Текст книги "Разглашению не подлежит. Осьминожка. Полковник Сун"

Автор книги: Ян Флеминг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 33 страниц)

Флеминг Ян

АГЕНТ 007 В НЬЮ-ЙОРКЕ
_{(рассказ)}

* * *

Было где-то десять утра, на дворе стоял конец сентября, все тонуло в голубых и золотых красках. Почти одновременно с «Монархом» авиакомпании «БОАК» в аэропорт прилетело еще четыре самолета, следовавших международными рейсами. Джеймс Бонд, испытывая легкую тошноту от того набора продуктов, который, по мнению «БОАК», является «английским загородным завтраком», стоически занял место в длинной очереди, добрую половину которой составляли горланящие дети. Когда подошел его черед, Бонд заверил служащих Санитарного контроля, что последние десять ночей провел в Лондоне, после чего – стойка Иммиграционного контроля, где целых пятнадцать минут изучали его паспорт, в котором говорилось, что он Дэвид Барлоу, коммивояжер, что у него такого-то цвета глаза, такого-то цвета волосы, и рост – шесть футов. Затем – преисподняя айдлвилдского Таможенного контроля, в которой, по мнению Бонда, все было тщательно предусмотрено для того, чтобы у каждого прилетевшего в Соединенные Штаты вызывать тромбоз с летальным исходом. После ночного перелета у всех пассажиров, стоявших с идиотскими тележками-карзинками, был жалкий, разбитый вид. Когда наконец на дорожке застекленного конвейера появился чемодан Бонда, служащий вежливо вручил его Джеймсу, и тот начал проталкиваться и пропихиваться к таможенным стойкам, заваленным всевозможными сумками. Каждому приходилось открывать свой багаж, передавать таможенникам на досмотр (почему не проверять выборочно?), после чего закрывать обратно – процесс, зачастую сопровождавшийся затрещинами, которые отдельным пассажирам периодически приходилось отвешивать своим непоседливым детям. Бонд взглянул на застекленный балкон, протянувшийся по всему периметру огромного зала. Его внимание привлек человек в плаще и мягкой фетровой шляпе, который изучал в театральный бинокль царивший внизу организованный ад. Любой, кто пристально смотрел на Джеймса Бонда, и уж тем более в бинокль, заслуживал подозрения, но этого человека мозг секретного агента посчитал лишь крепкой ниточкой, которая вела в сердце какой-нибудь банды грабителей постояльцев отелей, работавшей, как тщательно отлаженный механизм: человек с биноклем приметит богатого вида дамочку, декларирующую свои драгоценности, спустится вниз, когда ту отпустят таможенники, проследит ее до Нью-Йорка и пристроится рядом у регистрационной стойки, чтобы услышать, какой номер она назовет метрдотелю, остальное – дело техники. Бонд пожал плечами. По крайней мере, на первый взгляд, этот человек следил не за ним. Вежливый клерк со значком на груди вручил Бонду его чемодан, и он, весь потный (в помещении непонятно зачем было включено центральное отопление), вышел через автоматические стеклянные двери на улицу, где его окатило благословенным свежим воздухом. «Кадиллак» туристического агентства «Кэри» уже ждал его. Джеймс Бонд всегда пользовался услугами только этой фирмы. У них были прекрасные автомобили и отличные водители: дисциплинированные, вежливые и не курившие сигар. Интересно, подумал Бонд, если бы в фирме коммандера Кэри догадались, что Дэвид Барлоу и Джеймс Бонд – одно лицо, поступились бы они своими принципами, сообщив о нем в ЦРУ? Без сомнения, для агентства коммандера Кэри интересы Соединенных Штатов превыше всего, но с другой стороны, знали ли они вообще, кто такой Джеймс Бонд? В Иммиграционном контроле точно знали. Проверяя его паспорт, служащий сверился с толстенной черной книжищей, чьи желтые страницы были испещрены фамилиями. Бонд знал, что в книге было записано три Бонда и что напротив одного из них значилось следующее: «Имя: Джеймс. Великобритания. Паспорт N 2111977. Оповестить дежурного». Насколько тесно агентство «Кэри» сотрудничало с Иммиграционным контролем? Скорее всего, лишь в тех случаях, когда этого требовала полиция. Тем не менее Джеймс Бонд был твердо уверен, что спокойно проведет в Нью-Йорке двадцать четыре часа, войдет в контакт с объектом и вновь покинет эту страну без приключений, успешно избежав неприятного разговора с господами Гувером и МакКоуном. Бонд находился в Нью-Йорке инкогнито, поскольку дело, порученное ему «М», было неприятным и довольно щепетильным. Он должен был предупредить одну милую девушку, англичанку, бывшую сотрудницу Сикрет Сервис, работавшую теперь в Нью-Йорке, что мужчина, с которым она живет, – агент КГБ, внедренный в ООН, и что ФБР и ЦРУ вот-вот установят ее личность. Конечно, действовать за спинами двух дружеских спецслужб – грязное дело, поэтому было бы очень неприятно, если бы Бонда раскусили, но эта девушка когда-то являлась первоклассным штатным сотрудником, а «М» всегда старался по возможности присматривать за своими людьми. В итоге Бонду приказали встретиться с ней, и он договорился о встречи: три часа дня, Центральный зоопарк (место показалось ему весьма подходящим), у входа в серпентариум.

Бонд нажал на кнопку, опустив стекло, разделявшее салон от водителя, и наклонился вперед:

– Отель «Астор», пожалуйста.

– Слушаюсь, сэр. – И огромный черный автомобиль петляя вырулил из зоны парковки аэропорта на скоростное шоссе Ван-Вик, которое находилось на реконструкции по случаю Международной ярмарки 1964–1965.

Джеймс Бонд откинулся на спинку кресла и закурил последнюю оставшуюся сигарету «Морланд Спешиалс». К ленчу он уже перейдет на «Честерфилд»… Отель «Астор». Он был ни чуть не хуже остальных, к тому же Бонду нравились каменные джунгли Таймс-сквер: уродливые сувенирные лавки, дорогие ателье, громадные автоматы с едой, гипнотизирующие неоновые рекламы, одна из которых представляла собой слово «БОНД», написанное буквами высотой чуть ли не с милю. Именно здесь было самое нутро Нью-Йорка, его пульсирующие вены! Остальные любимые кварталы Бонда в корне изменились: Вашингтон-сквер, «Баттери», Гарлем, куда теперь без паспорта и двух детективов не стоило и соваться. А «Савой»! Как же там весело было когда-то! Прежним остался, правда, Центральный парк, который сейчас, наверное, был в расцвете своей красы – пышным и ухоженным. Что касалось отелей, они тоже изменились: «Ритц Карлтон», «Сент-Реджис» ушли из жизни вместе с Майклом Арленом. Прежним оставался, пожалуй, лишь один «Карлайл». В остальных было все одно: бесшумные лифты, комнаты с затхлым воздухом, напоминавшем о старых сигарах, нерадушные «пожалуйста, сэр», слабенький кофе, голубовато-белесые вареные яйца на завтрак (Однажды, когда Бонд снимал в Нью-Йорке маленькую квартирку, он везде пытался найти коричневые яйца, пока один из продавцов не сказал ему: «Мы не торгуем ими, мистер. Люди думают, что они грязные».) и сыроватые тосты (должно быть, корабль поставляющий их, затонул еще во времена Колонизации)! Да что там говорить! Отель «Астор» ни чуть не хуже любого другого.

Бонд взглянул на часы. К одиннадцати тридцати он будет уже на месте. Затем надо будет быстро пройтись по магазинам, но только очень быстро, поскольку теперь там нечего покупать: товары, произведенные не в Европе, были низкого качества, за исключением лучшей в мире садовой мебели, а у Бонда не было собственного садика. Поэтому сперва – в аптеку, чтобы прикупить полдюжины несравненных зубных щеток «Овенс»; затем – в «Хоффриц», на Мэдисон-авеню, чтобы приобрести их замечательный бритвенный станок с тяжелыми зубьями, который был выполнен в стиле старенького «Жиллета», но заметно превосходил его по качеству; потом в «Триплерс» – купить носков для гольфа фирмы «Изод»; и в «Скрибнерс», последний оставшийся в Нью-Йорке приличный книжный магазин (у одного из их продавцов хороший нюх на крепкие триллеры). Ну а напоследок нужно заскочить в спортивный магазин «Аберкромби», чтобы посмотреть на новые тренажеры и назначить на вечер свидание Соланж, которая как раз работала там в одном из отделов.

«Кадиллак» несся вдоль огромной автомобильной свалки, покореженные корпуса машин, сверкая хромом, завистливо смотрели ему вслед. Куда деваются эти перекрашенные «железные скакуны», после того как погода окончательно разъедает их внутренности? Где их хоронят? Не полезнее ли топить их в море для предотвращения размывания береговой почвы? Нужно будет черкнуть письмо в «Геральд Трибун»!

Теперь вопрос где перекусить. С ужином все просто: он сводит Соланж в «Латис» – один из лучших в мире ресторанов. Но где же ему съесть ленч? В былые времена Бонд, несомненно, отправился бы в ресторан «21», но даже эту цитадель уже давным-давно оккупировала богатая аристократия, повысив цены и, в виду отсутствия вкуса, понизив качество пищи. Тем не менее он все равно сходит туда, хотя бы просто ради того, чтобы тряхнуть стариной, выпив в баре пару сухих коктейлей «мартини» (взболтанный джин «Бифитр» с вермутом, украшенный долькой лимона). Ну а после… Может быть, отведать лучший деликатес в Нью-Йорке – похлебку из устриц в сметане, с крекерами и пивом «Миллер» в баре «Устрица» на Гранд-централь? Нет, ему не хотелось сидеть в баре. Вот если бы найти какое-нибудь уютное, но просторное местечко, где можно спокойно посидеть и почитать газетку… Да! Точно! «Зал короля Эдуарда» в «Плаце»! Угловой столик. Его там никто не знает, зато он точно знает, что в «Плаце» можно хорошо поесть. Не то что в «Шамборе» или «Павильоне»! Там он выпьет еще один коктейль, а затем закажет копченую лососину и яичницу, сделанную по рецепту, которому он однажды научил их главного официанта (Феликс Лейтер был с ним лично знаком). Решено! Ему придется попробовать их копченую лососину. Раньше в «Зале короля Эдуарда» подавали шотландскую лососину, а не канадскую, которая была сухой и безвкусной. В Штатах, подумал Бонд, умеют готовить только бифштекс и морские блюда, остальное может катиться ко всем чертям! И все продукты так долго хранятся замороженными в этих «коммунальных моргах для пищи», что теряют сочность, за исключением, наверное, итальянских, отчего все блюда здесь имеют какой-то одинаковый нейтральный вкус. Интересно, когда последний раз в ресторанах Нью-Йорка подавалась курица (не бройлер), которая только что бегала, или только что выведенные яйца? А рыба, которая только что плавала? Существует ли в Нью-Йорке рынок наподобие парижского Лес-Халлеса или лондонского Смитфилдса, где можно увидеть и купить свежую пищу? Сам Бонд о таковом никогда не слышал. Здесь это считалось негигиеничным. Не становились ли американцы во всех вопросах излишне гигиеничными? Излишне осторожными? Каждый раз, когда Бонд занимался любовью с Соланж, наступал момент, когда, вместо того, чтобы нежиться в объятьях друг друга, она удалялась в ванную и добрых пятнадцать минут полоскала горло дезинфектором, после чего он не мог даже с ней целоваться. А таблетки от простуды? Она глотала их в количестве, которого хватило бы и на две пневмонии! И все же Джеймс Бонд улыбнулся при мысли о девушке. Интересно, подумал он, что их сегодня ждет? Разумеется, кроме ужина в «Латис» и ночи любви? Опять же, в Нью-Йоре было все, что пожелаешь. Он много слышал о кинотеатрах, в которых крутили цветные порно-фильмы со звуком! Говорят, что после их просмотра сексуальная жизнь становится во сто крат ярче. Вот куда ему нужно сводить Соланж! А еще в тот бар, о котором говорил Феликс Лейтер, где собирались садомазохистки и садомазохисты. Их униформа – кожаные куртки и повязки на предплечьях. У садистов повязка на левом предплечье, у мазохистов – на правом. Забавно будет сходить и посмотреть на них, как он ходил посмотреть на трансвеститов Парижа и Берлина. Разумеется, в итоге он и Соланж, скорее всего, просто отправятся в «Эмберс» или же на концерт какого-нибудь ансамбля джазовой музыки, которую она так любит, ну а потом – снова любовь и дезинфектор.

Джеймс Бонд улыбнулся. Автомобиль несся по величественному мосту Трайборо-бридж к небоскребам Манхэттена, издали похожим на зубчатые стены крепости. Ему нравилось предаваться мечтам о приятной возможности урвать часок другой для отдыха в перерывах между работой. Он любил планировать свой досуг вплоть до самой мелкой детали. И как раз сейчас он окончательно решил, что будет делать вечером, и ему нравился каждый пункт этого плана. Конечно, все может пойти не так, как он задумал, и ему придется кое-что изменить. Но это не имеет значения. Ведь в Нью-Йорке есть все, что пожелаешь…

Нью-Йорк не оправдал его ожиданий. Последствия этих отвлеченных фантазий были для Джеймса Бонда самыми плачевными. После яичницы в «Зале короля Эдуарда» все пошло наперекосяк, и вместо задуманной ранее чудесной программы Бонду пришлось сделать ряд срочных телефонных звонков в лондонскую штаб-квартиру, и только благодаря чистому везению ему все-таки удалось в полночь встретиться с той молодой англичанкой. Встреча эта проходила у катка близ Рокфеллер-центр и едва ли соответствовала минимальным требованиям конспирации: девушка постоянно ревела и угрожала покончить собой. И во всем этом был виноват Нью-Йорк!.. Не говоря уже о том, что в его Центральном зоопарке нет никакого серпентариума!

РАЗГЛАШЕНИЮ НЕ ПОДЛЕЖИТ
_{(сборник)}

С прицелом на убийство

Глаза за большими защитными очками из черной резины сверкали холодным каменным блеском. Только они оставались спокойными в этой плоти, мчащейся на грохочущем мотоцикле «БСАМ-20» со скоростью семьдесят миль. Глаза пристально смотрели вперед, прямо перед собой поверх руля, и их темные застывшие зрачки напоминали дуло оружия. Верхняя часть лица была закрыта очками, и ветер попадал мотоциклисту прямо в рот, растягивая губы в широкую ухмылку, открывавшую передние зубы и беловатые десны. Из-за ветра щеки были похожи на слегка пульсирующие мешочки. Специальные черные перчатки, выступающие справа и слева от низко опущенной головы в защитном шлеме, напоминали лапы большого, изготовившегося к нападению зверя. Человек был одет в форму мотоциклиста королевских войск связи, и его мотоцикл был бы похож на обычную машину британской армии, если бы не улучшенный вариант клапанов и карбюратора, а также снятые для увеличения скорости глушители. Ничто ни в самом человеке, ни в его экипировке не предполагало, что он был не тем, кем казался, исключение составлял полностью снаряженный «люгер», прикрепленный к бензобаку.

Было семь часов майского утра, и пустынная прямая дорога, которая шла через лес, блестела от светящегося весеннего тумана. Мелькавшие по обе стороны дороги прогалины между дубовыми деревьями, покрытые мхом и цветами, выглядели так же театрально красиво, как королевские леса в Версале и Сен-Жермене. Это было шоссе Д-98, вторая по значимости дорога для местного движения в округе Сен-Жермена, и мотоциклист только что пересек шоссе Париж – Мант, по которому с грохотом проносились машины в сторону Парижа. Мотоциклист ехал на север, в сторону Сен-Жермена. В этом же направлении, приблизительно в полумиле впереди, двигался только еще один связист королевских войск. Тот был моложе, изящнее, на мотоцикле сидел расслабившись, наслаждаясь утром и сохраняя скорость где-то около сорока миль. Он не торопился – день выдался прекрасный – и размышлял о том, что станет есть, когда вернется в штаб около восьми часов, – глазунью или омлет.

Пятьсот ярдов, четыреста, триста, двести, сто. Человек, приближающийся сзади, снижает скорость до пятидесяти миль. Он поднимает правую перчатку к зубам, стаскивает ее и запихивает между пуговицами мундира. Затем опускает руку и отстегивает оружие. Теперь его, должно быть, хорошо было видно в зеркале молодого человека, ехавшего впереди, потому что тот неожиданно оглянулся, удивившись при виде другого связиста, появившегося на дороге в это же утро. Он ожидал американскую или, возможно, французскую военную полицию, это мог быть представитель любой из восьми стран-членов в штабе верховного главнокомандующего объединенными вооруженными силами НАТО в Европе. Но еще одного связиста встретить было мудрено, вот почему он удивился и обрадовался. Кто же это мог быть? В знак приветствия он бодро поднял большой палец правой руки и сбросил скорость до тридцати, поджидая, когда коллега поравняется с ним. Наблюдая за дорогой и за приближающимся Силуэтом, он перебрал в уме имена британских связистов специальной службы транспортной части в штабе объединенного командования. Альберт, Сид, Уэлли. Может быть, это Уэлли – та же полная фигура? Хорошо идет! Ах да, он еще морочит голову этой девчонке в столовой: Луиза, Элиза, Лиз – как ее зовут?

Человек с оружием сбросил скорость. Сейчас их разделяло пятьдесят ярдов. Лицо преследователя, не искаженное теперь ветром, приобрело грубоватые, жесткие, в чем-то славянские очертания. В черных глазах горела красная искра. Сорок ярдов, тридцать. Одинокая сорока вылетела из леса перед молодым связистом. Она неуклюже пролетела над дорогой и скрылась в кустах за указательным знаком, который оповещал о том, что до Сен-Жермена остался один километр. Молодой человек усмехнулся и иронически поднял палец: повторное приветствие и так, на всякий случай – «одинокая сорока к беде». В двадцати ярдах от него человек с оружием оторвал руку от руля, поднял «люгер», аккуратно прицелился и выстрелил один раз.

Руки молодого человека отбросило от руля назад к спине. Его мотоцикл сделал вираж, перепрыгнул через узкую канаву и врезался в траву и лилии, росшие в лощине. Здесь мотоцикл со скрежетом поднялся на заднее колесо и медленно, с грохотом повалился на мертвого мотоциклиста. Мотор зачихал, фыркнул напоследок, обдав дымом человека и цветы, а затем замолк.

Убийца резко развернулся в обратную сторону и остановил мотоцикл. Он закрепил его на месте и пошел по дикорастущим цветам. Наклонился над убитым, грубо открыл ему веко. Также грубо он снял с трупа черную полевую сумку из кожи, расстегнул мундир и вытащил потрепанный кожаный кошелек. Резко сдернул дешевые наручные часы с левой руки, так что хромовый браслет разлетелся пополам. Он встал и перекинул полевую сумку через плечо. Пока клал кошелек и часы в карман мундира, постоянно прислушивался. Ни звука, кроме лесных шорохов да тихого постукивания горячего металла разбитой машины. Убийца вернулся на дорогу. Он шел медленно, забрасывая листьями следы от шин на мягкой земле и траве. Особое внимание он обратил на более глубокие следы в канаве и на бордюре. Затем остановился около своего мотоцикла и оглянулся назад – на поле, усыпанное лилиями. Неплохо! Сюда смогут добраться лишь полицейские собаки, а для этого потребуются часы или, возможно, дни. Времени, чтобы проехать необходимые десять миль, хватит с излишком. Главное в таких делах – иметь достаточный запас времени. Он мог бы застрелить человека на расстоянии сорока ярдов, но предпочел двадцать. А то, что прихватил часы и кошелек, только усложнит поиск – работал настоящий профессионал.

Довольный собой, он снял мотоцикл с упора, уселся на сиденье и нажал на стартер. Медленно, чтобы не оставить следов, он вновь выехал на дорогу и через минуту уже мчался со скоростью семьдесят миль, и ветер опять раздвигал его щеки в ухмылке. Лес, затаивший дыхание во время убийства, медленно оживал.

Джеймс Бонд выпил свою первую рюмку «У Фуке». Напиток не был крепким. Невозможно серьезно напиться во французском кафе. Сколько можно проглотить водки, виски или джина в городе и на солнцепеке? Виски с содовой еще пойдет крепко, но не так забористо. Полбутылки шампанского или шампанское плюс апельсиновый сок хороши перед завтраком, но вечером с шампанским может быть перебор. Шампанское вредно на сон грядущий. Можно, конечно, перейти на «Перно», но такое вино нужно пить в компании, да и Бонду этот напиток был вовсе не по вкусу, он горчил, как микстура в детстве. Нет, в кафе надо пить что-нибудь приятное, и Бонд всегда брал одно и то же – вполне по-американски горький «Самоари»: «Чинзано», ломтик лимона и сода. Он всегда брал дорогую содовую воду «Перрье», так как считал, что дорогая содовая вода – это самый дешевый способ улучшить плохой напиток.

Когда Бонд бывал в Париже, он неизменно ходил по одним и тем же адресам. Останавливался в гостинице «Терминус Норд», потому что ему нравились привокзальные гостиницы: они были не столь претенциозны и даже неприметны. Завтракал обычно в кафе «Пэ», «Ротонда» или «Дом», так как еда там была довольно сносной и, кроме того, предоставлялась возможность наблюдать за людьми. Если ему хотелось выпить что-нибудь покрепче, он отправлялся в бар «Хэрри», и делал это по двум причинам. Во-первых, потому что напитки там действительно были крепкие, и, во-вторых, потому что в свой первый визит в Париж, когда ему едва исполнилось шестнадцать, он сделал то, к чему призывала реклама этого бара в газете «Континентел дейли мейл», – сказал шоферу такси: «Сэнк рю дю ну». С этого начался один из самых незабываемых вечеров в его жизни, который кончился тем, что он потерял невинность и бумажник почти одновременно. А обедать Бонд ходил только в самые шикарные рестораны «Вефур», «Канетон», «Лука-Картон» иди «Кошон д'Ор». Он считал, что эти рестораны, что бы ни говорил справочник «Мишелин» о ресторанах «Тур д'Аржан», «Максим» и им подобных, не утратили своего блеска, несмотря на обилие чеков и долларов, оставленных в них. В любом случае он предпочитал их кухню. После обеда он обычно направлялся на площадь Пигаль, дабы посмотреть, что там еще может с ним произойти. Когда, как обычно, ничего особенного не случалось, он шел пешком по улицам Парижа до Северного вокзала, приходил домой и ложился спать.

Сегодня вечером Бонд решил выйти за рамки этого рутинного времяпрепровождения и устроить себе настоящий старомодный праздник. Он ехал через Париж после провалившегося задания на австро-венгерской границе. Бонда специально направили из Лондона руководить операцией и контролировать действия начальника поста «V». Это решение, конечно, не могло понравиться венскому персоналу поста. Произошли недоразумения – намеренные. В пограничной минной зоне погиб человек. Теперь начнет работу следственная комиссия. Бонд должен был вернуться в Лондон на следующий день, чтобы доложить о случившемся, и эта мысль угнетала его. Сегодня был такой прекрасный день – один из тех, когда почти начинаешь верить, что Париж красив и весел, – и Бонд решил дать городу последний шанс. Он найдет себе девушку, стоящий вариант, пригласит ее на обед в какое-нибудь фантастическое место в Буа, наподобие «Арменонвилля». Дабы сразу избежать ее вопрошающего выражения лица – деньги всегда вперед, – он как можно скорее даст ей пятьдесят тысяч франков. Потом непременно скажет: «Я хотел бы называть тебя Донатьенна или Соланж, потому что именно эти имена созвучны моему настроению и этому вечеру. Представь, что мы давно знакомы, и ты одолжила мне эту сумму, так как я был в затруднительном положении. Вот эти деньги, а теперь расскажем друг другу все, что с нами происходило с тех пор, как мы виделись в последний раз в Сант-Тропе год назад. А пока – вот меню и карта вин, можешь выбрать все, от чего мгновенно станешь счастливой и толстой». И ей сразу станет легче при мысли о том, что на сей раз не придется прикладывать никаких усилий, она засмеется и скажет: «Но, Джеймс, я не хочу толстеть». И вот так начнут они с мифа «Весенний Париж», и Бонд не станет напиваться, но проявит неподдельный интерес и к самой девушке, и ко всему, что она будет говорить. И Бог мой, он не окажется виноват, когда к концу дня выяснится, что от древней сказки «Хорошее времяпрепровождение в Париже» не останется и следа.

Сидя «У Фуке» и ожидая свой коктейль «Американо». Бонд улыбался этим безумным мыслям. Он знал, что просто фантазирует, находя занимательной мысль о том, что еще сведет счеты с городом, который ненавидел с военных лет. С 1945 года у него не было ни одного счастливого дня в Париже. И дело не в том, что сей город продажный. Многие города нисколько не лучше. Но у Парижа нет сердца – он заложен туристам, заложен русским, румынам и болгарам, заложен подонкам со всего мира, которые постепенно захватили этот населенный пункт. И город, конечно, заложен немцам. Это видно в глазах людей – угрюмых, завистливых, стыдливых. Архитектура! Бонд взглянул через дорогу на ряды черных полированных машин, ослепительно блестящих на солнце. Повсюду так же, как на Елисейских полях. Настоящее лицо города можно увидеть только в течение двух часов – между пятью и семью утра. После семи он тонул в ревущем потоке черного металла, с которым не могут соревноваться ни красивые здания, ни широкие, окаймленные деревьями бульвары.

Поднос официанта с лязгом опустился на мраморный столик. Ловким движением одной руки, которое Бонду никогда не удавалось, официант открыл бутылку «Перрье». Он положил счет под ведерко со льдом, сказал механически: «Пожалуйста, мсье» и быстро отошел. Бонд бросил лед в напиток, налил до краев соды и сделал большой глоток. Он откинулся назад и закурил. Вечер, конечно, будет испорчен. Даже если он найдет девушку через час или около того, содержание ее не будет соответствовать внешнему виду. При ближайшем рассмотрении выяснится, что у нее грубая, влажная, пористая кожа французской буржуа, а светлые волосы под модным вельветовым беретом на самом деле у корней коричневые и такие же жесткие, как струны фортепьяно. Запах мяты не перебьет запаха чеснока, который она ела на обед. Соблазнительная фигура будет замысловато обтянута корсетом. Она окажется откуда-нибудь из Лилля и будет его спрашивать, не американец ли он. И – Бонд улыбнулся про себя – или она, или ее сутенер, возможно, стащат его кошелек. Замкнутый круг! Он очутится там, где начинал. Более или менее. Ну и пошли все к черту!

Потрепанный черный «пежо-403» неожиданно выскочил из своего ряда, пересек ближнюю к тротуару полосу движения и затормозил у обочины. Раздался обычный визг тормозов, гневные возгласы и крики. Совершенно спокойно из машины вышла девушка и решительно двинулась по тротуару, не обращая никакого внимания на поток машин, который привела в такой беспорядок. Бонд выпрямился. У нее было все, абсолютно все, что он мог только себе вообразить. Довольно высокая, и хотя на ней был легкий плащ, то, как она шла и держалась, говорило о красивой фигуре. Лицо веселое и смелое, и именно так она вела свою машину, но сейчас, когда она шла сквозь двигающуюся по тротуару толпу, в сжатых губах сквозило нетерпение, а в глазах горело беспокойство.

Бонд внимательно следил за ее передвижениями: вот она подошла к столикам и появилась в проходе. Конечно, надежды у него никакой. Она пришла на встречу с кем-то, вероятно, со своим любовником. Такие женщины всегда принадлежат другому. Она опоздала. Поэтому так торопилась. Черт возьми, какие длинные светлые волосы под модным беретом. Ух, вот это везение – она смотрела прямо на него. Она улыбалась…

Прежде чем Бонд успел собраться с мыслями, девушка подошла к его столику, отодвинула стул и села. Она несколько натянуто улыбнулась, глядя в его встревоженные глаза.

– Извините, что опоздала, боюсь, нам надо ехать немедленно. Вас вызывают. – И тихо добавила:

– «Аварийный прыжок».

Бонд усилием воли вернул себя в реальный мир. Кем бы она ни была работала на «фирму». «Аварийный прыжок» – это сленг. Секретная служба заимствовала выражение у подводников. Означало оно плохие новости – хуже не бывает. Бонд порылся в кармане, положил несколько монет на стол и произнес:

– Хорошо. Идемте.

Они поднялись, и он последовал за ней к машине, которая все еще мешала движению. Теперь в любую минуту мог появиться полицейский. Усаживались в машину, провожаемые сердитыми взглядами. Девушка не выключала двигатель. Она с ходу врубила вторую скорость и выехала на дорогу.

Бонд искоса поглядывал на нее. Бледная кожа выглядела бархатной. Светлые волосы казались шелковыми до самых корней.

– Откуда вы и что все это значит? Не сводя глаз с дороги, она ответила:

– Я с поста. Второй помощник. Служебный номер 765. Вне службы – Мери-Энн Рассел. И я понятия не имею, что происходит. Только-только получила сигнал из Центра от М, начальнику поста. Сверхсрочно. Он должен найти вас немедленно и, если нужно, прибегнуть к услугам французской «Двоечки» – их спецслужбы. Начальник поста «Р» сказал, что вы всегда ходите в одни и те же места в Париже, и я и еще одна сотрудница получили соответствующий список. – Она улыбнулась. – Я только что была в баре «Хэрри», а после «Фуке» собиралась искать вас в больших ресторанах. Как хорошо, что все так быстро уладилось. Она взглянула на него. – Надеюсь, что выглядела не очень неуклюже.

– Выбыли прекрасны. А что стали бы делать, окажись я не один?

Девушка засмеялась.

– Поступила бы точно так же, но величала бы вас «сэром». Не знаю только, что придумала бы, чтобы избавиться от той особы. Если бы она устроила сцену, предложила бы отвезти ее на моей машине, а вам взять такси.

– Вы очень изобретательны. Сколько лет на службе?

– Пять. Но этот пост – первый.

– Как вам здесь нравится?

– Работа вполне устраивает. Вечера, дни проходят незаметно. В Париже нелегко завести друзей, – на ее губах появилась ироническая улыбка, – не обещая всего остального. – Она поспешно добавила:

– Я не ханжа, но французы мне просто надоели. Пришлось отказаться от метро и автобусов. В любое время суток вся попка исщипана. – Она улыбнулась. – От подобного внимания устаешь, и, кроме того, я не знаю, что говорить мужчинам в таких случаях, ведь иногда бывает очень больно. Это уж слишком. Чтобы избежать всего этого, купила по дешевке машину, и другие авто держатся от меня подальше. Пока не встретишься взглядом с другим водителем, можно помериться силами с самыми противными из них. Они хотят быть замеченными. Однако опасаются страшного вида машины. И тогда можно отдохнуть.

Они доехали до Ронд-Пойнт. Как бы подтверждая свою теорию вождения, она пересекла его по диагонали и выехала прямо навстречу движению с площади Конкорд. Машины, оторопев, расступились и дали ей проехать на авеню Матильон.

Бонд сказал:

– Здорово. Но не превращайте это в привычку. Здесь могут оказаться свои французские Мери-Энн.

Она засмеялась. И повернула на авеню Габриэль, остановившись у парижской штаб-квартиры Секретной службы.

– Я совершаю такие маневры только на службе. Бонд вышел из машины, обошел ее и оказался рядом с дверцей водителя.

– Спасибо, что подвезли. Когда эта буря пронесется, могу вернуть долг и подвезти вас. Хотя щипать меня некому, но в Париже, кажется, пропаду от одиночества.

Ее широко расставленные глаза были голубого цвета. Она внимательно посмотрела на Бонда и произнесла без тени иронии:

– Я не против. На коммутаторе меня всегда найдут. Бонд дотянулся до ее руки, лежавшей на руле, и пожал ее.