Текст книги "Искатель приключений — Вундергай"

Автор книги: Якуб Ходжаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Якуб Джураевич Ходжаев
Искатель приключений – Вундергай

Повесть

Записки Вундергая

Суд

– Эй, люди, слушайте! Не говорите потом, что не слышали!

– Чего горланишь на весь коридор?

– А то, что перерыв окончен. А ты проходи сквозняком, тебя не касается.

– Да что случилось? Толком объясни!

– Вундергая судим.

– Вундергая?! За что?

– За умопомрачительную вожатскую деятельность. Понял? Давай дальше транзитом, В свой класс.

– А чего он наделал, а?

– Ладно, только для тебя: устроил хаос в Луна-парке – раз. Организовал налет на райпищеторг – два. Травмировал малолетнего Бабашкина – три. Хватит? Могу еще. Слетел с балкона…

– Разбился?

– Ха, плохо ты знаешь Вундергая. Он живучий… Как явление. Ладно, не до тебя. Эй, братцы-ешники, по коням! Суд идет?

Когда семиклассники заняли свои места, старшая пионервожатая первой предоставила слово старосте класса Хадиче. Ребята оживились, а вечный троечник Гияс удовлетворенно бросил с последней парты:

– Доигрался наш Вундергай.

– Совершенно верно! Доигрался. – Все привычно смолкли, подавленные авторитетным топом старосты. – Именно доигрался, – отчеканивая слова, повторила Хадича. – Еще бы. Сразу два ЧП! И это все за полгода работы с октябрятами. Вот вам плоды действий по «индивидуальному» плану. Да и что говорить тут! Общего плана ему мало, он вздумал анархию устроить. Цирк какой-то. И вот пожалуйста вам – трагический результат. Два ЧП за полгода! С ума сойти!

– Чего ты мелешь! – вскипел Вундергай. – Заладила: «два ЧП, два ЧП». Таким загробным тоном только всемирный потоп объявлять. Если говорить по правде, до настоящего ЧП у нас не дошло дело. Успели предотвратить неприятности без личного участия старосты. – Последние слова Вундергай произнес с ядовитостью.

Фыркнув, Хадича села на место.

– Слово председателю совета отряда Дамиру, – объявила старшая вожатая.

Дамир считается самым серьезным учеником в классе: всегда в числе успевающих, кроме того, занимается по музыке, нянчит годовалую сестренку, моет полы, стряпает обед по шпаргалкам, которые с вечера готовит ему мама. Пострижен под ежика. В общем, образцовый, всегда занятой человек, – что ему еще остается, как не быть отличником…

Дамир встал, поднял над головой общую тетрадь и, поправив очки, солидно произнес:

– Вот здесь, ребята, записки Вундергая о работе с октябрятами за полгода. Я упросил его почитать нам. Должны же быть выслушаны обе стороны!

– Вот еще, защитник выпекался! – зашумели вокруг.

– Без защитника суд недействителен, – спокойно возразил Дамир. – И потом, нужна объективность и…

– А мы, по-твоему… – перебила его Хадича.

– Тише, ребята, – сказала старшая вожатая. – Пусть прочтет. А потом мы обсудим. – Она жестом пригласила «виновника торжества» к доске.

Вундергай отрешенно повел плечами. Ни на кого не глядя, вышел к доске, взял из рук Дамира свои «записки» и, раскрыв их, каким-то потерянным, хрипловатым голосом начал:

– Я тут, для интереса, разбил на главы с названиями…

«Лишний человек»

Как известно, наш 7-й «Е» взял шефство над октябрятами 2-го «Е» класса, в котором пять звездочек. Каждая звездочка состоит из пяти октябрят. Пятью пять – получается двадцать пять. А в классе оказалось двадцать шесть учеников. Выходило, что один лишний. И этим липшим человеком стал всем известный драчун по кличке «Бабашкин». Не было дня, чтобы Бабашкин не расквасил кому-нибудь нос. У него это было привычной нормой.

От своих октябрят я наслушался о Бабашкине. Сам тоже понаблюдал за ним для вожатского опыта. Предварительные сведения, к сожалению, подтвердились. Ну и тип был этот Бабашкин! Только звонок с урока – Бабашкин вылезал из-за парты и, наметив подходящую жертву, начинал скакать возле нее, словно кенгуру. Принимал различные боксерские позы, «профессионально» мотал головой, увертывался от мнимых выпадов соперника и, изловчившись, сам наносил серию легких ударов по своей жертве, провоцируя на ответную атаку. А «жертва» сначала отмахивалась от Бабашкина, как от назойливого комара, потом, естественно, начинала сердиться и вдруг, вне себя от бешенства, набрасывалась на обидчика. Забияка только этого и ждал: сделав обманное движение, он без промаха тыкал натренированный кулак в одноклассника и тот с грохотом летел в угол.

На девчонок Бабашкин в открытую не нападал. Однажды запрыгал вокруг Мамуры, так та, не дожидаясь его обманных движений, двинула ему портфелем по макушке – у Бабашкина аж зрачки сошлись у переносицы. К нему подскочил Гани: потрогал пульс и, отсчитав до восьми, поднял руку Мамуры, объявив ее чемпионкой по боксу в тяжелом весе. Так девчонка еще даже и обиделась…

С этого дня Бабашкин не задевал девчонок. Мальчишек же еще задирал. Лягнет по пути или ткнет кулаком в спину – и наутек. Прямо чесотка его кулаки раздирала. Говорят, что по ночам, во сне, Бабашкин боксировал с собственной подушкой.

Вид у Бабашкина тоже не как у всех нормальных учеников. Оттого, что он вечно машет руками, мятая рубашка кое-как заправлена в брюки, а прическа и вовсе дикобразная.

Но самое поразительное в Бабашкине другое. Этот невыносимый мальчишка – отличник. Представьте себе – но всем предметам пятерки. Между прочим и на уроках он старается сидеть смирно – отец беспощаден к нему, если учительница жалуется. Но едва звонок на переменку, Бабашкин распоясывается. Жаль, конечно, что и среди отличников попадаются такие люди, как Бабашкин из второго «Е».

Конечно, ябедничать ребята не станут, не такие, потому классный руководитель ничего и не знает. Но дружить с Бабашкиным ни одна душа не желает.

Понятно теперь, отчего с первого раза он не попал ни в одну из звездочек?.. Помню, еще на первом сборе октябрят, когда мы знакомились со своим подшефным классом, наш председатель совета отряда Дамир сказал Бабашкину:

– Ты можешь подключиться к любой звездочке, чтобы не остаться за бортом идейной жизни. – Потом он обратился к ребятам: – Кто возьмет Бабашкина?

Октябрята ответили дружным хоровым молчанием. А Бабашкин самодовольно оглядел весь класс и сказал:

– Ничего, я сам выберу для себя подходящую звездочку.

И выбрал.

Знакомство вверх ногами

В моей звездочке четыре девочки и один мальчик. Это Мамура – командир, близнецы Сайера с Нигорой и Гани со Светланой.

К первой встрече я готовился тщательно и долго, все думал и переживал, как же я переступлю порог класса, где уже поджидают меня будущие мои октябрята. Каждое утро с тоской размышлял о том, что еще недостаточно хорошо «накачал» себя всякой информацией, а то, что знаю – все скучища. Ребятня же сейчас, в эпоху НТР, такая – палец в рот не клади. Как поет Алла Пугачева: «То ли еще будет»…

Однажды на перемене я наткнулся на учительницу своих второклашек Саиду Аскаровну и старшую пионервожатую Гульнару.

– Что происходит с тобой, Вундергай? – спросила Гульнара. – Ты что же, передумал? А ведь сам просился в вожатые к малышам.

– Жду подходящего часа, – вздохнув, ответил я.

– Давно пробил этот час, – с упреком говорит Саида Аскаровна. – Твои одноклассники уже провели первые встречи. Ты один остался. Не тяни, дорогой. Малыши ведь ждут тебя с нетерпением.

– А когда прийти? – спросил я, надеясь выиграть еще недельку.

– Сегодня, после уроков. Как раз дежурит твоя звездочка. Самый подходящий случай для первого сбора.

– Тебе помочь или сам справишься? – вроде участливо осведомилась Гульнара и тут же съехидничала: – А то гляди, твои акселераты подрастают и умнеют как в сказке, не по дням, а по часам. Трудно тебе будет…

Вот ведь, угадала мое состояние!..

– Сам справлюсь, – буркнул я, стараясь скрыть свою неуверенность.

– Сам, так сам, – ответила вожатая, и я понял, что отступать некуда…

Последний урок провел я в мучительных раздумьях. Как мне предстать перед своими октябрятами? Ведь первое впечатление остается на всю сознательную жизнь. Значит, я обязан такую встречку организовать, чтобы авторитет мой сразу же вырос до недосягаемой высоты.

Звонок заставил меня вздрогнуть и прервать беспокойные мысли. Сделал глубокий вдох и, выхватив из парты сумку, даже не прощаясь с ребятами, кинулся вниз по ступенькам на первый этаж.

В коридоре сбавил скорость, на цыпочках подкрался к приоткрытой двери. Решил немножко понаблюдать со стороны за своими октябрятами, как они себя ведут на свободе, в отсутствие строгой учительницы. Мне подумалось, так легче будет подыскать ключи к характерам моих подопечных.

Прильнул к двери. Замер. Слышу, стучит ведро. Плещется вода. Шлепает об пол мокрая тряпка. Даже чье-то кряхтение уловил. Потом раздались голоса:

– Провалился что ли этот наш вожатый? – сказал мальчишеский голос. – Звонок прозвенел сто лет назад.

– Придет, когда надо будет, – ответили басовито, но, кажется, девочка.

– Скорей бы пришел, – опять сказал мальчишка, закряхтел, видно, выжимал тряпку. – Одним что ли тут пыхтеть над полами?

– Мальчишка, а хнычет, – усмехнулся бас. – Думаешь, он за тебя дежурить будет? Он – семиклассник, уже взрослый.

– А как его зовут? – спросил кто-то тоненьким, словно у синички, голосом.

– Вожатого?.. Ну… как-то вроде Др-бр-гай, – с сомнением ответил бас.

Все голоса смешались в общем звонком хохоте.

– Нет, постойте… – обладатель баса нетерпеливо топнул ногой. – Ну как же? О! Кажется, Киндервай… или Вандеркинд, а может Киндервуд…

Голос синички рассыпался в тоненьком смехе:

– В общем, с твоим Др-р-брр-гаем язык можно сломать.

– Таких имен не бывает, – сказал новый голосок.

А другой, очень похожий, подтвердил:

– Это не настоящее имя. Прозвали его, наверно, так.

Ведро затарахтело по полу и мальчишка сказал насмешливо:

– Настоящее, ненастоящее, а вожатый не пришел. – Загремела брошенная на пол швабра и вырвался вздох облегчения: – Ух, половину класса вымыл.

– Ладно, – сказал бас, – перерыв пять минут. Я пойду спрошу в пионерской комнате, придет, наконец, или нет… этот Киндервуд…

К двери приближались быстрые шаги.

– Приготовились… – скомандовал я себе.

– Ой! – вскрикнул изумленный бас (это действительно оказалась крепкая кругленькая девчонка). – Он… он уже идет… – девчонка растерянно посторонилась.

– Алле-оп!

И я, стиснув в зубах папку с моими планами, прошел к учительскому столу… вверх ногами. (Мне захотелось таким образом с первого раза поразить воображение моих октябрят). Но вдруг на мокром полу рука скользнула и я, чуть было не грохнувшись об пол, неловко встал на ноги: папка шлепнулась в мутную лужицу, а левая нога угодила прямо в ведро.

Октябрята не шелохнулись.

– С-салют юному п-поколению, – произнес я как можно бодрее, вытаскивая из ведра ногу с захлебнувшимся ботинком. – Молодцы, вижу, работаете со Знаком качества…

Они продолжали стоять с вытаращенными глазами. Видно, их особенно заинтересовал мой разбухший ботинок.

Первой пришла в себя басовитая девочка:

– Я же говорила вам, что Др-бр-гай придет, – сказала она, осмелев.

Две совершенно одинаковые девочки, большеглазые, с ажурными манжетиками и воротничками, переглянувшись, прыснули. Другая, светловолосая, как ромашка, с короткой стрижкой, – самая маленькая в звездочке, так разглядывала меня, словно перед ней стоял не вожатый, а какой-нибудь пингвин.

– Я буду вашим вожатым, – постарался произнести я тоном бывалого человека. Ткнув в себя пальцем, зачем-то спросил: – Не возражаете?

– Не-ет, – вразнобой прогудели октябрята.

– Ну в таком случае, – сказал я, раскрывая поднятую с пола папку, – разрешите представиться, хотя, в общем, месяц назад мы уже, кажется, познакомились с вами. Меня зовут Вундергай. Что по частям означает: вундер – чудо, гай – начало моего настоящего имени, то есть от Гайрата.

– А почему тебя так прозвали? – спросила басовитая девочка. – Чудо-гай?

– Можно и так, – улыбнулся я и тут же заметил, как одна из близнецов покрутила пальцем у виска. Что делать, пришлось проглотить эту кислую пилюлю, и я с бравым видом продолжал:

– Признаюсь сразу. Вы мне понравились – все вместе и каждый в отдельности. Остается только узнать теперь ваши имена. Ну-ка, по порядку номеров, назо-вись!

– Я Мамура, – сказала басовитая толстушка.

– Я Светлана, – призналась ясноглазая малышка, та, которая с тонким голоском, как у синички, и очень похожа на ромашку.

– Мы Сайера с Нигорой, – представилась одна из близнецов.

– Мы Нигора с Сайерой, – подтвердила другая.

– А я – Гани, – коротко бросил единственный в звездочке мальчик.

Удовлетворенно покивав, я прошелся вдоль доски, не обращая внимания на чавкающий ботинок, и неожиданно для себя воскликнул зычным голосом:

– Прекрасно! Теперь нам с вами остается уточнить очень важную деталь. Интересно, чему вы научились за восемь прожитых лет со дня рождения и чему хотели бы научиться в следующие девяносто лет.

– Разве мы будем ходить в школу девяносто лет?! – изумилась Мамура.

Я предупредительно поднял руку:

– Не волнуйтесь. В школе вы будете учиться десять положенных лет, конечно, если не окажетесь в числе второгодников. Уверен, что мы с вами не будем плестись в хвосте, потому что в ваших глазах сияет жажда знаний. – Я во весь рот улыбнулся, довольный собой: не зря вызубрил собственную речь. Целую неделю репетировал перед зеркалом. Сделав паузу, я продолжил: – Вы будете много знать, потому что любопытные. Вы будете счастливыми, потому что умеете радоваться. Ясно?

– Ясно! – грянула октябрятская пятерка.

– А что такое счастье? – тихо спросила Светлана.

Возникни в эту минуту передо мной разъяренный бык, мне легче было бы управиться с ним, чем ответить на этот умопомрачительный вопрос. Но отвечать надо, ибо вожатый должен знать все, чтобы не упасть в глазах младших друзей. И я напряг каждую клеточку своего мозга.

– Счастье… Настоящее счастье, – я потер по привычке лоб, стараясь сосредоточиться, – счастье приходит тогда, когда вы по утрам просыпаетесь в хорошем настроении и в душе у вас… светит солнце.

– Ничего себе душа у счастливого человека, – Мамура выразила восторженное удивление, раздвинув руки, она изобразила в охапке громадное солнце. – А как она у него поместится?

Я не успел укорить Мамуру за примитивнее представление о душе.

– А когда плохое настроение, то выходит уже несчастливый человек? – опять спросила Светлана. Видно, мой ответ не до конца удовлетворил ее.

На этот раз я выкрутился сравнительно легко:

– У вас не может быть плохого настроения. Вы все смекалистые ребята, а это означает, что каждый из вас может стать волшебником, – уверенно заключил я.

– Вол-шеб-ни-ком? – скептически протянул Гани. – Ну-у, это все сказки.

– Хорошо, – многозначительным тоном сказал я, – конечно, волшебники сами по себе не рождаются. Они учатся у кого-то…

– А мы у кого будем учиться? – подхватила Сайера.

– У тебя, да? – уточнила Нигора.

– Скорее всего, друг у друга. – Эта фраза мне самому понравилась: вот какой я, оказывается, тонкий дипломат. И я продолжал в том же духе: – Уверен – каждый из вас увлекается каким-нибудь полезным делом. – Я загнул поочередно все пять пальцев. – Выходит, пять полезных дел в звездочке уже есть. А если еще одни чему-нибудь научит другого, то получится… У каждого из вас станет по пять увлечений. Значит, вы станете обладателями необыкновенных свойств. А раз они необыкновенные, то вы все, в некотором смысле, превращаетесь в волшебников. Вопросы есть?

– Будем волшебств-вовать каждый день, да? – обрадовалась Нигора.

– Будем ходить на голове, как ты? – встревожилась Сайера. – А прическа?

– Не на голове, а на руках, – уточнил Гани.

– Тогда нас тоже прозовут… вундерами! – засмеялась Мамура. – У нас будет Вундер-Гани, Вундер-Светлана, Вундеры Сайера и Нигора и Вундер-я.

– Великолепно. Я согласен. Сразу все будут знать, из чьей вы звездочки и никогда не перепутают. А теперь выдавайте-ка свои необыкновенные свойства. Слушаю вас.

После некоторой заминки первой осмелилась Мамура:

– Я умею свистеть, – сказала она и, для убедительности сунув в рот четыре пухлых пальца, изо всех сил дунула. Все, как по команде, зажали уши. Но свиста не получилось. – В подъезде лучше получается, – Мамура смутилась и села за парту.

– А я умею строчить на швейной машинке, – с гордостью сказал Гани. – Я даже маме фартук прострочил.

– А мы можем петь и танцевать и еще в четыре руки играть на пианино, – объявила Сайера.

– Правильно, – закивала Нигора. – Мы играем на пианино в четыре руки, а еще поем и танцуем.

Я перевел взгляд на Светлану.

– Я… я ничего такого не умею. – Ресницы ее задрожали. – Ни свистеть, ни на машинке. Я могу только печь пирожки о яблочным джемом.

Высказались мои октябрята, и я сделал вывод:

– Превосходно! Друзья, можно сказать смело, у нас есть все необходимое, чтобы сделать жизнь пашу увлекательной до потери сознания. Пусть ярче всех светит наша звездочка! Ура!

– Ура! – подхватили было мои второклашки, но их восторгу помешали.

– Ждите, так и засветит! – в приоткрытой двери торчала дикобразная голова Бабашкина. С нахальной ухмылочкой он оглядел нас и добавил, дернув головой в сторону ведра с тряпкой: – А вот за это болото вам завтра будет от Саиды Аскаровны.

– Пошел вон! – Гани схватил швабру и храбро кинулся к двери.

Бабашкин мгновенно захлопнул дверь, но через секунду распахнул и, поставив портфель к ноге, принял боксерскую стойку.

– За «балду» завтра расплатишься собственной челюстью.

– Кто-кто расплатится челюстью? – сказал я нарочито свирепым голосом и резко шагнул к Бабашкину.

К моему удивлению, он не дрогнул.

– Подумаешь, вожатый! Ундервуд. Вот скажу отцу…

Я сделал вид, что собираюсь погнаться за Бабашкиным, и он, состроив страшную рожу, помчался по коридору.

Я обратился к октябрятам:

– Откуда он свалился?

– Из продленки, – басом ответила Мамура.

– Чего ему надо от нас? – спросил Гани, досадливо стукнув шваброй об пол.

– Может, он к нашей звездочке хочет подключиться? – выразила опасение Светлана.

– Разве так подключаются? – сказала Сайера. – Настоящий пахал.

– А нахалы по-другому не подключаются, – резонно пояснила Нигора. – Им кулаки мешают.

– Еще как мешают, – поддержал я Нигору со вздохом, вспомнив себя в детстве. – Когда-нибудь он это и сам поймет… – Но вовремя остановился: подробности моей бурной биографии этой зелени знать не обязательно. – А пока продолжим наш сбор…

Мы решили, как говорят взрослые, организационный вопрос: выбрали командира звездочки. Им единогласно стала Мамура.

Завершив уборку, вместе пошли домой: все ведь живем в одном квартале. У своего подъезда Мамура спросила меня:

– Ты когда еще придешь к нам?

– По графику мы должны встречаться раз в неделю. Но ведь вы для меня не какая-нибудь там нагрузка. Вы мои друзья. А друзья надолго не расстаются. Как ты считаешь?

Мамура деловито поправила на плече ремешок ранца и серьезно сказала:

– Я считаю, мы с тобой поладим, Вундергай.

Пропавшая «автокорова»

На четверг я наметил для своих октябрят первое мероприятие. А в среду, собрав их на большой перемене, сказал:

– Говорят, что октябрята ловкие и смелые ребята. Так?

– Конечно, так, – за всех ответила Мамура. – А что?

– А то самое. Хочу завтра испытать вашу ловкость и смелость в «комнате ужасов». Предупредите своих родителей. После уроков – все в Луна-парк.

Взрыв восторга потряс коридор и вся пятерка повисла на мне. Даже неловко стало, честное слово…

Но обстоятельства сложились так, что нам пришлось отложить встречу с чудесами.

А случилось вот что. Ранним утром следующего дня в дверь позвонила соседка и попросила мою бабушку посидеть с пятимесячным малышом, потому что автофургон, который развозит молоко по кварталам, второй день не появляется. А малыш у нашей соседки – искусственник, это значит, он питается не материнским молоком, а государственным, то есть, коровьим. Поэтому я прозвал автофургон с молоком «автокоровой». И если эта «автокорова» еще на два дня где-то застрянет, неизвестно, что будет с малютками нашего квартала.

Соседка вручила бабушке малыша, а сама помчалась в универсам за питательными смесями. Малыш, словно почувствовав отсутствие матери, пронзительно запищал, разворошил пеленки, стал извиваться, как червяк, требуя свои двести граммов молока. Всего-то двести граммов! – и малыш успокоится: уснет сладким сном на целых при часа.

Меня прямо бешенство охватило при мысли о водителе этой «автокоровы». Неужели он так не любит малышей? Я поделился с бабушкой своим негодованием. А она мне растолковала, что водитель виноват меньше всего.

«Корни зла надо искать в райпищеторге», – сказала сердито бабушка, ловко запеленав малютку и сунув ему в рот соску.

Тут в моем воспаленном мозгу созрел план действии.

После уроков я выскочил во двор. Октябрята, с нетерпением поджидавшие меня, бросились навстречу.

Я поднял обе руки:

– К сожалению, должен вас огорчить, – озарение на лицах сразу погасло. – Луна-парк на время отменяется.

– Все у вас идет по-дурацки. Даже в Луна-парк по-человечески не сходите… – Этот голос, принадлежавший Бабашкину, доносился откуда-то сверху. Вон он: забрался на старую орешину, чтобы удобнее было следить за одноклассниками. Мы как по команде проигнорировали комментарии Бабашкина. Я отвел ребят в сторону и таинственно произнес:

– Объявляю сигнал «СОС» по спасению малюток нашего квартала. Вам сейчас будет такое задание. Нужно переписать всех новорожденных в домах, где вы проживаете. А я запишу на магнитофон голоса самых отчаянных крикунов.

– А зачем записывать голоса? – не поняла Мамура.

– Нужна яркая иллюстрация к встрече с одной важной птицей, – ответил я, сделав ударение на слове «птицей».

– Птицей?.. – удивилась Сайера. – Что за птица?

– А-а-а, я догадалась, – сказала Нигора. – Мы потом в зоопарк пойдем.

Светлана удивленно пожала плечиками:

– Если встреча у нас с птицей, зачем тогда переписывать новорожденных? К аисту, что ли, идем?

– Растолкуй по-человечески, Вундергай! – тронул меня Гани. – Видишь, девчонки не понимают…

И я рассказал октябрятам о пропавшей «автокорове» и что «корни зла», по совету бабушки, надо искать в райпищеторге. Пришлось, правда, разъяснять, что это такое, но больше вопросов не последовало и мои энергичные помощники живо принялись за дело.

На следующий день после уроков мы собрались, как обычно, на скамейке возле спортплощадки и я ознакомил ребят с разработанным мной сценарием нашего визита.

А через полчаса мы стояли у свежевыкрашенных дверей райпищеторга.

– Ну, октябрята, докажите, что вы смекалистые ребята, – сказал я, поправляя на них воротнички. – Хорошо помните свои рол и?

Ребята закивали головами.

– Тогда стройся парами! – командую я. – Мамура с барабаном идет впереди. Смирно! Шагом марш!

Барабанный гром огласил и оглушил приемную директора. Секретарша от неожиданности резко подскочила. А пожилой мужчина, ожидавший приема у входа в кабинет (видно, какой-то бухгалтер), выпустил из рук пластмассовые счеты и они с треском проехали по скрипучему паркету. Пищевики с большими портфелями и картонными папками в руках уставились на нас с нескрываемым раздражением. Давно, видно, дожидаются своей очереди.

Не давая секретарше опомниться, я уверенно толкнул дверь, обитую темно-вишневым дерматином, и мы под грохот барабана вторглись в просторный кабинет директора.

– Не волнуйтесь, товарищи… – услышал я за спиной виноватый голос секретарши. – Это пришли Назар Базарыча пригласить на встречу с ветеранами.

Я торопливо захлопнул дверь.

Маленький круглый мужчина с бритой головой и толстым носом, на котором сидели очки, сморщился, прикрыв ладонью левое ухо: правое было зажато трубкой.

– Ничего страшною, – объяснил он кому-то на другом конце провода. – Пионеры, говорю, пришли. Видно, с приглашением… Давай минут через десять. Хорошо, хорошо, сам позвоню…

Директор бросил трубку и выжидающе посмотрел на меня.

Я дал отмашку. Барабан смолк. В кабинете воцарилась тишина, но в ушах продолжало звенеть: Мамура постаралась. Дернулась захлопнутая дверь. Это секретарша рвалась со своими извинениями за наше бесцеремонное вторжение. Через секунду она позвонила по внутреннему телефону.

Директор, подняв трубку, бросил ей с легким упреком:

– Успокойтесь. Теперь это уже не имеет значения. – Потом обратился к нам: – Ну, орлята, которые учатся летать, – сказал он словами популярной песни, – выкладывайте, что у вас там. – Директор разглядывал нас в упор и весь вид у него был такой, будто догадался зачем мы пришли. «Знаю, знаю, – говорили его глаза, – сейчас достанете пригласительный билет и будете уговаривать прийти на встречу». Директор озорно подмигнул. – Ну, смелее же, давайте.

– Мы насчет «автокоровы»… то есть развозного молока, – произнес я, с трудом подавив волнение. Мне вдруг стало очень неловко оттого, что приходилось разочаровывать этого добродушного на вид человека.

Но октябрята мои держались непоколебимо.

– У нас грудные дети, – заученно выпалила Мамура, – а молоко куда-то пропало…

– Помогите нам, пожалуйста, Базар Назарыч! – взмолилась Светлана, перепутав имя отчество директора. – Иначе мы не выдержим! – Для убедительности она сложила руки на груди и скорбно глянула на директора.

Его лицо сразу напряглось. Живой огонек в глазах потускнел. Видно было, что в голове его происходила сложная перестройка мыслей. Он отвалился на спинку кресла, мотнул головой и, подхватив сползающие с носа очки, тихо спросил:

– Какое молоко?.. Чьи еще дети?..

– Наши квартальные дети плачут, – со слезинкой в голосе сказала Сайера. – А ваша «автокорова» как сквозь землю провалилась.

– У нас семнадцать грудных детей, – всхлипнула вслед за сестрой Нигора. – Если завтра «автокорова» опять не появится… то наши дети… наши дети… могут надорваться от крика.

– А соседи заболеют от головной боли, – вставил Гани.

– Яснее можно? – сухо сказал директор, пронзив меня неодобрительным взглядом.

Я объяснил:

– Понимаете, в наш двор перестал приезжать автофургон «Молоко». Матери расстроены, а на детской кухне, по их словам, очереди. Надо, чтобы завтра в квартале обязательно появилось молоко.

– Вот теперь мне все ясно, – разулыбался директор. – Молодцы, тимуровцы, проявляете заботу о новом поколении! – И тут же нахмурился: – Только вас это меньше всего касается. Вы лишь сейчас вспомнили о малышах, а мы помним о них постоянно.

– А где же тогда молоко? – ехидно спросила Мамура, поставив барабан на край письменного стола и усевшись в кресло напротив.

– С порошком, видите ли, у нас перебои, – развел директор руками. Не очень-то, видно, ему нравилось оправдываться перед мелюзгой.

– Что вы, что вы! – ужаснулась Сайера. – Наши дети не любят порошков…

– Им бы молока, и побольше, – добавила Нигора.

– Ну, пожалуйста!.. – жалостливо протянула Светлана.

Директор начал выходить из себя:

– Ну, хватит, ребята, разыгрывать комедию. – Он шлепнул пятерней по бумагам. – Ценю вашу инициативу. Но помочь пока не могу. Комбинат план не выполняет, машины пока в ремонте. Дело нескольких дней. О матерях не волнуйтесь, они выкрутятся.

– А если не выкрутятся? – спросил я. Мне не поправилось это словечко, в нем просквозило небрежное отношение к серьезному вопросу.

В этот момент, Гани, забавлявшийся с сувениром «Царь-пушка» на директорском столе, нечаянно направил ее на хозяина.

Директор покосился на «Царь-пушку» и усмехнулся:

– Если вы такие сердобольные, товарищи тимуровцы, – сказал он, – то возьмите и организуйте с утра дежурство на детской кухне, пока я налажу доставку на дом…

– Во-первых, кухня находится за тридевять земель от квартала. А, во-вторых, кто с утра за нас пойдет в школу? – Я перешел в атаку. – Кто уроки приготовит? Вы, товарищ Базаров?

– Надо, чтобы завтра дети получили молоко, – категорически заявила Мамура.

– Если бы нам не досталось, ладно, мы уже сознательные. А малыши, они же кричат, плачут, – солидно заявил Гани.

– Где же я вам его возьму?! – тратя последние капли тер-нения, простонал директор. – Чудаки вы мои. Поймите, что дети плачут, в основном, не оттого, что есть хотят. Это они сил набираются. Ребенок должен плакать. Мне вот, например, очень нравится, когда дети плачут. Я прямо умиляюсь. Это же голоса новой жизни…

Я с готовностью поставил на письменный стол портативный магнитофон.

– Ну, если так, товарищ Базаров, тогда мы вам доставим такое удовольствие.

Кабинет заполнил плач полудюжины новорожденных. Они голосили, надрываясь изо всех сил. Один малыш вдруг закашлялся, и тут внезапно ворвался полный отчаяния женский голос: «Пусть трижды неладно будет этому дяде из райпищеторга! Пусть его замучает бессонница! Не видать бы ему кефира и молока до последних дней!»

У директора задергалась щека. Он умоляюще замахал руками.

Я с готовностью убрал звук, услужливо подал ему телефонную трубку.

Директор стал покорно набирать номер молочного комбината, одновременно разглядывая листок с адресом нашего квартала, который ловко подсунула ему Мамура.

Когда он договорился, я спросил:

– А если завтра не приедут?

Директор схватился за голову:

– Если не приедут, я на себе притащу все бидоны. Это вас устраивает?

– Нет, лучше на автомобиле, – сочувственно ответила Светлана. – Вам же тяжело будет.

– Спасибо вам, товарищ Базаров, за внимание, – сказал я, приложив руку к сердцу.

Тут в кабинет требовательно постучали, и по знаку директора я отпер дверь.

Влетела всполошенная секретарша:

– Господи, что они с вами сделали!.. Назар Базарович! Вы как будто побывали в бою!

– Так оно и есть, – с грустной усмешкой ответил директор. – Только на сей раз не в качестве победителя.

Секретарша уничтожающе посмотрела в мою сторону:

– Неужели нельзя было как-то по-другому?!

– Нельзя было, – вдруг ответил за меня директор. – По-другому у них не вышло бы. Молодцы, тимуровцы. Так держать. – И директор крепко потряс сжатым кулаком. – Учту критику.

Секретарша заботливо подала ему стакан с сердечными каплями, а нам нетерпеливо замахала руками, чтобы мы удалились.

Вышли мы на улицу и сразу увидели на другой стороне Бабашкина. Он сидел верхом на урне и болтал ногами, нахально разглядывая нас.

Мы отвернулись от него и пошли к троллейбусной остановке. Я испытывал сложное чувство: своего мы добились, но какой ценой?.. И звездочка моя притихла отчего-то.

– Ну, ребята, – похвалил я октябрят, – отлично провели операцию. Будет молоко нашим малюткам. – И тут меня осенило: – Ребята, а директор правильный дядя, давайте устроим встречу с ним как с ветераном войны.

Все сразу согласились.

Когда мы дошли до угла, вслед нам раздалось:

– Козлятушки-ребятушки, ваша мать пришла, молока принесла, бе-е-е!

– Кажется, Бабашкин уже подключается к нашей «звездочке», – сказала с горьким вздохом Мамура.