Текст книги "Недотрога (СИ)"
Автор книги: Яна Невинная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Глава 13
Тишина в салоне авто была такой гнетущей, что я физически не могла ее выносить, и поэтому спросила первое, что пришло в голову:
– Во сколько официальное открытие?
– В двадцать три ноль-ноль, но все приедут, скорее всего, ближе к полуночи.
– А когда начнется мое выступление?
– Я думаю, что часа в два, не раньше. Альбертик тебе всё расскажет.
– В тот раз он был таким строгим. Как бы не запретил мне выступать, если его не устроит качество исполнения.
– Я же сказал: не думай про это! – жестко бросил Максим, не глядя на меня и с такой силой сжимая руль, что я поежилась от неприятного ощущения, словно сделала что-то неправильное. Ну ладно, не буду отвлекать этого угрюмого типа. Наверное, волнуется из-за открытия, продумывает какие-то важные моменты. Я всё время забываю, что он мой босс и не должен со мной никаким образом цацкаться, заботиться обо мне, вести беседы и доверять. И надо запихнуть куда подальше желание его общества.
В молчании мы подъехали к клубу. Макс был сосредоточен на езде, я же начала волноваться перед ответственным событием. Сгущались сумерки, и луна плыла на небе на фоне перистых облаков, такая завораживающая и величественная. Настроение у меня вдруг начало улучшаться, несмотря на угрюмого Максима рядом. Я и не мечтала стать частью чего-то подобного, грандиозного и пафосного. Правда, изрядно напрягало то, что придется встречаться с язвительными коллегами и терпеть очередные оскорбления.
Я молила бога, чтобы они не увидели, как меня снова подвозит Суворов. Но мои молитвы не были услышаны.
Когда он подал мне руку, чтобы я вышла из машины, все девчонки стояли на крыльце и курили. Конечно же, они уставились на меня, скользя заинтересованными взглядами. Презрительные улыбки появилась на разукрашенных лицах. Но ничего не поделаешь – придется смириться с тем, что среди них я уже не найду себе подруг.
Неприятно, конечно, но не смертельно. Я привыкла быть одна, в чем-то даже выделяться на фоне серой массы, находя в этом некое утешение. Но всё же расстроилась. Ведь у меня с девушками из консерватории общее дело жизни – игра на музыкальных инструментах. Мы должны быть в какой-то мере похожи, но нет – мы совершенно разные. Все мои однокурсницы каким-то образом успевали жить полноценной жизнью, по крайней мере, всегда общались с парнями, ходили куда-то. Как будто у них в сутках сорок восемь часов, а не двадцать четыре, и им, в отличие от меня, не нужно тратить время на огранку своего таланта… Загадка прямо.
Не успели мы приехать, как Суворов отошел от меня на пару шагов, чтобы пообщаться с партнерами и друзьями. Я пока осматривалась. Непрерывно приезжали какие-то машины, грузовики, такси, лимузины. С заднего входа подвозили продукты, спиртное, коробки с фейерверками, с переднего я наблюдала вереницу роскошных машин. Вокруг царила жуткая суета, все галдели.
Стоянка возле клуба всё больше наполнялась дорогими элитными авто, возле них сверкали гламуром шикарно одетые люди, богема, ожидая, когда гостеприимные двери клуба откроются. Также я заметила белый фургон, у которого толпились журналисты с камерами. Видимо, открытие «Инферно» – событие весьма важное в клубной жизни города, раз они решили осветить его в прессе.
Как только журналисты заприметили Макса, они ломанулись к нему с микрофонами и камерами наперевес. Как-то незаметно для себя я оказалась рядом с ним, уцепилась от волнения за локоть, а Суворов приобнял за спину. В нашу сторону полетели вопросы, защелкали вспышки. Первой реакцией было отпрянуть от Макса, но это выглядело бы странно и могло быть неправильно интерпретировано. Я не хотела опозорить его или вызвать ненужные толки. Поэтому молча улыбалась, стоя рядом. Макс же светился довольством, кажется радуясь активному вниманию со стороны акул пера. Кто-то сунул ему микрофон прямо в лицо:
– Расскажите, почему так дорого стоят билеты в клуб? Вы с самого начала создавали заведение только для привилегированного класса или планируются более демократичные цены в другие дни? А кто это с вами? Представьте нам свою спутницу. Кто она такая? Ваша невеста?
Ничуть не смущаясь, Макс спокойно отвечал на вопросы по порядку:
– Не буду отрицать, что мы задумывали «Инферно» для особенного контингента, так сказать, по запросам. Изучили потребности рынка и целевой аудитории. Несомненно, мы будем рады любым слоям общества, если в том будет их интерес. Мы готовы открыть двери для всех.
– Какую программу вы приготовили на сегодня?
– Не хочу раскрывать все секреты. Присоединяйтесь к гостям, и вы совсем скоро всё сами увидите. А эта прекрасная незнакомка – звезда нашего шоу, непревзойденная и талантливая скрипачка. Уверен, что сегодня она произведет фурор, – ответил с улыбкой Макс, продолжая обнимать меня за талию.
– Кажется, вы не сомневаетесь в успехе вашего клуба!
– Мы с партнерами вложили много сил и средств в общее дело и не собираемся довольствоваться малым. Тем более это не первое наше совместное предприятие. Незыблемая вера в успех – наше кредо.
– Почему ваш клуб называется «Инферно»?
Макс рассказал примерно то же самое, что и мне, по поводу названия. Когда у журналистов иссякли вопросы, а у Макса терпение, мы пошли по направлению к входу.
Альберт, выскочивший на крыльцо, казался постаревшим лет на десять. С лица не сходило беспокойство, он истошным криком позвал выступающих внутрь и понесся в сторону служебных помещений.
Я пошла вместе со всеми, едва успев попрощаться с Суворовым.
Бедный Альберт. Мне его даже стало немного жаль, хоть он зануда и высокомерный тип. Но я не могу не понимать, что он, как профессионал, в шоке от моего подхода к репетициям. По сути, он толком и не слышал исполнения номера. Когда всего через несколько часов отправлюсь на сцену, мне кажется, он сам не сможет определить, ненавидит меня за провал или радуется успеху.
Но я в себе более-менее уверена. Композиция совсем не сложная, да и зрители явно не из музыкальной среды. Больше переживаю, как буду смотреться на сцене и, главное, понравлюсь ли Максу и его партнерам. Только от их мнения зависит, останусь ли я работать в клубе, а мне нужны эти выступления, нужна эта работа. Лишь так смогу вытащить маму, да и полученный аванс в пятьдесят тысяч придется отработать. А я уже начала его тратить, и вовсе не на адвоката…
В тесной гримерной, куда налетели мои взбудораженные коллеги, а также Альберт, царила предпраздничная, но напряженная атмосфера. За стенами маленькой комнаты стало шумно – клуб открыл свои двери для многочисленных гостей. Мы ничего не видели, только слышали гомон из залов и из соседней гримерки, в которой готовились к выступлениям танцовщики, стриптизеры (обоих полов) и прочие артисты.
Иногда к нам забегал заполошный ведущий вечера, выкрикивающий время выступления каждой. Мое приходилось на два часа ночи, оставалось еще четыре часа, и их нужно было как-то занять. Я могла порепетировать, но в таком шуме об этом нечего было и мечтать. На данный момент казалось более важным наладить отношения с коллегами, хотя, если честно, я очень сомневалась, что мне это удастся. Уж больно враждебно они были настроены, тем более я снова приехала вместе с Максом, которого они рассматривали как вожделенный приз, к тому же журналисты удостоили меня своим вниманием. Странно, что еще не начались подколы. Стоило мне подумать об этом, как я поняла, что сама себя сглазила. Находящиеся уже в хорошем подпитии, девочки начали приставать:
– Ну что, звезда шоу, успела порепетировать? Или тем, кто перед шефом на спине показывает свое умение заработать деньги, это не нужно?
– А вы что, по опыту знаете, как лучше демонстрировать умение?
Вообще, я не планировала грубить, сама не знаю, как так быстро нашлась с резонным ответом, но меня настолько раздражала их тупость и очевидная зависть, что я не сдержалась. Все попытки наладить отношения явно были заранее обречены на провал.
– Ой-ой, какие острые зубки! Наверняка знаешь, что тебя защитят. Хорошо быть подстилкой шефа!
– Девочки, девочки, не ссорьтесь! – попытался разрядить обстановку Альберт. – Вы же культурные люди. Я не ожидал от вас подобных выражений. Такое ощущение, что вы с трассы, а не из консерватории. – Он скривился, с извиняющейся миной глядя на меня, и продолжил отповедь: – Как вам не стыдно! Если бы я считал это место неподобающим, никогда бы не согласился руководить вашим коллективом. Я, конечно, не смею надеяться, что вы извинитесь перед Таисией, но все же постарайтесь впредь уважать друг друга. Вы сюда работать пришли, а не соревноваться, кто круче. Я сейчас отправляюсь за костюмами. Таисия, помоги мне, а вы пока, сороки, отрабатывайте номера. У тебя, Семенова, слабая позиция в верхнем такте, а тебе, Трифонова, не хватает экспрессии.
– Не обращай внимания на глупых куриц, – пытался успокоить меня Альберт по дороге за костюмами. Но я и не думала расстраиваться. Это как переживать из-за плохой погоды – точно так же бесполезно. Ненастье наступает вопреки нашей воле. Вот и неприязнь этих девиц неизбежна. Давно пора привыкнуть, что я везде отщепенка, белая ворона.
– Вы как-то изменили ко мне отношение. Или мне кажется? – решила я задать закономерный вопрос, осознав вдруг, что худрук стал намного теплее со мной обходиться. С чего бы это?
– Не кажется. Я пообщался с Татьяной Георгиевной Логиновой насчет тебя, когда понял, что уже слышал твою фамилию.
– Вы рассказали Татьяне Георгиевне, что я выступаю в «Инферно»?! – воскликнула я с ужасом, прижав ладонь ко рту и холодея всем телом. Внешний мир внезапно ворвался в мою реальность, напомнив о том, как тесно музыкальное сообщество. Хотелось провалиться сквозь землю от стыда перед любимой преподавательницей, женщиной, которую я уважаю, перед чьим талантом преклоняюсь. И одновременно пришибить Альберта за болтливый язык!
– Что ты, детка? – изумился он совершенно искренне и осуждающе покачал головой, верно распознав гнев в моем вопросе. – Считаешь, что я совсем из ума выжил? Рассказать Логиновой о нашем участии в сомнительном проекте – это настоящее профессиональное, да и реальное самоубийство. Я и свою работу здесь скрываю, не то что вашу с девочками. Ну посуди сама. Откуда она узнает про подработку в «Инферно»? Совершенно исключено. Абсолютно не пересекающиеся круги общения – ее и посетителей данного заведения. Так что не переживай. Я просто поинтересовался талантами с разных курсов, обычный такой разговор для нашей среды. Вот Логинова тебя и упомянула. Я не осуждаю, если что. Не осуждаю никого из тех, кто здесь выступает. Деньги не пахнут. Так же говорят? – с грустным смешком Альберт закончил фразу и посмотрел на меня с сочувствием, а я, хоть и желала поддержки и совета, как ничего другого, не стала посвящать худрука в свои проблемы, несмотря на то, что заметила его очевидную готовность выступить в роли жилетки и узнать, что же такого со мной стряслось, раз пустилась во все тяжкие.
Но я не хотела ему ничего рассказывать, это неуместно, не такие у нас отношения. Хотя была глубоко тронута и рада, что первое впечатление о худруке оказалось ложным. Вовсе он не противный, а очень даже милый старикан.
Пробормотав что-то незначительное в ответ, я намекнула худруку, что мы пришли за костюмами и неплохо бы поторопиться.
Глава 14
Время неумолимо приближалось к заветному для меня часу. В небольшом кабинете Альберта лежало множество пакетов с костюмами, на каждом – свое имя. Мы подхватили их в охапку, принесли в гримерку и выдали поочередно всем девушкам. Они радовались так, будто получили подарки на Новый год лично от Деда Мороза.
В помещении стоял четко осязаемый запах алкоголя, и Альберт с подозрением оглядел пространство, но ничего не сказал. Побудив всех одеваться и с улыбкой мне кивнув, он покинул гримерку. Я ожидала, что опять начнутся нападки, но девочки, всполошившись от вручения долгожданных нарядов, стали рыться в пакетах, доставать одежду, обувь, аксессуары и восхищенно ахать.
С интересом рассматривая кружева и оборки на корсетах, чулки, туфли на шпильке и разноцветные бусы, я заглянула в свой пакет. В нем обнаружились лишь высокие замшевые ботфорты черного цвета. Сглотнув от удивления, я еще раз прочитала надпись на пакете. Там значилось мое имя. Определенно, здесь какая-то ошибка. Меня с кем-то перепутали. В ожидании, когда другая девушка обнаружит эту самую ошибку, я решила принять очередную дозу лекарств, чтобы насморк или першение в горле не подвели в самый неподходящий момент, а потом кто-то мне предложил виноград и шампанское, стоящие на столике.
Конечно же, пить я не стала, хоть и мучила жажда, а вот от винограда не отказалась. Меж тем красотки облачались в кружевные корсеты, развратное белье и колготки в сетку, красились, делали прически и любовались своим отражением. На меня не обращали внимания, все были заняты собой. Вскоре я поняла, что никто не получил неправильного пакета, и сильно забеспокоилась…
Решила найти Альберта, но он совершенно не вникал в вопросы, не касающиеся музыки, поэтому отослал меня к какой-то Наталье, ответственной за закупку реквизита. Пока я ее искала, время неумолимо продолжало свой бег. Около часа ночи я нашла нужную мне персону, и она недовольно принялась шерстить список.
– Да, сапоги из черной замши, тридцать шестой размер. Вознесенская Таисия Григорьевна. Какие-то проблемы?
– Но как же так? – воскликнула я, не желая верить услышанному. – Это ошибка! Я же не могу выйти на сцену в одних сапогах!
– Ну почему же? И не такое бывает, – ехидно улыбнулась полноватая блондинка с вызывающим макияжем. – Значит, номер такой. Но вообще-то, это не мое дело. Я реквизитом занимаюсь, а не капризульками артисточек. Иди давай, скоро выступать.
– Где я могу найти Максима Николаевича? – со слезами на глазах взмолилась я, хоть Наталья и не показалась склонной к доброте и сочувствию.
– А я откуда знаю? Я ему, телохранитель, что ли? Сходи вон в зал, поищи сама.
– А можно?
– Что ты пристала, девочка? Говорю же! Не знаю я ничего! Мое дело маленькое… Строят тут из себя святую невинность… – забормотала она, доставая сигареты из сумки и выталкивая меня за дверь своей каморки.
С бешено бьющимся сердцем я бросилась искать Макса. Наверное, стоило позвонить. Я рисковала нарваться на неудовольствие с его стороны. Если бы он хотел, чтобы я оказалась в зале рядом с ним, пригласил бы… Ведь так? А в действительности вручил меня Альберту и пошел встречать многочисленных гостей на правах хозяина. Я понимала, прекрасно понимала, что ему не до меня, что не должна мешать ему работать, и сейчас не самое лучшее время для моих мелких вопросов. Но я совершенно растерялась и не знала, что делать.
Для меня вопрос не мелкий, это вопрос жизни и смерти!
В переполненном зале было шумно и душновато, звенел хрусталь, откуда-то лилась ненавязчивая музыка, лаская слух притязательной публики. На сцене извивалась девушка в изумрудном чешуйчатом костюме, явно изображая змею. Спросив у проходящего мимо официанта с красными рожками на голове, в полностью атласном черном костюме с красной же бабочкой, где могу найти Суворова, я уперлась взглядом в сплетенную в объятии пару на расстоянии метров пяти, стоящую возле одной из колонн.
Это был Суворов, целующийся с той самой девушкой, что приходила к нему ночью. Одетая в невероятно открытое и короткое платье бронзового цвета, она то висела на нем, то томно что-то шептала на ухо, то жарко целовала. Надо признать, Суворов отвечал не менее пылко. Они просто-напросто прилипли друг к другу, и я поняла, что вызову гнев, если нарушу их уединение.
Но что мне оставалось делать? Выхода не было! Засунув поглубже едкую ревность, волнение и отчаяние, я бросилась к ним.
– Максим Николаевич, мне нужно поговорить с вами. Это срочно, – пролепетала я, нервно сцепляя руки и не решаясь заглянуть в глаза Суворову, чтобы не увидеть в них насмешку или недовольство.
– А здороваться тебя учили? – возмутилась его девушка, и я подняла на нее удивленный взгляд, встречаясь со злобным прищуром.
– Илона, это по работе, – успокоил любовницу Суворов, быстро поцеловал в шею и пообещал: – Я скоро вернусь.
А потом направился в сторону служебных помещений, даже не глядя, иду ли я за ним. Конечно же, надобности в этом не было. Он и так знал, что я безропотно побегу следом, а мое удобство никого не волнует, равно как и то, как буду пробираться через фланирующих по залу гостей клуба. Я засеменила позади Максима, в уме подбирая слова. В руках болтался несчастный пакет. Голова кружилась, наполнялась непонятным туманом, от волнения стало трудно дышать, я теряла связь с действительностью и покрывалась холодным потом. Ощущение чего-то неотвратимого настигло меня. Плохое предчувствие забило набатом по нервам…
Что-то явно было не так. Не как прежде. Сейчас всё иначе, появились неизвестные новые правила. Суворов стал другим. Как-то вдруг резко, словно его подменили. Из взгляда исчезла теплота, доброжелательность, он смотрел на меня как на букашку, ничего не значащую мелочь, которую можно отпихнуть в сторону и забыть. От этого взгляда хотелось сбежать, спрятаться, но больше – узнать, почему добродушный работодатель так переменился. Что случилось? А может, я придумываю? Может, он просто занят и сосредоточен?
Почему постоянно жду к себе какого-то особого отношения? Максим мне ничем не обязан, никаких привилегий у меня нет. Я такая же, как и все, работница клуба, а он – мой босс.
Ворох мыслей, мечущихся в голове, не давал мне сформулировать свой вопрос, и я стояла, безмолвно глядя на Макса, нет, Максима Николаевича, сложившего руки на груди и недовольно прожигающего меня серьезным взглядом. Стояла у двери его просторного кабинета, тогда как он расположился возле массивного стола, поразившего идеальным порядком. Ни дать ни взять офис крупной корпорации. Так и не скажешь, что находишься в увеселительном заведении.
– Долго будешь мяться? Что случилось? – наконец спросил он – слишком грубо, на мой взгляд. Чем я заслужила такое? Но эта грубость побудила меня очнуться, выйти из ступора и объяснить проблему.
– Произошла какая-то путаница. Нам выдали пакеты с костюмами для выступлений, и в своем я обнаружила одни лишь сапоги.
Вот я и обозначила претензии. Сейчас он нахмурит брови и отправится разбираться с нерадивой реквизиторшей, а я наконец смогу успокоиться и пойду готовиться к номеру. Максим и нахмурился, вот только не из-за ошибки с реквизитом.
– И что дальше? Какие-то проблемы? – спросил ленивым тоном.
– Но… Ничего не понимаю… Ты хочешь сказать, что… – Правда доходила до меня не сразу, я даже не могла ее озвучить, но должна была убедиться. – Подожди, ты хочешь, чтобы я выступала в одних сапогах? Голая?
– Не совсем, – ядовито усмехнулся Макс, оглядев мою строгую прическу. – У тебя такие длинные красивые волосы, что ты вполне можешь их использовать как одежду.
– При чем тут мои волосы? – изумилась я, разглядывая гротескную злобную карикатуру на человека, которого я знала прежде. Приложив пальцы к вискам, я пыталась сосредоточиться и осознать, наяву ли происходит наш разговор.
– Максим, я не понимаю, – настаивала я, желая услышать объяснения. Даже голос приобрел некое подобие твердости, хотя голова раскалывалась, просто нещадно болела. – Это похоже на какую-то злую шутку.
– А вот мне не до шуток. – Он вдруг оттолкнулся от стола и пошел по направлению ко мне. Подавляя. Унижая. Прожигая полным ненависти взглядом. Вот теперь-то я четко видела его презрение. Такое не скроешь. И как я могла раньше обманываться и думать, что он простил мне связь с отцом?
Невольно отшатнувшись, я слушала суровые слова, сказанные издевательским тоном:
– Ты выступишь в том виде, который я для тебя определил. Такова концепция твоего номера. Ты что же, подумала, всех сразишь своей уникальной игрой? Да они уснут, как только начнешь водить смычком по струнам, если не будет чего-то привлекающего внимания. Это номер, врубаешься? Номер в ночном клубе. Не понимаю, чего ты ждала. Не в своей благородной консерватории выступаешь для возвышенной публики. Никому не нужна твоя музыка в принципе, только твое тело.
Смысл слов доходил до меня далеко не сразу.
– Т-ты не м-можешь на полном серьезе говорить, что я выступлю в таком виде! Как ты себе это вообще представляешь? Силой на сцену потащишь? – голос срывался, становился истеричным, но я твердо решила воевать до конца. – Ты не заставишь меня… Нет…
И вдруг до меня дошло очевидное.
– Так вот оно что… – задумчиво пробормотала я, говоря словно сама с собой. – Мстишь мне. Это месть. Прикидывался добреньким, благодетелем, который предложил работу в самый нужный момент. Втерся в доверие, даже не погнушался использовать ребенка в своих целях! Как я могла быть такой слепой…
– Я использовал? Я втерся в доверие? – Макс расхохотался, как злобное мерзкое чудовище. Подошел ближе и склонился к лицу, заставляя опять отшатнуться. Но он не позволил мне никуда уйти, обхватив шею руками, словно хотел задушить, притянул к себе, вынудив встать на цыпочки и вцепиться ему в запястья. В такой беспомощной позе я слушала его насмешки, которые лились бесконечным кошмарным потоком:
– Да ты сама была рада пресмыкаться передо мной, хотя прекрасно понимала, что не можешь ждать хорошего к себе отношения. С чего бы? Ты вообще осознаешь, кто ты такая? Ты шлюха, раздвигающая ноги перед старым мужиком ради денег! – Оглядев меня презрительным взглядом с головы до ног, Макс продолжал: – И ты надеялась, что сын твоего любовника будет к тебе хорошо относиться? Правда верила в это? Да ты тогда еще наивнее, чем я думал. Вспомни, как бежала по первому зову. Тебя кто-то заставлял? Нет.
Он огладил мою шею пальцами, надавил, на ласку это мало походило, и я дрожала с ног до головы от расползающегося по телу липкого омерзения, с ужасом понимая его правоту.
Он прав, я сама попалась в сети. Сама, по своей собственной воле поддалась его фальшивому очарованию, призванному меня одурачить. И наказать. Он думал только о мести, тогда как я… Я надеялась на что-то большее. Дура. Идиотка. Сама заслужила такое к себе отношение…
– Понимаю, на что ты рассчитывала, – победно усмехнулся Макс, протягивая руку и вынимая шпильки из волос, одну за одной. Он распускал мои волосы, продолжая бить словами:
– Хотела сменить один денежный мешок на другой. Но ты не на того напала, девочка.
– Я не… не хотела ничего такого… – зачем-то стала я оправдываться, вот только мои оправдания были ни к чему, он их не слушал, ведь уже вынес мне окончательный приговор.
– Ты мне не нужна ни в каком виде. Слышишь? – встряхнул он меня, заставив всколыхнуться тяжелую массу распущенных волос, и мне показалось, что эта тряска отдается болью во всем теле, ставшем вдруг безвольным. Почему я не сопротивлялась, не знаю. Просто стояла, словно в ступоре, неспособная сформулировать ни единого цельного предложения. Да и зачем? Суворов явно наслаждался оскорблениями и звучанием своего голоса. И моей покорностью. Продолжая шипеть мне в лицо, как адский змей:
– Ты подстилка отца! Дешевка! Хотела соблазнить меня! Я не опущусь до объедков с чужого стола! – с этими словами он толкнул меня, да так сильно, что я полетела на пол, едва успев подставить ладони. Нелепо лежа на боку, я не ждала помощи, а тупо смотрела в пол, не видя ничего из-за пелены застилающих глаза слез. Так меня никогда не унижали, и я терплю это всё лишь ради матери.
Уговаривая себя не спорить с Максом, пыталась уйти в самую глубь сознания, защититься от его нападок, заставить свой мозг отключиться. Но разве такое возможно? Я видела и слышала всё. Это происходило со мной здесь и сейчас. И никакое, даже самое богатое воображение не способно унести меня далеко отсюда. Взяв себя в руки, я собрала в кучу остатки достоинства и неловко встала на ноги. Меня качало, лицо было исполосовано дорожками слез, а в голове бил отбойный молоток, но всё же я гордо подняла подбородок и как можно высокомернее высказалась:
– У меня и в мыслях не было соблазнять тебя. Не знаю, с чего тебе это в голову пришло.
– Да ладно, хватит строить из себя невинность. Ты либо крестик сними, либо трусы надень. Перестань корячиться и иди уже на сцену исполнять свой кошачий концерт. Если ты забыла, напомню: ты подписала контракт и не можешь отказаться выступать.
– Ты, что же, меня силой потащишь?
– Зачем? Есть более цивилизованные способы сделать тебя послушной. Ты пойдешь сама. А если откажешься, то всего лишь один звонок на зону исправит положение.
Я сразу догадалась, о чем он. Даже замутненным сознанием осознала угрозу, нависшую над моей бедной мамой. Суворов точно не станет церемониться и расправится с ней без зазрения совести.
Показывая готовность совершить роковой звонок, Макс достал телефон и начал демонстративно листать контакты. Глаза его сверкнули недобрым, лицо исказила мрачная усмешка. Наслаждается, гад, сложившейся ситуацией. Радуется, что поставил меня на колени и может крутить своей послушной игрушкой, как ему вздумается. У него в руках надежный рычаг давления. Мерзкий урод всё продумал, всё просчитал, а теперь ему только и остается, что дергать за ниточки, управляя бесправной куклой…
– Ты не представляешь, как некоторые женщины любят насилие. Озлобленные твари, вот кто они. За деньги готовы даже на убийство. На зону не попадают такие одуванчики, как ты. Так что решай, что лучше: выступать на сцене голой и знать, что мама в безопасности, или сохранить свою мнимую скромность, но заставить родного человека страдать от боли и унижения.
– Ты просто чудовище… – прошептала я, в ужасе качая головой. Я не могла поверить перемене, произошедшей в Максиме. Как он умело притворялся… Не человек, а настоящий монстр. При этом свято верит в то, что говорит, чувствует себя правым.
– Но-но, давай-ка ты не перебарщивай. Кто еще из нас чудовище? Влезла в семью, разрушила…
– Ты так уверен, что было что разрушать?
Зря я задала этот вопрос. Глаза Макса потемнели, и показалось, что он готов наброситься на меня и душить до смерти, а на тонкой коже шеи еще остались болевые ощущения от его жестких пальцев. Не хочу, чтобы он снова касался меня, но и удержаться и не ответить правдой на оскорбления так сложно. Будто мама соблазнительница какая, а Николай Дмитриевич – святой. Он по своей воле вступил в адюльтер и не желал менять ситуацию, ему удобную, и разводиться.
– Вы все, любовницы, так себя оправдываете. Но если сука не захочет, кобель не вскочит. Связалась с женатым мужиком – отвечай за последствия. Жила на его деньги, как сыр в масле каталась. О его семье ты не подумала! Тебя устраивала роль приживалки, лишь бы побольше платил. А как надоел, решила избавиться…
Всхлипнув, я замерла на месте от обрушившейся на голову истины. А ведь в чем-то Макс прав. Пусть его слова всецело обращены к моей матери, но я тоже соблазнилась благами, деньгами, соблазнилась чужим отцом, принимая его любовь как должное, совершенно не думая о настоящей семье!
Мне нравилась богатая жизнь, ни о чем не беспокоиться и наслаждаться своим сказочным мирком, и я закрыла глаза на реальность. И вот наступила расплата.
Но не слишком ли жестокая?
– Хватит ненужных разговоров! – рявкнул Максим, хотя я молчала, не в силах произнести и слова. – Давай раздевайся быстро! Достала тут нюни разводить, будто целка нераспакованная.
От услышанных грубостей начало колотить. Это уже перебор. Сколько можно меня оскорблять? Какой нормальный человек станет спокойно слушать гадости в своей адрес и не перечить? Я же должна защищаться. Но стоит ли? Будет ли в этом толк? Хоть малейший? Или лучше сдаться и позволить Суворову выплеснуть свою ненависть в полной мере? Авось успокоится, когда перебесится… Маму зато не тронет. Может быть.
Но мою основную проблему смирение не решит… Надо выйти на сцену ради матери, ее безопасности в заключении, ради нашего будущего, в котором есть деньги по контракту и нанятый с их помощью адвокат, он вытащит родного человека из кромешного ада…
Как же тяжело оказалось жить, полагаясь только на саму себя, как сложно далась самостоятельность. Едва сделала шаг к независимости и взрослению, как попала в безвыходное положение, угодила в ловушку к расчетливому мстительному гаду, которому не составило труда облапошить такую дуру, как я…
Полный провал, пепел и прах…
С наслаждением представляя, как он горит в геенне огненной в наказание за свои грехи, я начала раздеваться. Пусть смотрит. Надо привыкать к зрителям. Но Суворову и тут не угодишь. Слишком медленно. Подскочив ближе ко мне, он обхватил платье за ворот и дернул вниз, обнажая грудь, я же инстинктивным движением пыталась привести одежду в порядок, защититься.
– Я сама, не надо… прошу… – взмолилась я со слезами. Как ни старалась, не смогла их, к своему стыду, сдержать.
Макс отдернул руки, словно я была вещью, которой неприятно касаться, но он вынужден по какой-то причине.
– Тогда поспеши! Наденем на тебя маску, а то взгляд олененка Бэмби, оказавшегося под прицелом ружья, не очень-то настраивает на нужный лад.
Набрав какой-то номер, он коротко приказал реквизиторше принести маски, а потом, когда она влетела в кабинет с видом спешащей на пожар, забрал у нее всю коробку и начал в ней рыться. Я в это время уже разделась до белья и боролась со змейками на длиннющих сапогах, противно облепивших ноги. Старалась сладить с ними беззвучно, чтобы, не дай бог, Суворов не решил мне помочь.
Не перенесу, если он снова ко мне прикоснется. Если раньше я мечтала о нем, о любом знаке его внимания, о касаниях и поцелуях, то теперь страстно желаю избавиться от его присутствия навсегда, никогда не слышать голоса и вообще ничего знать об этом ужасном человеке…
– Ну что, готова? – раздался сверху резкий недовольный вопрос. Подняв голову, обнаружила Макса возвышающимся надо мной с масками в руках. – Черная или золотая?
– У меня есть право выбора? – с горькой усмешкой задала я риторический вопрос, выхватывая черную маску, под цвет своего настроения. Надела бы серо-буро-малиновую, лишь бы поскорее окончить собственную моральную экзекуцию. Макс посмотрел на часы.
– Через десять минут твое выступление. Иди за кулисы. Скрипку тебе принесут. Да, кстати, возьми плащ. Выйдешь, эффектно его скинешь, сядешь на стул посреди сцены – и вперед.
Плащ? Глядите-ка, какой аттракцион невиданной щедрости. С изумлением и неверием взирая на странно задумчивое лицо Суворова, я выхватила у него из рук черную объемную тряпку и накрылась с шеи до ног, радуясь, что не придется идти по коридорам клуба полуголой.
Честно говоря, я думала, что именно такая прогулка меня и ждет – как олицетворение начального этапа мести Суворова. Кое-как стянула белье, изловчившись не показать стоящему рядом ненавистному мужчине ни единого миллиметра своего тела.
