Текст книги "Калина для Светозара (СИ)"
Автор книги: Яна Тарьянова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
Глава 4
Молельня чем-то напоминала луковицу. Круглое здание, небольшой купол, и шпиль-стрелка, вытянувшийся к небу – как будто проросший сеянец по весне. Светозар переступил порог с опаской, а потом увидел возле алтарной чаши волка и приободрился. В молельне не было фресок или мозаик. Синие, голубые и белые тона, пол, вымощенный шероховатой плиткой разных оттенков – от белого до темной морской волны. Возле дальней стены стояла – вернее, сидела статуя. Не медведь, не взрослый двуногий. Ребенок, мальчик с медвежьими ушками, поджавший под себя ноги и прикасавшийся к крупной рыбине. Рядом со статуей дымилась и хранила пепел скруток алтарная чаша – почти как дома. А вдоль стен тянулись ряды подсвечников разной высоты, и в них, кое-где, горели странные свечи – синие, сизые, зеленые. Оплетенные травяными нитями и сухими листьями. Оплетка сначала пропитывалась горячим воском, а потом сгорала вместе со свечой. Светозар постоял, посмотрел, припоминая, видел ли он что-то похожее, но так и не вспомнил. Он слышал о заговоренных свечах, которые лили два или три мастера из шакальего племени – пекарь себе такие свечи заказывал, но никому не показывал, только молва доносила. Оплетали ли шакалы свечи травой? А кто его знает. Наверное, об этом можно почитать, если нужная книжка найдется в библиотеке, но Светозар себя знал – до библиотеки он не дойдет.
Из неприметной двери за подсвечными рядами вышел жрец Феофана – седой медведь в темно-синей хламиде, усеянной серебристыми рыбками. Светозар решил, что пора линять, но его остановили. Медведь пожелал ему доброго утра, поинтересовался, пришел он просить о помощи, просто любопытствует или хочет поставить свечу о здравии.
– Я посмотреть, – честно сказал Светозар. – А свечи дорогие? Мне бы одну, бате надо, а то у него голова болит, он контуженный.
– Пойдем, – сказал медведь. – Кинешь монетку в ящик для пожертвований, больше ничего не нужно.
Они свернули в закуток за другими подсвечниками и оказались возле коробок со свечами. Сухонькая старушка, белая медведица, улыбнулась, протянула Светозару темно-синюю свечу. Рассказала, что оплетка не из травы, а из водорослей – «трава у наших братьев-пещерников на юге, там зелени в избытке, но они Феофана мало почитают, Пчельник им милее» – отвела к рядам подсвечников, указала: «Здесь поставь, возле этого окна Феофан лучше слышит». Светозар зажег свечу, получил еще скрутку – пучок водорослей со стружкой сушеной рыбы – пополнил алтарную чашу, морщась от непривычного дыма. Дома в скрутки для Камула добавляли стружку вяленого мяса, Хлебодарной колосья жгли, но основой служили травы, цветочные лепестки и ягоды, запах был совсем другим.
Он осмелился спросить о статуе – почему ребенок, а не взрослый? – и выслушал короткий рассказ. Слова переплетались с потрескиванием скруток и свечей, пронизывались дымом, укутывающим статую в сизый плащ.
– Наша молельня называется «Схождение полярного сияния». В скрижалях записано, что Феофан трижды ловил волшебную рыбу. Первый раз, в детстве, он попросил ее разогнать тьму длинной зимы. Вернуть солнце на небосвод рыбе оказалось не под силу, но она подарила Феофану пляску холодного огня, примиряющую нас с сумрачными днями, и дарующую надежду на рассвет после долгой ночи.
Светозар еще раз посмотрел на рыбу, похожую на крупного карпа, на ушки Феофана, поблагодарил медведицу – ее уже кто-то окликнул – и вышел на свежий воздух, где с удовольствием изгнал из легких вонь жженой рыбы.
Он погулял по набережной, посмотрел на порт, на бескрайний залив и точки нефтяных платформ на горизонте. Пообедал кулебякой в забегаловке возле рыбного рынка – перед этим побродил между ящиков с товаром, дивясь размерам и разнообразию. Разговоры в харчевне заставили задуматься. Рыбаки – люди, волки и медведи – обсуждали нападение тюленей на катер метеослужбы. Предрекали, что скоро полыхнет.
– Это еще долго тишина продержалась, – сказал медведь угрюмого вида. – Как штаб расформировали, так всё Феофану-Рыбнику под хвост и пошло. Поларские волки сразу на любое нападение реагировали – прыгали в катера, мчались на тюленьи острова, прочесывали, вылавливали зачинщиков. Схроны в гротах уничтожали, за оружием следили, у тюленей ничего кроме копий и ножей не было. Толмачи со старейшинами встречались постоянно, уговаривали, грозили, платили, договаривались в итоге. А сейчас? У таможенников пистолеты отобрали, на полицейский участок в Мойвинске налетели, унесли и автоматы, и патроны, и экипировку. И все только лаются – это вы должны реагировать, нет, это вы должны реагировать. А прилетит кому? Нам первым и прилетит, на воинские части они нападать не будут, силенок не хватит.
Сотрапезники поддержали речь медведя гомоном и выкриками одобрения. Светозар доел кулебяку под воспоминания о подвигах поларских волков-морпехов, запил киселем из черники, припахивающим чем-то лекарственным, и снова вышел на улицу.
Он чуть не опозорился в городе, возле реки. Русло Селедки стискивали каменные набережные, соединенные мостами, в воду спускались лестницы, на которых то рыбаки сидели, то детвора игралась. И вдруг – тюлень. Вынырнул из реки, положил ласты на ступеньки. Светозар набрал воздуха в легкие, чтобы заорать во все горло, и осекся. Заметил сидевшего на площадке мраморного волка. Понял, что тюлень отлит из металла. Подошел поближе, прочитал таблички на парапете. «Вестник мира». «Скульптурная композиция, установленная в знак благодарности военнослужащим, приложившим усилия для заключения мира с тюленьим народом».
Волк ехидно улыбался. Нос тюленя сиял рыжим пятном, вытертым прикосновениями рук. Позже Светозару сказали, что это местная примета – коснуться тюленьего носа перед тем, как решиться на какое-то новое дело.
Светозар бродил по городу до темноты. А потом, насмотревшись на витрины и возложив скрутку в чашу Камула, решился и отправился в бордель. Там он провел ночь в объятиях умелой волчицы, и утром отбыл в часть в очередной раз изменившимся. Удовлетворенным, немного разочарованным и понимающим, что вскоре сюда вернется. Для того чтобы повторить. Хлебодарная визит в бордель не осудила и даже мимолетного проклятья на Светозара не наслала – перед тем, как пройти через КПП, он доел последний расстегай, купленный по дороге к месту службы.
Месяца четыре жизнь текла относительно спокойно и размеренно. Светозар почти не дрался с сослуживцами – понял, что это препятствует увольнительным – показывал хорошие результаты на марш-бросках, освоил специальность «гранатометчик», получил ефрейторские лычки и занял третье место на межведомственных состязаниях по рукопашному бою. В увольнительных захаживал в бордель, постепенно осваивая искусство доставлять удовольствие волчицам, ставил свечи за здравие в молельнях Феофана-Рыбника, жег скрутки в алтарных чашах Камула и Хлебодарной. Облюбовал несколько пекарен, распробовал кулебяку с рыбой и морошкой, потер нос тюленю – на будущее, прося помощи в устройстве на работу в Лисогорский ОМОН.
Письма из дома приходили всё реже – матушка переложила эту обязанность на сестру, а той марать бумагу было неинтересно. Невеста за последнее время написала ровно два раза. Что ее родители решили завести уток, которых собираются кормить виноградными улитками, а потом сообщила, что все утята передохли.
Спокойная жизнь закончилась, когда десантников подняли в три часа ночи, объявив боевую тревогу. Факел горящей нефтяной платформы был виден, когда Светозар, сжимая в руках автомат, грузился в вертолет. Приблизился после двадцати минут полета. И опалил лицо жаром, когда они высадились на искусственный остров.
Глава 5
Сержант-гранатометчик о рукопашном бое отзывался презрительно. «Ненужное это дело, – говорил он. – Для того, чтобы вступить в рукопашный бой, десантник должен потерять автомат, нож и саперную лопатку. Найти ровную площадку, на которой нет ни камня, ни палки. И только после этого вступить в бой с таким же раздолбаем». Многие тогда хохотали от души. Только сейчас, на искусственном острове, юмористам стало не до смеха. Саперных лопаток у них не было, а патроны закончились очень быстро. Тюлени выныривали из воды, лезли по сваям, нападали – метали ножи, подбирались на расстояние удара – и тут же исчезали в море. Большая часть патронов была потрачена зря – они палили по черной воде, пока не поняли, что это бесполезно. Возможно, в другой части острова имелись и камни, и палки, но Светозару их не досталось. Зато тюлень достался, и не один. Трое – обмазанные жиром, скользкие, за руку не ухватишь – оттеснили его в сторону, опасно сверкая ножами. Светозар, закинувший за спину автомат, проигрывал им в маневренности – бронежилет не позволял двигаться с такой же скоростью.
Он отвлекся на крик и плеск – двое тюленей столкнули сослуживца в воду, прыгнули следом. Пропустил удар – нож вонзился в плечо, хорошо, что не в шею – и, еще не чувствуя боли, пошел в атаку. Проиграл бы – один из тюленей прыгнул сзади ему на спину – но от ангара пришла подмога. Автоматная очередь поверх голов охладила тюлений пыл. Двое бросились к морю, а третьего разозленный Светозар успел ухватить за ногу. И услышал крик:
– Эй, держи его, держи! Мы сейчас!
Подбежали не свои. Двое поларских морпехов скрутили вырывающегося тюленя, завернули в кусок брезента.
– По башке ему дай, только легонько, – велел пожилой волк с полковничьими нашивками своему подчиненному и повернулся к Светозару. – Объявляю благодарность. Ранили?
– Ножом.
Поларские морпехи перетянули ему плечо жгутом, полковник отправил в ангар – «там штаб и временный госпиталь» – и, вместе с троицей подчиненных, вынырнувших из темноты, умчался к берегу, где раздавались выстрелы. Упакованного тюленя и Светозара, которого начало пошатывать, дотащили и довели до утепленного ангара, разделенного перегородками – подобия административного здания. В огромном зале на полу валялись матрасы, раненых сортировали на тех, кому можно оказать помощь на месте, и тех, кого необходимо эвакуировать санитарным вертолетом. Светозара перевязали, вкололи противоядие, выдали горсть таблеток и отправили в уголок, на матрас, чтобы не путался под ногами.
Голова кружилась, плечо болело все сильнее, и Светозар, чтобы отвлечься, наблюдал за организованной суматохой. Тюленя в брезенте забросили в комнату, прямо на пол. Морпех окликнул одного из легкораненых – «Биржан, присматривай за дверью!» – и отбыл на поле боя. Из другой комнаты вынесли стол, поставили его в центре зала, подключили электрочайник, выставили картонные стаканы, пакетики с чаем и сахаром – врач Светозару сразу сказал, что ему надо выпить горячее, теперь стало понятно, где брать.
Через пару часов по залу пронеслась весть, что нападение отбили. Пожарный вертолет затушил платформу, в акваторию прибыли боевые катера и тюлени убрались прочь. Два санитарных вертолета забрали раненых, а Светозара, еще одного десантника и одного морпеха оставили дожидаться плановой эвакуации.
– Мы еще двух пленных взяли, – возвестил знакомый полковник, добравшийся до стола с чаем. – Одного вот этот парнишка скрутил, одного – мы с Кайратом, а третьего из воды выловили, когда катера подошли. Кто-то гранату кинул, его осколками не задело, но оглушило. Ермек! Свяжись со штабом, узнай, когда переводчики будут.
– Один уже в пути, расчетное время прибытия пятнадцать минут, второй будет часа через два, застрял в аэропорту, в Корытинске туман, погода нелетная.
– Отлично, – потер руки полковник. – Первый как раз вылежался, возьмем его в оборот. Кайрат, чаю. И добудь пожрать что-нибудь, жрать охота.
– Товарищ полковник! – Ермек переступил с ноги на ногу. – Разрешите обратиться? А кого из переводчиков вызвали? Неужели?..
Полковник улыбнулся. Осмотрел притихших волков и сообщил – с самодовольной улыбкой:
– Так точно. Когда общий сбор объявили, она первая откликнулась.
Поларские морпехи дружно завыли – это было выражение восторга и одобрения.
Кайрат расстарался, добыл галеты, консервы и несколько плиток шоколада. Светозару тоже досталось немного еды – в награду за поимку тюленя. Поларские галеты были солеными и попахивали рыбой. Консервы – мясными и рыбными, не солеными, зато саморазогревающимися, и Светозар жадно съел две банки.
Шум идущего на посадку вертолета приблизился, когда всем раздали по очередному стакану чая. Грохот бил по ушам, проникая сквозь стенки ангара. Светозар, которого морозило от кровопотери и последствий отравления, съежился в комок, не выпуская из рук автомат – вдобавок ко всему ужасно разболелась голова.
Когда стих звук винта и мотора, в ангаре воцарилась настороженная тишина. Молчали волки. Не трещали рации. Прекратил булькать чайник. Даже тюлень в брезенте, стучавший пятками по полу, перестал шевелиться.
Цоканье донеслось издалека. Этот звук – вне всяких сомнений – издавали каблуки женских туфель. Светозар – как, впрочем, и все волки в зале – поднял голову и уставился на темный коридор, из которого несся цокот. Шаги приближались – уверенно и неотвратимо. Полковник встал со стула, и все поларские морпехи последовали его примеру.
– Здравь желаем тарищ майор! – дружно рявкнули они, когда статная волчица в форме вошла в зал.
– Любезная моя Есения Андроновна! – взвыл полковник и метнулся к волчице, чтобы облобызать ей запястье. – Как я счастлив! Мое почтение! Мы все, с замиранием сердца, ожидали вашего прибытия, и даже сделали чаю и раздобыли казенной еды, на случай, если вы захотите перекусить с дороги.
– Вася, прекрати ломать комедию, – строго сказала волчица. – Сколько пленных взяли? Кто старше, кто моложе, с кого начнем?
Светозар поморгал. Дважды. Потом, на всякий случай, потер глаза ладонью и убедился – не мерещится.
В ангар на искусственном острове среди Трескового залива вошла его соседка. Поэтесса Есения. В форменной юбке, отутюженной белой рубашке и кителе с майорскими погонами.
Поларские морпехи загалдели, Кайрат последовал примеру полковника и тоже поцеловал Есении руку, уверяя, что его супруга будет счастлива узнать, что они увиделись – пусть и в не самой приятной обстановке.
Светозар снова съежился – на это раз не из-за плохого самочувствия, а желая остаться незаметным. Есения и полковник Вася тихо переговаривались, удалились в коридор, снова вернулись в зал. Кайрат сделал чай, открыл свежую пачку печенья, а когда парочка приблизилась к столу, спросил:
– Тетя Сеня! Можно отвлеку на минуточку? Жена переживает, будете ли вы дальше переводить ту серию детективов с комиссаром-медведем? Где гролар на острове умер от передозировки рыбьего жира, а потом шторм начался и еще троих прямо под носом у полиции убили. Там же, вроде, еще десять книг.
– Это не от меня зависит, – ответила Есения. – Издательство выкупило права только на первый том, книга пользовалась успехом, но за продолжение заломили непомерную цену. Невыгодно. Если сторгуются, я Васеньке напишу, он тебе сразу скажет.
– Спасибо, тетя Сеня! – просиял Кайрат. – А то жена пыталась читать на медвежьем, сказала, там такой диалект, что только одно слово из пяти понятно.
– Да, там очень самобытный автор, – кивнула Есения. – Потом поговорим, Кай. Того, в брезенте, немного распакуйте, привяжите к стулу. Мы его сейчас допрашивать будем.
Она пригубила чай и остановила взгляд на Светозаре.
«Узнала, – отметив изменившееся выражение лица, понял он. – Будет орать или не будет? Я же не специально».
«Не специально» относилось к появлению на искусственном острове. Ежей, мышей и даже дохлого енота Светозар бросал в сад Есении с умыслом. И теперь ожидал, что поларские волки устроят ему за это хорошую трепку.
Глава 6
Есения ему кивнула и повернулась к полковнику. Вместо рассказа о Светозаровых преступлениях против калинового сада, она заговорила о тюленьих кланах – спросила, не утратили ли Лунные Раковины влияние на Скальных и Гротовых. Полковник перестал быть любезным и резко высказался о своем начальстве, прекратившем финансирование отдела морской разведки.
– Мы под плинтусом, Сенечка! Хуже, чем когда начинали. Тогда все толкались локтями, чтобы получить информацию, совали взятки там и тут, не брезговали шантажом. А как замирились, поставили пяток памятников, у вас и у нас, и на этом решили покончить с ненужными тратами. Я полгода назад скатался на острова – разумеется, частным образом – и поговорил с Торосом. Он был уклончив. Лунные наладили торговлю со старыми приятелями, поларами с Ледовитого побережья. Те ценят разноцветный тюлений жемчуг, верят в его магические свойства – и не только они, ты же знаешь, медведи к северному жемчугу слабость питают из-за его редкости. Желающих купить много, жемчуга мало, цены стали заоблачными. Что тюлени покупают на эти деньги – точно неизвестно. Официально – еду. Неофициально – что угодно. Государство утратило монополию на торговлю, потеряло контроль – каждый катер в море не проверишь – а армия теперь в самой дальней стороне. Начали поговаривать, что мы действовали негуманными методами и надо проводить расследование, чтобы выявить военные преступления. Тьфу!
– Ясно, – Есения скомкала стаканчик и бросила в коробку для мусора. – Пойдем, поболтаем с ластоногим.
Светозар долго слушал несущиеся из кабинета крики – полковник говорил на всеобщем, с вкраплениями тюленьих слов, Есения рычала на чужом языке, и это было куда более угрожающе. Потом допрос перешел в беседу, Кайрат, по требованию, отнес в комнату три стакана чая, а потом Светозару объявили, что прибыл вертолет с новой сменой десантников, и через полчаса его эвакуируют.
Он думал, что отправится в Сельденбург, ускользнув от взора Есении, но не вышло. Полковник и майор – задумчивые и хмурые – вышли из ангара, когда Светозар стоял в группе военнослужащих, готовящихся к эвакуации.
– И что я сделаю без приказа? А если просто так... Ну, давай рискнем. Вертолет заправлен, возьму Кайрата и пяток бойцов...
– Подожди, – подняла ладонь Есения. – Эй, как тебя? Светозар?
– Так точно.
Сердце ухнуло в пятки, но расплаты за ежей не последовало. Есения сказала:
– Не смей обо мне языком лязгать. Ни в письмах, ни когда домой вернешься. А то я Васеньке пожалуюсь, и он Кайрата по твою душу пришлет. Понял?
– Так точно!
Светозар вытянулся по струнке и отдал Есении честь.
– А в чем проблема? – спросил полковник Васенька. – Позвать Кайрата?
– Не надо. Это с нашей деревни мальчик, предупредила, чтобы лишнего не болтал.
– А-а-а... Они что, так и думают, что ты стихи пишешь?
– Ага, – кивнула Есения. – Что придумали, то и обсуждают. Зачем мешать?
– А Калинушка там, в Ромашке? Хотел спросить, но всё к слову не приходилось.
– Нет, я ее в столице оставила. Мы собирались лететь на Дни кошачьей культуры. Большой фестиваль, выставка веж, зал, посвященный Карою и Линше, насыщенная программа – будут демонстрационные уроки, лекции, документальные фильмы. У Калины каникулы. И тут вызов. Пока оставила ее у двоюродной тетушки, на неделю она будет занята фестивалем, а потом я вернусь и решим, что дальше.
– Не останешься тут? Хотя бы на месяц-другой?
– Васенька, это прошлое. У меня договор с издательством. Помочь в трудную минуту – пожалуйста. Но постоянно допрашивать и трястись в вертолетах – увольте. Я уже из запаса могу в отставку подать, просто недосуг этим заняться.
Больше ничего о жизни Калины и Есении узнать не удалось – к вертолету Светозар уходил под обсуждение острой темы. Полковник с майором обнаружили, что с маркировкой размеров военной формы на складах что-то не так. Есения взяла в столице комплект формы своего размера, а он оказался мал! Не могла же она располнеть?
– Никак не могла, Сенечка! – разливался соловьем полковник. – Ты так же стройна, как в тот день, когда мы познакомились. Это какие-то происки врагов! Я тоже взял новую полевую форму, и она мне жмет во всех местах. Я не потолстел?
– Ни капельки! – твердо сказала Есения. – Это что-то с ярлыками.
– Наверное, это тюлени! – догадался полковник Васенька. – Они раскинули ласты по всем воеводствам и нашей республике, и переклеивают ярлыки, оказывая психологическое давление на командный состав.
– Хорошая версия, – согласилась Есения. – Но нельзя сбрасывать со счетов медведей с Ледового побережья. Они тоже могли, у меня, после перевода сказаний, создалось впечатление, что они способны на любое злодеяние.
Светозар отбыл в часть, радуясь тому, что легко отделался. Рана затянулась через неделю, начальство вынесло ему благодарность с занесением в личное дело, отпуск не дали – часть перевели в режим повышенной боевой готовности – но наградили увольнительной и пообещали представить к медали «За доблесть».
В свободное от службы время он думал. Пытался понять, почему Есения не поставила деревенских кумушек на место – ведь могла бы разок явиться на почту в кителе. Думал-думал, да так ничего и не решил. Слишком много всякого вокруг происходило, не до чужих странностей.
Разгадка пришла меньше чем через год. Батя не дожил до его дембеля, летом, за три месяца, в часть телеграмма пришла. Командир Светозару тут же организовал билеты на самолет до Лисогорска, с пересадкой в столице.
До Ромашки он добрался автобусом – электрички не было, городок стоял в стороне от железнодорожных путей. Дома его встретила заплаканная матушка – батю уже похоронили, потому что жара, Светозар попрощаться не успел, только на свежую могилу пришел. Не иначе как Демон Снопа его дернул за язык – сказал, что ставил свечи в молельне Феофана-Рыбника, жаль, не помогли. Что тут началось! Обругали с ног до головы, обвинили в святотатстве, в черной магии и в том, что он отца этими свечами раньше срока в могилу свёл. Слухи по городку прокатились валом, и немедленно случились последствия: невеста отказалась выходить за него замуж, потребовала вернуть браслет с куриными божками – а Светозар его еще в учебке потерял – и потом попыталась получить с него компенсацию за помолвочный подарок и осквернение репутации. Матушка очнулась и пошла в атаку. Скандал гремел на всю Ромашку, имя Светозара не трепали только самые ленивые. Казалось, что конец света настал.
С Есенией и Калиной он столкнулся, когда решил прогуляться в лесок за околицу, провести хотя бы часок в одиночестве. Возле дома с калиновым садом стояло такси. Волчицы вышли, забросили в багажник небольшие сумки. Есения, увидев Светозара, звучно проговорила:
– Мои соболезнования.
Калина эхом повторила ее слова.
На том встреча и закончилась. Волчицы сели в такси и уехали, Светозар побрел в лес, отметив, что мелкая белая волчица выросла и похорошела. Что у нее роскошная коса, в которую вплетены разноцветные ленты. Одна – точно из молельни Феофана-Рыбника. Цвета морской волны, с рыбками на здравие. Тут-то и осенило. Он обернулся, посмотрел на улицу – такси уже не было – и хлопнул себя ладонью по бедру. Потому что понял.
