Текст книги "Недотрога (СИ)"
Автор книги: Яна Невинная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
Глава 28
– Купили? – задала естественный вопрос, хотя уже начала догадываться, что всё это значит.
– Да, купил, – просипел Александр, и мне показалось, что от скрипа его голоса корежит душу. Мою израненную, искалеченную мужчинами душу, которая подыхала в смертельной агонии прямо сейчас, в эту самую минуту, когда машина мчалась в неизвестном направлении.
Меня не интересовал вид за окном, он превратился в размытую картинку, как и лицо сидящего передо мной мужчины, и я поняла, что плачу. Снова слезы, чертовы слезы, естественная реакция на ситуацию, но абсолютно бесполезная. Как и попытка вырваться, сбежать, драться. Я беспомощное жалкое ничтожество, неспособное ни на один смелый поступок, даже для спасения собственной жизни.
А нужна ли такая жизнь? Такая, когда тебя может похитить любой пожелавший завладеть твоим телом ради собственного удовольствия, наплевав на закон? При свете белого дня, в общественном месте? Впервые я задумалась о самоубийстве, хотя всегда считала слабостью желание покончить со своей жизнью, таким образом решив проблемы. Но я же хотела бороться, я же мечтала начать новую жизнь… Почему все мои мечты рассыпаются в прах? За какие такие грехи меня наказывает Всевышний? Если он, конечно, существует…
– Ты молчишь… Ничего не спрашиваешь, – заметил мужчина, а я бросила на него затравленный взгляд и тихо сказала:
– А есть смысл? Я и так понимаю, что значит эта покупка.
– Уверена? Нет, Таисия, сейчас ты поймешь, что ошибаешься.
Он сунул руку во внутренний карман пиджака, и я вздрогнула, приготовившись увидеть что-то грозное и опасное. Может быть, нож или пистолет. Но Александр достал черное кожаное портмоне. Всего лишь портмоне. Раскрыл его и показал мне цветную фотографию с группой людей на ней. Он, красивая женщина рядом и по бокам – две белокурые девочки лет так двенадцати-четырнадцати.
На мой вопросительный взгляд похититель нежно погладил лицо каждой и прохрипел:
– Мои девочки, моя семья. Танюша, Олечка и Леся. За них готов убиться. А их обидчика – четвертовать. Так что подумай, могу ли я в принципе обидеть женщину? Нет, не могу, – ответил сам на поставленный вопрос, когда я снова промолчала, с трудом вникая в происходящее. – Поэтому не бойся и перестань уже дрожать. Егор, давай помедленнее. Девочке страшно.
Впервые бросив взгляд на водителя, я едва уделила ему внимание, снова обратив свой взор на загадочного мужчину напротив. Зачем он убеждает меня в собственной благонадежности, тогда как его действия говорят о прямо противоположном?
– Что вам нужно в таком случае?
– Меня попросили помочь. Один очень хороший друг. Николай Дмитриевич Суворов. Знаешь такого? Конечно, знаешь. Мы с ним служили вместе. Только он в бизнес подался, а я в Афган поехал, ранение получил. Поэтому такой голос, – указал он на свое горло и продолжил: – Как Коля в больницу загремел, сразу к себе вызвал, чтобы я позаботился об его семье. Заставила ты меня побегать, девочка, – посмотрел он с укором, а я потихоньку расслаблялась, понимая, что не так оценила ситуацию, хотя голова пухла от вопросов. Но имя Николая Дмитриевича мгновенно успокоило.
– Побегать? Почему сразу было не позвонить и не сказать, что Николай Дмитриевич поручил вам помочь нам с мамой? – нахмурившись, спросила я в лоб.
– Да потому что я растерялся. Никакое военное прошлое не подготовило меня к тому, что я со временем узнал. – Лицо Александра посерьезнело, всё тепло исчезло из голоса. – Я с недоумением наблюдал издалека, что тут творится. Ты связалась с младшим сыном Коли. Он паренек-то неплохой, только мягкотелый. Кольке бы его в армию отправить, там был из него сделали человека, а так… – Махнув рукой, будто признавая поражение, Александр потупил взгляд. – Я не смог помешать ему в том, что он с тобой сделал. Не успел, недооценил противника, просто не думал, что Максим на такое способен! И еще Колька со своим сердцем… Не мог я ему признаться, что сын стал конченым мерзавцем, что Наташка в хлам каждый день упивается. Что они вместе тебя и твою маму хотят извести. А когда ты замуж вышла, я и вовсе отступил, подумал, что ты парня нормального нашла, защитника. Подумал, зачем мне вмешиваться в жизнь совершеннолетней девушки? Дураком был… Меня опережали каждый раз, на каждом шагу. И не с кем посоветоваться, потому что Колька ничего не знал. Не хотел я его травмировать…
Он потер челюсть рукой и покачал головой из стороны в сторону, выражая недовольство собой, а я сидела и чувствовала, что мозг лопается от новой информации. За мной следили, могли помочь – но не помогли. Вернее, помогли, но когда уже стало поздно. Когда были совершены все мои ошибки, когда надо мной поиздевались все кому не лень. Разве это защита? Разве это помощь? И кто виноват? Сам Александр, опаздывающий с подмогой и неправильно оценивающий ситуацию со стороны? Или отчим, скинувший на друга собственные проблемы? Обида на обоих закипала во мне огненной лавой.
Кажется, за всё это время только один-единственный человек делал что-то истинно хорошее, бескорыстное и действительно нужное в момент беды – Альберт. Он помог мне выбраться из клуба, привез вещи и не осуждал. Все остальные… Что ж… То ли я такая невезучая, то ли не попадаются мне нормальные мужчины на жизненном пути.
– Ладно, – сморгнула я слезы, вперив пустой взгляд в обшивку сидения напротив. – Друга вы сберегли от переживаний, а меня решили дополнительно помучить? Зачем нужен был весь этот спектакль с раздеванием на снегу? Знаете, какие мысли у меня тогда возникли? Если бы у кого-то из ваших подручных был пистолет, я бы его выхватила и выстрелила себе в голову! Чтобы только прекратить свои нескончаемые мучения! Понимаете?
– За это прости, девочка, – просипел Александр, протянув руку, чтобы успокаивающе потрепать меня по плечу, но тут же убрал ее, вероятно, испугавшись безумия в моих глазах. Я смотрела на него теперь в упор, безмолвно требуя объяснений.
И он их мне дал:
– Мучения в этот раз и впредь будут ждать только одного человека. Максима. Нам нужно было представление для него. Запись с камер. А еще твой купальник, оставленный ему на память, – злобно скрипнул он зубами и сжал руки в кулаки. – Он должен поверить, что тебя похитили. Теперь он всегда будет думать, что тебя забрал себе покупатель лота на позорном аукционе, который он с дружками устроил в своем адском клубе. Маленький гаденыш никогда не узнает, что тебя увез его отец, потому что Коля не желает больше знать сына. Никогда.
– Вы имеете в виду, что всё это план Николая Дмитриевича?
– Да. Он решил таким образом наказать сыночка. И это еще не всё. Отобрать игрушку – слишком малая плата. Сейчас мы поедем с тобой к клубу. И ты увидишь, что случится. Ты же хочешь расплаты? Хочешь отомстить этому гаденышу, исковеркавшему тебе жизнь?
Я сидел и смотрел, как Тая стремительно уходит от меня. Первым побуждением было догнать, начать снова убеждать, просить хоть какого-то мизерного шанса… Но она была настолько права во многом, настолько жестко меня отвергла правильными доводами, что я будто прилип к месту. Она уходила не просто куда-то в другое помещение – покидала мою жизнь. Я цеплялся за оставшееся у нас по договору время, но разум подсказывал, что ничего не выйдет. Впервые за последние дни я понял одну истину.
Эта маленькая, хрупкая недотрога выиграла в нашем негласном поединке. Она уйдет, а я останусь пожинать плоды собственных действий. Возможно, до конца жизни жалея об ошибках и горячности, которую не смог побороть. А ведь всё могло быть по-другому… Или нет? Так или иначе, Тая является дочерью женщины, разрушившей брак отца. Эту преграду сложно преодолеть.
Но Тая нужна мне! Плевать на все преграды и предубеждения! Не могу смириться с тем, что она исчезнет из моей жизни! Да, сейчас ее невозможно ни в чем убедить. Вряд ли она видит перед собой нормального человека, видит только монстра, которого я собственноручно создал и показал ей. Этот образ ее отталкивает, мешает даже допустить мысль, что у нас может быть будущее…
Мне некого винить, кроме себя. Но если отпущу ее на время, дам шанс почувствовать твердую почву под ногами, Тая успокоится и сможет воспринимать меня иначе. Сдаваться я не собираюсь!
Решив для себя эту дилемму и кое-как примирившись с собой, отправился на ее поиски, обнаружив в массажном кабинете. Узнал по зеленому купальнику, сдвинутому на округлую красивую попку. Я не должен был подсматривать. Тая бы возненавидела еще больше, обнаружив, что снова воспользовался шансом обласкать взглядом ее тело, но я будто бы прощался, пытаясь насмотреться впрок.
Хотя понимал, что это невозможно. С ней пробуждалась какая-то дикая ненасытность, неведомый ранее голод.
И не только физический, хотя он по большей части главенствовал, а жажда как можно сильнее сблизиться с этой девушкой, войти в ее жизнь настолько полно, чтобы мы стали неделимы. Хотелось узнать ее досконально, забрать себе ее беды и страхи, заботиться, искупать в роскоши, исполнить любые желания. Хотелось, чтобы она стала моей. Но в данный момент это нереально. И я просто довольствуюсь жадными взглядами, а после ухожу, пока она меня не заметила…
Я не мог тогда остаться, но это не оправдание тому, что произошло потом… Очередная роковая ошибка с моей стороны. Просчет, который стоил так дорого…
Таю похитили. Прямо у меня из-под носа.
Почему я не подумал об охране? Почему посчитал, что смогу защитить ее, находясь в соседнем помещении? В какой уже раз упустил ее, но не учусь на собственных ошибках! Но убиваться и казнить себя не было времени. Мне не пришлось долго гадать, что произошло. Стоило только запросить записи с камер на выходах из комплекса.
От увиденного захотелось застрелиться. Прямо на месте. Тая, моя бедная Тая, которую столько раз уже подвергали унижению, вынуждена была раздеваться на виду у четырех мудаков, издевательски посмеивающихся над ее попытками сделать это под объемной курткой. А потом она села в машину. Ту самую, которая преследовала нас по пятам. И о которой не удалось выяснить ничего. Ни до похищения, ни после – в течение долгих часов, когда я чуть ли не весь город буквально облазил в поисках Таи.
Поднял все связи, полицию, поставил раком всех сопричастных и орал на них благим матом, требуя найти ее во что бы то ни стало… А в голове занозой сидела мысль, что это покупатель с аукциона ее украл. Аукциона, с которого я самолично продал Таю. От этой мысли хотелось рвать на себе волосы, разбить все вокруг, и выть. Выть на луну, как бешеный пес, привязанный на цепь без малейшей возможности освободиться. Таким я себя и ощущал. Диким животным, рвущимся в бесполезных попытках исправить случившиеся по моей вине.
Спустя несколько часов, когда уже наступил понедельник, после бессонной ночи, я получил короткое сообщение с неизвестного номера:
«Преисподняя. Найдешь ее там».
Мне не нужно было расшифровывать послание. Я не знал, что это – игра, издевка или ловушка. Не знал, что от меня хотят и кто отправитель. Неважно. Я прыгнул в машину и понесся к клубу с единственной бьющейся в голове мыслью:
«Спасти. Ее. Увидеть еще хоть раз. Спасти…»
Зловещее небо, мелькающее в отражении лобового стекла, служило недобрым предзнаменованием, но я сосредоточенно жал на газ, пока не увидел клуб. А рядом с ним толпу.
Выскочил наружу и побежал вперед, спрашивая по пути у каждого, кто мне попадался, что здесь происходит.
Но вопросы иссякли, когда заметил клубы дыма, валившие буквально изо всех окон. Черная завеса заволокла здание, быстро превращая его в огромный пылающий факел. Люди вокруг бегали и орали, ни от кого было не добиться нормальных объяснений. Но я отчего-то знал, что не могу стоять и смотреть.
Действовал на инстинктах, бросаясь к главному входу. Схватился за ручку, отдернув поначалу пальцы. Горячая. Раскаленная. Но это меня не остановит. В голове пульсировало одно имя: Тая.
Она может быть там. Какой-то урод решил расправиться с ней и где-то запер, наверняка связал, а потом поджег клуб. Стянув кофту, намотал ее на ладонь и таким образом смог прикоснуться к ручке и распахнуть дверь, выпустившую наружу жар. Обжигающий жар, который заставил закашляться и задохнуться, но не сумел остановить. Я ринулся в черный обугленный проем двери, слыша позади, как мне кричат не делать этого.
Но не было человека, который смог бы меня сейчас удержать. Я метался по помещениям, ища Таю и выкрикивая ее имя, пока не сорвал голос, пока изо рта не стали вырываться одни болезненные судорожные хрипы. Где чертовы пожарные? Где они, когда так нужны? Почему не сработали хваленая сигнализация и установленные системы пожаротушения? Эта мысль проскочила и исчезла, когда я пробежал очередной коридор и вдруг понял, что слышу музыку.
Играла скрипка. Она была мне знакома – эта мелодия. Заунывная, наполненная болью, она как нельзя лучше подходила творящемуся вокруг безумию. Чернели стены, рушились балки, всё заволакивало дымом, огонь беспощадно пожирал здание изнутри, грозя задавить меня обломками, но я не повернул назад, а бросился вперед – к сцене.
Увидел находящуюся там фигуру, к которой подбирался огонь. Девушку с длинными волосами, обнаженную, сидящую на стуле со скрипкой в руке. Дежавю. Вечер выступления Таи. Ее унижение и позор. Только безумная могла бы играть на фоне творящегося хаоса. Но, может, Тая и сошла с ума. Я довел ее или кто-то другой?
На вопросы не было времени. Я едва видел ее за завесой дыма, орал ей идти ко мне, бросался из стороны в сторону, увиливая от огня, пока не добрался до сцены, ощущая себя как в самом настоящем аду. Из которого давно пора выбираться. Я должен был спасти ее, иначе не прощу себе. А если не удастся, то мы останемся здесь вместе навсегда.
Подбежав к задымленной неподвижной фигуре, я в недоумении уставился… на манекен. Искусно выдававший себя за Таю. Вокруг по-прежнему звучала музыка, сопровождаемая симфонией бушующего огня, а я стоял и стоял, глядя в мертвые глаза куклы. Никак не доходило, что происходит, пока я не понял, что меня заманили в огненную ловушку, а Таи здесь нет.
Треск очередной упавшей балки вырвал меня из плена раздумий, и я кинулся прочь со сцены, гонимый уже другим желанием – выжить. Пересечь главный зал, который больше никогда не встретит посетителей. Пронестись мимо картин с дьявольскими изображениями, плавящихся и чернеющих на глазах. Нырнуть в задымленный лабиринт коридоров и упереться в тупик из огненной непроходимой стены. А потом метаться среди огня, пытаясь выбраться наружу. Час или несколько минут, секунд… Я потерял счет времени, когда вокруг всё рушилось, трещало и горело…
Почувствовать на спине, сбоку, на лице огненные языки пламени… И в последний момент вывалиться в окно наружу, слыша на периферии сознания какие-то крики, топот ног и завывание пожарной сирены…
Глава 29
Если бы меня спросили, чего я хочу в данный момент, даже предложили бы самое желанное, я бы не смогла ответить. Потому что настолько устала и была морально истощена сначала разговором с Суворовым, а потом похищением и снова разговором, теперь уже с другом Николая Дмитриевича, что хотела лишь одного – чтобы мозг отключился и меня перестали донимать вопросы.
На всё плевать, абсолютно на всё.
Пусть вокруг рушится мир, я хочу только тишины и покоя.
Александр задал мне вопрос о возмездии, но в том состоянии я не была способна хоть что-то решать. Организм дошел до предельной отметки истощения, психика не выдерживала нагрузки, и я выключилась, или даже сломалась, как неисправный прибор, стоило оказаться в какой-то незнакомой квартире, на мягкой теплой постели, где мне предложили переночевать перед вылетом за границу.
Новость о переезде в другую страну к маме и Николаю Дмитриевичу, которые где-то там, за пределами моей кошмарной реальности, воссоединились, стала бальзамом на израненную душу, ответом на мольбы. Я хотела уехать из России, возможно, даже навсегда. Позабыть прошлое, стереть его и начать с чистого листа. Англия, Франция, Мексика, да хоть Африка – всё равно.
Лишь быть подальше отсюда.
Я уснула впервые за долгое время с улыбкой на лице. Не вымученной, фальшивой, а настоящей – исполненной счастья и надежд на светлое будущее.
Вот только утро готовило мне новые испытания. Я не хотела прощаться с кем-то из своего окружения. Разве что с Альбертом. Но для этого хватило одного-единственного звонка. Больше меня в России ничего не интересовало. Но Александр неистово убеждал, что я обязана отомстить. С горящими глазами он доказывал, что только слабые оставляют обидчиков без должного возмездия. Что он уже всё подготовил, и мне нужно лишь согласиться.
Я не понимала, почему он просит моего разрешения. Ведь, в конце концов, он, как друг семьи Суворовых, гораздо ближе к ним, чем я, посторонний человек, случайно попавшийся под горячую руку Максиму. Да, он навредил мне, но, как бы банально ни звучало, Бог ему судья. Он не получил меня, и, смею надеяться, это достаточное наказание для такого, как он, коллекционера живых игрушек. К тому же он отплатил мне материально. Деньги и недвижимость не будут лишними в моей новой самостоятельной жизни. Я не собиралась держаться за мамочкин подол и слушаться ее и Николая Дмитриевича.
Пусть я прошла тернистым путем ошибок, но они исключительно мои, и в будущем я собиралась жить самостоятельно. В общем, мне казалось, что всё складывается неплохо, и мне не нужен контрольный выстрел в голову Суворова.
Александр сочился досадой и даже гневом, изрыгал проклятия и пугал меня таким поведением. Наверное, он бы кричал, если бы позволял голос, а так всего лишь сипел.
– Я спросил у Коли, должен ли его сын быть наказан, и он сказал «да», – проговорил он глухо, подхватывая с журнального столика ключи, документы и облачаясь в длинное элегантное пальто. – Ты поедешь со мной и посмотришь на крах этого зарвавшегося щенка!
– На крах? Какой еще крах? – испуганно спросила я, семеня следом в сопровождении двух мужчин-охранников с моими вещами в руках. Пока я спала, они купили мне всё самое необходимое для поездки и привезли паспорт на новое имя.
Суворов, если будет искать Таисию Вознесенскую, украденную неизвестным клиентом, никогда не узнает, что она пересекла границу. Потому что пересечет ее по документам совсем другой человек.
Он никогда меня не найдет и не догадается искать рядом со своим отцом, потому что тот решил раз и навсегда порвать отношения с сыном. Об этом мне сообщил Александр. А теперь с разрешения друга он собирается как-то навредить Максу.
Неужели убьет? Что он задумал?
Страх сдавил горло ледяной рукой. И я, рванувшись к идущему впереди мужчине, потребовала ответа:
– Что вы сделаете с Максимом? Я не буду участвовать в убийстве. Так и знайте! Это слишком!
– Девочка… – вздохнул Александр, будто я спросила о погоде. – Ты передала бразды правления в мои руки, так что…
Меня такой ответ не удовлетворил, и я наступала снова:
– Я не выйду отсюда, пока вы не скажете правду!
– Не выйдешь? – усмехнулся он со стальным блеском в глазах. – А зачем тебе оставаться? Поедем со мной, и, может, ты сама подольешь масла в огонь, когда поймешь, что я приготовил для Макса.
Я не сдалась, а поехала по той причине, что надеялась помешать Александру. Думала, что любой его план можно предотвратить или как-то еще исправить сиуацию. Но оказалась неготовой к тому, что фигура речи про огонь воплотится в реальность…
Мы стояли на пригорке, предоставляющем отличный вид на пылающий клуб «Инферно» с облепившими его по периметру людьми. Сначала я выдохнула с облегчением, поняв, что Александр просто стирает с лица земли заведение, в котором я покрыла себя несмываемым позором. Стало ли мне легче от увиденной картины? Не знаю… Задуматься я не успела, потому что безошибочно, может, даже шестым чувством, узнала человека, метнувшегося в горящее здание.
Максим… Но зачем ему бросаться в огонь? Неужели кто-то остался внутри? Работники клуба? Кто-то из партнеров? Мне показалось, что воздух вокруг исчез, стало невозможно дышать, и с отчаянным криком я дернулась, чтобы побежать вниз.
Но не смогла. Меня остановили, схватили за руки и заставили стоять на месте. Как обычно, бессильная перед чужой волей, вынужденная принимать удары судьбы.
– Прекрати истерику, – холодно оборвал мои попытки вырваться Александр, со спокойствием айсберга взирающий на разыгравшееся внизу представление. – Он ищет там тебя. Так и было задумано. Но не найдет. Вообще никогда не найдет. Потеряет свой клуб, друзей, когда они узнают, что здание сгорело по его вине…
– Но как вы можете! Он же там погибнет!
– Максим? Ничего с ним не случится. Как-то нас душманы окружили и закрыли все отступы, подпалили хибару, в которой мы прятались и не выпускали, обстреливая со всех сторон. Вот это я называю безвыходным положением, а то, что сейчас Колькин сын побегает по задымленному зданию, ничем ему не грозит. Ну, может, чутка покоцает его пламя, но и не с таким люди выживают. Я вот выжил. Жена, дети, деньги – всё при мне. Одного не терплю – когда невинных обижают. Я этого на войне насмотрелся и не желаю видеть в мирное время!
– Неужели Николай Дмитриевич позволил вам погубить собственного сына? – прошептала тихо, ужасаясь отблескам пламени в глазах этого словно неживого человека, способного на такие жестокие уроки.
– А ты – его дочь. Поняла? И нечего тут слезы лить по гниде, которая тебя, как шлюху, за бабки продала. Вытащат его, не трясись. Я на себя чужую смерть брать не собираюсь. А мальчишке урок не помешает. Может, хоть башка на место встанет после такого. А Колька… Он от сына отрекся и ничего не сказал, когда я пообещал отомстить за тебя. Дал мне карт-бланш.
– Как вы, мужчины, можете быть такими жестокими? – пораженно спросила я, продолжая гипнотизировать открытую дверь «Инферно», из которой валили клубы дыма. Думать было сложно, разговаривать – тоже, потому что телом я находилась здесь, а душой – там, где Максим сражался с пламенем.
– Жестокость – это обижать женщин. А мстить – это справедливость. Ну вот, смотри, живой он. И даже сам на ногах стоит, – кивнул он головой в сторону левого торца, где двое мужчин волокли Суворова, выбравшегося из здания.
Живой… Он не знал, не видел меня, но я точно так же, как и он, повисла сейчас между двумя мужчинами, безмолвно радуясь, что он жив и, кажется, невредим, а также спрашивая себя, почему мне это так бесконечно важно.
Мы уезжали от сгоревшего клуба под зазывания сирен. Я не стала оборачиваться, хотя ощущала дикую незавершенность оттого, что не могу оказаться рядом с Максимом, узнать, как он, утишить его боль. Но я не должна быть рядом. Я ему никто. Он скоро забудет меня, а я попробую забыть его. Между нами всё кончилось, так толком и начавшись. В моей новой жизни, построенной на руинах прошлой, никогда уже не будет его.
Мужчины, который меня сломал.
И который создал новую меня.
