Текст книги "Сводные. Я тебя уничтожу (СИ)"

Автор книги: Яна Лари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Глава 19

Глава 19

Тая

Юбка из многослойного шифона отрывается от корсета. Не однобоко, как это было бы логично для сшитого наспех платья, а целиком и сразу! Я так пугаюсь треска, что моментально выпадаю из роли. Смотрю перед собой и не понимаю, что делать. С текстом дела обстоят ещё хуже. Все реплики между собой перемешались!

Перед глазами пелена стыда. Лиц зрителей не вижу, но одобрительный гул заставляет мои щёки гореть.

Это конец… Позор-позорный! Я не могу доигрывать в трусах!

– Упс… – слышу невозмутимый, беспечный голос Чалова, обращённый к залу. – А вы уже приготовились дальше дремать, как было на предыдущем спектакле? Да ладно, не отнекивайтесь. Мы все здесь дилетанты, даже не любители и уж точно не первоклассные актёры. Прекрасные коленки нашей Белль, возможно, лучшая часть представления.

Пока Яр замолкает, пережидая, когда затихнут робкие смешки, я с опаской осматриваю остатки одежды. Трусов, слава богу, не видно. На мне осталась кокетливая асимметричная юбка спереди выше колена, а сзади до середины икры.

Дерзкий ход. Наряд явно задуман как платье-трансформер.

Но, почему нельзя было предупредить?

Я тут седая наверно…

Омертвела вся!

– Искусственный интеллект написал для нас неплохой сценарий, – тем временем беззаботно продолжает Чалов. – Единственное что не хватает тексту – души! Но мы всё же здесь, на сцене, и постараемся вдохнуть в него жизнь. Потому что какими бы продвинутыми ни были технологии, именно подлинные эмоции делают нас, людей, уникальными. Итак, мы начинаем. «Красавица и Чудовище: Университетская сага». Поддержите нас аплодисментами!

Пока зал активно рукоплещет, скашиваю на Ярослава полный ужаса взгляд.

– Совсем придурок⁈ Ты что творишь? Я же от страха ни черта не помню!

– Вот и замечательно. Импровизируй, я начну.

Он ненормальный⁈

Я оглушена. И шокирована. А так же зла и уверена, что это полный провал. Но я не какая-то размазня, которая сбежит за кулисы рыдать от позора. Сперва я собираюсь словесно надрать задницу поганцу, подставившему всех нас под удар.

Чалов не играет. Он смотрит на меня с тем же вызовом в глазах, что и всегда. Его радужки – мутные омуты, а к лицу словно примёрзла кривая ухмылка.

– Твою мать! Белль. Смотри, куда идёшь! Отрывай хоть изредка глаза от своих книг, зубрила!

Я открываю рот в замешательстве, не в силах совладать с внезапным возмущением.

Вот что он несёт, негодяй? Это вообще не по тексту.

Точно спятил!

– Ты, наверное, хотел извиниться? – подсказываю недоумку.

Смотрю на него снизу вверх, с удивлением отмечая, как искренне и звонко звучит сейчас мой голос. Как привычно в лёгких загорается воздух. И вот совсем становится неважно, что мы у половины универа на виду! А ещё меньше меня это волнует, когда Яр внезапно протягивает руку и приподнимает двумя пальцами мой подбородок.

– Хотел бы – извинился, – смеётся мне в лицо, такой невыносимо наглый, самоуверенный, что у меня совсем забрало падает.

На негнущихся ногах, словно в танце проскальзываю мимо и не сильно, но со значением задеваю его плечом.

– Тогда и говорить с тобой не о чём, – шиплю сквозь зубы. – Уйди с дороги, у меня дела.

– Опять убегаешь? – Чалов, не стесняясь публики, как малолетний хулиган ловит меня за хвост и, придерживая на месте за волосы, останавливается за моей спиной. – Боишься, что влюбишься? – гортанно шепчет прямо в ухо, с такой мягкой хрипотцой, что меня дрожь пробирает. И кожа горит в том месте, где разбивается его дыхание.

– В тебя, Гастон? Не смеши!

– А ты не врёшь? – Он нагло прижимается практически вплотную, вдыхает шумно, сглатывает… – Как насчёт того, чтобы пойти со мной на свидание?

– Вот ещё! – впервые за весь диалог мой голос фальшивит. Самоуверенный какой, и говорит словно на полном серьёзе! – Даже если выберу самую скучную книгу, всё равно проведу вечер лучше, чем могла бы с тобой!

Его теплом и запахом я выжжена дотла, мне срочно – прямо сейчас! – нужна передышка. Думаю, для первой сцены хватит. А нет, так чёрт с ней! Всё равно провал.

Сбежав за кулисы, прижимаюсь горячим лбом к стене, пытаясь унять выпрыгивающее сердце. Я кожей чувствую на себе его взгляд, тяжёлый и пристальный.

– Конечно! Книгу же можно захлопнуть в любой момент… А как быть с сердцем? – со злостью кричит в темноту, затем подходит к компании своих «дружков» и громко добавляет: – Дура неуклюжая. Совсем врать не умеет! Я всем здесь нравлюсь.

Он проводит рукой вокруг, девушки из массовки отыгрывают смущение. А может, вовсе не играют…

По крайней мере, к такому, как Чалов, сложно остаться начисто равнодушной.

Дальше всё идёт по плану. Люмьер – типичный ботан, и Чип – его верный друг, убеждают Гастона пригласить Белль на вечеринку и там признаться в своих чувствах.

Он называет друзей идиотами, выставляет из комнаты и кидает в дверь табуреткой. Хлипкая декорация не выдерживает мощи его негодования и с грохотом ломается.

Мужская половина студентов одобрительно гудит.

Оставшись на сцене один, Чалов снова забивает на сценарий и импровизирует. Садиться писать стихи. Рвёт якобы исписанные листы не читая. Потом ползает по полу на коленях, сгребая в кучу ошмётки отвергнутых чувств, как осколки разбитого сердца.

Словно мстя Белль за собственную слабость, он снова не даёт ей прохода и каждый раз в конце оскорбляет. Сам её тиранит, а после рвёт на себе волосы.

Гастон, которого мы репетировали, всё меньше походит на этого сумасшедшего.

Но тухлыми яйцами никто сцену не закидывает. Наоборот, Яр играет настолько правдиво, что есть ощущение, словно я за ним подглядываю в реальной жизни.

Идиотизм, конечно. Но изнутри разносит.

Я оглушена им, выпотрошена и заполнена сопереживанием. Словно со стороны Белль его глазами вижу. Ту, что в упор не слышит дальше слов и видит только то, что ей показывают.

Странно, да? Его понимаю, а Белль – нет. Как можно быть ко всем подряд такой внимательной и одновременно не замечать, что рядом у кого-то крышу рвёт…

Она теперь совсем не вызывает у меня симпатии. А самое неприятное, в груди змеёй ворочается чувство, будто эта история и обо мне тоже…

И помню ведь, что Яр постоянно меня провоцирует… То притягивает, то отталкивает, то улыбается, то злиться. Не понимаю, что здесь истина, а что напоказ. Не понимаю, но ведусь! Самое страшное не вижу выхода из этой ситуации.

Спектакль достигает кульминации. По сюжету Гастон должен выступить на публичной лекции, произнести короткую речь про уважение и личные границы, пригласить меня на свидание, я соглашусь и можно раскланяться.

Но Чалов снова идёт наперекор ожиданиям и выходит на сцену с гитарой.

Почти не дыша, шагаю ему навстречу, пока длинные пальцы расслабленно перебирают струны. Вступительные аккорды звонкой капелью вливаются в заинтригованную тишину.

В свете софитов его ресницы бросают густую тень под глаза, придавая Яру вид затравленный и больной. Сейчас он похож на призрака. Такой же непостижимый. Кажется, протяни руку и поймаешь воздух.

Меня всегда восхищал его глубокий колдовской голос, а музыка многократно усиливает этот эффект, и слова песни звучат как исповедь:

Я топил тебя в холоде злых слов, Не желал ни удачи, ни добрых снов, Бежал как от чумы, сыпал ядом… Но всё равно везде ищу взглядом.

Музыка становится агрессивной. Чалов неотрывно прожигает меня взглядом, но теперь с осязаемым практически отчаяньем. Он переходит на хриплый крик, словно внутри себя переживает уже не ровный, меланхоличный дождь, а яростную бурю:

Ты для меня одна на миллион такая. А вслух скажу – одна из миллионов! На твоём месте может быть любая! Я ненавижу запах твой, розовых пионов! Да, я дурак! А ты…

Гитара резко замолкает, издав последний звонкий, рычащий аккорд. Яр тоже берёт паузу и протягивает мне руку.

– Ты потанцуешь со мной, Тая?

Из моих лёгких куда-то резко пропадает воздух. Я сейчас едва ли способна извлечь из себя хоть какой-нибудь звук. Помедлив, робко вкладываю пальцы в раскрытую ладонь.

В местах, где наша кожа соприкасается, словно пробегает электрический ток. Это не первый раз, когда мы друг до друга дотрагиваемся, но впервые я не хочу прерывать это.

Что же со мной происходит, кто бы сказал…

Глава 20

Глава 20

Тая

К концу выступления я перестаю эмоционально участвовать в происходящем. Меня словно отключили от тела, и я со стороны смотрю кино.

В реальной жизни Белль не может наслаждаться танцем с тем, кто на протяжении нескольких недель раскачивал её от сопереживания к ярости, от замешательства к панике, от смирения к бунту. Не может, но тем не менее…

Гармония не приходит вдруг. Снаружи мы порхаем. А внутри что? Я чувствую то, чего не должна, рядом с тем, кто подходит для этого в последнюю очередь. Не понимаю, что со мной происходит, и поэтому сильно нервничаю.

Внутри меня замыкает. Я словно нахожусь в вакууме, отстранённо подмечая какие-то детали.

Чалов прекрасно танцует, настолько, что кажется, будто я тоже.

Я ни разу не наступила ему на ногу.

Зал нам поверил. Важные гости в составе жюри о чём-то постоянно шепчутся.

У нашей команды максимальное количество баллов. Нас приглашают обратно на сцену для вручения сертификатов от туристического агентства. Летом мы можем отправиться в недельное путешествие по любому из имеющихся маршрутов.

Не все поздравления звучат одинаково искренне, а фотосессия и интервью для прессы мероприятие долгое и муторное.

Радость от победы?

Наверное, наступит позже. Актёры переволновались.

За кулисами Чалов оказывается рядом. Мы молча проходим по коридорам, останавливаемся у гримёрки.

Он откидывает волосы со лба рукой, затем прислоняется плечом к двери, отрезая возможность войти и избежать его дальнейшего общества.

– Может, хочешь мне что-нибудь сказать? – выталкивает Яр, пронизывая меня таким взглядом, что щекам жарко становится.

– Спасибо, – шепчу сдавленно, будто я во всех бедах мира виновата. Сейчас неловко от того, что я о нём так плохо подумала.

– Это всё?

– Это справедливо. Ты привёл нас к победе. Цель благородная, средства… Что о них сказать? Рисково. Жёстко. Но действенно. Когда немного отойду от шока, возможно, смогу поблагодарить тебя более развёрнуто…

– В любых обстоятельствах правильная, – обрывает он меня грубо, с непонятным укором. – Что мне с твоего «спасибо»? Ты правда думаешь, ради него я бы рвал задницу? Ты робот, Тая⁈ Из тебя вообще реально разумное вышибить? Где эйфория, чёрт возьми? Почему ты ещё не висишь у меня на шее и…

Яр сжимает зубы, резко поворачивается боком и толкается спиной в закрытую дверь.

Вместо окончания фразы, вырывается взбешённый выдох.

– И? – спрашиваю тихо, продолжая смотреть мимо него в пустоту, где находилось его лицо секунду назад.

– Расцеловываешь или как вы там, девушки, восторг выражаете, – произносит он нехотя, словно смущаясь своих слов.

– Ты выбрал не ту девушку, – честно сообщаю ему, немного помедлив.

– Если бы я выбирал, я бы тебя не выбрал.

В груди почему-то больно. Будто ребро треснуло.

– Бывает. – Пожимаю плечами. Я не позволю, чтобы Чалов подумал, будто его слова меня задели. Прохожу мимо двери, но как только он остаётся позади, равнодушно бросаю: – Я устала и хочу спать.

Я не сбегаю. По крайней мере, стараюсь чтобы так оно выглядело.

До кампуса идти примерно четверть часа, а вечер сырой и ветреный. Пока доберусь, промёрзну до костей, потому что одежда вместе с кожаной курткой осталась в гримёрке. Должно быть, Яр посчитает меня идиоткой, но мне плевать. Я не хочу совершить ещё большую глупость и позволить ему то, о чём могу пожалеть.

На короткий миг представляю нас парой. Громкий и свистящий вдох полосует лёгкие. Щёки, лоб, ладони, губы – вся горю. А воздух ледяной как в феврале.

Нет, правда, что за дикость? Зачем такие мысли?

Я считала, что Чалов меня ненавидит, никак не ожидала обратного. Да ещё и расцелуй, говорит, сама!

Как это развидеть теперь?

Как перестать об этом думать⁈

Яр ведь не хочет быть моим парнем? Он говорил, что я гроша ломаного не стою, что я аномалия, которой тупо не место в его жизни, что его рядом со мной выворачивает, в конце концов! Мог ли он изменить ко мне отношение? Если на минуточку, всего лишь на миг, допустить это, насколько хватит Чалова и чем для меня обернётся новый виток его неадеквата?

Ответов, конечно, нет. И никто их не даст.

Проблема в том, что там, на сцене, понимание того, что он может оказаться не тем, кем кажется, заставило меня к нему присмотреться внимательнее. Я поймала себя на желании узнать его заново.

Правда, нельзя исключать, что масок в его арсенале может быть множество.

Это тревожит, потому что я либо должна продолжать его избегать, либо подпущу к себе. Я не знаю, что делать.

Позади слышны шаги. Шелест листвы под подошвами раздаётся всё ближе. Вскоре Яр меня нагоняет.

– Ты уверена, что хочешь возвращаться одна по тёмным улицам?

Проблема в том, что я ни в чём больше не могу быть уверенной. Но отвечать всё ещё стараюсь, придерживаясь привычных соображений.

– Думаю, это так же опасно, как и в твоей компании. Ты не один раз предупреждал.

Скорость шага прежняя, а сердце разгоняется, словно на бегу.

Что, если он правда выкинет что-нибудь плохое?

А что если – хорошее?..

– Приятно знать, что ты меня хоть изредка слушаешь.

И как это понимать? Да как угодно!

Когда Чалов переставал говорить двояко?

– Только когда ты достаточно убедителен, – отмечаю тихо.

– Я могу расценить это как призыв к решительным действиям.

Его слова одновременно манят и пугают. У меня по спине и предплечьям бегут уже совсем иного рода мурашки, с температурой воздуха никак не связанные.

Яр встаёт у меня на пути и кутает в свою куртку. Не просто накидывает на плечи, как это сделал бы Арс, а продевает руки в рукава и застёгивает до самого подбородка.

Резкий прилив тепла ошеломляет. Мне сложно продолжать держать дистанцию, когда я буквально тону в тепле его тела, дышу его запахом…

– Я прихватил твои вещи, – показывает на рюкзак, лежащий сейчас прямо на тротуаре. – Так что не волнуйся. Можешь спать спокойно, зная, что они не потеряются.

– Яр… – поднимаю на него глаза.

А больше ничего произнести не могу. В горле спазм. Его влекущие, порочные губы так близко. Так хочется, как он высказался «выразить восторг»…

Хорошо, что природная стыдливость не даёт этого сделать. Или то осторожность?

Не шевелюсь даже тогда, когда он вопросительно поднимает брови. Хочу поделиться тем, как приятно ощущать его внимание… в целом ощущать его…

Но сейчас, глядя ему в глаза… Не выходит.

– Что «Яр»?

Длинная пауза.

– Если тебе недостаточно моего «спасибо», не стоит рвать задницу, – произношу, наконец. – Спокойной ночи, Чалов. Куртку занесу утром.

Я обхожу его и быстрым шагом направляюсь к кампусу.

Случай с дневником показал, что нельзя бросаться словами, что не готов повторить во всеуслышание. Да и делать того, что не готов повторить в адеквате, тоже нельзя. Следуя этим двум правилам, я поступаю благоразумно.

Но почему в глазах стоят слёзы? Так не должно быть, когда чувствуешь, что всё делаешь правильно. Мне же, наоборот, больше всего на свете хочется бунтовать!

И я разворачиваюсь обратно, перехожу на бег…

Глава 21

Глава 21

Тая

Чалов стоит там же, как будто знал, что я вернусь. Поза та же: руки в карманах брюк, ноги расставлены, голова слегка откинута назад.

Внешне ничего не изменилось, но взгляд…

Он словно взирает свысока на глупую, бесконечно скучную суету своей подопытной мышки. Острое сожаление о моём порыве полосует лёгкие. Хочется развернуться и убежать так быстро, чтоб обогнать даже память об этом позорном мгновении.

Резко останавливаюсь, едва в него не врезавшись.

– Передумала, что ли? – уточняет он холодно, лишь вопросительно приподняв левую бровь.

– Я не собираюсь тебя целовать, – говорю негромко, но твёрдо.

Дыхание рвётся. Сердце стучит на износ, отдаваясь эхом в ушах и сбивая мысли в груду бесполезного мусора.

Раньше в моей голове всегда был порядок. Теперь там бардак.

Раньше я знать не знала Чалова. И была счастлива. Теперь… лечу прямо в пропасть, и никто мне руки не подаст. Он – особенно.

– Н-да? А бежала так, как будто решила надо мной надругаться, – ухмыляется Яр, без стеснения опуская взгляд на мои губы.

Я выдавливаю из себя неестественный ломкий смех.

– У тебя слишком богатая фантазия.

– Тогда почему ты ещё не в кровати? – он делает шаг ко мне, и я только усилием воли не отшатываюсь, когда костяшки его пальцев мажут по моей кисти.

– Потому что кто-то должен быть умнее. Я сегодня была неправа. А ты старался ради общей победы. Не так важно из каких соображений, хочешь утверждать, что не ради «спасибо» – твоё дело. Но если я сейчас просто уйду, ты так и продолжишь считать, что добрые поступки ничего не стоят. И в этом будет моя заслуга тоже. Я не хочу кормить твоё тщеславие, поэтому целовать не буду. Но предлагаю альтернативу.

– Пф-ф, сколько пафоса! Полегче, не лопни, – смеётся мне в лицо Чалов, но уже как-то натянуто, как будто больше растерян, чем язвит. – Что за альтернатива? Обжиматься хоть будем?

Он пытается скрыть, но интерес слишком явно проскальзывает в изменившейся позе, в том, как он подаётся вперёд, прожигая меня чумным, нетерпеливым взглядом.

Я, конечно, совсем не разбираюсь в парнях, и то может быть всего лишь желание поиметь с паршивой овцы хоть шерсти клок. Не знаю…

Мне хочется верить в светлое, доброе.

– Ярослав, я же сказала, что не собираюсь к тебе прикасаться! – понимаю, что он нарочно меня выводит, но всё равно повышаю голос.

– Ты говорила только про поцелуй, – невозмутимо напоминает Яр. – Нет так нет. Чего ты взвинтилась? Ты же у нас выше любых пороков. Или тебя так сильно взволновало моё предложение?

Вот вроде язвит, издевается, виртуозно жонглирует моими эмоциями, но в итоге глупо опять себя чувствую я. Так, словно он за дело меня отчитывает. Но я ведь не со зла вернулась, как так вышло?

– Меня совершенно не волнуют ни твои поцелуи, ни объятия! Сколько можно повторять⁈ – психую, теряя самообладание.

– И именно поэтому ты сейчас кричишь на всю улицу? – Чалов медленно обходит меня по кругу, задевая горячим дыханием волосы, щёки… – Хочешь меня как-то поощрить? Реально хочешь? Тогда хватит строить из себя ангела!

Вздрагиваю от злобного рыка, но всё равно не получается полностью избавиться от влияния Яра. Тембр его голоса, интонации, запах, шелест листвы, погружают меня в какой-то липкий транс. Не получается даже ответить, горло сковал спазм. Да и нечего.

Я вдруг осознаю, что полностью в его власти. На пустой улице, кроме нас, только наши безмолвные длинные тени.

– Мне твои лживые слова до одного места, – продолжает он хрипло нашёптывать мне на ухо, придвинувшись вплотную. – Хочешь сделать меня чуть счастливей? Действуй. Только, пожалуйста, молча! Мы здесь совершенно одни, поэтому можешь творить всё, что пожелаешь. И я клянусь, что всё останется между нами. Я не буду мстить, даже если ты меня по роже отхлещешь. Не буду трепаться, если в любви признаешься. Потому что это будет искренне. А как правильно… да в гробу я видал эти правила! Ты меня слушаешь, Тая?

Я судорожно киваю, борясь с желанием вжать голову в плечи, когда он больно сжимает мои кисти, не позволяя сбежать.

То, ЧТО он предлагает – за гранью. Я собиралась поговорить по душам, хотя бы попытаться понять друг друга! Может, тогда нам станет немного проще общаться. Но Чалову обязательно надо вывернуть меня нутром наружу. Иначе ему будет «невкусно».

То, КАК он это предлагает – отдельный вид садизма. Лупит словами по коже, и каждый слог прилетает в меня болезненным коротким выдохом: то яростью, то страстью, то лаской, то безумием…

Моя эмпатия за качелями его настроения не успевает. Я беспомощна, как вдруг потерявший зрение гонщик. Никаких указателей, всё на голых инстинктах.

– Представь, что у тебя есть пара минут, которые мы навсегда сотрём из нашей памяти, – продолжает напирать Ярослав. – Как ты их используешь? Ну же, Тая! Не тяни. Или узнаешь, что сделал бы на твоём месте я. Потом не жалуйся…

Сердце замирает в груди, когда приходит осознание, что он не шутит. У Чалова вообще хромает чувство юмора, особенно когда оно касается меня. Я ему верю. В эту секунду – безоговорочно. Если он говорит, что выбора нет – значит, так оно и есть.

Паника не даёт собраться с мыслями. Что я должна сделать? Господи, ЧТО⁈

Тугая пружина столько времени скручивающаяся внутри, от момента, когда я впервые увидела Чалова и до этой секунды, не выдерживает.

Я делаю глубокий вдох и упираюсь лбом ему в грудь, обвивая руками узкую талию и давая выход эмоциям. Мне впервые не стыдно за свои слёзы. В них всё: и страх, и растерянность, и усталость, и… облегчение, как будто я долго-долго бежала, а потом обернулась и увидела лишь своё отражение. Остановилась. Выдохнула. Осознала. Приняла.

– Как я использую эти пару минут? Я просто обниму тебя и представлю, что всё у тебя хорошо, – бормочу негромко во влажный сатин мужской рубашки, – что тебе не страшно, не больно, и тебя больше не дёргает от моего имени. Пусть даже ты меня вовсе не помнишь уже.

Не знаю, как так получилось. Я бежала от него как от чумы, а покой нашла в его объятиях.

Не представляю, что при этом испытывает Яр, но его ладони осторожно гладят мои плечи, дыхание успокаивается. Что-то опять неуловимо меняется, едва ли надолго, но отпускать это внезапное тепло, поделенное на двоих, мне так не хочется!

– Меня никогда по-настоящему не обнимали.

Ладно, такого я услышать от него не ожидала. При том что от Чалова никогда не знаешь, чего ждать.

– Даже мать? – Шмыгаю носом, отчего-то смутившись признания.

Длинная пауза даёт понять, что шутка неуместная.

– Мать тем более. Если отец ко мне равнодушен, то она… Иногда мне кажется, что она меня избегает, – его голос грубеет, словно он жалеет, что вообще развил тему. – Наше время вышло, – завершает бодро. – Забыли.

– Дай мне ещё секунду, – произношу, поднимая его руку, и прижимаю грубую ладонь к своей щеке. А затем и сама касаюсь пальцами его лица.

Я физически чувствую, насколько он потрясён, когда на миг опускаю ресницы, наслаждаясь теплом прикосновения.

– Что ты задумала?

Я сказала «потрясён»? Да он в шоке!

– Большой и страшный Чалов боится ласки?

– Мне она не нужна.

– Ты не пробовал. Хочешь?

На самом деле мне приходится собрать в кулак всю свою смелость, чтобы открыть глаза и потянуться к нему. Дыхание Яра замедляется, смешивается с моим… я ненадолго зависаю, всматриваясь в затягивающую глубину его зрачков.

Возможно, совершаю глупость, но мне так хочется как-то разбавить налёт его грусти!

Хорошо, что он даёт мне сделать этот шаг самой. Наши губы на миг встречаются и робко замирают.

Таким и должен был случиться мой первый настоящий поцелуй: коротким как вспышка, невесомым как мираж и острым как бритва…

– И всё? – протестует Яр и тянется за мной, когда я взволнованно отстраняюсь.

– Ты о чём? – отшучиваюсь, испугавшись собственной реакции. – Последнее, что я помню, это твоё предложение проводить меня до кампуса.