Текст книги "Разглашению не подлежит. Осьминожка. Полковник Сун"

Автор книги: Ян Флеминг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)

– Вы хотите напомнить об известном мошенничестве с золотом, когда свинцовый брусок покрывался золотой пленкой? – спросил тревожно майор Смит.

– Ну что вы, нет, майор, – ободряюще возразили оба брата, – об этом не идет и речи. Но, – не исчезали с их лиц улыбки, – если вы не можете припомнить происхождение этих слитков, вы, видимо, не будете протестовать, если мы проведем небольшое исследование. Существует ряд методов определения золотого содержания слитков, и мы с братом знакомы с ними. Если бы вы оставили золото у нас и вернулись после ланча?..

Альтернативы не было. Теперь майору Смиту приходилось безоговорочно довериться братьям. Они могли обосновать любую цифру, и ему просто пришлось бы согласиться с ней. Он зашел в бар и пропустил один-два бокала, попробовал съесть бутерброд, но еда не лезла в горло. Когда Смит вернулся в прохладу офиса братьев Фу, все было по-прежнему – и улыбки на лицах братьев, и два золотых слитка на том же месте, и его кейс, однако теперь перед старшим братом лежала золотая ручка «Паркер» и лист бумаги.

– Мы провели исследование ваших замечательных слитков, майор…

«Замечательных! Слава богу!» – пронеслось в мыслях майора Смита.

– …и я уверен, вам будет интересно узнать их возможное происхождение.

– Да, разумеется, – с энтузиазмом в голосе произнес Смит.

– Это немецкие слитки, майор. Возможно, из Рейхсбанка времен войны. Такой вывод мы сделали из того факта, что в золоте содержится десять процентов свинца. При гитлеровском режиме у Рейхсбанка существовал такой дурацкий обычай ухудшать примесями свое золото. Этот факт быстро стал достоянием дилеров и цена на немецкие золотые слитки, например в Швейцарии, где оседали многие из них, была соответственно понижена. Так что результатом немецкой глупости явилось то, что национальный банк Германии потерял репутацию честного партнера, которую он зарабатывал на протяжении веков. Улыбка на восточном лице оставалась неизменной. – Очень плохой бизнес, майор. Очень глупый.

Майор Смит восхитился всезнанием этих двух дельцов, живущих в стороне от мировых коммерческих каналов, но вместе с тем внутренне насторожился: «Ну и что дальше?»

– Все это очень интересно, господин Фу, но для меня эти новости неприятные. Что, эти слитки не лучшего качества или как вы там именуете такой случай в мире рынка золота?

Старший Фу сделал правой рукой небольшой останавливающий жест:

– Это не важно, майор. Вернее, это не так важно. Мы продадим ваше золото по его реальной цене, скажем, по цене восемьдесят девятой пробы. Покупатель может его переплавить, а может оставить и прежнюю пробу. Это уже нас не касается. Наше дело – продать настоящий товар.

– Но по более низкой цене?

– Верно. Однако, полагаю, у меня имеется и приятная новость для вас. Как вы оцениваете стоимость этих двух слитков?

– По моей прикидке, около пятидесяти тысяч фунтов.

Старший брат фыркнул:

– Я считаю, если мы будем продавать мудро и постепенно, вы получите сто тысяч фунтов, майор, за вычетом наших комиссионных, которые включают в себя стоимость перевозки и прочие непредвиденные расходы.

– И сколько они составят?

– Мы рассчитываем на десять процентов, если это вас устроит.

Майор Смит всегда считал, что дилеры на золотой бирже получают лишь какую-то долю от одного процента. Ладно, какого черта? Он уже успел сделать целых сорок тысяч со времени ланча. Он сказал, что согласен, встал и протянул через стол руку.

С тех пор ежеквартально он заходил в офис братьев Фу с пустым кейсом, перед ним на широком столе лежали пачки новых ямайских фунтов и два золотых слитка, уменьшавшиеся дюйм за дюймом, а также документ, в котором отражались проданное количество золота и полученная за него цена в Макао. Все происходило очень просто, по-дружески, в деловой атмосфере, и майор Смит не задумывался над тем, берут ли с него в какой-либо форме сверх оговоренных десяти процентов. В любом случае, он не особенно заботился об этом. Для него вполне хватало четырех тысяч в год и единственной заботой было опасение, что налоговые инспекторы могут задаться вопросом, на какие средства он живет. Когда он упомянул братьям о такой возможности, ему посоветовали не волноваться, а при следующих визитах на столе вместо обычной тысячи лежало всего лишь девятьсот фунтов. Вопросов по этому поводу ни он, ни ему не задавали. Вычитаемая сумма проводилась по документам в нужном месте.

И так целых пятнадцать счастливых лет, солнечных, насыщенных праздным времяпрепровождением.

Смиты располнели, с майором Смитом случился первый из двух приступов и он получил предписание врача сократить потребление алкоголя и сигарет, проще относиться к жизни и избегать жиров и жареной пищи. Мэри Смит пыталась быть с ним твердей, но он стал скрывать от нее свои выпивки, изворачиваться, лгать, и она смирилась, прекратив попытки осуществлять контроль за его излишествами. Однако она уже успела стать для него символом няньки и он стал всячески избегать ее. Она бранилась, заявляла, что он больше ее не любит, а когда непрекращающиеся мелкие ссоры по пустякам вывели ее простую натуру из себя, пристрастилась к снотворному. И однажды вечером после его очередного пьяного дебоша демонстративно превысила дозу снотворного – чтобы просто попугать майора, но переборщила – и погибла. Самоубийство удалось замять, но оно отнюдь не прибавило майору Смиту веса в обществе, и он перебрался на северное побережье, которое хотя и находилось всего в 30 милях от столицы, даже для небольшого общества Ямайки представлялось совершенно другим миром. Там он обустроился на вилле «Маленькие волны», перенес второй сердечный приступ, но по-прежнему сводил себя в могилу выпивками. Именно в это время на сцене и появился человек по фамилии Бонд с другим смертным приговором в кармане.

Майор Смит посмотрел на часы – было всего несколько минут после полудня. Он поднялся, еще раз налил бренди с имбирным элем и вышел на лужайку. Джеймс Бонд сидел под миндальным деревом и смотрел на море. Он даже не взглянул, когда Смит уселся на другой алюминиевый садовый стульчик и поставил рядом на траву бокал.

Когда майор Смит закончил свой рассказ, Бонд без всяких эмоций произнес:

– Да, примерно так я все и предполагал.

– Вы желаете, чтобы я все это изложил в письменном виде и подписался?

– Если вы хотите. Но это не для меня – для военного трибунала. Делом займется руководство частей, где вы служили. Юридические аспекты меня не интересуют. Все, о чем вы мне рассказали, я изложу в отчете для моей службы, а она передаст его Королевской морской пехоте. Потом, полагаю, материалы через Скотланд-Ярд попадут к Государственному прокурору.

– Могу я задать один вопрос?

– Разумеется.

– Каким образом все обнаружилось?

– Ледник был небольшим. В этом году весной тело Оберхаузера после таяния снегов обнаружили альпинисты. Сохранились полностью его документы и все, что было при нем. Его опознала семья. Дальше – дело техники. Изъятые из трупа пули сказали об остальном.

– Но вы-то каким образом оказались причастным к этому делу?

– Ответственность за работу Бюро специальных операций была возложена на мою, э… службу. К нам пришли документы, и я просмотрел всю папку. Мои руки в то время были свободны, и я попросил разрешения найти преступника.

– Но почему?

Джеймс Бонд посмотрел майору Смиту прямо в глаза.

– Дело в том, что Оберхаузер был моим другом. Перед войной, когда мне не было еще и двадцати, он учил меня кататься на лыжах. Это был прекрасный человек. Он заменил мне отца, когда я особенно нуждался в этом.

– Да, я понимаю, – майор Смит отвел глаза в сторону. – Я очень сожалею.

Джеймс Бонд поднялся на ноги.

– Ну, что же, пора возвращаться в Кингстон, – он сделал останавливающий жест рукой. – Не беспокойтесь, дорогу к машине я найду один.

Он посмотрел на сидящего перед ним пожилого человека и резко, даже грубовато, чтобы, как показалось Смиту, скрыть некоторое затруднение, произнес:

– Пройдет около недели, прежде чем они пришлют кого-нибудь за вами.

И пошел по лужайке, через дом, и вскоре майор Смит услышал звук стартера и шуршание шин по запущенной дороге от виллы.

Майор Смит продолжал выискивать у рифа свою добычу и пытался понять точный смысл последних слов Бонда. Его губы под маской скривились в невеселой улыбке. Конечно же, все просто. Старый, опробованный прием, когда провинившегося офицера оставляют наедине с револьвером. Если бы Бонд захотел, он позвонил бы в Дом правительства и попросил направить сюда офицера из местного полка для произведения ареста майора Смита. Что ж, он поступил порядочно. А может быть, нет? При самоубийстве все будет выглядеть пристойнее, да вдобавок еще отпадет необходимость большой бумажной волокиты и будут сэкономлены деньги налогоплательщиков. Должен ли он пойти Бонду навстречу и поступить, так сказать, прилично? Соединиться навеки с Мэри, куда бы не направлялись самоубийцы – в рай или в ад? Или же пройти весь этот круг – возмущение, скучные формальности, крупные заголовки в газетах, монотонность существования при отбывании пожизненного заключения, которое неизбежно когда-нибудь закончится. Вместе с третьим приступом. Но есть и третий путь – защищаться. Сослаться на военное время, борьбу с пытавшимся бежать пленным Оберхаузером, знавшим о тайнике с золотом, естественное побуждение скрыться с золотом Смита – бедного офицера из коммандос, внезапно обнаружившего богатство.

Стоит ли ему отдавать себя в руки правосудия? Непроизвольно майор Смит представил, что вот он находится на скамье подсудимых, офицер с великолепной выправкой, подтянутый, в прекрасно сшитой парадной форме синего цвета с красными петлицами, со всеми наградами на груди – такова традиционная форма одежды в военном трибунале. Нужно будет попросить Луну, чтобы проверила, не завелась ли моль в ящике с одеждой, находившемся в нежилой комнате. А может, там появилась и сырость? Если погода будет хорошей, проветрить все на солнце, почистить щеткой. С помощью корсета он сможет еще втиснуть свою сорокадюймовую талию в тридцатичетырехдюймовые брюки, сшитые двадцать, а то и тридцать лет назад знаменитой фирмой «Гивз». В зале суда, который состоится, вероятно, в Чатеме, будет находиться защищающий его адвокат, столь же стойкий и непоколебимый, как и полковник. Кроме того, есть еще и возможность подать апелляцию в вышестоящий суд. Дело может стать знаменитым. Почему бы и нет?.. Он мог бы продать газетам право на публикацию его воспоминаний, написать книгу…

Майор Смит почувствовал, как в нем поднимается возбуждение. «Осторожно, старина! Осторожно!» Он поставил ноги на грунт и передохнул среди танцующих волн северо– восточного пассата, который нес приятную прохладу на северное побережье до наступления самых жарких месяцев – августа, сентября и октября. Скоро он выпьет пару порций джина, затем небольшой ланч и сиеста, а затем можно все продумать более тщательно. Не забыть еще, что он приглашен на коктейль к Арукделям и на ужин в клубе «Парк Шоу Бич». После игры в бридж домой и принять снотворное. Ободренный рутинной перспективой дня, Смит отогнал далеко на задворки памяти черную тень Бонда. «Эй, скорпена, где ты? Осьминожка ожидает свой обед!» Майор Смит опустил голову в воду и медленно поплыл между кораллами к окаймленному белой пеной рифу, продолжая выслеживать отдохнувшими глазами добычу.

Вдруг он заметил два направленных на него антеннообразных отростка каракатицы, вернее ее вест-индской родственницы лангусты, высунувшейся из глубокой расщелины под коралловым наростом. Судя по толщине отростков, это крупный экземпляр, фунта на три-четыре. В другое время Смит поставил бы ноги рядом со щелью и взмутил воду, чтобы лангуста высунулась подальше – ведь она очень любопытна. Затем он пронзил бы ее голову трезубцем и отнес бы домой на обед. Но сегодня единственной добычей для него могла Быть рыба-скорпена, и он сконцентрировал все силы на поисках косматого прерывистого силуэта. Десятью минутами позже он обратил внимание на клочок морских водорослей на белом песке, но что-то ему подсказывало, что это не просто водоросли. Осторожно поставив ноги на дно, он увидел, как на клочке вдруг возникли ядовитые шипы – это она, скорпена, причем значительных размеров, примерно три четверти фунта. Смит приготовил гарпун и стал медленно продвигаться вперед. Теперь красные злые глаза рыбы были широко открыты и наблюдали за ним. Он должен будет сделать резкий короткий удар, причем из положения, когда трезубец будет практически в вертикальном положении, в противном случае, он знал из опыта, даже острые как бритва зубцы гарпуна почти наверняка соскользнут с роговой ткани головы чудища. Он приподнял ноги с грунта и очень медленно поплыл вперед, пользуясь свободной рукой как плавником. Время! Он произвел резкий выпад гарпуном вперед и вниз. Но рыба успела отреагировать на едва заметные колебания идущих впереди трезубца токов воды, подняв со дна фонтан песка, взметнулась вверх и словно птица пролетела под самым животом Смита. Майор Смит покрутился в воде, осмотрелся. Так и есть, скорпена сделала именно то, что делает часто – укрылась в водорослях у ближайшего камня, слившись с окраской дна. Смит проплыл еще несколько футов и опять нанес удар, прицелившись получше. На этот раз он не промахнулся, и она извивалась и трепыхалась на конце гарпуна.

От возбуждения и усталости, пусть и небольшой, майор Смит тяжело дышал, чувствуя приближение старой боли в области груди. Нащупав ногами дно, он нанизал рыбу на гарпун до конца и вытащил ее, все еще трепетавшую, из воды. Медленными шагами проделал он весь обратный путь по лагуне, вышел из воды и добрел по песчаному пляжу до деревянной скамейки, установленной под виноградной лозой. Здесь он бросил гарпун с добычей рядом с собой на песок и уселся отдохнуть. Через каких– то пять минут майор Смит почувствовал странное онемение в районе солнечного сплетения. Взглянув вниз, он оцепенел от ужаса и недоумения. На фоне загара на коже выделялось белое пятно размером с мячик для игры в крикет, а в центре пятна – один за другим три пореза, из которых просочились капельки крови. Машинально стерев эту кровь, майор обнаружил маленькие дырочки размером с булавочный укол. Он припомнил, как взметнулась скорпена и громко, с благоговейным страхом, но без упрека прошептал:

– Ты все же достала меня, тварь! Боже мой, ты меня достала!

Неподвижно сидя на скамейке и рассматривая ранку, Смит пытался припомнить, что говорилось о ядовитых уколах скорпены в американском издании книги «Опасные морские животные», которую он позаимствовал в институте, да так и не удосужился вернуть. Он тихонько потрогал, а затем и нажал на белое пятно вокруг уколов. Так и есть, кожа полностью онемела. И под нею уже начала распространяться пульсирующими толчками боль. Скоро эта боль усилится, пройдет по всему телу и станет настолько невыносимой, что он будет со стонами кататься по леску, чтобы избавиться от нее. Его начнет рвать, изо рта пойдет лена, наступит бредовое состояние с конвульсиями, после чего полная потеря сознания. В его случае все это быстро приведет к сердечной недостаточности и к смерти. Если верить книге, весь цикл завершится примерно через четверть часа. Все, что ему осталось – это пятнадцать минут отвратительной агонии! Конечно, существуют и лекарства – прокаин, антибиотики и антигистамины – если его слабое сердце выдержит их. Но они должны находиться под рукой. Даже если бы дома или у доктора Каузака оказались бы в наличии эти современные препараты, он не смог бы попасть на виллу «Маленькие волны» раньше, чем через час. Первый приступ боли как будто прострелил все тело майора и заставил его сложиться пополам. Затем второй, третий приступы радиальной конвульсией прошли от желудка до конечностей. Во рту появился сухой металлический привкус, в губы словно вонзились иголки. Он вскрикнул и свалился со скамейки. Пошлепывание хвоста рыбы по песку рядом С его головой напомнило ему о скорпене. Болевые спазмы временно прекратились, но все тело было в огне. Мозг работал четко. Ну конечно! Эксперимент! Он должен, он обязан добраться до Осьминожки и отдать ей добычу! «О, моя милая Осьминожка, будет тебе последнее угощение».

Повторяя эти слова, майор Смит на четвереньках отыскал маску, с трудом натянул на голову, схватил гарпун со все еще бьющейся рыбой и, прижимая свободной рукой живот, сполз по песку в воду.

До кораллового убежища осьминога было пятьдесят ярдов по мелководью, и майор Смит со стонами, не снимая маски, кое-как преодолел это расстояние, большей частью ползком на коленях. Когда глубина воды увеличилась, а до цели оставалось совсем немного, ему пришлось встать на ноги, и он от боли задергался и зашатался из стороны в сторону, как кукла-марионетка на ниточках. Наконец он добрел и огромным усилием воли, стараясь устоять, наклонил голову, чтобы набрать немного воды в маску для прочистки стекла, запотевшего от его стонов. Затем, не обращая внимания на кровь, хлеставшую из нижней губы, он с трудом наклонился посмотреть на обиталище Осьминожки. Да! Ее коричневая масса была на месте и возбужденно шевелилась. Почему? Майор Смит увидел медленно опускающиеся в воде на дно черные сгустки крови. Ну конечно же! Милая Осьминожка распробовала его кровь. От очередного приступа боли голова у Смита пошла кругом. Он как в бреду услышал свое собственное бормотание в маску: «Соберись, Декстер, старина! Дай Осьминожке пообедать!» Он сделал над собой усилие и восстановил равновесие. Взяв гарпун поближе к нижней части древка, он опустил скорпену к уже ходящей ходуном норе.

Возьмет ли Осьминожка наживку? Ядовитую наживку, убивающую сейчас майора Смита, но, может быть, безвредную для осьминога? Эх, если бы Бенгри мог оказаться рядом и понаблюдать! Из норы возникли три сильно извивающихся щупальца и закружились вокруг скорпены. Перед глазами Смита стоял серый туман. Он был близок к потере сознания, но все-таки попытался развеять этот туман и слабо потряс головой. И тогда щупальца обвились, но не вокруг скорпены! Вокруг руки майора Смита, почти до локтя. Его рот перекосился в гримасе удовольствия. Наконец-то он и Осьминожка пожали друг другу руки! Как это увлекательно! Поистине восхитительно! Однако затем осьминог спокойно и неумолимо потянул руку вниз и до майора Смита дошел ужас всего происходящего. Он собрался с остатками своих сил, ко вместо удара лишь погрузил гарпун еще ниже, в результате чего скорпена просто вошла в массу осьминога, а рука майора была захвачена еще дальше. Щупальца ползли все выше к плечу и тянули к себе все настойчивее. Майор Смит сбросил маску, но слишком поздно. Над пустынным заливом раздался оглушительный вопль, его голова скрылась под водой, а на ее поверхности забулькали пузырьки воздуха. Затем показались ноги майора Смита и маленькие волны ласково покачивали его тело, в то время как осьминог исследовал полостью рта захваченную правую руку и сделал первую попытку вонзить в один из пальцев свои клювообразные челюсти…

Тело было обнаружено двумя местными ребятами, ловившими спиннингом с каноэ рыбу– иглу. Они пронзили осьминога трезубцем майора Смита, убили его традиционным способом, вывернув наизнанку и откусив голову, а затем привезли все три тела домой. Труп майора Смита был передан полиции, а скорпена и осьминог пошли на ужин.

Корреспондент местной газеты «Дейли Глинер» сообщил, что майор Смит был убит осьминогом, однако газета в своей заметке исказила данный факт и передала его словами «был найден утопленник». Чего не сделаешь для того, чтобы не отпугнуть туристов! И уже позднее в Лондоне Джеймс Бонд, сделав лично для себя вывод о самоубийстве, фиксировал в заключении по делу те же слова – «был найден утопленник майор Смит». На последнем листе распухшей папки была проставлена дата, что и в газете. И только благодаря запискам доктора Каузака, который производил вскрытие, появилась возможность написать своеобразный постскриптум к нелепой, но трагической кончине бывшего офицера секретной службы.

Собственность дамы

Для начала июня день выдался из ряда вон жарким. Джеймс Бонд отложил темно-серый мелковый карандаш, предназначенный для оформления указателей местонахождения Секции 00, и сбросил пиджак. Повесить его на спинку стула, а тем более на вешалку, которую за свой счет приобрела Мэри Гуднайт (ох уж эти женщины!) и поместила на зеленой двери «предбанника» его кабинета, ему и в голову не пришло. Он просто сбросил пиджак на пол. Зачем он ему сейчас, отутюженный и без единого пятнышка?

Повсюду царила тишина. Входящая и исходящая переписка – сплошная рутина. Ежедневные совершенно секретные сводки – «треп», не говоря уже о газетах, вызывали зевоту. Правда, газеты для читателей наскребали кое-какую информашку о семейных скандалах и разных дурных новостях – единственных новостях, привлекающих к себе внимание, будь то достоверные данные или же слухи, цена которым – копейка.

Бонд ненавидел такие периоды безделья. Его глаза едва скользили по страницам сногсшибательной диссертации Центра научных исследований о применении русскими цианистого газа, распыляемого из самых дешевеньких детских водяных пистолетиков, но убивающего мгновенно при попадании на лицо. Применять газ рекомендовалось к лицам старше 25 лет во время их подъема по лестнице или крутому склону т. е. в тех случаях, когда возможен диагноз «внезапная остановка сердца».

Резкий зуммер красного телефона был настолько внезапным, что рука витавшего в облаках Джеймса Бонда непроизвольно потянулась к левой подмышке. При втором зуммере Бонд поднял трубку.

– Вы, сэр?

– Да, сэр.

Он поднялся со стула и надел пиджак, мозг начал работать. Все равно что из подворотни – и вдруг во дворец. Проходя «предбанник», едва удержался, чтобы не пощекотать за аппетитную шейку Мэри Гуднайт. Бросив ей, что вызывает сам М. Бонд вышел в устланный коврами коридор и через соседнюю Секцию обеспечения связи, как всегда безмолвную со своими точками и тире, долетел до лифта и поднялся на девятый этаж.

Выражение лица мисс Манипенни не говорило ни о чем. Обычно, когда она была в курсе происходившего, на нем можно было прочитать любопытство, возбуждение, а в случае временных неудач Бонда ободрение или даже возмущение. Сегодня же ее приветственная улыбка выражала незаинтересованность. Бонд сделал однозначный вывод, что работа предстояла незамысловатая, скучная, и соответственно настроил себя, открывая дверь в судьбоносный кабинет своего шефа, скрывающегося под инициалом «М».

В кабинете находился кто-то явно посторонний – но кто? Он сидел слева от М. и при появлении Бонда лишь бросил на него быстрый взгляд, когда тот занял свое обычное место напротив отделанного краской кожей бюро.

М. чопорно провозгласил:

– Доктор Фэнш, я полагаю, вам не приходилось встречаться раньше с коммандером Бондом из моего Управления исследований.

К такого рода представлениям третьим лицам Джеймсу Бонду было не привыкать. Он встал, вытянулся и протянул руку. Доктор Фэнш тоже поднялся, едва дотронулся до протянутой руки и, как будто прикоснулся к какому-то чудовищу, поспешил снова сесть. Доктору оказалось достаточно мельком бросить взгляд на Бонда, чтобы увидеть в нем нечто большее, чем просто силуэт. Можно было предположить, что доктор обладал способностью анализировать происходящее за тысячные доли секунды. Очевидно, он эксперт в какой-либо отрасли и интересуется лишь фактами, предметами, теорией, но никак не людьми. Бонду хотелось, чтобы М. ввел его вкратце в суть дела без этого плутовского, в чем-то детского, желания удивить – нечего тянуть кота за хвост. Однако, вспомнив, как он сам маялся от безделья минут десять назад, и поставив себя на место М., Бонд сообразил, что шеф тоже мог изнывать и от июньской жары, и от угнетающего бездействия. Сейчас же, удовлетворенный возможностью развеяться благодаря поистине свалившемуся с небес делу, пусть и не крупному, решил выжать из него максимум приятного.

Посетитель был средних лет, упитан, розовощек, щегольски одет почти в стиле эпохи короля Эдуарда – темно-голубой пиджак на четырех пуговицах с завернутыми манжетами, жемчужная булавка в тяжелом шелковом галстуке, безукоризненный воротничок, запонки, возможно, изготовленные из старых монет, пенсне на толстой черной ленточке. В общем, сделал вывод Бонд, человек из окололитературной богемы, возможно – критик или бакалавр, не исключено, с гомосексуальными наклонностями.

М. заявил:

– Доктор Фэнш – известный авторитет в области старинных драгоценностей. Он является также, конфиденциально конечно, советником Королевской таможенной службы и Управления криминальных расследований. Если конкретно, ко мне его направили наши коллеги из MI-5. Дело касается нашей мисс Фройденстайн.

У Бонда приподнялись брови. Мария Фройденстайн являлась секретным агентом советского КГБ, проникшим в самое сердце секретной службы. Она работала в Управлении связи в специально созданном для нее изолированном направлении, где использовался исключительно «Пурпурный шифровальный код», также разработанный специально для нее. В обязанности мисс Фройденстайн входили зашифровка по коду и направление шесть раз в день значительных по объему сообщений секретной службы в ЦРУ в Вашингтоне. Эти материалы фабриковались в секции 100, отвечающей за работу с двойными агентами, и представляли собой гениальную смесь правдивых фактов, малоценных секретных сведений и время от времени серьезной дезинформации. Когда Марию Фройденстайн принимали на работу в Службу, уже было выявлено, что она является советским агентом. Ей создали благоприятные условия для похищения ключей к «Пурпурному шифровальному коду», чтобы дать возможность русским получить полный доступ к этим секретным сообщениям – перехватывать и расшифровывать их – и таким образом доводить до них фальшивую информацию. Операция рассматривалась как особо секретная, ее проводили с чрезвычайной осторожностью, и вот уже целых три года она постепенно претворялась в жизнь. То, что Мария Фройденстайн могла подслушивать разговоры в столовой штаб-квартиры секретной службы, учитывалось на этот риск вынуждены были пойти; зато ее малопривлекательная внешность исключала возможность интимных знакомств в разведывательных целях.

М. повернулся к доктору Фэнш:

– Может быть, доктор, вы соблаговолите объяснить коммандеру Бонду, о чем идет речь.

– Конечно, конечно. – Доктор Фэнш бросил быстрый взгляд на Бонда и отвел глаза, уставившись на свои ботинки. – Видите ли, дело в том, что, э… коммандер… Без сомнения, вы слышали имя Фаберже. Знаменитый русский ювелир.

– Да. Помнится, он делал бесподобные пасхальные яйца для царя и царицы до революции.

– Верно. Это лишь одна область его творчества. Он создал много других изящных вещиц – произведений благородного искусства. Сейчас на аукционах за некоторые его поделки предлагают поистине баснословные цены – 50 тысяч фунтов стерлингов и больше. И вот недавно в Англию доставлено лучшее его творение – так называемая «Изумрудная сфера», бесподобное произведение искусства, о котором до сих пор было известно лишь со слов самого великого кудесника. Это сокровище направлено посылкой с объявленной ценностью из Парижа и адресовано известной вам женщине, мисс Марии Фройденстайн.

– Приятный небольшой подарок. Могу я спросить, каким образом вам стало известно об этом, доктор?

– Я, как ваш начальник разъяснил вам, являюсь советником Королевского таможенного и акцизного управления по вопросам, относящимся к старинным драгоценностям и прочим подобным произведениям искусства. Объявленная ценность посылки – 100 тысяч фунтов стерлингов. Это не рядовой случай. Вы, может быть, знаете, существуют методы вскрытия таких посылок тайно. Она была вскрыта, естественно, по ордеру Министерства внутренних дел, и меня вызвали изучить содержимое и дать оценку. Я сразу же узнал «Изумрудную сферу» по ее описанию и рисунку в проведенном мистером Кеннетом Сноумэном исследовании, посвященном Фаберже. Я заявил, что объявленная ценность, возможно, занижена. Однако особое внимание я обратил на сопроводительный документ, в котором на русском и французском языках объяснялось происхождение этого ценного предмета, – доктор Фэнш показал на лежащую перед М. фотографию с изображенной на ней, по-видимому, краткой семейной родословной, выполненной в виде генеалогического древа. – Эту копию я сделал сам. Вкратце, в документе говорится о том, что «Сфера» была приобретена дедом Марии Фройденстайн непосредственно у Фаберже в 1917 году – без сомнения, ради вложения рублей во что-либо ценное и легко переносимое. После его смерти в 1918 году она перешла по наследству к его брату, а в 1950 году – матери мисс Фройденстайн. Как представляется, мать покинула Россию еще ребенком и воспитывалась в кругах белой русской эмиграции в Париже. Она никогда не была замужем, и ее дочь Мария – незаконнорожденная. Похоже, что она в прошлом году умерла и кто-то из ее друзей или душеприказчик, бумага не подписана, направляет теперь «Сферу» ее полноправной владелице – мисс Марии Фройденстайн. Причин задавать вопросы этой девушке не было, хотя, сами понимаете, дело задело меня за живое. И вот в прошлом месяце аукционная фирма «Сотбис» объявила, что выставляет на торги предмет, обозначенный как «Достояние леди». Аукцион состоится через неделю. Выступая от имени Британского музея и, э… других заинтересованных сторон, я осторожно навел справки и встретился с леди, которая с поразительным хладнокровием подтвердила довольно неправдоподобную историю о происхождении сокровища. Я выяснил, что она работает в Министерстве обороны, и вот тогда-то мне в голову закралось подозрение, что это по меньшей мере странно, когда младший клерк, имеющий, возможно, доступ к засекреченным материалам, внезапно получает подарок из-за рубежа стоимостью 100 тысяч фунтов стерлингов и даже больше. Я сообщил обо всем этом высокопоставленному сотруднику MI-5, с которым поддерживаю контакт по работе в Таможенном управлении Ее Величества, и меня направили в ваше, э… учреждение, – доктор Фэнш развел руками и опять бросил на Бонда быстрый взгляд. – Вот и все, коммандер, что я вам могу сообщить.

М. счел нужным вмешаться:

– Благодарю вас, доктор. Еще один-два последних вопроса, и я больше не задержу вас. Исследовав эту изумрудную вещицу, считаете ли вы ее подлинной?

Доктор Фэнш прекратил рассматривать свои ботинки. Он поднял глаза и, упершись взглядом в точку, находящуюся чуть выше левого плеча М., заявил:

– Разумеется. Не только я, но и мистер Сноумэн, представитель фирмы «Вартски», объединяющей крупнейших дилеров и экспертов по работам Фаберже в мире. Несомненно, это исчезнувший шедевр Карла Фаберже, единственный рисунок которого выполнен самим автором.