Текст книги "Мунрейкер"

Автор книги: Ян Флеминг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– Так точно, Mein Kapitan. – Кребс с явной неохотой поставил мирно жужжавший прибор на стол возле Дракса. – На случай если вам понадобится, – сказал он, с надеждой глядя на Галу и Бонда, и вышел через двойные двери.

Дракс положил перед собой «люгер». Открыв ящик стола, он достал сигару и прикурил ее от настольной зажигалки «ронсон». Затем сел поудобнее. Пока Дракс с явным удовольствием курил, в комнате стояла тишина. Наконец, он как будто что-то решил и благодушно взглянул на Бонда.

– Вы не представляете себе, как давно я мечтал выступить перед английской аудиторией, – начал он словно на пресс-конференции. – Вы не представляете, как мне хотелось поделиться своей историей. Собственно говоря, полный отчет о моих деяниях находится в данный момент в руках одной очень уважаемой нотариальной фирмы в Эдинбурге. Да простят они меня, это фирма – «Райтерс ту зе Сигнет». Вам это можно знать. – Он сверкнул в них улыбкой. – Эти люди имеют инструкции вскрыть конверт по завершению первого успешного запуска «Мунрейкера». Но вам повезло, и вы узнаете то, что я написал, раньше других. А потом, когда завтра в полдень вы увидите сквозь эти открытые двери, – он сделал жест вправо, – первую струю пара из турбин и поймете, что через полсекунды сгорите заживо, до вас наконец дойдет, о чем пела пташка, как говорим мы, – он по-звериному оскалился, – англичане.

– Оставь свои шуточки при себе, – грубо оборвал его Бонд. – Валяй дальше, бош.

– Бош. Да, я действительно Reichsdeutscher [природный немец (нем.)], – губы под огненно-рыжими усами смаковали это аппетитное словцо, – но скоро Англия вынуждена будет признать, что ее обвел вокруг пальца всего один-единственный немец. И, может быть, тогда нас перестанут называть бошами – ПО ПРИКАЗУ! – Эти последние слова он проревел, и в реве этом слышался голос марширующего по плацу пруссака.

Дракс сердито посмотрел на Бонда, его крупные выпяченные зубы под рыжими усами нервно вгрызлись в ногти. Затем, пересилив себя, он сунул правую руку в карман брюк, словно желая лишить себя соблазна, левой взял сигару. Он сделал затяжку, и после этого – голос его был по-прежнему скован – начал.

22. Ящик Пандоры

– Мое настоящее имя, – обращаясь главным образом к Бонду, произнес Дракс, – граф Гуго фон дер Драхе. Мать моя была англичанка, и именно по ее настоянию я до двенадцати лет воспитывался в Англии. Затем жизнь в вашей паршивой стране стала для меня невыносимой, и я завершил свое образование в Берлине и Лейпциге.

Бонд вполне себе представлял, что в английской частной школе этот неуклюжий грубиян с лошадиными зубами особого к себе сочувствия не внушал. И то, что он был заморским графом с цепочкой труднопроизносимых имен, едва ли спасало положение.

– Когда мне исполнилось двадцать, – глаза Дракса загорелись блеском воспоминаний, – я стал принимать участие в нашем семейном деле. Это была дочерняя компания мощного стального концерна «Рейнметал Борзиг». Вы-то, наверное, о нем не слыхали, но если бы на войне в вас угодил 88-миллиметровый снаряд, то он вполне мог бы оказаться нашим. Компания специализировалась на производстве особых видов сталей, и я изучил дело до тонкостей. Много я знал и о самолетостроении, где были самые требовательные наши заказчики. Тогда-то я впервые и услышал о колумбите. В те дни он шел буквально на вес золота. Потом я вступил в НСДАП и почти сразу же оказался в гуще войны. Чудесное было время. Мне исполнилось двадцать восемь, я был лейтенантом в 140-м бронетанковом полку. Мы словно нож масло кромсали британскую армию во Франции. То было упоительно.

Прервавшись, Дракс сделал смачную затяжку, и Бонд догадался, что сейчас перед глазами безумца стоят объятые пламенем и клубами дыма бельгийские села.

– То были замечательные деньки, мой дорогой Бонд. – Дракс вытянул свою длинную руку и стряхнул пепел с сигары прямо на пол. – Но потом меня перевели в дивизию «Бранденбург», и мне пришлось распрощаться с девушками и с шампанским и вернуться в Германию, чтобы готовиться к заброске через пролив в Англию. Мой английский пригодился в дивизии. Нас снабдили английским обмундированием. Все могло бы выйти очень забавно, однако вдруг эти паршивые генералы заявили, что подобная операция-де невозможна, и меня перевели в подразделение иностранной разведки службы СС. Оно называлось РСХА, и во главе его стоял обергруппенфюрер СС Кальтенбрунер, сменивший на этом посту погибшего в сорок втором году Гейдриха. Это был достойный человек, но я находился под непосредственным началом еще более достойного – оберштурмбаннфюрера СС, – это слово он произнес, едва не обсасывая вожделенно каждый звук, – Отто Скорцени. В РСХА он руководил акциями террора и саботажа. Это было приятной интерлюдией, за время которой мне удалось призвать к ответу многих англичан, что, – Дракс обдал Бонда холодным взглядом, – доставляло мне неописуемое на стол, – эти свиньи, генералы, предали Гитлера и позволили англичанам и американцам высадиться во Франции.

– Какая жалость, – сухо заметил Бонд.

– Именно, мой дорогой Бонд, какая жалость, – казалось, Дракс не заметил иронии. – Однако для меня настал звездный час на той войне. Скорцени сформировал из террористов и диверсантов особые Jagdverbande [соединения истребителей (нем.)] для борьбы в тылу врага. Каждая Jagdverband делилась на Streifkorps [партизанские отряды (нем.)], а те в свою очередь на команды, каждая из которых носила имя своего командира. В декабре сорок четвертого в ходе арденнского наступления я в чине обер-лейтенанта во главе команды «Драхе», – Дракс заметно приосанился, – и в составе прославленной 150-й панцербригады проник сквозь боевые порядки американцев. Уверен, у вас надолго запомнят рейд той бригады, одетой в американскую форму и воевавшей на американских танках и машинах. Kolossal! [Колоссально! (нем.)] Когда бригада вынуждена была отступить, мы затаились в арденнских лесах в пятидесяти милях от линии фронта. Нас было двадцать: десять здоровых мужчин и десять молодых «вервольфов» из гитлерюгенда. Им не было еще и двадцати, но это были славные ребята. Случилось так, что ими руководил некий молодой человек по имени Кребс, который обладал определенными качествами, позволившими ему стать экзекутором в нашей маленькой веселой компании, – Дракс довольно хихикнул.

Вспомнив стук, который издала голова Кребса, ударившись о туалетный столик, Бонд облизал губу. Бил ли он тогда изо всей силы? Да, подсказала память, в тот момент он вложил в носок ботинка всю силу.

– Мы прожили в лесу шесть месяцев, – с гордостью продолжал Дракс, – и все это время слали по радио донесения в Фатерланд. Местные пеленгаторы не могли напасть на наш след. Но однажды пришла беда. – Вспоминая, Дракс даже затряс головой. – В миле от нашего лесного убежища находилась ферма. Вокруг нее настроили множество домиков Ниссена и разместили там тыловой штаб связи какого-то подразделения. Англичане и американцы. Безнадежное место. Ни дисциплины, ни охраны, а сколько там сшивалось всякого сброда? Некоторое время мы следили за объектом и, наконец, решили его взорвать. Наш план был прост. Двое моих людей – один в американской форме, другой в британской – должны были пригнать туда трофейный «виллис», начиненный двумя тоннами взрывчатки. Автомобильный парк, разумеется, неохраняемый, располагался возле столовой, и мои люди должны были поставить машину как можно ближе к ней. Взрыв был назначен на семь вечера – время ужина. После этого мои люди должны были скрыться. Все очень просто. В то утро, поручив операцию своему заместителю, я отправился по делам. Нарядившись в мундир британского сигнальщика и сев на трофейный, британский же, мотоцикл, я отправился на охоту за курьером из части, который ежедневно курсировал по близлежащей дороге. Курьер, разумеется, появился вовремя. Я выехал из леса и сел ему на хвост, потом догнал, – по-прежнему как ни в чем не бывало рассказывал Дракс, – выстрелил в спину и, усадив на его же мотоцикл, сжег в лесу.

Заметив засверкавшие в глазах Бонда искры гнева, Дракс поднял руку.

– Что, не нравится? Но, друг мой, ведь он был уже мертв. Однако, продолжаю. Я отправился дальше, и что же произошло потом? За мной цепляется один из наших же самолетов, возвращавшихся с разведки, и расстреливает меня из пушки. Свои же самолет! Взрывом меня отбросило от дороги. Как долго я провалялся в канаве, не знаю. Днем я ненадолго пришел в себя и сообразил спрятать пилотку, мундир и депеши. Под камень. Возможно, они до сих пор там. Когда-нибудь заберу. Забавные сувениры. Затем я поджег разбитый мотоцикл и, видимо, вновь потерял сознание, потому что следующее, что я запомнил, было то, как меня подбирает британский автомобиль и везет прямиком в тот самый чертов штаб связи! Хотите верьте, хотите нет! А там прямо у самой столовой стоит наш «виллис»! Это было уже слишком. Меня всего изрешетило осколками, переломало ноги. Я потерял сознание, и когда вновь очнулся, надо мной уже колдовал весь госпиталь, я лишился половины лица. – Он поднял руку и провел ею по лоснившейся коже левого виска и щеки. – После этого мне просто оставалось играть роль. Они совершенно не догадывались, кто я на самом деле. Машина, доставившая меня, уже укатила или же была разнесена на куски. Я был простым англичанином в английской рубашке и английских брюках, одной ногой стоящий на том свете.

Дракс смолк, достал новую сигару и закурил. В комнате воцарилась тишина, если не считать мягкого, затухающего гула паяльной лампы. Ее угрожающий зов стал тише. Падает давление, догадался Бонд.

Он повернул голову и посмотрел на Галу. Только теперь он заметил у нее за ухом уродливый синяк. Он послал ей ободряющую улыбку, и она искривилась в ответ.

Голос Дракса доносился сквозь завесу сигарного дыма.

– Мне почти больше нечего добавить, – сказал он. – За тот год, что меня таскали по госпиталям, я до мельчайших подробностей разрабатывал различные планы. Суть их была в одном – попросту отомстить Англии за то, что она сделала со мной и с моей страной. Согласен, со временем все это переросло в одержимость. Каждый день того года, года разорения и насилия над моей страной, увеличивал мою ненависть и презрение к Англии. – Вены на лице Дракса стали пухнуть, внезапно он заколотил кулаками по столу, его выпученные глаза перескакивали с Бонда на Галу и обратно, голос сорвался на крик. – Я ненавижу, я презираю вас всех! Свиньи! Бестолочь, ленивые, заплывшие жиром скоты, вы прятались за вашими проклятыми белыми скалами, пока другие проливали за вас кровь. Вы даже были не в силах защитить собственные колонии, пошли с протянутой рукой на поклон к Америке. Вонючие снобы, за деньги готовые на все. Ха! – он торжествовал. – Я знал, что мне понадобятся лишь деньги и личина джентльмена. Джентльмен! Pfui Teufel! [Тьфу, дьявол! (нем.)] Для меня – джентльмен это дурак, которого можно облапошить. Взять к примеру, этих идиотов из «Блейдса». Карлики на сундуках с золотом. Сколько месяцев я обирал их на тысячи фунтов, надувал их прямо у них же под носом, пока не появились вы и не опрокинули мою тележку.

Дракс сощурился.

– Что навело вас на мысль о портсигаре? – вдруг спросил он.

Бонд пожал плечами.

– У меня есть глаза, – сказал он безразлично.

– Ладно, – проговорил Дракс, – возможно, я несколько потерял голову в тот вечер. Однако, на чем я остановился? Ах да, госпиталь. Эти добрые доктора так хотели помочь мне узнать себя. – Его потряс взрыв хохота. – Это было просто. Очень просто. – Глаза его приобрели лукавое выражение. – В числе тех образов, что они так любезно предложили мне, я наткнулся на имя некоего Хьюго Дракса. Какое совпадение! Из Драхе я превратился в Дракса! Осторожно я намекнул, что не возражаю быть им. Врачи очень обрадовались. Да, сказали они, это действительно ты. Сунув меня в чужие башмаки, медицина торжествовала. Я надел их, покинул госпиталь и пошел гулять по Лондону, ища кого бы убить и ограбить. И вот однажды в районе Пиккадилли я забрел в маленькую конторку еврея-ростовщика. (Теперь Дракс говорил быстрее. Слова лились из него бурным потоком. В углу рта, заметил Бонд, скопилась и все росла пена). Ха. Это было легко. Один удар по лысому черепу. В сейфе пятнадцать тысяч, и прочь из страны, в Танжер, а там делай что хочешь, покупай что хочешь, организуй. Колумбит. Встречается реже, чем платина, и нужен всем. Век реактивной авиации. Уж я-то в этом разбираюсь. Профессию не забыл. И тогда, честное слово, я стал вкалывать. Пять лет я занимался лишь тем, что делал деньги. Был смел как лев. Рисковал страшно. И вдруг у меня появился первый миллион. За ним другой. Потом пятый. Потом двадцатый. Я вернулся в Англию. Швырнул один миллион, и Лондон был у меня в кармане. Затем я вернулся в Германию. Разыскал Кребса. И еще пятьдесят таких же, как он, настоящих немцев. Отличных специалистов. Все они скрывались под вымышленными именами, как и многие старые мои камрады. Я отдал приказ, и они стали спокойно и тихо ждать. А где же был я? – широко раскрыв глаза, он уставился на Бонда. – А я был в Москве. В Москве! Человек, торгующий колумбитом, вправе бывать повсюду. Я попал к нужным людям. Они выслушали меня. Дали мне Вальтера, нового гения из их центра управляемых ракет в Пенемюнде, а сами русские приступили к строительству атомной боеголовки, которая, – он махнул в потолок, – теперь ждет наверху. Потом я снова вернулся в Лондон. – Пауза. – Коронация. Письмо во дворец. Триумф. Слава Драксу, – он разразился хохотом. – Англия у моих ног. До последней шавки! Потом приехали мои люди, и мы начали. Прямо в сердце Британии. В толще знаменитых скал. Мы трудились как проклятые. Мы построили у берега Англии причал. Для снабжения! Чтобы нас снабжали наши добрые русские друзья, которые в ночь на прошлый понедельник успели как раз вовремя. Но Тэллон что-то прослышал. Старый дурак. Доложил в министерство. Однако у Кребса тоже есть уши. Совершить акт возмездия вызвались пятьдесят добровольцев. Был брошен жребий, и Бартш умер смертью героя. – Дракс помолчал. – Память о нем будет жива. – Затем он продолжал. – Новая боеголовка сейчас устанавливается. Она подошла как раз по размеру. Отличная работа. И даже тот же вес. Все в полном порядке, а старая боеголовка – пустая жестянка, набитая столь милыми сердцу министерства ассигнований приборами, находится уже в Штеттине – по ту сторону «Железного занавеса». А верная субмарина скоро вновь возвратится сюда, – он посмотрел на часы, – чтобы, пройдя водами Ла-Манша, забрать всех нас отсюда завтра ровно в одну минуту пополудни.

Отерев лицо тыльной стороной ладони. Дракс откинулся в кресле и уставился в потолок, глаза его были полны видений. Вдруг он хихикнул и лукаво скосился на Бонда.

– А знаете, что мы сделаем первым делом, когда попадем на борт подлодки? Мы сбреем эти знаменитые усы, которые вас так заинтересовали. Вы унюхали мышь, мой дорогой Бонд, там, где должны были почуять крысу. Эти бритые головы и усы, за которыми мы все так прилежно ухаживали, обычная мера предосторожности, мой дорогой друг. Попробуйте обрить собственную голову и отрастить пышные черные усы. Вас не узнает родная мать. Все дело в общем впечатлении. Небольшое усовершенствование. Точность, мой дорогой друг. Точность во всем. Таков мой девиз. – Он самодовольно засмеялся и глотнул дыма.

Вдруг, насторожившись, он испытующе поглядел на Бонда.

– Ладно, скажите что-нибудь. Не сидите болваном. Как вам моя история? Не кажется ли она вам необычной, замечательной? Ведь все это осуществил один человек. Не молчите, не молчите. – Рука его дернулась ко рту, и он с бешеной энергией накинулся на ногти. Затем рука снова нырнула в карман, и взгляд Дракса внезапно сделался жестоким и холодным. – Или вы хотите, чтобы я вызвал Кребса? – Он сделал движение в сторону стоявшего на столе телефона. – «Аргументатор». Бедный Кребс. Он был словно дитя, у которого отобрали любимую игрушку. Или, может, стоит позвать Вальтера. Ему есть что оставить вам на память. От него снисхождения не ждите. Ну?

– Хорошо, – сказал Бонд. Он без испуга смотрел в это большое красное лицо, от которого его отделял стол. – История и в самом деле замечательная. Быстро прогрессирующая паранойя. Мания величия плюс ненависть и жажда мести. Довольно забавно, – невозмутимо продолжал он, – возможно, это связано с формой ваших зубов. Кажется, это называется диастема. Она развивается, если в детстве ребенок привыкает сосать палец. Да. Полагаю, когда вас упрячут в сумасшедший дом, психиатры согласятся со мной. «Лошадиные зубы», издевательства в школе и тому подобное. Интересное влияние это оказало на ребенка. Потом добавили нацисты, а потом вас трахнуло по вашей уродливой башке. Впрочем, в этом вы виноваты сами. Кажется, теперь все ясно до конца. С тех пор вы стали самым настоящим безумцем. Это то же самое, когда некоторые мнят себя Господом. И такое при этом проявляют ослиное упрямство. Полные фанатики. Вы почти гений. Ломброзо был бы вами доволен. А так вы просто бешеный пес, которого следует пристрелить. Кстати, есть еще время покончить жизнь самоубийством. У параноиков это не редкость. Нехорошо. Мне вас жаль.

Бонд помолчал, а затем, вложив в голос все то презрение, на которое был только способен, сказал:

– А теперь продолжим нашу комедию, волосатый дикарь.

Сработало. С каждым словом лицо Дракса все сильнее и сильнее искажалось гневом, глаза наливались кровью, пот ярости струился по щекам и капал на сорочку, изо рта вытекла слюна и сосулькой свесилась с подбородка. Теперь, когда он услышал кличку, которой дразнили его в школе и которая пробудила в нем вихрь жалящих воспоминаний, Дракс вскочил с кресла и, обежав стол, с кулаками бросился на Бонда.

Сжав зубы, Бонд терпел.

Стоило Драксу дважды поднять Бонда вместе со стулом, как гнев его иссяк. Он вынул шелковый платок и вытер им лицо и руки. Затем тихо прошел к двери и оттуда, обращаясь поверх упавшей на грудь головы Бонда к девушке, сказал:

– Думаю, что ни один из вас больше не сможет чинить мне препятствий, – голос его ровен и уверен. – Когда узлы вяжет Кребс, можно не опасаться ошибок. – Он махнул рукой в сторону окровавленной фигуры на стуле. – Когда очнется, – сказал он, – можешь передать ему, что эти двери откроются еще раз лишь перед самым полуднем. И через несколько секунд после этого от вас уже не останется ничего. Даже, – Дракс рывком отпер внутреннюю дверь, – зубных пломб.

Хлопнула внешняя дверь.

Бонд медленно поднял голову и с мукой усмехнулся сочившимися кровью губами.

– Я должен был взбесить его, – едва выговорил он. – Нельзя было дать ему время опомниться. Нужно было, чтобы он вышел из себя.

Гала смотрела на него непонимающими глазами, не в силах оторваться от той жуткой маски, в которую превратилось его лицо.

– Все в порядке, – прохрипел Бонд. – Не волнуйся. – Лондон вне опасности. У меня есть план.

Стоявшая на столе паяльная лампа издала слабый хлопок и потухла.

23. Перед стартом

Из-под полуопущенных век Бонд напряженно всматривался в паяльную лампу. Несколько драгоценных секунд он сидел неподвижно, по капле собирая растраченные силы. Голова трещала так, будто ею играли в футбол, но при этом никаких серьезных повреждений ему нанесено не было. Дракс бил неумело, обрушивая на Бонда шквал ударов не владеющего собой человека.

Гала с тревогой наблюдала за ним. Глаза на забрызганном кровью лице были почти закрыты, однако в мышцах челюстей чувствовалось сосредоточенное напряжение. Усилие воли, которое он предпринимал, она ощущала едва ли не физически.

Его голова дернулась, и когда Бонд повернулся к ней, Гала увидела, что глаза его блестят лихорадкой триумфа.

Он кивнул в сторону стола.

– Зажигалка, – торопливо проговорил он. – Я обязан был заставить Дракса забыть о ней. Делай как я. Сейчас покажу, – и он принялся раскачивать легкий металлический стул, дюйм за дюймом приближаясь к столу. – Только, ради Бога, не опрокинься. Тогда мы пропали. Но торопись, иначе лампа остынет.

Не совсем еще понимая, что от нее требуется, и чувствуя себя участницей какой-то страшной детской забавы, Гала осторожно заковыляла по полу вслед за Бондом.

Несколько секунд спустя Бонд велел ей остановиться возле стола, а сам еще какое-то время продолжал движение вокруг стола, направляясь к креслу Дракса. Затем, заняв позицию напротив цели, он вместе со стулом резко рванулся вперед и уперся грудью в крышку стола.

Соприкоснувшись со стальным корпусом настольной зажигалки, зубы его издали зловещий щелчок, однако губами Бонд все же удержал зажигалку, и, ухватив ее за верхнюю часть, качнулся назад, рассчитав силу толчка таким образом, чтобы не опрокинуться. Потом он терпеливо пустился в обратный путь к тому месту, где у угла стола сидела Гала и где Кребс оставил паяльную лампу.

Бонд сделал паузу, чтобы перевести дух.

– Теперь нам предстоит самое сложное, – мрачно произнес он. – Пока я буду пытаться раскочегарить лампу, ты перевернись на стуле так, чтобы твоя правая рука оказалась как можно ближе ко мне.

Гала послушно стала разворачиваться на месте, а Бонд тем временем накренил стул и, приникнув к краю стола, зажал в зубах ручку паяльной лампы.

Затем он аккуратно придвинул лампу к себе. Еще несколько минут кропотливого труда ушло на то, чтобы расположить паяльную лампу и зажигалку на краю стола так, как было необходимо.

Немного передохнув, он вновь наклонился, зубами завернул вентиль лампы и принялся качать плунжер, медленно вытягивая его губами и затем вдавливая подбородком вниз. Его лицо обдавало жаром нагревателя и испарениями газа. Только бы не остыла.

Бонд выпрямился.

– Последнее усилие, Гала, – сказал он, искривясь в улыбке. – Возможно, придется немного потерпеть. Ничего?

– Пустяки.

– Тогда приступаю, – сказал Бонд, нагибаясь и отворачивая предохранительный вентиль с левой стороны резервуара.

Затем, быстро склонившись над «ронсоном», что стоял под прямым углом к лампе и как раз под форсункой, он двумя передними зубами резко надавил на рычаг зажигания.

То был адский трюк; и хотя голова Бонда отпрянула назад с проворностью змеи, он не сумел подавить в себе вздох боли, когда голубой язычок пламени горелки лизнул его по оплывшей щеке и переносице.

Однако все же превращенный в пар керосин уже свистел спасительным огоньком. Бонд смахнул влагу с заслезившихся глаз и вновь наклонил голову – теперь почти параллельно поверхности стола – вновь зажал в зубах рукоятку паяльной лампы.

Казалось, что от тяжести челюсти вот-вот переломятся, нервы передних зубов рвались на куски, но он осторожно откачнул свой стул от стола и изо всех сил стал тянуть вперед шею, пока кончик голубоватого пламени не впился в шнур, крепко-накрепко приковавший запястье Галы к подлокотнику стула.

Он отчаянно старался свести колебания лампы к минимуму, но когда рукоятка начинала вибрировать и пламя скользило по предплечью девушки, сквозь сжатые зубы Галы то и дело прорывались вздохи.

Наконец, все было позади. Расплавленные свирепым жаром медные жилки провода лопнули одна за другой, и правая рука девушки внезапно освободилась. Она тут же перехватила лампу из зубов Бонда.

Голова его откинулась назад, и он с наслаждением завращал ею, стремясь побыстрее вернуть в затекшие мышцы кровь.

Не успел Бонд придти в себя, как Гала, поколдовав над путами, освободила и его.

Мгновение он сидел неподвижно, прикрыв глаза и ожидая, пока в тело его вновь вольется жизнь. Вдруг он с блаженством ощутил на своих губах упругий поцелуй.

Он открыл глаза. Она стояла перед ним, взгляд ее горел.

– Это за все, что ты сделал, – объяснила она серьезно.

Но осознав вдруг, что ему еще предстоит сделать, вспомнив, что, если у нее и есть шанс выжить, то ему оставалось жить лишь несколько минут. Бонд вновь закрыл глаза, пряча от девушки застывшее в них выражение безнадежности.

Заметив, как изменилось его лицо, Гала отвернулась. Она отнесла это на счет усталости и тех страданий, что достались на его долю. Неожиданно она вспомнила о пузырьке перекиси, который хранила в туалетной комнате своего кабинета.

Она прошла к себе. Как странно было видеть все эти знакомые вещи снова. Казалось, что это вовсе не она, а какая-то другая женщина сидела за этим столом, печатала письма, пудрилась. Содрогнувшись, она вошла в тесную уборную. Господи, на кого она стала похожа, какой разбитой она себя чувствовала! Но прежде всего она взяла влажное полотенце и перекись, вернулась назад и целых десять минут приводила в порядок то жуткое месиво, в которое превратилось лицо Бонда.

Он сидел молча, обхватив ее талию рукой и глядя на нее благодарными глазами. Когда она вновь удалилась в бывший свой кабинет и, как он услышал, заперла дверь уборной. Бонд встал, погасил горевшую еще паяльную лампу, прошел в душ Дракса, разделся и минут пять простоял под ледяными струями.

«Погребальный обряд!» – с грустью подумал он, изучая в зеркало свое обезображенное лицо.

Потом, одевшись, он вернулся к столу Дракса и тщательно его обыскал. Он добыл лишь один трофей – полбутылки «представительских» виски «Хейг-энд-Хейг». Он взял два стакана, набрал воды и позвал Галу.

Он услышал, как дверь уборной отворилась.

– Что такое?

– Виски.

– Пей. Я сейчас.

Бонд посмотрел на бутылку и, наполнив стакан на три четверти, в два глотка осушил его. Стало веселее, он закурил столь желанную сейчас сигарету и, присев на краешек стола, ощутил, как поднятая напитком горячая волна перекатилась из желудка в ноги.

Он снова взял бутылку и посмотрел на нее. Для Галы тут чересчур много, и он, прежде чем уйти отсюда, мог выпить еще целый стакан. В любом случае лучше, чем вообще ничего. Особенно, когда он тихо выйдет из этой комнаты и запрет за собой дверь. Не оглядываясь.

Вошла Гала – преображенная Гала, почти такая же красивая, как в вечер их первой встречи, если бы не тень усталости под глазами, которую не могла скрыть даже пудра, и рубцы от шнура на запястьях и лодыжках.

Бонд протянул ей стакан, другой взял себе, и они, глядя поверх стаканов, улыбнулись друг другу.

Потом Бонд поднялся.

– Послушай, Гала, – сказал он сухо. – Нам необходимо поговорить и решить кое-что, поэтому буду краток, а потом мы выпьем еще. – Он услышал, как она затаила дыхание, но продолжал. – Минут через десять я запру тебя в душе Дракса, и ты на полную мощность включишь воду.

– Джеймс, – воскликнула она, приблизившись к нему на шаг. – Не надо, не продолжай. Я знаю, ты скажешь сейчас что-то страшное. Прошу, остановись, Джеймс.

– Прекрати, – грубо оборвал ее Бонд. – Какое это имеет значение. Нам чудом предоставился шанс. – Он отступил от нее и подошел к двери, ведущей в шахту.

– После этого, – вновь заговорил он, держа в правой руке драгоценную зажигалку, – я выйду отсюда, запру дверь и прикурю свою последнюю сигарету у сопла «Мунрейкера».

– Боже, – прошептала она. – О чем ты говоришь? Ты с ума сошел. – Гала глядела на него широко раскрытыми от ужаса глазами.

– Не будь смешной, – не вытерпел Бонд. – Что еще мы можем сделать? Взрыв будет так силен, что я даже не успею ничего почувствовать. И это должно сработать. Все пропитано испарениями топлива. Либо один я, либо миллионы людей в Лондоне. Боеголовка не отделится. Атомные заряды взрываются не так. Возможно, она попросту расплавится. В этом, может быть, твой единственный шанс спастись. Основной удар взрыва примут на себя точки наименьшего сопротивления – колпак и стальное дно шахты выхлопа, если я справлюсь с механизмом, который откатывает пол. – Он улыбнулся. – Веселей, – сказал он, приближаясь к ней и беря ее за руку. – Я с пяти лет мечтал постоять на горящей палубе.

Гала отдернула руку.

– Я не желаю тебя слушать, – рассердилась она. – Мы должны придумать другой план. Ты, кажется, думаешь, что я ни на что не способна. С какой стати ты присвоил право решать за меня? – Она подошла к световой карте и нажала кнопку. – Конечно, если иного выхода нет, то придется воспользоваться зажигалкой. – Она пристально рассматривала ничего не видящим взором ложный план запуска. – Но эта твоя идея, пойти одному и стать в гуще этих чудовищных испарений, а потом спокойно щелкнуть этой штукой, с тем чтобы тут же превратиться в пыль... И уж в любом случае, если придется сделать это, то мы сделаем это вместе. Если уж погибать, то мне как-то больше по вкусу такая смерть, нежели заживо сгореть в душе. И уж, конечно, – она сделала паузу, – вместе с тобой. Мы ведь оба в ответе.

Когда Бонд подошел к ней и, обхватив за талию, привлек к себе, взгляд его лучился нежностью.

– Гала, ты чудо, – просто сказал он. – Если мы найдем выход, мы им воспользуемся. Однако, – он посмотрел на часы, – уже за полночь, и нам надо решать поскорее. Драксу может в любую минуту взбрести в голову послать охрану проведать нас, к тому же неизвестно, когда он вздумает прийти настраивать гироскопы.

Вдруг она изогнулась как кошка. Она вперилась в него, открыв рот; лицо ее загорелось от возбуждения.

– Гироскопы, – прошептала она, – надо перенастроить гироскопы. – Внезапно ослабев, она припала спиной к стене, глаза ее шарили по его лицу. – Неужели не понимаешь? – ее голос едва не срывался на истерику. – Когда он уйдет, мы перенастроим гироскопы, в соответствии с настоящим графиком, и тогда ракета просто-напросто упадет в Северное море, как и было задумано.

Она отошла со стены и, обеими руками вцепившись в его рубашку, умоляюще посмотрела на него.

– Ведь мы можем это? – проговорила она. – Можем?

– Тебе известны параметры? – резко спросил Бонд.

– Конечно, – не медля ответила она. – Я целый год занималась этим. У нас не будет сводки погоды, но можно сделать наугад. Утром сообщали, что погода сегодня будет такая же, как вчера.

– В самом деле, – сказал Бонд. – Мы могли бы попробовать. Если только где-нибудь спрятаться, чтобы Дракс решил, будто мы совершили побег. Как насчет шахты выхлопа? Если удастся открыть крышку.

– Это яма глубиной около ста футов, с отвесными стенами, – проговорила Гала с сомнением. – Они сделаны из шлифованной стали. Гладкие как стекло. А тут нет ни веревки, ничего. Вчера очистили мастерские. Вдобавок, на берегу охрана.

Бонд задумался. Затем глаза его просияли.

– Есть идея, – сказал он. – Но прежде скажи мне о радаре, наводящем на цель в Лондоне. Он не собьет ракету с курса?

Гала покачала головой.

– Радиус его действия не больше ста миль, – сказала она. – Ракета даже не услышит его сигнал. Если ее направить в Северное море, то она попадет в зону действия морского радара. В моем плане нет просчета. Но где мы спрячемся?