Текст книги "Недотрога (СИ)"
Автор книги: Яна Невинная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Глава 9
– Такие люди и без охраны, – раздался противный женский голос за спиной. Я обернулась и увидела, что три знакомых мне девушки с четвертого курса окружили меня и бесцеремонно разглядывают. Говорила одна из них – та самая обруганная худруком альтистка Света Семенова. Я догадалась, что они имеют в виду.
Один из водителей, выделенных любовником мамы, испытывал ко мне романтические чувства. Даже я со своим отстраненным взглядом на жизнь это поняла. Слава частенько поджидал меня у выхода из консерватории, чтобы проводить в машину, особенно когда на улице было скользко.
И стоящие на крыльце часто становились свидетелями того, как мы идем с ним под руку, а потом он галантно сажает меня в машину. Тогда я мало волновалась о том, что обо мне думают, да и теперь я не собиралась объяснять никому увиденное. Собственно, какая разница, какого они мнения о моей персоне? Или разница есть и мне лучше с ними подружиться? Коллеги все-таки.
– Не ожидала вас тут увидеть, – призналась я честно, дружелюбно улыбаясь трем грациям. Или, точнее сказать, фуриям? Только сейчас поняла, что в их группе было немало талантливых студенток, но сюда приглашены самые красивые, словно отбирали их по внешним данным, а не за талант. Одетые в короткие нарядные платья, две длинноволосые брюнетки, Света и Оля, а также рыжая Диана казались моделями, а не профессиональными исполнительницами.
– А уж как мы-то тебя не ожидали увидеть, – не осталась внакладе Света, многозначительно переглядываясь с подругами.
– Вознесенская, ты как попала сюда? – фыркнула Оля, пренебрежительно оглядев меня.
Сказать, что лично пригласил хозяин, значит явно нажить себе врагов. Поэтому я брякнула наугад:
– По объявлению.
– Ну-ну, – рассмеялись девицы, очевидно мне не поверив, а потом Оля неожиданно предложила:
– Поедем с нами в какую-нибудь кафешку? Расскажешь, что да как.
– Я бы с радостью, но Максим… э-э-э… Николаевич что-то говорил про индивидуальные репетиции. Наверное, мне придется задержаться.
Заминка при упоминании хозяина клуба не осталась незамеченной всей троицей, очередное их переглядывание напрягло. Мне совсем не нравилось быть в центре внимания и вызывать беспочвенные подозрения.
Пожав плечами, Диана поторопила подруг:
– Пойдемте, девочки, оставим нашу местную звезду репетировать.
– Вознесенская, не подскажешь своего модельера? – съехидничала Света, дергая меня за край рукава. – Давно к тебе приглядываюсь, к твоим нарядам от лучших кутюрье. Я тоже хочу в звезды, да, видно, платье не то, надо как у тебя, чтобы всё закрытое было и по земле волочилось.
Подружки Светы глупо захихикали, поддерживая издевательства.
– И парикмахера с визажистом посоветуй, – продолжала глумиться Света, – а то я сама такие дульки на голове крутить не умею.
Покрутив пальцем позади своей головы, изображая собранные в пучок волосы, Света с вызовом посмотрела на меня, ожидая ответной реплики. Вот только я не сильна была в отбивании чужих нападок. Не приходилось еще сталкиваться с прямыми оскорблениями и глупыми намеками. Поэтому я растерялась и не нашлась, что ответить.
– Думаю, вы и без меня обойдетесь, – пробормотала я первое, что пришло в голову, отчаянно желая провалиться сквозь землю и чувствуя, как румянец покрывает щеки.
– Не хочет делиться секретом успеха, – притворно вздохнула Света, покачав головой. – Ладно, пошли, девочки. А то ослепну еще от неземного сияния.
Уходя, рыжеволосая Диана сочувственно мне улыбнулась. Наверное, понимала, что подруги перегнули палку, но пойти против них не могла, даже если не хотела поддерживать издевательства.
– Ну что? – на сцену вскочил Альберт, потирая толстые ручки. – Максим Николаевич сообщил, в чем твоя задача?
Находясь во власти переживаний из-за грубости коллег, я молча помотала головой.
– Только вкратце.
– Вот держи ноты, изучай. Попробуй изобразить.
Всё еще не отойдя от произошедшей стычки, я вяло обхватила смычок и попыталась сыграть первые аккорды, но сразу же споткнулась. Начала заново, и вроде бы шло неплохо, даже удалось отвлечься, и тут я увидела нахмуренные брови худрука и сморщенный, словно от вони, нос.
– Так плохо?
– Да ты себя, деточка, совсем не слышишь. Говоришь в нос. Что у тебя? Насморк? Когда так забит нос, невозможно нормально музицировать. Разве ты этого не знаешь? Очень непрофессионально. Разболеться в самый ответственный момент! На генеральной репетиции. Можно же, в конце концов, меры принять!
Раздухарившись, престарелый Альберт продолжал поносить безалаберную молодежь и вспоминать, какими прилежными были его современники.
– Что тут происходит? – на сцену бодро вскочил Максим, видимо, уловив царившее на ней напряжение.
– Ваша девочка не готова и вряд ли сможет осилить программу в таком состоянии, – пожаловался Альберт, нисколько не стесняясь говорить при мне. Волна стыда окатила все тело с ног до головы, хотя я не понимала, почему так важно угодить Максиму. Ведь сутки назад я отчаянно сопротивлялась самой идее мамы вступить с ним в контакт. Поймав настороженный взгляд Суворова, я молча ждала приговора, а Альберт продолжал:
– Ее нужно заменить, есть множество талантливых девочек. Я могу посоветовать парочку… Вот тут у меня…
– Будет выступать она. В чем, собственно, дело? Она не справляется или что-то другое? Что с ней?
– Таисия болеет, у нее насморк, может, отит. Она себя совершенно не слышит, жутко фальшивит. Любой профессионал это понимает.
– У нас тут не консерватория, гости вряд ли заметят фальшь, даже если им сыграют прямо в ухо. Так что не волнуйтесь. Дайте ей ноты или что там у вас. Она будет здорова к открытию «Инферно» и отлично всё отыграет. Возражения не принимаются, – отрезал Максим и рубанул ладонью в воздухе, увидев, что Альберт бросается на амбразуру с таким рвением, словно от этого зависит его жизнь.
Потом Суворов схватил с пюпитра ноты, грубо скатал их в рулон и кивнул мне, чтобы убиралась со сцены. Не оставалось ничего иного, кроме как подчиниться, после чего мы под глухие причитания пухляша спустились вниз и пошли по направлению к выходу. Я не решалась беспокоить Суворова, лишь быстро семенила следом, обещая себе репетировать до самой глубокой ночи, только бы не упасть в грязь лицом.
Но планам моим не суждено было сбыться.
Во-первых, я не учла тонкие стены своей квартиры. Одно дело играть на скрипке в комнате с шумоизоляцией, другое – раздражать соседей многочасовым концертом в старом панельном доме. Неизбежно наступил тот час, когда мне настойчиво намекнули о том, что пора сворачивать лавочку, заколотив чем-то железным по батарее. Я не сразу догадалась, кто и зачем шумит, но истошные пьяные крики из-за стены прекратить кошачий концерт на ночь глядя быстро подсказали, в чем, собственно, дело.
Пришлось перестать мучить инструмент и подумать о здоровье и ужине. Бесконтрольно закинув в себя энное количество таблеток, я вперила голодный взгляд в пустые недра холодильника, впервые осознав смысл выражения: «Мышь повесилась». Посредине гордо продемонстрировала себя пачка молока, к счастью, с еще не истекшим сроком годности. В стенном шкафчике обитала унылая и одинокая коробка овсяных хлопьев. Здраво рассудив, что уж с кашей-то справлюсь, я поставила ковшик с молоком на огонь и щедро сдобрила его порцией хлопьев, потом отошла к окну и задумалась, глядя на скудно освещенный двор, припорошенный снегом, с небольшой детской площадкой и припаркованными по периметру автомобилями.
На самом деле не всё так и ужасно. Не стоит впадать в уныние. Я в тепле, на счет пришла неплохая сумма денег – аванс за работу в клубе. Сын Николая Дмитриевича оказался вполне себе добрым молодым человеком, резковатым, но кто не без греха. Амбициозным, интересным, с харизмой, очень красивым и притягательным. Но это не то, о чем нужно думать… Вытащу маму и заживем как прежде.
Кстати, о ней. Перед домашней репетицией мы созвонились, и я сообщила о последних событиях. Мама, конечно же, обрадовалась, ведь Максим был той самой ниточкой к Николаю Дмитриевичу, и она не могла видеть в нем плохого человека. Она так и сказала:
– Я знала, что сын Николаши всё поймет правильно и тебе поможет.
Последнее смутное беспокойство по поводу работы в клубе улетучилось из головы, и я принялась мечтать о будущем. Тщательно стараясь обходить даже наедине с собой опасные темы в отношении Максима…
Горелый запах и шипение из ковшика заставило положительные мысли испариться как дым. Кашу я, конечно же, сожгла. Есть пресный густой клейстер было решительно невозможно. Не представляю, на каком адреналине я приготовила тогда ночной ужин у Суворова. Сегодня я снова подтвердила свое звание антибогини кухни.
С отвращением выбросив гадкое варево в мусорное ведро, я решила сходить до близлежащего круглосуточного магазина. Так захотелось свежей выпечки, как вспомнила мамину стряпню – блинчики или оладьи на завтрак, «Наполеон» по праздникам, домашнее печенье, булочки, ватрушки… Наскоро собравшись, я быстро спустилась вниз, вышла из подъезда и вдохнула свежий морозный воздух. Прогулка перед сном не помешает никогда. В магазине я вдумчиво закупилась, изрядно хлебнув чувства взрослости. Мне начало доставлять удовольствие заботиться о своих нуждах, не ощущая себя безрукой и беспомощной.
Войдя во двор, я услышала звуки, которые ни с чем не перепутаешь. Молодые парни толпились у подъезда и были явно навеселе, смачно плевались, курили и заливали глотки спиртным. Чувство взрослости мигом с меня спало, и я снова расписалась в собственной безалаберности – совершенно не подумала о том, что опасно разгуливать в полночь даже в родном дворе. Остановившись, я стала напряженно размышлять. Услышат ли мои крики спящие соседи с первых этажей? Бросятся ли на помощь? Успею ли я крикнуть?
К вящему ужасу, я поняла, что парни меня заметили и начали выражаться на языке, который сперва даже показался иностранным, но смысл был ясен – мне явно не поздоровится. Не представляя, что делать, я нащупала стеклянную бутылку с натуральным соком, пусть послужит в качестве оружия, если что. Но вдруг, к моему удивлению и досаде быдловатой молодежи, открылась передняя дверь одной из неприметных машин и оттуда вышел плотный, низкого роста мужчина. Я узнала водителя Славу, который чаще всех возил меня на учебу и домой. Того самого, кто питал ко мне чувства.
Не успев задуматься о том, что он здесь делает, я бросилась к нему с радостной улыбкой, поймав себя на глупой мысли, что в роли рыцаря в сверкающих доспехах, спешащего на помощь даме в беде, хотела бы видеть вовсе не его, а Максима Суворова…
– Тая, ты почему разгуливаешь по ночам? – строго поинтересовался Слава, подхватывая меня под руку и забирая сумку. Его простоватое лицо с носом-картошкой и маленькими глазками-буравчиками насупилось. Сергей не был красавцем, как и не был уродом. Обычный такой деревенский паренек с располагающей наружностью. Работяга, положительный, добрый, спокойный. Обычный… Такому можно доверять и без страха позволить проводить себя до квартиры.
Под улюлюканье пьяных парней мы прошли в подъезд и поднялись наверх. Я сочла за вежливость пригласить Славу к себе на чай в качестве благодарности, несмотря на поздний час. Его появление рядом с моим домом интриговало, и не хотелось зря теряться в догадках, если можно сразу на месте выяснить правду, а заодно расспросить о состоянии здоровья Николая Дмитриевича.
Решив обязательно узнать о нем, я суетливо готовила незатейливое угощение для позднего гостя. Мама всегда заботилась о водителях, которых предоставлял Николай Дмитриевич, она не воспринимала их как обслугу, а скорее как дальних родственников или коллег. Звала в гости, угощала кулинарными изысками и интересовалась их жизнью, давая понять, что они на равных.
Мне иногда казалось, что Слава посматривает на меня заискивающим взглядом, как будто хочет, но стесняется заговорить. Если честно, я радовалась его стеснительности, потому что мне не хотелось сближаться с водителем. Вовсе не из-за его статуса, конечно же. Меня попросту не интересовали мужчины, а Слава так и внешне не привлекал. А еще я, если быть совсем уж откровенной, не знала, о чем разговаривать с представителем такой простой профессии. Не о скрипичных же концертах ему рассказывать. Мы были как будто с разных планет.
Но сейчас он мне показался родным и близким, олицетворением счастливого прошлого, тем более спас от нападения пьяных парней. Меня до сих пор трясло, и хотелось поскорее согреться горячим чаем, поэтому я быстро засунула продукты из пакетов в холодильник и шкафчики и поставила чайник на плиту.
Слава молча наблюдал за мной, сидя за столом и позвякивая ключами от машины. После того как мама открыла глаза на собственную беспомощность, теперь создавалось ощущение, что он меня осуждает. Даже простое раскладывание продуктов по местам виделось мне чем-то таким, чему нужно специально учиться. А я не разбиралась во всяких тонкостях. Мамины слова подорвали уверенность в себе, теперь я постоянно во всем сомневалась, но справилась с чаем и выложила на тарелку свежие булочки.
Глава 10
– Зачем ты пошла в магазин так поздно? – строго спросил Слава, насыпая себе сахар в чашку и звонко помешивая ложкой чай. – Не могла в другой раз сходить? Знаешь же, какой здесь криминальный район.
– Ничего такого я не знаю, – начала я оправдываться. – Всё было тихо и спокойно. Я и не думала, что на улице меня ожидает опасность. Не привыкла к подобному.
– Конечно, ты не привыкла. Для этого мы и были наняты – чтобы тебя обезопасить от настоящей жизни. Но теперь ты осталась без защиты. Хорошо, что я оказался рядом.
– Кстати, почему ты здесь? И что за машина у тебя? Я не узнала ее, – нахмурившись, с подозрением спросила я, вспомнив, как Слава вышел из русской подержанной тарантайки вместо своего кроссовера.
– Конспирация, – ответил он коротко и загадочно. А я побоялась спрашивать, что это значит, и перескочила на другую тему:
– Как Николай Дмитриевич? Я никак не могу выяснить ничего об его здоровье. По телефону мне не сообщают, ведь я ему не родственница.
– Дмитрич идет на поправку. А вскоре поедет за границу подлечиться и готовиться к шунтированию. Операция серьезная, насколько я понимаю, и его реабилитация займет много времени. Вообще я стараюсь прямо не спрашивать, чтобы не показывать связь с вашей семьей.
– Тебя могут за нее уволить? – забеспокоилась я.
– Наталья вполне на это способна. Но ей сейчас не до того, чтобы расправляться с водителями и выяснять, обслуживал ли кто-то конкретно вашу семью. Она пытается наказать твою мать.
Мне не хотелось делиться со Славой личным, потому что шестое чувство подсказывало – излишняя откровенность опасна. Но от его ответов на вопросы зависело мое дальнейшее поведение, а может быть, и жизнь.
– Слава, мне надо с тобой посоветоваться. Происходит нечто странное. Когда я привезла в больницу Николая Дмитриевича, там была его жена с младшим сыном, и они отчего-то решили, что это не мама с ним живет, а я. И получается, что меня наказывают за нее. И я не знаю, что будет дальше. Посчитала ли Наталья Сергеевна, что лишение меня квартиры – достаточная кара, или мне стоит ожидать новых подвохов с ее стороны. На что способна эта женщина? Можешь мне сказать?
– Наталья – опасный человек, – с тяжелым вздохом подтвердил мои страхи Слава. – Ведь дело вовсе не в том, что открылась правда о личности любовницы. Собственно, не суть важно, кто она. Важно, что Николай Дмитриевич может умереть. И она винит в этом женщину, которая довела его до сердечного приступа. Она боится потерять источник дохода. Деньги – вот что ее интересует. Деньги и месть. Они давно не жили с Дмитричем как муж жена. Она прекрасно знала, что у него связь на стороне. Но это ее не волновало, потому что в семье всё оставалось неизменным. Теперь ее мир пошатнулся, ей угрожает безденежье, и она просто обязана кого-то за это наказать. Не буду тебя обманывать. Ты можешь расплатиться за ошибки своей матери. Да и она навряд ли избежит большого срока. Тем самым Наталья перекрыла тебе полностью финансовые потоки и, думаю, на этом успокоится.
– Дело в том, что сейчас забрезжил свет надежды. У меня появилась возможность заработать большую сумму денег и оплатить адвоката.
Наверное, не стоило делиться со Славой этой информацией, но мне хотелось разбавить ту мрачную картину, что он нарисовал. Убедить не только его, но и саму себя, что всё не так страшно. Я сообщила водителю о том, что со мной вступил в контакт младший Суворов и предложил работу. По мере того как я рассказывала, выражение ужаса всё больше проступало на лице Славы. Он вскочил и принялся нарезать круги по кухне, продолжая бренчать ключами, что выдавало его нервозность.
– Они решили зайти с другой стороны… – бормотал он себе под нос, – взять тебя иначе…
– Что ты такое говоришь? О чём речь?
Испугавшись настолько бурной реакции, я тоже вскочила с места и обхватила себя руками, но дрожь не проходила. Подспудное чувство опасности заметалось во мне с новой силой.
– Ты влезла в осиное гнездо. Макс – истинный сын своей мамаши, опасный тип, который по головам пойдет, лишь бы добиться желаемого. Тебе не кажется странным, что он, такой добренький, предлагает тебе как раз то, что нужно? – со злым сарказмом спросил Слава, останавливаясь напротив меня.
– Но он объяснил, чем руководствуется. Хочет помочь моей маме, вытащить ее из тюрьмы. Она же ни в чем не виновата, как он думает.
– И ты сразу поверила? Ну да, конечно. А как же иначе? – насмехался водитель, и от его обвиняющего взгляда я ежилась на месте. – Я всегда знал, что твоя наивность безгранична.
– А почему я должна верить тебе? Чем ты докажешь свои голословные обвинения? Ты с ним лично знаком? Откуда такая неприязнь? – спросила я с вызовом, вынужденная защищаться.
– Думаешь, мало я к нему девок возил на перепихон, пока он сам права не получил и не начал их в дорогой тачке катать? А сколько я их отгонял от его дома, пока охранником работал… Ты и представить себе не можешь, как много у него было фанаток. Настоящий фан-клуб.
Я не могла отделаться от чувства, что в словах Славы звучит застарелая зависть. В чем причина такой ненависти к молодому хозяину?
– Почему же не могу? Богатый, красивый. Чего бы девушкам за ним не бегать?
– Красивый? – выплюнул Слава, впиваясь в меня острым взглядом. – Влюбилась в него, что ли?
– Почему сразу влюбилась? Просто этот факт глупо отрицать. То, что он красивый, не означает, что он испорченный или дьявол во плоти. У него собственный серьезный бизнес, он нанимает меня на работу. А его личная жизнь меня не касается. Да и тебя тоже.
– Не обманывайся, девочка. Его благообразный вид не гарантирует добропорядочности. Ты должна это понимать. Но тебя, как оказалось, так легко поймать на крючок.
– Извини, но, как говорится, деньги не пахнут. Я сейчас должна думать только о матери. У меня нет иного способа вытащить ее. Да и, в конце концов, мне повезло, что я смогу заработать деньги с помощью музыки, и это счастливое совпадение, что Максиму понадобилась скрипачка в его новом клубе.
– Какая ты смешная, поверила всей той лапше, что он тебе на уши навешал!
– Прости, но почему я должна верить тебе? – поинтересовалась я холодно. Мне надоели пустые нападки на Суворова. – От чего ты меня предостерегаешь?
– Вот этого я не знаю. Пока. Подробности открытия клуба держатся в строжайшем секрете. Но почему-то меня не покидает ощущение, что ты попадешь в самую клоаку. Тобой воспользуются и грязно отомстят.
– Говори яснее. Ты нагнетаешь, но никаких фактов не можешь предоставить. Кажется, тебе просто не нравится Максим Суворов, и поэтому ты необъективен.
– Не могу сказать ничего конкретного, но ты должна быть осторожна, раскрыть глаза. Ты слишком доверяешь незнакомому человеку, которого совсем не знаешь. А то, как рьяно его защищаешь, подсказывает мне, что ты к нему еще и неравнодушна. Я почему-то не удивлен – он умеет очаровывать.
– Что за ерунда? – возмущенно фыркнула я, чувствуя, как быстрее забилось сердце. Слава попал в точку, но я буду всё отрицать. – Ничего подобного. Я его не защищаю. Точно так же я бы защищала любого несправедливо обвиненного человека.
– Репутация Суворова идет впереди него, много всяких слухов ходит. Его брошенные любовницы плачут кровавыми слезами, режут себе вены. Уж не знаю, чем он их берет, но становятся совсем помешанными. Я тебе такого не желаю.
– Репутация и слухи… – Я закатила глаза. – Слава, моя мама сидит в СИЗО по фальшивым обвинениям, а меня саму считают развратной особой, которая прыгнула в постель к богатому мужику, вытянула из него кучу денег и довела до сердечного приступа. Если с Суворовым что-то не так, я хочу сама в этом убедиться. И не буду верить в обвинения окружающих его людей или оставленных им любовниц. Он всегда проявлял ко мне только доброжелательность, хотя я этого не ждала. Самое главное, что я получу деньги. Остальное неважно.
– Боюсь, что ты горько пожалеешь. Но тогда будет слишком поздно. – Слава предпринял последнюю попытку переубедить меня, но в его взгляде уже читалось поражение, а еще, как мне кажется, затаенная злость, оставленная на потом – дожидаться своего часа, когда можно будет упрекать, мол, я тебя предупреждал, а ты не слушала.
– Извини, но я уже подписала контракт и ничего не могу поделать, мне выдали ноты, и я репетирую номер. Кстати, именно из-за этой репетиции я так поздно вспомнила об ужине и мне пришлось идти в магазин.
– Что за контракт? Ты можешь мне его показать? Конечно, Суворов с его юридическим образованием мог так тонко поймать тебя, что ты не заметила бы, как продала свою душу.
– Ну, это уж чересчур. Ты перебарщиваешь. – Оттого, как водитель сгущал краски, меня охватило раздражение, но, цепляясь за остатки вежливости, поинтересовалась: – Что ты хочешь делать с этим контрактом?
– Могу показать его своему знакомому юристу. Он подскажет, где собака зарыта.
– Ладно, я дам тебе контракт, чтобы ты успокоился и поверил в благие намерения Суворова, вернее, его профессионализм. Знаешь, Слава, поначалу я тоже сомневалась, что он хочет мне добра. Но, с другой стороны, если всегда подозревать людей в злом умысле, зачем тогда жить на этом белом свете? Лучше сразу в могилу.
– Дай бог, что твоя вера в людей оправдается и тебе не придется познать на собственной шкуре, как много в них гнили.
– Уже слишком поздно для таких разговоров. Я себя плохо чувствую и хочу лечь спать.
– Да, заметил, что ты приболела. У тебя есть лекарства?
– Да, конечно же, – с удивлением ответила на вопрос, благоразумно умалчивая, откуда взялись медикаменты.
– Покажи.
– Да боже мой! Ты что, меня совсем ребенком считаешь? Может, еще и продукты проверишь?
Изрядно разозлившись, я начала осознавать, что Слава цепляется за любую возможность продолжить разговор и задержаться в квартире. А у меня не хватало уже никаких моральных сил, чтобы оставаться вежливой. Хотелось попросту указать ему на дверь. Вот настырный!
– Я всего лишь забочусь о тебе. Чего такая подозрительная? Простые слова в штыки принимаешь.
– Сам меня заразил этой подозрительностью. Теперь во всем вижу какой-то подвох.
– Наверное, и правильно, Таисия, нельзя быть такой наивной.
«Нельзя пускать на порог людей, которых ты вроде бы знаешь?» – так и рвались наружу слова, но я опять промолчала, хотя любой идиот догадался бы по выражению моего лица, что лучше убраться подобру-поздорову. Но, судя по всему, Слава хуже идиота…
– Ты говоришь, как моя мама! – не выдержав, повысила я голос.
– Мы хотим тебе только добра. – Слава разговаривал со мной тоном заботливого родителя, что раздражало не меньше. – А пока она не может тебе ничем помочь, я хочу, чтобы ты не вляпалась в дерьмо.
– Могу пообещать, что буду осторожна. Хотя даже не представляю, чем мне может грозить выступление в этом клубе. Там же не только я одна выступаю, сокурсники из моей консерватории также участвуют с номерами.
Кажется, это его немного успокоило.
– Ладно, позвони мне, пожалуйста, как только выяснишь, в чем дело. Да и вообще при любых проблемах, в любое время дня и ночи можешь меня беспокоить, – с горячей убежденностью настаивал Слава.
– Даже не знаю, чем заслужила такую заботу. Я думала, что совсем одна и мне не к кому обратиться, – прошептала я тихо, словно самой себе, а Слава пододвинулся ближе и обхватил меня за плечи, медленно притянув к себе. Пришлось уткнуться ему в грудь, но я по-прежнему держала перед собой сцепленные руки, что стало отличным препятствием между нами. И оно сработало. Водитель отстранился и проникновенно сказал:
– Нет, ты не одна. Я хочу, чтобы ты знала, что существуют люди, которым есть до тебя дело. Которым не всё равно, что с тобой может что-то случиться. Запомни: в любое время дня и ночи. И не бойся меня потревожить. Я буду ждать твоего звонка.
– Спасибо тебе. Спокойной ночи.
– Обещай больше не ходить по темным дворам в такое время. Я могу тебя иногда подвозить. И не думай о плате. Уверен, когда Дмитрич придет в себя, всё вернется на круги своя. Вряд ли он будет жить с Натальей, когда выяснится, как она поступила с его любимой женщиной и дочкой. Он же тебя родной считает, я точно знаю.
– Ты думаешь? На самом деле меня удивляет, что он до сих пор ничего не сделал. Что ему мешает узнать о маме и помочь ей?
– Честно говоря, сам удивлен. Возможно, он находится под лекарствами. С сердцем не шутят.
– Но он был такой здоровый и полный сил, ничего не предвещало беды.
– Знаю, тем не менее ему предстоит серьезная операция. Мужчины часто носят боль в себе, не показывая никому. Ваша ситуация подкашивала его, жить на две семьи не так-то просто, даже если с Натальей у них была только видимость брака. Переживал Дмитрич. Да и на работе хватало проблем.
– Наверное, ты прав…
Откровенно зевнув, я проводила наконец дотошного Славу на выход, мечтая о том, чтобы смыть с себя его липкие объятия, его приторный сладковатый запах. Почему этот мужчина мне так неприятен? Почему я вижу в нем что-то неестественное, будто он притворяется добреньким, а на самом деле преследует какие-то свои цели? И почему я не задумываюсь о том же, когда речь заходит об Максиме? О Максе.
В своих мыслях не могу называть его полным именем, хотя должна сохранять дистанцию и выстроить между нами прочный барьер и даже не думать его преодолеть. По многим причинам. Что же нужно Славе? И почему я так сильно желаю, чтобы именно сейчас рядом оказался Макс?
