Текст книги "Однажды в мае"

Автор книги: Ян Дрда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

ХМУРОЕ УТРО

Медленно наступало серое утро. Моросил мелкий, надоедливый дождь, окутывая город сумрачным покрывалом. На берегу перед мостом заканчивали четвертую баррикаду, которая упиралась в домики по обе стороны улицы. Здесь тоже трудилось много женщин. Они совсем выбились из сил и почти падали от усталости. За эту бессонную ночь через их руки прошли тонны камня. Но даже и сейчас, на рассвете, женщины не сдавались. Мария Гошекова с пани Марешовой, матерью Ярды, притащили из соседних домов металлические урны из-под мусора; жена пекаря с соседкой нашли где-то парковые скамейки; некоторые вдвоем подвозили двуколки со старыми кирпичами. В сером предрассветном сумраке женские лица казались пепельно-бледными, но они дышали неукротимой энергией. Остановить этих тружениц могла лишь смерть.

А она, немая, враждебная, затаилась в пышной майской зелени, подстерегала на высотах за рекой, замаскированная цветами, готовыми распуститься.

Ранним утром Гошек отправил в разведку трех человек, чтобы выяснить расположение врага и его силы.

– Стреляйте только в самом крайнем случае, – внушал разведчикам Гошек, выдав им на прощанье по две обоймы.

Коренные голешовицкие жители, они все трое с детства знали каждый кустик, каждую тропку, каждый камень на противоположном берегу. Повесив, как кавалеристы, за спину винтовку на укороченном ремне, разведчики перебежали через дорогу под мостом и прошли вниз по течению реки добрых пятьдесят метров, затем скрылись из виду в густом кустарнике на береговых склонах.

Часы у пристани пробили шесть. Сквозь завесу непрерывного, унылого дождя на другом берегу смутно вырисовывались очертания домов.

После восхода солнца прошло, вероятно, уже около часа, но темнота не отступала, будто рассвет только-только начинался. О разведке пока не было и помину.

За крайней баррикадой, кое-как укрываясь от дождя, сидели ее защитники. В пять часов утра они пришли сюда с угольщиком Адамом во главе сменить команду сержанта Марека, Кто-то вытащил из верхней части баррикады несколько поперечных досок и накинул на них сверху большой брезент. В его складках, как в желобах, журчали струйки дождевой воды и стекали на землю, но оружие было защищено от воды, и это было всего важнее.

Кроме Лойзы Адама, который до сих пор не мог окончательно счистить с себя гипс, здесь сидели Франта Испанец, Иозеф Стршельба, пан Бручек, вагоновожатый того самого трамвая, в котором вчера нацисты убили молоденькую кондукторшу, лавочник Коуба из Затор, рабочий с бойни Швец, Гошек, до сих пор ожидавший здесь разведчиков, и еще человека три из приречных домиков.

Затем на баррикаду пришли женщины. Они принесли своим мужьям горячий черный кофе в фаянсовом кувшине и каравай черного хлеба. Мужчины забрались под брезент и поделили хлеб, разламывая его на куски: фаянсовый кувшин, от которого валил густой пар, приятно согревал руки и ходил по кругу от одного человека к другому. Женщины сидели на корточках, охватив колени руками, выпачканными землей.

Механик Кладива, высокий человек с седыми длинными усами, принес с собой старинный батарейный радиоприемник. Он пристроил его на выступе под брезентом и принялся ловить Прагу. Но упрямый ящичек только свистел и трещал. Кладива возился с ним не меньше получаса, а бойцы тихонько подсмеивались.

– Да-а, отсырели, видно, твои радиоволны, дружище, – не удержался от шутки угольщик.

Кладива уже потерял всякую надежду извлечь хоть какой-нибудь звук, как вдруг из ящичка произнесли очень громко и отчетливо:

– …prager Bevölkerung, noch habt ihr die Wahl…[3]3
  …пражские жители, еще не поздно выбрать… (нем.).


[Закрыть]

– Смотри-ка, на чьей он стороне! Заткни ему рот, этому нацисту! – сердито воскликнул вагоновожатый, пригрозив кулаком приемнику, словно это было живое существо.

– Погоди! Дай настроить – нервы у нас пока в порядке, – остановил Кладиву Испанец, схватив его за руку.

Хриплый голос отрывисто продолжал:

– …Kampf, Zerstörung, unnötiges Blutvergissen in der Stadt Prag, oder Ruhe, Ordnung und Erhaltung des Wohlstandes bis zu…[4]4
  …между войной, разорением, бесполезным кровопролитием и миром, порядком и поддержанием благосостояния, пока не… (нем.).


[Закрыть]

Кладива все-таки выключил приемник и сказал виновато:

– Черт возьми! Да это ведь Прага говорит! Там, видно, наших еще нет…

– Ты настрой на волну четыреста пятнадцать, – посоветовал Швец.

Прыщеватый, небритый, с бегающим испуганным взглядом, лавочник Коуба встревоженно спросил:

– А что же сказали-то?

Пан Бручек сдвинул полицейскую каску на затылок и, по привычке, вытер лысину.

– Они с утра за нас беспокоятся и потому вежливо спрашивают, не угодно ли нам восстановить немецкие порядки…

Коуба стал еще мрачнее:

– Да-a, опоздали они малость…

На противоположном берегу протрещала короткая пулеметная очередь и внезапно оборвалась; спустя несколько секунд тишину разорвала еще одна очередь. Бойцы на баррикаде невольно пригнулись, словно стреляли прямо в них. Испанец и Гошек так и впились взглядом в берег.

– Этого только нам недоставало! – шепотом сказал Испанец, поняв, что на берегу разыгралась какая-то трагедия.

На лбу у Гошека вздулись толстые вены.

– Но… ничего серьезного еще не случилось, – попытался он возразить, однако в его взгляде сквозила тревога.

Кладива настроил свой приемник на волну четыреста пятнадцать, но на ней передавали какой-то старинный сокольский марш. Вагоновожатый снял шапку и стал выгружать в нее из всех карманов патроны, которые он где-то раздобыл, потом начал подбирать подходящие к своей винтовке и улыбался, словно ему попался хороший гриб, когда находил то, что ему было нужно. Угольщик свернул цигарку из грубо нарезанного вонючего самосада, закурил, затянулся и, сдерживая кашель, протянул цигарку пану Бручеку. Бручек взял кувшин с кофе, отхлебнул из него порядочную порцию, глубоко затянулся и закашлялся до слез, потом потер руки и осторожно передал цигарку своему соседу.

– Чем не трактир, друзья! Настоящее кафе! Тут тебе и черный кофе, и музыка, и курево… Для полного блаженства только танцев не хватает!

Лавочник Коуба недовольно перебил Бручека:

– Ты нас раньше времени не запугивай! Танцы, того и гляди, начнутся.

Но Бручек не сдавался.

– Ну и что? – возразил он. – А мы здесь зачем? Кому неохота танцевать, пусть в другой трактир идет!

Гошеку не понравилась эта шуточка полицейского. Он посмотрел на женщин, которые совсем промокли за ночь и дрожали от холода, и сказал ворчливо:

– Шли бы вы лучше домой, хозяйки… Холодно вам тут…

– Как же мы домой уйдем, когда наши мужья здесь? – возразила одна из женщин.

Испанец, который не сводил глаз с берега Влтавы, вдруг изменился в лице и, не оборачиваясь, схватил Гошека за руку.

– Наконец-то! Идут! Видишь, кусты шевелятся?

Все выглянули из-за баррикады. Действительно, кто-то быстро раздвигал кусты. Очевидно, он стремглав бежал вниз по склону, хватаясь руками за ветки, потом, должно быть, упал, покатился кубарем, поднялся и бросился прямо к мосту. Вскоре человек появился на одном уровне с баррикадой. Видно было его голову без шапки, левой рукой он держался за правое плечо. Гошек сразу узнал электротехника Тонду Кршенека, одного из разведчиков, ушедших на рассвете.

– С ними что-то случилось… – взволнованно вырвалось у Гошека.

Кршенек, пошатываясь, добежал до придорожной канавы и скрылся в ней.

– Я пойду ему навстречу! – крикнул угольщик Гошеку, и они оба выскочили из-за баррикады.

Но тут появилась голова Кршенека. Он с большим трудом выкарабкался из канавы и, пригибаясь, побежал к баррикаде через дорогу. Его правое плечо было в крови. Метрах в двадцати от баррикады он споткнулся и свалился словно мертвый в объятия угольщика.

Раненого поспешно перенесли за баррикаду. Гошек положил на колени голову Тонды, испуганно спрашивая:

– Тоник… Тоничек! А наши ребята где?..

Раненый, почти теряя сознание, прошептал бескровными губами:

– Я… не могу… – Тут он зажмурился, словно в глаза ему ударил очень яркий луч света.

– Где Владя с Вашеком?

– Остались там… нас обстреляли из пулемета…

У Тоника закатились глаза, и он потерял сознание.

Гошек осторожно приподнял голову Тоника, ласково, как маленького мальчика, погладил по бледной щеке.

– Тоничек, Тоничек, очнись! – настойчиво прошептал Гошек. – Там их много?

Тоник и в самом деле очнулся и попытался заговорить. Язык почти не повиновался ему.

– Одни эсэсовцы… в садах…

– Танки у них есть?

Раненый Тоник, казалось, хотел сказать еще что-то, но вдруг по всему его телу прошла судорога, глаза закатились, и он умер.

Гошек снял свою старую, замызганную шапку. Угольщик сыпал проклятиями. И тут радиоприемник Кладивы заговорил по-русски, словно сообщая то, чего не успел досказать мертвый Тоник:

– Внимание! Внимание! На Прагу наступают немецкие танки, артиллерия и пехотные части. Нам нужна ваша помощь! Нам нужна ваша помощь…

Рабочий Швец, жена которого принесла кофе в фаянсовом кувшине, наклонился к ней и похлопал ее по плечу:

– Ну, мать, иди-ка ты лучше домой… Ты тут совсем замерзнешь…

* * *

Ночная смена бойцов спала крепким сном, когда Гошек вернулся в домик Марешей. На четырех сенниках, занявших больше половины кухни, лежало вповалку десять человек. Они крепко спали друг подле друга, старые и молодые, прижимая винтовку к себе. Никто не разулся, некоторые даже не сняли и шапки. Все, как один, лежали на левом боку, поджав ноги и положив правую руку на плечо соседа, будто боялись разлучиться. Можно было представить, как они устали…

Пани Марешова сидела с Галиной и чистила картошку, лежавшую в большом жестяном тазу. Ярда Мареш с винтовкой на коленях сидел на ящике перед плитой и смазывал затвор. Время от времени, отложив в сторону тряпочку, он открывал дверцу и подбрасывал топливо в разгорающийся огонь.

Гибель трех разведчиков потрясла Гошека, но он старался не показывать виду.

– Вы еще не спите? – спросил он у Галины. Он ведь знал, что она до рассвета пробыла на первой баррикаде с отрядом сержанта Марека.

– Нет, – ответила девушка улыбаясь, – я на сто лет вперед выспалась…

Гошек невольно вспомнил о доме и о жене, которая до рассвета трудилась на баррикадах. Сердится она, должно быть, на этого непоседу Пепика. Но Гошек сейчас же забыл о доме, потому что прибежал кудрявый сержант Марек, полный сил и совершенно свежий, хотя со вчерашнего утра не сомкнул глаз. Он принадлежал к тем счастливым людям, которым деятельность лишь прибавляет энергии. Марек так крепко пожал руку Гошеку, что у того хрустнули пальцы, и рявкнул во все горло, словно он находился на буксире, на котором работал:

– Командир, тут приходил посыльный из окружного штаба!

Вы через связного или по телефону должны сообщать о положении и все новости… Постойте, вот номер! – Он порылся в нагрудном кармане и протянул Гошеку клочок газетной бумаги, на котором крупными цифрами было написано: «759—24».

– Пани Марешова, где тут у вас телефон? – сердито спросил Гошек. – Станем канитель канцелярскую разводить, вместо того чтобы сражаться!

– И чего вы вдруг разозлились? – спросила пани Марешова, перестав чистить картошку. – А может, они нам еще пригодятся, если подмога понадобится…

Гошек молча кивнул. Телефон и в самом деле был всего через три дома, и Ярда Марек вызвался проводить Гошека.

– Ну что я им сообщу? – горевал Гошек, идя к телефону. – Ведь мы еще и драться не начинали, а трое уже погибли. Должно быть, в воскресенье нам совсем туго придется.

Сержант Марек взял Гошека под руку и проводил его до коридора;

– Пойдемте, я кое-что вам покажу.

Старая деревянная лестница со сбитыми посередине ступенями вела на темный чердак, заваленный разным хламом. Пока Гошек и Марек поднимались по ней, ступеньки поскрипывали, и эти звуки привлекли внимание Галины. Она неслышно прокралась наверх следом за Гошеком. Сержант, увидев ее, усмехнулся, но ничего не сказал. Во всех действиях девушки была какая-то особенная, обезоруживающая сила. На той стороне крыши, которая выходила к реке, кто-то снял шесть черепиц, и на этом месте образовалось небольшое отверстие.

– Мы тут наблюдательный пункт устроили… Вот! – сказал Марек и подал Гошеку старый полевой бинокль с поцарапанными стеклами.

Гошек приложил его к глазам и увидел совсем вблизи, прямо рукой подать, виллы в Рокоске, странно плоские и нереальные, как будто совсем пустые и заброшенные. Но через несколько секунд Гошек заметил, что среди неподвижных кустов что-то шевелится – некоторые ветки медленно перемещались слева направо.

– Замаскированные орудия?

– Скорее, танки, – присвистнул сержант. – Они нам жару зададут! Наши ребята, можно сказать, их и не видели никогда. Танки, особенно вблизи, здорово на нервы действуют…

– Дайте мне, – шепнула Галина и взяла из рук Гошека бинокль.

– Танки, – подтвердила она вскоре. – Я вижу три. Похоже, что это «ягуары».

Оставив Галину на наблюдательном пункте, Гошек и Марек отправились сообщить о том, что видели, командованию. Телефон находился в большом муниципальном жилом доме, в квартире старого скульптора. Гошек набрал номер, записанный на клочке бумажки, и ему ответил спокойный голос:

– Капитан Царда слушает.

– Говорит Гошек с моста, – сухо представился Гошек.

Кажется, он знает этого Царду. Примерно год назад он менял замок в его квартире на Дельницкой. Царда был невысокий, сухой человек, в котором Гошек с первого же взгляда угадал бывшего офицера. Он не любил этих господ: слишком уж легко они подчинились приказу сдаться немцам в тридцать восьмом году. По мнению Гошека, Царде было лет пятьдесят. В чехословацкой армии ему, очевидно, не очень везло, раз в таком возрасте он дотянул только до капитанского чина.

– Я знаю вас, пан Гошек, – ответил спокойный голос Царды. – Как там у вас? Все пока спокойно?

– Спокойно… Трое убитых разведчиков. Двое не вернулись, третий умер у нас на руках.

– А что насчет танков слышно? Вы ничего о них не знаете? В Либени какие-то слухи о них ходят…

Гошек глубоко вздохнул:

– Я узнал о трех танках. Они маскируются в садах Рокоски. Там и погибли двое моих людей.

– Вы полагаете, это все? Их не больше?

– Я пошлю еще разведку… сообщу позднее…

– Хорошо… Одну минутку…

Голос капитана куда-то пропал – видимо, он прикрыл трубку рукой и заговорил с кем-то еще.

Слова сливались в тонкое пчелиное жужжание. Пришлось довольно долго ждать, пока капитан Царда снова не заговорил.

– Мы тоже пошлем разведчиков… через Либенский мост. Там еще можно кое-как перебраться. У меня тут ловкие ребята нашлись – коренные голешовицкие жители. Говорят, будто они знают на том берегу каждый камешек. Они проберутся туда без оружия, как штатские… им никакая опасность не грозит…

При словах «коренные голешовицкие жители» у Гошека защемило сердце. Тоник Кршенек, Ладя и Вашек, три отличных парня, были тоже коренными жителями Голешовице. Гошек знал их мальчишками, когда они еще купались во Влтаве прямо на песчаной отмели. И, хотя он прекрасно понимал, что в такой тяжелой обстановке без потерь не обойдешься, одна мысль об этих трех жертвах приводила его в дрожь. Эх, если бы только можно было рисковать собственной жизнью, не задумываясь он предпочел бы три раза сходить в разведку сам. Посылать других куда тяжелее…

– Если понадобится, пан Гошек, я схожу туда… – сказал сержант, наклоняясь к Гошеку, словно прочитал его мысли.

Гошек с благодарностью посмотрел на него. А Царда продолжал:

– Главное, не упускайте из виду эти три танка… Если они направятся в вашу сторону, мы пришлем на мост стрелков с фауст-патронами… Кое-кто уже научился обращаться с ними. Они могут быть у вас через десять минут.

Деловой тон капитана Царды и его желание поддерживать контакт, а не командовать несколько успокоили Гошека. Он дал капитану Царде телефон скульптора и договорился, что, если понадобится, они будут вызывать друг друга словами: «слесарная мастерская Гошека». Престарелый смуглый скульптор с ясными голубыми глазами и большой бородой горячо пожал руку Гошеку и Мареку.

– Стрелять я слишком стар, уже плохо вижу, но охотно стану вашим связным. Можете на меня положиться – я не отойду от телефона. В бомбоубежище я не спускаюсь, и, если надо, приходите хоть в третьем часу ночи…

Они вернулись на наблюдательный пункт – прямо на чердак к Галине.

– Как танки? Все там же стоят? – нетерпеливо спросил Гошек.

– Ничего нового… Стоят по-прежнему, – ответила Галина, пытаясь улыбнуться.

Но большие встревоженные глаза выдали ее. Марек заметил, что она чем-то обеспокоена, и сунулся было к отверстию на крыше, чтобы выяснить, чего испугалась Галина. Но та немедленно оттащила его назад. Она молча указала ему на темную балку у края отверстия. Казалось, кто-то ножом отколол от бревна свежую белую щепку.

– В тебя стреляли? – удивленно спросил Марек.

Галина взяла форменную шапку Марека, надела ее на винтовку и осторожно выставила в отверстие. Через пять секунд в воздухе просвистела пуля. Шапка подскочила и свалилась на пол. Сержант поднял ее и увидел на ней две маленькие круглые дырочки – одну справа, другую слева. Стало ясно, что стреляли справа.

– Не может быть, чтобы из-за реки… – хмуро сказал Гошек. – Это с нашей стороны откуда-то.

– С крыш, что ли, стреляют?.. – прищурившись, спросил сержант.

– Проверим… Мы должны быть уверены, что у нас в тылу все спокойно.

И все трое сбежали вниз, в кухню, откуда уже доносился запах супа. Бойцы все еще спали. Гошек вырвал из записной книжки листок и написал:

«Испанец, в Рокоске три танка. Они стоят у серой виллы, похожей на ящик. Следи за малейшим движением и обо всем доноси мне. Возьми на себя командование и пришли ко мне угольщика, для него тут есть дело».

Он сложил листок и кивнул Ярде Марешу.

– Возьми лодку и съезди на первую баррикаду, – сказал он. – Отдай это Кроупе. А угольщика привези сюда.

Ярда старательно отдал честь и выбежал из кухни.

Сержант Марек тем временем разбудил одного из спящих бойцов, который лежал у самого края, и отвел его на наблюдательный пункт, показав танки в Рокоске.

– Как только двинутся с места, доложишь. Да голову не высовывай наружу, сюда негодяй какой-то стреляет!

Когда он спустился вниз к Гошеку, пани Марешова уже разливала суп в три тарелки.

– Подкрепитесь, пока время есть!

Не успели они управиться с завтраком, как в дверь ввалился Лойза Адам, и в нос ему ударил аппетитный запах супа.

– Черт возьми, вот это называется вовремя! – воскликнул оп с улыбкой, стоя на пороге, потом шагнул прямо к плите и зачерпнул половником картофель с самого дна.

– Чем гуще суп, тем человек здоровее, пани Марешова! – сказал он, вываливая в тарелку полный половник картофеля; при этом он прищуренными глазами наблюдал за Гошеком.

– Они где-то здесь, на крышах. Пойдешь с нами? – вполголоса спросил его Гошек. Он знал, почему для этой жестокой и опасной операции берет именно Адама.

Лойза молча кивнул, и его пристальный взгляд стал еще внимательнее. Потом угольщик подсел к Гошеку и взял из пустой тарелки его ложку.

– Но самому тебе ходить не следовало бы… Ты начальник… – пробурчал он между двумя глотками.

– Именно поэтому. Операция будет сложная… – возразил Гошек.

С той минуты, когда Тоник Кршенек умер у него на руках, сердце Гошека все время мучительно ныло.

Как он может посылать людей на смерть, если сам не подвергается такой же опасности? И вправе ли он требовать доверия к себе, если не в силах обеспечить своим бойцам безопасность? Коварные убийцы в тылу – что может быть серьезнее! В операции он должен участвовать лично.

– Мы пойдем втроем – Адам, Марек и я. Компания хорошая… но нас мало, Не мешало бы прихватить с собой еще хоть двоих. Сержанту придется разбудить еще кого-нибудь… – сказал Гошек, словно раздумывая вслух, а не приказывая.

– Я с вами пойду, пан Гошек! Я уже выспался! – воскликнул Ярда Мареш, бросаясь к столу.

Гошек нахмурился:

– Лучше не надо, Ярда. У тебя еще молоко на губах не обсохло. Мало ли что…

Пани Марешова, стоявшая у плиты, обернулась. В ее глазах мелькнула озабоченность, но, словно стыдясь этого, она сказала:

– Пусть идет, если хочет. Его брата немцы угнали, он должен отплатить за это. И потом… мужчина – это мужчина! Уклоняться не следует.

Решительность пани Марешовой привела Гошека в замешательство.

– Лучше не надо, – повторил он.

А у Ярды и винтовка была уже за плечами. Галина встала из-за стола и молча взяла свой автомат. Она считала вполне естественным пойти со всеми. Сержант Марек решительно загородил ей дорогу:

– Ты останешься здесь, Галина. Нельзя тебе по крышам с нами ходить.

Он попытался удержать Галину за локоть, но та злобно сверкнула глазами.

– Я в таких делах побольше твоего понимаю, сержант!

– Не ходи! Не женское это дело!

– А освенцимские печи… женское? Ведь женщин и туда угоняли эти скоты!

Лойза Адам только сейчас понял, откуда он знает эту девушку. Он дружески обнял Галину. А она еле устояла на ногах от этой медвежьей ласки.

– Иди, иди, девочка, и никого не бойся! Мы однажды уже сражались вместе! Помнишь?

– Так это вы были… у школы? – сказала с улыбкой Галина.

– Я лично! – Лойза приложил руку к козырьку кепки. – Ты стреляла как черт! И правила нарушила – у больницы шуметь нельзя!

И оба весело рассмеялись.

Гошек распределил обязанности. Он сам, Лойза Адам и сержант с Галиной осмотрят крыши на домах в дальнем конце площади и на улице «У Пергаментки». Стрелок скрывается где-то там.

Ярда Мареш встревоженно спросил:

– А я что же делать буду, пан Гошек?

– Будешь страховать нас внизу на улице… – сказал, улыбаясь в усы, Гошек. Он решил не подвергать Ярду опасности. – Пошли!

Прижимаясь к стенам домов, с оружием на изготовку, они направились по пустынной улице к многоэтажным жилым домам на площади.