Текст книги "Пугало (СИ)"
Автор книги: Яна Лисканова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Пугало
Пролог
– Ну да, с лица воду не пить, зато человек она хороший! – мужчина средних лет с уже обозначившейся залысиной хлопнул дочь по плечу, от чего та слегка накренилась, сделав шаг вперед, чтобы не упасть, – Хозяйка отменная, руки откуда надо растут, – продолжал он перечислять достоинства дочери, – двоих младшеньких, считай, сама подняла – так что и мамка из нее что надо выйдет!
Давеча батя поставил перед дочерью зеркало и сказал, чтобы она потренировала очаровательную улыбку.
– Мож хоть это поможет, как думаешь? – спросил он немного потеряно, но с зыбкой, едва уловимой надеждой, – Потренируйся!
Девушка тогда посмотрела на него снисходительно, как на наивного дурачка, но к зеркалу повернулась.
Ничего нового она там не увидела. Маленькие серые глазки терялись на широком скуластом лице; рот большой, но губы слишком тонкие; выдвинутая вперед нижняя челюсть; веснушки по всему лицу и шее. Волосы, которые как ни прилизывай, все равно кривыми секущимися волосками пушатся во все стороны. Не прямые и не кудри – просто жесткое как проволока не пойми что непонятного цвета. Вроде и не уродка совсем уж, но заглядываются на нее лишь из любопытства – «что за чучело странное?», особенно на фоне до неприличия хорошеньких сестер.
Она попыталась улыбнуться. Как там батя сказал: очаровательная улыбка? Краем глаза девушка увидела, как батя вздрогнул всем телом, стоило ей растянуть рот уголками вверх.
– Какая злыбня, когда скалишься… – прохрипел он, – Попробуй еще раз, только так, шоб не казалось, будто ты в уме проклинаешь всех.
Через полчаса бесполезных попыток батя сказал, что «очаровательную улыбку» лучше оставить на самый крайний случай, если уж совсем худо будет…
И вот теперь девушка, глядя в обиженные, как у ребенка, глаза, видимо, уже несостоявшегося жениха решила – случай крайний, дело худо, и можно уже и улыбнуться. Контрольным выстрелом, так сказать, чтобы дать парню в руки весомый аргумент и уже закончить этот фарс.
Она медленно растянула губы и посмотрела ему прямо в глаза. Парень гулко сглотнул и попятился. Выглядел он при этом довольно жалко, и сам это тоже понял, так что вдруг нахмурился, скривился будто даже оскорблено и вспыхнул.
– Такую замуж предлагать без хорошего приданого просто свинство! – вскинулся молодчик, – Страшила без гроша в кармане…
На какое-то мгновенье в доме повисла настороженная тишина.
Все аж присели от такой заявы, включая его же родню. Девушка же только прикрыла глаза и устало потерла лоб. Вот дурень. Ну, не то что бы он не прав был, но оскорблять хозяина дома вот так можно только от молодой дури или высокого положения.
Первым опомнился батя.
– Ты че вякнул, щенок плешивый… – мужчина не говорил, он шипел; мгновение назад удивленно выпученные глаза сузились до щелочек, шея побагровела, желваки заиграли, и он взвыл раненым кабаном, – Я те щас хребет проломлю, ушлепок!
Девушка предусмотрительно шмыгнула назад, в уголок, чтоб случайно не пришибли, и стала наблюдать за разворачивающейся кутерьмой. Все что-то орали, батя тряс кулаком, на его руке висела жениховская мамка, уговаривая простить придурка, самого жениха отчитывал его же отец, бабка осеняла себя святым знаком…
Весело, в общем. К девушке тихонько прокралась младшая сестра и обвилась вокруг руки, поглаживая ладонь.
– Ты не страшила, – насупилась она, злобно сверкая глазами в сторону парня, – Он просто дурень слепой. Тебе такой муж не нужен, никому не нужен.
Девушка снисходительно улыбнулась младшей, потрепала ее по голове и чмокнула лапушку в макушку.
Она подумала, что такой дурень ей и правда не нужен, не дорос еще семью заводить, но понять она его, в общем-то, могла.
Началось все с неделю назад. Как раз подходило время празднования дня самой светлой ночи года. В честь этого в ближайшем городке устраивали фестиваль, и туда стекался народ. И конечно, все пытались продать – кто что мог.
Еще лет пять назад, не смотря на протесты отца, уверенного, что это бесполезная трата времени, девушка засадила цветами клумбы по солнечной стороне дома. Возни с ними не много, а денег приносят очень даже неплохо, если каждый цветок за медный обрез продавать.
К фестивалю в конце первого месяца лета вместе с полевыми цветами получалось чуть не с пол телеги цветов, которые можно было продавать в городе. Особенно хорошо они шли, когда продавали их хорошенькие, как те цветы, младшие сестры.
У девушки было две сестры и один братик, самый младшенький. И все, как один, красивые до неприличия – в маму. Мать была известной красавицей: шелковые темные волосы, большие глаза, тонкие черты, статная фигура… Чем ее привлек не самый богатый и не самый красивый батя был вопрос из вопросов. Все, кто ее знал, сходились на том, что с такой внешностью можно было б и посолидней кого отхватить, причем посолидней на порядок. Батя говорил, что очаровал ее нежным и трепетным сердцем; бабка говорила, что хитростью вкупе со взглядом человека простого и бесхитростного; деревенские говорили, что дура она была. Сама мама сказать уже ничего не могла.
Единственным ребенком, не взявшим от внешности матери ничего, была она сама. Чисто в батю. У нее для девчонки даже плечи были широковаты и ростом чуть не с местных мужиков, а то и выше…
И вот неделю назад поехали сестрички с батей в город цветы продавать. Сама девушка еще в первый раз, когда поехала, быстро смекнула, что с такой рожей, как у нее, покупателей только разгонять, так что в следующем году, взяв с младшенькой обещание от бати ни на шаг, отправила ее в город поработать, пообещав к ее приезду пирогов напечь. Распродали все.
С тех пор так и повелось. И вот в этом году, распродавая цветы прохожим, познакомился батя с неплохой, довольно зажиточной семьей из деревеньки дня полтора на юг от их дома. Они на девчонок посмотрели, да и давай свататься. Батя сказал, что не против, но вперед старшей младшие замуж не пойдут, так что пусть приезжают, посмотрят на старшую. Ну несостоявшийся жених, глядя на двух миловидных сестричек, вряд ли мог подумать, что старшая на них не похожа даже в отдалении.
Не то что бы его кто-то обманывал, но девушка вполне могла понять, почему он чувствует себя обманутым.
В любом случае, это никак не отменяло того факта, что он хамло и с таким каши не сваришь. Так что девушка не сказать что сильно расстроилась, хоть и мало приятного, конечно. Она его для себя загадала, как последний шанс.
Ей уже восемнадцать, давно пора замуж да свое хозяйство вести. Что уж там – вся деревня ждет не дождется; все свободные мужики в округе на низком старте ждут, когда старшую сплавят, и прилично будет ко второй свататься. Ей-то уже шестнадцать – тоже пора. И третья на подходе – пару лет и невестой станет.
Но кто ж младших вперед старших отдает?
А что делать, если старшую не торопятся в другую семью приглашать? Всем троим что ли в девках сидеть у бати на шее?
Девушка понимала, что отец, в общем-то, хоть кого найти бы ей смог. Кривого, косого, старого… Мужики, которым рукастая девка, пусть и не красивая и без приданого, в хозяйстве лишней не будет – найдутся. Да только отец ее в чужой дом в качестве безропотной служки, по гроб жизни обязанной, что ее вообще замуж взяли, отдавать не хотел. Батя детей своих любил – порой неловко, но искренне.
К утру все наконец помирились, накатили, расцеловались и разошлись. Девушка сидела на заднем дворе. У них там стоял огромный дуб, а под ним – кривая беседка. Вот в этой беседке она тихонечко приходила в себя с чашкой чая. Задавался робко рассвет, но было еще темно. Воздух свежий, тихо и уютно – самое то, чтобы забыть очередную неудачу. На столике в беседке, придавленное тарелкой, лежало письмо.
Прочитать его в предрассветной темени, конечно, сложно, но девушка знала его уже чуть ни наизусть.
– Замуж я удачно не выйду, – тихонько шептала она себе самой с легкой улыбкой, – Уж точно не тут. А коли не выйду, сестры тоже черти знает сколько в девках просидят – из принципа. Точнее по дурости…
Девчата ей и правда, пытаясь то ли успокоить, то ли вдохновить, клятвенно обещают каждый месяц, что пока она свою жизнь не устроит, они – тем более. По их расчетам это должно бы радовать старшую сестру, и старшая сестра послушно улыбалась и целовала их в румяные щечки, и даже вполне искренне умилялась… Да только пользы в этом никакой.
Надо ей освобождать дорогу. Да еще и сделать это как-то аккуратненько, чтоб родня, не дай боги, не подумала, будто она на себе крест поставила. Даже если это отчасти правда. А то если они задумку ее поймут, так разволнуются, что уже с нее не слезут.
Как ни забавно, но если говорить о характере, то все дети, как один, пошли в батю. Взрывные, импульсивные, прямодушные и открытые. С обостренным чувством справедливости, но не без хитринки. И любили искренне и со всем пылом. Все в отца.
Все, кроме нее самой. Она, по словам старших, по натуре была копией своей матери. Более спокойная, снисходительная и практичная.
Еще месяц назад девушка написала с просьбой троюродной тетке. Та когда-то очень удачно вышла замуж за купца средней руки и теперь жила в столице Вольмского Княжества, Миловодске, помогая мужу держать пекарню. Вот к ней она и попробовала напроситься.
А почему нет? Работать она умеет; руки у нее откуда надо растут – батя не соврал; опять же, неприхотлива, с детства приучена к скромным условиям. Грамоте, худо-бедно, но обучена. И даже если платить ей по столичным меркам будут гроши, по их деревенским – все равно больше, чем она смогла бы здесь заработать.
Она могла бы собрать сестричкам на приличное приданое. Бате на ремонт заработать да на живность еще какую, братика может потом получится к кому на учебу устроить…
Конечно, не все сразу, но город открывает неплохие перспективы. Может она потом и себе на приданое собрать сможет. А самое главное: свататься к младшей на глазах старшей – неприлично, но если старшая где-то там в далеких далях и возвращаться не торопится, то вроде уже не так уж и неприлично!
Семье она, конечно, наплетет про то, как хочет повидать большой мир и как скучно в их захолустье. Девушка знала, какие надо подобрать слова, каким тоном их произнести, чтобы ей поверили, так что не сильно переживала.
Ответ от тетушки пришел как раз с неделю назад, но, узнав про сватовство, девушка решила отложить новость. Приятно было вообразить, хоть бы на пару деньков, что может что-то и получится… Но наивной она все-таки не была и примерно развитие событий представить себе вполне могла. И все-таки решила подождать.
Даже самой себе признаваться было неловко, но все-таки она очень хотела, чтобы этот день закончился иначе. Чтобы парень посмотрел на нее и… ну может хоть что-то бы в ней увидел? Или хотя бы дал бы ей шанс, хотя бы дал бы ей время показать себя с хорошей стороны. Ведь есть же у нее хорошие стороны?..
Ну да это уже не важно. Уезжать из родных мест в неизвестность совсем не хотелось, но и сидеть сопли на кулак накручивать – тоже не дело. Появятся деньги, и найдут и в ней хорошие стороны.
Поэтому завтра она поговорит с родными.
«…девочка моя, приезжай, конечно! Уголок я тебе найду и работу по способностям тоже. Но ты, пожалуйста, уж меня не подведи. Не хочу перед мужем потом краснеть, что приживалу в дом привела, так что учти: ленивых мы не держим! Будешь плохо работать, не посмотрю, что родня…»
Ленивой она не была. Только некрасивой.
Девушка вдохнула поглубже прохладный утренний воздух, обвела глазами двор, залитый легким утренним туманом, порвала письмо и, перегнувшись через перила беседки, кинула обрывки в темную, тихонько журчащую воду прудика.
Глава 1
– Ты, Пугало, дядьку слушай, дядька плохого не посоветует!
Я кивала с самым серьезным видом и действительно внимательно слушала его советы; слушала я их с единственной целью – узнать, что делать точно не следует.
Руди был оборотнем-наемником из охраны торгового обоза, в котором я смогла купить место за полцены с условием, что буду мальчишкой на подхвате. Я и с готовкой помогаю, и за хворостом бегаю, и лагерь на привалах помогаю разбивать, и по мелочам всяким порой ко мне обращаются. Ерунда, в общем, в сравнении с поездкой по тракту в одиночку.
Приткнуться к торговому обозу мне посоветовал отец, когда понял, что удержать меня дома не получится; переодеться в мужской костюм – тоже он. В общем-то, ничего против я не имела, но страхи отца за свою честь не разделяла. Здесь были девки не в пример симпатичнее меня – на их фоне на меня бы никто не глянул даже. Жалко только было косу срезать. Не бог весть какая, краше меня не делала никогда, а все равно почему-то жалко. Я опять неосознанно потянула руку к голове и потрогала короткие жесткие чуть вьющиеся пряди. Каждый раз, как в первый, хотя за неделю пути могла бы уж и привыкнуть. Зато голове было легко, как никогда, и сохли они теперь до смешного быстро!
В первый же день путешествия Руди, увидев меня, завопил на весь лагерь что-то вроде: «Эй, это же пугало! У нас теперь есть свое пугало! Ты же будешь отгонять от нас птиц? Будешь?», на что я степенно кивнула и торжественно пообещала отгонять птиц.
На секунду кольнула обида от его слов. Но, во-первых, в батиной огромной заштопанной-перештопанной рубахе, в запыленных сбитых сапогах да с волосами, зигзагами растрепанными в разные стороны, именно что на пугало я и походила; а во-вторых, как ни странно, сразу чувствовалось, что обидеть он меня вовсе не пытался. Бывают такие – добродушные грубияны.
С того дня меня и стали с подачи Руди называть Пугалом. Он сразу довольно навязчиво предложил мне свою компанию. Весь первый день я с вежливой улыбкой, которая с каждым часом все больше и больше походила на оскал, слушала его пространные размышления о том, как важно для настоящего мужчины быть честным, прямодушным и совестливым.
– Настоящий мужик ложью не пачкается! Это бабенки хитрить по-всякому горазды, а от настоящего мужчины не то что лжи, даже полу-правды ждать не приходится! А ежели мужик не прямо, как есть, по-чести живет, а все что-то воду мутит, все что-то вокруг да около да мухлежом благи земные себе заграбастать хочет… Так то не мужик, а сопля! Баба то в штанах, а не мужик! Слушай дядьку, Пугало, дядька плохого не посоветует.
Я кивала, поддакивала, кривилась порой незаметно, иногда намекала, что «что-то у меня голова болит – тишины бы», но Руди был как репей. Поначалу я думала, что он просто не понимает, как уже меня достал, но в какой-то момент до меня дошло, что он иной сорт разумных…
– Достал я тебя уже, да? – с участливой улыбкой спросил он, похлопывая меня по плечу.
Очень мне хотелось поделиться с ним богатым батиным лексиконом, но комплекцией я для этого не вышла, чтоб со взрослыми мужиками делиться единственным семейным сокровищем, поэтому мое терпение лопнуло не потоком яростного возмущения, а скорее едва слышным мяуканьем, что, мол: «Да, немного подзаеб, дяденька…», на что Руди сочувственно покивал, ласково потрепал по голове и продолжил самозабвенно трепаться. Я устало прикрыла глаза и как-то уже даже смиренно улыбнулась.
Помниться, в нашу деревеньку как-то заезжал храмовник. Из тех, которые ходят-бродят по стране и наставляют народ на путь истинный, то есть на поклонение Отцу-Дракону. И, в общем-то, небезуспешно, судя по всему, потому что все чаще слышу от окружающих возносящие Ему молитвы. Правда все больше от более зажиточного населения. В общем, заезжал к нам храмовник. Собрал всех на главной улице – и давай умные речи толкать. Долго и старательно он нас наставлял, но если коротенько пересказывать, то суть такая: смирись и будь покорным, и дарует тебе Отец счастье. На самом деле эту науку мне преподавала еще бабка. Она говорила, что мы, человеческие женщины, существа маленькие и слабые, слабее нас только черви – и нас обидеть каждый может. Лучше всего не противиться, а смириться, покориться и получать удовольствие. Правда, она еще говорила, что когда все поверят, что ты смирился, надо бить исподтишка, но все равно суть там, по-моему, вполне благочестивая.
И вот как ни странно, смирившись, искренне и всей душой, с доставучим Руди, я и правда стала чуточку счастливее. Ну вот такой вот он болтливый и навязчивый! Называет меня пугалом. Зато честный! Настоящий мужчина ведь должен быть честным?
– Настоящий мужчина никогда не мухлюет! – он сурово свел брови и упреждающе покачал пальцем у моего носа.
Я согласно кивнула.
К чему были эти речи я поняла уже вечером на привале. После ужина Руди повел меня к костру, где мужики в карты играли. Ставить хоть что-либо, кроме бытовых услуг на вроде каши сварить, лошадь стреножить и всякое такое, я напрочь отказалась. И слава Отцу-Дракону и вообще всем высшим силам, ибо проиграла я всем и не по одному разу.
И только на последнем круге до моей пустой головешки дошло, что самым главным правилом игры был наглый и беззастенчивый мухлеж вот буквально всех, кроме меня. Я одна против правил шла, так сказать. Когда до меня дошло, как ни странно, я все-таки вызверилась. Психовала, брызгала слюной и топала ногами под добродушный хохот мужиков. Руди смеялся особенно громко.
Оправдывала я себя только тем, что жутко устала с непривычки. Девушкой я была отнюдь не слабой, но на большие расстояния ходила не так часто. Место у меня в одной из повозок было, но было оно не только моим, и большую часть дороги надо было идти все-таки ногами.
В любом случае, на мою уставшую истерику проигравшего не разозлились и вообще отнеслись ко мне пусть и снисходительно, но благосклонно. Еще бы, я же за ними ближайшие дни разве что задницу подтирать не буду!
Руди улыбнулся мне особенно добродушно и покровительственно похлопал по плечу:
– Ну-ну, Пугало, не серчай, а то всех кузнечиков распугаишь! Да, настоящие мужчины не мухлюют, но всякое отребье – еще как!
На самом деле, отношения у меня с наемниками, опять же, с подачи Руди, сложились хорошие. Они может и не относились ко мне всерьез, но вполне по-доброму. Я бы даже сказала, что меня по-своему опекали.
И такое отношения было довольно… непривычным.
Я шла рядом с Руди, кивала ему невпопад, отмахивалась каким-то прутиком от оводов и мошек, которые на жаре повылазили из всех щелей и лезли теперь с наглостью голодающих попрошаек, и думала о том, что так доброжелательно, как сейчас, мужчины ко мне еще не относились.
Интересно, с чем это связано?
Ну, так или иначе, спустя неделю пути я вдруг осознала, что быть парнем мне нравится больше. На меня не смотрели ни с жалостью, ни с любопытством. Со мной спокойно и откровенно разговаривали, шутили и даже слушали, что я скажу.
Может мне и в городе не менять наряд? Особо никаких неудобств он мне не приносил – грудь и так была небольшой и крепко перевязывать ее было необязательно. Когда мы вчера вышли к речке, купалась прямо в одежде чуть не половина – все равно ж одежду прополоскать лишним не будет? По кустам парами никто не ходил. В общем, ляпота.
Пока что я особых неудобств не ощущала. Точнее нет, в плане усталости – еще как, но душевно я почему-то чувствовала подъем. Я чувствовала себя свободнее, потому что меня оценивали не по внешности. Какая разница, что парень не смазлив? Парню и не надо быть смазливым. Рукастый – и хорошо.
– Эй, Пугало, ты меня слушаешь вообще?
Я подняла лицо к небу, подставляя его под палящие лучи, не думая о том, что веснушки станут еще виднее, сощурилась до мушек и улыбнулась.
– В пол уха! – честно ответила я.
– Ну и дурень, – фыркнул мужчина и показал кулак скалящемуся товарищу, – Я тебе вот рассказываю важные вещи, между прочим! Посвящаю в дальнейшие планы, так сказать. Мы сегодня к вечеру подойдем к поселку Ровышки и там в трактире остановимся. Ну точнее господа в трактире, а мы – где уложат, но поедим зато нормально и выпьем! А утром к нам еще один обоз присоединится, и дальше вместе покатим! Это Фомкины ребята, они свои. Я тебя с таким чудным придурком познакомлю – век мне благодарен за веселье будешь! Тоже из наемников – отшибленный на всю голову.
К вечеру мы и правда подошли к поселку, точнее уже ближе к ночи.
– Ну что, партейку?
Мы сидели в плохо освященном зале за засаленным грязным столом. Воздух был спертым, но приятно пахло едой, и от этого предвкушающе сжимался желудок. Я уже немного научилась мастерству шулерства, точнее настоящие мужчины меня поднатаскали в этом нелегком искусстве, так что шанс хотя бы не проиграть у меня был. Вообще, Лорас, мужчина лет тридцати с лысой башкой и вечной ухмылкой на лице, сказал, что у меня хороший потенциал. Вид у меня, мол, непритязательный, лицо попроще я состроить умею, и вообще на серьезного противника не тяну и выгляжу как простофиля, пока сильно не присмотришься.
И сегодня я собиралась воспользоваться этим в полной мере! Потому что проигравший – проставляется.
Вид у всех был серьезный, взгляды – настороженными и напряженными. Платить за всех никто не хотел.
Руди вытер пот со лба и начал тасовать колоду; Лорас чуть дернул щекой, но удержал на лице ухмылку, хоть и выглядела она непривычно натянуто; Филя, громила с медвежьими корнями, трогательно прикусил губу, и вид имел плутоватый. Я растирала похолодевшие руки и исподлобья поглядывала на соперников. Ох, надеюсь, я выгляжу достаточно испуганной!
– Да быть не может! – вопил Руди, глядя на меня по-детски обиженными глазами, – Пугало, ну как так-то! Как ты мог?!
Я хлопнула глазами и посмотрела на мужчину озадаченно снизу-вверх. Победная улыбка так и рвалась наружу, но я пыталась ее сдержать, и от этого губы будто немного дрожали.
– Руди, ну чисто случайность! Ну вот сам не знаю, как так вышло! – я положила ладонь ему на плечо, – Ну вот честно, ну чисто случайность… Я бы не стал врать, ты же знаешь, я ведь настоящий мужчина. Мужчины не врут!
Мужчина осуждающе покачал головой под смех остальных. Он сегодня платит!
– Эй! – радостно окликнула я подавальщицу, уже не скрывая улыбки, – Мне рагу и медовухи!
Спать мы так и не легли. Всю ночь сидели за столом и болтали, заливаясь бражкой. Выложится по итогу пришлось все-таки всем, потому что у Руди не хватало обрезов, но жалко не было.
Успели даже повздорить с компанием местных, но, на удивление, до драки не дошло, хотя я уже начала на всякий случай сползать под стол. Вообще в зале сидели в основном наши, так что переживать особо не приходилось.
– … и знаете, я ей говорю, мол, ну как я за сестру не переживать могу?! Ну как?.. Мужики, они ж, похотливые твари! Им только волю дай, – Филя, не смотря на исполинские размеры, характерные для их медвежьего племени, был на удивление трогательным и заботливым мужчиной, – А она мне: «Ну вот вы же, вы же не такой! Вы же приличный, с вами и наедине остаться не страшно…»
Руди хохотнул.
– Эт она тебе намекнула, что за мужика тебя не считает?
– Ой, да помолчи! Я тебе о серьезным, а ты все хохмы свои… – отмахнулся Филя, – И вот она говорит: «Вот вы же вовсе не ведете себя с женщинами, как кобель похотливый, так чего же вы думаете, что все такие? Есть же хорошие, которые не только об одном думают!» – все щебетала мне и смотрела так, знаете… Ну прям прелесть! И вот она мне все про то, какие у меня намерения чистые, какой я хороший, и значит есть, есть мужчины такие… И нечего мне всех под одну гребенку…
Я, осоловело глядя в угол и пытаясь понять, почему он двоится, многозначительно кивнула. Мир кивнул мне в ответ. Да, Филя хороший мужик. Я б за такого пошла!
– А ты что? – спросил Лорас.
Филя тоскливо вздохнул, и, казалось, весь трактир тоскливо вздохнул с ним. Плечи опустились, и он покачал головой.
– А я с ней говорить-то начал просто чтоб посмотреть, как двигаются ее губы! Такие они у нее пухленькие, ну чисто ягодки… – я вскинулась и осуждающе посмотрела на мужчину.
Мужики захохотали.
– А дальше… что? – опасливо спросила я.
– Заделал ей медвежонка в тот же день да женился, – поделился он, – Но мужиков с тех пор еще больше ненавижу!
Я тяжело вздохнула и снова повернулась к углу, щура глаза в надежде, что угол встанет на место и перестанет расползаться миражами. Неожиданно заметила, что на улице начало светлеть.
– Это утро уже что ли?.. – спросила я поражено.
Я сейчас ощущала такую усталость, тело просто расползалось, как холодец, а глаза еле-еле могли сосредоточиться хоть на чем-то… От мысли, что мне придется ногами идти по земле стало так грустно, что глаза наполнились влагой.
– Надо улечься… в телегу… уже счас-с-с… – пробормотала я, – Забить место!
Филя посмотрел на меня с сочувствием.
– Мелкий еще, хилый. Развезло, да? – я кивнула; он уложил мне на затылок огромную лапищу и надавил, укладывая голову на стол, – Подремли, Пугало, мы разбудим!
Я благодарно улыбнулась. Вспомнилось, что Филин медвежонок где-то моего возраста. Стоило мне только закрыть глаза, как я провалилась в сон, не ощущая совершенно никаких неудобств.
– Эй, Пугало! Вставай, птички уже проснулись, значит и твое время пришло! – казалось, глаза я прикрыла всего на мгновение, но стоило мне их открыть, как меня ослепило яркими солнечными лучами.
Они нагло врывались через окно, причем явно только затем, чтобы сделать мне больно! Голову ломило от недосыпа и глаза слезились. Я сдавленно простонала, потирая виски.
– Похмелье? – до неприличия бодро и до отвратительно радостно поинтересовался Руди.
– Я еще слишком молод для похмелья, – мотнула головой, – Недосып!
– Пугало, смотри, уже и второй обоз прикучковался! – Филя потрепал меня по голове, растрепывая и без того беспорядочно торчащую гриву, – Просыпайся, малец, только тебя, считай, ждем.
Я уныло подняла голову, да так и застыла. В проеме двери стоял, обрамленный солнечным светом, самый красивый парень из всех, мною виденных. Кажется, он был красивее даже моих сестер…
Он был ростом где-то с меня, может чуть повыше – вестимо, молоденький. Смуглый, с тонкими, но резкими чертами лица и четко очерченной линией челюсти. Темные кудри были чуть ниже подбородка; растрепанные, но не так, как у меня, а красиво. Будто кто специально вдумчиво и долго создавал эту неопрятность, чтобы она выглядела так прекрасно. Стройный и подтянутый, на нем даже обноски смотрелись как-то особенно… Такого бы никто не додумался назвать пугалом.
Он с кем-то разговаривал, а потом вдруг резко повернулся в нашу сторону. Судя по всему, дыхание сперло не только у меня – вдруг стало как-то тихо. Темные брови вразлет, а глаза у него были какие-то просто невероятные. Обрамленные длиннющими черными ресницами, подтянутые к вискам и невероятного зеленого цвета с выцветшей голубизной к радужке. У людей таких ярких глаз не бывает. Оборотень скорее всего.
Он вскинул бровь насмешливо и фыркнул, точно как наш соседский кот. Я чуть подалась вперед, желая рассмотреть хоть чуть-чуть поближе и облокотилась на стол…
Точнее, попыталась. Но малек промахнулась. Рука соскользнула с края стола, и я по инерции с размаха полетела мордой в стол. Дурная головешка громко брякнулась о дерево и аж отскочила. Я взвыла.
– Пугало! – Руди дернулся ко мне, – Вот это ты шмякнулся!
Я держалась за лоб, который, кажется, раскололся от удара, а вокруг раздавались придушенные смешки.
Прекрасный же, как божество, парень единственный хохотал не стесняясь. Он даже хохотал красиво. Поднял на меня насмешливо сощуренный взгляд.
– Кретин криворукий!
Я застыла. Щеки полыхнули от смущения и я опустила глаза. Он бросил это так спокойно и холодно, что меня затошнило. Даже когда меня тот неудавшийся жених страшилой обозвал, я не чувствовала себя таким пустым местом.
