Текст книги "Моя девочка (СИ)"

Автор книги: Яна Соболь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Не хотелось углубляться в историю про папу. Его не было. Была бесконечная вереница все новых и новых пап. А все эти мамины знакомые, как ни странно, с определенного возраста засматривались больше на меня, чем на нее.

В общем, я знаю, что Филиппу интересно.

– Невинность я потеряла быстро, с мужчиной намного старше меня и даже тебя. Может, желание найти настоящего отца, ну, или настоящего мужчину, как я сейчас думаю, сформировало этот мой фетиш «папочки». Тот мужчина погладил меня по голове, подарил шоколадку и попросил ничего не говорить маме. Но та как-то сама догадалась. Про то, что меня можно только ненавидеть, я слышала и раньше, но тогда она меня в первый раз назвала шлюхой. Но я же… я не…

Его губы касаются моих, неожиданно дрожащих. Надо же, а ведь говорила вроде спокойно. Фил спросил, вообще-то, только о доме, а я выложила о себе то, что не говорила никому, даже школьному психологу.

Ага, как же! Совращение малолетних и все такое. Еще бы маме рассказали. А мама… Черт, ну ремнем бы прошлась за длинный язык, и все дела.

– Я больше никому не позволю тебя обидеть. Мне очень нравится этот твой фетиш, моя девочка, – вкрадчиво шепчет Филипп, губами касаясь моего уха, и даже в теплой воде я вся покрываюсь мурашками.

И заканчивает грозно, прикусывая зубами мочку уже ощутимо:

– Если, конечно, он не будет распространяться на всех взрослых мужчин в твоем окружении!

– Мама вот клялась, что в жизни мне удается хорошо лишь одно. Соблазнять взрослых, но… Беда в том… Правда в том, что теперь мне нужен только ты, Фил, – не глядя на него и даже зажмурившись, призналась я.

Конечно же, он молчит. У него-то нет анальной пробки в заднем проходе!

Надо признаться, допрос с пристрастием с затычкой в заднице – штука неплохая. Надо будет посоветовать подобный метод нашим спецслужбам, срабатывает на раз. Не захочешь, а признаешься во всем.

Плохо только, что мой голос вновь отвратительно дрогнул. Нужна ли ему эта правда? О том, что его фетиш – молодые девчонки, я уже поняла. Ощутила когда-то его всей своей кожей. Ощутила то, что его тянет ко мне так же, как и меня тянуло к нему. И тянет до сих пор. Но о том, что я у него буду одна, он никогда не говорил. Не обещал. Может, у него и теперь есть подружка на стороне, а то и не одна. Неожиданно от этой мысли у меня кровь приливает к голове.

Филипп говорит ровно, продолжая касаться своими губами моей шеи:

– Продолжай. Что было дальше?

– Парней было много. Рассказать про всех, что ли?

Он толкает меня под ребра.

– О-о! Как бы то ни было, школу я закончила неплохо, даже очень неплохо. А что дальше? Я пошла в колледж, больше чтобы убежать от мамы и от своих собственных проблем. Ни парней, ни проблем. Вот и вся моя жизнь. Фил, я не такая плохая, как про меня думает моя мать… твою же мать!!!

Говорить о себе даже такую малость оказалось мучительно трудно. Я захлебываюсь словами, забывая о прошлом. Я забываю обо всем, когда его руки вновь и вновь шлепают меня по заднице, обхватывают ее, поводят влево и вправо, вверх и вниз. Мои ягодицы трутся друг о дружку, а я теряю дыхание.

Как горячо! Где кислород? Кто, к чертям, украл весь кислород? Рядом только Фил, а я словно под водой, и вдохнуть могу, лишь прижимаясь к нему.

Ну вот, мы, вообще-то, вместе и еще не расстались, а я уже думаю о том, как мне придется жить без него. Знал бы, посмеялся.

Его губы вновь захватывают мои, и мы опять погружаемся под воду. Так, главное теперь, не забыть, что я под водой и не вдохнуть воду вместо воздуха! Не паниковать и не показать собственного страха.

Руки Фила мнут мою задницу еще сильнее, чертова анальная пробка шевелится, задевает какое-то невероятно чувствительное место, еще и еще, и мне это неожиданно нравится.

Да там просто дофигища чувствительных мест, и как я не замечала?

Еще бы, кому бы не понравилось, когда перед глазами внезапно вспыхивают искры. Просто фейерверк какой-то родом из попы.

– Мне нравится, где ты оказалась сейчас, моя девочка, – говорит он уже над водой.

Филипп еще раз целует меня в губы, на этот раз мягко, и я растекаюсь от его неожиданной нежности. Потом отодвигается, гипнотизирует своим взглядом.

– Я тоже, – рвано отвечаю я, еле выговаривая слова. – И даже то, что оказалось во мне, мне тоже нравится.

– О, моя дрянная девчонка!

Я выдыхаю. Я понятия не имею, что нас ждет в будущем или чем это закончится, я лишь не хочу, чтобы все закончилось слишком быстро. Я ведь и сама не думала, не ожидала, что настолько втрескаюсь в него за столь краткое время. Что Фил станет для меня тем, с кем хочется не только засыпать, но и просыпаться.

– Ты все же напряжена, Кира. Что случилось? Ты боишься воды?

Надо же, заметил. Он порой слишком внимательный.

– Я не боюсь воды, я люблю воду. Я только…

– Что?! Говори уже.

– Я боюсь нырять под воду.

Ну вот, призналась в собственной глупости. О, боже мой!

– Кира, обними меня.

Я покорно выполняю то, о чем он просит.

– Поцелуй меня и задержи дыхание.

О, мне уже страшно! Но я делаю так, как он велит.

Филипп отпускает бортик, и мы медленно погружаемся на дно бассейна. Я с вытаращенными глазами рассматриваю венецианскую мозаику, каких-то гигантских рыб, а потом мои глаза закрываются от его поцелуя. Мы уже на поверхности, и весь привычный ужас куда-то пропадает.

– Уже не так страшно? – спрашивает меня Фил, вновь прижимая к стене.

Я наощупь нахожу тот же карниз, на котором уже стояла.

– С тобой нигде не страшно. Можешь работать, избавляя женщин от комплексов.

Хочется знать о нем все, и я, скрывая свои чувства, спрашиваю хотя бы мелочь. Пока он, возможно, готов поделиться тоже.

– Расскажешь мне что-нибудь о себе?

– О моей хорошей послушной девочке с большими глазами мы узнали немного, совсем немного. А теперь что? Ты хочешь послушать историю о большом злом волке?

Еще один поцелуй, почему-то в висок.

– Волк – потому что ты хочешь съесть меня? – улыбаюсь я, возвращаясь в настоящее, но Фил серьезен.

– Бывает, что и хочу. Обо мне-е-е… – он проводит пальцами по моим губам, и я молюсь, чтобы это длилось вечно. – Родителей не помню, они погибли, когда я был совсем маленьким. Меня воспитывала бабушка, в строгости. Она старалась сделать из меня совершенно идеального мальчика. Получилось так себе. Что до супружества… Лиза говорила тебе хоть что-нибудь о своей матери?

Я мотаю головой, боясь спугнуть его.

– М-да. Хорошо или плохо, но эту тему мы не поднимаем никогда. Она предала не только меня, но и дочь. А ведь у нас был особенный брак. Как ты знаешь, у меня особые вкусы в сексе, и моя жена, как мне казалось, с радостью и удовольствием их разделяла. Мне даже казалось, что у нас был гармоничный и крайне счастливый брак. Ей тоже все нравилось, но, видимо, она хотела чего-то большего. В общем, однажды я решил сделать сюрприз собственной супруге и вернулся пораньше из командировки.

Филипп отстранился, глядя куда-то вдаль мимо меня.

– Зашел без стука и… увидел мою жену в позе кренделя. И член ее инструктора по йоге в ее заднице. Я взревновал? Возможно. Скорее всего. Да я просто обезумел от бешенства. А она смотрела на меня так, словно ждала скандала. Она очень его хотела. Орала, что я люблю только свою работу, что она для меня лишь вещь… Мне было плевать. Как ты знаешь, главное мое правило – не делиться. И я не делюсь. К тому же моя дочь, моя трехлетняя дочь спала наверху, пока ее мать… В общем, я вытащил эту блядь из дома в чем она была, и закрыл дверь. Ну а следом вышвырнул немного помятого инструктора, который чуть было не обделался по дороге. Все твердил, что это был массаж, а я не понял. Ага, как же! Массаж задницы моей жены чужим членом? Нет уж, увольте от такого сервиса.

Филипп на мгновение сжал зубы, задышал тяжело, вена прорезала лоб, морщинки собрались вокруг глаз. Ни капли слащавости, жесткое, но какое красивое лицо! Такие мужчины легко решают все за других, кому-то это может не понравиться. Но его жену мне почему-то совсем не жалко.

Ему больно до сих пор от ее измены, а ведь прошло немало лет. Его дочь все еще видит во всех женщинах обманщиц.

Я все молчала, удивленная, что он поделился со мной подобным. Не уверена, что ему было легко это рассказать хоть кому-то. Может быть, я что-то значу для него?

Он продолжил.

– Может, это и жестоко, но я рад, что в итоге она свалила за границу с другим своим тренером, потом они разбежались, а больше она знать о себе не давала. Но для Лизы так даже лучше. Теперь не пишет, не звонит, не спрашивает как дела у Лизы. Конечно, дочь – вылитая я, но… Хотя, знаешь, это и к лучшему. Умерла так умерла.

Я ненавижу его жену, просто ненавижу! И за Лизу – особенно обидно.

– А откуда взялась эта твоя одержимость дорогими автомобилями? – спросила я тихо. Пусть лучше отвлечется сейчас.

Я прикусываю нижнюю губу, и его взгляд касается моего рта. Жесткие складки заглаживаются, лицо преображается. Он наклоняется пососать мою нижнюю губу. Потом поднимает лицо, улыбается. Вернее, скалится так, как, должно быть, улыбается белая акула перед тем, как раскусить пополам глупую неудачливую жертву.

– Назло ей. Не знаю, каким местом она думала, обманывая меня. Вернее, знаю, каким местом, и там точно нет ни капли мозгов. Я не изменяю сам, но и не терплю обмана, так что она ушла ни с чем. Это было пунктом в нашем брачном договоре – если кто-то из нас обманывает, то остается ни с чем. Уходит в чем застукан, понимаешь?

Филипп рассмеялся.

– Смешно, мы написали брачный договор на салфетке в кафе. Видимо, она посчитала, что он будет признан недействительным и она оттяпает приличную часть моего состояния. Но нет, не зря я возглавляю юридическую фирму и держу когорту адвокатов. Они разделали ее под орех, она даже расплакалась на суде и сказала, что у меня нет ни сердца, ни совести. Что же, она права. А быструю езду обожали мы оба. Вначале, когда были бедны, как церковные мыши, мы составили список тех машин, что купим, когда разбогатеем. И теперь каждый год я покупаю машину из того списка наших желаний, чтобы просто позлить бывшую. Что, похоже на волка? Или я должен быть более… мягок?

Филипп ощутимо кусает меня за шею, и мой живот сжимается, когда он одновременно резко сжимает мои ягодицы, заставляя игрушку внутри шевелиться в моей заднице.

Ощущение странное, но внизу живота внезапно растекается тепло. Я склоняю перед ним голову, и он целует меня в затылок. Черт, никогда не думала, что затылок тоже так чувствителен на прикосновения Фила!

– Да, господин Крутой, надо признать, это никак нельзя назвать милым обращением, – подбиваю я его, поворачивая голову вбок, вновь открывая шею, предоставляя ему полный контроль надо мной и моим телом.

– Я никогда не утверждал, что я хороший человек, моя девочка.

Поворачиваю голову, чтобы увидеть Филиппа. Его взгляд… тяжелый, полный неприкрытого желания. И мне не страшно, даже если там, на дне его взгляда прячутся все его демоны.

Время разговоров закончилось. Его грудь прижимается к моей груди так сильно, что я плечами прижимаюсь к теплой мокрой стенке бассейна. Потом он немного отпускает меня, удерживая лишь собственными бедрами. Его руки скользят по моей груди, жадно сжимают соски, сильно выкручивают их. Я выдыхаю, пережидая тот миг, когда боль переходит в нестерпимое наслаждение.

Но до финиша еще далеко. Его рот вновь скользит по моей ключице, ладони мнут грудь все сильнее. Его зубы наверняка оставляют отпечатки на моей коже, так жадно он прикусывает мое тело.

Я вздрагиваю от очередного укуса за мочку уха, пытаюсь отстраниться, но Фил поднимает мои руки вверх, не давая мне возможности сопротивляться ему. Я чувствую твердость его члена своим бедром и хныкаю от тяжести внизу живота.

Я желаю, черт, я жажду, чтобы он поскорее уже взял меня, а то я сейчас умру, но он лишь ухмыляется одними глазами, продолжая свои жесткие ласки. Я сильно ощущаю каждое его прикосновение, словно он содрал с меня кожу. И как теперь я буду жить без него?

Странные мысли крутятся в голове бессмысленным роем и вмиг покидают ее, когда Фил, раздвигая мои бедра, подставляет между ними свою ногу – и поднимает меня на своем колене. Его игрушка вдавливается в мою задницу, поднимаясь, вновь задевая какие-то крайне чувствительные места, вагина пылает.

О, то, что было до этого, это не оргазм, это не треть и даже не десятая его часть. Боль превращается в крайнее удовольствие, мир взрывается, а я мгновенно достигаю пика.

Все, что мне было нужно на это раз, чтобы я кончила – это его колено, упирающееся одновременно в мои пульсирующие складки и в мою задницу. В которую вставлена пробка. Кому расскажи – не поверят.

Я задыхаюсь в его объятиях. Дергаюсь как припадочная и распластываюсь на его колене. Тряпочкой.

Если бы Филипп не подхватил меня, так бы и утонула в его бассейне, как в его наслаждении.

– Черт, – бормочу я, пряча пылающее лицо на его плече. – Как это случилось так легко?

– Потому что это подарок.

Может, все дело в этой пьянящей воде, обволакивающей и его, и мое тело, но я чувствую его так сильно, как никогда раньше. Каждую мышцу его тела. Каждую клеточку его кожи. Он целует меня, а мои руки прижимают его к себе, пока наши языки танцуют друг вокруг друга. Солнечные лучи бликуют на воде, а мне так хочется продлить этот момент близости телесной, что после его и моих признаний, после близости душевной ощущается как никогда сильно.

– Какой твой любимый цвет? – спрашиваю я, на момент отрываясь от его пьянящих жестких губ.

– Зеленый. Как твои глаза. А у тебя?

– Синий. Это цвет чистого неба, цвет моря. Твой любимый фильм? А, дай угадаю! Пятьдесят оттенков серого?

– Фу, – морщится он. – Как примитивно. И рядом не стояло.

Хватает меня за волосы, откидывает голову, вновь впивается в губы так сильно и сладко, что еще немного – и я еще кончу.

Наставительно говорит:

– Надо брать женщину так, чтобы женщине нравилось, а не чтобы она плакала от боли. Только от наслаждения. Мой любимый фильм, это Брат. Ты, наверное, даже не смотрела его, маленькая еще была.

– Как это не смотрела?! Очень даже смотрела! В чем правда, брат? – низким голосом главного героя и с должным пафосом цитирую я.

Фил чуть не задыхается от смеха, отпуская меня так, что я вновь почти захлебываюсь водой.

– Там тоже очень странные семейные отношения, он всех братьями называет, – поясняю я.

– А твой любимый фильм? Что-нибудь мелодраматическое и душещипательное? Привидение, может?

– Суперженщина, – выдавливаю я и смотрю исподлобья, но Филипп не смеется, и я поясняю. – Просто потому, что в детстве я хотела быть такой, как она, сильной, доброй и справедливой. А кем ты хотел быть в детстве?

– Крутым и богатым.

Теперь смеюсь я.

– Ну, на мой скромный взгляд, у тебя получилось. Просто богатым?

– Быть очень богатым – и глубоко внутри самой красивой девушки. Вот и сбылись все мои мечты!

Мои ноги быстро раздвигаются, и он проникает внутрь, глубоко вонзая свой член в мое требующее тело. Шипит, матюкается, так как понимает – вода мешает мне почувствовать его, сдерживает наслаждение, смывает смазку, и на руках выносит меня наружу. К солнцу, зною и его объятиям.

ГЛАВА 20.

Филипп

Мне казалось, еще одни выходные – и я переболею этой девчонкой. Воспользуюсь по максимуму, выдеру во все щели и забуду навсегда.

Затем постараюсь отдалить ее от себя, пока она не влюбилась. Пока ее чувство не созрело окончательно. Пока ни о чем не узнала моя дочь.

Блядь.

О чем я думал, когда пошел на поводу у этой дрянной девочки?!

И вот она лежит на плитах перед бассейном. Хрупкая и сильная, умная и покорная. Совершенная красота, созданная природой.

Идеальная.

Мисс совершенство!

Все, что мне надо, все, о чем я даже не мечтал, о чем не смел думать в самых буйных фантазиях. Невероятно сексуальна, активна, напориста, раскрепощена, естественна, и прямо под меня. Все – для меня. Развратна – только со мной.

Бля, если это искушение, то даже не знаю, какова будет расплата.

В Кире нет ничего из того, что я ненавижу, ни наращенных ресниц, ни искусственной груди, ни глупых речей.

Нет, она говорит порой легкомысленно, просто, но эта простота тоже оборачивается наркотиком для меня. Она прямая и искренняя, цельная и женственная. Совсем юная, почти кукольная красота, и испепеляющий внутренний огонь.

Глажу ее узкие бедра, ее руки, восхитительную маленькую грудь. Какой у нее красивый живот. И соски, торчащие, как две налитые вишенки из запретного сада наслаждений. Яблочки у нее тоже хороши, но вишенки…

– Так бы и съел тебя, моя девочка, – вырывается сквозь мои хрипы.

– Так съешь, – ее глаза темнеют. – Съешь! Делай со мной что хочешь, папочка…

И это – хриплым от желания голосом.

Что тебе не нравится?

Все как ты хотел.

Блядь, а я не знаю, что мне со всем этим делать. Но сейчас мне хочется доставить ей наслаждение. Нереальное и запредельное.

Поэтому она тут, на земле. Кого другого я бы и в бассейне трахнул, и плевать на ссадины. Все эти прелести в бассейне хороши лишь в кино, в реальности удовольствия мало.

Так что сегодня все для тебя, Кира.

Ласковая верхняя губка и капризная нижняя. Черт, какой у нее рот! Словно за ним прячется рай. Ну, или мой персональный ад.

Поцелуй длится, сколько хватает дыхания, Кира подается навстречу, то шепча мое имя, то призывая черта.

Ритмичное нажатие на оба соска, глубокий поцелуй – и Кира стонет, ерзает, просит, нестерпимо остро ощущая пустоту между ног, представляя меня внутри себя.

Терпеть дольше сложно, почти невозможно, хочется взять ее до головокружения, до белых мушек в глазах, до рваного дыхания и мучительно-сладких криков. Моих и ее.

Она подается ко мне бедрами, касается меня горячими ладонями.

– О, нет-нет, моя девочка. Не шали.

Я вытягиваю ее руки над головой. Прижимаюсь к ее губам, дотрагиваюсь своим членом до ее мягких текущих складочек. Она вздрагивает, скулит, подается вперед, раскидывая ноги, раскрываясь сильнее для меня. Только для меня. Это обязательное условие.

Одним движением вжимаюсь в ее тело до конца, двигаюсь быстро, посматривая одним глазом на ее реакцию, не отпуская ее поднятых над головой рук. Все-таки мой член слишком большой для такой малышки, а тут еще анальная пробка рядом. Я ее чувствую своим членом, и это тоже добавляет удовольствия как ей, так и мне. Словно мою девочку одновременно берет кто-то другой.

В жизни бы себе этого не позволил, но в воображении… Так ощущения зашкаливают.

Гребаный извращенец, вот кто я.

Что бы еще показать ей этакого? До чего дойти? Где остановиться?

Готова ли она к порке? О, мне кажется, готова! Так, чтобы ей понравилось, преступить порог самую малость. Оставить следы на ее чудной заднице, на ее спине… Усилить и растянуть удовольствие.

И к чертям, кончаю раньше, чем планировал и не туда, куда намеревался.

Ты охренел совсем? До того, что забыл про презик?

Да я кончил от одних только своих грязных мыслей. Надо поделиться с Никитой, еще неизвестно, кто из нас больший развратник. Ему тоже нравятся молоденькие, но у него интересы куда темнее моих.

Нет, Кира моя и только моя, я даже говорить о ней больше не хочу ни с кем.

– Я бы поела, – неожиданно зевнув, заявляет Кира. – Можно, или там у тебя муляжи стоят?

Я смеюсь, как не смеялся даже в детстве. Хотя было ли оно у меня? Бабушка строго следила, чтобы любимый внук был всесторонне развит, чтобы у него не оставалось времени ни на что, а особенно на дрочево. Однажды подглядела, и месяц изводила.

Ага, это зло. Что уж говорить о личной жизни?

Это хорошо, что я не признался Кире, что жена была у меня первой женщиной. Это уж потом, когда она изменила, я пустился во все тяжкие. Кого только не перепробовал, пока не понял, не ощутил, на что я западаю больше всего.

– Так мы поедим, или я так и помру под твоей тяжестью? – ворчит Кира. – Пусти уже. Жрать хочу, как волк.

– Смотри-ка, такая маленькая, а такая прожорливая.

Я отодвигаюсь, решив немного передохнуть. Смотрю, как голая Кира подходит к столу, как, закатив глаза, кусает сочный персик, как сок течет у нее по подбородку и капает на грудь.

С ума сойти можно от этого зрелища. Лолита недоделанная. Хорошо хоть, возраст согласия мы благополучно миновали.

Нахрена было о себе-то трепаться? Ведь ее хотел расспросить, а выходит, выложил больше, чем кому-то.

Кира добирается до мяса, ест жадно, но не сказать, что торопливо. Красиво ест и естественно, как и все, что она делает. Вытирает рот льняной салфеткой изящно, как принцесса.

Если человек может помереть в свой самый счастливый день, то я могу помереть уже сейчас, глядя, как моя девочка поглощает мою еду.

В эту благостную картину мироздания внезапно вклинилась Лиза. Укоризненно погрозила пальцем и растворилась во мраке моей совести.

Да, я помню, что она твоя лучшая подруга. Единственная. И я даже обещал тебе никогда и ни за что…

В жопу такие обещания!

Да, вот сначала только Киру в жопу, а потом так сразу и обещания туда же.

Если все так, как мне кажется, то надо будет сначала подготовить ее.

Лизу, не Киру, бля.

Если Кира – это заноза, что уже не вырвать из сердца, то надо срочно и серьезно поговорить с дочерью. Рассказать, что Кира стала значить в моей жизни. Не может быть, чтобы Лиза не поймет этого. Она добрая, она простит мне мою слабость.

– Вина не надо, я слишком пьяная от тебя, – говорит Кира, глядя на «Дон Периньон».

Бутылка охлаждается во льду и выглядит недовольной. Надо бы убрать, но лень. Я редко когда отпускаю прислугу, а надо бы. Так забудешь, как ширинку застегивать самому.

– Папочка, если не хочешь остаться голодным, иди сюда, – призывно машет Кира долькой полупрозрачного розового хамона и хватает голубой сыр. – Вкусный какой! Мой любимый, с плесенью. Знаешь почему? Я испорченная и люблю все порченое, – признается она куску хамона, стоя голой посреди моего двора с анальной пробкой в заднице после того, как я только что взял ее.

Что я могу сказать? Не видел ничего более прекрасного в своей жизни. Она совершенна. Надо запретить ей одеваться вообще. Такую красоту нельзя прятать под одеждой. И на работу ездить не буду. Я не буду на работу, она не будет на учебу.

– Я краду твою еду-у-у! – напевает Кира, притоптывая на одной ноге и торопливо глотая дольки ананаса. – Папочка, накажи меня за это!

– Обязательно, – лениво отвечаю ей и поднимаюсь с травы. – Сейчас вытащу из твоей задницы пробку и трахну тебя туда тоже.

– К вашим услугам! – кланяется она. – Слушаюсь и повинуюсь!

– Ты уверена, что готова?

– Моя задница справилась с пробкой, – смеется Кира, прикрывая лицо сорванным цветком, – справится и с твоим членом.

Вообще-то я хотел отдохнуть. Я вроде бы уже не молод, но чертов член встал только от слов Киры. Однако трезвая голова прежде всего.

– На колени.

С ума сойти! Она слушается. Знаю, что боится, но слушается меня.

Дома до хрена лубрикантов всех сортов, но это же надо вставать, идти… Слюнявлю собственные пальцы, провожу между складок, покрасневших и влажных. Набираю ее собственные, офигенно сладкие соки.

Эта пизда – сущая роза. Чайная, с нежными, будто гофрированными лепестками. А самый край – будто пеплом подернут. Сейчас я кончу от одного этого зрелища!

Дьявол. Черти в аду наверняка уже приготовили для таких, как я, отдельный котел. Особенно кипящий. Или муки особенно гадостные. Да и похрен.

– Выдыхай медленно и осторожно.

Кира слушается, я вытаскиваю пробку с легким нажимом. Проталкиваясь между ягодиц, засовываю один палец. Потом второй, одновременно поглаживая ее текущие складки. Раздвигаю тугое колечко мышц. Совсем немного, но Кира похныкивает.

Ей мало! Моей дрянной девчонке мало! Добавляю третий палец и насаживаю ее на них поглубже. Двигаюсь уже грубее и жестче. Кира дрожит, я слизываю соленый пот с ее спины.

Вот и все, мышцы растянуты, она готова, но я решаю ввести еще палец, член-то не маленький, Кира долго привыкала даже обычным манером. Другой рукой нахожу грудь – Кира всегда чутко реагирует на эту ласку. Но сейчас все ее тело – одна эрогенная зона. Поглаживаю бока, обвожу две ямочки чуть ниже талии. Пересчитываю губами хрупкие позвонки.

Бля, какая у нее кожа с внутренней стороны бедра! Чистый бархат. Заломленные руки за спиной, кольцами волосы по плечам…

Я дышу ее дыханием, я ощущаю биение ее сердца в такт моего, я чувствую, что ей надо, чего она хочет, от чего вздрагивает и покрывается мурашками.

Поцелуй-прикус в шею – и с ее выдохом я легко втискиваюсь в жаркую и тесную дырочку. Замираю, переживая первое, восхитительно сильное, крайне приятное для меня, но пока болезненное для Киры сжатие. Поглаживаю ее. Двигаюсь глубоко, не торопясь. Изучаю ее изнутри. Бугорок, впадинка, теснота нутра.

Замершая поначалу Кира начинает двигаться, мгновенно уловив такт.

– Давай же!

Просит еще и еще! Ого, а вот этого я не ожидал.

– Еще, папочка, – хрипит она почти безумно и яростно двигается навстречу. – Отпусти себя…

Ну все, я срываюсь с катушек окончательно.

Я знаю, чего она хочет – я чувствую это.

Рву и рву на себя Киру, ухватив за ее бедра. Мало, мало! Хлещу наотмашь ягодицы до красных пятен. Царапаю их, чтобы потом ласкать ставшую невероятно чувствительной кожу кончиками пальцев. Покусываю спину, чтобы сразу зализать раны. Прихватываю шею одной рукой и сжимаю ее. Затем отпускаю для вдоха – и снова сжимаю.

Кира обхватывает мой член все сильнее, вздрагивает, бьется подо мной, а затем кричит что есть силы. И я не удерживаюсь и выпаливаю в нее, заполняя задницу Киры полностью.

Она медленно отпускает меня, или я отпускаю ее. Мы падаем рядом, дышим тяжело.

Мне кажется, даже животик ее, обычно впалый, немного вздувается.

Между ее ног стекает моя сперма.

– Папочка постарался, – мурлычет Кира, приоткрывая глазищи, пачкает пальцы, облизывает их. – Знаешь…

– Что? – спрашиваю я Киру, немного приподнимаясь.

– Я никогда не казалась себе такой… такой… чистой. Ты очистил меня.

– Я?! Скорее, запачкал.

– Может, запачкал, а потом – очистил. Никогда не чувствовала себя такой целой. Хотя твоя девочка сейчас, кажется, сдохнет…

– Нет, не сейчас.

– Да? С чего бы не сейчас?

– Я же говорил, на эти выходные у меня большие планы, – говорю я, мягко обтирая Киру чистым полотенцем – ласково и нежно, как маленькую.

Да, за это мне положен еще один кипящий котел в аду.

***

Мы лежим на полу развлекательной комнаты, сытые и довольные. Мы даже успели потанцевать, потому что этого захотела моя девочка.

Кира нежится на моей груди, перебирая мои волосы, пока идут титры.

– Так о чем был этот фильм? – спрашивает меня моя девочка.

– Ты ответь. Ты же смотрела.

– Я даже начало не помню, помню только, как скакала на твоем члене и кричала твое имя.

– Мне понравилось. Я теперь всегда так буду смотреть кино, – шепчу я. – Есть хочешь? Хотя о чем это я? Ты же всегда хочешь есть.

– А я виновата, что ты меня все время трахаешь своим членом? – чуть ли не обиженно отвечает Кира.

– В этот раз мне хватит одних лишь пальцев, чтобы довести тебя до финиша, – я киваю вбок головой на дверь. – Эй…Что это? Кто это? Ты тоже слышишь шаги?

Вышло немного театрально, но Кира купилась.

– Ай! Что? Кто?! – она испуганно оборачивается и прислушивается. – Ты же обещал, что никого-о-о!

А я проникаю в ее теплые, еще мокрые складки сразу двумя пальцами, приподнимая другой рукой колено Киры, чтобы войти сразу поглубже. Кира всхлипывает. Как я и планировал, настороженность обостряет и слух, и чувствительность.

Внутри внезапно становится тесно. Я кручу кистью, поглаживая влажные стенки, и завожусь сам. Рука мгновенно намокает. Кира сгибается, вцепляясь в черный шелк простыней.

– Еще! – подается ко мне.

– Разумеется, еще. Ты слишком сладкая, моя девочка!.. И я тоже хочу!

Целую, овладевая языком и проникая в тесноту влагалища одновременно, чувствуя дрожь Киры и отвечая собственной дрожью нетерпения.

– Хочу что-нибудь приготовить, – нейтрально произношу я, старательно скрывая сбившееся дыхание.

– Что-о-о?

– Я неплохо готовлю стейки. Пожалуй, это единственное, что я хорошо умею делать.

Я вздергиваю недоумевающую Киру себе на плечо, не вытаскивая своих пальцев из ее тела. Иду к грилю.

– Эй! – не сдерживается она от моего шлепка.

– Тебе будет полезно немного отвлечься. И помолчи уже.

Иду, шевеля пальцами в своей девочке. Я знаю, каждый шаг отдается внутри ее тела. Поворачиваю голову, мимоходом целуя в бедро. Вытаскиваю все пальцы, оглаживаю, проводя влажную дорожку от текущей дырочки до тонкой изящной щиколотки, будучи готов ощутить ее недовольство, но Кира молчит.

Затем вхожу обратно, выискиваю нежный бугорок на внутренней стенке, обвожу его, поглаживаю, затем нажимаю – и Кира заходится в немом крике.

– Послушная девочка, – довольно мурлычу я.

А потом все-таки вскрикивает, не в силах сдержаться.

– Ты ослушалась меня. Придется наказать мою дрянную девчонку.

Опускаюсь на колено, целуя ее живот яростно и нетерпеливо. Кино было хорошим, закончилось давно, а мое возбуждение так и осталось при мне.

Член, налитый кровью, недвусмысленно дергается, голова кружится.

– И где же мой стейк? – спрашивает Кира, открывая глаза, а затем облизывается.

– Ты кричала. Сначала наказание, – легонько шлепаю ее по заднице.

Не отвлекаясь от ее губ, глажу теплую, податливую спину, гладкий, чуть впалый, как и щеки, живот, высокую грудь с острыми вишневыми сосками, прелестные крепкие ягодицы. Опускаю руку между ее ног, погружаю палец в нее, встречая упругую силу жаркого обхвата, выбивая новые мольбы и стоны. И вновь поднимаюсь к груди.

Я когда-нибудь перестану ее хотеть? Гриль и правда недалеко. Я доношу мою добычу до мраморной стойки и раскладываю на ней Киру. Здесь есть наручники, спрятанные в стене, и я быстро приковываю мою девочку.

– Не боишься?

Колени подгибаются, а пальцы подрагивают на гладком камне.

О, это пьянящее ощущение вседозволенности!

Я вижу свое отражение и понимаю, что сейчас могу напугать кого угодно.

– С тобой? Никогда.

– Тебе меня надо бояться.

– Я не боюсь, Фил. Ты сам сказал, что не причинишь мне вреда. Я верю тебе…

Легкий шелест припасенного хлыста рассекает воздух и ложится красной полосой на обнаженную гибкую спину Киры. Она вздрагивает, когда я одним движением вхожу в нее. И хлещу еще, сильнее. И еще сильнее. Она кричит и дергается, и я замираю, пережидая первую волну ее оргазма.

Я знаю, ей нравится так же, как и мне. Я чувствую ее как себя. Ее крики, ее стоны. Снова и снова…

Отдавалась она теперь без прежней лихости, отчаянно, как-то даже бесшабашно – и с такой трепетной нежностью, словно завтра планировала умереть.

Потом мы много чего делали из того, что приятно, но немного стыдно вспоминать.

Очень поздно все-таки пожарили мясо. А потом она все испортила.