашей тройке. Не тогда, когда нужно было командовать и указывать, что делать – тут мы были равны. А когда приходилось отвечать за всех, в самые неприятные моменты. Вот и сейчас – мы ведь просто не знали, что можно сказать… что говорят в такой ситуации. И Таро не знал. И у него не было такого опыта. Однако он все взял на себя.

– Я не знаю, что сказать, – произнес Таро негромко. – Я так понимаю, все выступления тут относились к нашей комнате. К нам. Так это все совершенно не так. Мы же не противопоставляем себя коллективу. Мы участвуем во всех делах. Иногда вместе, иногда отдельно. А то, что мы… ну, нарушали… да, это правда. Так мы это понимаем и готовы понести наказание. Но ведь все нарушают… не только мы. Для нас община тоже… это… самое главное в жизни. Мы вовсе не против общины. А что мы там с какими-то шпионами связались – так это вообще ерунда. Вы же все нас знаете… Зачем это нам надо?

– Теперь ты оправдываешься! – крикнул Кабу. – А когда вы дрались со вторым этажом, это как было? Ты, между прочим, руку сломал человеку!

– А этот человек… точнее, эти люди, напали вчетвером на Арни…на двести двадцать первого. А он слабый. Я просто ему помог. Мне, между прочим, тоже синяков наставили. Я же не виноват, что они лезут! – ответил Таро.

– Достаточно! – крикнул Зай-зай. В зале зашумели – видно, всех задело за живое… в самом деле, думал я, неужели они не понимают? Ведь нельзя сказать, чтобы все нас ненавидели… к нам, в общем, неплохо относятся. Нормальные люди, а не такие, как Кабу. Но это они, нормальные люди, сейчас сделали из нас каких-то уродов, всеобщее позорище, и им уже подумать страшно, что когда-то они у нас косячки стреляли…

– Достаточно! – повторил Зай-зай. – Вы все видели: им безразлично! Они считают себя абсолютно правыми. Я уверен, что мы еще увидим их настоящее покаяние. Все ваши слова их совершенно не коснулись. Ну что же! Эти люди сделали свой выбор. Они не с общиной! Они замкнулись в своем маленьком кружке! Завтра, возможно, мы увидим, к чему этот выбор приводит…

Он говорил уже не таясь. Завтра… Я замер. Глаза жгло, и в горле застыл комок. Я нашарил ладонь Арни и сжал ее. Арни ответил мне. Вот так. Вот так лучше.

Все же я не один. И пусть даже все, все собрание против нас – но мы-то втроем!

Да и не все они против, думал я, выходя. Их убедили, конечно, но на самом-то деле они вовсе не думают о нас плохо.

Опять заболел позвоночник. Я остановился. Посмотрел на Таро. Тот был бледен, как никогда, черные глаза блестели контрастом на побледневшем лице.

– На крышу, – произнес Таро негромко. – Надо решать.

К вечеру мы разговорились. Таро рассказывал о Квирине. Все, что знал, что слышал от отца. О чем молчал до сих пор.

Помнил он, как выяснилось, очень немногое. Больше он говорил о своем детстве. О матери. Оказывается, он помнил ее хорошо. Нам не было больно слушать его, наоборот – интересно. Что вот у человека может быть мать. Ласковая такая, хорошая, когда она обнимет, мир кажется таким теплым и счастливым. Мать Таро была добрая, не кричала на него, не наказывала. Да и отец тоже… Выходит, можно и без наказаний обходиться? «Конечно, а зачем?– Таро пожимал плечами. – Отец был мне как друг». Они с отцом и в футбол гоняли, и строили лодку, плавали потом по реке. Отец немного научил его линкосу, но Таро почти все забыл. Несколько слов только помнил. Солнце – «Анзордан», река – «нирао», мальчик – «такка», а девочка – «лике».

Квирин – это хороший мир, так выходило по словам Таро. Во-первых, это достаточно богатый мир. Там всего вдоволь. Никто никогда не голодает. Там у детей есть игрушки. Да, у Таро тоже были игрушки! Он рассказывал об этом еще и раньше, и мы очень удивлялись – игрушки, как в дремучей древности. Нам никогда и не хотелось иметь игрушки, это же пережиток старины. Но было что-то заманчивое в рассказах Таро о детских играх. Как он скакал на деревянной лошадке, и представлял себя древним героем Сого. Как будто он убивает врагов саблей и освобождает народ от захватчиков. Как они играли с мамой в мяч. Какие замечательные игрушки у него были на компьютере.

Так вот, на Квирине у всех детей есть игрушки. Как в древности. И дети не работают. Они только учатся.

– Что же в этом хорошего? – возражал я. – Ребенку тоже хочется внести свой вклад в общее дело…

Таро пожимал плечами.

– Я откуда знаю… за что купил, за то продаю.

Там замечательная медицина. Могут все, что угодно вылечить. Даже смертельную рану. Да, дети там живут с родителями. Просто ходят в школу каждый день. Семьи там большие, по пять детей, по шесть.

– А деньги там есть?

– Деньги – не знаю. Но всем всего хватает.

– Ну а как ты думаешь? – спрашивал Арни задумчиво, – если, к примеру, мы найдем этого наблюдателя… Он нас возьмет на Квирин? Тебя-то, может быть, если он твоего отца знал… А нас?

– Я без вас никуда, – ответил Таро. – Но я думаю, что возьмет. Они всех берут.

Под вечер поезд остановился окончательно. Мы слышали шум большого вокзала. Сразу же собрали вещмешки и сидели наготове – вдруг придется бежать. От соседних вагонов, кажется, доносился какой-то лязг и скрежет. Наконец Таро не выдержал.

– Я пошел на разведку, – объявил он. Стал осторожно вылезать из-под танка. Мы с Арни сидели, затаив дыхание. Наконец Таро вернулся.